Текст книги "Кровь мага"

12. Военный совет
Гнозис

Гнозис – это божественная сила, дарованная магам, чтобы защищать веру Корову.

Книга Кора

Силы магов исходят от самого Шайтана.

Калиштам, священная книга амтехцев

Гнозис – это инструмент. Нет никаких доказательств ни того, что Кор или какое-либо еще божество повлияли на его открытие, ни того, что некая сверхъестественная сила морально контролирует тех, кто им владеет.

Антонин Мейрос, Ордо Коструо, 711

Форенза, Явон, континент Антиопия

Октен / ноялий 927

9–8 месяцев до Лунного Прилива

Елена видела, как Сэра с каждым днем меняется под грузом ответственности. Она помогала девушке чем могла, однако той приходилось принимать несметное количество решений и справляться с не меньшим числом новых вызовов и кризисных ситуаций.

Борса, вытерев слезы печали, горя и ярости, заменила Тимори мать. Когда Сэре нужно было сконцентрироваться на делах, она заботилась о том, чтобы мальчик был в безопасности и не тосковал. Борса всегда знала, когда маленькому брату Сэры было нужно, чтобы с ним пообщались, обняли его и успокоили. Именно в этом Сэра и нуждалась. Впрочем, успокаивать его становилось все сложнее, ведь вестей из Брохены не было уже несколько недель.

По правилам наследования, Тимори был законным королем, а это означало, что его старшие сестры становились регентами, пока ему не исполнится шестнадцать. Однако для установления законности требовались мечи, а добрая половина нестийской армии осталась в Брохене с Ольфуссом. Паоло Кастеллини было поручено готовить Нести к войне. Он взялся за дело с пламенной решимостью. Паоло приказал покрасить все мишени для стрельбы из лука в цвета Горджо: солдатам такое нравилось.

Благодаря целительному гнозису Елены, Лоренцо быстро оправился. Она была этому рада, но в то же время беспокоилась: вдруг то, через что они прошли вместе, заставит его думать, мол, между ними возникла связь? Она больше не позволяла ему себя целовать, хотя рыцарь не оставлял своих попыток. Елена сама не понимала, почему сопротивляется, тем паче зная, что Гурвон с Ведьей вместе. И все же она не поддавалась соблазну. Воспользоваться чувствами Лоренцо подобным образом было бы неправильно.

По его просьбе Харшал аль-Ассам стал их связным среди джхафийцев. Когда римонские семьи враждовали, джхафийцы обычно с удовольствием наблюдали за сварой, принимая сторону победителей.

– Здесь все по-другому, – доложил он Сэре и, нервно потирая лысый череп, поведал, каким образом можно по-настоящему привлечь джхафийцев на сторону Нести. – Горджо не будут такого ждать. – Горджо терпеть не могли джхафийцев, предпочитая сохранять «чистоту крови», хотя это и лишало членов их семьи возможности избираться королями. – Но за их содействие придется заплатить, – предупредил он. – Если я смогу заручиться для вас поддержкой джхафийцев, они не предоставят ее просто так.

Получив одобрение Сэры, он скрылся в пустыне на следующий же день.

– Давайте узнаем, кто наши друзья, если Брохена стала нам врагом, – сказала Сэра.

Она отправила гонцов не только в Брохену, но еще и в Локтис, Барос и даже Крак-ди-Кондотьори. Курьеров выбирал лично Паоло, а Елена следила за ними гностически, пока расстояние не стало слишком большим. Вскоре начали прибывать беженцы, включая высокопоставленных чиновников Нести. Они рассказывали истории о цареубийстве и вторжении. Нестийские солдаты ранним утром были застигнуты врасплох армией Горджо, о присутствии которой они даже не подозревали. Выживших заковали в цепи и отправили на север работать в шахтах Горджо.

Беженцы подтвердили судьбу короля: Ольфусс Нести был мертв, а Альфредо Горджо прибыл в Брохену в окружении своих солдат и сторонников. Он объявил королевскому двору, что Сэра и Тимори тоже мертвы. Ужасная новость парализовала людей. На данный момент страх удерживал их от мятежа, а присутствие Гурвона Гайла, Ратта Сорделла и других магов эту боязнь лишь усиливало.

