Текст книги "Светочи Свободы"

На следующий день рано утром, как только этот магазин открылся, я привел ее туда, чтобы проверить ее зрение и подобрать ей новые очки. Проверка зрения отняла много времени отчасти потому, что Анна-Мария не говорила по-английски, и частично из-за того, что оптик не мог разобраться с ее показателями. Примерно через полчаса он вышел и сказал:

– Ей надо обратиться к специалистам из офтальмологической клиники. С помощью моего оборудования я не могу разобраться, что именно у нее с глазами. Очевидно, проблема серьезная, но я не могу определить, какая именно. Отведите ее в такую-то офтальмологическую клинику.

Каким бы ни было название этой клиники, я никогда о ней не слышал. Оптик стал объяснять, как туда добраться, но поскольку я не знал Бомбея, я ничего не мог запомнить. И тогда произошло первое в этот день «чудо». Первое из многих.

– Не волнуйтесь, – сказал оптик, – я вас туда отведу.

Он закрыл свой магазин – при этом у него не было помощников, чтобы поддерживать работу магазина в его отсутствие, – и мы отправились в пеший поход по Бомбею. Наверное, нам пришлось пройти больше мили, прежде чем мы добрались до больницы. Оптик привел нас в известное ему отделение глазной хирургии и объяснил врачам, что его приборы были недостаточно профессиональными, чтобы определить, какие именно у Анны-Марии проблемы с глазами. Затем он нас оставил и вернулся в свой магазин. За все годы, что я прожил в Индии, мне приходилось встречаться со многими проявлениями доброжелательности, но тот владелец магазина, закрывший его на два часа и отправившийся в двухмильный поход просто ради того, чтобы нам помочь, до сих пор вызывает у меня восхищение.

Глазами Анны-Марии занялся глазной хирург. Но даже на него произвела впечатление тяжесть их состояния. Он проверил их с помощью разного оборудования, но так же, как и оптик, не смог определить, что же ей назначить.

– Что случилось с этой женщиной? – спросил он. – Как ее глаза дошли до такого состояния?

Я лишь пожал плечами:

– Не имею понятия. Я едва с ней знаком, и она совсем не говорит по-английски.

Мы пошли в другое отделение больницы, где, на мой неискушенный взгляд, находилось, по всей видимости, более сложное оборудование. И уже с помощью этого оборудования врачам, наконец, удалось найти возможность для Анны-Марии видеть текст. Весь этот сложный процесс в достаточной мере разжег наше общее любопытство, и мы попытались с помощью языка жестов и тех нескольких английских слов, которые знала Анна-Мария, выяснить у нее, как могло случиться, что ее глаза дошли до такого весьма своеобразного состояния. После нескольких неудачных попыток она, наконец, поняла, о чем мы ее спрашивали. Выяснилось, что когда-то, живя в Южной Америке, она выпала из окна какого-то здания и упала на лицо. Наблюдая ее поведение и действия в течение двух последних дней, я находил подобное развитие событий вполне вероятным. Не думаю, что, кроме нее, мне еще когда-нибудь встречались люди, которые бы настолько явно притягивали к себе несчастья.

При падении она повредила глаза, и их пришлось зашивать в нескольких местах. В результате такого хирургического вмешательства на глазных яблоках образовались участки, имеющие весьма причудливую кривизну. Этим и объяснялась неспособность оптика понять, какое назначение было ей необходимо. Даже в крупной больнице специалисты потратили почти час на то, чтобы разобраться, что именно ей требовалось.

Мы с глазным хирургом завели разговор, в ходе которого выяснилось, что в Тируваннамалае у нас есть общий знакомый. И, кроме того, оказалось, что он знает многих преданных Бхагавану. В результате, как перед тем и наш оптик, он решил взять нас под свое крыло.

– Куда вы хотите пойти, чтобы заказать такие линзы? – спросил он.

