Текст книги "Череп колдуна"

13

Дорога, теперь уже больше напоминавшая тропу, вела все выше, к горному гребню, мимо острых зубцов скал, где проход был так узок, что в нем помещался только один всадник на юлла. Животные ступали по уступам легко, как танцоры. Казалось, наездники и не думают об открытых пропастях, разверзшихся под ними. Через некоторое время Оуэн понял, что они правы и вниз действительно лучше не смотреть.

Они обогнули еще одну отвесную скалу, и впереди открылась долина. Это было крохотное блюдце зелени, лежавшее в тени горы и закрытое с другого конца нависающей массой темного камня. И тут Оуэн понял, что это не скала, а крепость.

«Не слишком приветливое место, – подумалось ему. – Построено явно из жестокой необходимости, людьми, чьей целью была не постройка удобного жилища, но защита жизни». Блестящие стены из черного камня поднимались в высоту настолько, что до верха можно было бы достать, лишь поставив десяток человек на плечи друг другу. Крепость венчала всего одна круглая грубая башня, возвышавшаяся еще на половину высоты стен. В стенах не было никаких отверстий, кроме узких окошек для лучников и бойниц для пушек меж верхними зубцами. А приблизившись, Оуэн увидел, что крепость стоит не на зеленом поле, а на каменном утесе и глубокая расселина отделяет ее от долины. Войти можно было только через низкие полукруглые ворота, к которым вел узкий деревянный мост. Оуэна удивило, что ворота, тоже явно сделанные из черного камня, были настежь открыты, словно в крепости ждали их прибытия.

Маленькая долина выглядела не такой безжизненной: несколько юлла паслись под деревьями, и оседланные собратья приветствовали их тонким визгливым блеянием. Но людей все же не было видно.

Они въехали в низкие ворота и остановились во дворе, в котором было темно, как на дне большого колодца. Немая башня мрачно закрывала небо; стены без окон окружили путников со всех сторон.

Их провожатые спешивались и расседлывали животных. Старший подошел к Оуэну, все так же улыбаясь и разведя руки в стороны.

– Вы, пожалуйста, ждешь. Здесь, – произнес он, усиленно кивая. – Мы берешь юлла. Хозяин приходить, говорить вы. – Он поднял большой палец, указывая на башню.

– Да, – отвечал ему Оуэн, кивнув головой. Затем обратился к спутникам: – Надеюсь, у хозяина-то речь попонятней, чем у этого.

– Ну что ж, – Кайтай огляделся вокруг, – мы не сбились с правильного пути, даже заехав сюда. Я вижу это по солнцу. Быть может, если хозяин, о котором он говорил, понимает хоть один из наших языков, мы раздобудем здесь еды в дорогу и юлла.

– Ай, – усмехнулась Зельза, – вы теперь пара настоящих бродяг, верно, а? Очень скоро вы оба станете не хуже цыган. Без припасов и лошадей, имея в запасе лишь несколько подходящих слов, мы можем еще сколотить настоящий табор. Ну что ж, может, мне погадать этому хозяину, пока наш маленький друг проверит запасы на его кухне.

Глубокий и гулкий голос раздался из темноты башни. Он говорил на языке запада.

– Нет, уважаемая, я и так хорошо знаю свою судьбу.

Человек, вышедший во двор навстречу им, улыбался.

Человек этот был необычайно высок и худ и походил, скорее, на тень. Он был явно очень стар, хотя трудно было определить, сколько ему лет, потому что он был строен и крепок. Лицо его, цвета темного дерева, словно выжженное солнцем, было покрыто морщинами, и странно выделялись на темной коже тяжелые седые брови. Почти что лысый и без бороды, он был одет в просторный балахон грубой темно-синей ткани, с капюшоном и толстым поясом, на котором висел широкий меч в ножнах.

– Я Хургин, из Братства, – произнес он, протягивая руку. – А место это – Эмман-Амма, что на древнем языке означает Сломанный Ключ. Я рад приветствовать вас, чужестранцы, и с печалью в сердце должен сообщить, что не могу позволить вам следовать дальше.

