Текст книги "Тотем"

63

Оно заворчало где-то под крыльцом: двое мужчин попытались высветить его фонарями.

– Господь Всемогущий, ты видишь тело слепого, которое эта тварь грызет?

– Я не хочу об этом даже говорить. Пристрели чертову куклу.

– Прямо посреди города?

– Может быть, хочешь заползти под крыльцо и постараться ее словить?

– Да я даже здесь находиться-то не хочу.

Они вытащили пистолеты.

Огни. Оно не в силах было их выносить. И, услышав, как щелкнули оттягиваемы “собачки”, прыгнуло.

– Черт!

64

Оно, пошатываясь, поднималось по ступеням. Оно немного отъело от трупов, что валялись в подвале, поспало, но вдруг проснулось и не в силах противиться странному зову, стало подниматься наверх. Добравшись до кухни, оно застонало, боясь выбраться на улицу и столкнуться с ночью лицом к лицу, но все-таки взялось за ручку на двери черного хода, вышло на крыльцо и, услышав выстрелы, оскалилось.

65

– Вот таков вирус бешенства.

Слотер кивнул.

– Отлично. А здесь микрограмма из электронного микроскопа. Вирус мертвой собаки.

Слотер посмотрел на микрограмму, которую Аккум положил рядом с книгой, которую они просматривали. Внимательно рассмотрел.

Думал он довольно долго.

– Этот вирус несколько тоньше, чем вирус бешенства.

– Да, это одно из нескольких различий. Обычно мы говорим, что вирус бешенства формой напоминает пулю, но этот выглядит как, ну, не знаю…

– Ракета, – произнес Оуэнз, и оба мужчины посмотрели в его сторону.

– А почему, собственно, нет? Пусть будет ракетой. – Аккум снова указал на микрографию. – По крайней мере, эта дрянь распространяется поистине с космической скоростью. Дело в том, что большинство вирусов в действительности выглядят примерно таким образом, но отличия все-таки есть. И хотя внизу – при всей полноте – имеется впадина, нигде не видно даже намека на отросток. И что еще хуже: нервная система мальчика не была заражена.

Слотер посуровел. Он достаточно прочитал о бешенстве, чтобы вспомнить о том, что вирус водобоязни поражает нервную систему, высасывает ее до дна и в конце концов полностью разрушает. Он нахмурился.

– Но я думал, что…

– Да, понимаю. Такого как бы не должно быть. Эта дрянь не похожа ни на один вирус, который мне доводилось видеть. Но при том, что нервная система не поражена, заражен лимбический мозг.

Слотер не понял.

– Лимбический мозг. Его еще называют рептилийным, он, действительно, похож на животное. Он руководит нашими инстинктами выживания, чувствами, в том числе и чувством агрессии. Это объясняет, почему парнишка вел себя таким образом. Если упрощать, он превратился в животное.

– Но как понять кому, в которую он впал?

– Не торопи. Дай мне самому до этого добраться. Ты должен знать, что, взглянув на так называемый “порез” стеклом, о котором говорили родители, я обнаружил, что парнишка был искусан. Не далее, чем сутки назад. Чтобы заразить организм с такой скоростью, необходимо, чтобы вирус попал в кровеносную систему. К тому же идет избирательное заражение: заражаются только определенные клетки.

– Тот самый мозг, о котором ты говорил?

Аккум кивнул.

– Таким образом, симптомы бешенства развиваются с невероятной скоростью: проходит, скажем, часов двенадцать, и человеческий организм через паралич выходит в кому. Когда человеческий мозг “закрывается”, вирус переходит в пассивное состояние. Когда же жертва снова начинает действовать, вирус также обретает активность. Ты посуди сам, насколько он эффективен: питается до тех пор, пока не приводит организм в полукоматозное состояние и замирает, чтобы после того, как человек вновь обретет способность двигаться, снова начать свое разрушительное действие. Но так как вирус проходит через кровеносную систему, он оказывается и в слюнных железах, заражает слюну и переходит через укусы к очередной жертве. Если же порез у жертвы уже имеется, и она входит в контакт с зараженной кровью, то происходит то же самое.

