Текст книги "Краткая история. Война Алой и Белой розы"

Период между отставкой Ричарда Йоркского с поста регента в феврале 1456 года и возобновлением конфликта в сентябре 1459-го вполне заслуживает права называться самым темным и неясным во всей истории английского XV века. Однако очевидно, что в то время заметно выросла политическая роль королевы Маргариты Анжуйской, и вокруг нее стали собираться приверженцы Ланкастеров и противники герцога Йоркского. Маргарита родилась в 1430 году. Она была младшей дочерью Рене, герцога Анжуйского и короля Неаполитанского, близкого родича государей Франции. Соответственно, ее брак с Генрихом VI в 1444 году стал важной частью сближения Англии и Франции, достигшего кульминации в форме Турского перемирия, заключенного всего через четыре дня после официальной помолвки.

До 1453 года Маргарита, по всей видимости, играла обычную роль королевы при супруге-короле, выступала посредницей, при этом развивая дружеские связи с герцогом Суффолком и другими видными представителями ближнего круга дома Ланкастеров. Болезнь короля летом 1453 года и рождение первенца Эдуарда, получившего титул принца Уэльского 15 марта 1454 года, изменили сложившееся положение. Срыв баронами в январе 1454 года попытки Маргариты взять на себя регентство (по всей вероятности, из-за ее неспособности обеспечить должный уровень военного руководства) привел к установлению первого регентства Ричарда Йоркского. Вряд ли стоит сомневаться, что с этого момента Маргарита видела в герцоге угрозу династии Ланкастеров в целом и собственному сыну в особенности. Эти страхи лишь усилились из-за гибели в сражении при Сент-Олбансе близкого союзника королевы, герцога Сомерсета, и неуместного вмешательства в английские дела шотландского короля Якова II, в мае 1456 года высказавшегося в поддержку притязаний Ричарда на престол. Современники осознавали значение королевы как оппозиционной силы во время второго регентства Йорка. Выражалось это прежде всего в успешной борьбе с требованиями депутатов общин о возобновлении пожалований, и один наблюдатель высказывался о ней так: «Во многих и неустанных трудах пребывающая женщина, ибо идет на всё, чтобы добиться своего ради намерений своих и утверждения власти» [72]72
  Ibid.


[Закрыть].

К весне 1456 года стремительно испарялась даже та малая толика авторитета, которой еще обладал лично Генрих VI. Хотя правительство само по себе продолжало действовать от имени короля, который до 1460 года по-прежнему подписывал указы и прочие документы, служившие средством управления государством, настоящая власть сосредоточивалась в руках Маргариты, и подданные все больше убеждались в этом. Вскоре после роспуска парламента королева с принцем удалилась в имения в центральных областях, принадлежавшие ей на правах приданого. После этого основным оплотом династии Ланкастеров стали герцогства Татбери, Лестера и Кенилуорта, а город Ковентри превратился в столицу Ланкастеров и их приверженцев. В середине августа Генрих отправился к супруге.

Бертрам Вольф охарактеризовал отъезд в центральные земли как «действия безрассудной и деспотичной королевы» [73]73
  Wolffe. Henry VI. P. 302.


[Закрыть], но ее поступки в равной степени можно рассматривать как стремление удержать остатки власти и авторитета Генриха и защитить интересы династии Ланкастеров от все более агрессивных поползновений герцога Йоркского. Генрих, невзирая на явно усугублявшуюся недееспособность, оставался королем, поэтому особую важность приобретало главенство над ним и советом.

Лето и осень 1456 года стали свидетелями нарастающего страха и распространения разнообразных слухов. Поговаривали, будто в одной схватке погиб виконт Бомон, а граф Уорик был ранен. Творимый слугами и сторонниками Йорка в Уэльсе произвол только оправдывал защитные меры, принимавшиеся двором Ланкастеров. Оборона замка Кенилуорт была усилена, а в декабре лондонскому купцу Джону Джадду поручили закупать и производить оружие и боеприпасы для ведения боевых действий.