Оуэн взял руку старца и со значением посмотрел на Кайтая. Для Оуэна это было весьма дипломатичным поведением.

– Я – Оуэн из Маррдейла, это – Кайтай, а дама – Зельза. А что до того, чтобы идти дальше, – что ж, мы проделали уже очень большой путь и идем по делу, и если уж придется повернуть назад, то хотелось бы знать почему?

Какое-то время старец стоял молча, разглядывая Оуэна. Затем кивнул:

– Вы узнаете все. Но пройдемте вовнутрь. – Он повернулся и прошел перед ними в дверь. Оуэн, Кайтай и Зельза последовали за ним в угрюмую башню.

Она оказалась даже больше, чем они думали. Нижний этаж был похож на огромную пещеру, темную, со сводчатым потолком: тонкие лучи света, скользившего из щелей бойниц, казалось, только сгущали тьму.

Все внутреннее пространство башни было занято причудливыми зачехленными предметами, громоздившимися у стен. Укутанные ветхими кусками холста и покрытые пылью, они напоминали притаившихся зверей или скорчившихся великанов. Что это было, Оуэн так и не понял.

Винтовая лестница вела наверх, но, когда они поднимались, навстречу им сошел еще один человек. Он выглядел совершенно как близнец Хургина, только у него не было меча. Когда он проходил мимо них, Хургин поднес левую руку ко лбу, и человек сделал то же. В самом конце подъема им встретился еще один такой же старец, и обмен приветствиями повторился.

Они шли пустыми каменными залами, все вверх и вверх, и наконец вышли на вершину башни, на залитую солнцем крышу, где стояли стулья и стол, на котором была буханка хлеба, кувшин и тарелка. Хургин сел за стол и жестом пригласил сесть остальных затем отрезал ломоть хлеба и положил его перец собой.

– Покорнейше прошу меня извинить, – начал он, – но вы прибыли сегодня рано. Наши доблестные всадники заметили вас еще вчера, но мы не ожидали что вы столь быстро пройдете по древней дороге. Поэтому я не успел закончить свой завтрак, когда вас доставили сюда. – Улыбнувшись, он откусил хлеб. – Мы, в Братстве едим весьма простую пищу. Однако вам уже готовят хороший обед, который скоро будет доставлен сюда.

– Вы очень добры, господин, – ответил Оуэн. – Но все же…

– Ну конечно, мы обеспечим вас всем необходимым, когда вы отправитесь в обратный путь, – подхватил Хургин. – Самые спокойные юлла… мы дадим вам все. У нас прекрасные запасы, а что до животных, то, когда они станут вам не нужны, вы можете просто отпустить их, и они дойдут сюда сами, как бы далеко ни было. Такова уж их природа.

Оуэн не мог понять, искренен ли вежливо-утешительный тон Хургина, или он что-то за ним скрывает. Было похоже, что он заранее знает, что дальше они не пойдут… Почему?

– Поскольку вы – господин здешних мест… – начал Оуэн.

– О нет, – перебил его Хургин, – я только хозяин в этом доме, и нам не положено ничем владеть. Мы… что-то вроде монашеского ордена. – Он снова улыбнулся.

– Тогда могу я узнать, – Оуэн подался вперед, – почему, простите, пожалуйста, нам НЕЛЬЗЯ следовать дальше. Это запрещают ваши законы? Или мы можем вторгнуться в священные места?

Хургин покачал головой, и выражение его глаз стало печальным.

– Нет, нет. – Он снова оглядел их. – Странно. Вы не очень-то похожи на тех людей с запада, которых я видел. Обыкновенно те, кто добирается до этих мест, совсем другие… Я научился вашему языку от одного человека. Это был мудрый путешественник, и он пришел сюда не за тем, за чем все. Он хотел только рисовать карты. Он провел здесь много месяцев, а потом… потом мудрость покинула его, и он отправился дальше. – Хургин покачал головой. – Да, все, кто приходят сюда, скоро умнеют и поворачивают назад. Вы первые за много лет.