Слотер поднял руку к коросте, покрывшей длинную, через всю щеку царапину. И нахмурился.

– Слишком поздно ты заволновался, Натан. Если бы ты заразился, то об этом мы бы уже давным-давно узнали.

– Ну, если все, о чем ты сказал, верно, то значит, ты никак не сможешь бороться с распространением этого вируса.

– Точно. Наша вакцина тут бесполезна. Мне ведь тоже повезло. Если бы вирус попал в мой организм через разбитую губу, то, сам понимаешь, на что я был бы сейчас похож. И все-таки я ввел в себя две порции сыворотки.

– Могу поспорить, что ты получил массу удовольствия.

– Ага, так, понимаешь, понравилось, что я с этого дня, наверное, буду ежедневно колоться вместо чистки зубов или принятия душа. Блин, прямо не знаю, что нам со всем этим делать.

– Так говоришь, что никогда раньше ничего подобного не видел? И даже не слышал?

Аккум покачал головой.

– Я слышал, – внезапно заговорил Оуэнз. Они уставились на ветеринара.

– Читал. Тысяча девятьсот шестьдесят девятый год, Эфиопия. Гурт крупного рогатого скота заразился странной формой бешенства: коровы стали слегка бесноватыми, а потом наступил паралич. Все особи пали. Владелец не знал даже, чем они больны. Он вначале принял их за мертвых, но они немного спустя оклемались.

– Насколько я понимаю, это невозможно, – сказал Аккум. – Это заболевание нельзя пережить и выздороветь.

– И стадо не смогло. Вирус так и остался в организме коров, и через несколько дней все симптомы снова повторились. И их пришлось уничтожить.

– Вы уверены, что это было бешенство?

– Да, разумеется, проведенные исследования убедили в этом врачей. Еще я читал о подобном случае, происшедшем в Индии два года назад, правда, на сей раз дело касалось водяных быков.

– Но наш вирус – не бешенство. Любая вакцина здесь бесполезна. Даже если бы и существовало необходимое лекарство… у нас просто нет времени, чтоб его достать.

Оуэнз уставился в стол и пожал плечами.

– Хочет кто-нибудь кофе? – спросил Слотер, но врачи лишь как-то странно посмотрели в его сторону и отвели взгляды. – Эй, я чего-то не пойму, – постарался он вывести разговор в нужное русло. – Что могло стать причиной возникновения нового вида вируса?

– А мне-то откуда знать, – сказал Аккум. – Черт, хочешь знать правду? Меня удивляет, что подобные штуки не случаются ежедневно. Что, например, стоит “легионерка”, заболевание, проникшее к нам после возвращения ребят с войны в джунглях – а ведь его заметили через столько лет! И диагноза никто не ставил. А взять стафилококки или гонорею, которые мутировали в формы, успешно противостоящие таким, например, лекарствам, как пенициллин. Или наш случай, про который мы говорим, что это совершенно новый вирус. И спрашивать, что явилось причиной его возникновения, это все равно, что обращаться к нашим далеким предкам с вопросом: скажите, а что явилось причиной развития вашего рептилийного мозга в полноценный человеческий? Готового ответа нет. Эволюция – случайность. Клетка неверно развивается. Что-то случается с ДНК. Нам же нравится думать, что все под контролем и проходит в соответствии с неким установленным планом. Но на самом деле это не так. Все время что-то меняется, это происходит постоянно и так медленно, что мы порой этого не замечаем. Но все равно: люди становятся выше, собаки, чье потомство отбраковывается, вымирают. Разумеется, крайности мы распознаем. Называем их чудовищами. Но по-настоящему удивительные изменения происходят с простейшими формами жизни, которых мы практически не замечаем, они настолько быстро размножаются, что несколько поколений их нарождается и умирает за один-единственный день. Их, так сказать “жизненный путь” сильно отличается от нашего, их время течет намного быстрее. Для них эволюция идет с невероятной скоростью, что увеличивает число случайных вариантов. Количественные скачки могут случиться в любой момент. Всякий раз, когда человеку делают рентген, крохотные пульки свистят возле хромосом. Нужен пример? Давайте возьмем вот такой. Предположим, у нас есть пес. Этот пес заражен бешенством, но симптомы пока что не проявились. Ко всему прочему собака больна. Например, у нее сломана нога или имеется внутренняя опухоль, поэтому хозяин делает ей рентген, собаку начинают лечить и она поправляется. Но – ущерб причинен. Вирус бешенства единожды попал под рентгеновские лучи. И, скажем, по крайней мере одна, вирусная клетка начала мутировать и поразила лимбический мозг. И она начала размножаться. А теперь так: хозяин собаки поехал на отдых. Кого он берет с собой? Своего пса разумеется. Пес безумствует и убегает. Передача инфекции началась.

