Текст книги "Страшная тайна"

Глава десятая

Из директории «Колючка»

на компьютере Мари Мэллори.

Файл номер двадцать три

Мы вошли в большое помещение, полное чемоданов и суматохи. Кругом бегали люди в джинсах и футболках и перекрикивались: «Скажите Рокеру, пусть идет прямо в конференц-зал!» и: «Джедда уже скопировала эти чертовы файлы?» или просто: «Слизистое чудовище!» – а еще обнимались, и мужчины, и женщины, без разбору.

– Ну-ну, – сказала я Нику. – А тут и вправду вавилонское столпотворение.

Мы протолкались до стойки портье в дальнем конце зала. Я перепрыгнула последнюю баррикаду из чемоданов и обнаружила, что Ник говорит задерганной девушке за стойкой:

– Мы Ник и Мари Мэллори. Для нас должны быть забронированы номера.

Ника перебил рев у нас за спиной:

– Я же говорю, машинка для значков опять сломалась!

Из-за этого девушка, кажется, неправильно расслышала Ника.

У девушки был значок с надписью «Одиль» и неизбывный ужас на лице. Она побарабанила по клавиатуре.

– Извините, – сказала она с иностранным акцентом. – Номер уже занят.

– Не может быть! – заверещала я, перекрывая шум. – И вообще, номер был не один, а два!

Ужаса на лице у Одиль еще прибавилось, и она снова побарабанила по клавиатуре.

– Мистер и миссис Мэллори, – сказала она. – Один двухместный номер, уже занят. Все в компьютере. Двухместных больше нет. Извините.

– Мы – не мистер и миссис Мэллори, – попытался объяснить Ник.

А я, кажется, сделала только хуже – добавила:

– Мы двоюродные. Те Мэллори – это его мама и папа. Нам нужно каждому по одноместному номеру.

– Извините, – старательно пропела Одиль. – Все номера забронированы для участников конвента.

Очевидно, она сама не понимала ни слова из того, что говорила, но мы все-таки старались держаться так, словно перед нами разумный человек, и разом воскликнули:

– Мы знаем!

А Ник – громко и раздельно – произнес:

– Из них два номера забронированы для нас!

Одиль тупо посмотрела на нас. Нажала еще несколько кнопок.

– Один двухместный номер для мистера и миссис Мэллори уже занят участниками конвента. Извините.

К этому времени мы оба уже навалились на стойку в полном отчаянии, будто думали, что если доберемся до Одиль, то сумеем ей все втолковать. Ник сказал:

– Посмотрите. Посмотрите на нас. Мы похожи на мужа и жену?

Одиль ответила тупым затравленным взглядом. Наверное, там, откуда она родом, в возрасте Ника уже можно жениться. Так или иначе, она сказала:

– Все в компьютере.

Тогда вступила я:

– Послушайте, Одиль. Посмотрите, нет ли одноместных номеров на фамилию Мэллори. Пожалуйста. Не в службу, а в дружбу.

Одиль, все так же тупо и затравленно, снова застучала по клавишам. Нам было трудно вынести такое напряжение. Мы отвернулись, и Ник прошептал:

– По-моему, она робот.

– Андроид – точно, – шепнула я в ответ.

Тут я обнаружила, что потолок в фойе гостиницы весь облицован зеркалами, большими и маленькими. И вся эта мельтешащая толпа отражалась в них вверх ногами, и все крутились и вертелись, будто подвешенные вперемешку с деревьями в кадках и штабелями чемоданов. Там снова были те трое с младенцем, они передавали детское креслице друг другу, чтобы обнять какого-нибудь нового знакомого. Я увидела и нас с Ником. Когда я двигала головой, мы словно подергивались рябью и мелькали то в одном, то в другом зеркале – высокий, темноволосый, красивый подросток и низенькая девица, на удивление похожая на нормального человека. От этого мне стало как-то жутко – будто я читаю будущее в небесах. И у меня мелькнула неприятная мысль.

– Ник… – сказала я.

По отражению в потолке мне было видно, что он смотрит на троицу с младенцем, осторожно, искоса, – пытается понять, кто там мужчина, а кто женщина. Сразу и не разберешь. Двое из трех могли быть кем угодно. Я ткнула Ника в локоть самым длинным ногтем.