– А за чем приходят все, господин? – заинтересовался Кайтай.

– Конечно же за золотом, – повернувшись к нему всем телом, удивленно ответил Хургин. – А вы разве не за этим? Вероятно, вы нашли где-нибудь старинную карту или полагаетесь на рассказы старых путешественников. Вы наслышаны о жиле неиссякаемого богатства на берегу Древнего моря, что лежит за этими землями, а может быть, о городе, где много пустых дворцов и палат, украшенных золотом. Я думаю, вас привело что-то в этом роде.

– Кое-кто упоминал о золоте, но только один раз, – сказал себе под нос Кайтай. И снова обратился к старцу: – Но у нас была иная причина проделать столь далекий путь, господин. Удивительная история, связанная с волшебником, который заставил нас сделать это… в уплату за свою помощь.

Оуэн предостерегающе взглянул на Кайтая. Почему-то он чувствовал, что надо побольше узнать прежде, чем можно будет все рассказать.

– Господин мой Хургин, – сказал он, – так что же – там, впереди, нет золота?

Хургин покачал головой.

– Мало, – ответил он. – Впрочем, может, найдется еще немного украшений в старом городе. Все, что можно было унести, вынесено еще в старые времена, когда это было гораздо легче. Тем не менее истории о богатстве не иссякают, и не удивительно, ведь там есть те, кто пользуется такими историями как наживкой для привлечения свежей крови.

– Крови? – задумчиво повторил Кайтай. И тут же эхом отозвалась Зельза:

– Крови?

– Я имел в виду то, что сказал, – мягко повторил Хургин. Теперь уже он пристально посмотрел на них. – Ну что ж, придется рассказать вам еще кое о чем. Но прежде знайте: если пойдете дальше – вы пойдете навстречу своей гибели. Мы не станем удерживать вас. Но мы убьем вас, если вы вернетесь обратно от… оттуда.

– Я понял, – сказал Оуэн. Должно быть, в тоне его голоса прозвучал вызов, так как Хургин поднял голову и, поглядев на топор, покачал головой:

– Нет, Оуэн из Маррдейла. Ты, конечно, храбрый и опытный воин, а мы – мирное Братство. Но ты наверняка умрешь. Не проходит года, чтобы несколько человек не поднялись туда, с западной стороны гор, к большому перевалу, или не пытались бы пройти другими горными путями. Один, десять или сто… это не имеет значения, хотя, в их состоянии, они, как волки, не верят друг другу и не путешествуют иначе как вдвоем или втроем. Но даже они оказываются смертны… при определенных условиях. У наших наездников стрелы с серебряными наконечниками.

– Серебряные наконечники? – переспросил Оуэн, и тут внезапная догадка и страх стали проступать на лицах Кайтая и Зельзы.

– Серебряным можно убить врикола, – тихо сказала Зельза.

Пристально, внимательно Хургин посмотрел на Зельзу:

– Ты знаешь это слово? Тогда, наверное, вам известно и многое другое. Он оглядел остальных.

– Нам мало что известно, – примирительно заявил Оуэн. – Мы обычные путешественники. Конечно, нам, как и любому, приятно было бы найти богатство, но у нас иная задача, любезный господин, и поверьте, если бы это было в моих силах, я бы не задумываясь повернул обратно. Но мы должны идти вперед.

– Должны, – Хургин приподнял левую бровь, – что ж, тогда я расскажу вам все. Это долгая и жестокая история, но мне придется сократить ее, чтобы не слишком задержать вас на пути к вашей смерти.

Он откинулся на стуле и потер ладонью бороду.

– Мы, те, кто зовет себя Братством, – последние из священников, которые были призваны идти путями истины и служить нашей святой вере. Когда-то давно мы жили вместе с народом, который владел побережьем Древнего моря, лежащего к западу отсюда. Это был древний народ, мудрый, сильный и многочисленный. Они знали очень многое: среди них были и великие врачеватели болезней, и непревзойденные строители зданий, а некоторые даже знали язык моря и могли говорить с его обитателями. Делали они и многие другие, более поразительные вещи.

