Текст книги "Тайная жизнь"

ГЛАВА 29

Когда Иден добралась до его тесной комнатки, было уже почти темно. Мгла висела над лесом, в воздухе не было слышно ни скрипа, ни шороха. Стояла леденящая кровь тишина. Иден стало жутковато. Она повесила корзину с провиантом на руку и постучала в дверь.

Никто не открыл и она постучала снова. Грузовик Бена стоял неподалеку, значит, он дома. Иден вспомнила про валиум в ванной и взялась за ручку, та повернулась, дверь оказалась открытой.

Бен окинул ее безразличным взглядом, будто не был ни рад, ни удивлен ее приходу. На нем была все та же тенниска, что и раньше.

– Можно войти? – Он встал, Иден уловила слабый, специфический запах виски. В комнате было темно, слабый свет шел лишь из приоткрытой двери. У Бена было совершенно каменное выражение лица, так хорошо знакомое ей самой.

– Я волновалась за тебя, – сказала она.

– Но я не нуждаюсь в твоем сочувствии.

– Кайл и Лу не считают тебя виновным.

– Замечательно, – со злостью процедил он.

– Бен, – начала Иден, взяв в руку откупоренную бутылку виски, но не закончила, – мне нужно в ванную, можно?

– Пожалуйста.

Валиум был не тронут. Она пересчитала пилюли. Двадцать. Ровно столько, сколько было.

– Я принесла с собой кое-что из еды. Ты наверняка еще ничего не ел.

Он взял бутылку и сел, прислонившись к стене.

– Чего ты пришла? – спросил он.

Иден отняла у него бутылку, заткнула пробкой и поставила на столик:

– Я хочу выслушать твою точку зрения.

– Какое право ты имеешь приходить сюда, запрещать мне пить, копаться в моей душе? Сделай это, сделай то, Бен! Принесешь мне аленький цветочек, тогда поверю!!

Иден спокойно ответила.

– Мне необходимо поверить тебе. Я доверяю тебе. Я дала волю своим чувствам, когда встретила тебя, ты разбудил во мне что-то такое, понимаешь? Вот уже долгое время я никому не позволяла этого.

– А я-то надеялся на чудо, – Бен теребил бело-голубое одеяло, – думал ты скажешь мне: «Бен, я знаю, ты не мог этого сделать, ты не способен».

Иден присела на край кровати:

– Пожалуйста, расскажи мне все по порядку, Бен. Докажи мне, что ты не виноват!

Бен зло усмехнулся.

– Я не смог убедить в этом даже моего адвоката.

– Но у меня больше оснований верить тебе, чем у твоего адвоката. Слуги закона призваны все подвергать сомнению.

– У Шарон, как ни у кого другого, были основания поверить мне, но даже она…, – Бен покачал головой.

– И она тоже?

Бен закрыл лицо руками.

– Я никогда не мог понять Шарон. Я жалел ее. Я знаю, она любила меня и в глубине души, наверное, верила в мою невиновность. В качестве свидетеля на суде она говорила обо мне только хорошее. Но все это пресекалось и выворачивалось наизнанку «знатоками». В общем, они добились того, чтобы сделать из меня последнего извращенца. Улики были слишком очевидны. Я сам уже наполовину согласился (какой у меня еще был выбор?). Так что Шарон нельзя ни в чем винить, не она подвела меня под виселицу.

«А ведь он был действительно счастлив в браке», – подумала Иден. Он до сих пор говорил о ней с любовью.

– Расскажи мне все, – Иден подвинулась ближе к нему, теперь она различала в темноте очертания его носа, белки глаз.

И он начал рассказывать.

Он описал ей изменения в поведении Блисс, его подозрения насчет молодого человека с бегающими глазами. Ему тяжело давались слова. Он часто останавливался, делал большие паузы.

– Я чувствую, что гораздо больше виноват в том, что мы с Шарон не придавали значения тому, что ее воспитательнице сразу же бросилось в глаза. Например, мастурбация. Мы думали, что не стоит из этого раздувать проблему. Как бы ты поступила, если бы Кэсси начала заниматься самоудовлетворением каждый день?

– Как и ты, думаю. Даже не знаю, Кэсси вроде бы никогда этим не занималась, насколько мне известно.

