Текст книги "Ночной патруль"

– Она рассказала, что с ней случилось?

– Она не могла говорить. Вообще почти за целый год она не произнесла ни одного слова. И есть тоже не могла. Ее приходилось кормить через трубку. А потом, когда она уже заговорила, она все равно ничего не рассказала, а доктора не велели мне ее расспрашивать. Они сказали, чтобы я оставил все как есть, поскольку она на грани и остается полагаться лишь на время, и что мне нужно быть очень осторожным, чтобы все не началось снова. И еще, они усадили меня и принялись утешать. Говорили, что лучше будет, если я возьму назад свои слова...

– Какие слова?

– Мы были помолвлены.

Кори несколько раз моргнул.

– А ты думал, все это произошло недавно? – спросил Макдермотт.

– Ну, я думал...

– Это было за шесть лет до того, как мы поженились, – сказал Макдермотт. – Тридцать три года назад.

Кори снова заморгал. Он слегка поморщился, потом почувствовал, что дальше будет еще хуже, и взял себя в руки. Он почему-то не мог смотреть на сержанта: стоял, отвернувшись, и ждал.

Он услышал, как Макдермотт спросил:

– Хочешь знать, где это произошло?

Кори, сам не зная почему, медленно кивнул.

– Это случилось здесь, на «Болоте», – пояснил Макдермотт.

Кори медленно повернул голову, и взгляды их встретились.

– И вот что я тебе скажу, – продолжал сержант.

Он все так же валялся на кровати, упираясь локтями. Говорил он тихо:

– Я скажу, почему они сделали это с ней. Не потому, что они были под кайфом или пьяные. Ничего подобного. Это был тщательно продуманный план. Они хотели отомстить мне.

Перед мысленным взором Кори, как на киноэкране, возник Генри Макдермотт в возрасте двадцати двух лет. Макдермотт тогда носил полицейскую форму. Никакого действия не происходило, только изображение юного Макдермотта, новичка-полицейского.

– Все было так, – начал Макдермотт, – я был прикреплен к девятнадцатому участку. Город тогда еще не так разросся. Теперь это тридцать седьмой участок. Значит, меня поставили в ночную смену. Мой участок простирался от Эддисон до Монрос и от Второй улицы до Седьмой. Каждый раз, обходя его, я проходил мимо дома, в котором жил. Я родился и вырос в этом доме, поэтому можешь не говорить мне, что я не знаю здешних мест. Я знаю «Болото», как собственное отражение в зеркале.

Я жил на Пятой. А на Третьей жила та банда мерзавцев. Они называли себя Драконами с Третьей улицы. Возраст – от семнадцати до двадцати с небольшим. Самый гадкий. То есть я хотел сказать, очень опасный возраст. Все владельцы магазинов на Эддисон писались от них в штаны. Драконы с Третьей улицы. Они носили бейсбольные кепки с эмблемой в виде головы дракона. На вопрос, чем они занимаются, отвечали, что они члены атлетического клуба. Как я ни старался, я не мог раздобыть ничего на них. Они действовали организованно и хитро, так что мне было нечего им предъявить. А людей грабили, били, убивали.

В конце концов я придумал. Однажды ночью я выследил одного из членов банды и просто из принципа воспользовался бейсбольной битой. Тот попал в больницу и чуть было не сдох. Но никто не знал, чьих рук это дело. Поэтому все сошло просто замечательно. Точно так, как я и хотел. Переломать им кости в темноте, чтобы они не видели, кто их бьет. Прошла неделя, и еще один гад попал в больницу, потом третий, четвертый. На этом все и закончилось. В ту ночь было не так уж темно, и этот четвертый Дракон, вероятно, увидел, кто его ударил, прежде чем вырубился. Через несколько ночей после этого мне подсунули записку под дверь. Она была на черном картоне и гласила: «Ты сам напросился». И все.

И что они сделали? Они заставили меня ждать. Прошла неделя, потом еще одна, когда меня бросало в пот каждую минуту. Однажды я проходил мимо проулка, и чей-то голос сказал достаточно громко, чтобы я услышал: «Мы не торопимся, Макдермотт». Я бросился в проулок. Но там никого не было. Наверняка этот мерзавец спрятался в каком-нибудь подвале.

