Текст книги "Терапия пар в теории объектных отношений"

Рис. 4—1. Индивидуальная терапия. В рамках поддерживающих отношений пациент и терапевт исследуют внутренние объектные отношения пациента и их воздействие на его поведение. В сфокусированном переносе они проецируются на терапевта, где изменяются во взаимодействии с менее жестким расщеплением и вытеснением внутренних объектных отношений терапевта, а затем в измененной форме возвращаются пациенту. Сами по себе отношения являются фактором изменения.

В семейной терапии

Ситуация в семейной терапии изображена на рисунке 4—2. Каждый из членов семьи имеет индивидуальные сфокусированные отношения друг с другом, характеризующиеся дискретными взаимными проективными идентификациями. Это происходит в области центрированной поддержки, которая существует в том случае, когда люди, выступающие друг для друга первичными объектами, какое-то время глубоко проникают друг в друга и удерживают друг друга в центре.

Все это, однако, обеспечивается объединенной контекстуальной поддержкой, в которую вносит вклад каждый индивид, но которая составляет нечто большее, чем сумма поддерживающих отношений в семье. Огромное множество диадических проективных идентификаций, проистекающих из индивидуальных областей сфокусированной поддержки, невозможно целиком проследить на сеансах семейной терапии. Вместо этого мы сосредоточиваемся на их взаимосвязи в области контекстуальной поддержки, на равнодействующей тех сил, которые формируют совокупность объектных отношений семьи в целом, проявляющихся в отношении к нам. Эта совокупность дает начало совместным сознательным и бессознательным допущениям семьи (Shapiro, 1979), которые мы можем обнаружить в повторяющихся моделях взаимодействия терапевта и семьи. Как только совместные допущения семьи поняты, появляется возможность понять роль, которую играет каждый индивидуальный составной элемент отношений, но это не является главной задачей в семейной терапии.

Рис. 4—2. Семейная терапия. В семейной терапии терапевт находится вне круга семьи. Члены семьи имеют центрированные поддерживающие отношения друг с другом. Вокруг этой области находится оболочка их контекстуальной поддержки, в которую каждый член вносит свой вклад. Именно из этой области происходит общий контекстуальный перенос. При обеспечении пространства для терапии терапевт предлагает область психологической поддержки семьи. Члены семьи реагируют на обеспечение терапевтом этого пространства совместным контекстуальным переносом.

В семейной терапии мы не анализируем контекстуальный перенос, чтобы обнаружить индивидуальные вклады. Мы осмысляем контекстуальный перенос, проявленный в установке семьи по отношению к терапевту, как выражение дефицитов семьи в поддержке, которые приводят их к терапевту. Контрпереносы терапевтов отображают их восприятие контекстуального переноса, который проникает внутрь их и резонирует с их собственными внутренними структурами, сформировавшимися в процессе взаимодействия с их собственными семьями. У всех нас внутри имеется множество перекрывающихся моделей семей: хороших и плохих, агрессивных и любящих, сильных и слабых, идеальных и опороченных, которые составляют нашу внутреннюю семью. Эти альтернативные модели сосуществуют внутри нас, и определенная модель активируется, когда мы занимаемся семьей. Контрперенос как специфическая реакция на каждую уникальную семейную группу является самым надежным проводником к терапии бессознательного взаимодействия семьи.

В парной терапии

Ситуация в парной терапии является промежуточной. Работая только с двумя людьми, терапевт в большей степени может прослеживать развитие индивидуальных и дискретных переносов. Тем не менее необходима фокусировка на паре как группе, состоящей из двух человек; она отображает уровень организации, качественно отличающийся от рассмотрения их как двух индивидов.

Элементы ситуаций в парной терапии изображены на рисунке 4—3. В концептуальном отношении эти ситуации являются более сложными, чем в индивидуальной или семейной терапии, в значительной степени из-за того, что ее контекстуальный и сфокусированный переносы задействованы в равной мере и зачастую быстро сменяют друг друга.

Рис. 4—3. Парная терапия. Пара как группа из двух человек обладает интенсифицированной системой со сфокусированными проективными идентификациями и переносами в области центрированной поддержки. Также имеется область совместной контекстуальной поддержки, в которую они оба вносят свой вклад. Главным источником переноса в парной терапии является область контекстуальной поддержки. Кроме того, имеется совместный перенос, который проистекает из совместных проективных идентификаций внутренних объектов в области центрированной поддержки. Каждый из супругов может также развивать – и нередко развивает – индивидуальный сфокусированный перенос на терапевта.

Пара – это группа из двух людей, самая маленькая из групп. Пробиться в диаду – непростая задача, поскольку группа из двух человек предназначена для того, чтобы иметь паттерн поддержки, обеспечивающий близкие отношения. Мы могли бы сказать, что так происходит из-за того, что область общей средовой поддержки, аналогичной той, что обеспечивается ребенку матерью, здесь обеспечивается друг другу как объектам привязанности мужем и женой. Кроме того, их взаимная приверженность подкрепляется значительным удовольствием от сексуальных отношений. Из-за этого область центрированных отношений расположена намного ближе к общей средовой поддержке. Средовая поддержка пары очень чувствительна к вторжению их взаимных проективных идентификаций.

