Текст книги "Под знаком черного лебедя"
Автор книги: Дэвид Митчелл
Жанр: Современная зарубежная литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Ник Юэн ходит в героях – из-за Тома. Ник сказал, что «Шеффилду» просто не повезло. Мы уже переделываем свои противоракетные комплексы – теперь они будут сразу сбивать «Экзосеты». Так что мы скоро получим свои острова назад. Газета «Сан» объявила конкурс на лучший анекдот против аргентишек, премия – сто фунтов. Я не умею сочинять анекдоты, но веду тетрадь, куда подклеиваю все вырезки про войну. Нил Броуз тоже такую ведет. Он считает, что лет через двадцать-тридцать, когда Фолклендская война отойдет в историю, такая тетрадь будет стоить кучу денег. Но весь этот единодушный порыв британского народа никогда не отойдет в пыльные бурые страницы архивов. Ни за что. Люди будут помнить всё о Фолклендской войне до скончания века.
Когда я пришел из школы, мама сидела за обеденным столом, разложив кругом бумаги из банка. Папин несгораемый железный сейф был вытащен и открыт. Я спросил с кухни, через окно, хорошо ли мама провела день.
– Не то чтобы хорошо, но я определенно узнала много нового и интересного, – ответила мама, не поднимая головы от калькулятора.
– Это хорошо, – сказал я, сам тому не веря.
Я взял пару печений и развел себе стакан «Рибены». Джулия сожрала все печенья с апельсиновой начинкой, потому что сидела дома весь день – готовилась к экзаменам. Жадная обжора.
– Мама, а что ты делаешь?
– На скейтборде катаюсь.
Надо было просто молча уйти наверх.
– А что у нас сегодня на ужин?
– Жареная жаба.
Неужели трудно ответить по-человечески хотя бы на один вопрос.
– А вроде бы это папа всегда занимается выписками из банка и всяким таким?
– Ну да. – Мама наконец подняла голову и посмотрела на меня. – Представляешь, какой везунчик твой папа? Придет домой, а тут для него сюрприз.
В голосе у нее звучал яд. От этого у меня в животе завязались узлы, и я никак не мог их развязать.
Лучше б на ужин и правда была жареная жаба, а не консервированная морковь, консервированная фасоль в томате и консервированные тефтели с подливкой. Тарелка буро-оранжевой еды. Мама умеет готовить настоящую еду, – например, когда приезжают родственники. Похоже, она решила объявить итальянскую забастовку, пока не получит свою горку. Папа сказал, что еда «совершенно восхитительна». Он даже не позаботился замаскировать свой сарказм. И мама тоже. «Я рада, что ты ее оценил», – ответила она. (То, что мама с папой говорят друг другу, находится на противоположной стороне земного шара от того, что они на самом деле имеют в виду. Обычные вежливые слова не должны быть такими ядовитыми, но могут, и еще как.) Это более или менее все, что они сказали друг другу за все время ужина. На сладкое был бисквит с яблочной подливкой. С моей ложки тянулась нитка сиропа – это была тропа для наших морских пехотинцев. Чтобы забыть о ядовитой атмосфере ужина, я повел наших парней на приступ через сугробы заварного крема к решающей победе в Порт-Стэнли.
Очередь мыть посуду была Джулии, но мы с ней стали вроде как союзниками за последние пару недель, поэтому она мыла, а я вытирал. Моя сестра не все время бывает отвратительной личностью. Она даже немножко рассказала про своего бойфренда Эвана, пока мы с ней мыли посуду. Его мама работает в Бирмингемском симфоническом оркестре. Она играет на ударных: грохает в тарелки и молотит по громовым литаврам. По-моему, здоровская профессия. Но Вешатель совсем меня замучил со дня последней ссоры мамы и папы, когда мама разбила тарелку. Поэтому я в основном молчал, а говорила Джулия. Первое, о чем я вспоминаю, проснувшись утром, и последнее, о чем думаю перед сном, – война, так что приятно было для разнообразия послушать о чем-то другом. Вечернее солнце заливало долину между нашим садом и Мальвернскими холмами.
Тюльпаны – как черные сливы, белая эмульсионная краска и желтковое золото.