Так они держали меня в постоянном ожидании того, что произойдет. Через три недели я уже был готов обратиться за помощью, выложить все как есть капитану полицейского участка. Но если бы я это сделал, у меня отобрали бы значок и мне пришлось бы предстать перед судом за четыре вооруженных нападения. Я не знал, как мне быть. От размышлений я совсем дошел до ручки. И тут, прежде чем я успел принять какое-нибудь решение, Драконы решили все за меня. Но достали они не Макдермотта, а его девушку.

Оба долго молчали.

Потом Кори спросил:

– Ты им отомстил?

Макдермотт туманно улыбнулся с некоторой гордостью.

– Скольких? – осведомился Кори.

– Пятерых, – ответил сержант. – По одному. За несколько лет.

– Насмерть?

Макдермотт кивнул.

– Медленно?

– Очень, – подтвердил Макдермотт. – С кляпом во рту. Я использовал клещи. Когда они теряли сознание, я приводил их в чувство с помощью нюхательной соли. Они умирали медленно, очень медленно.

И снова в голове Кори словно засветился киноэкран, и на нем возник Макдермотт с расстегнутым воротничком и засученными рукавами, держащий клещи. Клещи все в крови. Рядом с ним сидит на стуле человек с кляпом во рту, связанными запястьями и щиколотками. На полу между голыми ногами мужчины лужа крови. И кровь продолжает капать. Глаза мужчины закрыты, а голова бессильно свесилась на одну сторону. Макдермотт берет маленький пузырек с нюхательной солью, и человек приходит в себя. Тогда Макдермотт ласково улыбается и возобновляет свое занятие с клещами.

– Значит, я убрал пятерых, – сказал сержант. – Я поклялся покончить со всеми девятью, но двое из них умерли естественной смертью, а еще один свалился в речку и утонул.

– Это только восемь.

– Один до сих пор жив, – пояснил сержант, и неясная улыбка исчезла с его губ. – Он вперил взгляд в стену напротив кровати. – Вожак, – бросил он. – Вожак Драконов с Третьей улицы.

И тут он повернул голову и посмотрел на Кори.

Его взгляд говорил: "Теперь он уже не носит бейсболку с головой дракона. И место встречи переместилось с Третьей улицы на Вторую. На углу Второй и Эддисон. А точнее, в заднюю комнату в «Забегаловке».

Сержант отвел глаза от Кори Брэдфорда, сел на краю кровати, потом встал, направился к двери, но остановился на пороге. Он медленно повернулся и несколько мгновений смотрел на Кори. В его взгляде явно читалась печаль. После этого дверь за ним закрылась, и Кори остался в комнате один. В него глубоко вонзилась ледяная игла. Высоко на бедре, где-то у паха.

Глава 8

Прошло несколько минут, а Кори Брэдфорд не сдвинулся с места, стоял и смотрел на закрывшуюся дверь. В его глазах было недоумение, словно ему требовалось собрать головоломку из составных частей, ни одна из которых не подходила к другой.

«Брось, – приказал он себе. – Перестань об этом думать, а не то кончишь тем, что вывихнешь себе мозги».

Но головоломка никак не шла у него из головы.

"Тридцать три года, – твердил себе Кори. – Вот уже тридцать три года полицейский по имени Макдермотт из кожи вон лезет, чтобы поймать главаря Драконов с Третьей улицы. И тут из ниоткуда появляется наживка, ты клюешь – и в деле. Тебе вручают удостоверение. Тебе вручают значок. Тебе дают задание. Наживка предназначалась тебе. И только тебе. Тут должна быть какая-то причина...

До причины тебе не доискаться, единственное, что ты знаешь наверняка, – это то, что Макдермотт имеет ко всему этому какое-то отношение. Ты подозреваешь, что между ним и тобой есть какая-то связь, связь, из-за которой ты стоишь тут как истукан...

Ради Бога, слушай! Тебе надо все это бросить. Единственный способ решить эту загадку – не решать ее вовсе. Может, тут и нет ничего и этот лис Макдермотт в муниципалитете – одна шайка со всеми этими драчливыми, чокнутыми, деградировавшими парнями, которых слишком часто били по голове.

Со всеми этими печальными людоедами из «Ночного патруля».

Улица, где стоит их здание, ведет прямо к тюрьме. И единственные вехи на этом пути – могилы.