– Воспитательница выудила у Блисс, что якобы я лазил ей туда пальцем. Вот и все. Меня арестовали, потом отпустили под залог, несколько месяцев до суда я жил у брата и его жены. Мне не было разрешено видеть дочь вообще. Сначала я думал, что ей это, наверное, приснилось. Иногда я укутывал ее и прижимал к себе, читал перед сном какую-нибудь сказку.

– Может это была подлая шутка ее воспитательницы?

– Хорошо, если бы было так. Но она умная женщина, думаю, она знала, с чем имеет дело и была осторожна и внимательна с фактами и заявлениями. У них в детском саду были занятия на тему «Плохое и хорошее обращение с детьми». Может, Блисс что-то напутала. Просто решила, что это произошло с ней, а ничего и не случилось. Но, не дай Бог, если ее действительно соблазнили; а я все больше склоняюсь к этой мысли. Понимаешь, она смогла воспроизвести все в таких деталях. Вот что она в конце концов рассказала работникам из службы защиты детей: несколько раз – они полагали, что это было не раз, однако, не больше, чем два или три – Блисс просыпалась среди ночи, и ее папочка ложился рядом с ней, крепко обнимая ее и гладя по спине. Он расстегивал пижаму и… Он говорил, что ей будет приятно, что он делает так и маме тоже, и маме это нравится. Он говорил, что это – секрет, который она никому не должна выдавать. Еще она сказала, что боялась, и что ей было больно.

Бен посмотрел в окно. Стояла тишина. У Иден бешено стучало сердце. Она опять вспомнила прошедшую ночь.

Он такой страстный любовник. Она сидит рука об руку с этим человеком. Кайл и Лу верят ему, конечно, потому что знают его очень долго.

– Бен, – сказала Иден, – мне с трудом верится, что четырехлетний ребенок мог такое выдумать.

– Согласен. Такое трудно вообразить. Она говорила, что было темно, и самого мужчину она никогда не видела, потому что он все время стоял сзади. А она называла его папочкой, и он отзывался. Может быть, это случилось где-то в другом месте, а она спутала и решила, что в ее собственной комнате. Или может, превратив мужчину в меня, она не так боялась. Ночи напролет я ломал голову над тем, что же произошло. И до сих пор ломаю.

– А кто еще мог бы это сделать?

– Не имею понятия. Все попадали под мое подозрение, рано или поздно. Даже мой брат Сэм, даже мой лучший друг Алекс, даже больной раком отец Шарон. Тот молодой человек с бегающими глазами был главным кандидатом. Но почему она свалила все на меня? Почему она сказала, что все произошло в ее комнате? Если только не он велел ей так говорить… – Бен вздохнул. – Иден, это сведет меня с ума. Все эти полтора года я провел, пытаясь вычислить, кто это мог быть. Но если бы мне это и удалось, меня бы все равно не стали слушать…, – он хлопнул себя по бедру. – Они не дают мне поговорить с ней, понимаешь? Мне надо лишь несколько минут, и я бы все понял.

– Бен… может ты ходил во сне или…

– Нет, черт возьми, я не мог ходить во сне! – В его голосе отчетливо звучала злоба.

– Прости.

– Пустяки, ты же хотела все услышать. По мере того, как раскручивалось судебное разбирательство, я чувствовал, как меня начинают ненавидеть. Присяжные заседатели, люди в зале суда, меня осуждала вся общественность. Новость быстро подхватили газеты. Каждая собака считала меня подонком и извращенцем.

И все с нетерпением ждали, когда же Блисс будет давать показания в суде. Я не мог представить ее стоящей на свидетельском месте в огромном зале, ей едва исполнилось четыре года, но они считали, что она понимает, где граница между правдой и ложью. Она, моя собственная дочь, вела меня на эшафот. Мне становилось плохо, когда я представлял как она будет стоять, испуганная, перед огромной толпой народа, отвечая на вопросы взрослого ничтожества. Я знал, что собирается сделать мой адвокат Барбара, когда придет ее очередь задавать вопросы. Она уговаривала меня не волноваться, она собьет Блисс с толку, запутает ее. Но они собирались трепать нервы моей маленькой дочке, а я бы не пережил этого.

– Кайл сказал, что ты признал себя виновным.

