Текст книги "Терапия пар в теории объектных отношений"

Глава 3
Теория объектных отношений и проективная идентификация в браке

Теория объектных отношений – это индивидуальная психология, в которой личность рассматривается как система частей во взаимодействии со значимыми другими людьми во внешнем мире. Она представляет собой амальгаму теорий ряда британских психоаналитиков – Фэйрберна, Гантрипа, Балинта и Винникотта. Хотя в целом считается, что на их труд значительное влияние оказала М. Кляйн, они создали группу, которая в Англии обособилась от группы теоретиков, объединившихся вокруг нее. В Соединенных Штатах Америки, где мы меньше озабочены установлением подобных границ, мы склонны относить Кляйн к группе аналитиков, работающих в рамках теории объектных отношений. Из них только Фэйрберн систематически разрабатывал четкую концепцию личности, способную соперничать с теорией влечений и структурной теорией Фрейда. Таким образом, мы опираемся в основном на работы Фэйрберна (Fairbairn, 1944, 1952, 1954, 1963) с некоторыми дополнениями Винникотта (Winnicott, 1958, 1960b, 1968, 1971). Концепция проективной идентификации Кляйн (Klein, 1946) предоставляет необходимую концепцию, которая служит связующим звеном для распространения индивидуальной психологии теории объектных отношений на интерперсональную ситуацию. Мы также обращаемся к использованию Диксом (Dicks, 1967) теории объектных отношений в супружеской терапии, к применению Бионом (Bion, 1961) теории к малым группам и к ее распространению Зиннером и Шапиро на взаимодействие между супругами и семейную динамику (Zinner, 1976; Zinner, Shapiro, 1972).

Предпосылки теории объектных отношений

Фэйрберн: индивидуальная психология, основанная на объектных отношениях

Фэйрберн (Fairbairn, 1952, 1963) рассматривал младенцев как «ищущих объект», как обязанных достичь таких отношений с матерью, чтобы их фундаментальные потребности в присоединении и заботе могли быть удовлетворены. В течение многих лет абсолютной, а позднее – относительной зависимости, человеческие детеныши устанавливают отношения со своими родителями и старшими братьями и сестрами. Личность ребенка формируется на основе восприятия им того, что фактически происходит в семье. Ощущения нужды или фрустрации окрашивают оценку младенцем реальных событий. Эта смесь опыта, аффектов, восприятия и неправильных представлений не только влияет на переживания и воспоминания ребенка о событиях, но и – что намного важнее – определяет психическую структуру ребенка. Эта структура рассматривается как состоящая из системы сознательных и бессознательных объектных отношений, которая выкристаллизовывается из восприятия младенцем реальных отношений. Таким образом, по выражению Белласа (Bellas, 1987), «структура Эго – это след отношений» (p. 50).

Эндопсихическая ситуация подкрепляется или трансформируется в свете будущего опыта, созревающих когнитивных способностей, и меняется в зависимости от качества первичных отношений на разных стадиях развития. Помимо того, что ребенок сам по себе проходит через классические стадии психосексуального развития, описанного Фрейдом (Freud, 1905b), его семья тоже проходит через жизненный цикл, возможно, сталкиваясь со смертью или болезнью значимых членов в предыдущем поколении, переездом в другой географический регион, изменением образа жизни или экономических условий или рождением другого ребенка.

Индивидуальная личность, составляющая систему частей, сознательных и бессознательных, находится в динамических отношениях с системой семьи и ее частями и индивидуальными членами и частями их личности. Помимо определенного числа отношений человека как целого, существует бесчисленное множество постоянно меняющихся отношений между частями, выступающими культурной средой для развития ребенка. Возникающая в результате личность является сложной, отражает многочисленные идентификации и контридентификации с частями других людей, организованных в сознательных и бессознательных областях личности. Сознательные части сохраняются в открытой системе, остаются гибкими и изменчивыми и способными свободно взаимодействовать с другими. Бессознательные части отщепляются в закрытую систему, жесткую и не меняющуюся под давлением вытеснения и недоступную для взаимодействия с другими или для изучения и изменения на сознательном уровне (Sutherland, 1963). Одно из главных достижений Фэйрберна состояло в указании на то, что все эти системы и их сознательные и бессознательные части находятся в постоянном динамическом взаимодействии друг с другом. Потребности, фрустрации, желания, любовь и ненависть заново внутренне переживаются. Эти воздействия характеризуют отношения между возбуждающими и отвергающими объектами, которые были интернализированы и которые продолжают динамически взаимодействовать в целостной личности. Эти внутренние отношения активно вытесняются и точно так же активно стремятся вернуться в сознание.