Солинда, к общему облегчению, была жива, хотя торговцы говорили, что принцесса публично присягнула на верность новому режиму.

– Она стала шлюхой Горджо, – бормотали они мрачно, рассказывая, как Солинда танцует при дворе с Фернандо Толиди и как красивый рыцарь Горджо выходит из ее спальни каждое утро.

Елена пыталась утешить Сэру.

– Существуют десятки способов соблазнить человека гностическим путем, Сэра, – говорила она. – Ты должна в нее верить.

Однако она видела, как вера девушки в сестру угасает с каждым днем. По закону Солинда тоже была регентом, и Горджо могли использовать ее, чтобы придать своей власти видимость легитимности.

Сэра создала новый регентский совет. В него вошли Елена, Паоло, Харшал аль-Ассам и Лоренцо, назначенный Сэрой новым командиром ее личной стражи. Они заседали в зале совета Крака-ди-Фаради, хотя сквозь стены доносился шум инструментов рабочих, восстанавливавших помещения замка, разрушенного Самиром. Прежде чем войти, Сэра и Елена позволили остальным занять свои места. На щеках Елены отпечатались два кровавых следа от губ. Присутствовавшие поначалу в недоумении уставились на нее, но удивление в их глазах быстро сменилось пониманием.

В зале находились и несколько Нести, бежавших из Брохены после переворота: лысеющий жизнерадостный Пита Роско, мастер над казной; его антипод, вечно кислый мастер над податями Луиджи Джиновизи; граф Пьеро Инвельо, баснословно богатый принц купцов, обладавший немалым жизненным опытом и наделенный талантом трезво мыслить; сир Лука Конти, седовласый рыцарь, представлявший землевладельцев и сумевший вывести из Брохены многих воинов Нести. Синьор Иван Прато, молодой и чрезвычайно интеллектуальный солланский друи, сидел напротив недоверчивого и вздорного говорящего с Богом Акмеда аль-Истана. Они по-прежнему надеялись получить вести от других джхафийцев, из Рибана и Ливиса, однако это зависело от Харшала. Тот выглядел уставшим после важного задания, но довольным.

Для публичных встреч с участием джхафийских женщин амтехцы предусмотрели особую церемонию, назвав ее Семейной Мантрой. Суть ее состояла в том, что все собравшиеся объявлялись семьей перед лицом Ахма, после чего женщинам позволялось открыть лица. Сэра жестом пригласила богослова Акмеда, и после произнесенных им коротких ритуальных речей на джхафийском и римонском языках они с Еленой опустили свои капюшоны. Сэра открыла заседание:

– Милорды, вы все уже слышали новость: мой отец мертв, и его голова выставлена на вражеской пике на стене Брохенского дворца. – Ее голос дрожал от возмущения. – Альфредо Горджо отправился со своими солдатами на юг и занял город. Половину наших солдат убили или взяли в плен. Сотни женщин овдовели, и я слышу их плач день и ночь. Моя сестра стала игрушкой в руках Фернандо Толиди. Женившись на ней, Толиди сможет объявить себя законным регентом.

Граф Инвельо подался вперед:

– Позвольте мне указать на одну деталь, принцесса: если бы вы сами были замужем, даже союз, который Толиди предлагает Солинде, не значил бы ровным счетом ничего. – У Инвельо был сын-юноша, вполне подходивший Сэре в женихи. – Ваш муж стал бы отцом семейства, а значит, и регентом до совершеннолетия Тимори. Если она выйдет замуж, вам тоже следует это сделать. – Он обвел всех собравшихся напыщенным взглядом, сопроводив его изящным жестом. – Семпличе!

– Полагаю, ты бы предложил одного из своих сыновей, Пьеро? – заметил Луиджи Джиновизи, вызвав бурю комментариев со всех сторон.

Сэра подняла руку, призывая к тишине, однако она не воцарилась до тех пор, пока принцесса не хлопнула по столу.