– Да, это так, – Бен засмеялся, – под влиянием, так сказать, временного безумия. Я тогда не осознавал, как серьезно положение вещей. Люди твердили мне, что я здорово вляпался, но я знал, что не виноват и верил, что рано или поздно до правды докопаются и оставят меня в покое. Моя судьба меня волновала меньше. Я боялся за Блисс. Настал день Блисс давать показания в суде. Сидя рядом с Барбарой, я чувствовал, что теряю рассудок. Шарон сидела у противоположной стены. Блисс вела за руку женщина из службы защиты детей. Она крепко прижимала к груди замусоленную обезьянку, которую таскала с собой повсюду. Она казалась совсем крошечной, хотя ее всегда считали высокой для девочки ее возраста. Но она выглядела невероятно маленькой по сравнению с огромной кафедрой для свидетелей, среди всех этих взрослых. Иден, когда я смотрел на нее, мое сердце обливалось кровью! Я не видел ее уже несколько месяцев. Она осмотрелась и просияла, заметив меня. Она помахала мне своей ручонкой и показала меня женщине, которая вела ее, со словами: «А это мой папочка!» – Бен сидел неподвижно некоторое время, наконец попросил: – Будь добра, верни мне бутылку.

Она подала ему виски. Он откупорил крышку, но потом опять закрыл ее, не сделав ни глотка.

– Я чувствовал, что сойду с ума, если мне придется сидеть там все время, пока ее будут допрашивать. Поэтому я признал себя виновным. Я сказал, что на самом деле не виноват, но не хочу трепать нервы своей дочери.

В зале все заполошились, но меня это не волновало. Я хотел одного: чтобы ее увели. И в тот момент я не думал о последствиях. После разговора с Барбарой, я отказался от показаний, но было уже слишком поздно. Судья отклонил просьбу Барбары отдать дело на пересуд. Он попросил присяжных заседателей не брать в расчет мою, как он выразился, «выходку». Они, естественно, не пожелали закрыть глаза на мое заявление.

Суд продолжался без Блисс. Она была такая хорошенькая маленькая девочка, не лишенная, однако, чувства собственного достоинства, чего не увидишь в других детях. В нее были влюблены все поголовно. И никому и в голову не пришло предположить, что она все это выдумала. Я и сам, будь на их месте, осудил бы меня. Очень уж очевидно было, что ее кто-то обидел, и я оказался единственным возможным кандидатом на эту роль. Вот что меня совершенно убивает. Если что-то на самом деле случилось, значит, есть еще один, кто знает наверняка о моей невиновности, но он не собирается честно во всем признаться. Да и найдется ли такой дурак, который пожелает рубить сук, на котором сидит и искать неприятностей на свою шею? А он, может быть, сейчас где-то рядом с моей дочерью. Это сводит меня с ума. Блисс уже никто не защитит, так как все думают, что виновник найден и наказан. Я обращался в службы социальной безопасности, просил их вести за ней наблюдение, но мне сказали, что инцидент исчерпан.

– Ты так и не видел Блисс ни разу после суда?

– Да, прошел целый год. Барбара сказала, что если я соглашусь посещать специальные занятия с психологом, то мне разрешат видеться с ней под надзором. Я пошел к психологу, но это была обычная ловушка. Я сказал, что не виновен, она ответила «хорошо», а потом прибавила, что пока я не признаюсь ей и, в первую очередь, самому себе в содеянном, она ничем не сможет мне помочь. Блисс я увидеть так и не смог. Они заявили, что я представляю опасность для ребенка, – Бен рассмеялся, – подумать только! Я представляю для нее опасность! Потом меня посадили в тюрьму и сказали, что я не имею права общаться с дочерью до достижения ею совершеннолетия, то есть до восемнадцать лет.

– Боже мой, Бен, боже мой…

Он встал и поставил виски на стол.

– Иногда я просыпаюсь и думаю, догадывается ли она, почему не видит меня. А может быть, она считает, что я ушел, потому что больше ее не люблю?

– Ей, наверное, все объяснили.

– Да. Они сказали: вы больше не видитесь с папочкой, потому что он обидел тебя.

Он был невинен. Иден встала и обняла его.