Похоже, пока мы были на кухне, папа и мама объявили что-то вроде шаткого перемирия, потому что, когда мы пришли, они сидели за столом и с виду нормально разговаривали о том, как прошел день, и все такое. Джулия спросила, не хотят ли они кофе, и папа ответил: «Это было бы замечательно, дорогая», а мама – «Спасибо, милая». Наверно, я неправильно истолковал то, что увидел, когда пришел домой после школы. Узлы в животе начали потихоньку ослабевать. Папа рассказывал маме забавную историю про то, как его начальник Крейг Солт дал свой спортивный «делореан» папиному стажеру Дэнни Лоулору – покататься по треку для картов, когда они ездили на тимбилдинг в выходные. Так что я не поплелся к себе наверх, а пошел в гостиную смотреть по телевизору «Мир завтрашнего дня».
Поэтому я услышал, как мама вылетела из засады.
– Кстати, Майкл. А почему ты в январе взял в «Нат-весте» пять тысяч под вторую закладную на наш дом?
Пять тысяч фунтов! Наш дом стоил всего двадцать две тысячи!
В телевизоре сказали, что машины завтрашнего дня будут ездить сами, ориентируясь по специальным полоскам, вделанным в дорожное покрытие. Нам останется только набрать адрес места назначения. Автомобильным авариям придет конец.
– Ты что, лазила в мои счета?
– Если бы я не посмотрела твои счета, я бы до сих пор находилась в блаженном неведении.
– То есть ты просто взяла, зашла ко мне в кабинет и начала рыться в моих вещах.
«Папа! – думал я. – Папа! Не говори так с мамой!»
– Ты серьезно, – у мамы задрожал голос, – серьезно говоришь мне… мне, Майкл, мне! – что мне закрыт вход в твой кабинет? Что не только детям, но и мне запрещено заглядывать в твои бумаги? Ты это хочешь сказать?
Папа промолчал.
– Можешь назвать меня старомодной, но я считаю: жена, обнаружившая, что ее муж только что заложил семейного имущества на пять тысяч, имеет, черт возьми, право задать кое-какие вопросы и получить ответы.
Я чувствовал себя больным и старым. Мне было холодно.
– А могу ли я поинтересоваться, откуда вдруг такой неожиданный интерес к бухгалтерии? – спросил наконец папа.
– Почему ты перезаложил наш дом?
Ведущий «Мира завтрашнего дня» висел, приклеившись к потолку студии. «Британский мозг изобрел химические связи, которые крепче гравитации! – ухмылялся он. – Вы можете доверить им свою жизнь!»
– Ах вот как. Ты хочешь, чтобы я тебе сказал почему.
– Да, жду с нетерпением.
– Реструктуризация.
– Ты что, пытаешься задурить мне голову бухалтерским жаргоном? – Мама почти рассмеялась.
– Это не жаргон. Это реструктуризация. Пожалуйста, не устраивай мне истерик только из-за того, что…
– А как я, по-твоему, должна реагировать? Ты заложил наш дом! А деньги аккуратными пачечками идут бог знает куда. Или… бог знает кому?
– Что ты хочешь этим сказать? – смертельно тихим голосом произнес папа.
– Я вежливо спрашиваю тебя, что происходит, – мама, похоже, отступила назад от края какой-то пропасти, – а в ответ получаю только увертки. И что я, по-твоему, должна думать? Скажи мне, я тебя очень прошу! Потому что я не понимаю…
– Вот именно, Хелена! Спасибо! Ты подчеркнула очень важный момент! Ты не понимаешь! Я взял деньги под закладную, потому что у нас был дефицит! Я знаю, что ты выше этого: предоставляешь мелким людишкам заниматься деньгами, но, как ты могла заметить, когда строила из себя Шерлока Холмса, мы платим огромные взносы по ипотеке! А страховка на весь этот хлам, который ты непрерывно покупаешь! А счета за газ, электричество и воду! Твоя кухня, черт бы ее побрал, и этот сраный сервиз «Королевский Далтон»! Мы его используем от силы два раза в год, чтобы пустить пыль в глаза твоей сестре и Брайану! Но за все это приходится платить! Ты меняешь машину, как только в ней пепельница выйдет из моды! А теперь, теперь ты решила, что для полноты жизни тебе не хватает… приключений в области садового дизайна!
– Не кричи. Дети услышат.
– Тебя это почему-то никогда не волнует.
– Теперь ты впадаешь в истерику.
