Текст книги "Золотой Цветок"

Глава 17

Утром, когда все проснулись, мы ещё долго валялись в постели. Ужасно не хотелось возвращаться в сумасшедшую реальность, в которой пропал покой, где каждую минуту ожидаешь что, вот-вот что-то произойдёт и придётся бежать, если, конечно, успеешь. А в здесь, рядом с Анфисой, чувствовался покой и ощущение счастья, которого катастрофически не хватало в моей жизни, и вот оно появилось, и хочется им наслаждаться, как можно дольше, оттягивая момент возврата в реальность. Совсем недавно моя жизнь представляла собой серую скучную рутину, и буквально за пару дней всё перевернулось с ног на голову, закрутив с такой скоростью, что моментами начинала кружится голова.

В коридоре послышался клокочущий голос профессора:

– Я уже давно должен быть на работе! Мне надо туда хотя бы позвонить!

– Профессор, как вы не понимаете, – Василий Александрович пытался говорить спокойно, но по заметной напряжённости в голосе было понятно, что спокойствие ему давалось не очень просто, – ваш рабочий телефон наверняка прослушивают, а за работой следят.

– С какой стати кто-то будет следить за моей работой и прослушивать мой телефон? – возмущался профессор.

Наступило напряженное молчание. Я понял, что Дед старается взять себя в руки, чтобы не сорваться на профессора.

Я сам в этот момент хотел выскочить из комнаты и хорошенько рявкнуть на своего туголобого наставника, который упорно или, действительно, не понимал элементарных вещей, или делал вид, что не понимает.

– Вы присутствовали при нападении на сотрудников федеральной службы безопасности, – ещё спокойней заговорил Василий Александрович после паузы, – и сбежали с места преступления вместе с нападавшими. Вы являетесь соучастником преступления, и вас разыскивают, так же, как и нас.

– Но мне надо! Понимаете? – упрямился профессор. – Я поеду туда, если вы мне не дадите позвонить…

Я застыл в ожидании глухого звука удара за дверью. Но его не последовало. Дедовы терпение, выдержка и сдержанность заслуживали восхищения.

– Профессор, – всё так же спокойно заговорил он, – если я вам дам позвонить, то очень быстро весь район, где мы сейчас находимся, будет оцеплен в радиусе десяти километров, и мы не выберемся из этого кольца, ни сегодня, ни завтра и, может быть, никогда. Понятно?

– Понятно, – проворчал профессор.

Я с облегчением вздохнул.

– Вот и славно! – обрадовался и Дед.

Раздался стук в нашу дверь, голос Василия Александровича уже обращался к нам:

– Молодежь, вставайте! Завтрак подан! Нас ждут великие дела!

Когда мы вышли в зал, все были уже в сборе и завтракали, судя по запаху, свежеиспеченными пирожками. Дед снова нас баловал…

– Вот что нравится делать, то нравится, – отзывался он на похвалы в адрес своего кулинарного искусства, – весь день могу печь, только бы кушал кто-то.

– Тогда почему бы вам не устроиться работать в пекарню и заниматься своим любимым делом? – попытался съехидничать профессор.

Василий Александрович посмотрел на него спокойным, даже чуть снисходительным взглядом и ответил:

– Общественное положение не позволяет мне работать…

– Это как такое может быть? – удивился Пётр Андреевич.

– Да как – как? Очень просто: братва не поймёт. Не положено мне работать… Западло! Понимаешь? – Дед откинул все условности общественного бытия…

– Нет, не понимаю… – наивно ответил профессор.

– Да вы хоть что-то, помимо вашей истории, знаете? – на этот раз с иронией спросил Дед.

– Я многие науки изучал! – гордо ответил мой наставник.

– А вот отними у тебя все эти науки, что ты будешь делать? – Василий Александрович определённо задался целью вывести профессора из себя.

– И кто у меня их отнять сможет? – на этот раз ирония прозвучала в вопросе профессора.

– Я образно говорю. На секунду представь, что у тебя нет больше науки и тех знаний, которые ты долгие годы зубрил. Ты же с голоду умрешь. Ты ведь больше ничего не знаешь и не умеешь, – Дед в раздражении не заметил, как перешёл на «ты».

