Текст книги "Страшная тайна"

Глава девятая

Из директории «Колючка»

на компьютере Мари Мэллори. Еще несколько отрывков

[1]

Снов про Колючку я не видела уже две недели.

Десятифунтовые банкноты оказались настоящие. На них я освежила свою внешность: подстриглась и купила себе кое-что из одежды. Моя старая одежда такая жуткая, что я даже не хотела относить ее в «Оксфам»[12]12
   «Оксфам» – неправительственная международная организация, целью которой является борьба с бедностью. Содержит сеть благотворительных магазинов.


[Закрыть], где берут на продажу подержанные вещи. Но потом Ник сказал, что не одобряет, когда выбрасывают одежду, ведь на свете есть люди, которым живется еще хуже, чем мне. И предложил перемешать мои тряпки с мешком вещей, из которых Ник вырос, и сдать все вместе. Я послушалась – и была потом очень рада. В «Оксфаме» я нашла отличную кожаную куртку всего за пять фунтов! Думаю, она просто всем коротка, а на мне смотрится прекрасно. Старые очки я оставила как запасные, хотя, когда я сделала новые, поняла, что в старых почти ничего не видела. Я и не знала, как сильно изменилось у меня зрение с шестнадцати лет.

[2]

Воздух вокруг дяди Тэда прямо звенел от страха и досады. Его, похоже, пригласили на какую-то конференцию – говорит, еще в прошлом году, но тогда все казалось каким-то ненастоящим и к тому же дядя Тэд был убежден, что скоро конец света, ведь не может же настать год с уму непостижимым номером 1996, а теперь до конференции осталась всего неделя и ехать ему не хочется. Каждый день он придумывает новую уважительную причину остаться дома, а иногда и по две. Последняя была такая: «Я им позвоню и скажу, что у Мари менингит».

– Глупости, дорогой, – говорит Жанин. Она каждый раз так говорит. – Ты же почетный гость. Если ты сейчас откажешься, то сильно всех подведешь.

Жанин очень хочет, чтобы он поехал, потому что любит красоваться в отраженных лучах его славы. Кроме того, она прикупила новых нарядов. Ник хочет, чтобы он поехал, потому что собирается в отсутствие родителей пригласить полный дом своих приятелей и устроить ролевые игры. Я единственная сохраняю нейтралитет.

– Я ничего не собираюсь отменять, – сказал дядя Тэд. – От меня требуют подтверждения, что я приеду. Постоянно спрашивают. По-моему, они что-то слишком нервничают по этому поводу, но я, конечно, никуда не смогу поехать, раз Мари больна.

– Симулировать менингит я не собираюсь, – заявила я.

– Как же ты не понимаешь! – взвыл дядя Тэд. – Это нарушение размеренного течения моей жизни! И помеха работе. Если мне придется поехать и рассказать, как именно я пишу, в конце концов я сам в это поверю и вообще работать не смогу!

– На конференциях тебе всегда нравится, надо просто взять и приехать, – уговаривала его Жанин. – Много новых знакомых. Продашь много книг.

Тут я ушла на лекцию (Робби никогда не ходит туда, где только говорят, так что я ничем не рисковала), а вечером, когда я вернулась – опять в депрессии, – выяснилось, что Жанин победила. Однако победа далась ей дорого. Дядя Тэд подтвердил, что поедет на этот конвент, но за взятку – если ему разрешат съездить на выходные в Шотландию поиграть в гольф. Как видно, гольф размеренного течения жизни не нарушает. Жанин тоже хорошо играет в гольф. И они укатили, оставив меня «в порядке эксперимента» присматривать за Ником. Обычно, когда они уезжают, то селят Ника к какой-нибудь подруге Жанин, но теперь есть я и можно этим пользоваться. Вот так же точно Жанин пользовалась мной, когда мы были маленькие. На прощание она пришпилила на пробковую доску в кухне список моих обязанностей – с руку длиной. Чувствую себя Золушкой.

[3]

Полная катастрофа.

Во-первых, готовить я не умею и в любом случае не собираюсь готовить на семь человек, так что это делал Ник. Он даже не заглядывал во все списки Жанин и не обращал внимания на «рационы» в морозилке, а просто сварил центнер-другой спагетти. Во-вторых, он решил устроить генеральную репетицию следующих выходных, когда родители уедут на конвент, и пригласил всех своих друзей. В-третьих, играть в ролевые игры им надоело, и вместо этого они закатили вечеринку в гостиной. Устраивать беспорядок у себя в подвале Ник не пожелал, не из таковских он! Вот они и заняли гостиную и пригласили еще кучу друзей, и шум и гвалт поднялся куда сильнее, чем было у тети Ирэн, откуда я сбежала. Дети тети Ирэн еще не приучились любить поп-музыку. Вот уж не думала, что захочу обратно к ней! А в‑четвертых и в самых худших – погода в Шотландии подкачала, и дядя Тэд и Жанин вернулись назавтра.

Они приехали примерно через час после того, как я спустилась из своей мансарды и вынесла строгое предупреждение. Всякому терпению есть предел. Даже мои однокурсники так не пьянствуют, как эти детки.

Я стояла на лестнице, изрыгая приказы, колкости и оскорбления, а громилы-старшеклассники смиренно сновали туда-сюда с пустыми бутылками, пылесосом, битыми оконными стеклами, спальными мешками, хлоркой и мебелью, которую они передвинули с мест. До сих пор не понимаю, как мне удалось так ловко их приструнить. Они все были на фут выше меня. Но я всерьез рассвирепела. Я же понимала, что в итоге окажусь во всем виновата. А Ник дал мне слово, что ничего такого не будет. А беспорядок был – то есть до того, как они начали убирать, – просто феноменальный. И даже после уборки весь дом вонял потным подростком, а хлорка, алкоголь и средство для мытья служили лишь робким аккомпанементом. Я БЫЛА В ЯРОСТИ.

Но резко осеклась, увидев в холле Жанин и дядю Тэда.

Я была уверена, что они тут же и вышвырнут меня на улицу. Клянусь, я прочла это у Жанин в глазах. Мне хватило времени, чтобы представить себе, как я, завернувшись в одеяло, дрожу от холода на пороге какой-нибудь лавки вместе с другими бристольскими бездомными и нет у меня даже собаки, чтобы пробудить у прохожих жалость, но тут я сообразила, что по какому-то волшебству поток оскорблений направлен по большей части мимо. Друзей Ника вытолкали практически моментально, но у них-то были дома, им было куда идти, так что ничего страшного, – а я должна была помочь Нику убрать остатки бардака, который не я устроила, – ну, тоже ничего страшного, – но свой гнев дядя Тэд обрушил не на меня, а на Ника. Я и не знала, какое у дяди Тэда чувство справедливости. Жанин сделала две-три попытки заступиться за Ника и свалить все на меня, но как-то вполсилы, а потом она зашла в кухню, обнаружила, что там все увешано макаронами, и узнала почерк Ника. Тут ее разобрало. «Ах, бедная Мари!» – разбирало ее. «Бедной Мари не по силам такая ответственность!» – разбирало ее. После чего она присоединилась к дяде Тэду и тоже стала орать на Ника.

У меня прямо гора с плеч свалилась, что я не лишилась крыши над головой, поэтому я не обратила внимания на несправедливость происходящего. Послушать Жанин – так можно подумать, будто она ни слова не слышала из моего выступления на лестнице, достойного сержанта морской пехоты. И это я еще к моменту их возвращения более или менее взяла себя в руки.

Почти сутки Нику приходилось совсем паршиво. В основном потому, что Жанин с дядей Тэдом проходу ему не давали и отпускали едкие замечания, стоило ему хоть что-то сказать или сделать, – правда, от подобных приставаний Ник в любой момент мог укрыться в своем подвале, – но отчасти потому, что дядя Тэд все подсчитывал с недовольным видом, сколько его виски выпили Ник с приятелями, и требовал, чтобы ему возместили ущерб. Почему-то Ника особенно расстроило именно это. Парнишка в жизни пороха не нюхал. Чтобы заплатить за выпивку, ему пришлось продать два CD-диска, и он из-за этого чуть не разревелся.

Я по возможности старалась не попадаться никому на глаза. Поэтому сегодня, в понедельник вечером, была несколько огорошена, когда оказалось, что меня наказали вместе с Ником. Нас с ним берут на эту пасхальную конференцию, куда едет дядя Тэд. О, Несправедливость! О, Неравенство! О, Мелочность! А все Жанин. Жанин гнет свою линию – мол, у меня кишка тонка присматривать за Ником. И она не доверяет мне даже пустой дом, пока все в отъезде. Ничего себе! Можно подумать, это я своих друзей пригласила! А дядя Тэд говорит: «Ник показал, что он еще недостаточно ответственный и его ни с кем нельзя оставить. Он будет в Вонтчестере, у меня на глазах. А ты, Мари, нужна, чтобы Ник, пока я буду выступать, не пил, не принимал наркотики и не крушил мебель!»

Я запротестовала.

Жанин сказала:

– Ну, милая моя, ты ведь тоже не без греха.

Дядя Тэд властно заявил:

– Решение принято и не обсуждается. Жанин уже позвонила и забронировала вам места. Мари, ты едешь с нами и помогаешь держать Ника в рамках, иначе тебе придется искать другое жилье. Выбор очевиден.

Да чтоб его! А я-то рассчитывала за пасхальные праздники подработать, чтобы было хотя бы на что съездить навестить папу в больнице. Не знаю, что и думать: то ли дяде Тэду претит быть приглашенной звездулькой и он решил, пусть и нам будет плохо за компанию, то ли это Жанин придумала, чтобы я торчала там без гроша, скучала и возилась с Ником. Очень уж у нее был довольный вид, когда дядя Тэд выдвинул свой ультиматум. Наверное, она хочет быть царицей бала и чтобы ей не приходилось каждое утро заставлять Ника восставать из мертвых.

И еще раз чтоб его! В ночь на понедельник мне опять приснился сон про Колючку. Старуха в кусте сказала, что мне надо покопаться в себе и понять, почему мне никак не дается нормальная жизнь. Ну и наглость, скажу я вам. Сидит себе в кустах и плюет другим в душу.

[4]

КОНЕЦ СЕМЕСТРА!!! Ну, Робби, когда занятия снова начнутся, я, возможно, буду философом…

…Иногда дядя Тэд ведет себя вполне разумно. В последние несколько дней он совершенно раздавлен, сидит у себя в кабинете и сочиняет «Обращение к массам о нынешнем положении дел в нашей отрасли» – он намерен прочитать его на конвенте в ближайшее воскресенье. То и дело он выскакивает за дверь, хватает кого-нибудь из нас, кто подвернется, и требует, чтобы ему подсказали слово, которое так и вертится у него на языке, или придумали какую-нибудь шутку – любую.

Жанин просто пожимает плечами. Ник поставляет шутки. А у меня, кажется, так здорово получается догадываться, что за слово или предмет понадобились дяде Тэду, что он стал называть меня ходячей энциклопедией. Между прочим, не самая неприятная должность. Когда он в последний раз дернул меня – «Мари, выручай, у какого созвездия есть пояс и меч, ну, ты же знаешь!» – а я сказала ему «Орион», он вдруг застыл на пороге кабинета и записал слово «Орион» на тыльной стороне ладони, чтобы снова не забыть. А потом спросил:

– Мари, у тебя деньги-то есть?

– Нет, – ответила я. Сотня фунтов уже рассосалась, а просить у Робби вернуть все, что я заплатила за квартиру, я ни за что не буду. – Только в следующем семестре будут, – добавила я поспешно, вспомнив, что мне же положено заплатить дяде Тэду за комнату.

Это была почти что правда. Вдруг еще какой-нибудь хлыщ подарит мне новые сто фунтов. Мало ли.

– Тебе нужно на расходы на конвенте, – сказал он. – Там за все дерут втридорога.

И дал мне целую пачку денег. Когда я пересчитала, оказалось 75 фунтов. И он носит столько просто в заднем кармане. А потом добавил – я чуть в обморок не упала:

– Если ты поедешь туда на машине, я тебе оплачу бензин.

После чего, не успела я даже начать его благодарить, метнулся обратно в кабинет, бормоча: «Орион… Орион…»

Ну-ну. Бедный дядя Тэд. Так боится выступать, что, похоже, простил мне мелкую проказу Ника. Самого Ника он тоже простил. Нику, как всегда, щедро отсыпали на карманные расходы. Пойду куплю вторую пару джинсов. Тогда можно будет постирать те, в которых я хожу.

[5]

Бедный дядя Тэд. В четверг – когда я начинала писать, был еще четверг, но теперь уже пятница, – он был бледный, весь дрожал и постоянно бегал в уборную. Даже собирать вещи не мог, то есть в конце концов собрался, но не взял никакой одежды, кроме свитера и пижамных штанов, и Жанин упаковала чемодан за него. Свою речь он сложил аккуратной стопочкой на столе и сел в машину без нее. У Жанин было с ним столько хлопот, что она явно вздохнула с облегчением, когда я сказала, что сама поеду в Вонтчестер на папиной машине (я не упомянула, что дядя Тэд оплатил мне бензин). Ник тут же сказал, что поедет со мной. Думаю, мастер Ник рассчитывал – или подумал, – что это значит, что мы смухлюем и останемся дома, однако я не просто дала дяде Тэду слово, что ЧЕСТНО-ПРЕЧЕСТНО выслушаю всю его речь и похлопаю в конце, – мне еще и было очень любопытно. Что это за мероприятие такое? Чего он так боится?

Ну, теперь я это знаю. В некоторой степени.

Мы с Ником выехали примерно через час после его родителей. Дело в том, что я нагрузила папину машину всеми своими пожитками. Ник поинтересовался зачем.

– У кого-то любимое одеялко, а у кого-то машина, набитая всем имуществом, – пояснила я.

На самом деле, хоть мне и не хотелось ему в этом признаваться, у меня было сильное предчувствие, что после Пасхи я останусь без крыши над головой. Нет, хуже того: что после Пасхи будет конец света и мне надо таскать все с собой и хорошо бы, когда я буду прятаться в пещере после Армагеддона, иметь при себе по крайней мере компьютер и ветеринарную аптечку (и то и другое мне, конечно, очень пригодится). Откуда у меня такие мысли, не понимаю. Может, из-за снов про Колючку. Дело не в папе. Я ему звонила, он клянется, что ему становится лучше (правда, я-то понимаю – это он меня утешить старается). Просто у меня такая мрачная убежденность, неотвязная, как дождик осенью. Я даже маме позвонила пожаловаться. Она меня, как обычно, приободрила.

– Ах, Мари! – сказала она. – К подобным предчувствиям надо относиться серьезно. Я это не понаслышке знаю, у нас в семье такое было. Моя мама предсказала день и час своей смерти, а ведь когда она мне это говорила, то еще даже не заболела.

Вот спасибо, мамочка.

В общем, я загрузила в машину свои пожитки, Ник туда залез и сказал:

– Я лучше помолчу. Папа взял с меня слово, что я не буду тебя нервировать.

– Что значит «нервировать»? – уточнила я, с ревом рванув с места и заложив полицейский разворот. Очень помогает, когда чуточку раздражена.

– Он имеет в виду, как мы обычно пикируемся. Говорит, это борьба за доминирование, – мягко пояснил Ник. – Он не понимает, что мне иначе никак, а то ты будешь об меня ноги вытирать.

– Уши вянут! – сказала я.

После этой его фразочки мне пришлось полдороги успокаиваться. Несомненно, дядя Тэд хотел как лучше, и я знаю, что вчера у него с Ником был разговор один на один, но зря Ник мне все выболтал. А особенно меня бесило, что Ник сказал это нарочно, чтобы я была злая, а не мрачная. Так вот, вынуждена вас огорчить, мастер Ник. Вполне можно быть и злым, и мрачным одновременно. По-моему, сейчас это мое обычное состояние. И я ненавижу, когда мной помыкают.

По прибытии в Вонтчестер настроение мое не улучшилось. Ник вытащил карту (ее выслали дяде Тэду организаторы, а Жанин после завтрака сделала нам ксерокс) и сказал:

– Вот она. Гостиница «Вавилон», в самом центре города. Проще простого. Как ты считаешь, почему «Вавилон»? Сериал? Пещь огненная? Висячие сады? Поехали прямо туда.

– А что такое висячие сады? – спросила я, выехав на дорогу, которую он указал. – Я всегда представляю себе ряды виселиц в парке.

– По-моему, подвешенные деревья… первый поворот направо, – сказал Ник.

– Это нам сразу в глаза бросится, – согласилась я и свернула, куда он велел. – Как и пещь. И огромная пыльная башня, ведущая трансляции на ста языках. Вавилонская башня. Забыл?

Через десять минут нам обоим бросились в глаза огромные буквы «ГОСТИНИЦА ВАВИЛОН» над домами, но в этом Вонтчестере одностороннее движение всем другим городам на зависть, поэтому нас унесло далеко мимо вывески. Я все ехала, скрежеща передачами, и через некоторое время мы снова увидели вывеску – теперь нас несло мимо нее с другой стороны. А подобраться к ней было никак. Мы видели собор, торговый квартал, городскую ратушу и реку. Переехали через реку, потому что, похоже, другого варианта не было, и тут я обнаружила, что мы заблудились на огромной площади с чередой длинных параллельных стеклянных галерей, будто туннели в никуда, но Ник с опозданием определил, что это Уинмурский автовокзал. С очень большим опозданием. К этому времени я уже вынуждена была выезжать оттуда задним ходом, бампер в бампер с двухэтажным автобусом, водитель которого был нам совсем не рад.

Чтобы прийти в себя после этого, я встала у автобусной остановки. Оттуда нам было вполне отчетливо видно вывеску гостиницы «Вавилон», до которой оставалось метров сто, сразу за стеклянными галереями. И попасть туда можно было только одной дорогой – пересечь автовокзал, рискуя столкнуться с очередным двухэтажным автобусом.

– Этот город нас туда не пускает, – сказала я. – Как будто злые чары. Может, попробовать подрулить противосолонь, против одностороннего движения?

– Тебя арестуют, – заметил Ник.

Его-то все устраивало. Он уже открыл карту Вонтчестера в своем ноутбуке и помечал там все места, которые мы проезжали. Я увидела, что автовокзал идет под названием «Стеклянный лабиринт с чудовищами».

– Ник, ты нарочно издеваешься надо мной? – грозно поинтересовалась я.

– Что ты! Попробуй свернуть налево у следующего светофора, – посоветовал он.

Поскольку на остановку, где мы стояли, пытался въехать автобус, я покатила дальше. И после этого у меня и вправду возникло отчетливое ощущение, что некая сила мешает нам добраться до гостиницы. Так я и сказала Нику, когда мы случайно посетили небольшую фабрику и отправились в краткий обзорный тур по окраинам. К этому времени я поняла, что скоро мы вообще выедем из города. По одну сторону дороги были только поля и голые деревья.

Ник ухмыльнулся:

– Тогда давай произнесем заклинание и снимем чары!

Ну и мы, естественно, заголосили:

 
– До Вавилона сколько миль?
Десятков семь, ей-ей.
А хватит мне одной свечи?
Еще вернешься с ней[13]13
    Здесь и далее стихи в переводе А. Сагаловой.


[Закрыть].
 

Тут мне заметно полегчало, я съехала на подъездную дорожку к чьему-то дому, развернулась, и мы покатили обратно в Вонтчестер с другой стороны. Прямо описать не могу, какая меня тогда переполняла восхитительно бешеная смесь хохота, горечи и гнева.

– Не было мне печали – еще и сны про Колючку снова снятся! – сказала я.

– Почему ты не говорила? – воскликнул Ник. – Мы бы с тобой сплясали Ведьмин танец дома, в саду, и сняли бы сглаз! Надо сплясать, как только найдем, где остановиться.

– Ты уверен? – спросила я.

– Еще бы! Срочно! – ответил он. И мы с ним понимали, что так и есть – в каком-то восхитительно бешеном и чуточку сумасшедшем смысле.

Через несколько секунд после этих слов мы свернули за угол и увидели гостиницу «Вавилон»: она высилась прямо перед нами в дальнем конце широченной улицы.

– Заклинание сработало, – постановил Ник.

– И очень кстати, – сказала я. – Скоро стемнеет, а я плохо помню, как включать фары. Теперь наколдуй дорогу на стоянку – и спляшем.

– Вуаля, – сказал Ник и преспокойно закрыл свой ноутбук.

И правда – в стене у гостиницы была подворотня с вывеской «СТОЯНКА ТОЛЬКО ДЛЯ ПОСТОЯЛЬЦЕВ». Туда я и свернула, а по пути спросила:

– Ник, а почему ты, черт возьми, такой везучий? Это вредно для личностного роста. И нечестно. Мне вот всю жизнь не везет, сколько себя помню!

– Ведьмин танец, – ответил Ник и распахнул дверь со своей стороны.

Вот мне и пришлось затормозить прямо в подворотне и тоже выскочить, и мы тут же начали Танец – шаг-верть-шаг-прыг-прыг-шаг – стоп. На каждое «стоп» мы трижды разжимали кулаки и растопыривали пальцы – раз, раз, раз! – и распевали: «Убирайся, сглаз!» Ногти у меня отросли и превратились в длиннющие желтые клинки, так что растопыривать пальцы было одно удовольствие.

И вот что странно. Стоянка была набита битком. Когда я прыгала и вертелась, то видела машину Жанин, припаркованную у самой гостиницы. Ни самой Жанин, ни дяди Тэда видно не было. Но вокруг других легковушек и фургонов сновали люди, они что-то выгружали – чемоданы, гитары, оборудование для видеосъемки – и при этом не обращали на нас никакого внимания. Почти что у нас под носом был старенький микроавтобус, откуда три человека с волосами по пояс и младенцем выгружали сумки, рюкзаки и кроватку, даже не глядя на нас. Такое чувство, что они навидались в жизни всякого пострашнее Ведьмина танца.

Это обнадеживало.

– Убирайся, СГЛАЗ! – вопили мы с Ником, и плясали, и дергались, как дервиши.

Я, конечно, слышала, как кто-то сигналит, но искренне полагала, что это на улице, – вообще-то, так и было, поскольку гудел автомобиль, заехавший в подворотню до середины и обнаруживший, что я перегородила путь папиной машиной, – но я ничего не замечала, пока водитель не вылез и не завизжал на нас:

– А ну убери у меня с дороги это ведро с гайками, дура!

«Завизжал» – это я не для красного словца написала. У него был пронзительный тенор. И острая бородка. Лицо было сизое, а нос тоже острый и скукоженный от злости, так что у крыльев то появлялись, то пропадали белые пятна.

Кто назовет меня дурой, тот сильно пожалеет. Даже Робби попробовал только однажды. Я преспокойно разжала кулаки прямо ему в сизую рожу – раз! – и обернулась поглядеть на его машину. Жуткая старая колымага, вся ржавая, и она тоже перегородила дорогу на стоянку. Я видела, как по крайней мере одна машина за ней сердито отъезжала задним ходом. Посмотрела на папину машину. Да, из-за нее и правда не проехать, и вид у нее потрепанный – но уж куда получше, чем у его рухляди.

– От такого же и слышу, – сказала я. – По всем пунктам. Сам дурак и машина – ведро с гайками.

– Убери тачку! – заорал этот, с кудрявой бородкой. – У меня приглашение на конвент!

– У меня тоже, – ответила я. – За грехи.

– Я Мервин Тарлесс! – визжал он.

– Тогда подайте заявление о смене имени, – говорю. – Я вам ничем помочь не могу.

Он снова завизжал, что я дура. Я сказала:

– Еще раз так меня назовете, любезнейший, и я слеплю вас из воска и проткну булавками, а то и что похуже. Я бы прямо сейчас это сделала, да еще и прокляла бы вас в придачу, но у меня крах в личной жизни и нет сил. Так что это вы убирайтесь у меня с дороги.

Я протолкалась мимо него, села в свою машину и с величайшим достоинством проехала к свободному месту, где теперь стоял Ник и махал мне рукой. Ник – он такой. Чуть запахло паленым – и поминай как звали. Он показывал мне, куда ехать, широкими суматошными жестами, чтобы скрыть, что по щекам у него струятся слезы от смеха.

– Ну почему так получается каждый раз, когда мы пляшем Ведьмин танец? – спросила я.

– Этот забыл тебе заплатить, – проговорил Ник сквозь хохот.

– Зато гораздо лучше разговор сложился, – ответила я. – Мне даже удалось вставить словечко – и не одно.

Оказалось, что мы заняли последнее свободное место. Умница Ник. Сизый мистер Тарлесс был вынужден задним ходом выехать из подворотни и укатить. Это меня очень порадовало. Я поглядела ему вслед из-под мышки, пока выгружала из багажника сумки с нашей одеждой.