– Ах, «в истерику». Отлично. Очень хорошо. Ты просила меня выдвинуть предложение. Так вот оно. Давай это ты будешь проводить целые дни на одних совещаниях, других совещаниях, получать выговоры за дыры в штатном расписании, усушку и утруску товара, неблагоприятный балансовый отчет! Давай это ты испортишь себе спину, накручивая по двадцать, двадцать пять, тридцать тысяч миль разъездов в год! Вот тогда, тогда ты и получишь право говорить, что я впадаю в истерику. А до тех пор я тебе буду очень благодарен, если ты не станешь устраивать мне допросов с пристрастием по поводу того, как я пытаюсь жонглировать твоими счетами. Вот это мое предложение.
Он, топая, ушел наверх.
Сейчас он с лязгом закрывает ящики шкафчиков для бумаг у себя в кабинете.
Мама осталась в столовой. Господи, сделай так, чтобы она не плакала.
Я мечтал, чтобы «Мир завтрашнего дня» разверзся и поглотил меня.
Война – это аукцион, в котором выигрывает тот, кто заплатил больше всего (в смысле потерь) и при этом по-прежнему держится на ногах. Новости плохие. Брайан Хэнрахан сказал, что высадка в заливе Сан-Карлос была самым большим кровопусканием для Королевского флота со времен Второй мировой войны. Горы блокировали сигнал радара, и наши войска не видели самолетов противника, пока те не оказались прямо над головой. Утро выдалось ясное – подарок для аргентинцев. Они напали на основные корабли, а не на войсковые транспорты, потому что, если потопить тактическую группу, пехоту снять уже проще простого. Корабль ее величества «Ардент» потопили, «Сверкающий» непоправимо поврежден. «Антрим» и «Аргонавт» уже негодны к боевым действиям. По телевизору весь день показывают одни и те же картинки. Вражеский «Мираж Ш-Е» акулой пронзает небо, полное «Си-кэтов», «Си-вулфов» и «Си-слагов». Вода в заливе вздувается пузырем: «кербууум»! Черный дым валит из корпуса «Ардента». Впервые мы видим собственно Фолклендские острова. Ни леса, ни дома, ни изгороди, все серое и зеленое, больше никаких цветов нет вообще. Джулия сказала, что это похоже на Гебриды. Она права. (Мы ездили на остров Малл три года назад, это был самый дождливый отпуск во всей истории семьи Тейлор, но и самый лучший. Мы с папой всю неделю играли в настольный футбол. Я за «Ливерпуль», а он за «Ноттингем форест».) Брайан Хэнрахан в репортаже сказал, что лишь контратака наших «Си-харриеров» предотвратила окончательную катастрофу. Он описал, как «харриер» сбил вражеский самолет и тот вошел в штопор прямо у него над головой и под конец грохнулся в море.
Про корабль ее величества «Ковентри» в репортаже ничего не было.
Одному Богу известно, кто сейчас выигрывает в войне и кто проигрывает. Ходят слухи, что СССР передает аргентинцам спутниковые фотографии нашего флота и потому аргентинцы всегда знают, где его искать. (Брежнев не то умирает, не то уже умер, поэтому, что творится в Кремле, никто не знает.) Нил Броуз сказал, что, если это правда, тогда Рейгану поневоле придется вмешаться, из-за НАТО. И тогда может начаться третья мировая война.
«Дейли мейл» перечислила всю ложь, которую хунта скармливает аргентинскому народу. Я был дико зол. Вот наш министр обороны Джон Нотт никогда не стал бы нас обманывать. Джулия спросила, откуда я знаю, что нас не обманывают.
– Мы британцы! – ответил я. – Зачем правительство вдруг будет нам врать?
Джулия ответила: чтобы мы думали, что наша замечательная война идет как по маслу, хотя на самом деле мы в глубокой заднице.
– Но нас не обманывают! – возразил я.
Джулия сказала, что именно это прямо сейчас говорят друг другу аргентинцы.
Прямо сейчас. Эта мысль приводит меня в ужас. Я окунаю ручку в чернильницу, а в это время вертолет «Уэссекс» разбивается о ледник на острове Южная Георгия. Я на математике прикладываю линейку к транспортиру, а ракета «Сайдвиндер» засекает цель – «Мираж III». Я черчу круг циркулем, а валлийский гвардеец встает из горящего кустарника и получает пулю в глаз.