Вот как в действительности обстоит дело с патрулем, с Макдермоттом. И пускай тебя оставят в покое. Совсем. Ты можешь уйти из полиции и сорваться с крючка. Но если посмотреть с другой стороны, получается, что никакого крючка и нету. Ты – сам по себе, и ты не клюешь ни на какие крючки".

И в этот самый момент он вытащил бумажник и посмотрел на значок.

«Просто смешно!» – сказал он себе и деланно захихикал.

Потом быстро, почти судорожно закрыл бумажник и сунул его назад в карман.

"Давай, – подзадоривал он хитрого обманщика, который хотел только денег и ничего больше. – Давай, тащи это. К западу по Эддисон и к югу по Шестой до Ингерсолл.

До номера шестьсот семнадцать по Ингерсолл-стрит".

Ингерсолл-стрит была чуть больше проулка, слишком узкая, чтобы по ней могли ездить автомобили. Она проходила по самой окраине, дома стояли на границе города и болот. Зеленоватая болотная вода всегда стояла в подвалах домов на Ингерсолл, а на улице в трещинах мостовой пробивалась осока. Испарения с болот превращались в серо-зеленые ленты тумана, которые плавали кругами над крышами домов, временами спускаясь до окон второго этажа. Краски на двухэтажных деревянных развалюхах почти не осталось, ее съели испарения. Основным цветом на Ингерсолл была серая зелень болот.

Когда Кори оказался на Ингерсолл-стрит, стало темнеть.

«Что-то слишком рано, – подумал он. – Сейчас чуть больше семи, а в это время года темнеет около половины девятого».

Тут он посмотрел на небо и увидел, что оно все затянуто тучами, готовыми разразиться дождем. Вдалеке пророкотал гром.

«Сейчас польет как из ведра», – решил Кори, но не побеспокоился прибавить шага.

Когда упали первые капли, он медленно шел по узкому проулку вдоль дома под номером 617.

Не обнесенный забором задний двор был грязным и в некоторых местах порос осокой, но все же выглядел несколько чище и опрятнее других задних дворов.

"Этого и следовало ожидать, – подумал Кори. – С ней всегда так. Ты помнишь, когда вы еще были женаты, она доводила себя до изнеможения – все скребла, мыла, вытирала пыль. И вечно повторяла: «Бедность – еще не причина, чтобы жить в грязи».

Кори стоял на заднем дворе и думал о Лилиан и о том, как все было, когда они жили вместе. Дождь полил сильнее, но он его не чувствовал. Потом хлынул настоящий ливень, и Кори промок до нитки. Он подошел к двери черного хода и постучал костяшками пальцев. Послышались шаги, но дверь не открылась.

– Кто там? – спросила Лилиан.

– Полиция.

Она не узнала его голоса и сказала громко и решительно:

– Вы ошиблись адресом.

– Это номер шестьсот семнадцать?

– Верно.

– Вы миссис Кингсли? Миссис Делберт Кингсли?

– Правильно. И что дальше?

– А дальше откройте дверь. Это полиция.

– Если нет, вы очень пожалеете.

Кори представил, как она стоит с чем-то тяжелым в руке, приготовившись ударить любого болотного кота, который не нашел себе занятия лучше, чем стучать в двери, притворяясь полицейским.

Отворка немного приоткрылась. Лилиан удивленно уставилась на Кори. Для нее это было слишком большой неожиданностью, и на некоторое время она лишилась дара речи. Потом, опомнившись, она решила дать ему понять, что это ничего не значит, что она считает его лишь еще одним болотным бездельником, переусердствовавшим с выпивкой, и, помахав железной сковородой, бросила сквозь зубы:

– Хочешь получить вот этим по голове?

– Успокойся, – проговорил Кори и попытался войти, но Лилиан всем своим весом навалилась на дверь.

Он отступил на шаг и пожал плечами. На какое-то мгновение Лилиан потеряла бдительность, и тут он бросился вперед, рывком распахнул дверь и выхватил у Лилиан сковороду. Она бросилась к плите, чтобы взять другую, но Кори тем временем вытащил бумажник, и, когда она развернулась, замахнувшись сковородой, которая была гораздо больше и тяжелее прежней, он предъявил ей значок.