Бион: контейнер, групповые допущения и валентность

Основываясь на исследованиях коммуникации в группе, процесса мышления и движущих сил взаимодействия ребенка и матери, Бион (Bion, 1962, 1967, 1970) постулировал, что в особом психическом состоянии, называемом «задумчивостью», мать способна выдерживать тревогу и фрустрацию своего ребенка таким образом, что он чувствует себя вмещенным в нее. Идентифицируясь с матерью как «контейнером», ребенок развивает надежное чувство себя, способное доискиваться до сути вещей. Такая идентификация является примером интроективной идентификации – понятия, введенного Кляйн (Klein, 1946) и определяемого Сегал (Segal, 1964) как «результат, когда объект интроецируется в Эго, которое затем идентифицируется с отдельными или со всеми его характеристиками « (p. 105). Введенное Бионом понятие контейнера и контейнируемого описывает ситуацию, когда проективный процесс у ребенка может осуществляться без причинения вреда матери, а интроективная идентификация имеет благоприятный характер и содействует развитию. Его следует отличать от введенного Винникоттом (Winnicott, 1960a) понятия поддерживающей среды, которое относится к эмпатическому психосоматическому партнерству между матерью и младенцем, обеспечивающему управление физиологическими и психологическими переживаниями, а не к когнитивной функции матери, создающей психологическое пространство в сфере мышления, как полагал Бион. Контейнирование также отличается от описания Винникоттом (Winnicott,1971) переходного пространства между матерью и младенцем – области, в которой ребенок использует объект, представляющий мать, но при этом находящийся под контролем младенца. Описание Винникотта поддерживающей среды и переходного пространства относится к интерперсональному процессу, который выражает многое из того, что мать изменила и что ребенок должен затем переделать, тогда как контейнирование относится к способности матери к интроективной и проективной идентификации в фантазии.

Будучи специалистами, занимающимися терапией пар и семейной терапией, мы используем оба термина – контейнер и поддерживающая среда – для обозначения нормальных условий, создаваемых семьей или парой, которые содействуют спонтанной, приводящей к изменениям, взаимной проективной идентификации среди членов семьи.

Основываясь на своем исследовании процессов в малой группе, Бион (Bion, 1961) пришел к выводу, что члены группы имели тенденцию объединяться в подгруппы, которые выражали и удовлетворяли бессознательные потребности, не удовлетворенные лидером. Подгруппы формировались на основе общих бессознательных предположений членов по поводу того, каким образом они смогут удовлетворить свои потребности в зависимости, агрессии, выраженной в виде борьбы или бегства, и в объединении в пары, чтобы создать спасителя группы в тяжелой ситуации. Каким образом индивиды самостоятельно совершали выборы, чтобы ответить на одну из этих тем? Бион ввел понятие валентности – «способности для мгновенного, непроизвольного объединения одного индивида с другим, чтобы совместно действовать на основе базисного предположения… Оно является мгновенным, неизбежным и инстинктивным» (р. 153). Валентность, наиболее отчетливо проявляющая при формировании пары влюбленных, действует между брачными партнерами и членами семьи и определяет будущее развитие личности. Позднее мы вернемся к рассмотрению того, каким образом валентность помогает нам понять проективную идентификацию.