– Они овладели даже искусством задерживать приход смерти… на долгие годы, дольше, чем вы можете себе вообразить, – спокойно продолжал Хургин, – потому что эти люди ужасно боялись умирать. Жизнь для них была весьма приятной, и тяжело было расставаться с нею. И все их знания не давали им ответа на вопрос, что же приходит после смерти.

Кайтай тонко улыбнулся:

– А я, всего лишь скромный искатель мудрости, знаю этот ответ.

– Ты уверен? – с улыбкой спросил Хургин. – Я знаю, о чем ты подумал, желтолицый. Множество жизней, снова и снова… Как-то сюда забрел один из твоего народа. Он был мудрее тебя. Он остался с нами. – Хургин развел руками.

– В любом случае, эти люди никогда не верили в то, чего не могли увидеть глазами. Они искали и нашли способ обойти смерть, и это стало их проклятием.

Он глубоко вздохнул и закрыл глаза.

– И вот что случилось. Это страшно слушать, а куда отвратительней рассказывать, однако это правда. Я уже сказал, что эти люди нашли способ обмануть смерть. Но открыт он был очень немногим. Это означало, что эти немногие, те, кто обладал властью, и их семьи, стали, как вы их назвали, вриколами. Их тела сохраняли в себе жизнь, большей частью находясь в состоянии сна и иногда по ночам обретая способность двигаться, как обычные люди. А их… двойники… новая, странная форма бытия… продолжали жить и купаться в негаснущем холодном огне радости существования в особой стране, где властвовала смерть среди жизни. Они стали как бы бессмертными, вне круга жизни и смерти.

– Это там холодный огонь, – вдруг сказал Оуэн, – где кажется, что светит солнце, а его нет. Где стоят деревья из камня и река из стекла…

Хургин замер и впился взглядом Оуэну в глаза.

– Ты видел это место? – требовательно спросил он ровным голосом.

– Мне… о нем рассказывали, – хрипло ответил Оуэн и прикусил губу. – Продолжайте, пожалуйста.

– Но у этого бессмертия была своя цена, – вновь заговорил Хургин, – и цена эта – человеческая жизнь. Чтобы питать эту новую форму бытия, требовалась хотя бы одна человеческая жизнь в день. Ежедневное убийство: они питались, как волки, убивая людей. Но это не останавливало их: ведь они были высшие, и у них была власть. Крестьяне, рабы, простолюдины – жили, чтобы служить их нуждам, могли и умереть для их нужды. Тогда, в годы величия царства, у них всегда были пленники и рабы. Я ведь уже говорил, что народ этот был в большой силе на побережье Древнего моря.

Зельза побледнела и вздрогнула.

– Что это за жизнь, – тихо и потрясенно заговорила она, ясно вспомнив виденную ею самою картину, – кровь детей…

– Дети, старики, молодые, кто угодно, – продолжал Хургин. – Не стесняйся, дитя, своего ужаса. Все, кто узнавал об этом, испытывали страх. Мы, основатели Братства, тоже его пережили. Многие пытались бороться. Были и войны в царстве, гражданские войны, долгие и жестокие. Некоторые служили своим хозяевам-вриколам из страха, из надежды быть допущенными в этот рай смерти… а вриколы были могущественные маги и знали толк в войне. Но под конец вся страна восстала против них, и все было уничтожено, все, кроме самого города, который они удержали до конца. До некоторой степени они и сейчас им владеют.

– Так, значит, эти… эти вриколы еще живы? – спросил Оуэн.

– Город есть и сейчас, – ответил Хургин. – Пустой и безжизненный, как череп. Дворцы и сады все еще стоят. И люди, что служат вриколам, есть еще там – они существуют как рабы и, конечно, как пища вриколов. Кое-кто из них – дуралеи вроде вас, кого слишком далеко завели истории о богатстве. Но много и таких, кто сохранил верность своим господам до конца. Человеческая природа непостижима: иногда люди готовы служить даже таким хозяевам, как вриколы, лишь бы не покидать насиженных мест.

