Текст книги "За новыми горизонтами"

Резкая смена курса

В конце декабря 2000 г. Алан узнал, что лед тронулся и NASA в конце концов собирается дать ход экспедиции к Плутону. Но их планы не совсем совпадали с тем, чего ожидал Стерн. Он предполагал, что, если его общественная кампания и давление научного сообщества возымеют эффект, NASA вернется к проекту «Плутон – Койпер экспресс» и начнет с того момента, где он был приостановлен, проведет выбор приборной полезной нагрузки, как это планировалось, и перейдет к назначению даты старта. Но 19 декабря Алану позвонил один знакомый, занимающий небольшую должность в штаб-квартире NASA. Он сказал: «Вы, ребята, победили: мы возобновляем полет к Плутону, но это станет вашим самым ужасным ночным кошмаром». Самым ужасным ночным кошмаром? Что бы это могло значить?

На следующий день Вайлер публично объявил, что, следуя рекомендациям Подкомитета по исследованию Солнечной системы, NASA снова попытается разработать осуществимый проект экспедиции к Плутону, но на этот раз конкурс будет объявлен на весь полет в целом: приборы, космический аппарат, план наземных операций, научные исследования – все. Это будет сделано примерно так, как проводились исследования планет в рамках программы «Дискавери», с помощью новой модели полетов, возглавляемых научным руководителем, которой помог появиться на свет Том Кримигис. Но на этот раз соревнование будет идти за более значительный приз – победителю достанется гораздо более крупная экспедиция, чем любая другая миссия, которую ранее возглавляли исследователи.

Конкурс на полет к Плутону должен был быть открытым для всех желающих принять в нем участие. Таким образом, Лаборатория реактивного движения, которая до сих пор считала, что экспедиция к Плутону принадлежит ей, теперь должна была соревноваться за это право. Победить предстояло проекту, который доказательно описывал экспедицию, отвечающую трем основным критериям: в ней должна была быть вся научная нагрузка, которую Команда научного определения Лунина считала необходимой (то есть без какого– либо урезывания научных целей); она должна была прибыть к Плутону до 2020 г., даже если придется воспользоваться резервным стартовым окном, а также все – от создания проекта до строительства аппарата и предполетных проверок – должно было быть сделано в рамках беспрецедентного бюджета в $750 млн или менее (считая по сегодняшнему курсу и включая разумные финансовые затраты сверх этой суммы на случай непредвиденных обстоятельств). Это последнее условие, возможно, было самым невероятным: бюджет был наполовину меньше той суммы, в которую оценивалась экспедиция «Плутон – Койпер экспресс», и составлял всего 20 % стоимости «Вояджера».

Еще сильнее пугало то, что предложения принимались только до 21 марта, что казалось практически невозможным. Предложения, которые писались для таких экспедиций NASA, часто состояли более чем из тысячи страниц, где приводились детальные описания конструкции, всеобъемлющие научные обоснования, планы организации работ, расписания, бюджеты, биографии членов команды и многое другое. Теперь же авторов просили вместить то, что обычно требовало года или более работы, всего в несколько месяцев и успеть до конечного срока – 21 марта.

В день, когда Вайлер сделал объявление, телефон у Алана звонил дважды: Лаборатория прикладной физики и Лаборатория реактивного движения собрали команды, чтобы участвовать в конкурсе. Алану было всего 43 года, но после всей череды исследований и оценок экспедиций к Плутону в 1990-е гг. он был известен как «мистер Плутон», а также человек, который может эффективно руководить командой. Обе лаборатории хотели, чтобы Стерн возглавил их работу над проектом.

Звонок от Чарльза Элачи, который в то время руководил Лабораторией реактивного движения, раздался всего через час после того, как Вайлер сделал объявление. Алан поговорил с Элачи, но окончательного ответа на его предложение не дал, потому что от Ральфа МакНатта узнал, что вскоре ему позвонит Том Кримигис из Лаборатории прикладной физики.