– Господа! Вы можете сколько угодно не соглашаться, но я добьюсь тишины, как ее добился бы мой отец! – Она сверкнула глазами, и собравшиеся стыдливо залепетали извинения. – «Не вступай в брак и в войну в спешке», – процитировала она. – Так говорил мой отец, и так повторю я. Мне не нужно выходить замуж: я старше Солинды, а она еще несовершеннолетняя. Без моего одобрения ее брак является незаконным. А поскольку Альфредо Горджо рассказывает всем, что настоящие Сэра и Тимори Нести мертвы, а мы – самозванцы, мое замужество все равно ни на что не повлияет.

Возражений не последовало.

– Что нам нужно сделать – так это отвоевать Брохену. В Королевском дворце заседают Горджо, и это – перчатка, брошенная нам в лицо. Вот что меня волнует. Мой отец сорвал флаг Доробонов шесть лет назад! Вы хотите, чтобы он взвился вновь?

При мысли об этом собравшиеся гневно ощерились и крепко сжали кулаки.

– Не вступай в брак и в войну в спешке, – повторил говорящий с Богом. – Это слова из Калиштама. Должно быть, ваш отец прочел их там. Я согласен, вам не следует выходить замуж в спешке. Во всяком случае, в такой спешке, чтобы не рассмотреть другие кандидатуры, кроме сына графа Инвельо. Среди джхафийцев много сильных принцев, что дадут вам гораздо больше мечей, чем Инвельо. Слишком долго вы были девственницей, принцесса. Пора вам стать женщиной ради вашего королевства.

Сэра нахмурилась. Ей явно было неуютно оттого, что ее девственность обсуждается так прямо.

– Повторяю, я не стану выходить замуж в спешке – ни за кого, к какому бы народу он ни принадлежал и какую бы веру ни исповедовал. Я не приз, который можно выиграть! Эта встреча посвящена военным решениям военной проблемы. Я понятно выражаюсь?

Ястребиное лицо говорящего с Богом выглядело недовольным, однако Сэра продолжила:

– Сир Лука, каковы наша численность и диспозиция?

Лука подергал себя за бороду.

– Нести содержат постоянную армию численностью примерно в тысячу копий, – доложил он. – Однако при необходимости мы можем выставить в семь раз больше. Народное ополчение Брохены стояло в стороне, когда Горджо нанесли удар. Кто знает, кому они преданы на самом деле. Должно быть, Гайл купил их офицеров до того, как его маги нанесли удар. – Рыцарь сверкнул глазами на Елену. – И тем не менее один из их агентов сидит за нашим столом.

В зале повисла тишина. Елена сердито посмотрела на него в ответ:

– Что вы пытаетесь сказать, сир Лука?

Старый рыцарь не отвел взгляда.

– Ваши «коллеги» убили нашего короля. Ратт Сорделл сидит по правую руку от Альфредо Горджо. Однако вы здесь, среди нас, точно так же, как Сорделл сидел рядом с королем Ольфуссом. – Он указал на нее пальцем. – Вы знали о том, что было запланировано, донна Елена?

Все взгляды устремились на нее. Сделав глубокий вдох, Елена примирительно развела руками.

– Это справедливый вопрос, – сказала она. – В конце концов, я была на окладе у врага. Однако позвольте мне подчеркнуть это слово: была. Я имела не большее представление о том, что должно было произойти, чем любой другой из присутствующих. Я полагала, что мы собирались и дальше здесь оставаться. И клянусь вам всем: я не имела представления о том, что он это совершит.

– Он? – повторил граф Инвельо. – Что за «он»?

Разумеется, Инвельо знал ответ.

– «Он» – это Гурвон Гайл, граф.

– Ваш бывший наниматель? – задал Инвельо риторический вопрос.

– Вы это и так знаете.

– И ваш любовник, – добавил граф.

Среди собравшихся пробежал шепот.

Елена ожидала этих слов, но все равно почувствовала, что краснеет.

– Нет, с этим давно покончено.

– «Давно покончено», да? Когда вы в последний раз возлегли с ним?

– Год назад или даже больше. У него теперь другая – и, откровенно говоря, пусть она подавится лживым мерзавцем.

– Король Ольфусс знал о вашем затруднении?

– Вероятно, раз уж о нем было известно вам, – произнесла Елена сухо. – И все же я не знала об этих нападениях. Но почему вы о них не знали?