– Ник, а кто именно бронировал нам номера? Жанин или дядя Тэд?

– Э… мама, – ответил он.

При этих его словах лицо Одиль стало чуть-чуть не таким тупым. Мы сразу увидели это в потолке и нетерпеливо повернулись к ней.

– Мэллори, – сказала она. – В компьютере один одноместный номер на имя Ник Мэллори.

– Обхохочешься! – проговорила я. – Обожаю Жанин.

– Посмотрите еще, – сказал Ник Одиль. – Должен быть еще номер на имя Мари Мэллори.

Лицо Одиль снова заволокло тупостью, но она еще понажимала кнопки. Я вдруг поняла, что не могу смотреть на нее. И испугалась, что сейчас разревусь. То есть я, конечно, знаю, что Жанин меня ненавидит, но демонстрировать свою нелюбовь вот так, при всех, это немного слишком – а перспектива ехать в темноте обратно в Бристоль показалась мне очень даже слишком. Я сурово уставилась в потолок, где человек, которого недавно обнимали трое с младенцем, двигался теперь вниз головой через фойе, здороваясь со всеми направо и налево. Он выделялся белоснежной футболкой с несколькими большими плоскими значками в ряд, а к поясу у него было пристегнуто какое-то устройство. Правда, пояс было плохо видно из-за солидного брюшка. А потом этот человек весь расплылся у меня перед глазами. Чтобы не расплакаться, я снова посмотрела на Одиль. Она качала головой.

– Да послушайте меня! – сказала я. Получилось очень громко. – Если есть номер для Ника, значит и для меня должен быть! Мой дядя – почетный гость на этом конвенте! Ему обещали забронировать номера для всей семьи!

Тут человек в белой футболке подошел к нам.

– Какие-то накладки? – спросил он.

Мы с Ником подскочили. Было так странно, что он настоящий, а не только перевернутый на потолке рядом с моей маленькой взъерошенной фигуркой. На одном его значке было написано «Оргкомитет», а когда я поправила очки на носу, то разглядела и имя с фамилией: «Рик Корри». На остальных значках было, например: «Кто знает песню про кастрюлечку?» и «Дислихсия рулит», а к обширной талии был прицеплен, оказывается, радиотелефон. У него была черная борода с проседью и симпатичная круглая физиономия.

– Эта женщина-робот говорит мне, что для меня не забронировали номер, – сказала я ему. Мне стало стыдно – в голосе прозвучал громкий злой всхлип.

– Случается сплошь и рядом, – весело отозвался Рик Корри. – Я тут вроде бы аж ответственный за размещение.

Он деликатно отодвинул меня в сторону и защебетал с Одиль на каком-то иностранном языке. Лицо у Одиль тут же стало не как у встревоженного робота, а как у нормального человека, и она в очередной раз забарабанила по клавишам, но уже по собственной воле.

Рик Корри повернулся к Нику:

– Скажите, пожалуйста, как вас зовут? Мы хотим подыскать вашей сестре соседний с вами номер.

– Двоюродной сестре, – поправил его Ник. – Я Ник Мэллори. А это Мари.

В бороде у Рика прорезалась широченная улыбка:

– Так вы родные этого титана! Ну, в таком случае мы определенно обязаны немного пожонглировать номерами.

Он снова перегнулся через стойку и обменялся с Одиль еще несколькими фразами на иностранном языке. Не прошло и минуты, как он повернулся к нам и вручил каждому по ключу:

– Прошу. Номера пятьсот тридцать четыре и пятьсот тридцать пять. Подпишите эти бланки, а потом идемте со мной, я вас зарегистрирую на конвент.

Мы подписали – не знаю, как Ник, а я просто млела от благодарности, – взяли сумки и двинулись вслед за Риком по ближайшей лестнице. Я бросила последний взгляд на потолок – у нас там был взволнованный и обрадованный вид, а я, когда спешила за Риком, была похожа на растрепанный клубок на мельтешащих ножках.

– Как вам это удалось? – спросила я.

– Проще простого, – ответил он. – Я велел ей дать вам номер, забронированый для одного человека, который все равно не приехал вовремя.

– Но он же будет недоволен! – пропыхтела я.

Лестница была короткая, но крутая.

Рик пожал пухлыми плечами:

– Сам виноват. Обещал приехать и не приехал, а церемония открытия через полчаса. Многие пункты программы уже начались. Он опоздал. Или решил не приезжать и не подумал, что надо отменить бронь.