Алан также понимал, что менее опытная команда Лаборатории прикладной физики будет предполагаемым аутсайдером в любом конкурсе за экспедицию такого масштаба. Тем не менее он с подозрением относился к Лаборатории реактивного движения, которая уже отличилась тем, что раздувала расходы на полет к Плутону, и на самом деле не верил ее обещанию довести экспедицию до конца, уложившись в бюджет и расписание.

Ожидая эти звонки, Алан приготовил пару вопросов, которые собирался задать и Элачи, и Кримигису. Во-первых, он хотел спросить: «Если я буду с вами, то стану ли единственным научным руководителем, работающим над предложением экспедиции к Плутону?» Это было особенно важно, потому что Алан хотел иметь возможность собрать команду первоклассных инженеров и руководителей, чтобы никто из них не решил готовить еще одно предложение по полету к Плутону от того же самого учреждения. Он хотел быть уверенным, что та лаборатория, с которой он пойдет, так сказать, сложит все яйца в одну корзину – чтобы у нее не было способа победить, работая над предложением вне его команды. Второй вопрос Алана был следующим: «Если мы победим, можете ли вы дать в письменном виде обещание, что никогда не бросите проект, что будете сражаться за него до последнего, если экспедиция когда-либо столкнется с финансовыми или политическими проблемами?» Алан:

И Элачи, и Кримигис попросили время на обдумывание моих вопросов и пообещали перезвонить мне на следующий день. Когда перезвонил Элачи, он целых полчаса объяснял мне, почему Лаборатория реактивного движения дает сто очков форы Лаборатории прикладной физики, но никак не может подать только одно предложение по Плутону. Также он подробно рассказал, почему они не могут пообещать бороться против NASA, если проект будет отменен на последующих стадиях. В основном разговор был сведен к тому, чтобы ответить «нет» на оба мои вопроса и в то же время представить в выгодном свете сотрудничество с Лабораторией реактивного движения даже несмотря на то, что внутри нее над предложениями по Плутону будет работать несколько команд с несколькими научными руководителями и что JPL не могла пообещать без всяких условий защищать экспедицию, если позднее с полетом возникнут проблемы. Вскоре после этого перезвонил Кримигис и сказал: «Алан, вы будете нашим единственным научным руководителем, и если мы победим, то никогда не бросим проект. Даю вам свое слово». Я был очень доволен ответом Тома, но, повесив трубку, подумал: «Меня обманули. Лаборатория реактивного движения никогда не поддержит нас по-настоящему, а Лаборатория прикладной физики поддержит, но последняя – явный аутсайдер и, скорее всего, проиграет более сильной и более политически крепкой JPL». Легкого решения не было.

Одной из причин явного отставания Лаборатории прикладной физики было то, что, в отличии от Лаборатории реактивного движения, на счету которой были успешные пролеты двух «Пионеров», двух «Вояджеров» и успешные выходы на орбиты внешних планет «Галилео» и «Кассини», у APL не было абсолютно никакого опыта в организации экспедиций во внешнюю Солнечную систему. Это имело огромное значение из-за большого количества технических и управленческих нюансов, связанных именно с полетами во внешнюю Солнечную систему. Времени на путешествие нужно гораздо больше, чем во внутренней Солнечной системе, поэтому космический аппарат должен быть рассчитан на гораздо больший срок эксплуатации. К тому же существуют сложные проблемы в организации и осуществлении управления аппаратом при такой длительности экспедиции. Чтобы многие годы странствовать в космосе, преодолевая огромное расстояние между внешними планетами, вопросы надежности и защиты аппарата от отказа – его способности автоматически исправлять неисправности – должны решаться на таком же уровне, как и вопросы навигации. Перепады температуры требуют абсолютно точных и надежных теплотехнических конструкций. Также космический аппарат, отправляющийся на такое большое расстояние от Солнца, не может получать энергию от солнечных батарей. Нужен атомный источник питания, что вызывает целый ряд новых трудностей, как технических, так и организационных. Алан:

В тот вечер я долго размышлял над выбором между Лабораторией реактивного движения и Лабораторией прикладной физики, и это решение далось мне непросто. Я знал, что последняя годится для выполнения этой задачи, но передо мной был выбор при отсутствии альтернативы. Работать с Лабораторией прикладной физики было гораздо рискованнее.