Дикс: использование понятия проективной идентификации в изучении брака

Другой британский теоретик, Дикс (Dicks, 1967), подхватил ценные идеи индивидуальной психологии Фэйрберна для понимания супружеских отношений. Дикс изучал установки супругов. Он концептуализировал каждую индивидуальную личность в терминах Фэйрберна как состоящую из сознательных и бессознательных систем объектных отношений. Основываясь на своем исследовании параллельной индивидуальной психотерапии супругов, в рамках которой каждый партнер рассматривается как отдельный, но сотрудничающий терапевт, Дикс отмечал у супругов степень соответствия между этими системами и их частями на сознательном и бессознательном уровнях. Он утверждал, что выбор супругов, внешне основанный на сознательных факторах, определялся также соответствием между бессознательными объектными отношениями. Он назвал потребность в этом соответствии «бессознательной комплементарностью». Восприятие супруга или супруги происходит так, «как если бы другой человек был частью себя. В таком случае с партнером обращаются в соответствии с тем, как этот аспект оценивался у себя самого: балуемый и лелеемый или опороченный и преследуемый» (р. 69). По мере развития брака это бессознательное соответствие сохраняется наряду с размыванием границ между собой и другим до той точки, где пара развила «супружескую совместную личность». «Эта совместная, или составная, личность позволяет каждой половине заново обнаружить утраченные аспекты их первичных объектных отношений, которые они отщепили или вытеснили и которые стали заново переживаться благодаря проективной идентификации» (р. 69).

Чтобы объяснить полученные результаты, Дикс обратился к введенному Кляйн (Klein, 1946) понятию проективной идентификации. Динамическую связь между частями личности, описанную Фэйрберном, можно было теперь концептуализировать как возникающую между системами, включающими части двух человек, уникальным образом объединенных в браке. Понятие проективной идентификации послужило Диксу необходимым ему связующим звеном, чтобы применить теорию объектных отношений, разработанную Фэйрберном для описания индивидуальной эндопсихической структуры, к взаимодействию между супругами. Но действительно ли это проективная идентификация?

Истоки путаницы, связанной с понятием проективной идентификации

Хотя Дикс часто говорил о проективной идентификации и представил множество теоретических описаний и клинических примеров ее возникновения, формального определения самому этому понятию он не дал. Как и Кляйн, он предпочитал демонстрировать ее в действии – в его случае применительно к браку – и предполагать, что его читатели с основной концепцией уже знакомы. Те из нас, кто постоянно использует этот термином, склонны думать, что мы говорим на одном языке, не отдавая себе отчета в том, что одни из нас расценивают проективную идентификацию как интрапсихический, или однокорпусный феномен, а другие – как интерперсональный, или двухкорпусной (Meissner, 1987). С одной стороны, это указывает на удивительную гибкость и применимость понятия, с другой стороны, свидетельствует о недостатке понятийной ясности.

Мы утверждаем, что эта путаница отчасти является неизбежным следствием двусмысленности процесса проективной идентификации. Это привело к различному пониманию термина идентификации в работах разных авторов, которые изучали один и игнорировали другой аспект двойного значения понятия, сформулированного Сегал (Segal, 1964), из-за трудности удержания в памяти комплексности и двусмысленности. Имелись различия в рассмотрении того, где в идентификационном процессе размещена сама идентификация – в самом человеке или в другом, в Эго или в объекте, во внутреннем объекте или во внешнем. В вопросе о проективной идентификации с точки зрения выделения интрапсихических или интерперсональных аспектов на наши мнения влияет личный опыт отношений между собой и другими людьми в первые месяцы жизни, другими словами, наше разрешение стадии, которую Кляйн назвала паранойяльно-шизоидной позицией, где проективная идентификация появляется в качестве основной защиты. Наконец, недостаток понятийной ясности также объясняется хаотичной манерой писать, присущей Кляйн.

Концепция проективной идентификации Кляйн

В своей работе, посвященной шизоидным механизмам, Кляйн (Klein, 1946) ввела понятие проективной идентификации, продемонстрировав ее возникновение в паранойяльно-шизоидной позиции в первые месяцы жизни. Не дав формального ее определения, Кляйн упоминает проективную идентификацию как название, которое она дает механизму обращения в фантазии с объектными отношениями, когда ребенок борется с ненавистью, обусловленной тревогой в период самого раннего отношения к матери и ее груди. Таким образом, через ненависть тревожный ребенок стремится избавиться от деструктивных частей себя, выплевывая их или срыгивая или выделяя их в фантазии в своей моче или фекалиях и проецируя их в потоке враждебности на объект, находящийся в теле матери. Затем младенец воспринимает эту часть себя так, как если бы это была мать, нападающая на ребенка. Младенец идентифицируется с этим преследующим материнским объектом, который продолжает подпитывать паранойяльно-шизоидную позицию.