Перенос на терапевта происходит из этих двух областей центрированных отношений и контекстуальной поддержки. Хотя это также относится к семейной терапии, в парах это происходит более подвижным и быстрым образом, и работа в парной терапии нередко состоит в том, чтобы понять способы, которыми проективные идентификации атакуют или разрушают чувство надежной поддержки, которое партнеры по браку ожидают получить от терапевта и требуют от друг друга.

Наконец, у каждого из партнеров могут развиваться индивидуальные переносы на терапевта. Нередко приходится слышать, что у одного партнера развились эротические чувства к терапевту или что другой пришел в ярость в силу трансферентных причин. Эти проявления лучше всего понимать как замену индивидуального переноса переносом из совместных областей поддержки, который бессознательно искажается, чтобы защитить целостность пары по комплексным причинам. На более поздних этапах супружеской терапии появляется возможность работать непосредственно со сфокусированным переносом в атмосфере полного принятия парой. Это предполагает ситуацию поддержки, окрашенную позитивным совместным контекстуальным переносом.

Контрперенос в парной терапии лучше понимать как реакцию на пару, т. е. как на группу из двух людей, так же как контрперенос в семейной терапии лучше понимать как реакцию на семью как группу. Поскольку в комнате присутствуют только два других индивида, терапевт гораздо чаще будет чувствовать, что откликается на реплики того или иного партнера. Но это является защитой от дискомфорта, связанного с исключением из системы пары. Основной резонанс между парой и внутренним миром терапевта должен относиться не к дискретным внутренним объектам, а к внутренним парам терапевта. Рисунок 4—4 изображает ситуацию между парой и внутренними объектными отношениями терапевта.

Рис. 4—4. Контрперенос в парной терапии. Контрперенос переживается в ответ на каждого из супругов, индивидуально резонируя с индивидуальными внутренними объектами терапевта, и особенно в ответ на пару, резонирующую со специфической констелляцией внутренней пары терапевта.

Опыт взаимодействия с парой резонирует с жизненным опытом терапевта, который касается пар, особенно тех, которые были или являются первичными в ранней и текущей жизни, включая родителей, прежние отношения с партнерами в юности и взрослой жизни, прежние браки, предыдущие терапевтические отношения и текущие отношения с супругом или супругой или любимыми людьми.

У любого из нас имеется внутри множество вариантов пар, точно так же, как внутри нас имеется множество вариантов семей. Эти варианты выражают недовольные пары, любящие пары, идеализированные пары и пары, внушающие страх. В различных точках переноса терапевты при контрпереносе будут ощущать различные аспекты констелляции внутренней пары и испытывать соответствующие аффекты. Самый непосредственный ключ к пониманию отношений, пробуждаемых внутри, – это совокупность эмоций, которые начинают действовать. Этот ключ ведет к контекстуальному переносу пары на терапевта и его резонансу с их совместными проективными идентификациями или переносами друг на друга.

Контрперенос отвергающей пары

В парной терапии часто возникает ситуация, когда пара усиливает свою совместную поддержку, которая, образуя некую кирпичную стену, исключает терапевта. Это является их попыткой сохранить свои отношения в виде закрытой системы, в чем-то аналогичной тому, что происходит, когда в индивидуальной терапии пациент пытается сохранить внутренний мир как закрытую систему и вынудить терапевта поддерживать эту отчаянную защиту (Fairbairn, 1958). В таких ситуациях терапевт испытывает фрустрацию из-за того, что терапевтическая работа застопоривается. Терапевт, чувствующий себя исключенным, подобно ребенку, из спальни, воспринимает пару как возбуждающий и отвергающий объект на каждом психосексуальном уровне. Как правило, это усиливает тоску и фрустрацию у терапевта, вслед за которыми пробуждаются гнев и чувство одиночества. Эта ситуация изображена на рисунке 4—5.

Иногда исключение достигается не открытым проявлением негативизма, а отсутствием эмоциональности и трудным для понимания изложением проблем. Например, пара рассказывала о том, как их отношения формировались вокруг совместного чувства, что другие люди пусты и ничтожны. Они наслаждались общей установкой, что другие люди не стоят того, чтобы о них беспокоиться. Терапевт чувствовал себя исключенным из эмоциональной жизни этой пары, хотя открыто они его не отвергали. Он воспринимала их как необычайно надоедливых и непроницаемых, вселявших в него чувство безжизненности. Они поддерживают отношения, следуя этим путем, потому что более живые отношения грозят пробудить желание. Терапевт чувствует подавленное стремление к жизненности и присоединению и страдает от своего отвержения.

Рис. 4—5. Контрперенос отвергающей пары. Пара может быть тесно связана между собой усилившимися возбуждающими объектами, спроецированным друг на друга, чтобы совместно вытеснить констелляцию отвергающего объекта. Отвергающий объект совместно помещается вне отношений. В таком случае пара превращает свою совместную поддержку в массивную стену, отгораживающую ее от внешнего мира. Терапевт чувствует себя исключенным этой парой. Его собственные внутренние пары воспринимаются как отверженные, что усиливает желание терапевта найти отзывчивый объект.

