Текст книги "Книга Лунной Ночи"

– Он спит, – сказала ей Сааш, спокойно вылизывая лапу.

– Сон ему, бесспорно, необходим.

– Не так уж уверена, Рхи, – возразила Сааш, поднимаясь, выгибая спину и укладываясь снова. – По-моему, наяву его не так преследуют кошмары.

– Значит, ты заметила Око.

– Заметила. Мы в рискованном положении, Рхи. Он наверняка привлечет к нам не очень желательное внимание.

– Поверь, – сказала Рхиоу, – я давно об этом думаю. Как ты спала?

– После того как перестала трястись, довольно прилично. Но знаешь, Рхи, в ближайшее время я снова туда не отправлюсь, даже если Прародительница явится мне собственной персоной и предложит занять ее место.

– Вряд ли нам это грозит, – сказала Рхиоу. – Даже Ффайрх за всю свою карьеру бывал на Нижней Стороне всего три или четыре раза, а в дальних пещерах и вообще один-единственный раз.

– Да услышит тебя Иау, – ответила Сааш, встала, внимательно огляделась – нет ли поблизости Абада – и принялась чесаться. Через некоторое время она снова уселась и стала приводить мех в порядок. – Ты не собираешься будить Арху?

– Собираюсь. И у меня есть для этого оправдание. Где сейчас Урруах?

– Опять смылся. Что-то там происходит по части оххры.

– Ох, помилосердствуй! – улыбнулась Рхиоу. – Знаешь, поспи еще, если сможешь. На этот день я освобожу тебя от Арху: он отправится со мной проверять ворота на путях вокзала. Я хочу посмотреть, заменили ли уже рельсы. Может быть, даже помогу немного, – ведь проблемы с воротами больше нет. Если я тебе понадоблюсь, позови меня.

– Спасибо, Рхи, – сказала Сааш и широко зевнула. – Пожалуй, не жди, что я тебя позову.

Рхиоу сделала «шаг вбок» и прошла к той полке в глубине гаража, на которой обычно спала Сааш. Арху оказался там; он свернулся в такой маленький комочек, словно хотел сойти за камешек. Дыхание его было совсем еле заметным.

Рхиоу опустилась рядом и мурлыкнула ему в ухо. Никакой реакции.

Хорошо же, – подумала она и осторожно зацепила когтем ухо котенка.

Арху подскочил, вытаращив глаза, и уставился на Рхиоу, однако тут же снова улегся, бросив на кошку недовольный взгляд.

– Чего тебе?

– Пора просыпаться.

– После вчерашнего? Да брось ты. – Арху уткнулся носом в хвост и закрыл глаза.

Рхиоу зацепила когтем другое его ухо и потянула – на этот раз с большей силой. Арху приподнялся и прошипел:

– Ну чего?

– Попытки не видеть, – сказала Рхиоу, – никогда не помогают. – Арху непонимающе взглянул на нее. – Впрочем, я не об этом собираюсь поговорить, – во всяком случае, не в первую очередь. Я обещала научить тебя ходить по воздуху. Чем скорее ты усвоишь этот урок, тем лучше: тебе предстоит дежурить вместе с нами, и мы не можем постоянно терять время, выбирая маршруты, где не нужно ходить по крышам. Вставай и умойся. После урока мы раздобудем тебе чего-нибудь поесть. Как ты смотришь на буженину?

Во взгляде Арху вспыхнул интерес. Однако неожиданно мордочка его приняла холодное выражение.

– Больше туда вниз я не пойду.

– Хорошо, – устало ответила Рхиоу. – Тут вы с Сааш в полном согласии. Я и сама не рвусь… Ладно, Арху, пошли.

Урок закончился быстро – гораздо быстрее, чем Рхиоу считала возможным. Она укрепилась в своем подозрении, что Арху, когда хочет, может учиться с ошеломляющей быстротой. А сейчас он явно хотел: чтобы поскорее избавиться от Рхиоу.

Поэтому она не стала затягивать объяснения. Через полтора часа они в состоянии «шага вбок» стояли в воздухе над крышей Гранд-Сентрал, на высоте примерно тридцатого этажа, перед окнами небоскреба Хайатт. Рхиоу не могла сдержать улыбки: занавески на многих окнах не были задернуты, и внутри можно было видеть (как это случалось почти всегда) пары эххифов, занятых тем, что Хуха иногда в шутку называла «распугиванием кошек». Рхиоу не могла припомнить, чтобы даже крики, которые Хуха и Йайх издавали в порыве страсти, ее когда-нибудь пугали; неведение Арху, однако, сразу выдало себя тем, с каким любопытством и полной поглощенностью зрелищем он следил за одной из пар.