– А вы, ваше Братство? – снова спросил Оуэн.

– Иногда нас еще называют Часовыми, – ответил Хургин.

При этом слове по спине Оуэна пронесся холодок узнавания. Внезапная, сдерживаемая ярость другого «я», все еще не ушедшая из глубин его сознания, зазвенела в ушах: «Часовые. Враги».

– Когда-то Братство имело много задач в государстве. Частично мы были врачами. Лечили больных, и одной из наших функций были церемонии над умершими. Затем мы нашли способ защищать наших пациентов от смерти, которая внезапно приходила по ночам, – смерти от вриколов. Мы открыли средство – несовершенное, – но оно помогало. Однажды обнаружили, что если взять тело того, кто вот-вот должен сделаться вриколом, и побыть около него некоторое время… следя, чтобы лучи солнца постоянно светили на него… тогда наступает его истинная смерть. Вриколы умирали… как бы нерожденными. Так нас стали называть Часовыми, а мы проделывали это снова и снова. И хотя ничто не могло остановить тех, кто уже сделался вриколами, мы спасли многих.

– Я не вполне понимаю вот что, – вмешался Кайтай, – если им надо питаться таким жутким способом… будут ли они бессмертны, не получая еды? Могут они умереть, когда им нечем питаться?

– Что происходит с вриколом в отсутствие пищи – это гораздо хуже смерти. Призрачный двойник погибает, а врикол продолжает жить, не умирая, заключенный в недвижную, разлагающуюся оболочку смертного тела. А огонь, даривший некогда райское наслаждение, становится источником нескончаемых мучений. – Тут Хургин посуровел. – Многие из тех, кто стал вриколами, и не подозревали о том, что их ждет. Зато теперь нам все известно. Мы знаем, что лучше пожелать другу смерти, чем этого. Даже если смерть действительно есть конец всему, без всякой надежды, навсегда… смерть все-таки лучше.

– А серебряные наконечники…

– Когда серебро поражает призрачного двойника или само тело врикола, двойник гибнет, и врикол переходит в то состояние, которое я вам уже описал. Однако, не имея двойника, врикол не может питаться, передвигаться, убивать. А призрачный двойник может существовать только в пределах города.

– И вправду жутко, – сказал Оуэн, теребя бороду и задумчиво глядя Хургину в лицо. – Значит, по-вашему, если мы пойдем к побережью, мы можем стать теми, кого называют вриколами?

– Если на обратном пути вы попадете сюда, наши люди будут уверены, что вы, пускай невольно, несете с собой эту заразу, – отвечал Хургин. – Или сами сделаетесь вриколами, или они обманом заставят вас помочь им выбраться из этого города в большой мир. Нам известно, что они хотят этого больше всего на свете. Ведь им всегда мало их зловещей пищи.

Последняя фраза повисла в нагретом воздухе, как ледяной туман. Хургин продолжал:

– Их человеческие стада растут очень медленно, даже если вриколы и заботятся об этом. Сейчас у них всего пара тысяч человек, слабых и запуганных, в городе и в окрестностях. И эти жалкие существа не множатся, то есть множатся недостаточно быстро. Кто же по своей воле захочет иметь детей, когда только одному из десятка будет позволено выжить.

– Лука, сохрани нас! – Оуэн побледнел, а Зельзу даже затошнило от представившейся ей мысленной картины. – И детей…

– Я уверен, что они заботятся о детях, как крестьяне заботятся о молодых животных с нежным мясом, – безжалостно продолжал Хургин. – Еще немного о страшном. Вриколу нужно не человеческое мясо, но сама человеческая жизнь. Мясо они не трогают. Жадные по своей природе, они приучили рабов использовать до конца все, даже телесные оболочки их же детей. Так они кормят тех, кто у них в рабстве, и это не стоит вриколам ровно ничего.