– Быть может, потому, что мне никто не шептал о них, лежа на мягкой подушке, – ответил граф. – Да, я знаю, что вы все еще здесь, донна Елена, и знаю, что вы сражались с Самиром Тагвином и убили его, – но откуда нам знать, что он не был фигурой, которой можно было пожертвовать ради исполнения ваших замыслов? Откуда нам знать, что это не уловка, чтобы заручиться еще большим доверием с нашей стороны, а затем вновь нас одурачить? Я считаю, что Гурвон Гайл – коварнейший из людей и подобный замысел был бы вполне в его духе. Каковы гарантии, что ваше присутствие не является частью более масштабного плана?

Он оглядел присутствовавших, и они закивали – кто-то медленнее, кто-то быстрее.

Лицо Сэры вытянулось, и выражение его стало холодным.

– Элла спасла мою жизнь, а еще – жизни Лори и Тими! Я видела, что она сделала! – воскликнула девушка. Лоренцо согласно кивнул. – Это пустая трата времени, граф, – продолжила она. – Я доверяю Элле, а значит, ей должны доверять и вы: чтобы быть с нами, ей пришлось отказаться от всего, что у нее было. Она потеряла свое состояние ради того, чтобы защитить моего брата и меня. Она заслуживает нашего доверия. И мое доверие у нее есть.

Инвельо нахмурился:

– Она и правда отказалась от своего состояния? Если оно в руках у мужчины, который, по ее словам, больше не является ее любовником, то потерянное можно легко вернуть.

Хлопнув ладонью по столу, Елена встала:

– Чудесно. Оставлю вас под защитой оберегов. Если вам понадобится мой совет относительно ваших врагов и их будущих действий, пошлите за мной. Если вы мне не доверяете, сами во всем разбирайтесь. Я служу Сэре и Тими. Остальные могут поступать так, как сочтут нужным.

– Останься! – гаркнула Сэра. – Я решаю, кто приходит сюда и уходит отсюда. Я регент. Ты поклялась служить мне, так что ты приходишь и уходишь по моей воле. – Она обвела всех собравшихся сердитым взглядом, как настоящая дочь своего отца. – Уясните одну вещь: донна Елена – моя доверенная защитница. Без мага невозможно даже сохранить эту встречу в тайне – вспомните, что было первопричиной решения моего отца нанять магов! Без Елены мы могли бы с тем же успехом пригласить Альфредо Горджо к нам присоединиться. – Принцесса посмотрела на Елену. – Прошлой ночью она, в присутствии друи Прато и говорящего с Богом Акмеда, поклялась в верности Нести, принеся высочайшие и священнейшие клятвы перед Солем и Ахмом. Теперь я приказываю ей, как жить и за кого выйти замуж, равно как и могу даровать ей любые богатства, которые захочу. Это понятно? Элла теперь – одна из нас, до самой смерти. – Она указала на кровавые следы от губ на щеках Елены. – Вы желаете, чтобы она поклялась вновь в вашем присутствии?

Опустив глаза, собравшиеся невнятно залепетали и покачали головами. Сэра жестом пригласила Елену сесть в кресло. Встретившись взглядом с Инвельо, она едва заметно ему кивнула. Хорошая работа. Разговор пошел именно так, как и было спланировано заранее: чтобы она смогла им помочь, следовало избавиться от любых сомнений относительно ее преданности, которые могли возникнуть у людей. Ей вспомнился прошлый вечер в часовне: фимиам, нож, рассекающий ей ладони. Моя жизнь теперь принадлежит Нести. Ей было несложно принять такое решение – по правде говоря, она приняла его еще тогда, когда встала на пути у Самира. И все же Елена ощущала почти религиозный восторг, проливая свою кровь в фамильную чашу Нести и глядя, как Сэра сначала окунает в кровь свои губы, а затем касается ими обеих ее щек. Среди римонцев не существовало уз прочнее. Отныне сомневаться в ней было то же самое, что сомневаться в самом Соле.

– Очень хорошо, – сказала Сэра. – Я не желаю больше слышать подобных разговоров. Продолжим! – Она повернула голову к человеку, сидевшему слева от нее. – Харшал, ты говорил с эмирами. Как джхафийцы отреагировали на смерть моего отца?