Вероятно, в целях дальнейшего упрочения механизмов королевского правительства в Ковентри 7 октября 1456 года был созван Великий совет. Ричард Йоркский и Уорик на нем присутствовали, но ключевые изменения в распределении важнейших руководящих постов показывали, что двух великих магнатов явно отодвигают на обочину процессов принятия решений. 26 сентября хранителем малой печати, главного практического инструмента правления (в первую очередь в области финансов и патронажа), сделался канцлер королевы Лоренс Бут. 5 октября граф Шрусбери сменил виконта Буршье на посту казначея, а еще через шесть дней архиепископ Буршье передал большую государственную печать духовнику короля Уильяму Уэйнфлиту, епископу Винчестера, лично преданному Генриху VI человеку.

Другие перестановки были нацелены на защиту интересов династии Ланкастеров и королевской фамилии. В феврале 1457 года официальное управление родовым имуществом принца Уэльского поступило в ведение вновь созданного совета. В него входили Бут, его брат архиепископ Йорка Роберт, Уэйнфлит, Хамфри Стаффорд, сын и наследник герцога Бакингема, графы Шрусбери и Уилтшир, виконт Бомон, бароны Дадли и Стэнли. Вряд ли стоит сомневаться, что целью создания совета служило расширение власти Ланкастеров за счет герцога Йоркского и его сторонников. Например, в апреле у Йорка были отобраны и пожалованы сводному брату короля Джасперу Тюдору спорные замки Аберистуит и Кармартен.

Самой серьезной проблемой для династии Ланкастеров оставались деньги. Парламент 1455 года не одобрил ассигнования на поставки для нужд королевского двора, и придворным чиновникам пришлось использовать особую прерогативу «заготовок» (реквизиций продовольствия и прочих предметов снабжения по ценам ниже рыночных). Такие шаги, конечно, создавали риск роста протестов среди населения. Возможно, страх перед ними объясняет, почему король по крайней мере треть периода между августом 1456 и июлем 1460 года пользовался гостеприимством церкви.

Обычный общественный финансовый механизм королевства во многом дал сбой именно в эти годы. Двор Ланкастеров словно ушел в себя; объемы правительственных заказов снизились, а финансирование, особенно придворного окружения, чем дальше, тем больше полагалось на собственные ресурсы герцогства Ланкастерского. Наглядным примером такого положения дел служит рост значения Уильяма Гримсби, личного казначея короля и хранителя его драгоценностей, который с осени 1456 до сентября 1457 года, когда Генрих вернулся в Лондон и ближние к нему графства, регулярно ездил между центральными областями и главным казначейством в Вестминстере, привозя наличность для нужд короля. В октябре 1458 года он стал заместителем лорда-казначея Англии. Это показывает, насколько общественные должности подчинялись частным интересам королевской семьи Ланкастеров. Когда в мае 1459 года король возвратился в центральные области, Гримсби стал главным гонцом, курсировавшим между правительством в Вестминстере и двором в Ковентри.

Однако слишком упрощенным представляется вывод, будто власть на тот момент полностью перешла к королеве и группе преданных династии Ланкастеров придворных, выступавших в поддержку Маргариты и ее сына, принца Уэльского. Многие бароны, если не большинство, не примыкали к партиям герцога Йоркского или Ланкастеров. Совет в Вестминстере продолжал регулярные заседания и занимался на них текущими делами, пусть и в меньшем объеме. Похоже, совет особенно последовательно контролировал вопросы отправления правосудия, назначая специальные комиссии по расследованию тех или иных случаев тяжб на местах и пытаясь судить по правде. Граф Солсбери, не принимавший участия в жизни совета с середины 1456 года, вернулся туда в ноябре. Ричард Йоркский тоже играл видную роль в ведении процессов.

В феврале или марте 1457 года в Ковентри состоялась крупная и представительная встреча Великого совета, где были созданы условия для согласованного выпада в адрес баронов Йоркской партии, инициированного лорд-канцлером Уэйнфлитом, по всей вероятности, по желанию королевы. Вместе с тем в конце августа того же года французы устроили набег на кентский порт Сануидж, что затормозило сползание английской аристократии в состояние раскола. Набег совпал с возвращением короля в Лондон и назначением полномочных комиссий по проведению военного набора на территории большинства южных и срединных графств. Затем, как полагает Джон Уоттс, в Вестминстере, вероятнее всего, собрался расширенный совет знати и ведущих церковников, где предпринималась попытка примирения баронов Йоркской партии, с одной стороны, и королевы с родичами убитых в Сент-Олбансе нобилей – с другой [74]74
  J. Watts. Henry VI and the Politics of Kingship. Cambridge: Cambridge University Press, 1996. P. 342–345.


[Закрыть]. В марте 1458 года, в так называемый День любви, процесс достиг кульминации. В ноябре 1457 года семейство Перси уже убедили предоставить его спор с Невиллами на рассмотрение совета, что послужило основанием для другого заседания – 28 февраля 1458 года. Деятельное участие в нем принимали как бароны Йоркской партии, так и их враги, и в этот раз удалось найти некое решение проблемы.

Если большинство участников совета и питало серьезные надежды на перспективы примирения, то вскоре они сильно разочаровались. Одной из причин, как мы увидим, стали неизбывно господствовавшие в умах противников страх и подозрения друг к другу. Именно это руководило действиями вельмож. Но еще большую роль играло одно обстоятельство: как сама договоренность, достигнутая усилиями баронов (и, скорее всего, с подачи короля), так и официальное согласие сторон на церемонии в соборе Святого Павла в День любви, 25 марта 1458 года, высветили сущность противоречий между обоими лагерями – разногласий, носивших сугубо личный и частный характер. Это, в свою очередь, еще больше расшатывало королевское правительство, которое явно не сумело выступить высшим арбитром для сторон, которые изъявляли готовность подчиниться.

Совет фактически возложил всю ответственность за конфликт на герцога Йоркского и его приверженцев, чем в известной мере отменил парламентский отчет 1455 года. Сторонники Ричарда пролили кровь первыми, и решение совета обязывало их возместить ущерб пожертвованиями на часовню с алтарем в Сент-Олбансе в знак покаяния за души погибших. Возмещение получали наследник Сомерсета и вдова Клиффорда, но об ущербе Невиллам от рода Перси за действия в 1453–1454 годах предпочли забыть, пытаясь окончить эту распрю.

Граф Солсбери, похоже, принял вердикт совета, но для герцога Йоркского все выглядело так, будто он напрасно убеждал баронов в справедливости его дела. Его позицию поборника реформ, вышедшего сражаться с предателем Сомерсетом ради общего блага, собрание низвело до обычной склоки аристократов. Церемония Дня любви сама по себе говорит о многом. Солсбери торжественно следовал к собору Святого Павла рука об руку с новым герцогом Сомерсетом, а Ричард Йоркский шагал рядом с королевой Маргаритой. Этот спектакль отчетливо демонстрировал существование двух соперничающих враждующих лагерей и пренебрегал общественной природой жалоб Йорка, представив политический кризис как обычную феодальную усобицу. Соответственно, перед нами – явный триумф королевы Маргариты и приверженцев династии Ланкастеров. Они смогли поддержать законность правления Генриха VI и доказали свою способность разрешать конфликты между королем и наиболее влиятельными подданными. Однако по иронии судьбы это примирение навсегда положило конец любым надеждам на бескровное разрешение кризиса.

С самого возвращения из Ирландии осенью 1450 года одним из постоянных, неизбывных мотивов, определявших решения и действия Ричарда Йоркского, был страх. В первую очередь он уехал из Ирландии, чтобы опровергнуть предположения о неправомерных деяниях, якобы совершенных им там, и развеять слухи о связях с восстанием Джека Кэда. Попытка переворота в Дартфорде два года спустя мотивировалась неспособностью вытеснить герцога Сомерсета из круга доверенных лиц короля и оправданными опасениями, что политический закат приведет Йорка к финансовому крушению, если не к чему-нибудь худшему. Первое регентство и длительный припадок умственного расстройства у Генриха VI позволили Ричарду сыграть достойную, по его представлениям, роль ведущего подданного короны, однако в отсутствие сдерживающей королевской руки враги герцога получили в результате больше оснований жаловаться на него. Когда, однако, Генрих частично вернулся к деятельности, судьба герцога Йоркского оказалась еще крепче привязанной к все более слабеющему монарху с экстравагантным поведением. Причиной нападения на королевскую партию в Сент-Олбансе служило исключительно отчаяние.