Лилиан смотрела на значок с разинутым ртом. Потом стала медленно отступать, поставила сковороду на плиту и застыла неподвижно. Кори подошел к ней, чтобы она могла рассмотреть значок получше. Она долго разглядывала его, потом опустилась на стул и уставилась в пол.

Кори подошел к двери и прикрыл ее. Дождевая вода капала с его волос и пиджака. Он вытер лоб и буркнул:

– Здесь несколько мокровато.

Лилиан не двигалась, вперив взгляд в пол.

«Не может поверить, – подумал Кори. – Она не верит, что могли восстановить взяточника. Но кроме значка, она заметила кое-что еще в твоем бумажнике – удостоверение с надписью „Ночной патруль“. Может быть, поэтому ты увидел в ее взгляде нечто напоминающее смущение».

Кори оглядел крошечную кухоньку, аккуратно расставленные стаканы, банки, кастрюльки и сковородки. На плите что-то варилось. Запах показался ему аппетитным, и он вспомнил, что так было и раньше. Ей нравилось готовить. Она действительно была замечательной хозяйкой.

И тогда он посмотрел на ее темно-каштановые волосы, небольшие карие глаза, розово-оливковую кожу лица, которой не требовалось ни румян, ни пудры, и вспомнил, что Лилиан никогда не пользовалась и помадой тоже. Она никогда не накручивала волосы, не тратила ни копейки на крем для лица или духи и вообще на косметику, даже на дезодорант. Только мыло и вода. Она принимала ванну каждый день – и все. Когда подходишь к ней, чувствуешь запах самой Лилиан, а не каких-то модных дешевых духов в вычурной бутылочке.

И еще. Ей нравилось шить. Она сама шила себе платья и ни разу не пользовалась готовыми выкройками, никогда не копировала ничего, что видела в витринах магазинов. Каждое платье было ее собственным изобретением, и ты помнишь, как вы ходили на благотворительный бал полицейских... На ней был вечерний туалет, который она сама себе сшила. Тогда другие женщины просто хотели ее убить.

Да, так все и было. Было и прошло. У тебя была женщина. Я хочу сказать, настоящая женщина, а не заезженная пластинка, или глупая сладкая проститутка, или одна из этих красавиц, от которых, если уж на то пошло, только одна боль в заднице. С ней у тебя было хоть что-то хорошее, и клянусь, когда ты начинаешь думать об этом, ты горюешь, вспоминая...

А как было в постели. То есть в те ночи, когда ты не напивался или, точнее, не слишком напивался. Если посчитать, наберется очень мало таких ночей, когда тебя хватало на то, чтобы по-настоящему познать ее, понять, какое сокровище ты имеешь. И не только ее лицо и тело. Гораздо больше. Я хочу сказать, чувство горячее огня.

Пять лет назад.

Черт побери, целых пять лет ты жил без этой женщины. Пять лет пустоты. Без любви. Пять лет, до вчерашнего вечера, когда ты увидел, как она сидит в забегаловке одна за столиком и пьет пиво. Женщина, которая никогда в рот не брала алкоголя. Она сидела и наливала себе стакан за стаканом, и ты понял, почему она пьет. От усталости, от отчаяния, от тревоги. Ее что-то гнетет.

Ладно, попробуем выяснить что.

Черт побери, ты же не идиот. Ты ведь пришел сюда не для того, чтобы предложить ей помощь. Во-первых, ей твоя помощь не нужна. Во-вторых, ее личные проблемы не имеют никакого отношения к твоим денежным делам. Ты здесь лишь потому, что хочешь заработать толстую пачку банкнот, вот и все.

Кори не мог смотреть на Лилиан.

– У меня есть несколько вопросов, – промямлил он.

– О чем? – Она чуть наклонилась вперед, приняв оборонительную позу.

– О твоем муже.

– И что тебя интересует?

– Он работает?

– А как по-твоему? Конечно, он работает.

– Где?

Она не ответила.

– Где? – повторил Кори. Потом посмотрел на нее и проговорил спокойно и уверенно: – Тебе придется мне ответить. Это касается полиции.

– Возможно.

– Никаких «возможно». Ты видела значок...

– Я не видела ордера на арест.

– Ордера нет, – сказал он. – Я здесь не за тем, чтобы кого-то арестовывать. Или делать обыск. Мне нужна только некоторая информация.