Как же это мир продолжает жить, будто ничего не происходит?
Я как раз переодевался, придя из школы, когда на Кингфишер-Медоуз показалось дивное видение – серебристый «MG». Видение свернуло к нам на площадку перед гаражом и остановилось прямо под окном моей спальни. Дождь сегодня плевался с неба весь день, так что верх машины был поднят. Так и получилось, что впервые я увидел бойфренда своей сестры в ходе рекогносцировки с воздуха. Я ожидал, что он будет похож на принца Эдварда, но оказалось, что у него буйная копна рыжих волос, лицо все в веснушках (словно закоптилось) и пружинистая походка. На нем были персиковая рубашка под мешковатым джемпером цвета индиго, черные брюки-дудочки, пояс с заклепками – из тех, что свободно лежат на бедрах, – и сапожки с длинными острыми носами и с белыми гамашами, как все подряд сейчас ходят. Я заорал Джулии на чердак, что Эван приехал. Наверху затопали шаги, свалился флакон, и Джулия чертыхнулась. (Я не понимаю, что такое делают девушки перед выходом из дому. У Джулии сборы каждый раз занимают целую вечность. Дин Дуран говорит, что его сестры точно такие же.) Потом Джулия заорала:
– МАМА! Открой дверь, пожалуйста!
Мама уже бежала к двери. Я занял свою обычную снайперскую позицию на лестничной площадке.
– Эван, я полагаю! – Мама говорила специальным голосом, которым она обычно успокаивает нервных людей. – Очень приятно наконец-то с вами познакомиться.
Эван с виду был абсолютно спокоен.
– Мне тоже очень приятно с вами познакомиться, миссис Тейлор. – Он выговаривал слова, как мажор, но его мажористость была меньше, чем напускная мажористость мамы.
– Джулия нам очень много о вас рассказывала.
– О боже, – ухмыльнулся Эван, распялив рот до ушей, как лягушка. – Я пропал.
– Нет-нет-нет, – мама засмеялась, как будто конфетти просыпалось, – только хорошее.
– Она и мне о вас очень много рассказывала.
– Хорошо, хорошо. Прекрасно. Ну что ж, зайдите в дом, пока ее светлость заканчивает… то, что она там заканчивает.
– Спасибо.
Мама закрыла дверь.
– Вот. Джулия сказала, что вы учитесь в школе «Вустерский собор»? Верхний шестой класс?
– Да. Как и Джулия. Экзамены не за горами.
– Да, да. И как вам это… э… нравится?
– Что именно, экзамены? Или школа?
– Э… – Мама шутливо пожала плечами. – Школа.
– Она слегка… консервативна. Но если бы это от меня зависело, я не слишком многое поменял бы.
– В традициях есть немало хорошего. Слишком легко выплеснуть вместе с водой и младенца.
– Я с вами целиком и полностью согласен, миссис Тейлор.
– Да. Ну что ж, – мама взглянула на потолок, – Джулия все еще собирается. Может быть, вы хотите чаю или кофе?
– Большое спасибо, миссис Тейлор, – отказ Эвана был безупречен по форме, – но моя мать организует дни рождения с военной четкостью. Если она заподозрит, что я где-то замешкался, то на рассвете меня выведут во двор и расстреляют.
– О, как я ее понимаю! Брат Джулии не соизволит выйти к столу, пока еда полностью не остынет. Меня это просто до исступления доводит. Но я очень надеюсь, что вы как-нибудь придете к нам на ужин. Отец Джулии просто умирает от желания с вами познакомиться.
(Это для меня новость.)
– Я боюсь вас обеспокоить.
– Что вы!
– Видите ли, я вегетарианец.
– Я только рада буду тряхнуть кулинарной книгой и приготовить что-нибудь неизбитое. Вы обещаете прийти как-нибудь вскоре?
(Папа называет вегетарианцев «травоядная бригада».)
Эван изобразил вежливую улыбку, которая не то чтобы означала согласие.
– Прекрасно. Отлично. Я, пожалуй… загляну наверх, а то вдруг Джулия не знает, что вы здесь. Вас не затруднит подождать минутку-другую?