Далее Кляйн уточняет свое обсуждение проективной идентификации, напоминая нам, что могут проецироваться также и хорошие части себя. Идентифицируясь с проецируемыми хорошими частями себя, личность ребенка может пережить хорошие объектные отношения; это важно для интеграции Эго. Далее Кляйн утверждает, что проективная идентификация происходит как в любви, так и в ненависти под влиянием влечения к жизни, а также влечения к смерти. Расщепление, проекция, проективная идентификация и интроекция являются частями проективных и интроективных процессов, характеризующих объектные отношения в паранойяльно-шизоидной позиции, которая обычно достигается в первые месяцы жизни.

Сегал (Segal, 1964), которой принадлежит наиболее ясное изложение концепции Клейн, писала, что проективная идентификация «является результатом проекции частей самости на объект. Это может привести к тому, что объект начинает восприниматься как обладающий характеристиками спроецированной части самости, но это может также привести к тому, что самость идентифицируется с объектом своей проекции» (р. 105). Таким образом, Сегал наделяет термин двойным значением. Это могло означать, что объект был неверно воспринят так, словно он подобен самости, и/или что самость стала такой, как неверно воспринятый объект. Сегал расширяет это представление, относящееся к одной персоне, до представления, относящегося к двум людям, описывая воздействие проекций на другого человека: «Внешний объект… становится захваченным, контролируемым и идентифицированным со проецированными частями» (р. 14). Связь между двумя точками зрения обеспечивается концепцией интроективной идентификации, которая относится к «результату, когда объект интроецируется в Эго, которое затем идентифицируется с некоторыми или всеми его характеристиками» (р. 105). Согласно Сегал, эти процессы происходят только под влиянием тревоги в паранойяльно-шизоидной позиции, тогда как при нормальном развитии проекции возвращаются ненарушенными и реинтегрируются в самость. Современные исследователи Кляйн, такие, как Стейнер, Уильямс и Сегал, в настоящее время единодушны в том, что при проективной идентификации внешний объект испытывает на себе воздействие этих проекций. При проективной идентификации состояние самости пробуждается в ком-то еще (Williams, 1981).

Вклад других аналитиков: Малин и Гротштейн, Мейснер, Кернберг, Огден, Сандлер

Обзор литературы по проективной идентификации (Scharff [в печати], Jaffe, 1968) показывает, что многие авторы имеют тенденцию использовать термин «проекция» как синоним проективной идентификации, тогда как другие энергично доказывают, что между ними существуют различия. Например, Малин и Гротштейн (Malin, Grotstein, 1966) утверждали, что термин «проекция» должен быть зарезервирован за проекцией смещенных инстинктивных влечений, тогда как проекция частей самости не может существовать сама по себе, а всегда сопровождается проективной идентификацией, когда объект получает спроецированные, отвергнутые части самости, «а затем этот новый сплав – внешний объект плюс недавно прибывшая спроецированная часть – реинтроецируется, чтобы завершить цикл» (р. 26). Мейснер (Meissner, 1980) сетует на путаницу и приводит следующие отличительные признаки.

При проекции «то, что проецируется, воспринимается как принадлежащее объекту, происходящее от него, или как атрибут или свойство объекта».

При проективной идентификации «то, что проецируется, одновременно идентифицируется с самостью и воспринимается как ее часть» [р. 55].

Мейснер затем заявляет, что, поскольку это включает в себя потерю границ Эго и отношение к объекту как к части себя, проективная идентификация в своей основе представляет собой психотический механизм, тем самым противореча представлению Клейн о проективной идентификации как нормальном процессе развития, который может стать патологическим только в том случае, если степень тревоги, порождаемой влечением к смерти, слишком велика, чтобы с ней справиться. В отличие от Фрейда (Freud, 1894), который рассматривал проекцию как аномальный механизм, выявленный при паранойе, Мейснер рассматривает проекцию как нормальный механизм, тогда как Кернберг (Kernberg, 1987) считает ее нормальным или невротическим явлением. Соглашаясь с представлением Мейснера о проективной идентификации как исключительно патологическом феномене, Кернберг описывает ее как примитивное, но не обязательно психотическое защитное действие, которое, однако, является наиболее очевидным при психозе и пограничных состояниях. Кернберг (Kernberg, 1987) определяет проективную идентификацию следующим образом.