– Получи ее в другом месте. Я не стану с тобой разговаривать.

– Хорошо, – пожал плечами он. – Тогда принеси зонтик.

– Это еще зачем?

– Чтобы не промокнуть.

Лилиан глубоко вздохнула. Губы ее сжались.

Кори снова пожал плечами.

– Вот так-то, – сказал он. – Не хочешь говорить здесь, заговоришь в муниципалитете.

Лилиан заерзала на стуле:

– Скажи мне, – голос ее стал бесцветным, блеск в глазах исчез, – зачем он им понадобился?

– Я не говорил, что он им понадобился. Просто идет расследование. Только и всего.

– Какое расследование?

– Некоторых происшествий в предместье.

Лилиан несколько раз моргнула. Кори взял стул и придвинул его поближе к ней. Потом уселся, откинулся на спинку и спросил:

– Итак, где он работает?

– На кожзаводе Чатворта.

– И чем он там занимается?

– Он грузчик.

– Работает с девяти до пяти?

Лилиан кивнула.

– Сколько он зарабатывает в неделю?

– А что?

– Слушай, я задал вопрос. Отвечай. Сколько?

– Пятьдесят – пятьдесят пять. Иногда шестьдесят.

– За переработку?

– Да, но не часто. В основном получается пятьдесят.

– Пятьдесят в неделю, – буркнул Кори, осматривая крошечную кухню и заглядывая в комнату, служившую гостиной и спальней, с провисшим потолком и потрескавшимися стенами. – И какая здесь квартплата?

– Двадцать девять пятьдесят.

– В год?

– Это не умно, – сказала она. – Даже не смешно.

– Прости.

– Не прощу. Думай, прежде чем говорить!

– Проехали.

Лилиан встала:

– Я скажу тебе, почему мы живем в этой дыре. На пятьдесят – шестьдесят в неделю мы могли бы устроиться и получше, если бы тратили эти деньги только на себя. Но у него есть мать. Она сейчас в реабилитационном центре. Он помогает своим двум сестрам...

– Ладно-ладно.

– ...и экономит на всем. Ходит каждый день на работу пешком, чтобы не платить за проезд. И...

– Хорошо, – оборвал ее Кори. – Опустим подробности...

– Нет, – заявила Лилиан. – Ты хотел знать о нем, я тебе расскажу. Он – порядочный, трудолюбивый человек. И он честно несет свой крест. На прошлой неделе он простудился, ему бы поваляться в постели, а он все равно пошел на работу. Даже не разрешил мне купить лекарство от кашля. Сказал, что оно слишком дорогое, хотя оно стоит меньше доллара в дешевом магазине. А на следующий день он подарил мне вот это. – И она показала на браслет, который был надет на ее руке.

Дешевый браслет, ценой в полтора доллара, отметил Кори. Простая металлическая полоска с незатейливым узором.

– Вышел больной и купил его мне, – продолжала Лилиан. – На день рождения. Ты слышишь, что я говорю? У него была ужасная простуда. Он так кашлял, что его чуть не выворачивало наизнанку. Но вместо лекарства он купил этот браслет. Он помнил, что у меня день рождения, пошел и купил.

– Прямо как в мыльной опере.

– Какой еще опере?

– Ну, в этих многосерийных фильмах. Которые вышибают слезу у женщин.

Лилиан отвернулась:

– Тебе бесполезно рассказывать. Ты слишком далек от реальной жизни.

– Или слишком близок.

Лилиан глубоко вздохнула и уперла руки в боки. Мгновение она стояла спиной к Кори, подняв голову и распрямив гордо плечи. Потом ее руки упали и бессильно повисли по бокам, плечи опустились, словно на них давил какой-то тяжелый груз.

Кори заставил себя подняться со стула и подошел к окну. Он стоял и смотрел на дождь.

– Сколько времени ты замужем за ним? – спросил он.

– Семь месяцев.

– А до этого?

– Ну, мы недолго были знакомы.

– Как недолго?

– Несколько недель, – ответила она.

Окно запотело. Кори вытер его рукой и стал вглядываться в окружающий пейзаж. Ливень стих, и шел медленный, спокойный моросящий дождик, словно пальцы тихо бьют в барабаны.