– Как ты говорил о тех собаках, что живут в горах? Что там у них: психическое животное поведение? – спросил Слотер.

На мгновение воцарилась тишина.

– Да-а. Из долины ведут всего две дороги, – сказал Оуэнз. – Вокруг нас горы, поэтому вирус локализован. Но почему до сих пор его никто не распознал?

– Потому что, насколько мне помнится, пока никто не проходил на него проверки. Вполне возможно, что ранчеро пристрелили нескольких собак, зарыли трупы и на этом успокоились. У вас была хоть одна возможность взглянуть на бешеных псов?

Оуэнз покачал головой.

– Ну вот, теперь она появилась. Глядите.

– Но в пятницу вечером ты же говорил мне, что они кусают людей, – вступил Слотер. – Значит, люди должны были приходить, чтобы лечиться, и следуя вашей логике, лечение должно было лишь усугублять болезнь.

– И они действительно приходили лечиться, и проблем не возникало. Просто те собаки, что их кусали, не были заражены вирусом, или же вирус к тому времени недостаточно мутировал. Это не возражение предложенной мною модели.

– Но вирус настолько силен и распространяется с такой скоростью, что к сегодняшнему дню по идее все должны были бы им заразиться.

– Не думаю. Происшедшие случаи практически все смертельны. Не думаю, что кто-нибудь смог выжить, как животные, так и люди. Мы еще не изучали длительных последствий вируса. Вполне возможно, что наблюдается определенный спад. Но пока сказать что-либо конкретное трудно.

– Но почему же вирус проявился в городе именно сейчас?

– Ты можешь об этом догадаться ничуть не хуже меня. Ведь достаточно, чтобы одна-единственная собака забрела в город… Но я на самом деле считаю, что причина несколько иная. Не забывай, что зима выдалась трудная. Поэтому зараженные звери стали покидать свои исхоженные охотничьи тропы и спускаться в долину. Это одна версия. Вполне возможно, что неверная. Но в конце концов так хоть что-то объяснится. Для нас стало, например, ясно, что жертвы вируса ведут ночной образ жизни. Поэтому столько бед творится именно по ночам. Зараженные днем спят и прячутся. Ночью начинают выползать, но полная луна действует на них не лучшим образом. Вот почему мальчик так рычал: луна светила в окна верхнего этажа…

– Еще одно. Мы знаем, что друг для друга они не опасны, – сказал Оуэнз. – Стоило мне поместить вместе нескольких мышей, как они моментально перестали друг на друга реагировать, но ворчали на свет и бросались на стекло.

Слотер вспомнил тени, которые видел возле амбара этой ночью.

– Вы имеете в виду, что они охотятся стаями?

– Не обязательно, но вполне возможно.

– Но что их заставляет объединяться в стаи?

– Послушайте, вирус делает так, что контроль за всеми действиями данного организма берет на себя продолговатый мозг, и жертвы начинают вести себя так, как вели себя животные сотни тысяч лет назад. Охотиться стаями для них было естественно и необходимо. Таков был закон выживания. Одиночка, по крайней мере человек, был тогда довольно редким зверем.