Харшал кивнул. В его жесте проскользнула легкая нервозность.

– Естественно, они обеспокоены. Они полагают, что Доробоны вернутся, в результате чего Явон займет в шихаде позицию нейтралитета. Их это не радует. Племя Харкун говорит о том, чтобы восстать против римонцев и очистить от них Явон. Кочевники не видят разницы между Нести, Кестриями, Горджо и всеми прочими римонскими домами.

Нести просто взорвались от возмущения.

– До нашего прихода это место было бесплодной пустыней с кучками кочевников, слонявшихся вокруг оазисов, – зарычал Джиновизи. – Здесь не было богатств – не было ничего! Мы разбили оливковые рощи и виноградники! Мы обнаружили месторождения ископаемых и построили шахты! Этот край процветает благодаря тому, что мы трудимся в поте лица!

Римонцы, сидевшие за столом, согласно закивали. Харшал помрачнел.

– При всем уважении, именно такие слова разжигают гнев моего народа. Вы говорите, что до вашего прихода здесь ничего не было, однако каждый город в Джа’афаре существовал за века до вашего прибытия. Ни один из Дом-аль’Ахмов и ни один дворец эмиров не был построен вами. Из ваших богатств джхафийцам мало что достается, хотя наши люди работают в ваших шахтах, на ваших виноградниках и в ваших оливковых рощах. Между нами заключено соглашение, и наша знать вступает в смешанные браки, однако большинство джхафийцев практически не ведет дел с римонцами. Мы – два разных народа, которым довелось жить на одной земле.

Опять раздался шум голосов, но теперь они звучали более примирительно. Сэра вновь хлопнула ладонью по столу, требуя тишины. Она сделала жест в сторону говорящего с Богом, который вяло кивнул ей в знак благодарности за предоставленное слово.

– Я тоже много говорил с моими людьми после службы в Дом-аль’Ахме, – сказал он, поглаживая свою длинную бороду. – Наши люди разделяют вашу скорбь, леди. Мы искренне опечалены и возмущены убийством ваших матери и тети. Они были джхафийками, и их очень любили. Мы помним несправедливое правление Доробонов. Душой мы с вами. Но мы хотим знать две вещи. Что насчет шихада? Ваш отец не принес клятву до своего убийства. И, что более важно, станете ли вы, римонцы, наконец едины с нами, джхафийцами? – Он поднял руку, чтобы его не перебивали. – Да, вы последовали указаниям гуру и стали вступать в смешанные браки, но в таких союзах вы всегда главные. Вы берете знатную джхафийку и превращаете ее в римонку, чтобы она производила на свет тех, кто сможет стать королями. Однако вы остаетесь солланцами, и взятые в жены юные джхафийские девушки должны переходить в вашу веру. Все ваши обычаи – римонские. При необходимости вы посещаете наши религиозные церемонии, но затем бежите к друи, чтобы он очистил вас! Вы следуете заветам гуру лишь на словах.

Не обращая внимания на ворчание собравшихся за столом, он произнес твердо:

– Вы сидите на богатстве, но не делитесь им: бедноты среди римонцев нет, в то время как среди джхафийцев, за исключением правящих семей, нет богачей! Ваши правила позволяют лишь очень немногим джхафийцам голосовать при избрании короля! Вы обращаетесь к джхафийцам за поддержкой, когда ваше положение отчаянное, однако до этого не делаете ровным счетом ничего, чтобы завоевать их поддержку. Потому теперь мы говорим: с чего нам вас поддерживать?

Перебранка вспыхнула вновь, но Сэра решительно хлопнула ладонью по столу и крикнула:

– Силенцио! Силенцио! – Она обвела собравшихся сердитым взглядом. – Господа, вы должны думать, прежде чем говорите. Прекратите бросаться защищать нас по любому поводу. Я попросила говорящего с Богом Акмеда присоединиться к нам, потому что пришло время обсудить вопросы, которые вам не нравится слышать. – Она указала на бюст своего отца. – Одной из любимых пословиц моего отца было «правда – это восприятие». Она означает, что то, во что вы верите, независимо от его истинности, является для вас правдой, уходящей корнями туда, откуда вы пришли, указывающей на то, кем вы являетесь и что вам довелось пережить, на ваш пол, принадлежность к тому или иному народу, вероисповедание, историю. Поэтому, когда говорящий с Богом заявляет, что джхафийцы не любят Нести, не перечьте ему, мол, он не прав и они нас любят! Прислушайтесь к нему и спросите себя: «Почему их правда такова? Что я могу из этого узнать?»