«Ничего джазового в этом звуке нет, – подумал он. – От этого звука ноет сердце. Он подходит к цвету здешнего неба. Темно-серое небо делает темно-серым все внизу».

И сквозь безотрадный стук дождя он услышал, как Лилиан говорит:

– ...Познакомилась с ним в ресторанчике напротив кожзавода Чатворта. Тогда я там работала. Я сидела у стойки и пила кофе, он усаживается рядом и говорит...

– Опустим это, – бросил Кори. – Я не спрашивал, как вы познакомились.

– Я подумала, что, возможно, тебе это будет небезынтересно.

– Зачем? – буркнул он. – Какая мне разница, где ты познакомилась с ним или как, черт возьми? Я не хочу об этом знать!

– Почему?

Кори не нашелся что ответить. Он продолжал смотреть на дождь.

– Почему? – повторила Лилиан. – Разве ты не за этим пришел? Не для того, чтобы навести справки о нем?

Кори поморщился.

«Попала прямо в точку», – сказал он себе.

Отвернувшись от окна, он хотел было посмотреть на нее, но понял, что не сможет. Не желая показывать своих чувств, Кори напустил на себя беспристрастно-серьезный вид и сказал:

– Я проверяю лишь то, что, по моему мнению, важно.

– Для муниципалитета.

– Верно.

– Для протокола.

– Точно.

– Для официального отчета о расследовании...

– Совершенно верно, – подтвердил он и, оглянувшись на Лилиан, увидел, что она ехидно улыбается.

Ее взгляд просветил его насквозь. Он быстро отвернулся и снова уставился в окно.

И услышал свои слова:

– Хорошо, продолжай.

– Ну, как я уже сказала, мы познакомились, когда я работала на кожзаводе Чатворта...

– Погоди, – прервал он. – Как так получилось, что ты больше там не работаешь?

– Он не захотел, чтобы я работала.

– И на то есть причина?

– Например?

– К примеру, может быть, ты беременна?

– Кто бы спрашивал!

– Я, – сказал он, – я тебя спрашиваю. Ты беременна?

– Нет, – отрезала она и добавила: – Хочешь зафиксировать эти сведения?

– Для чего?

– Для муниципалитета. Для протокола. Для официального отчета о расследовании.

Кори снова поморщился. Потом медленно обернулся и показал ей свою ленивую ухмылку.

– Хочешь, я скажу тебе, почему он не хочет, чтобы ты работала? – буркнул он. – Ему так спокойнее. Всегда лучше, когда жена сидит дома. Ей там самое место.

Лилиан подошла к стулу и тяжело опустилась на него. Ленивая ухмылка слегка поугасла, когда Кори спросил:

– И давно он освободился?

Она не ответила.

– Давно он освободился?

– Чуть больше года.

– За что сидел?

– За убийство. – Она опустила голову, а потом, подняв глаза, добавила: – Но он не виноват...

– Ну конечно!

– Он поклялся мне...

– Естественно!

– Он просто защищался.

– Конечно, конечно, – прожурчал Кори. Потом его голос стал резче. – И каким оружием было совершено убийство?

– Голыми руками. Он никогда не носил при себе оружия. Он не бандит.

Кори издал тихий смешок.

– Черт тебя побери! – процедила Лилиан сквозь зубы. – Я же говорю, он – честный, порядочный...

– Ты действительно так думаешь? – вопрошала его ленивая ухмылка. – Неужели ты и в самом деле так думаешь?

Лилиан хотела было встать со стула, но передумала и осталась сидеть, глядя в пол. Ее глаза говорили: «Не знаю, что и думать». Наконец она собралась с силами и поднялась. Выпустив воздух сквозь сжатые зубы, она проговорила:

– Фабричный рабочий, человек, который кровью и потом добывает каждый пенни, который трудится как проклятый с девяти до пяти на кожзаводе...

– Это днем, – уточнил Кори. А потом, чуть кивнув, спросил: – А что происходит ночью?

Лилиан стояла, тяжело дыша.

– Можешь мне не отвечать, – разрешил Кори. – Да ты и не знаешь ответа. Ты понятия не имеешь, куда он ходит по ночам. И ночь за ночью сидишь тут и размышляешь об этом. Смотришь в пол, в стены и думаешь, думаешь, думаешь.

– Прекрати!