Эван принялся разглядывать семейные фотографии, висящие над телефоном. (При виде той, на которой «наш Джейсон еще малыш», я корчусь от стыда, но родители ни за что не соглашаются ее убрать.) Я разглядывал Эвана – загадочное существо, по своей воле проводящее время в обществе моей сестры. Он даже тратит деньги на всякие штуки для нее – бусы, пластинки и все такое. Почему?
Эван не слишком удивился, когда я спустился по лестнице.
– Джейсон, верно?
– Нет, меня зовут Тварь.
– Она тебя так называет, только если разозлится по-настоящему.
– Ну да, всего лишь каждую секунду каждой минуты каждого часа.
– Это неправда. Честное слово. И потом, ты бы слышал, как она меня назвала, когда провела все утро в парикмахерской, а я не обратил внимания на ее новую прическу.
Эван состроил забавную виноватую рожу.
– Как?
– Если я повторю дословно, – он понизил голос, – куски штукатурки посыплются с потолка от ужаса. Обои отлепятся от стен. Боюсь, тогда первое впечатление, произведенное мной на твоих родителей, будет не слишком благоприятным. Прости, но есть вещи, которым лучше оставаться под завесой тайны.
Круто, наверно, быть Эваном. Так разговаривать. Ну что ж, пожалуй, это не самый худший вариант. Джулия могла выбрать и кого похуже.
– А можно мне посидеть в твоем «эм-джи»?
Эван глянул на массивную «Секонду» (на металлическом браслете).
– Почему бы нет?
– Ну как, нравится?
Обтянутый замшей руль. Кожа цвета бычьей крови, отделка – каштан и хром. Круглая ручка на рычаге переключения передач удобно легла в ладонь. Низкая, обтекаемая машина, сиденья словно обнимают тебя, когда откидываешься на спинку. Эван вставил ключ зажигания, и приборная доска засветилась призрачным светом. Стрелки плавают в циферблатах. Складная крыша, пахнущая гудроном, не пускает внутрь ветер. Просто невероятная песня полилась сразу из четырех колонок и наполнила машину. («Это „Heaven“[4]4
«Рай» (англ.).
[Закрыть], – объяснил мне Эван, вроде бы небрежно, но не скрывая гордости, – Talking Heads. Дэвид Бирн – гений». Я лишь молча кивнул, впитывая ощущения.) Из освежителя воздуха в виде горсти кристаллов льется запах горького апельсина. Логотип «Кампании за ядерное разоружение» на стекле рядом с диском автомобильного налога. Боже, если б у меня была такая машина, я бы вылетел из Лужка Черного Лебедя со скоростью «Супер-этандара». Подальше от мамы, папы и их скандалов на три, четыре и пять звездочек. Подальше от школы, Росса Уилкокса, Гэри Дрейка, Нила Броуза и мистера Карвера. Дон Мэдден пускай едет со мной, но больше я никого не возьму. Я вылечу, как Ивел Книвел, с белых скал Дувра и полечу над Ла-Маншем, над безупречным рассветом без единого пятнышка. Мы приземлимся на нормандских пляжах и двинемся на юг, соврем, прибавив себе лет, и будем работать на виноградниках или на лыжных курортах. Мои стихи напечатает «Фабер и Фабер», и на обложке будет мой портрет карандашом. Фотографы будут драться за право поснимать Дон. Наша школа будет хвалиться нами в своих рекламных проспектах, но я никогда, никогда в жизни не вернусь в заляпанный грязью Вустершир.
– Давай поменяемся, – предложил я Эвану. – Твой «эм-джи» на мой «биг-трак» с дистанционным управлением. Он программируемый, до двадцати команд.
Эван притворился, что это очень соблазнительное предложение и что его терзают муки выбора.
– Боюсь, что одностороннее движение в Вустере я даже на «биг-траке» не осилю. – Его дыхание пахло мятным «Тик-таком», и еще я уловил слабый аромат «Олд спайс». – Извини.
В окно с моей стороны постучала Джулия – в глазах у нее прыгало шутливое «эй!». Я вдруг понял, что моя вредина-сестра – взрослая женщина. Губы накрашены темной помадой, на шее – ожерелье из голубоватого жемчуга, которое когда-то принадлежало нашей бабушке. Я покрутил ручку, и окно опустилось. Джулия уставилась на Эвана, потом на меня, потом опять на Эвана:
– Ты опоздал.
Эван прикрутил Talking Heads:
– Я опоздал?!