– Какое вы имеете право меня оскорблять? – возмутился Пётр Андреевич.

– А я не оскорбляю. Оскорбляют – это когда говорят откровенную ложь или клевещут на человека, а я констатирую факт, и этот факт очевиден, даже не вдаваясь в подробный психологический анализ вашей личности.

– Знаете, что я вам скажу! – окончательно вскипел профессор. – Вы – антиобщественная личность! Где это видано, чтобы человеку не положено было работать? Вы – червь, съедающий общество изнутри! Если бы не было таких как вы, наша страна была бы богаче и намного лучше, чем она есть, и общество состояло бы только из чистых и светлых людей.

Василий Александрович спокойно откинулся на спинку дивана и, не повышая голоса, продолжил. – Если бы не было таких как я, многоуважаемый профессор, то таких как вы, интеллигентов, грабили бы и убивали беспредельщики. На улицах наступил бы хаос, анархия поселилась бы в умах молодёжи. Есть страны, где полицейские работают честно и добропорядочно, а у нас каждый мент это – бандит. Они лишь называются правоохранительными органами. На самом деле они ничьих прав не охраняют, они их нарушают на каждом шагу. А отморозки и беспредельщики их вовсе не бояться. А чего их боятся? Они – свои. Ручку менту позолотил, и – твори, что хочешь. Они нас боятся больше, чем ментов. Они не самой тюрьмы боятся, а того, что с ними в там сделают за беспредел. И если бы ларьки, предприятия, заводы, не платили нам, то кто бы смог это всё удержать от расхищения и банкротства? Власть? Менты? Не смешите! Их давно никто не боится. Они беспомощны и потеряли свой авторитет в лице народа. К ним давно никто не обращается за помощью. А ваш институт?..

– А причём тут наш институт?! – изумился профессор.

– Вы думаете, охранная фирма, которая его охраняет, это кто? – Дед прищурился и лукаво посмотрел на профессора. – Да всё те же. Ни одна охранная фирма не смогла бы никого охранять, если бы не была под кем-то. Запомните это.

Профессор был разбит и сидел, опустив голову. Он понимал, что всё, сказанное Василием Александровичем, не является правдой. Но и привести веские доводы, чтобы опровергнуть его слова, не мог, он потерялся в своей некомпетентности и сдался. Дед торжествовал. Разгорячённый, с видом победителя, высоко подняв голову, он ходил по комнате, искоса посматривая на побеждённого противника.

– Вы закончили? – заговорил Синицын. – Тогда позволю себе перейти к намеченному плану. Я составил необходимый список снаряжения и продовольствия. С размерами одежды пусть каждый разбирается сам. Предлагаю разделиться, половина – за снаряжением, половина – за едой…

– План не одобряю, – возразил Василий Александрович. Тем, кто был засвечен, лучше не вылезать в город. У нас есть парни, которых никто не видел. Предлагаю их разделить на две бригады и отправить в магазины.

– Согласен, – кивнул Синицын. – Вот необходимый список, – он передал список старшему из парней. Уточните у всех размеры… Адрес магазина – на листке.

Не теряя времени, ребята записали размеры одежды для всех, их пожелания и уехали за покупками. Мы же опять приготовились ждать. Оставшиеся парни предложили развеяться и сыграть во дворе в волейбол, и все с радостью приняли эту идею. Кроме профессора – он сидел, насупившись, и смотрел на всех из-под густых бровей недружелюбным взглядом. Я раньше таких черт характера в профессоре никогда не замечал. В моей жизни он был авторитетом номер один, особенно после отъезда родителей. И если мне не к кому было подойти и спросить совета, я шел к профессору. Когда меня как-то за драку загребли в милицию, туда приехал профессор, поручился за меня и забрал к себе. Он в каком-то роде заменял мне отца. А теперь для меня открылось в нём что-то новое, и я не понимал – хорошее или плохое. Мне очень трудно было определить это новое – уж очень сильно держало старое. Но одно чувство я различил отчетливо – в тот момент мне его стало жалко. Всё время, пока мы играли, я думал о профессоре, его поведении, явной неприязни к Деду, и вообще о том, кем же он всё-таки является.