– Ты думаешь, что происходит, смотря на часы. Уже скоро полночь, а его все нет. Потом два часа, три...

– Прекрати!

– В половине четвертого или в четыре он заявляется домой. А ты его ждешь. Ты спрашиваешь, где он был. Скорей всего, ответа ты не получаешь. А если и получаешь, то очень немногословный – например он просто ходил прогуляться или заигрался в домино и потерял счет времени. А может быть, он говорит тебе, что...

– Какое твое дело, что он мне говорит?! Все в порядке.

– Она стоит тут и заявляет, что у нее все в порядке. А потом идет в «Забегаловку», сидит одна и пьет пиво.

– Черт бы тебя подрал! – прошипела Лилиан. – Убирайся! Убирайся отсюда!

Кори подошел к двери и открыл ее. В дом ворвался шум дождя.

– Еще увидимся, – бросил Кори.

Через миг он был уже на заднем дворе и, перешагивая через лужи, шел сквозь дождь к проулку, выходящему на Ингерсолл-стрит.

Кори увидел их в проулке. Их было трое. Казалось, они возникли из ниоткуда. Но он знал, что они поджидали у выхода, пока он пройдет половину пути.

Они подходили медленно. Кори щурился в полутьме, стараясь сквозь завесу дождя разглядеть их лица. Он сказал себе, что не знает этих троих. Он никогда не встречался с ними прежде.

Когда они приблизились, один из них достал револьвер. Он не прицеливался, просто демонстрировал наличие оружия. Кори вздохнул, потом оглянулся. Естественно, с другого конца проулка к нему направлялись еще двое. И у одного из них тоже был револьвер.

«Кажется, ты влип», – сказал Кори себе.

Он поднял руки вверх, показав пустые ладони. Потом развернулся и пошел навстречу тем двоим. Они замерли на месте и ждали, пока он к ним подойдет. Тот, что с пушкой, был высоким и крепким, на вид ему можно было дать лет двадцать пять. Кори никогда раньше его не видел. Тот, что стоял рядом, был черным, тоже высоким, но не таким мощным. Кори внимательно посмотрел на негра и заключил, что и этот тип ему незнаком.

Приближаясь к этим двоим, Кори услышал шаги тех троих, что шли за ним следом. Он не стал торопиться, но слегка прибавил шаг, чтобы иметь чуть побольше времени до того, как подвалит эта троица. Подойдя к поджидавшим его бандитам, он изобразил на лице холодную ярость и набросился на негра.

– Я искал тебя, Крейтон, – рявкнул он.

– Меня зовут вовсе не Крейтон, – отвечал негр.

– Рассказывай!

– Он говорит, что его зовут не Крейтон, – спокойно сказал тот, что держал револьвер, и приподнял оружие так, что дуло оказалось в нескольких дюймах от груди Кори.

Казалось, Кори не заметил пушки. Он криво ухмыльнулся негру и заявил:

– Ты – Крейтон, и нам с тобой нужно поговорить...

Он сделал движение в сторону негра, и тот, что с пушкой, вытянул руку, чтобы оттолкнуть его. Кори увернулся, по-прежнему глядя на негра, делая вид, что весь поглощен навязчивой идеей отомстить человеку по имени Крейтон. Все произошло очень быстро. Трое, подходившие сзади, все еще неспешно двигались вперед и находились на расстоянии около двадцати футов, когда Кори бросился к негру. Тот, что был с револьвером, завопил:

– Что ты делаешь? Ты что, спятил, что ли?

В этот момент Кори развернулся и ударил гангстера кулаком в горло, а свободной рукой сильно выкрутил его руку, держащую револьвер. Бандит издал булькающий звук и выронил револьвер. Негр метнулся к Кори, хотел его схватить, но промахнулся и крикнул тем троим, которые уже бежали к ним:

– Не надо! Не стреляйте!

Стрельбы не было: бандиты боялись, стреляя в Кори, попасть в двух своих. Те вдвоем вцепились в Кори, но он вывернулся и бросился вперед по проулку.

«Нужно бежать к Ингерсолл-стрит, – думал он, – нужно найти другой проулок и добраться по нему до Ингерсолл, пока они не...»