Дальняя стена широкой площадки, на которую выходила лестница, тоже была вся в зеркалах. Мы смотрели на свои приближающиеся отражения, и тут Ник спросил:

– А на каком языке вы говорили с той девушкой-роботом?

– На финском, – ответил Рик. – На самом деле она скорее андроид. Нанялась работать в гостиницу за умеренную плату, поскольку хочет перепрограммироваться по-английски.

– Так это и вправду вавилонское столпотворение, – сказала я.

– О да! – с чувством отозвался он.

Мы смешались с толпой на площадке, пришлось подождать, когда настанет наша очередь подойти к длинному столу.

Рик сказал:

– Из-за этого уже куча накладок. Румынские фанаты приехали без багажа, русские не могут найти переводчика, немцам не нравится сантехника. Хорошо хоть американцы говорят по-английски, хотя у них путаница с номерами – не вы одни такие.

Тут мы пробились к длинному столу с большой, нарисованной от руки табличкой: «РЕГИСТРАЦИЯ НА ФАНТАЗМАКОН». За столом сидело несколько человек, едва видных из-за горы коробок, к которым были прислонены плюшевые мишки. Рик Корри подвел нас к голубому мишке с большой буквой «М» под ним. На шее у мишки висела большая табличка: «Меня зовут Сократ. Я ♥ конвенты». Я заглянула в его скорбные глаза-пуговицы и горько пожалела об этом. На том этапе выходных я едва ли пометила бы сердечком хоть что-то.

– Мэллори, – сказал Рик Корри полной девушке за коробкой. На значке у нее стояло «Вербена», но Рик назвал ее Венди. – Члены семьи нашего почетного гостя, Венди.

Венди торопливо улыбнулась – щеки у нее надулись, словно теннисные мячики, – а потом сдула мячики, чтобы сказать Рику Корри зычным обиженным голосом:

– Рик, надеюсь, меня придут сменить! Мне надо переодеться в костюм для церемонии!

– Это не ко мне, – весело отозвался Рик. – Спроси Магнуса или Параболу.

Венди что-то пробормотала и порылась в полиэтиленовых мешках – их в коробках были сотни. На это ушло много времени, потому что длинные волосы Венди постоянно падали ей на массивные плечи и ей приходилось прерываться и отбрасывать их за спину. Когда она наконец откопала два пакета и подалась вперед, снова улыбаясь во все свои теннисные мячики, чтобы передать их нам по обе стороны от Сократа, ее обширный бюст растекся по коробкам, будто две круглые подушки. Я увидела, как Ник поскорее отвел глаза. Наверное, он решил, что у нее какая-то болезнь.

– Вот, возьмите, – сказала Венди. – Программа, талоны на завтрак, счастливый номер и значок. Пожалуйста, наденьте значок и не снимайте. А то у нас тут вечно норовят пролезть посторонние.

Ник взял свой пакет – как-то бочком. Я взяла свой.

– Хорошо, – сказал Рик Корри. – Теперь я отведу вас наверх, в ваши…

Радиотелефон у него завопил. Рик отстегнул его и стал слушать взволнованное кваканье динамика, все больше раздражаясь.

– Мы не ждем никого из Хорватии! – сказал он в телефон. – Ладно. Спущусь через две секунды. Отбой. – Он уже согнул одну ногу, готовый бежать. – Эй, послушайте, – сказал он бледному юноше, который слонялся у торца стола. – Отведите этих двух гостей в номера пятьсот тридцать четыре и пятьсот тридцать пять, ладно? Мне надо идти, – сказал он нам. – До встречи на церемонии. – И он рванул с места и умчался, перескакивая через три ступеньки.

Бледный юноша торжественно протянул руку и взял мою сумку.

– Лифты здесь недалеко, – сообщил он.

У него были светлые-светлые, прямо зеленоватые волосы, почти что в тон футболке, на которой было что-то написано на незнакомом языке. «Финский?» – подумала я, пока юноша нажимал за нас кнопку лифта.

Я хотела спросить, но тут за спиной у нас раздался оглушительный гвалт. Пронзительный тенор визжал:

– Я требую возмещения морального ущерба! У меня приглашение на этот конвент!

Доносились и другие голоса, пытавшиеся его урезонить.

К счастью, в этот момент подъехал лифт. Мы с Ником юркнули в него и испуганно смотрели наружу, пока дверь не закрылась. И точно – над длинным столом нависал Мервин Тарлесс, бородка торчком, лицо опять сизое от гнева.

– Спорим, я знаю, что произошло? – шепнула я Нику.

– Ты не виновата, – шепнул он в ответ, и лифт поехал вверх.

– Я голландец, – сообщил юноша. – Меня зовут Кейс. Пишется «К-е-й-с» – сокращенное от Корнелиус.

Как пишется «Корнелиус», он тоже сообщил.

– О, – сказала я.

– А, – сказал Ник.

В лифте тоже было зеркало. В нем отражалось, как мы оба настороженно смотрим на голландца Кейса.

– Меня зовут Мари, – сказала я. – Это Ник.

– Приятно познакомиться, – сказал Кейс. – Вы Ник, но не шутник, я Кейс, но не чемодан. Про вас есть голландская шуточная пословица.

– А, – сказала я.

– О, – сказал Ник.

Мы с Ником очень обрадовались, когда лифт остановился, дверь отъехала в сторону, и за ней показалась табличка со стрелками. Она гласила:

← НОМЕРА 501–556 НОМЕРА 557–501→

– Кажется, мы нашли наши… Постой! – сказал Ник. И всмотрелся на табличку.

– Вот именно, – самодовольно заметил Кейс. – Все не так просто. К тому же член оргкомитета велел мне отвести вас, а я должен делать, как он говорит. Я – тыба.

– Тыба?! – разом спросили мы с Ником, когда Кейс повел нас налево.

– Ой, поняла! – сказала я. – Тыба – это потому что…

Но Кейс все равно пустился в объяснения. Такой уж он был.

– Пишется «т-ы-б-а» и означает человека, который за всем ходит и все приносит и без которого конвенту не обойтись.

Мы прошли через вертящиеся двери и двинулись по длинному-длинному коридору.

– Человек, исполняющий мелкие поручения, – продолжал Кейс. – Сначала, несомненно, это была шутка – «Ты бы сходил», «Ты бы принес», – но теперь на конвенте так официально принято говорить.

Мы снова свернули налево и двинулись по следующему коридору. Кейс сказал:

– Кроме того, на конвенте официально принято считать, что тыбы – это хоббиты.

Мы опять свернули налево. На каждом углу были зеркала. Они создавали диковинный оптический эффект – краткую иллюзию, словно мы то ли приближаемся, то ли уходим, то ли куда-то катимся.

Когда мы укатились за четвертый левый поворот, я оторвала глаза от зеркал и вежливо сказала:

– Вы прекрасно говорите по-английски.

– Спасибо, – сказал Кейс. – Я этим немного горжусь.

Мимо мелькали таблички «523», «524», «525».

– Наверное, уже недалеко? – предположил Ник.

– Возможно, вы ошибаетесь, – сказал Кейс. – Это крайне необычная гостиница. Думаю, идея позаимствована у Эшера. Понимаете, Эшер – это такой голландский художник, и на его рисунках то, что ведет вниз, на самом деле ведет вверх, но если приглядеться, то и туда и сюда, и разобраться невозможно.

– Э-э-э… да, – сказал Ник.

На табличках были уже какие-то пятьсот сороковые номера. А потом – представьте себе! – мы еще раз повернули налево, и я до сих пор уверена, что углов было пять. Ник робко спросил:

– Такими темпами мы, наверное, вернемся обратно к лифту?

– Думаю, нет, – ответил Кейс. – В большинстве гостиниц – да. Но здесь можно пять раз свернуть за угол и все равно не получится квадрата.

И знаете, так и оказалось! Ник все бурчал, что это здание, наверное, в плане похоже на меандр[14]14
   Меандр – тип орнамента, в котором линии изгибаются под прямым углом.


[Закрыть] и что такого просто быть не может, но вот она я – и я заверяю, что очень даже может. Мы еще раз повернули налево и прошли почти весь длинный-длинный коридор, выстланный красной ковровой дорожкой, и только тогда очутились наконец у номера пятьсот тридцать четыре. Мне пришло в голову, что нам еще повезло, что он рядом с пятьсот тридцать пятым. При таком развитии событий он мог оказаться где угодно. И все равно мы с Ником были уверены, что Кейс провел нас долгой кружной дорогой и лифты, наверное, прямо за следующим углом с зеркалами. Мы подозревали, что это тоже такая голландская шутка, и, не сговариваясь, решили пойти на церемонию открытия коротким путем.