Клинический опыт вынуждает меня определить проективную идентификацию как примитивный механизм защиты, состоящий из (a) проекции невыносимых аспектов интрапсихического переживания на объект, (б) сохраняющегося сопереживания с проецируемым, (в) попытки контролировать объект как продолжение попыток защититься от невыносимого интрапсихического переживания и (г) бессознательного вызывания у объекта того, что проецируется в реальном взаимодействии с объектом [р. 94].

Мейснер (Meissner, 1980) обращается также к «некой моде» в использовании понятия при изучении семейной динамики. Он соглашается, что здесь происходят сложные проективные и интроективные процессы, но не проективная идентификация. Он соглашается с Зиннером и Шапиро (Zinner, Shapiro, 1972), что, когда «субъект воспринимает объект так, как будто объект содержит элементы личности предмета», то тогда термин «проективная идентификация» действительно применим. Но он утверждает, что такое бывает не часто, за исключением психотического взаимодействия. И все же Мейснер не приводит никаких клинических или научных доказательств, опровергающих вывод Зиннера и Шапиро о том, что это происходит и в непсихотическом взаимодействии. Вместе с тем аргументы Зиннера и Шапиро основываются на собственном документально подтвержденном клиническом исследовании.

Сравнительно недавно Огден (Ogden, 1982) привнес некоторый порядок в хаос, попытавшись определить проективную идентификацию так, как она воспринимается в клинических ситуациях. Он также проводит различие между проекцией и проективной идентификацией:

При проекции «…аспект самости, который изгнан в фантазии, отрицается и приписывается реципиенту».

При проективной идентификации «проектор субъективно испытывает чувство тождества с реципиентом в отношении изгнанного чувства, идеи или представления о себе» [р. 34].

Здесь Огден детально рассматривает идентификацию как чувство тождества. Он также точно определяет то, что проецируется: это не только часть самости, но и чувство или идея. Далее в своей работе он заключает, что рассматривает проективную идентификацию как «группу фантазий и сопутствующие объектные отношения» (р. 36) на интрапсихическом уровне. Они оперируют в интерперсональном взаимодействии на трех стадиях, выделенных Малином и Гротштейном (Malin, Grotstein, 1966) и описанных Огденом (Ogden, 1982) (см. таблицу 3—1).

Таблица 3—1. Стадии проективной идентификации по Огдену

1. Отсылка части себя другому человеку, где она оказывает влияние

2. Принуждение другого человека ее воспринять

3. Получение ее обратно от другого человека

Эта модель проекции, принуждения и восстановления выявляет интерактивную последовательность. От интрапсихической перспективы проектора (того, кто совершает проекцию) Огден переходит к вопросу, почему проектор проходит все эти стадии. В чем состоит интрапсихическая и интерперсональная выгода от проективной идентификации? Он считает, что существуют четыре цели проективной идентификации, обобщенные в таблице 3—2.

Таблица 3—2. Четыре функции проективной идентификации по Огдену.

1. Защита – чтобы дистанцироваться от нежелательной части себя или сохранить ее в силе у кого-то другого

2. Коммуникация – чтобы сделать себя понятным, вынуждая реципиента к восприятию совокупности чувств как собственных

3. Связь с объектом – чтобы взаимодействовать с достаточно автономным реципиентом и получить проекцию, пока еще недостаточно дифференцированную, чтобы возникнуть ошибочному восприятию и способствовать возникновению чувства единения

4. Путь к психологическому изменению – чтобы преобразоваться проекцию через реинтроекцию после ее изменения реципиентом, как это происходит в отношениях между младенцем и матерью, в браке или в отношениях между пациентом и терапевтом.