Наступила долгая пауза. Затем заговорил Оуэн:

– Магистр Хургин, то, что вы рассказали, – настоящий кошмар. Но… мы и вправду пришли не за сокровищами. Поверьте, жизненная причина заставляет нас спуститься туда, в это царство ада, которое вы нам описали. И если нам нельзя вернуться этой дорогой, ладно, можно ведь добраться и морем. А мир широк, одно море сливается с другим, и мы все же найдем дорогу домой. Но если вы сейчас не скажете нам, как добраться до берега моря, мы и вправду можем навсегда распрощаться там со своим бренным телом… а может, и душой.

Хургин тяжело сгорбился, и взгляд его замутила тоска.

– Я надеялся… что мне удастся отговорить вас. – Он передернулся. – Я принял обет не причинять людям никакого зла и предупреждать их попытки навредить себе. Но если вы не можете не идти…

– Как мы можем там защититься?

– Оружие тебе не поможет, – ответил Хургин, – рабов ты не испугаешь смертью, а они обезоружат вас, если только захотят. А те – другие – лишат вас жизни, и непременно, в первую же ночь. Мы поделимся с вами всем, что имеем, но то особое знание, которое одно и может защитить от врикола, мы передать вам не сможем. Овладевать им нужно всю жизнь, как мы.

– Ну что ж… – сказал Оуэн, вспомнив Мирдина Велиса, – коли так, мы будем счастливы, если вы поможете нам, чем сможете.

– Но вы уже никогда не вернетесь домой, – повторил Хургин, – ни этой дорогой, ни морем. На море есть свои Часовые… и не такие, как мы. Это морской народ, они живут в глубинах моря и еще сильнее ненавидят вриколов, если, конечно, такое возможно. И меньше боятся их, потому что вриколы не питаются морским народом. Они другой природы, чем люди. Но так же, как и мы, они поклялись стоять на страже до конца.

– До конца? – вдруг спросила Зельза. – Какого конца? Чего вы ждете здесь, в ваших каменных кельях, так долго… так ужасно долго. – Она пристально посмотрела на Хургина. – Я вижу, как вы стары, магистр Хургин. Я умею распознавать такие вещи.

Старец ответил ей улыбкой.

– А твоя кровь – древнее племя, но всегда юное, как нестареющие дети… люди твоего народа тоже приходили сюда. И ни один не пошел дальше. И слава вашей цыганской прародительнице за это. Ваш народ мудр. Ты говорила о моем возрасте? Да, я очень стар. Знаете, мы тоже научились сдерживать приход смерти, но по-своему. Но… – он откинулся в кресле и прикрыл глаза, – многие наши братья и я… очень бы хотели отдохнуть. Когда сгинет… последний врикол. Когда исчезнет угроза того, что эта опасность проникнет в широкий мир, усилится и будет нести смерть и горе, превращая новые народы в бессловесные стада… вот тогда многие старейшие братья смогут наконец уснуть.

Хургин открыл глаза, и они сверкнули огнем.

– Но до тех пор я буду жить, – закончил он и рассмеялся. – Странно. Мы отрешились от земной жизни, но нашей обязанностью стало помогать ей, и мы приговорили себя жить даже после того, как нам следовало бы уйти. А они – там, – боявшиеся смерти, познают ее объятья, еще не умерев. Прародительница природа иногда любит шутить.

– Но я еще не собираюсь засыпать этим сном, – мрачно заявил Оуэн. – Послушайте, магистр древности. Неужели вы не знаете способа ускорить конец этих… созданий? Почему бы не пойти на них войной с вашими всадниками? Они, кажется, неплохие воины, а стрелы у них, как вы говорили, серебряные. Что вы на это скажете?

– Если бы мы даже могли, – Хургин покачал головой, – нет, мы не станем этого делать. Много раз вожди здешних племен просили нас помочь им… Иногда они предпринимали военные походы, не послушавшись нас. Но так им не победить, пусть даже война эта в наших глазах справедлива. Нет, мы не можем отнимать жизнь, пока нас не принудят к этому.