Другие супруги активно ищут нашей помощи, но бессознательно обеспокоены, что мы встанем между ними. Хотя это часто выражает страх, что связь между ними хрупкая, в то же время исполняется и подкрепляется бессознательная договоренность исключать других. Рано или поздно их общее, но вытесненное желание должно проявиться, чтобы работа продолжилась.

Контрперенос возбуждающей пары

Другая ситуация, изображенная на рисунке 4—6, составляет комплементарную противоположность совместного отвергающего контекстуального переноса, но она распознается или обсуждается менее часто.

При переносе возбуждающей пары интенсивное желание воспринимается в контрпереносе. Его можно ощутить в эротизированной форме, но существует более тонкая – и, возможно, более важная – форма. В этом случае терапевт может испытывать довольно сильную симпатию к членам пары, каждый из которых странным образом чувствует себя отстраненным от другого, но привлекательным для остальных. В такой ситуации один терапевт оказался вовлечен в убеждение брачных партнеров в необходимости углубленных отношений, несмотря на то, что они сильно страшились этого. Через какое-то время терапевт осознал, что в контекстуальном контрпереносе он абсорбировал проекцию усиленного желания, что сделало его для пары внушающей страх, возбуждающей фигурой. Когда он сумел дать интерпретацию общего для пары, но отвергаемого страха перед возбуждающими объектами, они начали работать над тем, каким образом они заставляли других людей репрезентировать желание, которое они боялись привнести в свои отношения.

Мы хотели бы здесь пояснить, что в парной терапии работа не сосредоточена в первую очередь на констелляции сфокусированных внутренних объектов каждого члена пары. В центре ее находится способность к совместной поддержке и ее дефициты. Эти дефициты касаются как совместной контекстуальной, так и центрированной поддержки, которую члены пары обеспечивают друг другу. Из этого следует, что контрперенос обусловлен отношениями терапевта к собственной внутренней паре в ее различных формах.

Рис. 4—6. Контрперенос возбуждающей пары. Это ситуация усилившегося возбуждающего контекстуального переноса, воспринимаемая терапевтом как стремление к манящему объекту. Она возникает вследствие вытеснения парой отвергающих объектов посредством проекции желания за пределы их отношений в их совместном переносе.

Работа с контрпереносом часто начинается с переживания усилившегося аффекта, обычно сопровождающегося некоторым дискомфортом, и иногда продолжается через фантазии или мысли, а иногда без сознательной организации зарождающегося осознания внутренних отношений. Однако на практике значительная, а, возможно, и основная работа происходит без такого особого осознания. Это происходит с эмоциональным импульсом сначала в одном направлении, затем в другом, и дискомфорт смещается с данного терапевта на отношения в паре. Многие примеры использования контрпереноса для прояснения сфокусированного и контекстуального переносов в парной терапии приведены в последующих главах.

Эти модели ситуации переноса и контрпереноса в индивидуальной, семейной и парной терапии предназначены для того, чтобы помочь терапевтам определить задачу в каждом из видов терапии. Три вида работы совместимы друг с другом. Одновременно могут осуществляться два из них, а иногда и все три. Но когда это сделано, важно знать фокус задачи в каждой модальности терапии.

Часть II
Оценка и терапия супружеских проблем

Глава 5
Процесс оценки

В этой главе мы характеризуем и иллюстрируем метод парной терапии, основанной на теории объектных отношений, в диагностическом аспекте. В сущности, техника остается той же, что и в терапии, при этом особое внимание уделяется установлению рамок лечения и не предпринимаются какие-либо попытки проработки. Хотя наша цель состоит в достижении понимания, наша основная задача заключается в том, чтобы облегчить начало терапии, если она потребуется. Другими словами, мы стремимся выяснить все или создать волшебные интерпретации. Мы только хотим обеспечить терапевтическое пространство и дать паре наглядный пример, на котором будет основываться решение относительно терапии.

Установление рамок. Мы определяем рамки, чтобы установить надежное пространство для работы. Любые реакции на эти рамки исследуются с точки зрения контекстуального переноса, чтобы, с одной стороны, обеспечить рамки для защиты от бессознательных сил, стремящихся их деформировать, и, с другой стороны, выявить природу изъяна в способности пары к поддержке. Рамки могут быть установлены с самого начала или устанавливаться по необходимости в процессе консультации. Обычно требуется примерно пять встреч, прежде чем у нас будут готовы формулировки и рекомендации. Это допускает одну или две встречи с парой, одну или больше индивидуальных сеансов с каждым из супругов и встречу с парой, во время которой даются формулировки и рекомендации по поводу терапии.

Чтобы сохранить профессиональные границы, мы называем пациентов по фамилии, а каждый из нас представляется как доктор Шарфф. В ходе интенсивных сеансов парной терапии, на которых супруги обращаются друг к другу по именам, мы делаем то же самое, возвращаясь к формальным формам обращения вне наших встреч, например, во время телефонного разговора об изменении времени встречи. При написании этой книги мы использовали для разнообразия имена или фамилии.