66

Оно стояло в горах – высоко в горах – и смотрело на линию вечных снегов. Начал разгораться свет, оно подняло руку к глазам и тут увидело, как к нему приближаются оленьи рога и поняло, что наконец-то оно дома.

67

Слотер стоял потрясенный и онемевший. Коди, мужчина, обнаруживший вчера мальчика в поместье и покусанный им, рычал и старался выбраться из пут, привязывающих его к кровати. Его горло было тщательно забинтовано, и рана, конечно, могла объяснить хриплые нечеловеческие звуки, им издаваемые, но Слотер понимал, что дело тут не в глубине пореза. Нет, тут за работу взялся вирус, и, хотя кровать была обита так, что Коди вряд ли мог бы причинить себе вред, ярость, с которой он бился, могла вскоре принести результаты. Человек здорово смахивал на помешанного, и Слотер в очередной раз вспомнил слова Аккума о безумии луны.

– Это, конечно, лишь предположение, – сказал он стоящему рядом санитару, – но если вы выключите – попробуйте, попробуйте – свет, то вполне возможно, пациент успокоится.

Даже сквозь окошечко Слотер чувствовал, как рычание терзает его душу. Пена, капавшая на бинты, вызывала тошноту. Вдруг рычание и дерганье стали особенно яростными. Коди старался так развернуть голову, чтобы перегрызть ближайшую к нему лямку.

– Не могу на это смотреть.

Сглотнув, он посмотрел в сторону Мардж, которая ждала его в дальнем конце коридора. Она смотрела в другое окошечко. Слотер знал, что в той палате находится мать умершего мальчика и прежде, чем медленно двинуться в ту сторону, он кинул последний взгляд на Коди.

– Привет, Мардж, – сказал он, прекрасно понимая, что она должна сейчас чувствовать, и поцеловал ее.

Но она лишь смотрела и смотрела в стекло. Слотер наблюдал за ней.

– Я пытался звонить, но тебя не было дома.

Женщина не ответила.

– Мардж, я…

– Натан, я ее ударила. Понимаешь, больше ничего не оставалось. И я не собиралась бить так сильно. Она…

– Успокойся.

– Но у нее трещина в черепе.

– Я знаю. И все-таки – успокойся. Ты сделала то, что должна была сделать. Эта женщина останется жива. Остальное не имеет значения, врачи просто не знают, как ее дальше лечить. – Он взял Мардж за руку.

Он взглянул на женщину, которая в бессознательном состоянии была привязана к постели, на голове ее белела повязка, в руку была воткнута игла, от которой шла резиновая трубка, присоединенная к перевернутой донышком вверх бутылочке для внутривенных вливаний.

Мардж зарыдала, и Слотер прижал ее к себе.

– Ну, ну… Почему бы тебе не отправиться домой, а, Мардж? Пожалуйста. Тебе здесь абсолютно нечего делать. Помочь ты ничем не можешь, так что… Если что случится, тебе обязательно сообщат…

– А ты со мной поедешь?

– Ты ведь прекрасно знаешь, что мне бы очень этого хотелось…

– Но ты не можешь.

– И это тебе известно. Единственное, чего бы мне хотелось, это остаться с тобой, но я боюсь того, что может произойти.

– Ну всего на часок? Тебе ведь тоже нужно отдыхать.

– Я тебе разве ничего не рассказывал? Я ведь стараюсь побить рекорд: сколько человек может обходиться без сна.

Но женщина почему-то не рассмеялась.

– Мардж, мне бы хотелось, чтобы ты поняла. Я ведь знаю, что тебе тяжело.

Она изучала его лицо.

– Я знаю, что если бы у тебя был выбор, ты бы поступила иначе. Эта женщина чуть не убила своего мужа. Так что ты была на высоте. Не беспокойся. Ты чересчур близко к сердцу воспринимаешь любую…

– Спасибо. И все-таки не легче. – Она отвернулась к окну.

– Отправляйся домой. Пожалуйста. Ты ведь прекрасно знаешь, что я тебе буду сообщать обо всем, что тут происходит.

– Я боюсь, Натан, боюсь.

– Прекрати. Я провожу тебя.