В комнате воцарилась тишина, и Елена поежилась. Казалось, сам Ольфусс Нести говорит из могилы устами своей дочери. Она смотрела на реакцию присутствовавших. Пита Роско, который до сих пор почти не вступал в дискуссию, медленно кивал. Луиджи хмурился. Лоренцо и Харшал обменивались согласными взглядами.

Наконец Роско, задумчиво поглаживая свой толстый подбородок, заговорил:

– Так что же объединило бы Нести с джхафийцами, говорящий с Богом? Какова цена?

Акмед сузил глаза:

– Вы говорите как толстосум, мастер Роско. Вот только я не о деньгах: я говорю о вере и братстве, о равенстве перед законом и Ахмом. Нас уже покупали за золото, однако деньги всегда находят путь обратно в сундуки римонцев. Нам даровали земли, которые и так были нашими, они никогда не принадлежали вам, чтобы вы могли их дарить. Римонские дары всегда имеют свою цену! Закрепить договор между Нести и джхафийцами должно нечто фундаментальное, и, хотя эта инициатива будет идти сверху, она должна достигнуть и простых людей. Пусть Нести примут амтехскую веру, – продолжил он. – Пусть принцесса выйдет замуж за джхафийского принца и родит ему детей амтехской веры. Пусть римонцы поделятся секретами своих виноградников, оливковых рощ и шахт – тем, что делает их такими богатыми! Пусть римонский хлеб накормит джхафийских бедняков. Пусть железо из римонских шахт окажется в оружейных эмиров. Пусть захваченные земли вернутся своим хозяевам или будут куплены по честной цене. И пусть римонцы и джхафийцы присоединятся к нашим братьям в Кеше и очистят земли от неверных. Вот что завоюет сердца джхафийцев и наконец сделает нас единым народом.

Советники Сэры раскрыли рты, однако она упреждающе подняла руку:

– Погодите, господа. Одну минуту. Подумайте над сказанным говорящим с Богом, а затем дайте мне взвешенные, а не эмоциональные ответы.

Глядя на нее, Елена поражалась, кем стала ее нежная маленькая принцесса. Сэра вела себя так, словно была сенатором из древнего Райма, а не юной девушкой. Впрочем, подобная жилка ощущалась в ней всегда – она вечно командовала сестрой и братом и жадно хватала каждое слово отца. Она могла часами спорить с Еленой о несправедливости мира, сидя в башне во время месячных, в окружении свитков с трудами философов, речами римонских сенаторов, описаниями деяний императоров и религиозными трактатами. Думать она умела всегда. Я просто не осознавала, что она может стать лидером. И, бьюсь об заклад, она не захочет отказываться от власти, когда настанет время это сделать…

Минута пролетела, и граф Инвельо поднял руку:

– Предоставить джхафийцам оружие и доспехи мы не сможем ни при каких обстоятельствах. Доходы от шахт являются основой нашего могущества – мы построили их, и мы добываем в них железо. Наши солдаты должны иметь превосходство в экипировке, чтобы компенсировать свою меньшую численность. Это невозможно! Это самоубийство!

Он сверкнул глазами в сторону говорящего с Богом.

– Вера человека идет от сердца, – произнес друи Прато мягко. – Все дети Нести изучают обе религии. И до сих пор предпочитали солланскую веру. Так велит им сердце. – Он улыбнулся, и в этой улыбке читалось едва заметное превосходство. – Я, разумеется, не имею ничего против изучения ими обоих верований, однако им должно быть позволено выбирать самим.

– Не вижу, что еще мы можем сделать, чтобы накормить людей, – сказал Пита Роско, хмурясь. – Мы, Нести, всегда гордились своей щедростью по отношению к бедным. Мы раздаем хлеб, предоставляем воду из наших источников. Если джхафийцы этого не видят…

Он беспомощно пожал плечами.