Создание психологического пространства. Мы создаем психологическое пространство, в которое вступает пара. Мы делаем это в соответствии с нашими ожиданиями, что будем работать с отношениями в паре, а не с индивидами, которые ее составляют, и попутно мы слушаем, позволяем выразиться чувствам, испытываем эти чувства по отношению к самим себе и интерпретируем свои переживания. Пара идентифицируется с нашей контейнирующей функцией и, таким образом, развивает способность к созданию пространства для понимания.

Слушание бессознательного. Мы слушаем без напряжения, что означает: внимательно, но вместе с тем без излишней концентрации. Мы слушаем не индивидов самих по себе, а сообщение, идущее от пары как системы к нам. Мы слушаем не только сознательное сообщение, но и бессознательное. Мы делаем это, следуя темам, возникающим из вербальных ассоциаций, отмечая значение тишины, объединяя наши наблюдения за невербальной речью со словами и тишиной и работая с материалом фантазии и сновидений. Мы также обращаем внимание на бессознательную коммуникацию, выражающуюся в физических аспектах сексуального функционирования.

Слежение за аффектом. Нас интересуют эмоциональные проявления, потому что они обеспечивают доступ к бессознательным областям, из которых появилось чувство. Эти моменты доносят до нас живую историю отношений в родных семьях. Мы считаем это более непосредственным и полезным, чем формальное изложение социальной истории или составление генограммы.

Отрицательная способность. Мы используем отрицательную способность, улучшение и расширение слушания. Это название заимствовано у Китса, который использовал этот термин для описания поэтического качества Шекспира. Он определил отрицательную способность как способность пребывать в «неуверенности и сомнении без какого-либо болезненного стремления отыскать факт и причину» (Murray,1955). Мы стараемся быть свободными от потребности получить информацию и объяснить смысл вещей. Когда мы слушаем, мы даем возможность соприкоснуться нашим чувствам, мы держим переживание внутри себя, а затем даем возможность проявиться значению услышанного изнутри.

Перенос и контрперенос. Создание пространства, слушание, отрицательная способность и слежение за аффектом сходятся вместе в узловом пункте при контрпереносе, где мы получаем перенос от пары и составляющих ее индивидов. Иногда контрперенос остается бессознательным таким образом, что он находится на одной волне с переносом и способствует работе. В другой раз он навязывается в виде ощущения дискомфорта, фантазии или сновидения, и тогда мы можем ухватить его и проработать. Допуская, а затем анализируя свой контрперенос, мы можем воспринять внутри себя перенос пары, основанный на бессознательных объектных отношениях.

Интерпретация защиты. Основываясь на собственных переживаниях, мы интерпретируем присущую паре форму защиты. Возможно, мы уже распознали повторяющуюся модель взаимодействий, которая служит защитным целям, и пара тоже может ее распознать. Но, как показывает наш опыт, наше вмешательство наиболее эффективно тогда, когда оно основано на переживании контрпереноса. Только в том случае, если мы можем указать форму и способ, которым мы были в него вовлечены, мы можем выявить то, от чего они и мы защищались.

Конфронтация с базальной тревогой. Наконец, мы работаем с базальными тревогами, которые слишком невыносимы, чтобы держать их в сознании. Когда они обозначаются, пара с ними соприкасается и к ним адаптируется, она может перейти на следующую стадию развития своего жизненного цикла. В процессе оценки мы ограничиваемся выделением некоторого аспекта базальной тревоги, проявившегося в формах защиты, на который мы обратили внимание, не пытаясь его досконально исследовать.

Следующий пример иллюстрирует процесс оценки пары с проблемами, связанными с развитием сексуальных отношений, зрелым браком и совместными представлениями об образе жизни. В нем показано, как может использоваться фантазия при контрпереносе. Слушание раскрывает бессознательное значение дома, в котором живут партнеры. Мы разрешаем дилемму постыдной тайны и используем ее, а также другие фантазии и сновидения, чтобы получить доступ к бессознательному. Этот пример был выбран прежде всего потому, что он иллюстрирует то, каким образом происходит рассогласование сексуальных и супружеских аспектов отношений, которые нуждаются в интегрированном подходе к оценке и терапии.

Тельма и Ив Гамильтон были женаты шесть лет, а до этого в течение восьми лет вместе жили в Лондоне. Они обратились ко мне (Дж. С. Ш.) за помощью в связи с сексуальными проблемами. Тельма, высокая, спортивного сложения женщина, в свободной одежде темного цвета, которая резко контрастировала с ее бледными светлыми волосами, выросла в еврейском районе Лондона. Она сидела на кушетке рядом с Ивом. Он был несколько ниже ее, у него были темные волосы и борода, рубашка с короткими рукавами и шорты выгодно подчеркивали его сильный загар. У меня возникла мимолетная фантазия, что он одет как женщина, желающая покрасоваться, и не может согласовать эту манеру со своим действительным внешним видом. Тем не менее я не выбросила из головы эту фантазию и расценила ее как информацию пока еще неясного значения.

Когда я спросила: «В чем состоит проблема?» – они ответили в унисон: «У нас нет секса». Они не спали вместе на протяжении пяти лет и до недавнего времени этого не обсуждали.