Ричард попросту не мог допустить неблагоприятного разрешения противостояния с Сомерсетом, чем угрожал ему Великий совет, готовый собраться в Лестере. Хотя некоторые в то время (и куда чаще – после смерти Йорка) возносили его на пьедестал как поборника реформ и хотя сам он все больше ассоциировал собственные приоритеты с правлением во имя общего блага, именно неудача попыток достичь целей «конституционными» средствами и искренний страх за собственную жизнь заставили его в итоге взяться за оружие и выступить против дома Ланкастеров.

Когда осенью 1456 года король и королева переехали в Ковентри, трудно было отделаться от ощущения их нарастающей враждебности по отношению к герцогу Йоркскому и его союзникам. Даже не ответь сам Ричард сразу насилием, поступки его слуг все равно неминуемо были бы расценены как прямой вызов королевской власти. Самый мрачный случай произошел в Южном Уэльсе. К лету 1456 года сводный брат короля Эдмунд Тюдор, граф Ричмонд, успешно отвоевал несколько ключевых валлийских замков у печально известного разбойника Гриффида-ап-Никласа. Все было бы хорошо, если бы права на два из этих замков, Кармартен и Аберистуит, не принадлежали Йорку. В августе двое вассалов герцога, сэр Уильям Герберт и сэр Уолтер Деверё, собрали войско численностью около 2000 вооруженных человек и захватили обе крепости, а Ричмонда посадили под замок. Обоих нарушителей призвали к ответу перед королем за содеянное, но Герберту удалось улизнуть, и зимой 1456/57 года он попытался поднять людей из пограничных владений герцога Йоркского и Невиллов. Только в июне 1457 года Герберт наконец преда́л себя в руки короля.

Насколько Ричард Йоркский поддерживал действия своих слуг, сказать с точностью нельзя, но события в Южном Уэльсе, несомненно, накалили отношения между баронами Йоркской партии и их соперниками. Ходили слухи, будто обоим – Йорку и молодому герцогу Сомерсету, Генри Бофорту – «зададут трепку» на заседании Великого совета в октябре 1456 года [75]75
  Paston Letters. Vol. 2. P. 168.


[Закрыть]. В ноябре герцоги Эксетер и Сомерсет с графом Шрусбери вроде бы даже пытались перехватить Уорика на пути в Лондон, тогда как в следующем месяце мэру Ковентри пришлось прикладывать усилия для предотвращения прямого нападения Сомерсета на герцога Йоркского. Безусловно, продолжавшееся сопротивление Герберта привело к вызову Ричарда на новое заседание Великого совета в Ковентри в феврале 1457 года.

Хотя свидетельства об этих разбирательствах доступны нам в основном по более позднему акту лишения прав баронов Йоркской партии в парламенте ноября 1459 года, нет оснований сомневаться, будто ранее Великий совет преследовал какие-то иные цели, кроме стремления унизить и покарать герцога Йоркского. Новый канцлер, епископ Уэйнфлит, обвинил Ричарда в создании смертельной опасности для королевства и для персоны государя. Герцог Бакингем и другие бароны обратились к королю с мольбой о вмешательстве и попросили предупредить Йорка и любых других сеньоров, готовых прибегнуть к насилию, о грозившем им «после их отпадения» наказании. Герцог Йоркский и граф Уорик (отец которого, Солсбери, на встрече не присутствовал) поклялись на Евангелии не делать в будущем никаких попыток идти «путем брани» [76]76
  R. Horrox (ed.). Parliament of 1459. Text and Translation // PROME. Item 12.


[Закрыть].