Следующим взял слово Лоренцо.

– Мы понимаем, что перед своим убийством король решил присоединиться к шихаду. Однако, пока мы не изгоним Горджо из Брохены, мы будем бессильны это сделать, даже если захотим навлечь на себя гнев рондийских легионов и боевых магов. Поэтому, хотя нейтралитет и не устраивает никого из нас, мы должны придерживаться его ради собственной безопасности.

– А наша принцесса отказывается выходить замуж, – заметил граф Инвельо. – Так что, похоже, ни одно из предложений говорящего с Богом невозможно реализовать на практике. – Он оглядел всех собравшихся. – Нужны ли нам джхафийцы для победы?

«Люди Альфредо Горджо превосходят вас числом в десять раз, – подумала Елена. – Готова поспорить, что нужны».

– Типичные римонцы! – изрек говорящий с Богом Акмед. – Вы хотите купить наши души за подачки и даже не пытаетесь этого скрыть! – Он обернулся к Сэре. – Если вам такие условия не подходят, то, возможно, Массимо ди Кестрия сочтет их приемлемыми? Или Стефан ди Аранио в Рибане? – Он начал подниматься со своего места. – Я знал, что это пустая трата времени.

– Прошу, говорящий с Богом, – тут же откликнулась Сэра. – Я не сказала, что отвергаю ваши идеи или что согласна с моими советниками. Будь на то воля Ахма, мы найдем выход из этого тупика.

– Ахм не торгуется, – пробурчал Акмед.

– А вот люди – да, – спокойно ответила Сэра. – Включая женщину, с которой вы сейчас разговариваете. Лично я считаю предложения говорящего с Богом заслуживающими серьезного внимания. Вполне очевидно, что этими идеями нам бросают вызов и высказанные вами опасения совершенно обоснованны. Они – шаг в неизвестность, прыжок веры. Мы всегда относились к джхафийцам как к чужакам, но говорящий с Богом прав: мы живем в одной стране, и потому их озабоченность должна быть услышана, этому следует уделить надлежащее внимание. Поэтому вот что я предлагаю: мы внимательно изучим каждое из предложений и будем искать в них не изъяны, а рациональное зерно. Вы должны сделать это до конца месяца, задаваясь вопросом: «Как можно осуществить ту или иную идею?» Я хочу, чтобы ваш разум был максимально открытым, господа. Мне нужен практичный, позитивный подход. Мы нуждаемся в джхафийцах, а они – в нас.

В прошлом Гурвон Гайл использовал подобный метод в работе со своей командой, а теперь Елена предложила его Сэре. Собравшимся это не понравилось, но они, пусть и с неохотой, все же согласились. Расходясь, они негромко спорили, а в их полемике можно было услышать намеки на готовность взяться за дело.

Сэра тяжело опустилась в свое кресло и внезапно вновь стала выглядеть семнадцатилетней.

– С отцом бы они не спорили, – пробормотала она.

– Тебе просто нужно к этому привыкнуть, Сэра. Людям свойственно спорить – однако споры полезны. Они дают тебе множество мнений на выбор.

– Но они так изматывают! – выдохнула Сэра.

– Ты хорошо справилась. – Елена сжала холодную руку девушки. – Они спорят, но и выказывают тебе уважение.

Сэра слегка подняла подбородок:

– Правда?

Начали приходить обещания поддержки со стороны провинциальных властителей, которые опасались реставрации Доробонов, считавших другие народы людьми второго сорта. Первым на призыв Сэры о помощи откликнулся Массимо ди Кестрия, старший брат Лоренцо. Но, пожалуй, самым важным стал ответ Илана Тамадхи, эмира Рибана – города, представлявшего собой перевалочный пункт, где римонцы никогда массово не селились. Римонским правителем там был лорд Стефан ди Аранио, однако эмир обладал куда большим влиянием. Радикально настроенные джхафийцы считали его прислужником римонцев, тогда как те в большинстве своем видели в нем джхафийского смутьяна. Прибыв во главе внушительного контингента джхафийских воинов, он разбил огромный лагерь со стоянкой для верблюдов у стен Форензы.