– Наверное, к тому человеку, который привел нас сюда, он был к нам очень отзывчив. Надеясь на его доброту, я бы вернулся к нему и попросил его заняться решением этого вопроса.

– Нет-нет, – сказал хирург, – у него есть только этот маленький магазин. Он не сможет выполнить подобный заказ, поскольку этот заказ слишком сложный. Я отведу вас в самый большой магазин оптики в Бомбее.

Затем он тоже закрыл свой кабинет, и мы отправились в новый поход по Бомбею. Не успели мы переступить порог магазина, в который он нас вел, как сразу же привлекли всеобщее внимание. Наш хирург явно был весьма уважаемой фигурой в сфере офтальмологии.

– Это мои друзья, – объявил он, указывая на нас. – У них заказ на сложные линзы. Пожалуйста, выполните его как можно скорее, поскольку без очков эта женщина ничего не видит. Она практически слепа.

Он передал нас менеджеру магазина и ушел к себе в больницу. Пока менеджер читал назначение, с его лица не сходила широкая, лучезарная улыбка. Затем он положил листок на прилавок и обратился к нам очень извиняющимся тоном:

– Обычно мы храним запасные линзы на любой случай. У нас огромные обороты, поэтому мы можем себе позволить изготавливать и хранить такие линзы, на которые нет срочных покупателей. Рано или поздно их кто-нибудь купит, и люди ценят возможность сразу получить то, что им нужно, без ожидания, когда это будет изготовлено. Но данное назначение представляет собой настолько непредсказуемую комбинацию, что никому и в голову не придет изготавливать и хранить такие линзы. Если бы я сам не увидел это назначение, я не смог бы и предположить, что у кого-то в мире есть глаза, которым соответствуют эти цифры. Нам необходимо будет сделать специальную заявку, на выполнение которой уйдет много времени, поскольку шлифовальщики стекла сейчас бастуют. Но даже если бы они прямо сейчас приступили к работе, наверное, потребовалось бы ожидать несколько недель, пока дойдет очередь до вашего заказа, поскольку их уже ждет большое количество незавершенных заказов. Сожалею, но я не смогу вам помочь, и больше никто в городе не сможет, поскольку это назначение слишком редкое, чтобы кто-нибудь хранил подобные линзы.

Выражение этого извинения заняло около пяти минут. Пока оно продолжалось, один из помощников, явно не знавший английского, взял листок с назначением и пошел на склад проверить наличие указанного типа линз. Это было его работой: забирать назначения с магазинной стойки и находить соответствующие линзы на складе. Как раз когда менеджер произносил свое заключение, его помощник появился с двумя линзами, которые в точности соответствовали числам, указанным в назначении. Менеджер был совершенно ошарашен.

– Это невозможно, – лишь продолжал он повторять. – Никто бы не изготовил и не хранил такие линзы.

Наконец, он нашел рациональное объяснение этому невозможному явлению, которое предполагало, что кто-то, должно быть, очень давно заказал такие линзы и забыл их забрать.

Поскольку мы были объявлены друзьями великого и знаменитого глазного хирурга, – хотя мы были с ним знакомы всего пару часов, – нам сделали приличную скидку, и уже примерно через полтора часа Анна-Мария вышла из магазина в том, что я бы с абсолютной уверенностью назвал единственной на планете Земля парой очков, сквозь линзы которых она действительно могла видеть мир. Чем же это было: чудом, или нам просто повезло с этим на удивление редкостным стечением обстоятельств?

«Я» решило выбрать оптика, который соглашается закрыть магазин и отвести нас к такому из городских глазных хирургов, который интересуется Раманой и который ведет нас, наперекор моим намерениям, в единственный в Бомбее магазин, где для Анны-Марии находятся линзы. Я немного скептик по природе, но, даже на мой придирчивый взгляд, в этом ряду слишком много счастливых обстоятельств, чтобы все это можно было назвать только случайностью.