У баронов Йоркской партии не осталось сомнений: их враги при дворе собирают силы и средства для последнего удара. Особенно опасная ситуация складывалась вокруг самого Ричарда Йоркского, поскольку никак не связанные с ним группы людей и отдельные личности продолжали провозглашать его поборником реформ и соперником Генриха VI, претендентом на трон. В мае 1456 года участники нового восстания в Кенте, возглавляемого неким Джоном Перси из Ирита, вновь указывали на Ричарда и на его права на престол как потомка Мортимеров, в то время как провокации Якова II и его наполовину шутовские обещания помочь Ричарду сделаться королем Англии только подливали масла в огонь. В сентябре, когда Йорк находился в Лондоне, кто-то особенно зло пошутил над его политическими амбициями: неизвестные насадили на колья пять собачьих голов перед домом епископа Солсбери, где расположился герцог. В собачьи пасти они засунули записки с одним и тем же текстом, обличающим герцога Йоркского как сына предателя: «Он мерзок всем, и пусть его голова тут будет взамен моей на радость людям» [77]77
  R. H. Robbins (ed.). Historical Poems of the XIV^th and XV^th Centuries. New York: Columbia University Press, 1959. P. 189–190.


[Закрыть].

Бароны Йоркской партии столкнулись с дилеммой: полностью устраниться от процессов правления и покинуть совет, оставив поле боя врагу, или попробовать вновь устроить переворот по образу и подобию удачного демарша в Сент-Олбансе в 1455 году. Хотя Уорик вышел из игры в Англии, отправившись командовать в Кале (откуда развернул кампанию пиратства против иностранных купцов, на радость лондонцам и жителям юго-восточных земель), для герцога Йоркского уход с политической авансцены был немыслим. Он искренне верил, что короля окружают предатели и продажный совет, вынашивавшие планы уничтожить его и ниспровергнуть общественное благо, но его богатство и положение одного из самых могущественных сеньоров в государстве, да и сама возможность держать в повиновении слуг, – всё это требовало от Ричарда занять центральное место в правительстве. Праздность исключалась.

Соответственно, в начале 1458 года герцог Йоркский, Солсбери и Уорик прибыли в Лондон для участия в очередном заседании Великого совета в сопровождении внушительных дружин. Их наличие создавало потенциальную угрозу для остальных (в случае решения взять свое силой), но в то же время служило защитой от вооруженных свит герцогов Сомерсета и Эксетера, а также Перси. Городские власти приложили немало усилий, чтобы развести соперников по разным углам, в том числе отправили на патрулирование улиц Лондона до пятисот солдат. Вместе с тем, как мы уже видели, встреча Великого совета не превратилась в вооруженное столкновение, и, по всей видимости, из уважения к желанию короля в День любви 25 марта состоялось притворное примирение сторон. После этого бароны Йоркской партии остались в столице и ее окрестностях, в то время как королева вновь удалилась в центральные области (сам Генрих бессмысленно мотался между Сент-Олбансом, Виндзором и разными королевскими резиденциями в долине Темзы), но скоро развернулись активные приготовления к действиям против Ричарда Йоркского и его союзников.

Королева возвратилась в Лондон осенью. Приобретение оружия для усиления королевского двора продолжалось, пока корона назначала чиновников на местах, пытаясь обезопасить провинцию перед лицом возможных происков баронов Йоркской партии. В ноябре члены королевского двора едва не прикончили Уорика. Примерно в то время на сторону герцога Йоркского официально перешел граф Солсбери. Он встретился с советниками и вассалами в своей резиденции Миддлэм в Йоркшире. Сошлись на том, что «до́лжно принять всецело партию с нашим благородным князем, герцогом Йоркским» [78]78
  A. J. Pollard. The Northern Retainers of Richard Nevill, Earl of Salisbury // Northern History. 11 (1975–1976). P. 52.


[Закрыть]. Принятое Солсбери в тот момент решение свидетельствует о его вполне оправданной потребности уберечь себя через принадлежность к кругу Йорка и его союзников. Лоренса Бута перевели на важный приход в Дарем после смерти в 1457 году брата Солсбери, епископа Роберта, но других свидетельств каких-то дальнейших попыток подорвать власть Невиллов на севере со стороны короны не отмечается. Вместе с тем выдвижение нового графа Нортумберленда из рода Перси на передовые позиции в советах королевы и намерение учинить насилие как в отношении его сына Уорика, так и герцога Йоркского, убедило Солсбери: чтобы сохранить положение и власть, необходима окончательная победа Йорка.