«Мы – как два замечательных соседа по комнате, – сказал Ив и добавил: – Или брат и сестра, играющие в мужа и жену».

«Верно! – сказала Тельма. – Для нас жить вместе – это как игра в дом, но в нашей крошечной квартире. Но я боюсь требовать большего. Я люблю Ива, я нахожусь в зависимости от него. Есть нечто, что я не хотела бы потерять. Он заботится обо мне больше, чем кто-либо другой в моей жизни. Более взрослые отношения означали бы изменение».

«Но нам не нужен дом для нас обоих. Это не то, что мне хочется, – сказал Ив. – Она хочет свет и сад».

Я заинтересовалась этим обсуждением их жилого помещения. На сознательном уровне их стремления различались. На бессознательном уровне имелось много значений, которые я могла определить лишь приблизительно. Я стала дожидаться дальнейшей конкретизации.

Тельма продолжила: «У нас есть сад, но я положила немало труда, чтобы создать его на месте джунглей. Я хочу дом, я чувствовала бы себя в нем хорошо, светлом и чистом. Я ненавижу любой беспорядок, а наша такая маленькая квартира всегда в беспорядке. Кухня – это мое любимое место, но я даже не хочу там бывать».

«Тельма, – довольно вежливо возразил Ив, – наличие дома не сделает лучше положение вещей. Это просто будет дополнительным место, о котором нужно будет заботиться. Я ничего не имею против такого беспорядка. Я только против твоего волнения из-за этого».

Теперь у меня появилась мысль, что Тельма хотела дом, чтобы уйти от себя и своей патологии. Дом репрезентировал для нее более зрелое Эго. Она хотела его, несмотря на свои опасения, но Ив от него отказался из-за своих опасений. Как только я собралась задать вопрос о связи между домом и их личными проблемами, Ив установил эту связь спонтанно.

«Я рассматриваю наши отношения как функцию наших личностей. Каждому из нас ужасно недостает уверенности в себе и чувства собственного достоинства, что отражается на наших профессиональных достижениях, сексуальной жизни и пр. Во всяком случае, Тельме нравится заниматься адвокатской практикой, отстаивая государственные интересы, хотя оплата всегда сомнительна. Я пробовал изучать религию, но мне это надоело, тогда я стал заниматься строительством, а затем начал продавать здания. Я ненавижу свою работу. Коммерческая недвижимость – это жестокое дело, так что я занимаюсь продажей и арендой квартир и просто-напросто прозябаю. Мне не нужен собственный дом, из которого тебя выпроваживают в мир, где ты должен делать неприятные вещи».

Мне показалось, что дом имел для Ива фаллическое значение, эту мысль подтвердила его следующая ассоциация. Он перешел к разговору о своих чувствах, которые у него появились вчера после работы.

«Так что я чувствовал себя более счастливым наедине с собой. Я пришел домой, и там была Тельма, в своем бикини занимавшаяся на тренажере, имитирующем бег на лыжах по пересеченной местности».

Тельма прервала, чтобы пояснить: «Мне становится жарко, и поэтому я переодеваюсь в бикини – фактически я всегда делаю свои упражнения в таком виде».

Ив продолжил: «И я возбудился! Раньше я не мог себе такого позволить».

Теперь дом, казалось, был местом построения взрослых отношений: сексуальность могла быть востребована и расцвести в заполненном светом пространстве. Мне стало интересно, имелась ли также проблема с их сексуальностью, приносящей плоды, но я все же не стала спрашивать, что они думают по поводу детей. Они продолжали говорить о своей сексуальности.

«Что же тебя так возбудило? – спросила Тельма. – Ведь ты видел меня такой сотни раз».

«Просто ты выглядела такой милой», – засмеялся он.

«Милой! Это как раз то, что я подумала о тебе! – воскликнула Тельма. Затем, обращаясь ко мне: – Я рада, что он захотел меня. Было жалко, что у нас ничего не вышло, потому что спермицид уже два года был просрочен. И все же я была счастлива заниматься сексом. Однако я не возбудилась, когда Ив стимулировал мой клитор. Мне всегда не по себе от этого, я чувствую себя механической. Я не забываю думать, что французский поцелуй возбудил бы меня, но этого не случилось…»

«Меня тоже это не заводит», – сказал Ив, словно успокаивая ее.

«Я знаю», – ответила она с сожалением. – Что меня заводит, когда он ласкает мой клитор, так это сексуальная фантазия, которую я ненавижу. Я так ее стыжусь».

«Ив знает о ней?» – спросил я.

«Нет, для меня это было бы ужасно. Несколько лет я работала над этим в терапии, но ничего не изменилось. Она возникла у меня, когда мне было три года. Я пытаюсь ее блокировать, но если я это делаю, то вообще не испытываю никакого возбуждения».