Лично я верю в то, что, когда вы идете к гуру, сила этого гуру берет на себя заботу обо всех возможных материальных проблемах. Гуру не делает этого сознательно, просто он окружен аурой, которая обо всех этих проблемах заботится. Мы никогда не говорили Махараджу об очках Анны-Марии. Когда в то утро мы отправились за ними, я просто полагал, что с глазами у нее все обстоит вполне нормально, и что часа через полтора или около того нам удастся купить очки, которые вернут ей способность видеть мир.

Однако на этом история не закончилась. Я предупреждал вас, что она будет длинной. В течение примерно недели Анна-Мария бывала у Махараджа ежедневно, хотя, конечно же, не понимала ни слова из того, о чем там говорилось. Там не было никого испаноговорящего. И вот однажды утром она появилась с красными глазами. Я спросил ее, что случилось.

– Я не спала всю ночь, – сказала она на очень ломаном английском, – я молилась о том, чтобы сегодня пришел испанский переводчик. Я хочу кое-что сказать Махараджу, и мне для этого нужен переводчик.

Позже этим же утром, когда в перерыве между окончанием бхаджанов и началом сессии вопросов и ответов мы все сидели в кафе на Гранд Роуд, мы заметили новое иностранное лицо – за рядом стоящим столиком сидела женщина, читавшая «Я есть То». Мы ей представились и затем обнаружили, что – вот так сюрприз! – она была профессиональной испано-английской переводчицей, работавшей в Бомбее, и учение Махараджа ей встретилось лишь недавно. Как это обычно происходило и с другими, она решила прийти к Махараджу, но ее умение переводить срочно понадобилось только этим утром. Конечно же, Анна-Мария была на седьмом небе: переводчик, в мольбах о котором она провела всю ночь, как по волшебству возник за столиком, стоявшим рядом, всего лишь за пятнадцать минут до начала сессии вопросов и ответов.

Мы все вернулись в комнату Махараджа, с любопытством ожидая узнать, что же Анна-Мария хотела ему сказать. Вот приблизительно то, что ей необходимо было сказать через переводчика:

– Когда я жила в Венесуэле, мне приснилась гора и два человека. Вскоре после этого я узнала, что одним из этих двух был Рамакришна, однако я еще долго не знала, кем был другой человек и что это была за гора. Затем в прошлом году я увидела фотографию Раманы Махарши и поняла, что он и был тем другим человеком из сна. Когда я нашла о нем больше информации, то поняла, что приснившейся мне горой была Аруначала. Во сне Рамана Махарши посмотрел на меня совершенно особенным образом и передал мне знание о своем учении. Он сделал это не вербально – он просто смотрел на меня, и в то время, когда он так смотрел, я чувствовала, что он наполняет меня пониманием своего учения, знанием, которое я могу сформулировать очень ясно, несмотря на то, что нами не было произнесено ни одного слова. Я знала, что я должна поехать в Индию, чтобы узнать о нем больше. Я уговорила моего друга привезти меня сюда, даже несмотря на то, что знала, что Раманы Махарши больше нет в живых. Я чувствовала, что у меня здесь есть какое-то дело, что-то заставляло меня приехать сюда. Находясь в Тируваннамалае, я услышала о вас и почувствовала, что должна поехать также и к вам. То же необъяснимое влечение, которое заставило меня приехать в Индию, чтобы узнать о Рамане Махарши, заставило меня приехать и к вам. Это невозможно объяснить, я просто знала, что должна приехать сюда.

Тут Махарадж спросил:

– Какое учение было передано вам во сне? Что говорил Рамана Махарши, когда открывал вам свое учение в тишине?

Анна-Мария около пяти минут говорила на испанском без перевода. Лишь после этого последовал перевод. Мы все сидели совершенно потрясенные: переводчица за пять минут кратко, бегло и точно изложила суть учения Махараджа. Это учение явно принадлежало не Рамане, а Махараджу, и эта женщина великолепно его описала. Думаю, это был один из лучших пятиминутных обзоров этого учения, которые я когда-либо слышал. При этом следует помнить, что все это было сказано женщиной, приехавшей сюда впервые, и у которой до прихода сюда было лишь совсем небольшое представление об учении Махараджа.

Махараджа все это впечатлило в той же степени, что и остальных. Он встал, свел Анну-Марию вниз по лестнице и посвятил ее в мантру своей духовной линии, написав эту мантру своим пальцем на ее языке. Раньше я уже говорил, что он давал мантру всем, кто этого хотел. Обычно он шептал ее в ваше ухо. Но этот случай передачи мантры без предварительной просьбы является единственным, о котором я знаю, и это единственный известный мне пример написания мантры на языке почитателя. Что все это значит? Не представляю совершенно. Я уже давно отказался от попыток догадаться или объяснить, почему гуру поступают так или иначе.

Гарриет: Какая великолепная история! Следовательно, вы хотите сказать, что Махарадж заботился о благополучии своих последователей так же, как и другие великие гуру?

Дэвид: Я бы условно с этим согласился. «Да», потому что это присуще самой природе просветленных существ – у них просто нет выбора, эти вещи происходят вокруг них автоматически. Однако на более поверхностном уровне ответом может быть «нет». Когда люди обращались к Махараджу со своими личными проблемами, он мог разозлиться и заявить, что его это не касается. Он не считал себя тем, кто имеет дело с отдельными личностями, имеющими проблемы. Я был свидетелем нескольких случаев, когда люди приходили к нему и жаловались, что у них украли все деньги или паспорт, и его стандартной реакцией был выговор этим людям за их беспечность. Однажды, к примеру, я сказал ему о том, что я обеспокоен продолжительностью своего сна. На тот момент я был уверен, что мой вопрос является вполне законным духовным вопросом, поскольку я читал у многих учителей о том, что долгий сон – плохой признак.

Он же мне так на это ответил:

– Зачем ты приходишь ко мне со своими медицинскими проблемами? Если ты считаешь это проблемой, сходи к доктору.

И для этого частного случая его совет оказался абсолютно правильным: позже выяснилось, что я страдал обширным поражением анкилостомозом, почти наверняка возникшим в результате того, что я годами ходил в Индии без обуви. Анкилостомы питаются красными кровяными тельцами, и если не принять нужных мер, то они будут съедать их больше, чем организм может произвести. В итоге вы становитесь очень анемичным, что ведет к постоянной усталости и сонливости. Так что в этом конкретном случае то, что выглядело как раздраженный, пренебрежительный ответ, оказалось самой полезной вещью, которую он мог сказать. Я бы сказал, что это Атман в нужный момент вложил правильные слова в его уста, хотя тогда никто из нас даже не представить не мог, до какой степени они были правильными.

Несмотря на то, что в основном он неприязненно реагировал на обращения людей с личными просьбами, я думаю, он полностью отдавал себе отчет в том, что он заботится о благополучии всех своих последователей, даже если это, как правило, не бросалось в глаза.

Гарриет: Опять-таки, не могли бы вы привести этому пример или это просто предположения?

Дэвид: Я помню большого, толстого человека из Мадраса, который приехал к Махараджу с тем, что он называл проблемой:

– Я много лет практиковал джапу и в результате обрел сиддхи: если я очень доволен каким-нибудь человеком, то автоматически с ним происходит что-то хорошее. Я не задумываюсь над этим и ничего для этого не делаю, это происходит просто само по себе. Но если я на кого-нибудь рассержен, происходит противоположное. Что-нибудь очень плохое случается тогда, иногда человек даже умирает. Как мне все это прекратить?

Махарадж ему ответил:

– Все эти сиддхи появились благодаря вашей джапе. Если вы прекратите выполнять джапу, сиддхи уйдут.

– Не думаю, что я смогу это сделать, – сказал тот человек. – Джапа настолько меня захватила, что я полностью лишился свободы выбора. Она продолжается сама по себе, независимо от моего желания.

Махарадж повторил свой совет, но этого человека не интересовало применение его на практике. Он выглядел очень довольным собой, и у меня было чувство, что он пришел сюда лишь с целью продемонстрировать свои достижения. Мои догадки подтвердились, когда он объявил, что теперь он желает отвечать на вопросы присутствующих. Он пришел не затем, чтобы получить совет, а чтобы самому раздавать советы.

Махарадж попросил его уйти и добавил, что если у него действительно есть интерес к его учению, то вечером он может прийти в дом одной его последовательницы, профессора санскрита, делавшей иногда для него переводы, и она ему все объяснит. Ему было сказано больше не возвращаться в эту комнату. Думаю, что Махарадж хотел избавить нас от него, поскольку в нем было что-то странное и угрожающее. Я не большой психолог, но определенно чувствовал неприятную энергию, исходившую от этого человека, что-то такое, что вызывало у меня физическую тошноту. Его действительно окружала аура плохой энергетики. Впоследствии я говорил об этом с другими людьми, и некоторые из них чувствовали то же.

Все это происходило во время утренней сессии. А вечером профессор санскрита пришла на час позже и выглядела очень взволнованной. Махарадж сразу же спросил, что случилось.

– Тот человек из Мадраса пришел ко мне домой, и я не могла от него избавиться. Я сказала ему, что мне пора идти к вам, но он и не думал уходить. Я уже собиралась выгнать его. Наверное, он разозлился на меня, и теперь я могу умереть.

Махарадж, казалось, был разгневан. Он выпятил грудь, словно бойцовый петух, готовящийся к сражению, и очень сердито объявил:

– Никто не может причинить вреда моим последователям. Вы находитесь под моей защитой. Этот человек не навредит вам. Если он появится у вас снова, вышвырните его, когда придет время идти сюда. С вами ничего не случится.

Это был единственный случай, когда я слышал, как Махарадж громко и публично признал то, что он заботится о своих последователях и защищает их.

Махарадж не боялся таких людей. Однажды он рассказывал нам об одном йогине, который пришел в его табачную лавку, чтобы испытать его силу. Этот йогин, по всей вероятности, обладал многими сиддхами и пришел затем, чтобы проверить, может ли Махарадж, который, по слухам, слыл великим человеком, сравниться с ним. Махарадж был как раз занят своими магазинными делами и отклонял все попытки заставить его продемонстрировать свои возможности. Наконец, желая спровоцировать его хоть на что-нибудь, йогин сказал, что наложит на него проклятье и сделает так, чтобы с ним случилось какое-нибудь несчастье.

Махарадж, по-видимому, посмотрел на него с полным равнодушием и сказал:

– Возможно, ты даже способен стащить тысячу солнц с небес на землю, но мне ты ничего не можешь сделать, и меня ты не впечатляешь. А теперь уходи.

Гарриет: А что вы скажете о себе? У вас есть какие-нибудь личные примеры того, как Махарадж присматривал за вами, заботясь о вашем физическом благополучии, равно как и о вашем духовном здоровье?

Дэвид: Со мной не происходило ничего даже отдаленно напоминающего эффектный визит Анны-Марии, но я могу рассказать вам историю об одной поездке к нему. Во время этой поездки произошло несколько событий, которые, на первый взгляд, не имеют отношения к тому, о чем вы спрашиваете, но к концу этой истории вы поймете, к чему все это.

В 1980 году я захотел увидеть Махараджа, но у меня совсем не было денег. Мне не на что было купить билет на поезд, и я не мог себе позволить задержаться в Бомбее дольше, чем на один или два дня. Я принял приглашение провести беседу о Бхагаване на семинаре в Дели с условием, что я смогу вернуться обратно через Бомбей. Мой билет на поезд оплачивали организаторы, так что транспортные расходы меня больше не беспокоили. Мои скудные средства позволяли мне оставаться в Бомбее два дня, и я заказал билеты соответственно. В Индии вы должны бронировать билеты заранее, по меньшей мере за семь-десять дней до поездки, чтобы попасть на нужный вам поезд.

Я выступил в Дели и затем сел на поезд до Бомбея. В электричке, которая в Бомбее ходит от главной станции до Гранд Роуд, у меня украли все деньги, паспорт (который, пока я ждал нового паспорта, на тот момент заменял временный документ, выданный мне для поездок) и билет на обратный поезд. Это была классическая работа. Когда все одновременно стараются протиснуться в вагон, всегда возникает давка. И в этой общей свалке кто-то ухитрился разрезать дно моей сумки и вытащить кошелек. На самом деле, моей первой реакцией было восхищение – настолько чисто и профессионально все было проделано. Длина разреза лишь на полдюйма превышала длину кошелька, и вся эта манипуляция была совершена за те пару секунд, пока я пытался удостовериться, что мне удалось забраться в поезд.

К счастью, билет на эту электричку лежал в кармане моей рубашки. В те дни штраф за безбилетный проезд составлял 10 рупий (около 20 центов в пересчете на американские доллары по тогдашнему курсу), и мне нечем было бы его оплатить, если бы я не смог предъявить билет. Когда я приехал на Гранд Роуд, я был практически без денег. Думаю, на тот момент у меня было чуть больше одной рупии – эта забытая мелочь обнаружилась в одном из карманов моих брюк, – что и составляло все мое земное богатство. Я отправился в 10-й переулок района Кхетвади, где жил Махарадж, и вложил всю свою мелочь в чашку чая и утреннюю газету. Утро было еще очень ранним, и я знал, что должно пройти еще часа два до появления здесь кого-нибудь из моих знакомых. Идти в дом и рассказывать Махараджу о том, что меня обокрали, я не хотел, помня его реакцию в таких ситуациях. Я надеялся занять денег у кого-нибудь из знакомых и найти для ночлега место где-нибудь на полу, поскольку без паспорта в гостиницу меня бы не пустили.

К ожидаемому мною времени появилась Джин Данн, и я рассказал ей о случившемся. Я был хорошо с ней знаком, поскольку до того, как она стала ходить к Махараджу в Бомбее, пару лет она прожила в Раманашраме. Она одолжила мне несколько сотен рупий, которых, по моим расчетам, должно было хватить на два дня проживания в Бомбее и дорогу в Тируваннамалай. Позднее этим утром я планировал сходить на железнодорожную станцию и забрать обратный билет. Однако у Махараджа относительно меня были другие планы.

Кто-то рассказал ему, что я был ограблен в электричке, и я крепился, готовясь к неизбежному выговору. Однако, вместо этого, он был на удивление полон сочувствия. Он поговорил с одним из своих последователей, банковским служащим, и попросил его приютить меня на время моего визита. В результате я оказался в прекрасном доме в очень хорошем районе Бомбея, что весьма отличалось от наполненных клопами дешевых номеров, в которых я обычно останавливался. Позже этим же утром я отправился на железнодорожную станцию за билетом. К моему большому удивлению, мое имя не числилось в списках ни одного из шедших в Мадрас поездов. Тогда еще не было компьютеров, бронирование и продажа билетов регистрировались вручную в соответствующих объемных журналах. Очень вежливый и доброжелательный железнодорожный чиновник (вы не часто таких встретите, если только в Индии вы не связаны с гуру!) целых два часа возился с регистрационными журналами в поисках информации о моем билете. Всего каждый поезд вмещал около 750 пассажиров, и я думаю, что в тот день, когда мне нужно было уезжать, на Мадрас уходило три или четыре поезда. После просмотра более двух тысяч имен он с сожалением констатировал, что у меня нет брони ни в одном из поездов, которые должны уходить в тот день. Тут у меня возникли подозрения, что какая-то сила хочет, чтобы я остался в Бомбее, так как подобные ошибки в железнодорожной системе бронирования слишком редки. За двадцать семь лет моего пользования услугами железной дороги еще никогда не случалось, чтобы я пришел за билетом и узнал, что моей брони не существует. У меня не было другого выбора, кроме покупки нового билета, что я и сделал, поскольку располагал одолженными у Джин деньгами. Следующий поезд со свободным местом шел только через две недели, что значило, что теперь у меня была масса времени для общения с Махараджем.

Приехал я с мизерным количеством денег, рассчитывая лишь на двухдневный визит, а вместо этого, благодаря любезности Махараджа и загадочному случаю в железнодорожной кассе, я получил возможность на две недели остановиться в роскошном доме одного из его последователей.

Я вернулся к Махараджу и узнал, что кто-то уже успел сообщить ему о беседе на тему учения Раманы Махарши, проведенной мною на днях в Дели, о которой я тоже не хотел ему рассказывать. У Махараджа были строгие взгляды относительно непросветленных людей, читающих публичные лекции о просветлении. Я же на самом деле пошел на это только ради возможности увидеться с ним, хотя и догадывался, что он не сочтет это достаточным оправданием.

О том, что он узнал о моем выступлении, мне стало ясно, когда я вошел в его комнату и он окликнул меня, предложив мне выйти вперед. Я вышел и сел лицом к нему на том месте, где обычно сидели люди, задающие вопросы.

– Нет, нет, – сказал он, – садись рядом со мной лицом к людям.

Я упал духом. Я знал, что мне не понравится то, что он задумал.

– Посмотрите на мою маленькую комнату, – начал он, – всего лишь около тридцати человек приходит сюда, чтобы меня слушать. А вот Дэвид недавно провел духовную беседу в Дели. Наверное, сотни людей пришли, чтобы его услышать, значит, несомненно, у него это выходит лучше, чем у меня. Поэтому сегодня Дэвид проведет беседу и с нами.

Это было худшее, что я мог себе представить, когда он меня подзывал. Сделав безуспешную попытку увернуться от его приглашения и поняв, что своих намерений он изменять не собирается, я сделал пятиминутный обзор конспекта, который я читал для делийской аудитории. Его темой было единство между практикой отдачи себя и самоисследованием в учении Бхагавана. Один из переводчиков попросил меня говорить медленнее, чтобы он мог делать синхронный перевод для Махараджа. Пока я говорил, Махарадж очень пристально смотрел на меня. Думаю, он ждал возможности налететь на меня, как только я скажу что-нибудь такое, с чем он будет не согласен. Я дошел до конца обзора, ни разу не будучи перебит каким-нибудь уничтожающим высказыванием Махараджа. Мне казалось, что уже одно только это является весьма весомым достижением.

Когда я закончил, он взглянул на меня и сказал довольно мягким тоном:

– Мне не с чем спорить из того, что ты сказал. Все, что ты сказал, верно.

После чего он снова разгорячился и произнес с большим нажимом и решительностью:

– Но не ходи кругом, рассказывая людям о том, как стать просветленным, пока сам не достигнешь этого состояния. Иначе ты закончишь, как Уолтер Кирс.

Я уже говорил вам, какого он был мнения об Уолтере Кирсе и его учительской деятельности. Мне решительно хотелось избежать подобной участи. Все это случилось двадцать три года назад, и с тех пор я больше не провел ни одной публичной беседы.

Теперь я расскажу о том, каков был конец этой истории. В Тируваннамалай я вернулся с опозданием более чем на две недели. Меня не ждали никакие финансовые поступления, сообщений о том, что мне следует получить от кого-то деньги, также не было, и у меня был долг в несколько сот рупий, который я должен был вернуть Джин. На следующее утро я вышел на работу в библиотеку ашрама и нашел на своем столе оранжевый конверт с моим именем на нем. Я открыл его и обнаружил пачку банкнот. Сосчитав их, я увидел, что сумма точно соответствует той, которая была украдена у меня в Бомбее, – ни рупией больше, ни рупией меньше. Не было никакого упоминания о том, кто положил здесь эти деньги, и никто никогда так и не взял на себя ответственность за это. Насколько я знал, в Тируваннамалае никому не было известно о краже. Сам я никому здесь об этом не говорил, и, кроме того, на тот момент не прошло даже суток со времени моего возвращения в Тируваннамалай.