Он поцеловал ее. Затем коснулся ее руки, и Мардж ответила на пожатие. Они пошли по коридору. Проходя мимо палаты Коди, Слотер отвернулся. Дойдя до угла, Мардж оглянулась на окна, выходящие в коридор, и стала спускаться по лестнице. Натан коснулся ее волос и стал смотреть, как она идет к парковке.

“Чудесная, измученная женщина, – думал он. – Поднимая бейсбольную биту, она, должно быть, испытывала жесточайшие муки”. Слотер помахал ей на прощание, но, проезжая мимо, Мардж, видимо, была столь убита горем, что лишь кивнула в ответ, и прежде, чем отправиться к телефону, находящемуся в комнате для сестер, он на мгновение остановился возле двери, в нерешительности, но…

68

– Слотер? Боже мой, восемь утра. Неужели нельзя подождать более приличного часа?

– Нет, надо поговорить сейчас же.

– Ох ты, черт побери, нет, правда, Слотер…

– Это очень серьезно. У нас осталось не так много времени.

На линии воцарилось непродолжительное молчание.

– Ну, хорошо. Увидимся через час в редакции. Но пусть лучше твоя причина окажется уважительной.

– На этот счет можешь не беспокоиться, – заверил Натан. – Ты потом еще пожалеешь, что она настолько серьезна.

– Я уже жалею.

Слотер нахмурился и повесил трубку. Он думал о том, что за все те годы, что он здесь живет, ни разу не был у Парсонза в доме, а потом о том, почему именно сейчас, когда от важных дел трещит голова, думает об этом. Тут же пришла в голову мысль, что все это из-за политических игр, в которые Парсонз так любит играть. Этот человек держит своих подчиненных вдали от своего дома, потому что хочет отгородиться от них, показать, что дружбой тут и не пахнет. Тем самым он их как бы устрашает. Но Слотеру по большому счету было на это наплевать. Он никогда особо Парсонза не боялся, хотя, говоря по правде, ему было бы неплохо быть с ним в нормальных отношениях, чтобы не полететь с работы. Обуреваемый подобными мыслями, Натан поехал в участок, где, несмотря на раннее утро, уже вовсю раздавались звонки: люди сообщали о каких-то непонятных фигурах, крадущихся по темным закоулкам и садам, растерзанных кошках, собаках и коровах, о пропавших людях. “Ну, что же, начало неплохое, – решил Натан. – То ли еще будет”. Затем он попытался отгородиться от всего и привести себя в порядок в мужском туалете: вымыться, сменить пропотевшую рубашку на чистую, которую он на всякий случай всегда держал в ящике письменного стола. Нет, Парсонзу это не понравится. Он уже на пятнадцать минут опаздывал, и Слотеру пришлось сидеть перед запертыми дверьми “Поттерз Филд Газетт”. Наконец показался хозяин в спортивной рубашке и нейлоновых, слаксах.

– Нет, подождите, пока мы не поднимемся, – сказал мужчина, наверху все выслушал, затем очень спокойно спросил: – Вы решили, что я в это поверю?

Перед тем, как высказаться, Слотер слегка нахмурился.

– Понятия не имею. Хотелось бы.

– Ну, послушайте, Слотер, самого себя. Вам наверняка известен лишь тот факт, что у мальчика обнаружилась какая-то болезнь, да и то, вполне возможно, у него был нервный срыв. Затем его мать впала в истерическое состояние и подралась с мужем. У Коди тяжелая форма лихорадки. А собака-поводырь просто взбесилась. Вот и вся ваша история.

– Вы забываете о теле Клиффорда.

– Нет, ничего я не забыл. Все правильно, Клиффорда атаковала, видимо, дикая собака, как вы и говорите. Но были ли произведены необходимые анализы, исследования?

– Было произведено следствие, чтобы распознать, какое на него напало животное. К тому времени у нас не было причин подозревать появление какого-то вируса.

– Значит, исследовали лишь больную собаку и результаты анализов показали, что ее заболевание очень смахивает на водобоязнь, так?