Она знала, это был не тот человек, с которым она провела прошлую ночь. Это был другой, но не был опасен. Она наклонилась к нему:

– Бен, я хочу остаться у тебя на ночь.

– Думаю, ты выбрала не самый подходящий момент для занятий любовью. Весь этот разговор, он скверно на меня подействовал. Меня иногда угнетают воспоминания прошлых лет. Видишь ли, моя половая жизнь была изучена до мелочей, исследована под микроскопом. Но это не помогло доказать мою невиновность. Меня до сих пор не оставляет чувство, что у меня и вправду какие-то сексуальные отклонения, что со мной что-то не в порядке. Сам не знаю, как я смог этой ночью.

– У тебя превосходно получилось, должна тебе сказать.

Он посмотрел на Иден и нежно дотронулся до ее руки.

– Мне очень хотелось услышать это от тебя. Но я не прощу себе, если не оправдаю твоих ожиданий. Поэтому лучше не думай об этом.

– Мне ничего не надо, Бен. Я просто хочу быть с тобой рядом.

Бен молча ел принесенный Иден ужин. И ей не хотелось прерывать эту тишину. Она сделала ему бутерброд, порезала персик, прибралась на кухне, пока он был в душе. Потом они как ни в чем не бывало болтали о Кайле и Лу, о раскопках, о сценарии, будто его судимость была делом давно минувших дней. И только когда Иден уже почти уснула, он набрался смелости и спросил у нее:

– Ты мне веришь, Иден?

Она вздохнула и приподнялась, опершись на руку, чтобы видеть его глаза.

– А как ты думаешь? Почему же тогда я здесь, рядом с тобой? Но одну вещь я никак не могу выкинуть из головы, она прямо-таки не дает мне покоя.

– Что же?

– То, что ты признал себя виновным! Я уверена, что люблю Кэсси не меньше, чем ты Блисс. Но я никогда не сказала бы, что виновата, если бы это была неправда.

Бен кивнул и обнял ее за плечи.

– Согласен. Там, где правит разум, молчит сердце. Иден заснула. Дыхание ее стало тише и медленней, ее рука, лежавшая у него на животе, отяжелела. Он опять вспоминал суд, который вымотал столько сил. Сейчас у него перед глазами стояла Блисс, идущая по залу суда. С тех пор он ее не видел.

Ей подставили то ли табурет, то ли тумбочку, чтобы было повыше, и она забралась на свидетельскую кафедру, прижимая к себе обезьянку, которую ей давно подарили Сэм и Джен. Когда к воротничку прикрепили микрофон, прокурор спросил, как ее имя.

– Блисс Азондер, – она никогда не могла выговорить «я» в своей фамилии. В зале стояла тишина. Впервые за время суда. Кто-то кашлянул.

Прокурор продолжал задавать вопросы. Блисс отчаянно старалась угодить ему. Кто-то, видимо, объяснил ей всю ответственность этой миссии. И вдруг какой-то легкий вопрос смутил ее. Бен даже со своего места заметил, как она испугалась. Он наклонился к Барбаре.

– Я не могу это видеть, – сказал он.

– Тише, – Барбара лишь ободряюще похлопала его прохладной рукой.

– Нет, я серьезно, – пот градом катился с Бена, он достал платок и вытер лоб и подбородок, – останови это. Я скажу, что виноват. Только убери ее с кафедры.

– Но с ней все нормально, Бен. Она… Он встал.

– Ваша честь, – обратился он к судье, – я невиновен в том, что на меня повесили, но я признаю себя виновным ради того, чтобы вы прекратили допрашивать мою дочь.

Судья Стивенс уставился на Бена, а Барбара вскочила с места:

– Я прошу перерыва, Ваша честь.

– Неплохая идея, – согласился судья. Ему был 61 год, его собственную дочь изнасиловали совсем ребенком, и это преступление наложило отпечаток на всю его последующую жизнь. – И, пожалуйста, пусть ваш клиент посерьезней относится к тому, что говорит.

– Мне не нужен перерыв, – запротестовал Бен, – все кончено. Я хочу, чтобы все кончилось, – его руки, лежащие на столе, бешено дрожали. Блисс была перепугана.

– Папочка? – сказала она в микрофон.