Думаю, вся эта ситуация была организована силой, присматривающей за делами тех последователей, у которых есть сильная потребность быть с гуру. Эта сила привела меня в Бомбей, украла мои деньги и билет, уничтожила все следы моей брони из железнодорожных журналов, обеспечила меня великолепным жильем более чем на две недели, доставила меня обратно в Тируваннамалай, после чего вернула мне все деньги через анонимного спонсора.

Гарриет: А где вы обычно останавливались, когда приезжали в Бомбей? Как находили себе жилье другие приезжие последователи и где все вы ели и спали? Я спрашиваю об этом, поскольку ведь не было ни ашрама, ни какого-либо другого центра, где могли бы останавливаться преданные Махараджу.

Дэвид: Это зависело от вашей платежеспособности. Бомбей всегда был дорогим городом. Если у вас не было больших средств, ваш выбор был очень ограничен. Некоторые из моих друзей обычно останавливались в буддийском ашраме, но, как следствие, это включало в себя участие в большом количестве ритуалов, что многих из нас не устраивало, поскольку время проведения некоторых из них совпадало со временем сессий у Махараджа. Были и другие дешевые места, которые могли либо далеко находиться, либо так же требовать участия в какой-нибудь деятельности, чего вы предпочли бы избежать, либо вы должны были подчиняться странным и неудобным правилам. Я избегал всех этих мест и всегда останавливался в дешевых номерах, которые находились примерно в 200 ярдах от дома Махараджа в том же переулке. Называлось это место «Пурнима», и многие из нас, кто был ограничен в средствах, в итоге оказывались там. Кажется, двухместный номер стоил там 22 рупии – невероятная цена для Бомбея даже по тем временам. Через две улицы от гостиницы находилось одно заведение, где подавались дешевые обеды для трудящегося в этом районе местного населения. Это было глиняное сооружение, в котором не было ни столов, ни стульев. Но зато вы получали здесь отличный обед: чапати, дал и овощи – за 1,4 рупии. Я не помню, какой тогда был курс, думаю, что около двенадцати рупий за доллар. Так что вы можете теперь оценить эту стоимость.

Когда вы впервые приходили к Махараджу, он обычно интересовался, где вы остановились. Если вы говорили, что в «Пурниме», он знал, что ваши финансы либо ограничены, либо вы их строго экономите. Он явно одобрял тех людей, которые не сорили деньгами и умели хорошо торговаться. Он всю свою жизнь был бизнесменом, знавшим цену каждой рупии, и его порядком раздражали иностранцы, разбрасывающиеся деньгами и позволяющие себя грабить.

Однажды, когда я был у него утром, пришедшие почитатели подносили ему цветы и сладости. Люди приносили цветы для украшения портретов во время гуру-пуджи, проводившейся каждое утро, а некоторые приносили и сладости, которые в конце ритуала раздавались в качестве прасада. В тот раз перед ним стояли три иностранки, держащие цветы со стеблями, которые они надеялись поместить в вазы, находившиеся рядом с местом Махараджа. Он спросил одну из них, сколько она заплатила за свои цветы, и когда она назвала цену, он был шокирован. Он рассердился на нее, сказал, что ее обманули, и отказался от этих цветов. Вторую женщину постигла та же участь. Цветы третьей женщины были приняты, потому что она немного поторговалась, в результате чего цена была снижена до разумного уровня. Так что преданность могла и не быть решающим фактором, когда речь шла о том, будут ли приняты ваши цветы. Лучшим способом достичь помещения ваших цветов в его вазу был яростный торг за цену, которая бы его удовлетворила.