Эта улыбка уже адресовалась не мне.
Может, папа и мама тоже когда-то были такие?
Наша столовая вроде как подпрыг-вздрогнула, словно взорвалась бесшумная бомба. По Четвертому каналу радио назвали имя подбитого корабля, и мы с мамой и Джулией застыли. «Ковентри» стоял на якоре в обычном месте, к северу от острова Пеббл, вместе с эсминцем «Бродсуорд». Примерно в 14:00 два вражеских «Скай-хока» вылетели из ниоткуда на малой высоте. «Ковентри» выпустил ракеты «Си-дарт», но промахнулся, и «Скай-хоки» сбросили четыре тысячефунтовые бомбы практически в упор. Одна упала в море, но три вспороли корабль по левому борту. Все три взорвались глубоко внутри корабля, и система электроснабжения отказала. Пожарные команды корабля очень скоро перестали справляться с пожаром, и через несколько минут «Ковентри» уже сильно кренился влево. Наши вертолеты «Си-кинг» и «Уэссекс» вылетели из Сан-Карлоса, чтобы подобрать людей, плавающих в ледяной воде. Тех, кто не был ранен, поселили в палаточный лагерь. Серьезно раненных перевезли на госпитальные суда.
Диктор новостей стал рассказывать про что-то другое, но я не запомнил про что.
– Девятнадцать из скольких человек? – произнесла мама сквозь пальцы, зажимающие рот.
Я знал – из-за того, что вел тетрадь с вырезками.
– Из трехсот примерно.
Джулия посчитала в уме:
– Значит, шансы больше девяноста из ста, что с Томом все в порядке.
Мама побледнела:
– Бедная его мать! Она, должно быть, места себе не находит.
– И бедная Дебби Кромби, – подумал я вслух.
– А при чем тут Дебби Кромби? – Мама явно ничего не знала.
– Дебби – подружка Тома, – объяснила Джулия.
– Ох, – сказала мама. – Ох.
Может, для стран война и вправду аукцион, но для солдат она – лотерея.
Было уже восемь пятнадцать, а школьный автобус все не шел. Птичьи трели рассыпались очередями и морзянкой с дуба на общинном лугу. В окне на втором этаже «Черного лебедя» раздернулись занавески, и, кажется, мелькнул Айзек Пай в ромбе солнечного света, пронзив нас всех злобным взглядом. Ника Юэна пока не видно, но он всегда приходит последним, потому что ему надо идти пешком аж от Хейкс-лейн.
– Моя бабка пыталась позвонить миссис Юэн, но у нее было занято. Невпробой, – сказал Джон Тьюки.
– Полдеревни пыталось ей позвонить, вот никто и не мог пробиться, – объяснила Дон Мэдден.
– Да, – согласился я. – Линии оказались перегружены.
Но Дон Мэдден даже виду не подала, что я что-то сказал.
– Бум-бум-бубум, – распевал Подгузник, – бух-ба-ба-бум!
– Захлопни пасть, Подгузник, а то я ее тебе захлопну! – рявкнул Росс Уилкокс.
– Не приставай к нему, – заступилась Дон Мэдден. – Он-то не виноват, что у него мозги всмятку.
– Захлопни пасть, Подгузник, а то я ее тебе захлопну! – проскрипел Подгузник.
– Том в порядке, – сказал Грант Бёрч. – Если б нет, мы бы узнали.
– Ага, – согласился Филип Фелпс. – Если б нет, мы бы узнали.
– Тут что, эхо? – хрюкнул Росс Уилкокс. – Вам-то двоим откуда знать?
– Оттуда, что как только сами Юэны узнают – им сообщат из военной канцелярии, – они сразу позвонят моему предку, потому что он и папан Тома росли вместе. Вот откуда я знаю. – Грант Бёрч харкнул на землю.
– Ну конечно, Бёрч, – издевательски произнес Уилкокс.
– Да, конечно.
У Гранта Бёрча запястье до сих пор в гипсе, так что он мало что мог сделать с Уилкоксовым сарказмом. Но у Гранта Бёрча хорошая память.
– Эй! – воскликнул Гэвин Коули. – Смотрите!
Далеко за перекрестком показались Гилберт Свинъярд и Пит Редмарли.
– Должно быть, заходили на Хейкс-лейн, – догадался Кит Бродвас. – Вышли в самую рань. Чтобы зайти к Юэнам. И узнать про Тома.