– Не ходи по воздуху там, где тебя легко заметить, – говорила тем временем Рхиоу, гадая, слышит ли вообще ее слова Арху. – Если тебе нужно перейти от одного здания к другому, делай это там, где в стенах нет окон… или сначала сделай «шаг вбок». Правда, это тоже сопряжено с опасностью. Тебя не будут видеть птицы…

– Вот и хорошо. – Арху на мгновение отвлекся от зрелища и облизнулся.

– Хорошо? Тут кроется смертельная опасность. В городе живут не только голуби, воробьи и синицы. Если в тебя врежется на скорости в восемьдесят миль в час один из принцев воздуха, молись, чтобы ты был достаточно высоко и за время падения успел воспользоваться магией.

– Принцев?..

– Или принцесс, – сказала Рхиоу. – На одном из зданий поблизости от Центрального парка находится станция по разведению соколов. Один из птенцов, примерно десять кладок назад, оказался магом. С тех пор он получил повышение и стал повелителем птиц Восточного побережья и старшиной особей своего вида. Вообще же соколы высокомерны до невозможности, считают себя особами королевских кровей и уничтожают гораздо больше голубей, чем им нужно для пропитания. Соколы опасны. Если такая птица, летящая с огромной скоростью, нанесет тебе удар своей когтистой лапой, когда ты невидим, она может убить. Голубей, во всяком случае, соколы так убивают. – Рхиоу вздохнула, глядя, как двое эххифов в изнеможении растянулись на диване. – Ладно, пойдем. Для одного дня ты достаточно глазел.

Арху начал махать хвостом.

– Если я не буду смотреть на них, – рассеянно бросил он, – я увижу что-нибудь еще.

Да, – подумала Рхиоу, – в этом-то и проблема.

– Все-таки пойдем, – сказала она. – Мы сейчас спустимся на вокзал и раздобудем буженины. Когда ты ешь, видения тебя не преследуют. Считается, что этому препятствует процесс жевания.

Арху с надеждой взглянул на Рхиоу.

– Хорошо, – согласился он.

Они вместе спустились по воздушным ступеням. Арху все еще двигался очень медленно и осторожно, как если бы шел по обыкновенной крутой лестнице. Они добрались до земли рядом со стеной, проскользнули в медные двери и направились мимо зала ожидания в сторону ресторана.

Неожиданно Арху застыл на месте.

– Что это? – прошептал он.

Рхиоу заглянула в дверь зала ожидания. Это помещение отремонтировали одним из первых и использовали для разного рода выставок и презентаций, иногда даже приемов. Сейчас просторный зал казался странно пустым, хотя в нем и находились предметы… и довольно крупные предметы. В центре на высоком пьедестале, огороженном бархатными шнурами, высился скелет динозавра, замершего в прыжке с горизонтально вытянутым хвостом. Огромная голова с пустыми глазницами и оскаленными зубами, казалось, выбирала себе жертву среди случайных посетителей, разглядывающих фигуру или читающих пояснения на прикрепленной к пьедесталу табличке.

Рхиоу посмотрела на скелет и насмешливо улыбнулась.

– Да, – сказала она, – не очень похоже на тех, с кем мы сражались вчера. Этот гораздо больше. Здесь располагается часть экспонатов музея естественной истории… эххифы ужасно носятся с ними – думают, будто теперь благодаря этим моделям знают, как выглядели и как двигались ящеры.

Арху сделал несколько шагов в сторону самого большого из скелетов, склонил голову к плечу и прислушался. Через несколько секунд он спросил:

– И это настоящие кости?

– Люди выкапывают их из земли, а потом проволокой соединяют вместе, – ответила Рхиоу. – Мне такое всегда казалось извращением. Впрочем, у них же нет способа воочию увидеть то, что мы видели вчера.

Кошки двинулись дальше.

– Раньше это место выглядело совсем по-другому, – сказал Арху.