Рассмотрим вступительную фразу Огдена (Ogden, 1982) в отношении проективной идентификации: «Это понятие объединяет утверждения, касающиеся бессознательных фантазий, интерперсонального давления и реакции автономной системы личности на совокупность порождаемых чувств. Проективная идентификация отчасти является утверждением об интерперсональном взаимодействии (давлении одного человека на другого, чтобы осуществить проективную фантазию) и отчасти утверждением об индивидуальной умственной деятельности (проективных фантазиях, интроективных фантазиях, психологической обработке). Но самое существенное – это утверждение о динамическом взаимодействии того и другого, интрапсихического и интерперсонального» (р. 3). Будучи в первую очередь индивидуальным терапевтом, Огден не обращается к исследованиям Дикса супружеских пар. И, тем не менее, весьма интересно, что, основываясь на собственном изучении отношений пациента и терапевта и воскрешения примитивных процессов раннего детства, он предлагает вышеупомянутую концепцию проективной идентификации, сходную с концепцией Дикса и, безусловно, применимую к пониманию движущих сил в отношениях между супругами.

В более поздней работе (Ogden, 1986) Огден занимался объяснением изменения качества переживания ребенка после того, как проекция была усвоена матерью и вернулась к ребенку в более полезной или управляемой форме. Огден утверждает, что «в процессе создания эмоциональной связи, включенной в проективную идентификацию», у младенца происходит действительное изменение, потому что «одновременно присутствующие единство и двойственность (спаянность и раздельность матери и младенца)», включенные в проективную идентификацию, «создают потенциал для формирования опыта, более производительного, чем сумма индивидуальных психологических состояний, этому способствующих» (р. 36). По его мнению, младенец и мать, пациент и терапевт, проектор и тот, на кого проецируют, активно содействуют процессу, в результате которого младенец/пациент/ проектор меняются. Конкретизируя в качестве терапевта то, что было спроецировано, Огден исследует двухперсональную проективную идентификационную систему. Хотя мы приветствуем такое расширение, другие аналитики к этому отнеслись негативно; например, Кернберг (Kernberg, 1987) сожалеет о таком «непозволительном» расширении понятия (р. 93). Огден не ограничивается, подобно Кляйн, подчеркиванием интерперсональных аспектов проективной идентификации и важности окружающей среды, на чем делался исключительный акцент в ее работах, но, как и Кляйн, делает акцент на переживании ребенка. Опираясь на идеи Биона (Bion, 1962), он рассуждает о воздействии на контейнируемого младенца (или «младенца—мать», как он предпочитает называть младенца в диаде ребенок—мать) и контейнирующей функции матери, а не о формировании измененной психической структуры у матери. Таким образом, он возвращает нас к интрапсихическому аспекту интерперсонального процесса проективной идентификации.

Между стадиями интерактивной последовательности в процессе проективной идентификации, описанном Огденом, и стадиями построения теории имеется соответствие, установленное Сандлером (Sandler, 1987). Он отметил, что концепция в своем развитии прошла три стадии, на которых проективная идентификация рассматривалась как (1) интрапсихический процесс, при котором фантазия на реальный объект не воздействует; (2) интерперсональный процесс, при котором фантазия воздействует на объект (как это происходит при контрпереносе); (3) интерперсональный процесс, при котором объект воздействует на фантазию, когда спроецированные части изменяются мышлением или мечтательностью (Bion, 1967) контейнирующей матери. (Сандлер не убежден в правомерности выделения этой третьей стадии развития концепции).

Вклад исследователей, занимающихся проблемой семьи: Зиннер и Шапиро

Зиннер и Шапиро (Zinner, Shapiro, 1972) применили свое понимание процесса интрапсихической проективной идентификации к интерперсональным ситуациям в семейной жизни. Зиннер (Zinner, 1976), ознакомившись с концепцией Дикса (Dicks, 1967), привнес ее в супружескую терапию в Соединенных Штатах Америки. Он подчеркнул, что проективная идентификация – это бессознательный процесс, имеющий защитную и восстановительную функции. Его акцент на бессознательном очень важен; другие авторы описывают проективную идентификацию в таких осязаемых терминах, что она может показаться сознательным и иногда даже преднамеренно вызванным феноменом. Зиннер пишет:

«Проективная идентификация – это активность Эго, которое изменяет восприятие объекта и, в свою очередь, изменяет образ самости». Он добавляет: «С другой стороны, посредством проективной идентификации индивид может располагать объект не внутри себя, а как бы внутри другого партнера по отношениям». (Zinner, 1976 в: J. S. Scharff, 1989, 156)

Согласно Зиннеру, проективная идентификация – это бессознательный интрапсихический процесс, посредством которого конфликт может содержаться внутри самости или проецироваться на отношения. Он отмечал, что это происходит в браке и что процесс не только изменяется в соответствии с тем так, как объект воспринимается самостью, но и фактически вызывает соответствующую реакцию у объекта. Это согласуется с идеей Огдена об интерперсональном давлении на объект. Однако Зиннер, подобно Диксу, идет дальше и указывает, что в процессы проективной идентификации вовлечены оба супруга. В современных терминах мы могли бы сказать: одновременно и тот, кто проецирует, и тот, на кого проецируют. Таким образом, Зиннер описывает брак как «взаимно удовлетворяющую систему, основанную на скрытых договоренностях» (Zinner, 1976 в: J. S. Scharff, 1989, 156). Здесь проективная идентификация выступает как взаимный процесс. По мнению Зиннера, цель супружеской терапии состоит в том, чтобы помочь каждому из супругов заново интернализировать эти спроецированные конфликты.

Зиннеру также принадлежит полезное определение проективной идентификации как процесса, который может быть как здоровым, так и нездоровым. В зависимости от степени использования проективной идентификации супружеские отношения по своему характеру могут располагаться на одной из точек континуума от обычно эмпатических до открыто бредовых:

Местоположение конкретных отношений на этом континууме определяется качеством и уровнем развития интернализированных ядерных объектных отношений, способностью супругов воспринимать друг друга как отдельных, дифференцированных индивидов и интенсивностью потребности в защите. В той степени, в какой супруги используют проекцию не как способ экстернализации конфликта, а как инструмент для приближения к общему переживанию, супружеские отношения приближаются к здоровому концу континуума. [Zinner в: J. S. Scharff, 159.]

Понятие проективной идентификации можно рассматривать как связующее звено между индивидуальной и интерперсональной психологией. Мы видели, что супружеский выбор «мотивируется желанием найти объект, который будет дополнять и подкреплять бессознательные фантазии» (Dicks, 1967). Таким образом, на развитие взрослого человека продолжает оказывать сильнейшее воздействие проективная идентификация. Исследования семьи, проведенные Зиннером и Шапиро (Zinner, Shapiro, 1972), показывают также и ее влияние на индивидуальное развитие. Они пишут: «Проективная идентификация ведет к настоящему и длительному структурному изменению у реципиента проекций. Самый яркий пример этого явления – влияние взаимодействия в семье на развивающуюся личность ребенка» (Zinner, Shapiro, 1972 в: J. S. Scharff, 1989, 110).

В отличие от того, что он писал тогда о проективной идентификации во взаимодействии семьи, Зиннер говорит в обсуждении, что теперь он расценивает проективную идентификацию как полностью интрапсихический процесс, происходящий между частями самости и внутренними объектами внутри проектора. По мнению Зиннера, это феномен, относящийся к одной персоне. Такие же интрапсихические процессы происходят в значимых других людях, но Зиннер утверждает, что идея проекции на другого человека слишком мистическая для него, чтобы ее принять. Хотя в своей работе он подчеркивал интерперсональный контекст, теперь в своей теории Зиннер делает акцент на интрапсихическом аспекте, на том, что происходит у индивида. Но если проективная идентификация – процесс полностью интрапсихический, то как Зиннер объясняет процесс взаимной проективной идентификации, который он описал и на который он по-прежнему ссылается? Как он объясняет воздействие на объект? По мнению Зиннера, отсутствующим связующим звеном является интерперсональное поведение. Зиннер утверждает, что интрапсихическое действие проективной идентификации у жены, которое влияет на ее восприятие супруга, ведет к изменению ее поведения по отношению к нему. В таком случае ее муж реагирует своими собственными интрапсихическими процессами проективной идентификации и соответствующим поведением. Зиннер считает это утверждение не изменением в своих взглядах, а, скорее, уточнением того, где происходит проективная идентификация.