– Аккум…

– Слотер, не хочу вас разочаровывать, но ведь всем прекрасно известно, что он приехал сюда только потому, что больше никто не хотел прибегать к его услугам. В Филадельфии он сорвался и я не удивлюсь, узнав, что он прибег к подобной инсценировке только для того, чтобы прибавить себе значительности. Если нормально относиться к делу, то даже времени для исследования мертвого мальчика просто не было. Допускаю, если слова Аккума действительно правдивы, что его мозг оказался заражен. Но это могло произойти по массе причин. Чтобы сделать правильный срез и подготовить препарат для изучения под электронным микроскопом, необходимо несколько дней. Я понимаю, что кое-что можно опустить, если человек очень спешит, что объясняет, почему Оуэнз так быстро подготовил образцы. Но в одном я уверен, – срезы с собачьего мозга были подготовлены настолько поспешно, что доверять их правильности мы не имеем права. Чтобы меня убедить, потребуется нечто большее. Подумайте обо всем, что я сказал, и ответьте на простейший вопрос: в чем вам видится больше смысла – в водобоязни, или же новеньком свежеиспеченном вирусе?

– Вы ведь не видели этого мальчика.

– Но достаточно о нем слышал.

Слотер мрачно взглянул на Парсонза.

– Конечно, Слотер, конечно! Неужели вы думали, что мне ничего не известно? Я ведь владелец этой чертовой газетенки. Мэр. Да у меня в соглядатаях весь город. Если родители решат подать жалобу, Аккуму крышка. Он влепил пациенту дозу снотворного без положенных мер предосторожности. Ну, разумеется, теперь он скажет, что мальчишку убил вирус. Конечно, обвинять себя никто не станет. Но его словам в данном случае вряд ли можно верить. И это еще одна проблема, о которой я бы хотел с вами поговорить. Сейчас не будем говорить о женщине, которую вы наняли на работу и которая огрела мать мальчика бейсбольной битой по голове, хотя не понимаю, почему вы ее не арестовали и не предъявили обвинений, хотя, разумеется, процесса не миновать. Давайте-ка сосредоточимся на Аккуме. Его я бы выбрал в последнюю очередь, чтобы провести исследование тела мальчика. Он…

– Неважно. Если бы вы видели мальчишку, то поняли бы, что Аккум действовал как нужно. Паренек был просто кошмарен.

– Но ведь мы вас потому и держим, за то и платим. Это вы должны управляться с подобными случаями. Работенка у вас, Слотер, довольно плевая. Не так уж много бед здесь у нас происходит. А как только – заметьте впервые за долгие годы – произошло крупное событие, как вы врываетесь ко мне в воскресенье утром со своими бредовыми предположениями о том, что необходимо запечатать долину наглухо и уничтожить все стада. То есть наши средства к существованию.

Слотер тяжело смотрел на него. Он постарался как можно сильнее сжать кулаки и зажать их между ногами. Почувствовав, как лицо пылает огнем, Натан с трудом сдерживал рвущееся из легких дыхание.

– Я сказал, если до этого дойдет. Пока неизвестно, необходимо это или нет. Я просто хочу выслушать ваше мнение.

– Так вот: необходимости нет. Отдохните минуточку, Слотер. Дайте рассказать вам немного о своей работе. Я был мэром задолго до того, как вы сюда приехали. Двадцать лет, чтобы вы знали, был мэром. Когда все эти хиппари заявились в город, я понял, что это беда. Понял и то, что нужно вышвырнуть их отсюда. Но не сделал этого, так как понимал, что люди начнут говорить, что хотя им хиппи и не нравятся, все же мы не должны лишать их последней надежды. Поэтому я стал ждать подходящего случая. Их грязные языки и наркотики, мерзость и пошлость возрастали, но я ничего не предпринимал и выжидал, потому что знал, – еще немного, и народ начнет меня упрашивать, чтобы я избавил город от мрази. Что и произошло. В точности. Так что я добился того, чего хотел, но сделал это дипломатично. Вам это о чем-нибудь говорит?