– Если тебе от этого будет легче, имей в виду: для меня оно каждый раз выглядит по другому. Стены и крыша, конечно, всегда те же самые… ну, не совсем, учитывая ремонт и постоянно меняющиеся выставки, – но дни и ночи сменяют друг друга, меняется освещение, и люди, которые здесь, в каждый момент разные. Правда, на самом деле город не так велик, как можно подумать: иногда в толпе замечаешь знакомое лицо.

– Я не о том говорил, – с озадаченным выражением на мордочке сказал Арху. – Оно было больше. Я слышал эхо.

– Ночью всегда звуки отдаются более гулко, – ответила Рхиоу. – Зал бывает более пустым.

– Нет, – возразил Арху, – народу было полно – я сам видел. Точнее, я так теперь думаю. – Он остановился и стал смотреть в главный зал: час обеда прошел, толпа пассажиров начала немного редеть. – Я что-то услышал… громкий шум. Я вошел, чтобы узнать, в чем дело. Потом… – Арху затряс головой, словно у него болели уши. – Я не хочу об этом думать, – | закончил он.

– Рано или поздно все равно придется, – сказала Рхиоу. – А сейчас идем. Сначала раздобудем буженины.

Рхиоу сделалась видимой и повторила свой трюк с поваром итальянского ресторанчика. На этот раз он дал ей не только буженины, но и кусок сыра. Кошки разделили между собой буженину, но попробовать сыр Рхиоу не пришлось: как только он его учуял, Арху немедленно вцепился в кусок и, давясь, проглотил целиком. Рхиоу нашла, что наблюдать за этим интересно с точки зрения стереометрии: как если бы акула проглотила матрас.

– Ух ты, вот это вещь, – пробормотал Арху с полным ртом. – Что это такое?

– Затвердевшее молоко – сыр, – сказала Рхиоу, с легким сожалением следя за исчезновением последних крошек. – У людей масса сортов сыра. Этот называется моццарелла.

– Потрясающее изобретение!

– Значит, ты признаешь, что в конце концов и эххифы на что-то годятся?

Арху искоса взглянул на Рхиоу, оживление покинуло его.

– Не на многое, за исключением этого.

Рхиоу молчала, пока Арху не кончил есть, потом сказала:

– Пора идти, делай «шаг вбок». На обратном пути мы еще зайдем сюда: этот повар добросердечный человек.

Они вошли в главный зал и сели у восточной стены, сбоку от билетных автоматов. Арху задрал голову и в ярком полуденном свете принялся рассматривать потолок.

– Он и в самом деле виден наоборот.

– Да, и ты это уже видел. Умение видеть становится для тебя проблемой… и даром.

– Если это дар, то они могут забрать его обратно, – с горечью сказал Арху. – Я теперь не могу перестать видеть разные вещи. А вот насчет жевания ты была права.

– Что ты видишь?

– По большей части я и сам не знаю, – ответил Арху. – Похоже на то, как Шепчущая… Когда она что-то говорит, это всегда оказывается больше, чем просто ее слова. Я вижу картины… всякие вещи позади вещей, а позади них еще вещи… и все это меняется. Я уже не знаю, куда поставить лапу.

– Образы вариантов будущего, – сказала Рхиоу, подумав, что теперь она, пожалуй, начинает понимать причину неуклюжести Арху. Котенок бросил на нее странный взгляд. – Что угодно может изменить будущее. Скажешь что-то, сделаешь – и будущее пойдет по одному пути. Сделаешь что-то другое – пойдет по-другому. Что было бы, если бы Шепчущая предложила тебе дать клятву, а ты отказался? Что было бы, если бы ты вчера сорвался с крыши? Что произошло бы, если бы в ресторане полицейские поймали тебя при попытке украсть кусок буженины и отправили тебя в приемник для животных? В каждом случае твое будущее отличалось бы от остальных. И таких вариантов тысячи.

– Но какое из них реальное? – прошептал Арху.

Рхиоу медленно вильнула хвостом из стороны в сторону.

– Все реальные – до тех пор, пока ты не сделаешь выбор, не совершишь действие. Ты видишь только возможности.

– Но я вижу не только картины позади картин. Есть и другие образы, те, которые не меняются.

– Это прошлое, – тихо сказала Рхиоу. – Оно по крайней мере не меняется… в некотором смысле. Видишь ли ты свои прошлые жизни?

– Нет, – ответил Арху, потом с большим удивлением добавил: – Я думаю, эта моя жизнь – первая.

– Все мы где-то должны начать.

– Сколько у тебя уже было жизней?

Рхиоу выразительно взглянула на него.

– Такие вопросы обычно не задают. Если твой собеседник сам скажет тебе об этом…

Арху сморщился и отвернулся.

– Так мне и Сааш сказала, когда я спросил ее, в чем заключалось ее испытание.

– И была совершенно права. Это очень личное дело, такое же личное для мага, как вопрос о прошлых жизнях для любого представителя Народа. Станешь спрашивать о таком всех подряд – не удивляйся, если тебе надерут уши.

Арху презрительно фыркнул.

– До чего же вы все чувствительны! О том нельзя говорить, этого нельзя делать… Как бы не задеть чьи-то чувства! Как вам вообще удается делать хоть что-то?

– Если бы в мире было больше кошек, озабоченных чужой чувствительностью, – коротко ответила Рхиоу, – у нас было бы меньше работы. Понимаешь, Арху, тебе пока приходится несладко, но мы для того и учим тебя правилам, чтобы потом стало легче. Я могу только предупредить тебя, как другие отнесутся к некоторым твоим словам. Если ты все же будешь их произносить… – Она выразительно дернула хвостом.

Некоторое время они молчали. Потом Рхиоу заговорила снова:

– Что касается прошлых жизней, я не так уж много о них думаю. Как мне кажется, так поступает и весь Народ – после одного-двух перерождений, когда новизна повыветрится. По-настоящему важные воспоминания – о грубых ошибках, о великих радостях и печалях – иногда всплывают сами собой, я их не откапываю. То, что приходит на память, обычно по какой-нибудь причине бывает нужно в данный момент. Однако для Народа копить воспоминания – такое же нездоровое занятие, как копить еду. Лучше жить настоящим днем и пользоваться воспоминаниями, когда они приходят сами, чтобы не дать совершить те же ошибки снова. Прошлое должно указывать путь, а не отгораживать от текущей жизни.

– Прошлое… – Арху посмотрел на залитый золотым солнечным светом огромный зал. – Я мало что помню о своем прошлом.

– Ты не обязан ничего мне рассказывать.

– Обязан, – с усилием выдавил Арху. – Ты мне не доверяешь.

Ответить на это Рхиоу было нечего; к тому же у нее не оставалось сомнений, что некоторые вещи Арху видит с удивительной ясностью.

– Арху, – сказала Рхиоу, – дело просто в том, что если твой дар – ясновидение, а на это очень похоже, – то ты должен попытаться управлять, пользоваться им… и главное, постараться принять то, что увидишь о себе, о своем будущем. Ты тот глаз, который смотрит. Если глаз затуманен, видения тоже будут туманными. Сейчас в твоей жизни опасное время, и если ты не приложишь все усилия, чтобы видеть отчетливо, ты не выживешь.

Котенок отвернулся от Рхиоу.

Он что-то видит, – подумала она, – что-то, касающееся его будущего. И он думает, будто если не будет говорить о том, что увидел, то этого не произойдет.

– Пока достаточно, если ты просто будешь стараться, – наконец снова заговорила Рхиоу. – Хотя, должна признаться, у меня было бы легче на душе, если бы я была уверена, что ты разобрался в том, какую клятву дал.

– Я произнес все слова, – после паузы буркнул Арху.

– Да. Но будешь ли ты верен клятве?

– Почему бы и нет? – Голос Арху был совершенно равнодушным.

Рхиоу нервно замахала хвостом.

– Арху, ты знаешь, что такое энтропия.

Он помолчал, словно прислушиваясь, потом ответил:

– Все замирает. Материя умирает. Все вообще умирает.

– Да.

– Но так не должно было быть… сначала.

– Верно. Однако ситуация осложнилась, и вся история всех миров стала одним – попыткой исправить это осложнение. На это уйдет все время существования вселенной, и Народ должен сыграть свою роль в борьбе с энтропией. Предстоит много сражений… так что если тебе нравятся драки, ты оказался в нужном месте.

– Вчера от меня не было никакой пользы, – с горечью сказал Арху. – Я ни с кем не мог сражаться: я обманывал себя.

Так вот каким он видит себя, – подумала Рхиоу.

– Если говорить о чисто физическом аспекте, возможно, так и есть, – сказала она. – Но все же ты говорил о том, что видел, ты пытался нас предостеречь. Может быть, именно твои слова были тем толчком, который заставил Сааш поспешить и закончить работу до появления ящеров. Даже такая малая помощь многого стоит. Ты нанес свой первый удар.

– Я даже сам не знаю, делал ли я это целенаправленно.

– Не имеет значения. Важен результат. Мы выбрались оттуда живыми… а ведь в том, что это нам удастся, уверенности не было. Так что по большому счету твое присутствие сыграло свою роль. – Рхиоу поднялась, потянулась и зевнула. – Ладно, займемся делами. Я хочу посмотреть, что делается на платформе.

Они вместе пересекли главный зал, отпрыгивая иногда сторону, чтобы не попасть под ноги эххифам, и вышли на платформу к пути 30.

Снизу из темноты доносился частый стук, и Рхиоу и Арху, заглянув за край платформы, увидели рабочих в жилетах со светящимися надписями и в касках, которые что-то делали на земле; что именно, за спинами столпившихся людей кошки разглядеть не могли.

Рхиоу посмотрела на ворота; в отличие от рабочих, они с Арху видели их отчетливо. Пробегающие по переплетению струн световые волны говорили о том, что все обстоит нормально.

– Прекрасно, – сказала Рхиоу. – Похоже, путь тоже вот-вот отремонтируют. Пойдем. – Она спрыгнула с платформы и побежала между рельсами.

Арху после некоторого колебания последовал за ней. Рхиоу провела его мимо рабочих, мимо поста А и наконец свернула в том направлении, откуда они пришли, но под углом к платформам – к депо, где поезда стояли в перерыве между утренним и вечерним часами пик. Впрочем, Рхиоу направлялась не к самому депо, а к пожарному выходу рядом с постом Б. Тяжелая железная дверь была заперта.

– Нам сюда, – сказала Рхиоу, оглядываясь на Арху, и сунула лапу в металл. – Арху нерешительно замер на месте. – Пойдем, ты же уже делал такое раньше.

– Ага, но тогда я не думал о том, что должен сделать.

– Ты только помни: дверь – по большей части пустое пространство, и ты тоже – по большей части пустое пространство. Всего-то и дела: чтобы твои материальные частицы обогнули частицы двери.

Рхиоу прошла сквозь дверь. Через мгновение Арху последовал за ней – с удивительной легкостью.

– Молодец, – сказала Рхиоу, когда они начали спускаться по лестнице. Света здесь было мало даже для кошачьих глаз, и Рхиоу не торопилась – всегда имелся шанс наткнуться на кого-то, чьего приближения вы не услышали.

Дойдя до конца лестницы, они прошли сквозь дверь и вышли на платформу нижнего уровня. Вдоль всего бетонного полотна тянулись лампы дневного света; в конце платформы виднелась какая-то низкая темная машина, там и тут стояли электрические и ручные багажные тележки.

– Пути на этой стороне используются в основном для выгрузки багажа из поездов, – сказала Рхиоу, – а также для доставки всякого станционного оборудования. Обычно такого рода работы производятся вечером или ночью, поэтому в дневное время тут железнодорожники бывают редко, так что появляются другие люди.

– Какие другие? – испуганно спросил Арху.

– Увидишь. – Кошки двинулись на север, туда, где платформа подходила к бетонному спуску, уходящему куда-то под восточную стену вокзала. Рхиоу спрыгнула вниз и пересекла рельсы. – Этот путь делает большую петлю вокруг вокзала и выходит на другую сторону. Здесь лучше не задерживаться: поезда идут непрерывно, днем и ночью. Там, куда мы сейчас пойдем, много спокойнее.

Рхиоу нырнула в проход, свернула налево и помедлила, чтобы дать глазам привыкнуть к полумраку – здесь было много темнее, чем на расположенных на подземном уровне платформах с их люминесцентным освещением и ярко сияющими окнами мастерских и раздевалок. Рядом с ней Арху пристально вглядывался в темноту длинного коридора. С одной стороны виднелись огромные колеса с намотанным на них шлангом, с другой – низкие квадратные механизмы, прикрепленные к стене, откуда торчали большие медные краны, к которым должны были присоединяться пожарные рукава. Из дальнего конца прохода, где его пересекал другой, еще более темный, долетал слабый запах пара.

– Что это? И кто там? – прошептал Арху, глядя в темноту. Далеко в глубине коридора, рядом с одной из низких темных машин что-то шевельнулось; на них глянули глаза, в которых тревожно мелькнул отблеск далекого света.