Бен тяжело и прерывисто дышал. Он наблюдал, как Шарон пробивается через толпу, чтобы забрать Блисс, потом она взяла дочь на руки и унесла, и он почувствовал громадное облегчение, что для нее кончился весь этот кошмар. Он подумал: «Все позади, девочка моя. Тебе больше не придется иметь дело со всей этой мерзостью и грязью».

– Бен? С тобой все в порядке? – он вспомнил, что рядом Иден.

Он обнял ее. На ней была одна из его футболок.

– Я хочу, чтобы ты поняла, почему я признал себя виновным, – он перевернулся на спину, продолжая держать ее в своих объятиях. Когда мне было 5, а брату 7, у нас был гувернер Рэнди. Он приходил к нам по крайней мере раз в неделю. Время от времени он водил нас в ванную и заставлял… делать вещи, которых мы вовсе не хотели, понимаешь? Он пригрозил, что если мы кому расскажем – даже друг другу – он убьет нашу маму. Поэтому я никогда не рассказывал об этом Сэму, хотя был уверен, что то же самое Рэнди требовал и от него. А ночью, после очередного посещения Рэнди, меня всегда рвало час или два, – Бен рассмеялся, – а родители меня спрашивали: «Рэнди опять угощал тебя леденцом или еще чем-нибудь?» И в конце концов я рассказал лишь ничтожную долю из того, чем мы занимались в ванне, в надежде, что за это Рэнди не станет убивать мою мать. Но родители мне не поверили, потому что Рэнди был такой приятный молодой человек из вполне приличной семьи. Они спросили об этом Сэма, но Сэм настолько перепугался, что сказал, что не имеет ни малейшего представления, о чем это я там толкую. Но здоровье мое ухудшалось, и в конце концов родители…

Потом полиция. Я плохо помню, что было вчера, но тот день запомнил на всю жизнь. Куча вопросов. А я сто раз менял показания, запутываясь в собственном вранье. Просто я боялся, что, если выложу им все напрямик, Рэнди непременно что-нибудь сделает с матерью. А когда я наконец перестал врать, то мне уже никто не поверил. А Рэнди, встречая меня на улице, не упускал случая, чтобы подразнить или посмеяться надо мной. По ночам я часто просыпался и спал в коридоре, под дверью родительской спальни. Я думал, что таким образом смогу защитить мать, если за ней придет Рэнди.

Иден молчала, лишь теснее придвинулась к Бену и уткнулась носом в его плечо.

– Меня засыпали вопросами, – продолжал он, – а оставили в покое, когда я от страха чуть не лишился рассудка. Я прекрасно помню, как тогда себя чувствовал. Поэтому я не хотел, чтобы Блисс пережила то же самое. Ей и так уже задали достаточно вопросов. Но, что действительно нагнетало на меня страху, это то, что мне пришлось пройти вместе с ней все эти семь кругов ада, я ставил себя на ее место и вместе с ней переживал все заново. Поэтому, думаю, я волновался не только за нее, но, отчасти, и за себя.

Бен погладил Иден по голове.

– Только ты и Шарон знают о Рэнди. Даже с Сэмом я никогда не говорил на эту тему.

– Шарон знала о Рэнди и все равно тебе не верила?

– Понимаешь, к тому времени, как мне пришлось признать свою вину на суде, в наших отношениях уже была брешь, а наша любовная лодка уже дала трещину. Плюс Шарон где-то вычитала, что те мужчины, которых в детстве обольстили, имеют больше шансов во взрослом возрасте сами стать обольстителями. Мой же собственный опыт оказал на меня прямо противоположное воздействие. Я бы никогда не поступил с ребенком так, как в детстве поступили со мной. Никогда!

Иден села и прислонилась спиной к стене.

– Да, тяжелая тебе выпала участь, нелегко пришлось в жизни.

Он рассмеялся.

– Ты наверняка думаешь, что я сейчас изрядно подвыпил, но, Иден, – он хитро прищурился, – с пяти до тридцати семи во мне было энергии, хоть отбавляй.

Иден улыбнулась, прижала к губам его руки.

– Завтра утром я позвоню Майклу. Мне надо сказать ему, что я встретила другого человека, – она наклонилась и чмокнула его в щеку, – я скажу ему, что влюбилась, и влюбилась надежно и основательно.