– Ладно, тогда помогите нам, чем можете, – сказал Оуэн. – Ручаюсь, что, когда мы повстречаем этих тварей, их сильно поубавится на этом свете. Верно, Кайтай?

Кайтай странно посмотрел на него.

– Не забывай, Оуэн, мы служим другому господину. – Его глазки скользнули вниз, к мешку Оуэна, лежавшему у его стула. Там, под холстом, выделялся уголок квадратного ящичка.

Оуэн тут же отреагировал на этот взгляд:

– А вот интересно… Послушайте, магистр Хургин, вам ничего не говорят имена Айн, или Ринель, или Мирдин Велис? Может, вы слыхали о ком-нибудь из них?

Хургин уставился на Оуэна и непереносимо долго смотрел так, не произнося ни звука.

– Ну… – Оуэн беззаботно улыбнулся и развел руками, – нам ведь рассказали историю о западных землях. Вот из нее мы эти имена и узнали…

– Гостю положено верить, – сказал наконец Хургин, – но знайте. Называя имя, можно призвать и его носителя, оттуда, где он покоится. Даже в этой крепости Эмман-Амма, построенной когда-то одним из тех, кого ты назвал сейчас. Никогда не произносите имен таких людей. Одна из них была прекраснейшей и самой ужасной из женщин, проклятием дома и рода. Другой был князь и ее возлюбленный и проклят вместе с нею. А третий… он несет самое тяжкое проклятие, потому что однажды на нем была благодать. Он был… одним из наших братьев, самым могущественным чародеем из всех нас. В поисках ключей к мудрости он не останавливался ни перед чем. И наконец он возжелал стать выше божеств. Его имя не следует произносить никогда.

– А, понятно, – кивнул Оуэн, – простите наше глупое любопытство… Мы никогда не слыхали о подобных людях… и потому так невежественно поступили… Но давайте поговорим о нашем путешествии. Честное слово, магистр Хургин, если бы у нас был выбор…

– Я все понял, – ответил Хургин и поднял голову, так как на пороге беззвучно появился человек в таком же синем одеянии. – Кушанье для вас приготовлено, а этот брат вас проводит. Старайтесь наесться получше. Животных и все остальное для путешествия чуть позже вы найдете у ворот. У каждого седла будет мешочек с амулетами и кое-чем другим, что иногда отпугивает ночных гостей. Но не всех… только некоторых. – Он поднялся. – И если вдруг, по Высшей милости, вам повезет там, откуда еще никто не выбирался живым… не возвращайтесь этой дорогой. Наши всадники убивают без предупреждения, и мы не можем приказать им поступать иначе. Попробуйте поговорить с морским народом, может, вам удастся уговорить их выпустить вас живыми. Больше я ничего не могу вам посоветовать.

– Мы благодарны вам, любезный магистр Хургин, – Оуэн протянул руку, – но вдруг на этот раз вы окажетесь, не правы, и мы выживем. Ведь известно, что смерть тоже любит хороших людей, а мы все трое грешники. Я, скажем, в жизни нагрешил за шестерых. И уверяю вас, я не желаю стать вриколом. Бесконечная жизнь в таких условиях теперь намного меньше привлекает меня, чем… ну, словом, я вообще не вижу в ней ничего привлекательного. Обещаю, что постараюсь им не попасться.

Пожимая руку Оуэна, Хургин изучающе поглядел на него. Пожатие Хургина было удивительно крепким для такого древнего старца.

– В тебе есть нечто, чужестранец, – сказал наконец Хургин, – нечто большее, чем выражает твоя внешность рыжебородого бродяги и вора. Я прочел это по твоей руке, – Хургин посмотрел на Зельзу и улыбнулся, – твои люди научили нас этому, но мы усовершенствовали это искусство. Мы умеем читать не только по линиям ладони. Например, милая дама, я вижу, что вы получите то, о чем так страстно мечтаете, и наш скромный маленький чародей тоже добьется чего хочет. Но когда и как – этого я не знаю. Одним словом, возможно, вы и останетесь в живых, если вашим желанием будет сохранить жизнь.