Посреди ночи я проснулся и подумал о том, что мне следует присоединиться к APL. Я знал, что должен идти с командой, которая действительно хочет работать с этим проектом и всегда будет его отстаивать, но в то же время осознавал, что на самом деле выбираю более слабого из соперников. К тому же я понимал, что, если сейчас пойду в Лабораторию прикладной физики, Элачи на всю оставшуюся жизнь сделает меня персоной нон грата в Лаборатории реактивного движения. Это несколько охладило мое желание выбрать «физиков», поскольку, если мы проиграем, что, на мой взгляд, вполне могло случиться, то лично для меня последствия этого проигрыша были очень велики. Но если поставить то, что Элачи ответил на мои вопросы, против того, что сказал Кримигис, я все же должен был выбрать физиков из Университета Джонса Хопкинса.

Пока я лежал без сна в темноте, думая о грядущем соревновании, меня все больше и больше захватывала мысль о том, как побить Лабораторию реактивного движения на ее поле. В то утро я пришел на работу очень рано, чтобы позвонить обоим руководителям и сообщить о своем решении. Кримигис был искренне обрадован. Элачи – как громом поражен.

На тропе войны

После того как Алан согласился возглавить команду Лаборатории прикладной физики, выдвигающую свое предложение экспедиции к Плутону на конкурс NASA, они с Томом Кримигисом занялись созданием команды мечты. В качестве менеджера заявки и всего проекта Лаборатория пригласила Тома Кофлина, их самого опытного проектного менеджера космических программ. Также Том был тем самым человеком, который руководил успешной межпланетной экспедицией NEAR и сумел сэкономить $30 млн бюджета. Чтобы провести экспедицию к Плутону через тернистый путь получения одобрения на источник атомной энергии, пригласили Глена Фонтейна, очень уравновешенного человека и блестящего инженера космического отдела Лаборатории прикладной физики. Затем Алан приступил к работе, выбирая, кто из ученых мог бы присоединиться к команде как участник совместного проекта.

В рождественские каникулы 2000 г. Алан был занят подбором научной команды, а также работой с Лабораторией прикладной физики над конструкцией аппарата, рассмотрев десяток общих набросков траектории и проведя сопоставление космических аппаратов, чтобы понять, как спланировать экспедицию. Кроме того, Стерн организовывал совещания команды, чтобы достигнуть соглашения насчет того, как распределить работу по проекту, и решить, какие приборы для исследования Плутона будут на борту аппарата.

Далее наступил период сумасшедшей работы по семь дней в неделю, почти круглые сутки, чтобы детально проработать всю экспедицию и написать предложение толщиной с телефонную книгу, где содержалась вся информация, требовавшаяся NASA.

Все происходило с молниеносной быстротой: решения, для принятия которых в нормальных условиях требовались годы вдумчивого изучения, принимались за несколько дней. Это щекотало нервы, но каждое такое решение имело очень важные последствия: любой перегиб мог привести к тому, что предложение не отвечало бы требованиям по стоимости, расписанию, ограничениям по весу или мощности, а любое сокращение могло дорого стоить в том плане, как группа экспертов оценит их предложение по сравнению с предложениями соперников. Алан чувствовал себя так, как будто балансирует на лезвии ножа между двумя путями, ведущими к поражению, и он знал, что должен создать полностью сбалансированное предложение, которое было бы идеальным и с технической, и с управленческой точки зрения, потому что любое слабое место могло быть использовано для того, чтобы присудить победу более опытным соперникам из Лаборатории реактивного движения.