В этот момент он услышал, как среди шума и брани гангстеров чей-то громкий голос возвестил:

– Делайте, как я говорю. Расходимся. Вы двое отправляйтесь на Ингерсолл. Увидите, как он выходит из проулка, – сразу ловите.

«Разумно», – одобрил Кори.

Он перестал думать о Ингерсолл и посмотрел в другую сторону, где начинались болота.

«Туда идти нельзя, – подумал он. – Забредешь в болота, и шансы один к ста, что выберешься оттуда. Ты же знаешь! Ты знаешь эти болота, ясно понимаешь, что там может произойти. Особенно когда стемнеет и ты не будешь разбирать дороги. И еще дождь. Это настоящий дождь, а не легкая изморось. Льет как из ведра, а болота расположены в низине, значит, вся вода из всех сточных канав вместе с водами вышедшей из берегов речки соберется в их скользких топях. Помнишь тот случай несколько лет назад, когда на болотах играли дети и вдруг пошел дождь, который потом превратился в ливень, и стемнело. Несколько дней спустя на поиски выслали специальный отряд. Розыски велись несколько недель, но все без толку. После этого несколько мужчин, которые могли бы вести себя разумнее, чем те детишки, и вели бы, будь они потрезвее, отправились порезвиться. И по какой-то идиотской случайности забрели в эти самые места. Их было, кажется, шестеро или семеро. Но не важно, как ты помнишь, тогда тоже полил дождь, и очередная поисковая партия вышла на розыски, и опять безрезультатно. Судя по этим случаям...»

Тут его размышления были прерваны. Он услышал выстрел и упал в грязь, лицом вниз. Потом повернулся, оглянулся назад и увидел, как трое бандитов бегут по задним дворам. Кори вытащил полицейский револьвер из-под ремня и выстрелил, не целясь, только для того, чтобы дать им понять, что он вооружен. Затем выстрелил снова, и они открыли ответную пальбу. Все трое пальнули в него, а потом рассыпались, чтобы укрыться за мусорными баками или мешками с мусором.

"Похоже, придется тебе выбрать болота, – сказал он себе. – Прорваться к Ингерсолл невозможно. Пробовать двери черных ходов бесполезно: наверняка они заперты. Стоит лишь посмотреть на свет в окнах. Они как будто хотят сказать, что не желают ничего знать. У них свои заботы.

Значит, на болота. Больше идти некуда. Господи Иисусе! Вот влип-то! Ну и каша!"

Кори устало поморщился и помотал головой, лежа ничком в грязи в каких-то тридцати футах от края болот.

Грязь попала ему в рот, и он вытер ее с зубов. Он подумал о тех двоих, что поджидали его на Ингерсолл-стрит.

"Они не будут там стоять и ждать, – сказал он себе. – А что они сделают? Они присоединятся к игре, когда карты будут сданы, а ты станешь прорываться к болотам. Услышат стрельбу и бегом прибегут, чтобы поставить свои два цента. То есть два своих пистолета. Два плюс три будет пять. У тебя на хвосте окажется пять пушек, а ты не кролик. Ты не умеешь бегать быстро по этой топи, жиже и грязи. Тебе придется передвигаться, как ночному гаду ползучему. Точнее, слепому ночному гаду, принимая во внимание, что становится темно хоть глаз выколи.

Ну, может быть, тебе это только на пользу. Пять стволов не могут целиться в то, что не видят. Но ты прекрасно знаешь, они могут целиться в то, что слышат, и, если ты завязнешь в трясине или чавкнешь в одной из этих луж, они тебя услышат и...

Ладно, кончай это нытье. Заткнись, ладно? Будем переживать неприятности по мере их поступления. А пока, то есть я хочу сказать, прямо сейчас, тебе лучше катиться отсюда, и как можно скорее".

Кори вскочил и помчался в направлении болот. При звуке выстрелов его опять потянуло броситься на землю, но он понимал, что на этот раз бандитов ничем не остановить.

«Они жаждут крови. Они вышли на охоту и голодны», – подумал Кори и приказал своим ногам передвигаться быстрее.

У края болот в основном росли осока и низкие кустики. Кори услышал, как совсем рядом с ним просвистела пуля. Хорошо бы эти кустики были повыше, он мог бы спрятаться за ними. Но увы! Он продолжал бежать, уходя все глубже в болота, и услышал, как один из преследователей закричал: