Текст книги "Страшная тайна"

Глава вторая

Ближе к Рождеству, более или менее уладив всякие крупные и мелкие дела, связанные со смертью Стэна, я всерьез взялся за список, который он мне оставил. Там было пять человек, из них две женщины. Судя по адресам, одна женщина была англичанка, другая американка. Мужчины были из Англии, Голландии и – тут мне пришлось заглянуть в атлас – да, из Хорватии. Я вздохнул и попытался настроиться на то, как будет интересно поездить по миру, познакомиться со всеми кандидатами под разными выдуманными предлогами. По крайней мере трое из них говорили со мной на одном языке. Наверное, надо считать, что мне повезло. Еще Стэн указал даты рождения всех кандидатов, кроме хорвата. Девушка-англичанка и голландец были молоды. Ей – двадцать, ему – двадцать четыре. С моей точки зрения, это было преимущество. Остальным кандидатам перевалило за сорок. Меня это несколько пугало. Самому-то мне только что исполнилось двадцать шесть, и брать в ученики человека настолько старше я робел.

Но я все равно поставил себе цель разыскать всех.

Мне бы не хотелось подробно рассказывать, как это было муторно. Поскольку меня постоянно отвлекал сосед, о котором речь впереди, а у мамы возникло понятное и естественное желание, чтобы хотя бы один из ее сыновей приехал домой на Рождество, на все прорицания, разъезды и расспросы у меня ушло полтора месяца без перерыва.

Я слетал в Амстердам разыскать голландца – его звали Корнелиус Пунт, – но самого его не нашел, а только узнал, что он получил какой-то там грант, который дал ему возможность повидать мир. И Пунт этой возможности не упустил. Я помчался в Авиньон, где его видели в последний раз, и обнаружил, что он собирался в Рим, в Афины, а оттуда в Иерусалим. За следующие четыре дня я едва умом не тронулся от общения с сотрудницами греческих и итальянских телефонных компаний, но потом вернулся домой и обнаружил факс, в котором один магид, побывавший в Израиле, сообщал мне, что Пунт улетел в Австралию. Я махнул рукой и решил подождать, когда он вернется.

Вскоре после этого мои американские информанты выследили ту женщину, что постарше, Тэнси-Энн Фиск. Я уже собрался лететь в Огайо, как все мои источники прислали срочные сообщения, что этого делать не стоит. Фиск уехала в какой-то особенный женский санаторий, куда мужчин вообще не допускают. Я справился в магидских хрониках, что это за санаторий, и несколько встревожился, обнаружив пометку «крайне сомнительная эзотерика». Впрочем, возможно, Тэнси-Энн обратилась туда безо всякой задней мысли – просто хотела отдохнуть. Оставалось только дожидаться, когда она вернется.

Разыскать англичанина Мервина Тарлесса было ничуть не легче. В конце концов оказалось, что он уехал в Японию с лекционным турне. Что же касается хорвата по фамилии Габрелисович, мне нет нужды напоминать, что там шла война. Мои источники в НАТО с сожалением сообщали, что он числится без вести пропавшим.

Тогда я с некоторым облегчением отправился на поиски девушки-англичанки. По крайней мере, мы с ней находились в одной и той же стране. Кроме того, она была моложе меня и, судя по списку Стэна, обладала самым ярким талантом, хотя никогда ничему не училась. В глубине души я надеялся, что именно ее и выберу. И даже позволял себе представлять ее в крайне притягательном виде – как девушку хорошенькую и умненькую, учить которую будет одно удовольствие. Так и видел, как излагаю ей все магидские законы. Мечтал, как она будет внимать каждому моему слову. Прямо предвкушал, как мы познакомимся.

Найти ее тоже оказалось непросто.

У нее была довольно затейливая семейная история. Оказалось, что адрес, который у меня был, – это адрес ее бристольской тетки, сестры отца. Мари, судя по всему, поехала в Бристоль учиться. На теткином пороге я очутился в проливной дождь, и мимо меня туда-сюда шныряли мокрые дети. Миг – и дети, вопя и размахивая кулаками, повалились в кучу за спиной у тетки. А она, перекрывая гвалт, прокричала мне, что бедняжка Мари поехала к матери в Лондон – странно, что я ничего не знаю. Родители-то у нее развелись. Печальная история. Я заорал, что мне необходим ее лондонский адрес. Тетка провизжала, что не помнит, но, если я обожду минутку, она спросит у невестки. Я простоял на крыльце под дождем еще минут пять, глядя поверх кучи детей, как тетка говорит по телефону в прихожей. Наконец она вернулась и прокричала мне неправильный адрес. Я его записал – он стал еще неправильнее из-за мокрой бумаги и шлепавшихся на чернила капель дождя – и назавтра поехал в Лондон. Назавтра тоже весь день лило как из ведра.

Адрес был на юге Лондона. Это я записал верно. Но когда я наконец добрался до места, оказалось, что лавка называется не «Хлев за кручей», как я записал, а «Хлеб насущный». Это был магазин экологически чистых продуктов. Перед застекленной витриной с несметным множеством разнообразных бобов (я даже не знал, что бывает столько сортов!) стояла продавщица – высокая, тоненькая, в белом комбинезоне. Из-под белой косынки на голове выбивались светлые девичьи кудряшки. Продавщица была до того миловидна и так молодо выглядела, что я на миг понадеялся, что это и есть Мари Мэллори. Но когда я подошел поближе, то обнаружил, что она гораздо старше – ей могло быть и за сорок. Наверное, это была мать Мари. В таком случае, судя по моим расплывшимся и закапанным записям, ее звали миссис Баттл; однако на вывеске над дверью значилось: «Владельцы Л. и М. Наттел». Я не стал рисковать: ошибаться в фамилиях – последнее дело. И ограничился тем, что вежливо спросил, где я могу найти Мари Мэллори.

Продавщица всмотрелась в меня, склонив голову набок, и взгляд у нее был до того оценивающий, что мне даже стало не по себе.

– От меня помощи не ждите, – сообщила она после долгого молчания.

– Быть может, вы поясните почему? – спросил я.

– Много о себе воображаете, – заявила она. – Пижонский выговор, начищенные туфли, дорогой плащ, прическа волосок к волоску – ох, теперь я прекрасно понимаю, почему вы так обошлись с бедной девочкой. Наверняка решили, что она недостаточно хороша для такого, как вы! А может, она вам рубашки плохо гладила?

Тут я, кажется, временно лишился дара речи. Молча стоял и чувствовал, как лицо заливает краска. Да, я и правда люблю элегантно одеваться, но тогда я поймал себя на желании возразить, что рубашки себе я глажу сам. Глупости какие-то. Я постарался взять себя в руки и сказал:

– Миссис… э-э… миссис Баттл… Наттел? Уверяю вас, я ничем и никогда не обидел вашу дочь.

– Тогда почему она так огорчена и говорит, что вы с ней плохо обошлись? – свирепо парировала она. – Мари врать не станет, не такая она. И с какой радости вы приползли ко мне? Поняли наконец, что упустили приличную девушку из наманикюренных рук, да?

– Миссис Баттл!.. – опешил я.

– Наттел, – поправила она. – Никогда не любила мужчин, которые носят шейные платки. Что плохого в простом честном галстуке? Знаете, если бы я вас увидела, когда она только начала с вами встречаться, я бы ее отговорила. Я бы сказала: шейные платки – это подозрительно. Как и макинтош с кучей пуговок и пряжечек. Одежда много говорит о человеке!

– Миссис Наттел!!! – чуть ли не заорал я. – Я не видел вашу дочь ни разу в жизни!

Она недоверчиво уставилась на меня:

– Тогда что вы тут забыли и зачем натоптали в моем магазине?

– Я пришел к вам, – терпеливо объяснил я, – поскольку разыскиваю вашу дочь Мари Мэллори в связи с… в связи с тем, что ей причитается наследство.

Наследство – не самое лучшее оправдание, но я так разнервничался, что забыл все более изящные предлоги, которые придумал по дороге в Бристоль.

Похоже, это произвело на миссис Наттел должное впечатление. Теперь настал ее черед краснеть. Нежно-розовая кожа окрасилась густо-багряным, она прижала обе руки ко рту:

– Ой! Так вы, значит, не этот ее Робби?

– Мадам, меня зовут Руперт Венейблз, – представился я, рассчитывая основательно смутить ее в отместку.

– Ой, – повторила она.

Я уже ждал, что сейчас она смягчится и позовет дочку из квартиры на втором этаже или еще откуда-нибудь. Как бы не так.

– А докажите! – потребовала она, как только краска отхлынула от щек. А когда я показал ей визитную карточку, заявила: – Карточку всякий напечатать может!

Тогда я выложил на прилавок водительские права, банковскую карту и чековую книжку. Миссис Наттел рассматривала их долго и придирчиво.

– Заграничный паспорт я с собой не взял, – сказал я не самым вежливым тоном.

На что она заметила:

– Руперт – это на самом деле немного похоже на Робби.

– Ничего подобного, это совсем разные имена, – сказал я.

Она снова взяла мою визитную карточку и задумчиво уставилась на нее.

– Тут написано – разработчик программного обеспечения. Это вы?

Я кивнул.

– А этот Робби говорил, что учится на ветеринара. Да, это разные вещи, – рассудила она. – Но если вы по делу о наследстве, почему вы не юрист?

– Потому что я душеприказчик, – процедил я. – Покойный – Стэнли Чарнинг – указал меня в своем завещании как душеприказчика. Миссис Наттел, ваша осторожность и предусмотрительность выше всяких похвал, но я был бы признателен, если бы вы позволили мне поговорить с Мари.

– Похоже, мне придется вам поверить, – неохотно признала она. – Только Мари здесь нет.

Сердце у меня упало.

– Где она?

– Она поехала к отцу, когда у него обнаружили рак, – сообщила миссис Наттел. – Сама так решила. Я не виновата, что ее здесь нет.

– Быть может, вы дадите мне ее адрес, если не возражаете?

Она возражала. Все это казалось ей крайне подозрительным. Я восхищался ее интуицией, но еле сдерживался, чтобы не скрипеть зубами. В конце концов она проговорила: «Ну, если речь идет о наследстве…» и все-таки дала мне адрес к северу от Илинга.

Я поблагодарил ее и поехал туда. На это ушло полдня. А когда я приехал, то обнаружил, что дом заперт и окна первого этажа забраны ставнями. Соседка сказала, что хозяин в больнице – где-то очень далеко, а где именно, она не помнит, – а его дочка заперла дом и уехала.

Я покатил домой и всю дорогу молча бесился. На шоссе М-25 были страшные пробки. Я свернул и попытался срезать по проселкам – и там каждые полмили были дорожные работы. А объезд через газовый завод!.. Очутившись наконец в собственном дворе, я злобно хлопнул водительской дверцей. Пнул заднюю дверь дома и с грохотом захлопнул ее за собой. Сорвал мокрый макинтош. Обшарил, гремя посудой, кухонные полки в поисках стакана. Вломился, топоча, в свою тихую, опрятную гостиную, налил себе неразбавленного виски и рухнул в кресло. После первого глотка меня осенило. Я выругался, сорвал шейный платок и бросил в камин.

– Если бы я только знал, во что ты меня втянул, Стэн! – воскликнул я. – Если бы я только знал! Все, я сдаюсь. С этой минуты…

– А что? В чем дело, сынок? – спросил голос Стэна.

Я застыл на месте, не донеся до губ стакан:

– Стэн?!

– Я здесь, Руперт, – отозвался со стороны моего огромного окна его голос, приглушенный и виноватый. – Извини, что не сразу. Понимаешь… в общем, вернуться оказалось не так просто, как я думал. Рассчитываешь, что все будет иначе. А надо соблюдать условия. Мне пришлось обращаться с просьбой не только в Верхнюю палату, но еще и к Владыкам кармы, а Владыки кармы – ребята несговорчивые. Некоторые и вовсе не люди. Так что ты имеешь полное право сердиться. Ну, в чем загвоздка?

Наверное, появись Стэн в другой момент, я бы отнесся к нему недоверчиво. От присутствия бестелесного духа меня аж мороз продрал – притом, что я страшно злился. Но все это так мне надоело, что я одним глотком допил виски и рассказал Стэну, в чем загвоздка. А в заключение рявкнул:

– А все ты, чтоб тебя!

– Полегче! Полегче! – просипел бестелесный голос. Примерно так же Стэн разговаривал с норовистыми лошадьми, я слышал. – Не то чтобы все я. Не я же придумал, что надо подыскать нового магида. А ты в корне неправильно подошел к делу.

– Неправильно? – удивился я. – Что значит неправильно?!

– Есть у тебя такая склонность, – сказал он. – Делаешь все как обычный человек и забываешь, что ты магид. Сынок, у тебя колоссальные волшебные способности. Ну так и применяй их. Ищи кандидатов по-магидски.

– А, – сказал я. – Ладно. Но сначала мне надо плотно поесть, выпить еще стакан виски и пинту[2]2
   Английская пинта – примерно 0,5 л.


[Закрыть] кофе. Твое нынешнее состояние еще помнит о телесных потребностях? Сможешь подождать или для тебя это долго?

– Те, Наверху, дали мне год, – ответил Стэн. – Успеешь, наверное.

Да, это был тот Стэн, которого я знал. Я засмеялся. У меня сразу отлегло от сердца.

Через час я снял пиджак. Хотел было аккуратно, как всегда, повесить его на спинку стула – но тут вспомнил про миссис Наттел и швырнул его вслед за шейным платком. Потом закатал рукава и принялся за работу, а голос Стэна время от времени сипло давал мне полезные советы. Это был долгий вечер. И полный досадных неудач. Тарлесс подумывал навсегда остаться в Японии. Корнелиус Пунт решил поехать в Новую Зеландию. Выследить хорвата и Мари Мэллори по-прежнему не удавалось…

– А чему удивляться? – заметил голос Стэна. – Они не хотят, чтобы их нашли. У них особенно сильные таланты.

– А у мисс Фиск, похоже, нервный срыв, – добавил я.

– Опять же все сходится, – сказал Стэн. – Такова расплата за то, что ты странный, когда почти все кругом нормальные. Если бы нас с тобой не выбрали в магиды, нас ждало бы то же самое.

– За других не говори! – рявкнул я. Мне надоело постоянно заходить в тупики, и настроение опять испортилось. – Лично я считаю, что у меня достаточно устойчивая психика.

– До сих пор считаешь? – спросил Стэн. – Ты все забыл. Я-то знал тебя еще школьником. Что касается Мари: я с тобой согласен, она самый вероятный кандидат. Разведай-ка, где ее отец. Он знает, где она. Говорят, у отцов с дочерьми особая связь.

Я последовал его совету – и получилось просто превосходно. Через неделю я приехал в больницу в Кенте и поговорил с усталым, обмякшим, уже почти безволосым человечком в кресле-каталке. Мне было видно, что он еще совсем недавно был этаким толстячком-жизнелюбом. И рак мне тоже было видно. Врачи ничего не смогли поделать. Мне было отчаянно жалко этого человечка. Я дал раку хорошего щелчка и велел убираться вон. Бывший толстячок ахнул и согнулся пополам, бедняга.

– Уй! – прокряхтел он. – Сначала Мари, теперь вот вы. Что это вы сделали?

– Велел болезни уйти, – ответил я. – Вам бы тоже надо так делать, но вы почему-то цепляетесь за нее – я правильно догадался?

– Слушайте, это же точь-в-точь слова Мари! – сказал он. – Пожалуй, да, я и правда за нее цепляюсь… как будто она часть меня. Не могу объяснить. Так что же я должен делать?

– Говорить этой гадости, что она здесь чужая и ей не рады, – предположил я. – Что вы не желаете иметь с ней дела. По-моему, вы еще не получили от жизни все, что хотели, и не доделали дела.

– И верно, – печально согласился он. – Сначала разводиться пришлось, теперь еще и заболел. Я не то что брат, знаете ли, он-то книги одну за другой выпускает, как из пулемета, а у меня изобретение только одно. Я бы хотел запатентовать его, но…

– Ну так запатентуйте, – сказал я. – А где сейчас Мари?

– В Бристоле, – ответил он.

– Но я был у ее тетушки и…

– А, так она перебралась к другой тетке, по соседству. Я ее уговорил вернуться – подумаешь, любовь, подумаешь, деньги. Она же учится на ветеринара, а это, вы же понимаете, с бухты-барахты не бросишь.

– К сожалению, ничего об этом не знаю, – ответил я. – Может быть, я сумею найти ее через университет?

– Или через эту ее треклятую тетку, – сказал он. – Ее зовут Жанин, она жена Тэда. Кошмарная женщина. Откровенно говоря, не пойму, зачем мой брат женился на этой стервозине. Я, конечно, тоже маху дал с женитьбой, но у Тэда все еще хуже, к тому же он уходить не собирается – наверное, ради мальчика.

Он дал мне адрес, и я едва не взбесился, когда увидел, что это на той же улице, где я уже побывал. И тут он встревоженно спросил:

– Это же неправда, что можно прогнать рак одними мыслями, да?

– При многих видах рака это помогает, – ответил я.

– Не силен я в оптимистических настроях, – признался он убитым голосом.

Перед уходом я сделал для Дерека Мэллори все, что мог. Изгонять болезнь, когда сам он так лихорадочно за нее цеплялся, было бессмысленно, и вместо этого я затронул сразу несколько центров у него в мозгу, чтобы настроить Дерека на более радостные мысли. По-моему, он почувствовал все мои удары и уколы. Лицо у него сморщилось, словно у новорожденного. Я решил, что он сейчас заплачет, но оказалось, что это он так пытается улыбнуться.

– Помогло! – сказал он. – И правда помогло! В глубине души я целиком и полностью за могущество разума. Я с Мари много про это разговаривал. Она все это умеет, но не делает. Знай только шпильки подпускает. Веры ей не хватает, вот в чем беда.

И я опять поехал в Бристоль. Но не сразу, а только через неделю. Сначала надо было заработать на жизнь. Мне за ту неделю надо было сдать несколько проектов, и я бы сдал их даже досрочно, но едва я взялся за последние, самые неразрешимые мелкие загвоздки, как из факса донеслись приглушенные фанфары – я установил там такой сигнал на случай, если придет что-то по магидским делам. Я подошел и взял листок. Там значилось:

Ифорион, 10.2.3413. 11:00. СРОЧНО

Император убит. Немедленно прибыть в императорский дворец в Ифорионе на срочное совещание.

Отправлено по приказу генералиссимуса Дакроса, исполняющего обязанности регента.

– Отлично! – воскликнул я. – Ура!

Такова была моя первая реакция. Этот Тимос IX сам напросился – и не только из-за Тимотео. Надеюсь, убийца прикончил его не сразу и дал помучиться. Как следует. Потом я еще немного подумал и сказал:

– Вот зараза. Наследника-то нет.

Потом еще подумал и добавил:

– А я-то что могу поделать? Я им магид, а не нянька.

– Дай им от ворот поворот, – посоветовал Стэн. Судя по всему, он прочитал факс у меня из-за плеча.

Я отправил ответный факс, что прибуду завтра.

Мне прислали ответ:

Ифорион, 10.2.13. 11:04. СРОЧНО

Требуем прибыть немедленно. Дакрос

Я отправил еще один факс:

Зачем? У меня здесь много магидских обязанностей.

Дакрос (я понятия не имел, кто это) ответил:

Мы арестовали сообщников убийцы. Пытаемся справиться с народными волнениями / прочими беспорядками. Вы нужны нам, чтобы найти следующего императора. У нас очень серьезные затруднения. Преодолеть может только магид. Пожалуйста, сэр. Дакрос

«Пожалуйста, сэр» меня проняло. Исполняющие обязанности регента и генералиссимусы обычно так не говорят – будто ребенок, который о чем-то просит. Я отправил факс, что скоро буду, и начал собирать вещи на два дня, поскольку, судя по всему, проблема была из тех, на решение которых нужно время. Конечно, самое необходимое я мог бы раздобыть и на месте, но в империи было принято спать в ночных рубашках вроде больничных, с кучей завязок, и мне они не нравились, а их бритвы я прямо-таки ненавидел. Собираясь, я почувствовал, что Стэн где-то рядом и хочет что-то сказать.

– В чем дело? – спросил я.

– Ты там не слишком увлекайся в этой империи, ладно? – попросил он.

– Не бойся. Я ее терпеть не могу. А что?

– Просто магидам по поводу этой империи спущено своего рода указание, точнее, самый настоятельный совет – пустить там все на самотек и пусть рушится на здоровье.

– Полностью согласен, – сказал я. – А что за указание? Страшная тайна, которую ты забыл мне сообщить, или что?

– Нет, я это уловил уже после… пока был… пока был там и вел переговоры с Владыками кармы и вообще, – признался он. – В конце концов мне пришлось забраться еще выше. А указание спущено еще гораздо свыше. Те, На Самом Верху, хотят, чтобы империю оставили в покое.

– Исполню с радостью, – буркнул я и бросил в сумку туалетные принадлежности. Застегнул молнию и пошел вниз. – Ты со мной в Ифорион?

Настало огорченное молчание. Оно длилось, пока я не прибежал с лестницы обратно в гостиную. Потом приглушенный голос Стэна произнес:

– Сынок, я, наверное, не смогу. По-моему, я никуда не могу деться с Земли. Может быть, даже из твоего дома.

– Тебе же будет очень скучно, – сказал я.

– А нигде не сказано, что жизнь – то есть загробная жизнь – обязательно должна быть интересной, – печально ответил он.

Отправляясь в империю, я чувствовал, как он тоскливо завис посреди моей гостиной. Добираться пришлось в несколько ходов от узла до узла решетки – как всегда, с ощущением, что ты пешка на шахматной доске и скачешь с клетки на клетку, – но на этот раз я двигался словно бы под гору, потому что мне надо было в Да-сторону. По пути я думал, как верно все описал Льюис Кэрролл в «Алисе в Зазеркалье». Мне никто никогда этого не говорил, но я давно подозреваю, что Кэрролл был магидом. Писать книги вроде «Алисы» – это и есть влиять на окружающий мир, а влияние – самая суть работы магида. Ненавязчивое влияние.