А пока Ник попытался поквитаться с Кейсом. Кейс объявил, что, в общем, рад был познакомиться, но ему пора, и тут Ник на пороге придержал дверь своего номера ногой, изогнулся назад и говорит:

– Извините, надеюсь, я вас не обижу вопросом, что написано у вас на футболке?

Кейс самодовольно оглядел свою тщедушную грудь:

– Тут написано: «Я ХОББИТ». – Он поклонился и зашагал прочь, бросив на ходу: – По-эльфийски.

Один – ноль в пользу Кейса, никаких вопросов.

Мы не задержались в номерах надолго – я только и успела, что заглянуть в полиэтиленовый пакет, который мне выдали. На нем был смайлик и надпись «ФантазмаКон» снаружи, а внутри – куча каких-то бумажек, в том числе целый глянцевый журнал с рассказом дяди Тэда, а еще – листовки о сборе средств для больных СПИДом, реклама какой-то фирмы под названием «Мечи и мундиры», а еще… В общем, я раскопала значок со своим именем, а все остальное забросила подальше. Не самый разумный поступок. У мастера Ника хватило здравого смысла понять, что самая занюханная бумажонка – программа этого дурдома. Все было расписано по колонкам с названиями вроде «Параллельная вселенная-один», «Мир Мэллори», «Родная вселенная» и так далее, и все это было для меня так же непонятно, как и гостиничные коридоры. Но Ник во всем разобрался. Он так сказал. Он сказал, что церемония открытия будет в Родной вселенной и это на первом этаже в большом банкетном зале. Вот мы и попробовали туда попасть.

Мы пошли в сторону, противоположную той, откуда пришли, рассчитывая вот-вот оказаться у лифтов. Как бы не так. Я сбилась со счета, сколько поворотов мы сделали, но помню, как Ник говорил, что это все прямые углы и мы уже наверняка описали два с половиной квадрата и это какая-то чушь. Я сказала, что мы должны были встретить сами себя или там выйти в другое измерение, но вместо этого мы просто вырулили к лифтам. Наконец-то.

Мы думали, внизу все будет просто. Там даже висели объявления со стрелками – «Родная вселенная», – но мы сами не знали, что ищем, в этом-то, по-моему, и беда. А все уже, похоже, ушли, и спросить было не у кого. В общем, мы потыкались туда-сюда, а потом заметили официального вида дверь, открыли ее и заглянули внутрь.

И обнаружили маленькую, довольно темную комнату, где с десяток человек толпились у доски, как в школе. Все до единого были в длинных плащах с клобуками, точь-в-точь безумные монахи. Ни у кого не было видно лиц, в том числе и у того, кто писал на доске и оборачивался, чтобы объяснить что-то остальным. Писал он какие-то символы, от которых у меня с первого взгляда в животе стало нехорошо. По-настоящему нехорошо. Когда мы заглянули, тот, у доски, как раз сказал:

– Чтобы достичь максимального эффекта, нужно визуализировать все это в виде огненных букв позади пляшущего пламени.

Мы с Ником, не сговариваясь, попятились и закрыли дверь – тихо-тихо. После этого я мощно рыгнула – потому что живот у меня взбунтовался.

– А это что за вселенная была, как ты думаешь? – шепнула я.

– Очень нечеловеческая, – твердо ответил Ник.

Мы продолжили поиски – подошли к следующей двери и открыли ее. Я как раз говорила:

– Если дядя Тэд хотел нас наказать, по-моему, он достиг цели.

Ник со мной соглашался:

– Правда, не совсем так, как он…

И тут мы обнаружили, что попали в огромный зал, и все лица повернулись к нам. Мы пришли. Прямо как в страшном сне – но это точно была церемония открытия. Сгорая со стыда, мы скользнули в последний ряд и сели.