– Здесь склад, – пояснила Рхиоу. – Мы сейчас под Сорок восьмой улицей. Здесь хранятся пожарные насосы и шланги. Что же касается того, кто это…

Она двинулась в темноту; Арху очень медленно пошел следом. Его лапы ступали по влажному бетону пола почти бесшумно. Запах пара становился сильнее. Наконец Рхиоу подошла к тому месту, откуда на них смотрели те странные глаза. Сначала могло показаться, что у стены громоздится просто куча мятого картона, а под ней валяется охапка старой грязной одежды, однако потом оттуда выглянуло грязное заросшее щетиной лицо, на котором сияли яркие голубые глаза. Из-под картонного навеса протянулась рука и погладила Рхиоу.

– Удачной охоты, Рози, – сказала кошка и уселась рядом с человеком.

– Рхиоу тебе удача, мне сегодня – нет, – ответил Рози – ответил не на языке эххифов, а на ломаном айлуринском.

Арху, который тоже медленно подошел к ним, вытаращил глаза в полном остолбенении.

– Он говорит на нашем языке!

– Да, – сказала Рхиоу, лапой протирая глаз, куда попала частичка сажи: из-за большой влажности выбрасываемая поездами гарь налипала здесь на стены и потолок. – И у него даже довольно приличный выговор, если не считать смазанных шипящих, слишком коротких гласных и привычки кричать. Правда, грамматика хромает. Рози, извини, что я так говорю о тебе в твоем присутствии. Познакомься, это Арху.

– Удачной охоты, Арху, – сказал Рози и протянул котенку руку.

Арху сел так, чтобы Рози не мог до него дотянуться; он выглядел едва ли не более ошеломленным, чем накануне, когда в пещеру ворвались ящеры.

– Мне кажется, Арху не очень любит, когда его гладят, Рози, – сказала Рхиоу, свернувшись в уютный клубочек. – Он у нас новенький. Поздоровайся с Рози, Арху.

– Э-э, удачной охоты, – промямлил Арху, все еще не оправившийся от неожиданности.

– С едой удача нет, живот бурчит страсть, – печально сказал Рози, снова устраиваясь в своем гнезде из картона и старой одежды. Вокруг него под коробками громоздились пластиковые пакеты, набитые одеждой, тряпками, пустыми упаковками из-под гамбургеров; Рози сидел, обхватив колени, прислонившись к теплому боку мурлычущего компрессора, который в случае пожара должен был бы подать воду в рукав, кольцами свешивающийся со стены.

Арху не мог оторвать глаз от странного эххифа.

– Почему он сидит здесь? – прошептал он.

– Алала! Нейбури меджхруеха фенахаваха, – сказал Рози с безнадежностью в голосе. Арху, испуганный и ничего не понимающий, взглянул на Рхиоу.

– Рози говорит на многих языках и иногда путает их, – объяснила кошка. – Должна признаться, что некоторые его высказывания непонятны мне, даже когда я использую магию и перевожу их на Речь, так что, бывает, он говорит бессмыслицу. Однако не всегда. Рози, – обратилась она к человеку, – я не разобрала твоей последней фразы. Повтори, пожалуйста.

На лице Рози отразилось усилие, глаза сосредоточенно прищурились.

– Логово полно больших хауисс, полиция зачистка.

– Ах, – объяснила Рхиоу, – это означает: в городе встреча важных людей, «конференция», и полицейские согнали в ночлежки – временные логова – всех бездомных людей, чтобы они не портили вид улиц. Рози, похоже, явился в ночлежку слишком поздно, когда мест уже не было. Верно, Рози?

– Угу.

– Бездомных? – переспросил Арху.

– Мы говорим «не имеющих логова». Это не означает, что они гуляют сами по себе. Большинство людей не любит бродяжничать, хотя есть и исключения. Рози, ты ел что-нибудь с тех пор, как оказался здесь? Вода у тебя есть?

– Горячее облако лаилихе рухайт в миску.

– Он совсем сшай-сау,[25]25
  Сшай-сау (айлуринск.) – безумный


[Закрыть] – сказал Арху.

– Может быть, но он же умеет говорить по-кошачьи, – возразила Рхиоу, – а это делает его более разумным, чем большинство эххифов. Ты хочешь сказать, Рози, что у тебя стоит миска в том туннеле, по которому идет пар? Ты собираешь воду, которая конденсируется на потолке?