Работа по созданию, проверке и доведению до идеала всего предложения по экспедиции к Плутону к установленному NASA сроку в марте 2001 г. шла неделю за неделей, выходные за выходными. Но то, что случилось дальше, было просто по Кафке: в начале февраля 2001 г., когда собранный в единое целое черновик предложения прошел первую полную проверку, новая администрация президента Буша выпустила свой первый федеральный бюджет. Мы были шокированы: несмотря на только что объявленный NASA конкурс предложений по полету к Плутону, в этом бюджете финансирование экспедиции к далекой планете равнялось нулю, а полет к Европе получил новый старт! В течение буквально пары дней NASA прервало конкурс предложений по Плутону.

Алан не верил своим глазам. И был в ярости. Он подозревал, что к этому приложила руку Лаборатория реактивного движения, которая благодаря отмене конкурса оказывалась в выигрыше:

Я был так зол, что не мог здраво мыслить, и мне казалось, что во всем этом есть запашок какого-то заговора. Если первым состоится полет к Европе, то Лаборатория реактивного движения гарантированно получит работу, потому что эта экспедиция была просто приписана к ней без всякого конкурса. А это был гораздо более крупный денежный приз, чем победа в конкурсе за Плутон.

Алан предполагал, что Лаборатория реактивного движения втихомолку убедила администрацию Буша более или менее потеснить экспедицию к Плутону в пользу полета к Европе. Также он считал, что JPL имеет и другой интерес в том, чтобы уничтожить проект Плутона, потому что если Лаборатория прикладной физики действительно выиграет конкурс, то всегда будет восприниматься как сильный конкурент в любых других будущих исследованиях внешней Солнечной системы.

Алан тут же позвонил Кримигису. Он вспоминает, как Том сказал что-то вроде: «Ну, вот и пришло время поотрывать кое-кому ноги». Стерн никогда не слышал, чтобы маститый космический исследователь выражался подобным образом. «Господи, – подумал он, – я определенно выбрал правильного парня. Он будет воевать за эту экспедицию!»

Том решил перейти сразу к тяжелой артиллерии, вытащив из рукава политического туза, которого до поры до времени придерживал, – влиятельного сенатора Барбару Микульски от штата Мэриленд, где находилась Лаборатория прикладной физики. Тогда она как раз возглавила Сенатский комитет по ассигнованиям, отвечающий за финансирование исследований космоса. С подачи Тома мадам Микульски написала в NASA резкое письмо, требуя, чтобы агентство возобновило конкурс предложений по экспедиции к Плутону. В этом письме она распекала агентство, напоминая его руководству, что, отменив конкурс, они покусились на власть американского Конгресса решать, стоит ли финансировать полет к Плутону. Микульски утверждала, что они не могут так делать. Поскольку она была главой Сенатского комитета, который определял бюджет, NASA не могло не прислушиваться к мнению Микульски. Агентство снова возобновило конкурс.

Игра продолжалась.

«Чего бы это ни стоило»

Кроме команды Алана в Лаборатории прикладной физики над предложением по экспедиции к Плутону работало еще четыре группы. Две самые внушительные команды были из Лаборатории реактивного движения, ими руководили более опытные и пожилые ученые, оба они были ветеранами проекта «Вояджер» и других легендарных межпланетных полетов. Главой первой команды был Ларри Содерблом, всеми уважаемый специалист по геологии планет из Геологической службы США. Он был ключевой фигурой в изучении ледяных спутников в команде, работающей с камерами «Вояджера», и любимцем высшего руководства Лаборатории реактивного движения. Вторую команду возглавлял Ларри Эспозито, человек с энциклопедическими знаниями в области планетологии, научный руководитель проекта по созданию ультрафиолетового спектрографа, находящегося на борту зонда «Кассини», вышедшего на орбиту Сатурна, и преподаватель планетологии в Университете Колорадо (что означало: Алан вынужден соперничать с одним из бывших преподавателей университета, где он получал постдипломное образование). Алан понимал, что слишком неопытен, чтобы соответствовать достижениям гигантов в своей области; его команда просто должна была подать самое лучшее предложение. Он часто думал о том, что в этом соревновании его команда подобна Давиду, вышедшему на бой с множеством Голиафов.