ГЛАВА 30

Неделю спустя Бен и Иден в первый раз выиграли у Кайла и Лу в трампозо. Иден знала, что это было большим достижением, хотя вслух никто этого не говорил. Трампозо показывала качество взаимоотношений, близость и умение работать в команде. И когда Бен, поцеловав ее в столовой, сказал: «Мы побили карту, Иден», она поняла, что он говорил не только о карточной игре, а еще о том, что они теперь крепко стоят на ногах.

У них началась беззаботная жизнь, беззаботная настолько, что она забыла о риске, которому подвергала себя, находясь с Беном. По утрам Иден работала, днем просматривала старые газеты из архивов Винчестера, брала интервью у нескольких старожилов или же работала над сценарием. Дневник она не читала. «Тебе нужно отдохнуть от него», – говорил Кайл голосом, не терпящим возражений, и она с ним не спорила.

Иден и Бен провели несколько дней на этой неделе с Кайлом и Лу, чью компанию она воспринимала теперь по-другому. Иногда они обедали с пожилой парой, увлеченные азартной игрой в трампозо. Однажды ночью Кайл показал слайды поездки в Южную Америку, и она видела на них людей, которых хорошо знала и с которыми общалась, семью, к которой хотела принадлежать. Волосы Бена на тех слайдах были длиннее, и он носил бороду. «Я ее сбрил после поездки, – сказал он. – Для того, что бы меня никто не мог узнать».

Иден была полностью удовлетворена его простотой. В нем не было ничего необычного, ничего подозрительного и ничего странного, хотя он был, конечно, намного лучшим любовником, чем Уэйн. Но и она уже была не той женщиной, что тогда. «Ты меня вдохновляешь», – сказал Бен однажды, однако, она сомневалась, вдохновляла ли она когда-нибудь Уэйна.

Когда Иден просыпалась по утрам то в комнате матери, то в домике Бена, она чувствовала себя в полной безопасности. Кошмары исчезли. Единственным недостающим кусочком в ее жизни была дочь, но в конце концов их разговоры по телефону стали лучше. Бен посоветовал уговорить Кэсси приехать к ним в гости, рассказав, как они здорово могли бы провести время: Королевское домино, динозавры, Лурдийские пещеры. И вскоре она согласилась.

Бен начал строить для Кэсси кукольный домик.

– Это задумали я и Кайл, – сказал он, когда Иден заметила у него на столе разбросанные маленькие детали. – Кайл финансирует стройку.

Она наблюдала, как он собирает детали, похожий на огромного Гулливера, и представляла, чего же лишилась его собственная дочь.

– А тебе разрешили дарить Блисс подарки? – спросила Иден, когда он приклеивал к домику крошечную раму.

– Без контакта, – ответил Бен, – ей его передадут.

– Но, даже если бы ты и был виновным, по-моему, на нее все-таки хуже подействует отсутствие отца.

– Мне кажется, что мы с тобой единственные люди, которые так считают. Да еще Сэм, который делает все, что в его силах, чтобы обнадежить меня, но я не оптимист. Ее адвокат говорит, что это не пойдет ей на пользу.

Он остановился, чтобы взглянуть на свою работу, машинально прибираясь на столе.

– Как ты думаешь, каким цветом мне его покрасить?

Бен был таким открытым, что даже когда он ничего не говорил о Блисс, она знала, что он о ней думает. Когда он разговаривал о ней с Иден, она чувствовала бессильную ярость в его словах.

– Я не могу свыкнуться с мыслью, что Джефф находится в моем доме, спит с моей женой, читает Блисс «Ветчина и Зеленые Яйца» и укрывает ее одеялом на ночь. У меня была жена и ребенок, а потом откуда ни возьмись появился Джефф и все закончилось.

– Не знаешь ли ты, как Шарон познакомилась с Джеффом?

– В школе, где она училась. Он был учителем истории.

– А не могла ли Шарон все это как-нибудь подстроить? – осторожно спросила Иден. – Может быть, она хотела от тебя избавиться?

– Нет, я не думаю, что Шарон хорошо знала Джеффа в то время. Однако, даже если бы она презирала меня, то она не стала бы использовать для этого Блисс.