– Ага.

– А как насчет еды? Ты сегодня ел?

Рози печально посмотрел на Рхиоу и покачал головой.

– Шших, – сказал он.

– Крысы, – перевела Рхиоу и зашипела. – Он знает, что запах еды привлечет крыс. Рози, попозже я принесу тебе еды – немного, конечно, потому что люди увидят меня, когда я буду ее брать.

Человек помолчал, потом с нежностью прошептал:

– Милая киска.

Арху отвернулся.

– Значит, это один из пожирающих кошек эххифов, о которых я столько слышал. – Рхиоу не смогла понять, что крылось за его словами. Страх? Отвращение?

– Он – один из многих людей, которые живут в этих туннелях, – сказала Рхиоу. – Некоторые из них – больные, другие не могут добыть себе еды или им негде жить, а есть такие, кто прячется от тех, кто их обидел. Они приходят и живут какое-то время, пока полиция или служащие вокзала не заставят их искать пристанище в другом месте. Есть и представители Народа, которые селятся тут, хотя их стало гораздо меньше, чем было раньше. Теперь для нас здесь оставаться небезопасно… отчасти из-за железнодорожников, которые строже следят за порядком, отчасти из-за крыс. Они сделались более крупными, и злобными, и сообразительными. Рози, крысы тебе очень досаждают?

Рози покачал головой, и картон вокруг него зашуршал.

– Нихт нахт найт… Хожу наверх за приятелем – собака-крысолов… лов… лов. Тяпнула меня… ночью больше не кусает.

– Крысы ночью ам-ам, – неожиданно сказал Арху.

Рхиоу одобрительно кивнула, потом наклонилась к Арху и так тихо, что эххиф не мог ее услышать, прошептала:

– Говори с ним нормально – он не будет понимать тебя лучше, если ты будешь использовать младенческий язык.

– Ам-ам… Злые, близко… две ночи назад… нет, три. – Голос Рози был невыразителен, но на лице отразилась паника. – Учуял их… холодных тварей учуял… – Из-под картонок неожиданно раздались всхлипывания, и глаза Рози скрылись за горой коробок, наваленных у колец пожарного рукава, проложенных древними газетами. Рхиоу заметила знакомое шевеление под слоями картона, которое заставило ее ощутить зуд, как будто ей передалась чувствительность кожи Сааш.

Всхлипывания продолжались, и Арху, широко раскрыв глаза, даже подошел чуть ближе, чтобы разглядеть, в чем дело. Картонки судорожно колыхались, и из-под них доносились непонятные тихие звуки.

– Он что, болен? – спросил Арху.

– Конечно, болен, – пробормотала Рхиоу. – Эххифы не приспособлены к такой жизни. Он голодный, его заедают насекомые, он страдает от болезней. Но дело не в этом. Он печален… или испуган. Это «плач» – они так делают вместо того, чтобы выть. У них из глаз течет вода. И они почему-то стыдятся, когда такое с ними случается. Не спрашивай меня почему.

Рхиоу отвернулась и принялась умываться в ожидании, пока Рози справится с собой. Когда всхлипывания прекратились, Рхиоу взглянула на бродягу и спросила:

– Ты видел, как они тут пробегали? Они на тебя напали? Я не могу разобраться по запаху – твоя одежда…

Картонки качнулись из стороны в сторону, из-под них блеснули глаза.

– Они прошли мимо, – через несколько секунд донесся тихий ответ.

– Ты видел, откуда они появились?

Рози снова помотал головой.

– А что за «холодные твари», Рози?

– Они ревут… в темноте…

Рхиоу вздохнула. Рози сел на любимого конька: хотя он часто прятался здесь, поездов он ужасно боялся, и ему казалось, будто те при первой же возможности сойдут с рельсов и схватят его. Когда однажды события отчасти подтвердили его опасения – у него на глазах на пути ПО поезд сошел с рельсов, – Рози исчез на многие недели, и Рхиоу беспокоилась о нем еще больше, чем всегда.

– Хорошо, Рози, – сказала она, – ты посиди здесь, а я вернусь и что-нибудь тебе принесу… и с крысами поговорю: они не появятся, пока ты будешь есть. Ты вернешься в ночлежку, когда конференция закончится?