Глава 18

За игрой время пролетело очень незаметно, и нас отвлекли от неё лишь парни, вернувшиеся с продовольствием.

– А что, филина своего вы всё-таки отпустили? – спросил один из них, подходя к нам.

– Какого филина? – не понял Василий Александрович.

– Ну, профессора этого.

– Он в доме оставался… – сказала Анфиса.

– В доме его нет!

Все ринулись в дом на поиски Петра Андреевича. Обыскали всё. Ни его, ни Золотого цветка. Выходит, профессор удрал, прихватив с собой наш драгоценный артефакт.

– Что же он делает? Куда он мог уехать, да ещё и с Цветком? Зачем он ему? Без ключа к тому же… – причитал Синицын.

– Куда бы он ни сунулся, его везде примут менты. Нам надо их опередить. Куда он мог поехать? – обратился Дед ко мне.

– На дачу… в институт… домой… Больше не знаю… – ответил я. – Вероятнее всего – в институт…

– Поехали! – скомандовал Василий Александрович, срываясь с места. – Нельзя терять ни секунды, – крикнул он уже в дверях.

Все, кроме Анфисы и Синицына, погрузились в машины и помчались к институту.

Пётр Андреевич понимал, насколько важно отвезти Золотой цветок, и его нынешние действия совсем не связывались с личностью, которую я привык в нём видеть. Может быть, профессор хотел отдать Золотой цветок федералам, и тем самым очистить свою персону от всякого преследования со стороны закона? Но в этом случае Цветок может попасть в руки недругов, и профессор знал, что тогда – всему конец. А может быть, он хотел воспользоваться Золотым цветком в научных целях, заявив тем самым о себе на мировой научной арене, чтобы весь мир его признал, как великого учёного. Но без ключа воспользоваться цветком невозможно. Получается, что оба варианта абсолютно глупы и безрассудны…

Мы остановились за два квартала от института. Дедовы ребята пошли на разведку. Через какое-то время один вернулся и доложил:

– Институт пасут… Двое в машине…

– Скорее всего, – предположил Василий Александрович, – профессор не звонил сюда, а направился своим ходом. Если бы звонил, эти двое тут уже не паслись бы, а направились за ним. А если он позвонит, и они направятся к нему, мы поедем за этими соколиками. Если, конечно, он не отдыхает уже в другом месте…

Как только Дед закончил фразу, я увидел на другой стороне улицы, идущего быстрым шагом, почти бегом, своего наставника. Под мышкой у него находилась сумка с Золотым цветком. Профессор направлялся прямо к институту.

Я крикнул, указывая пальцем:

– Вот он!

Василий Александрович, разом с сидевшим у нас в машине пацаном, резко повернулись в указанную мной сторону и, увидев профессора, не раздумывая ни секунды, выскочили оба из машины и рванули за ним. В этот момент я увидел бегущего навстречу профессору ещё одного здоровяка из нашей компании. Поравнявшись с профессором, он, не останавливаясь, на полном ходу, размахнулся и нанёс тому удар рукой в голову. Мой научный наставник не видел этого манёвра, так как ритмично шагал, опустив взгляд себе под ноги. Удар настолько сильно отбросил его назад, что Петр Андреевич перевернулся в воздухе так, что его ноги мелькнули над стоящей возле тротуара машиной.

– Убил! – схватился за голову я.

Подскочившие Василий Александрович и один из его архаровцев, схватили обездвиженное тело профессора и поволокли к машине.

Я опомнился, выскочил из машины, открыл дверь и помог загрузить профессора в машину. Золотой цветок он, даже будучи без сознания, крепко держал под мышкой.

– Забирайте парней и – обратно! – скомандовал Дед своим ребятам, запрыгнул в машину, и мы, особо не торопясь, поехали обратно в коттедж с обесчувственным профессором на заднем сидении.

– Посмотри, дышит? – попросил меня Василий Александрович.