Позвонить Майклу оказалось сложнее, чем она ожидала. Иден удивилась, как трудно ей было причинить ему боль. Оказывается, она беспокоилась о нем больше, чем ожидала от себя.

– Может быть, это только летнее увлечение? – спросил Майкл. – Я имею в виду, серьезно ли это?

– Я не уверена, – ответила Иден. – Ведь я почти не задумывалась об этом.

Майкл колебался.

– Ты спала с ним? – спросил он.

– Да.

Он выдавил из себя болезненный смешок.

– Ты жила со мной около года и целовала меня только перед сном, если повезет. А ты его знаешь всего несколько недель и…

– Майкл, мне очень жаль, но я никогда не верила, что между нами может что-нибудь быть.

– Я знаю.

– Я еще хочу сыграть с тобой в сердитого Мэтью. Чем больше я его узнаю, тем больше я понимаю, что он мне подходит. Ты даже выглядишь, как он.

Майкл промолчал.

– Майкл, ты же меня еще любишь, правда?

– Да, и буду любить до тех пор, пока ты будешь похожа на свою мать, и нам будет хорошо вместе.

Она улыбнулась.

– Я очень много думала о тебе, Майкл. Пожалуйста, давай останемся друзьями. И не расстраивайся.

Она представила, как он выходит из дома ночью и бредет по улице, зализывая свои раны. Иден хотела попросить его не распространяться об этом никому, но отбросила эти мысли, так как это было не совсем тактично.

– Мне нужно тебя видеть, – сказал он. – Я чувствую, что ты становишься другим человеком.

– Я становлюсь не другим человеком, а самой собой. – Она положила телефонную трубку, а в ушах еще звучал вопрос Майкла: «Насколько это серьезно?» В их отношениях с Беном была куча невозможных вещей, и во многих из них она не могла разобраться.

Однажды днем Иден впустила Бена в комнату своей матери, чтобы он напечатал рекомендацию бывшему студенту. Она уселась на кровать и стала смотреть, как он нажимал на клавиши. На нем был серый в белую полоску хлопковый свитер, и его волосы были еще влажными после душа. Бен выглядел прекрасно. Иден была уверена в том, что хотела ему сказать.

– Бен?

Он нажал клавишу и повернулся к ней.

– Я хочу снова принимать таблетки.

Она смотрела на его лицо, пока до него доходил смысл ее слов.

– Какой смысл? – спросил он. – Это все равно не будет действовать первую пару недель, а ты ведь не останешься здесь надолго.

– Может быть, я не уеду в конце лета. Некоторое время он выглядел озадаченным.

– Иден, тебе действительно нужно продумать свои действия. Ты говорила, что была с Майклом Кэри для того, чтобы ни к кому не привязываться. Ты говорила, что тебе нужно защитить свою репутацию. Но я, наверняка, самый неподходящий человек в мире для того, чтобы ты со мной имела отношения, и ты это знаешь. Не так ли?

– А кто знает, чем я тут занимаюсь с тех пор как сюда переехала?

Он встал, подошел к кровати и положил руки ей на плечи.

– Я не буду с тобой спорить, потому что тоже не хочу с тобой расставаться. Он залез в карман джинсов и достал оттуда запечатанный презерватив. – Будет лучше, если мы им воспользуемся.

– Ты всегда его носишь с собой?

– Мне нравится быть готовым ко всему. – Он наклонился, чтобы поцеловать Иден, но она его отстранила.

– Мы не можем заниматься тут любовью. Кайл и Лу находятся внизу. – Она вспомнила, как причиняла им боль, приглашая парней в свою спальню. Если бы они занимались этим на скрипучей кровати, то наверняка бы разбудили Кайла и Лу. Что ж, придется на полу. Бен тихонько подошел к двери и прикрыл ее.

– Мы должны вести себя очень тихо, – сказала она.

– Как снежинки – прошептал он, и начал расстегивать ее пояс.

За завтраком Иден попросила у Кайла дневник.

– Ну, пожалуйста, дай мне его. Я застряла в сценарии потому, что не знаю, как Мэтт заставит Кэйт в конце концов сдаться. – Кайл отнес тарелку в раковину и остановился напротив кресла Лу, мягко положив руку на плечо жены, и Лу сжала ее.

– Куда ты так спешишь? – спросил он у Иден.