Также Илан Тамадхи привез весть, которую все в той или иной мере ожидали.

– У меня есть новости о вашей сестре, принцессе Солинде, – сказал он извиняющимся тоном Сэре, вышедшей поприветствовать его на ступени дворца. – Она должна выйти замуж за Фернандо Толиди. Об этом было объявлено в Брохенском соборе.

Сэра понурила голову.

– Была ли она похожа на девушку, вступающую в брак против своей воли? – спросила она так тихо, что стоявшая у нее за спиной Елена едва расслышала.

– Мне жаль, принцесса, но она, судя по всему, выходит замуж охотно. Альфредо утверждает, что после женитьбы у Толиди появится законное право претендовать на Форензу. Он говорит, что после свадьбы они выступят на Форензу, чтобы забрать то, что принадлежит им.

Как только они остались наедине, Сэра, к вящему удивлению Елены, обвила ее руками и разрыдалась.

– Они перебьют нас всех, Элла! Тими, меня, тебя – всех нас! Они перебьют всех нас!

Она прижималась к Елене, как маленький ребенок.

«Она держала все свои страхи внутри себя… Я забыла, что она еще всего лишь девочка, – размышляла Елена, поглаживая Сэру. – Борса справится с этим лучше меня».

– С нами все будет в порядке, Сэра, – прошептала она. – На следующей неделе вновь соберется Регентский совет. Мы найдем способ победить.

– А что, если его нет? – шепотом спросила Сэра.

Да, Елена, что тогда?

Елена лежала на кровати в своей крошечной комнатке рядом с детской. Ее освещал лишь небольшой светильник рядом с кроватью. Опустив свои обереги, Елена взяла маленький кусочек мокрой глины, служивший каналом для Гурвона, мага стихии земли, позволявшим ему сфокусироваться на ней. Это было рискованно, ведь Гурвон более могущественный маг, чем она сама, и мог причинить ей серьезный вред, если она не проявит осторожность. Однако Елена была не из тех, кого останавливал риск.

У куска глины появились глаза и рот.

– Елена.

Голос звучал у нее в разуме, а не в ушах, несмотря на движения губ у куска глины.

– Гурвон. Где ты?

Послышалось слабое эхо. Это означало, что он был далеко.

– Не скажу. Ты?

– В Палласе, трахаюсь с императором.

Ни намека на смех.

– Во имя Кора, Елена, что ты творишь?

– Поступаю так, как подсказывает мне совесть. Как ты мог вообразить, что я просто отойду в сторонку и позволю тебе убить детей, которых я защищала все эти годы?

– Совесть? – произнес он презрительно. – Что бы ты ни называла совестью, это всегда лежало в твоем кошельке.

– Я нашла кое-что, что для меня дороже денег, Гурвон. Тебе не понять.

Глиняные губы сжались.

– Ты хотя бы знаешь, как мы богаты? Мы богаче королей, Элла! Мы готовы зажить жизнью, о которой всегда мечтали. Помнишь то поместье у озера, в котором мы собирались вместе состариться?

– Втроем с Ведьей, Гурвон?

– Только с тобой, Элла. Между мной и Ведьей никогда ничего не было.

– Я не дура, Гурвон.

– Ты любишь меня, Элла. Ты сама мне это сказала.

– А ты рассмеялся!

– Елена Анборн влюбилась? Я подумал, что ты шутишь. Но это было правдой, не так ли?

– А ты-то что знаешь о любви?

Глиняное лицо скривилось.

– Туше. Ты положила меня на лопатки. Но нет сомнений в том, кто из нас в лучшем положении, не так ли? У меня все деньги, а у тебя нет ничего, кроме смертного приговора!

– У тебя есть что сказать по делу, Гурвон? Если нет, я просто прерву связь…

– Нет, подожди! У меня для тебя кое-что есть: последнее предложение. Уйди с дороги, Элла. Уезжай в Гебусалим, а я отправлю тебе туда все твои деньги до последнего фенника. Империя помилует тебя, и ты сможешь жить как свободная женщина. Ты можешь отправиться в любую точку Урта, кроме Явона. Ты выйдешь из игры.