Все только начиналось. Дядя Тэд еще усаживался на сцене вдали, и с ним человек десять, которых мы не знали, а Жанин провожали к ее месту в первом ряду. Когда мы сели, со стула на сцене поднялся моложавый мужчина с потным лицом, объемистой копной светлых кудрей и в футболке и стал приветствовать всех на конвенте «ФантазмаКон». Но он успел только добраться до «В качестве почетного гостя мы рады…», когда дверь с противоположного конца распахнулась и тоненький тенорок провизжал:

– Простите, простите! Я знаю, вы только начали, а я ненадолго!

И в зал ворвался Мервин Тарлесс и выбежал на сцену.

– Я только хотел сказать, что это безобразие! – заявил он. – Я приглашен на конвент, а меня селят в Железнодорожной гостинице!

Половина людей на сцене повскакали с мест. Рик Корри тоже вскочил – он сидел в зрительном зале. Он запрыгнул на сцену, взял Тарлесса под локоть и оттащил в сторону, а там что-то напряженно ему зашептал. Тарлесс не смирился. В конце концов Рик выволок его наружу, и дверь захлопнулась на крике Тарлесса: «Меня это не касается! Я требую предоставить мне такси!»

– Это был Мервин Тарлесс, – сурово проговорил потный блондин.

К моему удивлению, зрители захлопали и заулюлюкали. Многие рассмеялись. Вот такие они были, гости на конвенте, – добродушные, настроенные по-праздничному, как будто приехали не только послушать, как писатели рассказывают про книги, но и повеселиться от души. Остаток церемонии, которая была очень скучной, я рассматривала зрителей.

Первым делом мне пришло в голову, что, если тут произойдет преступление, полиции с трудом удастся получить описание подозреваемых. Примерно девяносто процентов мужчин были с бородами и в очках. А в остальном здесь были люди всех возрастов, от эксцентричного старичка со слуховым аппаратом до младенца тех длинноволосых (которого примерно тогда и пришлось вынести из зала, потому что он раскричался); детей вообще было довольно много. Было также довольно много невероятно гламурных девиц. Но было и больше обычного вендиобразных толстушек и толстяков. Они занимали целый ряд – как раз тот, где сидели мы с Ником, – и я завороженно глядела на их огромные, туго натянутые футболки с надписями, то остроумными, то чудаческими. Рядом с ними я для разнообразия почувствовала себя стройняшечкой. Мужчины все как один, и худые, и толстые, были герои не моего романа. Не люблю бород и очков. Правда, попадались и ничего – один-двое тонких и звонких в полувоенной одежде или тот темноволосый в черной коже и зеркальных очках, что сидел на сцене рядом с дядей Тэдом. Но я поняла, что меня на самом деле поразило: в этом зале было полно людей, с которыми я хотела бы познакомиться. Для меня – унылой одиночки – это было непривычное чувство. Особенно оно распространялось на обширную популяцию застенчивых дам средних лет (такого я точно не ожидала). Я поймала себя на том, что то и дело поглядываю на ближайшую – худенькую, седеющую – и думаю: не знаю, кем она работает, но на службе ей явно неинтересно, и с сотрудниками она не ладит, вот она и сочинила себе бурную жизнь среди книг. И мне бы хотелось поговорить с ней про кое-какие книги, которые мы обе читали.

К концу церемонии я подумала, что наказание на самом деле вовсе не наказание. Ха-ха. Недолго я радовалась – вскоре Жанин набросилась на Ника: «Пойдем скорее, зайчик! Нас приглашают на банкет!» – и утащила его прочь.

А я до конца вечера осталась одна.

Это было примерно как первый день в школе или колледже. Я никого не знала и не представляла себе, что делать, а все кругом сновали туда-сюда и точно знали, куда пойти и с кем. Ну, я поправила очки на носу, распрямила плечи и потопала к машине – перенести в номер самое дорогое, что у меня есть. Первую ходку я сделала без помех, если не считать устрашающего оптического эффекта зеркал в углах. Углы были прямые, и их было пять. Я считала. Туда и обратно, и той и другой дорогой к лифтам. И я стояла и ждала лифта, чтобы спуститься за следующей порцией, и тут случайно обернулась и посмотрела в ближайший угол. И увидела там МУЖЧИНУ СВОЕЙ МЕЧТЫ. Высокий, стройный, скандинавского типа, с глубоко посаженными глазами, ни очков, ни бороды – просто красавчик. Умереть не встать, как сказала бы Давина, новая девушка Робби.