Я пощупал пульс, сердце билось.

– Дышит, – глухо ответил я.

– Цветок на месте? – опять спросил Дед, взял из рук профессора сумку и проверил: – На месте! Слава Богу!

Профессор начал подавать признаки жизни, зашевелился и что-то промычал.

– Что, гнида учёная, проснулся? – рявкнул Дед, – Что же ты, чмо поганое, делаешь?

Пётр Андреевич зашевелил головой и открыл глаза. Он посмотрел на меня пустым, ничего не понимающим взглядом и потрогал челюсть.

– Вот червь, который поедает общество изнутри. В зеркало посмотрись, и ты увидишь его, – продолжал Вася сыпать комплименты в адрес профессора.

– Что вы хотели сделать с Цветком? – спросил я у профессора.

Он молчал, непонимающе озираясь.

– Отвечай, когда тебя спрашивают! – рявкнул Василий Александрович.

Профессор отвернулся, устремив свой взор в окно, иногда потрагивая место удара.

– Ну, сука! – процедил сквозь зубы Дед.

– Короче, он нам больше не нужен – с собой не возьмём, оставить тоже не можем, он сдаст наши планы. Обществу такая мразь и подавно не нужна, так что никакой ценности в этом мире он больше не предоставляет. Отвезём его на завод. В печке пускай погреется, – Дед говорил вполне серьёзным тоном, и профессор заёрзал на заднем сидении.

– Может, не стоит? Придумаем, что с ним сделать… – попросил я.

– Ради него ещё мозги напрягать!? – резко отозвался Василий Александрович.

– Я вам могу ещё чем-то пригодиться… – послышался невнятный просящий голос профессора.

– Ты нам можешь пригодиться только в горах, когда съедим тебя… Да и то – я тухлятину есть не стану… – съязвил Дед.

Он был очень заметно зол. Если бы не вёл машину, наверное, добавил бы профессору по другой стороне.

Во мне снова проснулась жалость к моему учителю. Но как только я вспомнил о его поступке, она пропала. В моих глазах предательство превратило этого человека в низкое и падшее существо. Но прошлое всё же держало: я обернулся, взглянул на своего учителя, и снова ощутил чувство жалости к нему. Пётр Андреевич смотрел на меня исподлобья, взглядом прося понять его и простить.

И вдруг именно в этом взгляде мне отчётливо стала ясна причина его поступка. Большой ученый, он за все свои труды не получил никакой международной серьёзной известности и славы. Почёт и уважение в своей стране он заслуженно имел, но хотел, да и заслуживал большего. Конечно, по этой причине его могли бы назвать человеком, недостаточно духовно богатым, легко поддающимся мирским страстям и желаниям. Тысячи людей погубило их стремление оказаться на вершине славы, чтобы именно к ним были обращены взоры поклонников и почитателей их таланта. Их обуревает непомерное тщеславие, желание чувствовать себя выше других людей, и они редко задумываются: почему именно они умеют достигать вершин знания, а другие – не умеют. И мой профессор тоже встал в ряды не понимающих, что Господь Бог создал всех людей всякими, с их конкретными, но тоже разными, жизненными задачами и целями, что просто талант, знание, богатство, власть, слава не делают человека выше остальных людей. Даже нищета не делает человека ниже – он просто другой. Но каждый, будь он в богатстве или нищете, славе или безвестности, глупым или умным, должен понять и сделать в жизни что-то своё, положить в свой рюкзачок нужный кусочек знаний и опыта для того, чтобы двигаться дальше. И для меня стало очевидным, что мой профессор, несмотря на все его научные заслуги, не сумел одолеть мудрости понимания мира с духовной точки зрения, и поэтому жалость к нему как к личности трансформировалась во мне в обыденную жалость к непонимающему человеку.

Мы подъехали к коттеджу.

Дед бесцеремонно вытащил профессора за воротник из машины и затолкнул в дверь коттеджа.

– Поймали! – обрадовался Синицын, увидев профессора. – С Цветком?

Я показал сумку.