Я была этим ошеломлена. Имелась основная фантазия при мастурбации, в высшей степени личная и приватная область психической жизни, которая не поддавалась индивидуальному вмешательству. Я не хотела вторгаться в личную жизнь Тельмы или вмешиваться в ее индивидуальную терапию. И все же это явно влияло на ее сексуальное удовольствие и сексуальное переживание пары. Что я должна была делать? Я сказала, что, по моему мнению, Тельма избегала секса, чтобы избежать этой фантазии. Я предположила, что она считает, что допущение фантазии управляет ее поведением во время секса. Тогда в парной терапии у них была бы возможность для работы над сексуальными переживаниями. Я должна признаться, что все еще думала, что могу оставить детали сексуальной фантазии для нее и ее индивидуального терапевта. Тем не менее я знала, что такая стратегия пока не работала. Тайна, которой нельзя поделиться, имеет тенденцию с течением времени вырастать и оставаться главной бессознательной силой, выражающей расщепленные объектные отношения. В контрпереносе я идентифицировалась с ее чувством стыда. Я также чувствовала себя контролируемой, чтобы не выяснять слишком многого. Как и Ив, я не была готова соприкоснуться с этим, и даже сейчас я испытываю нежелание об этом писать.

Он сказал: «Я чувствую себя наполовину рассерженным и наполовину ошеломленным. Я забыл об этой фантазии. Но я знаю, что есть что-то, что ее беспокоит, потому что мы не можем спать в одной кровати. И она должна иметь свою собственную комнату. Ей нужно спать окруженной кучей подушек, и она мечется и ворочается всю ночь напролет. Итак, если вернуться к сексу: почему я наполовину рассержен? Я недоволен тем, что целование ее клитора – а это мне нравится делать – является необходимым условием для оргазма. Но все-таки хорошо, что напряженность исчезает, и она может иметь половой акт».

Тельма добавила: «Я тоже этим недовольна. Мне не нравиться чувствовать себя такой пассивной, когда я не чувствую, что я – человек пассивный. Но половой акт становится мучительным, если я не испытываю оргазм первой. Ив получает удовольствие от полового акта, хотя часто он вообще не кончает».

«Я кончаю, – поправил он, – «я не всегда эякулирую».

Пенетрация пугала Тельму, возможно, из-за фантазии, и по своим собственным причинам Ив тоже испытывал некоторую тревогу при половом акте. К концу этой первой беседы я смогла убедиться, что была нужна расширенная консультация, которая позволит оценить необходимость в поведенческой сексуальной терапии, а также в парной терапии. Я объяснила формат расширенной консультации: две встречи с парой, одна встреча с каждым индивидуально, и еще одна встреча с парой, на которой я высказала бы свои соображения и дала рекомендации. Я также попросила их заполнить лист с вопросами, касающимися их сексуального поведения и установок (Lo Piccolo, Steger, 1974). Вопросы раскрывают то, что каждому члену пары хочется и не нравится в сексе, а также то, что он или она думает, чего хочет и чего не любит партнер. Я попросила их не сотрудничать при заполнении вопросника и вернуть анкеты раздельно. Я сказала, что представлю свои выводы, полученные при сопоставлении их ответов, на встрече, когда дам свои рекомендации.

Перед следующей встречей я работала над своим контрпереносом на фантазию. Я вспомнила, что пара отклонила мою просьбу сделать видеозапись первой встречи для изучения мною взаимодействия. Тельма сказала: «Нет, я буду чувствовать себя так, словно здесь еще кто-то присутствует». Фантазия должна касаться кого-то еще, я думала: кого-то, кто вел себя так, как не должна вести себя я, кого-то, кто вторгся во что-то запретное. Мне также пришло в голову, что фантазия действовала подобно роману в браке, где увлечение супругом третьим лицом иссушает брак – лишает его как сексуальной энергии, так и конфликта.

Во время второй встречи Ив рассказал удивительный сон. «Он был о моей бывшей подруге в Париже, которая оставила своего мужа, чтобы вернуться ко мне. Я шел рядом, нес ее на руках, и все это было просто замечательно. Должно быть, я раздавил свои очки, но снова их нашел. Глубина чувства этого воссоединения была поистине удивительна». По его мнению, это символизировало то, что он ощущал себя намного более доступным для переживания своих сексуальных чувств к Тельме.

Когда я это пишу, меня заинтересовал оборот его речи, а именно то, что он ощущал себя доступным для чувств, а не то, что они были доступны для него. Это говорит, что его личность менее значима, чем его чувства. Он, тем не менее, был просто благодарен вернуть чувства и, таким образом, больше почувствовать себя как человека.

Он плакал с удовольствием и облегчением: «Я все же тебе этого не сказал, но я слышал глупую любовную песенку о том, как какой-то парень признателен девушке и как он очень хотел ее сексуально. Это просто щелкнуло – и ага! Я знал, что он имел в виду». Затем, смеясь сквозь слезы, он сказал: «Какое облегчение, Тельма. Кто-то, чтобы иметь секс и наслаждаться, желает этого в своем сердце. Я долгое время не испытывал к тебе желания».