Он стоял себе на углу, отражаясь во всех зеркалах, так что я могла рассмотреть мужчину своей мечты со всех ракурсов, и сначала я подумала, что он идет ко мне, к лифтам. При мысли, что мы вместе поедем в лифте, у меня коленки задрожали. Но оказалось, что ему в другую сторону. Четыре его отражения покатились вправо – то есть я думаю, что вправо, – и пропали из зеркал. Его вид так поразил меня, что я побежала на тот угол, чтобы поглядеть, как он уходит, – у него была самая обалденная походка на свете, – но он, похоже, скрылся в ближайшем номере, потому что, когда я досеменила до угла, в коридоре было уже пусто. Я видела только россыпь собственных отражений, маленьких и потерянных.

Потом лифт подъехал, я бросилась обратно и вскочила в него. Опять зеркало, и в нем Мари – мрачная и раздосадованная. Ну, ничего, мы с ним еще обязательно встретимся. К тому же я спрашиваю себя, что сделалось с моими чувствами к Робби, если меня так вышиб из колеи совершенно незнакомый человек. Но все оказалось в порядке. Заглянув в себя, я увидела, что на том месте, откуда выдрали Робби, зияет прежняя рана. Правда, стоит мне подумать о том шикарном скандинаве, как у меня подкашиваются колени. Наверное, я совсем чокнутая.

Я возвращалась через фойе с очередной порцией пожитков и смотрела на свое отражение в потолке – вся обвешана сумками, компьютерный монитор прижат к животу, – и тут меня окликнул голландец Кейс.

– Дайте Кейсу ваши кейсы! Это моя обязанность! – крикнул он и выхватил у меня из онемевших пальцев ветеринарную аптечку. – Вам куда? – И он, не дослушав, зашагал к лифту.

Я, пыхтя, засеменила следом. Ветеринарную аптечку мне подарил папа, и, к великому моему счастью, до сих пор она мне ни разу не пригодилась, но доверять ее Кейсу я не хотела. Когда мы зашли в лифт, Кейс едва не отнял у меня и монитор тоже, но я держала его крепко, так что голландцу удалось отобрать у меня только пакет с кабелями.

– Отдайте мне все. Я прекрасное вьючное животное, – заявил Кейс.

Я сказала – нет, спасибо, остальное донесу сама. Так мы и ехали в лифте вверх, препираясь, а потом Кейс спросил, не хакер ли я. Я сказала, что нет, компьютер мне просто для работы.

– А я настоящий хакер и вообще повернут на этом деле, – сообщил Кейс. Я ему охотно поверила. – Я могу делать всякие фокусы с вирусами, – похвастался он. – Однажды сделал так, что все компьютеры в Роттердаме ровно в полдень вывели на экран один и тот же шуточный стишок.

Он прочитал стишок по-голландски. Стишка хватило на четыре этажа.

– Очень остроумно, – сказала я.

Мы вышли из лифта и потопали по коридорам через все пять углов.

– Сейчас подключим ваш компьютер, а потом вы со мной поужинаете, – сообщил Кейс.

– Нет, спасибо, – сказала я.

– Ну что вы, это обязательно! По-голландски, каждый за свой счет, – посулил он. – Голландская шутка.

– У меня нет денег, – отрезала я.

– У меня тоже нет денег! – воскликнул он. – Тогда давайте устроим Бармецидов пир[15]15
   Бармецид – принц из сказок «Тысячи и одной ночи», который вместо угощения предложил нищим пустые тарелки.


[Закрыть] и вместе попьем теплой воды!

– Мне надо работать, – соврала я.

Когда мы пришли в номер, Кейс попытался застрять и подключить компьютер. Я твердо решила, что он этого не сделает. Я ему не доверяю и не хочу, чтобы он нашпиговал мои программы голландскими шутками. То есть я ему не доверяю – и точка. И более или менее выставила его за дверь. На пороге он обернулся с обезоруживающей улыбкой:

– Какая вы решительная! Позвоните, если передумаете. Я в номере триста первом.

– Вон, – сказала я.