И тут появилась его приятельница, планетолог Лесли Янг, которая в 1988 г., еще будучи студенткой Массачусетского технологического института, состояла в исследовательской команде, открывшей атмосферу Плутона. К 2001 г. Лесли обзавелась докторской степенью и согласилась поработать с Аланом как постдок.

Лесли стала главным человеком, благодаря которому удалось написать предложение. Очень умная и просто излучающая энтузиазм, она проделала невероятное количество работы и даже сама написала ключевую часть предложения. Дабы предложение заслуживало доверия, NASA требовало, чтобы каждая команда предоставила план пролета, который действительно соответствовал бы всем необходимым наблюдениям при возможностях предлагаемой конструкции аппарата. И было недостаточно просто показать, что стоящие в плане научные приборы имеют правильное разрешение, правильную светочувствительность и все остальные технические параметры для того, чтобы провести наблюдения, соответствующие целям экспедиции или превосходящие их. Также команда должна была продемонстрировать, что конструкция аппарата и предполагаемые характеристики приборов при выбранной траектории пролета могут обеспечить все необходимые наблюдения, заявленные в плане полета, что они подходят друг к другу; доказать, что они могут работать как единое целое, что между включениями проходит достаточно времени, что в каждый отдельно взятый момент времени расходуется не слишком много энергии, что никогда не переполняется память запоминающего устройства, и так далее и тому подобное.

Создание плана пролета напоминало шахматную партию в десяти или более измерениях. Лесли руководила этой разработкой и, делая это, превратилась в эксперта мирового класса по комплексному планированию экспедиций. Вначале Алан несколько сомневался, что такой молодой ученый, как Лесли, сумеет справиться с настолько сложной задачей. Но он разглядел в ней все необходимые качества. А когда Стерн попросил ее подписаться на ночные смены и работу по выходным до окончания срока подачи предложения, Лесли ответила: «Я здесь, чтобы победить, чего бы это ни стоило». Эта фраза «чего бы это ни стоило» стала мантрой Лесли и произвела такое впечатление на Алана, что становилась девизом проекта каждый раз, когда наступали трудные времена.

Работой по предложению в Лаборатории прикладной физики занималось более ста человек. Основную роль играли Салли Боуман, опытный руководитель полета, которая отвечала за разработку управления «Новыми горизонтами» во время десятилетнего путешествия; Крис Херсман, системный инженер и инженер по электрооборудованию который занимался конструкцией «Новых горизонтов» в целом, а также Билл Гибсон из Юго-Западного исследовательского института, их самый опытный менеджер проекта, который выбивался из сил, сводя вместе конструкцию, разработку и проверку всех семи научных приборов по четырем различным корпорациям и университетам с точки зрения их стоимости в рамках бюджета.

Кроме того, чтобы справиться со всеми инженерными и управленческими трудностями и попытаться написать безукоризненное предложение, найти и устранить все технические, управленческие и даже педагогические проблемы, Алан хотел пропустить его через необычно серьезный ряд внутренних проверок «красной команды»[13]13
  Группа, работающая над рассмотрением чернового варианта работы, не участвовавшая в ее подготовке. – Прим. пер.


[Закрыть]. В то время для большинства предложений планировались подобные проверки «красной командой», когда проверочный обзор независимой группы экспертов помогал взглянуть на работу критически и найти в ней слабые места, но Алан хотел иметь три «красные команды», чтобы подняться до высоких стандартов, что могло скомпенсировать недостаток опыта у их команды по сравнению с более искушенными соперниками из Лаборатории реактивного движения. Это было дорого, требовало много времени и даже напоминало какое-то сумасшествие. Лаборатория прикладной физики сопротивлялась из-за большой нагрузки и стоимости этих мероприятий, но Алан настоял на своем. Алан:

Какое-то время я был не слишком популярной личностью в работавшей над предложением команде, поскольку требовал слишком многого – слишком много проверок, слишком много исправлений, слишком много долгих ночей и не менее долгих рабочих уик-эндов. Для меня это было не просто предложение. Оно означало победить или отправиться домой с пустыми руками, пан или пропал, и никакой награды за второе место.