Стало видно, что Гилберт Свинъярд и Пит Редмарли почти бегут.
Я мысленно опробовал фразу «Почему Ник не с ними?», но Вешатель перехватил «Ник».
– А чего это Ник не с ними? – спросил Даррен Крум.
Птицы шарахнули с дуба без предупреждения – мы подскочили, но не засмеялись. Зрелище было невероятное. Бесчисленные сотни птиц обогнули общинный луг по орбите – сперва длинной, как эластичная резинка, второй раз – покороче, встав на крыло, и третий – и, словно повинуясь приказу, опять исчезли в кроне.
– Может, Никсон разрешил Нику не ходить сегодня в школу, – догадалась Дон Мэдден. – Ну, из-за всего.
Догадка была вполне правдоподобной, но к этому времени мы уже могли разглядеть выражения лиц Свинъярда и Редмарли.
– С-сука… – пробормотал Грант Бёрч.
Мистер Никсон прокашлялся:
– Без сомнения, вы все уже знаете, что Томас Юэн, выпускник нашей школы, только что погиб в ходе вооруженного конфликта на Фолклендских островах.
Он был прав, мы все знали. У Нормана Бейтса было включено «Радио Виверн», и там упомянули Тома Юэна по имени.
– Томас был не самым прилежным из учеников, когда-либо осчастлививших своим присутствием стены этого заведения. Не был он и самым послушным. В моем кондуите отмечено четыре случая, когда я был вынужден применить к нему туфлю. Но Томас не из тех… – мрачная пауза, – был не из тех, кто поминает старое, и я тоже. Когда начальник призывного отделения Королевского военно-морского флота запросил у меня характеристику на Томаса, я был рад рекомендовать этого задорного юношу всей душой и безоговорочно. Несколькими месяцами позже Томас ответил любезностью на любезность, пригласив меня и мою жену на свою выпускную церемонию в Портсмуте.
По залу пробежал шумок – мы были поражены, что на свете нашлась женщина, которая согласилась выйти замуж за мистера Никсона. Но директор одним взглядом восстановил тишину.
– Не припомню, когда еще я с таким удовольствием и с такой личной гордостью принимал приглашение на официальное мероприятие. Томасу явно пошла на пользу военная дисциплина. Он стал зрелым человеком, достойным представителем нашей школы и делал честь военно-морскому флоту ее величества. Поэтому скорбь, которую я ощутил сегодня утром, узнав о его смерти…
Да неужели у Никсона дрогнул голос?
– …на борту корабля ее величества «Ковентри», столь же глубока, сколь и остра. Судя по подавленному настроению в учительской и в этом зале, мою скорбь разделяет вся школа.
Мистер Никсон снял очки и на миг превратился из коменданта фашистского концлагеря в обычного усталого человека, чьего-нибудь папу.
– По окончании этого собрания я направлю семье Томаса телеграмму с соболезнованиями от имени всей школы. Надеюсь, те из вас, кто близок к семье Юэн, поддержат ее в этот трудный час. Жизнь бывает жестока, но мало какие из ее жестокостей сравнятся – возможно, и ни одна не сравнится – с потерей сына… или брата. Однако я также надеюсь, что вы не будете докучать Юэнам излишним вниманием, чтобы они могли справиться со скорбью.
Несколько третьеклассниц уже ревели. Мистер Никсон взглянул на них – но, похоже, он временно отключил свой луч смерти. Он ничего не говорил пять секунд… десять… пятнадцать. Слушатели заерзали. Двадцать секунд… двадцать пять… тридцать. Я заметил, что мисс Ронксвуд бросила на мисс Уайч вопросительный взгляд: «С ним все в порядке?» Мисс Уайч еле заметно пожала плечами.
Наконец мистер Никсон заговорил снова:
– Я надеюсь, что, размышляя о жертве, принесенной Томасом, вы задумаетесь также о последствиях насилия, как военного, так и эмоционального. Надеюсь, вы обратите внимание на то, кто является инициатором насилия, кто его осуществляет и кто вынужден за него расплачиваться. Войны не приходят просто так, из ниоткуда. Они зарождаются в течение длительного периода времени, и, поверьте, всегда существует груз вины, который ложится на всех, кто не смог предотвратить их кровавое пришествие. Я также надеюсь, вы поразмышляете о том, что в ваших жизнях поистине драгоценно, а что – просто… вздор… гордыня… накипь… напыщенные позы… эгоизм.