Когда я подключила компьютер, то поняла, что хочу есть. Нашла служебную лестницу на случай, если Кейс ошивается возле лифтов и ждет меня, – лучше бы носил кейсы еще кому-нибудь… тьфу, ну и приставучие эти голландские шутки! Не нравится он мне, и все, а почему – сама не знаю (ну или знаю), и вообще, у меня крах в личной жизни, а Кейс – это все-таки второй сорт после того шикарного скандинава, – и поэтому я спустилась по лестнице и нашла столовую. От цен, указанных в меню у входа, у меня волосы встали дыбом. Так что я пошла в бар, уповая на то, что там дают бутерброды. Мне стало страшно, что придется голодать до завтрака.

Там тоже были зеркала – и не только за барной стойкой, но и целая зеркальная стена в торце, так что зал казался очень просторным. Я в жизни не ела таких дорогущих ветчинных рулетов. Взяла себе стаканчик апельсинового сока и нашла где сесть.

Разговоры в баре велись самые диковинные. Американцы за соседним столиком жарко обсуждали какие-то «общие вселенные» (я решила, что это когда ты вынужден делить мир еще с кем-то и никто не спрашивает, хочешь ты этого или нет), а сзади кто-то повторял: «Не могу же я его филк перефилкнуть за здорово живешь!» Жутко заросший бородач передо мной ныл: «Ему постоянно не везет с контуровщиками!» Потом от зеркальной стены донесся девичий визг: «Все на тыбовскую оргию! Чур, я вóда!», на что сразу несколько голосов отозвалось: «Ой, замолчи уже, Таллула!»

Я оглянулась посмотреть, кто это визжал, и увидела не кого-нибудь, а этого хлыща – Венейблза!

То есть это не он визжал. Он как раз держался скромно. Сидел на высоком барном табурете и болтал с тем потным блондином. Поскольку там тоже было зеркало, я видела Венейблза и спереди, и сзади и не могла ошибиться. Сзади было видно узкий гладкий затылок, а в зеркале – узкое гладкое лицо с очками в золотой оправе, и это лицо отворачивалось от меня с тем же ужасом, какой охватил меня при виде его. Хорошо хоть на сей раз он был не в костюмчике, зато нарядился в шикарный замшевый пиджак и новенький свитер с воротником поло. Было видно, что Венейблз тут совершенно не к месту. Я была готова спорить на крупную сумму, что джинсы на нем глаженые.

– Ох ты! – сказала я и резко отвернулась. И очень удачно, потому что в зеркале я увидела Рика Корри – он стоял и с сомнением глядел на меня сверху вниз. – А, привет, – сказала я ему.

– Привет. Вы одна, без взрослых? – удивился он. – Хотите, угощу вас коктейлем?

Я сказала: да, пожалуйста, только, если можно, не коктейль, а водку. Он так растерялся, что я поняла – он решил, что мы с Ником ровесники. Так многие считают.

– Мне двадцать, – сказала я ему. – Честно. Хотите, свидетельство о рождении покажу?

– Наверное, мне не стоит доводить вас до того, чтобы вы вот так поправляли очки на носу и смотрели на меня, – проговорил он. – Я понимаю, что это пророчит беду.

Потом он принес себе внушительную кружку пива, а мне водки. И мы немного поболтали. Ему тоже нравятся демоны дяди Тэда. Я сказала, что мой любимый – голубой трехногий, который просовывает морду сквозь стены спален, чтобы подсмотреть, чем люди занимаются в постели. Его любимый – тот, который с виду просто плевочек, но если на него наступить, с лодыжек облезет вся кожа. И мы с Риком были согласны в том, что демон, который нападает на тебя из унитаза, – это чуточку слишком близко к настоящим страхам и потому не радует. Потом у Рика запищал радиотелефон. Рик бросил пиво и помчался улаживать острые вопросы. Я огорчилась. Но я же понимаю, что в обычной жизни Рик Корри тоже подстроил бы, чтобы его вовремя вызывали по разным там радиотелефонам. Он из тех, кому трудно подолгу разговаривать с одним и тем же человеком. Наверное, здесь таких очень много.

И все-таки жаль, что он убежал, поскольку я очутилась целиком во власти жуткой женщины, которая была устроена как раз наоборот. Пока мы с Риком говорили, я заметила, как она бочком подваливает к американцам на соседних местах, а они разом сказали «Привет, Тэнси-Энн» и отвернулись от нее. Теперь понятно почему. Едва Рик ушел, как это страшное чудовище Тэнси-Энн набросилось на меня.