– Слава Богу! Что же вы, Пётр Андреевич, творите? – в негодовании спросил Синицын.

Профессор сел на диван и опустил голову, не говоря не слова.

– Надо его на завод отвезти, – обратился Дед к своим парням.

Профессор встрепенулся и жалостливо посмотрел на него.

– Что ты, пёс, на меня так жалостливо смотришь? Никто тебя убивать не будет, пошутил я, – сказал Василий Александрович профессору и, обратившись к парням, добавил: – Пускай в офисе недельку посидит, скажите, чтобы за ним приглядели и покормили, а через неделю можно отпустить.

– Что вы с Цветком сделать собирались? – обратился Синицын к профессору. – У вас ведь ключа нет…

Пётр Андреевич бросил взгляд на Синицына.

– Я думал, что смогу открыть его… – пролепетал он себе под нос.

– Тамплиеры всю жизнь в горах просидели, открыть не смогли… – заметил Синицын.

– Технологии были другие… – всё так же прошелестел профессор.

– Ты в своём уме?! Технология ты паршивая! Что ты открывать собрался?! – вскипел Дед. – Ты же даже не знаешь, что это такое! Как начнёшь открывать, оттуда такое может выскочить, что через миллионы лет только бактерии снова начнут появляться на Земле. Открывальшик, блин… Везите его на фиг…. С глаз долой – от греха подальше!

– Поехали, учёный… – сказал один из парней, взяв профессора под руку.

Пётр Андреевич встал и покорно пошёл к двери, искоса поглядывая на нас и, казалось, хотел что-то сказать, приостановился, но передумал и скрылся за дверью.

– Анфисе тоже придётся посидеть недельку без вылазок, – сказал Вася, когда профессора увезли. – А если ты им попадёшься, расскажешь всё, что знаешь…

– Да, я понимаю, – ответила она. – А как же отец?

– Придется потерпеть… Сама понимаешь…

– Понимаю, – грустно ответила девушка.

После того, как вернулись все участники мероприятия, мы в последний раз обсудили план действий, присели на дорожку и, не теряя времени, тронулись в путь, оставив Анфису, проводившую нас со слезами на глазах, одну в коттедже. Мне было грустно с ней расставаться – за то короткое время, что мы провели вместе, я пережил больше эмоций, чем за последние несколько лет монотонной жизни. Я настолько сильно к ней привязался, как будто знал её долгие годы, а не несколько дней. Меня, несмотря на то, что Василий Александрович пообещал, что к Анфисе будет приезжать доверенная персона, сильно беспокоило то, что она остаётся в коттедже одна, в неведении о своём отце и о нас. Опека доверенной персоны, конечно, немного успокаивала, но уверенности что с девушкой будет всё хорошо, не придавала. Во-первых, Анфиса всё ещё находилась в очень тяжёлом эмоциональном состоянии и могла наделать глупостей, которые неизвестно к чему приведут, а во-вторых (и это, пожалуй, было главным) я понимал, что полюбил эту замечательную девушку и не хотел с ней расставаться. Однако необходимость собраться и сконцентрироваться на главной нашей задаче, не позволила мне показать своё волнение.

Наша экспедиция состояла из одиннадцати человек. По плану, на трёх машинах с прицепом сперва мы должны были заехать за спрятанным археологом ключом от «золотого цветка», а затем тронуться в сторону Горного Алтая до военной базы – по расчёту три дня пути на машинах. Затем – с военной базы на вертолёте.

Ключ от «золотого цветка» Синицын спрятал на старом складе, где, как он сказал, никто и никогда его искать не будет. Но, в целях безопасности, прежде чем войти в склад, Дед отправил туда разведку, которая вернулась и доложила, что всё чисто. Только потом отправился Синицын. Мы приготовились к долгому ожиданию, но, на удивление, он вернулся уже через пару минут, держа в руках чёрный пакет.

Мы с Василием Александровичем уставились на профессора в ожидании, что он его развернёт и покажет. Но тот вопросительно смотрел на нас.

– Что?.. – спросил он.

– Ну, покажи хоть, как он выглядит… – Дед был весь в нетерпении.