Тельма также чувствовала, что ее сексуальное желание дремлет, что оно сковано в фантазии. Но на прошлой неделе у нее тоже были вспышки проявления сексуального чувства. Она продолжила обсуждение их недавней физической близости. «Мы занимались любовью, —сказала она мне, – и он подумал, что я была милой и сексуальной, чего я никогда не чувствовала, и я никогда не чувствовала, чтобы он чувствовал это прежде. Я ощущаю себя взволнованной. Ив очень живой, и я обычно чувствую себя нескладной и не связанной с моим телом. Я могла возбуждаться от поцелуя, но затем я всегда думала, что, целуя, он испытывал отвращение. Я думаю, что каждый из нас тогда замуровался. А здесь он получал удовольствие, когда целовал! Я думала, что он этого не хотел».

«Мы делимся одним и тем же, – согласился Ив. – Я избегал секса как сумасшедший. Какая перемена!»

«Когда Ив вошел, это было болезненно», – сказала Тельма. – И я об этом сказала впервые. Он нашел способ оставаться внутри, чтобы не было больно, и я почувствовала огромное облегчение». Затем она сказала Иву: «Но даже когда ты целовал мой клитор и я испытала два оргазма, я все еще не была расслаблена».

Я сказала, что интенсивность чувства не была устрашающей, но что была пенетрация. Тельма сказала, что в детском возрасте к ней сексуально приставал умственно отсталый родственник друга, который залез ей руками в трусы. Однако еще большее влияние на ее сексуальные комплексы оказали ее воспоминания об отношениях с матерью, которые были сексуализированы, хотя, согласно Тельме, формально никакого злоупотребления не произошло. В отличие от недемонстративного стиля воспитания ее английских родителей мать Тельмы страстно целовала ее в губы и, казалось, не видела различия между собой и своей дочерью. Ее родители полностью разочаровались друг в друге и вообще не проявляли любви. Тельма спала с обоими родителями, пока ей не исполнилось тринадцать лет, а когда ее отец метался во сне, она всегда боялась оказаться задавленной. Она объяснила, что именно поэтому не могла спать в одной кровати с Ивом, хотя ей этого было жаль.

Мне пришло в голову, что она в равной степени хотела оставаться в кровати со своими родителями, их телами, бессознательно репрезентируемыми подушками. Но эта мысль улетучилась, и вместо этого я связала ее желание находиться в безопасности в своей кровати с Ивом с его удивительным сновидением о том, как он нес на руках свою вновь обретенную подругу. Я не придала значения источнику сопротивления, проявившегося в возбуждении желания.

Эта пара скорее была возбуждающей. Они были очень любезны со мной. Прослышав о моей последней книге, которую похвалил друг Ива, они действительно хотели работать со мной и поинтересовались, что бы я написала о них. И у них был явный отклик уже на первую встречу. Проходя терапию, женщина привыкла говорить на интимные темы, а мужчина проявлял необычайную эмоциональность. Я чувствовала, что, видимо, отнеслась к ним как к единому возбуждающему объекту и, таким образом, удовлетворяла их и их подпитывала. По существу, я, наверное, проиграла бы фантазию, которая служила препятствием для их сексуальности. Я по-прежнему была озадачена этой фантазией. Возможно, она включала в себя сексуализированные отношения Тельмы со своей матерью, замену для любящей сексуальной родительской пары. Я понимала, что я не смогу им помочь, если буду предполагать и надеяться, что работа будет проведена где-то еще. Это позволило мне разрешить свою проблему тактичности и конфиденциальности и прийти к выводу, что пара и я должны иметь доступ к фантазии, чтобы продолжить терапевтическую работу. Мне не нужно настаивать, но мне кажется, что теперь я была готова работать и устоять перед возвращением вытесненного, если буду допущена к тайне. (См. рисунок 4—6).

Во время третьей встречи с парой Тельма начала рассказывать свой сон про консультацию.

«Ив и я пришли на встречу с вами, но вы занимались маленьким мальчиком, который решал головоломку, как в тесте на IQ. Затем во время нашей встречи появился третий человек, мужчина, который был частью нас. Вы сказали: «Не волнуйтесь, у вас будут все ваши сорок пять минут». Затем я вам сказала, что не ответила на все вопросы анкеты, потому что была очень ими расстроена». У нее возникла ассоциация со сновидением: «Третий человек был связан с моей сексуальной фантазией. Мое имя в моей сексуальной фантазии – Шейла…»

Я обеспокоилась, что тельма намеревалась начать сеанс индивидуальной терапии, который конкурировал бы с ее индивидуальной терапией и отвлек бы от данной совместной встречи с парой.

Но она тут же сказала: «На самом деле я беспокоюсь, что буду говорить слишком много». Ив сразу же оживился: «Сегодня я сел здесь на кушетку рядом с Тельмой, так что я буду поближе к ней, потому что на прошлой неделе, когда я сидел здесь и слушал, как она много говорит, я чувствовал себя подавленным. Я сел рядом с нею, так что вы будете смотреть и на меня тоже, даже если Тельма будет для вас более интересным клиентом».

Я отнеслась к его комментарию как полезной конфронтации с Тельмой и со мной. Я, как и он, чувствовала, что она могла потратить все время на себя. В паре ей были присущи многие качества – уверенность, вербальная компетентность и знание терапии. Она, казалось, находилась на переднем плане, больше, чем пара, нуждающаяся и разбухшая, словно половой орган, который оказался возбужден, но не получил разрядки. Я предположила, что это было заменой для Ива, который боялся оказаться на переднем плане. Поэтому я приветствовала его желание себя утвердить.