Казалось, эта речь отняла у него все силы.
– Это всё. – Мистер Никсон кивнул мистеру Кемпси, который сидел за пианино.
Мистер Кемпси велел нам открыть книги на том гимне, где есть слова: «На море гибнущих в борьбе услышь, взывающих к Тебе». Мы все встали и спели этот гимн в память Тома Юэна.
Обычно любому дураку ясно, какой теме было посвящено школьное собрание. Например, «помогать людям – это хорошо» или «даже самый дебильный дебил добьется успеха, если будет стараться как следует». Но я думаю, даже учителя не могли бы сказать с уверенностью, что имел в виду мистер Никсон сегодня утром.
Смерть Тома Юэна как-то убила весь пыл, с которым мы раньше следили за ходом войны. Тело Тома никак нельзя было привезти в Вустершир, так что его похоронили прямо там, на каменистых островах, за которые еще шла драка. Жизнь пока так и не вернулась в нормальное русло. Изображать, что скорбишь, очень приятно. Но когда кто-нибудь по-настоящему умирает, остается только чувство нескончаемой тягучей тоски. Войны длятся месяцы… годы. Как вьетнамская. Кто скажет, что с этой будет по-другому? У аргентинцев тридцать тысяч человек на Фолклендах, все в окопах. А наших только шесть тысяч, и все их силы уходят на попытки выбраться с завоеванной позиции. Мы потеряли два «Чинука» (а у нас их и было-то всего три), когда враги потопили «Атлантик Конвейор», так что нашим солдатам пришлось идти на Порт-Стэнли пешком. Ведь наверняка даже у Люксембурга больше трех нормальных вертолетов? Ходят слухи, что аргентинский флот делает вылазки из портов и перерезает наши морские пути от острова Вознесения. И еще у нас не хватает бензина. (Как будто вооруженные силы Великобритании – это какой-то паршивый легковой автомобиль.) Гора Кент, гора Две Сестры, гора Тамблдаун, то есть «Вверх тормашками». Названия звучат мирно, но сама местность – враждебная. Брайан Хэнрахан говорит, что нашим морским пехотинцам негде спрятаться, кроме как за огромными валунами. Наши вертолеты не могут прикрывать войска с воздуха из-за тумана, снега, града, шквалов. Он сказал, что погода тут – как зимой в Дартмуре. Наши десантники не могут копать окопы – земля слишком твердая, и некоторые уже страдают от «траншейной стопы». (Дедушка однажды рассказывал, как у его папы была «траншейная стопа» при Пашендале в 1916 году.) Восточные Фолкленды – это одно сплошное минное поле. Пляжи, мосты, овраги – все заминировано. По ночам ихние снайперы запрашивают у артиллерии обстрел осветительными снарядами, так что весь пейзаж озаряется светом, как холодильник, когда его открываешь. Сыплется дождь из пуль. Один специалист сказал, что аргентинцы тратят боеприпасы так, словно тем никогда конца не будет. А наши просто не могут бомбить здания, чтобы не поубивать тех самых мирных жителей, которых собирались защищать. Хотя их там и не так много. Генерал Галтьери знает, что зима – его союзник. С балкона своего дворца он сказал, что Аргентина будет сражаться до последнего человека, живого или мертвого.
Ник Юэн так и не вернулся в школу. Дин Дуран видел его в лавке мистера Ридда – он покупал коробку яиц и жидкость для мытья посуды. Дуран не знал, что ему сказать. Он говорит, что лицо у Ника было мертвое.
На прошлой неделе «Мальверн-газеттир» напечатала фотографию Тома Юэна. Он был в морской форме, улыбался и салютовал. Я вырезал фотографию и наклеил к себе в тетрадь. У меня уже кончаются страницы.
В понедельник, когда я пришел из школы, на нашей площадке перед гаражом лежали штук десять гранитных валунов и еще пять мешков с надписью «Наполнитель – дробленый ракушечник». И еще огромный черепаший панцирь из стекловолокна, который оказался перевернутым резервуаром для водоема. Мистер Касл стоял на стремянке и подравнивал ножницами живую изгородь, которая отделяет его садик перед домом от нашего.
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?