В мае 1459 года Генрих VI присоединился к королеве Маргарите в срединных графствах. Королевские гонцы помчались в путь, спеша доставить письма к мелкопоместному дворянству с призывом прибыть к государю в Лестер 10 мая, собрав как можно больше вооруженных людей для охраны. Король велел приобрести 3000 дуг для луков, «в разумении против врагов наших, приближающихся отовсюду к нам как с моря, так и на суше» [79]79
  Stevenson J. (ed.). Letters and Papers Illustrative of the Wars of the English in France During the Reign of Henry the Sixth, King of England. London: Rolls Series, 1861–1864. Vol. 2, part 2. P. 511.


[Закрыть].

Все эти приготовления служили прелюдией к очередному заседанию Великого совета в Ковентри, назначенному в следующем месяце. Собрание, на которое не пригласили баронов Йоркской партии и их союзников (к примеру, архиепископа и виконта Буршье, а также епископа Эксетера Невилла), предъявило им обвинения в измене. Трудно не заметить сходство ситуации с событиями 1455 года, только теперь инициативой владели Ланкастеры. Уорик прибыл в Лондон из Кале лишь 20 сентября. Тем временем королеву и ее партию занимали заботы о том, как предотвратить объединение сил баронов из лагеря герцога Йоркского. Сомерсета отправили отслеживать продвижение Уорика на севере, что тот и проделывал на безопасном расстоянии от объекта.

Тем временем другое королевское войско попыталось не дать Солсбери соединиться с герцогом Йоркским у Ладлоу. Граф вырвался из клещей захвата, но 23 сентября еще одно королевское войско численностью около 10 000 человек, возглавляемое престарелым бароном Джеймсом Одли и ярым приверженцем династии Ланкастеров лордом Дадли, перекрыло Солсбери путь у Блор-Хиф, чуть южнее городка Ньюкасл-андер-Лайм. Разыгравшееся сражение продолжалось около четырех часов, и сторонники Йоркской партии в конце концов одержали верх, убив в рукопашной схватке барона Одли. Бой выдался жаркий, и Солсбери не попал в плен к врагу только чудом; двоим его сыновьям повезло меньше – они были заключены в замке Честер.

Солсбери тем временем проследовал далее, к Вустеру, где соединился с герцогом Йоркским. Там вельможи пришли к определенному соглашению, торжественно заключив двусторонний договор, подписанный и скрепленный печатями в кафедральном соборе. Содержание документа, к сожалению, утрачено, но по его условиям оба, как можно предполагать, обязывались содействовать друг другу во всем, если помощь не приведет к нарушению присяги государю. Затем соглашение вместе с их требованиями отправилось к королю с посольством в составе приора Вустерского монастыря и других священников. Статьи требований Йоркской партии повторяли обвинения, лежавшие в основе критики режима Ланкастеров на протяжении последнего десятилетия; Ричард Йоркский и Невиллы метали стрелы в окруживших трон предателей, мешавших правосудию, обкрадывавших корону и не выполнявших распоряжения государя. Рекомендованное «лекарство» не отличалось новизной и выглядело неубедительно: предлагалось отложить в сторону личные обиды и призвать короля снова начать прислушиваться к советам «великих баронов его крови» [80]80
  Griffiths. Reign of King Henry VI. P. 818.


[Закрыть]. После того как Уорик присоединился к отцу и Йорку в Вустере, все трое отправились к опорному пункту герцога в Ладлоу.

Надежды на компромисс не осталось: предложение о королевском помиловании в случае их капитуляции в течение шести суток герцог Йоркский и Уорик отклонили. Прощение не распространялось на Солсбери из-за его причастности к смерти Одли и, таким образом, заведомо было неприемлемо для баронов в свете их недавнего соглашения. Даже допусти они положительный ответ, такой их шаг в известной мере означал бы признание вины. Йоркская партия открыла карты, и все же, невзирая на военные успехи, ее дело встречало слишком мало поддержки со стороны пэров. На пути через графство к Ладлоу компанию баронам составили только двое сыновей Ричарда Йоркского, графы Ратленд и Марч, и бароны Клинтон и Грей Поувис.