– Я очень увлечена. Ну, дайте мне еще немного почитать, пожалуйста.

Он покачал головой.

– Извини, дорогая. Скоро все закончится. Не торопись. – Его слова потрясли ее. Это была не игра, а настоящая жизнь, которая жила внутри ее компьютера, и она скоро закончится.

– Извини меня, по-моему, писать сценарий—это не для меня. Я нервничаю из-за того, что не знаю, куда его потом отправить.

– Ты всегда была хорошим писателем, – сказала Лу. – Даже в детстве.

– Я ничего не писала в детстве.

– Ты писала сочинения в школе и всегда получала отличные оценки.

Иден засмеялась.

– Ты хорошо помнишь о моей учебе.

Лу вопросительно посмотрела на Кайла, который кивнул ей в ответ.

– Пойдем в спальню, дорогая, – сказала Лу и направилась вниз, за ней последовали Иден и Кайл.

Кайл зашел в чуланчик в спальне и вскоре вернулся, неся пыльную коробку.

– Я ничего не выкидываю, – сказала Лу после того, как перебралась с кресла на кровать. Иден села рядом, а Кайл положил коробку ей на колени. Она открыла крышку, и первое, что увидела, был пожелтевший листок: «Недостатки и достоинства государственных абортов» Иден С. Райли, 7 января 1970 года.

– О, Боже, – улыбнулась Иден. – Я забыла, что когда-то это писала. – Она порылась в бумагах… История, математика, доклады. Кайл сохранил все. И действительно, все отметки были отличными, кроме одной тройки за последний класс.

– Не могу поверить, что вы сохранили весь этот хлам, – сказала она. На дне Иден нашла кучу докладов, сложенных вместе и перевязанных ленточкой, которая порвалась, как только она ее сняла. Одни четверки и пятерки до последнего года. В том году она даже отстала по некоторым предметам, и нашла в коробке соответствующие замечания учителей.

– Иден нужно понять, что ее поступление в драматический клуб мешает учебе, – прочитала она вслух, наморщив носик.

– Теперь они могут взять свои слова обратно, – заметила Лу.

– Мне нравилось читать твои сочинения потому, что только так мы могли узнать, о чем ты думала, – сказал Кайл. – Ты ведь никогда нам много не рассказывала.

– Я не часто доставляла вам радость, – тихо промолвила она.

Кайл усмехнулся:

– А что бы на твоем месте сделал любой другой подросток?

– Я вас проверяла. Я хотела посмотреть, насколько безобразным должно быть мое поведение, чтобы вы избавились от меня. Я всегда боялась быть брошенной.

Лу уставилась на нее.

– Что тебя заставило так думать о нас?

– Ничего. Но все вокруг меня либо умирали, либо отворачивались от меня. Я думала, что это случайно, пока это не случилось с вами.

– Мы хотели бы тебя как-нибудь успокоить, – сказала Лу.

– Вы сделали все, что смогли. Вы пожертвовали собой ради меня. Иногда я кажусь неблагодарной, но в глубине души я всегда вам признательна. – Она положила доклады обратно в коробку и взглянула на тетю. – Я чувствую, что украла у вас все эти годы, а взамен ничего не дала.

– Никогда так не думай, – сказал Кайл. Иден сняла коробку с коленей, положила ее на кровать и встала.

– Хорошо. Надеюсь, что Кэсси скажет мне, как она меня ценит, до тех пор, когда ей будет тридцать шесть лет.

В июле все четверо поехали в Нью-Йорк на несколько дней раньше, чем задумали. Путешествие сопровождалось жарким спором, в котором Иден убедила Бена разрешить ей самой заплатить за билеты и гостиницу. Деньги были их самой большой проблемой, и она очень осторожно затрагивала эту тему.

Им дали комнаты с окнами, выходящими на центр Шератон. Все вместе они любовались фейерверком с балкончика, нависавшего над Ист Ривер, потом сходили в музей современного искусства, посмотрели два представления на Бродвее. Стоя в очереди, они играли в игровые автоматы – Бен, Лу и Кайл неплохо научились играть в «Привидение», «Ботичелли» и «Двадцать вопросов». Все трое ошеломляли Иден своей быстрой реакцией и прекрасной ориентацией.