Я сказала: «Этот сон отображает ваши опасения и нежелание, связанные с началом терапии со мной. Что меня будет больше интересовать: маленький мальчик или маленькая девочка; на чем я буду фокусироваться – на тестах или на фантазии? Замечу, что он также отображает вашу сексуальную фантазию в качестве третьего персонажа. Интересно, означает ли это, что вы готовы об этом говорить, и если да, то готов ли Ив предоставить вам место для этого, или это им будет восприниматься как то, что Тельма забирает все время?» «И то, и другое», – сказал Ив.

«Я почувствовала себя расстроенной из-за того, что Ив был так подавлен и одинок и не испытывал желания попробовать снова заняться сексом», – сказала Тельма.

Ив пояснил, что он был подавлен главным образом из-за своей карьеры, которая не удается, и из-за того, что ему трудно обучаться с помощью других людей на работе. «О, продажа домов жителям пригорода, уроки статистики, – простонал он. – Я делаю это, но я не в этом».

«Тогда где же вы?» – спросила я.

«Нигде. Я все лето мог читать Германа Гессе, слушать музыку, черт побери! Если я оказываюсь на виду в классе, я зажимаюсь. Я могу изучать предметы, но только если я учусь самостоятельно, слушая». Когда он говорил, Тельма сидела очень тихо. Она держала его за руку и пыталась поощрить его припомнить свои таланты. Я подумала, что, возможно, она побудила Ива – вероятно, окольным путем, – поговорить со мной. Я сказала, что ответ Ива на мой вопрос, возможно, подразумевает, что он не был готов предоставить Тельме место, или, быть может, его разговор об обреченной на провал части себя, которая не принимается, на самом деле был связан с характером фантазии.

«О, да, – сказала Тельма, – я чувствую свою несостоятельность, но не в работе, а в сексе. Я испытываю сильное чувство стыда. Ладно, наверное, я могла бы рассказать один из вариантов фантазии. Шейле пятнадцать лет, и ее отправляют в школу-интернат. Учителя говорят ей, что она должна знать их имена, Мисс Это и Мисс То, и если она будет вести себя с ними неправильно, то они могут делать с ней некоторые вещи… – Тельма сделала паузу, – например, ее раздеть. Она не может вспомнить их имена, но она будет делать то, что они хотят. Поэтому она позволяет им снять предметы ее одежды – например, трусы». Тельма, казалось, была сейчас погружена в фантазию и находилась в некотором диссоциированном состоянии. Она смотрела вперед, держала руки перед собой, словно поддерживала голову младенца правой рукой, а левая покоилась на груди. Затем левая рука изменила положение, как будто она держала эрегированный пенис.

Сообщение об этой фантазии нисколько не было эротическим. Мне было тревожно находиться здесь, в то время как ее захлестывали чувства, и слышать, каким тонким стал ее голос. Я чувствовала, что она была испуганным ребенком, оказавшимся во власти переполняющих ее сексуальных желаний, или, возможно, с которым жестоко обращались.

Тельма продолжила: «Затем появляются другие учителя. Один из них называется заведующей интернатом. И она заставляет оцепеневшую Шейлу пройти в ванную, а затем ее пеленают. Когда она мочится, они ей говорят, что будут делать с ней и другие вещи, например, она должна будет попросить маму ее облизать. Это все, что я могу рассказать. Они делают разные вещи, чтобы ее возбудить, и заставляют ее просить маму делать с ней эти же вещи».

Наша встреча подходила к концу, и я попросила Тельму вернуться из своего диссоциированного состояния, чтобы мы могли вместе поговорить, прежде чем завершить сеанс. Ив начал плакать. Он сказал: «О, Тельма, это так больно. Это имеет связь с моим собственным материалом. Но главная вещь – это пеленки. О! О! Как это для тебя ужасно».

Индивидуальная сессия Ива

Ив говорил в основном о своих проблемах в работе. Яркий, красноречивый и начитанный, он проявлял способности в языках и литературе. Он поступил в прекрасный колледж, где продолжал получать хорошие отметки и переходил на более сложные курсы. Он чувствовал, что перетрудился и потерял интерес, но закончил обучение без энтузиазма с удовлетворительной оценкой по французскому языку. Он попробовал найти себя в других областях, включая религию, но быстро терял интерес к предмету. Как он сказал: «У меня ум ученого, и я люблю читать хорошие книги, но я не использую их, а просто словно ими обвешиваюсь. Многие вещи вызывают у меня интерес, а затем они улетучиваются – оставляют в покое, и я включаюсь в реальный мир и хожу на работу. Я зажимаюсь, когда работаю в присутствии кого-то другого. Словно я не могу этого сделать. Наедине с собой я невероятно упорен, точен, хорошо решаю проблемы, но мне не хочется этого делать в присутствии кого-то другого, или для кого-то, или по плану». Он описывал основанную на тревоге неспособность к обучению, тревогу, связанную с выполнением работы, а также проблему утраты навыков в ситуации давления.