9 октября по стране понеслись гонцы с предписаниями о сборе парламента в Ковентри 21 ноября. Ричард Йоркский, Солсбери и Уорик приглашений не получили, и баронам Йоркской партии, вполне вероятно, грозил приговор как изменникам. Спустя три дня королевское войско и дружины герцога Йоркского с товарищами сошлись у Ладфордского моста, перекинутого через реку Тим чуть южнее Ладлоу, где мятежники заняли оборонительные позиции. Участники Йоркской партии стояли лицом к лицу с армией короля, построенной под развернутыми знаменами и включавшей в себя по крайней мере двадцать пэров – членов парламента. Многие этого не выдержали, в том числе наемники из гарнизона Кале под руководством закаленного в боях Эндрю Троллопа, которые перебежали к королю за обещание помилования. Как отмечал хронист, это «привело герцога [Йоркского] в великое опасение, когда узнал он, что иные старые воины перешли от него к королю» [81]81
  Gregory’s Chronicle // J. Gairdner (ed.). The Historical Collections of a Citizen of London in the Fifteenth Century. London: Camden Society, 1876. P. 205.


[Закрыть]. Ричард и его союзники сочли, что осторожность – не худшая составляющая доблести. Бросив войско в поле без командования, они вернулись в Ладлоу, где их пути разделились. Йорк со вторым сыном, графом Ратлендом, бежал в Ирландию, а Солсбери, Уорик и старший сын Йорка, граф Марч, пустились в путь через Девон и острова в Ла-Манше, держа курс на безопасную гавань Кале.

События временного отрезка от битвы на улицах Сент-Олбанса до стояния у Ладфордского моста развивались неспешно. Явных сторонников у обеих партий нашлось, в сущности, немного: герцог Йоркский и так или иначе сочувствующие ему лица – на одной стороне, королева с родичами убитых в 1455 году аристократов – на другой. Даже графы Солсбери и Уорик выступили с оружием против короля только в 1458 году (ранее они сражались лишь со своими врагами из числа знати). Мало кто из прочих баронов демонстрировал желание ввязываться в нечто большее, чем защита позиции Генриха VI как короля. Даже политические союзники Невиллов и герцога Йоркского, такие как герцог Норфолк, барон Бонвилл или виконт Буршье, не изъявляли готовности бросить открытый вызов власти государя. В равной степени, однако, они не жаждали и выходить на поле брани против своих недавних друзей. Умеренная знать вроде герцога Бакингема или графа Эрандела оставалась непреклонно верной королю. Осенью 1459 года они выступили с оружием в руках против баронов из лагеря Йорка только вследствие желания пресечь беспорядки.

Вместе с тем сторонники обеих партий обладали немалым личным могуществом, и ничто не мешало им начать уничтожать друг друга при невмешательстве со стороны короля, пассивность которого делала конфликт неизбежным. Действительно, наиважнейшим фактором при объяснении причин возобновления недружественных действий и в конце концов перехода их в горячую фазу в 1459 году должна считаться неспособность Генриха проявить хоть толику должной монаршей воли в годы после 1455-го. Со своего совершеннолетия в 1437 году король периодически вмешивался в происходящее, иногда с весьма плачевными последствиями, и как-то влиял на политику, но в событиях периода с 1455 по 1459 год он, можно сказать, почти не участвовал. Возможно, единственным исключением следует считать День любви в марте 1458 года, отразивший личное стремление Генриха к примирению баронов. Но этот акт не улучшил, а ухудшил положение – из-за акцента на личных обидах сеньоров, а не на более широких и насущных вопросах конституционного свойства, включая природу и значение королевской власти. Когда парламент собрался в Ковентри в ноябре 1459 года для предания позору баронов Йоркской партии, казалось, что режим Ланкастеров наконец-то вышел из нелегкого противостояния победителем. Пока Лондон колебался, кому отдать предпочтение, а проблема в виде засевших в Кале йоркистов оставалась нерешенной, политически значимые подданные в целом не демонстрировали желание поддерживать герцога Йоркского в его притязаниях на роль борца за общее благо. Но пройдет чуть менее полутора лет – шестнадцать с небольшим месяцев, и цепь ошеломляющих событий приведет к свержению Генриха VI и восхождению на престол графа Марча, Эдуарда IV.