Рози что-то пробормотал себе под нос, потом ответил:

– Айраха нузусесей лазейра.

– Что ты сказал?

– Попытаюсь. Недолго… устал, лягу, не встану.

Рхиоу провела язычком по носу. Она очень хорошо уловила безнадежность и страх, прозвучавшие в голосе Рози.

– Нужно научить тебя еще каким-нибудь глаголам… или прилагательным. Ладно, не важно. Я скоро вернусь, Рози.

Рхиоу повернулась и побежала прочь; мысленно она представила себе одежду Рози и составила короткое ее, а также того, что на ней было, описание на Речи, потом отдала приказание.

– Поторопись, Арху. В ближайшие несколько секунд рядом с Рози лучше не находиться.

– Почему? В чем дело? Что случится?

Отбежав в конец коридора, Рхиоу оглянулась. В полумраке только кошачьи глаза могли различить то, что увидели они с Арху: отвратительный ручеек вшей, поспешно покидавших одежду Рози и шустро перебегавших по полу в направлении сточного люка: насекомые отправились на поиски новой добычи.

– Интересно, любят ли они крыс? – спросила Рхиоу и хищно улыбнулась.

Она побежала дальше. Арху теперь не отставал от нее ни на шаг. Когда они добрались до пожарной лестницы, Рхиоу, прежде чем проскользнуть сквозь железную дверь, оглянулась на котенка и тихо сказала:

– Вот это и есть энтропия.

Снова оказавшись в центральном зале, кошки нашли, что воздух в этом закрытом помещении, куда к тому же попадали дизельные выхлопы локомотивов, неправдоподобно свеж, а солнечный свет, льющийся в высокие окна, особенно приветлив. Рхиоу поднялась по лестнице, ведущей к выходу на Вандербилт-авеню; сделав «шаг вбок», они с Арху прошли по мраморным перилам и уселись прямо над большими эскалаторами, ведущими в небоскреб Метлайф. Рхиоу начала умываться – на этот раз по-настоящему.

– Какая же это была мерзость! – сказал Арху, глядя на сверкающее медью справочное бюро посреди зала.

– Что ты имеешь в виду? Вшей? Ну да, согласна. Я так всегда делаю, когда вижусь с Рози. Труд невелик. Разве ты не можешь себе представить, как он себя чувствует?

– Очень хорошо могу себе это представить, – с отвращением сказал Арху, сел и начал чесаться, как будто и он поменялся шкуркой с Сааш.

– Бедняга, – сказала Рхиоу. – Таких, как он, много. Люди сказали бы, что он провалился сквозь натянутую для безопасности сетку. – Рхиоу перестала вылизываться и снова вздохнула. Печаль Рози бывала иногда заразной. – Когда мы не занимаемся воротами, мы пытаемся натянуть собственную сеть, чтобы облегчить падение тем, кто провалился. Кошкам, эххифам… кому угодно. Мы заботимся о городе, и поскольку эти бедняги его жители – на какое-то время, – мы заботимся и о них.

– Зачем стараться? – резко бросил Арху. – Никакой разницы не будет! Все равно ничего нельзя изменить!

– Можно, – возразила Рхиоу. – Когда-нибудь… хотя никто не знает когда. Идет сражение – Битва под Деревом: разве ты этого не видишь? Великий Кот однажды в ней сражался и пал в бою, с помощью Прародительницы возродился и победил в проигранной битве. Все наши сражения – Битва. Махни рукой, ничего не делай – и ты станешь древней Змеей. Поступить так очень легко. – Рхиоу оглядела улицу, полную спешащих куда-то людей, не обращающих друг на друга внимания. – Особенно здесь. Эххифы каждый день убивают на улицах друг друга – ради денег, ради еды, просто ради развлечения, и другие эххифы лапой не шевельнут, чтобы помочь, они просто проходят мимо. Так же ведет себя и Народ. Хауисс становится смертельно опасной игрой, коты убивают котят ради потехи, а не потому, что этого требует их природа. Привычку ничего не делать, не противостоять жестокости, думать о себе плохо трудно переломить. Таких кошек встречаешь каждый день. Это подтверждает медитация – спроси Шепчущую. Но ведь не обязательно подражать худшему. Мага для того и нужны, чтобы уничтожить позорную привычку… или не дать ей возникнуть. Да, иногда бывает очень неприятно… Да ты лизнул бы самого себя, когда мы тебя нашли!