Синицын развернул пакет.

Ключ представлял собою точную копию символов на «Золотом цветке», и из такого же материала.

– Он сверху вставляется… и из центра выдвигается колба… – объяснил Синицын. – А в ней сам «Цветок».

Синицын прикрыл глаза, словно от удовольствия.

– Что – так прямо цветок? – спросил Василий Александрович.

– Да. Золотой. Ромашка. Такой же формы как коробка, – не открывая глаз, ответил археолог.

– На месте увидим, – заключил Дед и резко нажал педаль газа так, что Синицына бросило на сиденье.

На выезде из города нас остановил патруль Дорожно-постовой службы. Под лопаткой заныло, по телу пробежала холодная испарина. Любопытный инспектор, без приветствия и предварительного представления, воткнул в салон автомобиля через широко открытое Дедом окно свою бесстыжую рыжую голову и стал с любопытством разглядывать каждого пассажира. Когда очередь дошла до меня, гаишник стал вглядываться особо пристально, мне показалось, что при этом его глаза немного выпучились, и он вот-вот завопит. Я вдавился в сиденье – захотелось куда-то спрятаться, выскочить из машины, убежать или залезть в багажное отделение – только бы не видеть этого ментовского взгляда.

Выручил опять Дед, рявкнув на инспектора так решительно, что даже мы все дёрнулись, а гаишник от неожиданности стукнулся головой о потолок и отскочил от машины.

– Ты чего пялишься!? – продолжил свой рык Василий Александрович.

– Ты… чего?.. – Инспектор пытался оклематься.

– Почему не представился? И вообще – кто ты такой? – резко спросил его Вася. – Ты что, не знаешь, что, так разглядывая людей, ты поступаешь некультурно и тем самым порочишь достоинство работника ДПС?! Ты ведёшь себя как быдло деревенское, а не как представитель власти. Ещё не хватало, чтобы ты слюну в салон машины пустил! Кто твой начальник? Федосеев? – командным тоном продолжал Василий Александрович.

Инспектор растерялся.

– Я тебя спрашиваю, кто твой начальник? – рык Деда не предвещал ничего хорошего.

– Ф-ф-ф-федесеев… – заикаясь ответил сотрудник.

– Вот я и поинтересуюсь у него про тебя. Пусть принимает меры, – уже более спокойно сказал Василий Александрович.

– М-меры?.. Какие м-меры?.. – не понял инспектор.

– Воспитательные! Какие же ещё! – Дед не спеша тронул машину, не спуская с гаишника сурового взгляда.

Отъезжая, он продолжал наблюдать в зеркало бокового вида, как инспектор всё в той же в растерянности стоял и смотрел вслед уезжающей машине.

Из меня словно спустили воздух, всё тело расслабилось и обмякло.

– Вот это стрём! – это было всё, что я смог выдавить из себя.

Позади остался город, полный опасностей, а впереди три дня пути на машинах, а дальше —неизвестность. Что нас ждёт впереди? Куда мы вообще едем? Зачем? Что ищем? И есть ли вообще то, что мы хотим найти? События свернулись в клубок, сложив во мне ощущение нереальности. Казалось нереальным всё, что с нами и вокруг нас происходит. И как можно поверить в реальность того, что у нас с собой предмет, который создали атланты. И неизвестно – для чего создали… И совсем уж непонятно, куда мы этот предмет везём… Обыденная жизнь за пару дней превратилась в остросюжетный детектив, и это тоже создавало ощущение иллюзии. Как будто я вышел из своей жизни и вошёл в другую, полную приключений и фантастики или попал на съёмки фильма, где играю одну из главных ролей. Но что бы сейчас ни происходило, – реальность это или иллюзия, кино или другая жизнь, – наше ближайшее будущее связано со странным, неизвестным, мистическим и крайне любопытным предметом, за которым охотятся ФСБ, бандиты, возможно даже нечистая сила в лице Сан Саныча, и нам надо сделать всё, чтобы предмет этот не попал к ним в руки. Понимание последнего факта было для меня вне иллюзий и кино, это я чувствовал всем своим существом.