Слотер лишь пожал плечами.

– Дело в том, что люди всегда лучше знают, что для них хорошо, а что плохо. Хороший руководитель делает лишь то, что ему велят, – сказал Парсонз. – Вот почему меня переизбирают мэром все это время. Потому что я понимаю это. От народа мне нужны лишь подсказки. Вот вы мне говорите, что скоро начнется эпидемия. Что ж, отлично. Давайте подождем и посмотрим. Свидетельства неубедительны, но я буду держать это дело в поле зрения. Меры предосторожности, предлагаемые вами, нецелесообразны. Уничтожить стада и всю живность в округе? Помилуйте, Слотер, а вдруг никакой эпидемии нет и все дело в отвратительно приготовленных препаратах и пристрастном коронере? Ведь народ потребует наших голов. Им захочется, чтобы за их стада заплатили, а я боюсь вашей зарплаты на это не хватит. И даже опечатывание долины. Вы ведь понимаете, что долина живет разведением и продажей скота. Стоит лишь прокатиться слушку, что наши коровы заразны, и нам опять-таки придется их уничтожить. Их же никто не станет покупать. Не уж – поживем-увидим. Если действительно началась эпидемия, люди сами нам скажут, что делать. Сами, понимаете? И их выбор будет самым верным, самым разумным. И мы все останемся в живых, потому что народом руководит здравый смысл. Все будет даже лучше, чем тогда, с хиппи…

– Но различие между нашим случаем и старым состоит в том, – сказал Слотер, – что тогда от вашего ожидания никто не умер. Сейчас на моем столе уже лежит немало донесений, число их будет расти и далее, я уверен, а потом долину охватит паника. Донесения не только о растерзанном скоте. Не только о Клиффорде и мальчике. Мы скоро потонем в трупах, и этим беднягам уже никто не сможет помочь.

– Вы меня будто и не слушали, Слотер. У нас нет выбора. Вы просто хотите поспорить, а вот я все споры прекращаю. Будете вести себя так, словно ничего страшного не происходит. Если вирус как-нибудь проявится, – в чем я лично сомневаюсь, – то зараженного поместите в карантин. Будете отлавливать кошек, собак и даже бурундуков, если они будут казаться вам странными, но людям надо говорить, что все под контролем и давайте на этом закругляться. И послушайте, что я вам скажу: стоит только промелькнуть намеку на то, что в городе эпидемия, – берегитесь. Это понятно? Подобный приказ вы в состоянии воспринять?

Слотер молча смотрел на него.

– Могу я, по крайней мере, добраться до радиостанции и оповестить город о том, что мы обнаружили вирус водобоязни?

Парсонз обдумал.

– Не вижу никаких проблем. Мы ведь получили сведения из рук врачей, поэтому город должен знать об этом для своего же блага. Для защиты. Но ни в коем случае не упоминайте скот. Это уже по другому департаменту. А теперь мне необходимо вернуться домой. В церковь я опоздал, но ко мне должны прийти люди. На поздний завтрак.

Он встал, давая понять, что и Слотер должен убираться и как можно быстрее.

– А кстати, что там с этим журналистом из Нью-Йорка? По фамилии Данлоп?

– Он все еще здесь.

– Так выставите его отсюда. Чтобы слухи не распространялись, это необходимо сделать. Заставьте его уехать до вечера.

– Но если он еще не закончил свою работу?

– Да закончил он ее, закончил. Он просто еще сам этого не знает. Посадите его в поезд и сами держитесь неприметненько, чтобы вас не слишком многие видели рядом с ним. Выглядите вы просто неважнецки. Может быть, эта работа слишком тяжела для вас?

Слотер едва не рассмеялся. “Ах ты, подонок, – подумал он. – Не упустит случая, чтобы нагадить человеку на голову”. Идя вместе с Парсонзом к двери, он сжал кулаки до боли и почувствовал, что лицо горит. Пропустив Парсонза вперед, Натан подумал, что так с ним и нужно поступать: держать спину всегда защищенной от этого мерзавца.