Текст книги "Дом за порогом. Время призраков"

А я-то считал, будто знаю толк в аристократах, подумал я.

Его веснушчатое лицо все порозовело от волнения.

– Это должно быть очевидно по манере держаться. Неужели меня одолела гордыня?

Поделом мне. Можно хоть все на свете миры обойти – и все равно такого не ожидаешь. Хелен ему тоже не поверила.

– Докажи, что ты раб, – потребовала она.

– Конечно, – очень смиренно ответил Джорис и начал закатывать правый рукав.

В этом было что-то знакомое. Мне стало интересно, во что превратится правая рука у Джориса. Но это была обычная белая веснушчатая рука, гораздо мускулистее, чем у меня, а наверху, у плеча, виднелось… ну, больше всего это было похоже на маленький размытый розовый рисунок. Якорь.

Один взгляд на него – и я вскочил с мешка:

– Откуда это у тебя?

– Это клеймо Констама. – Глаза Джориса наполнились слезами. – Понимаете, я личный раб Констама. Констам купил меня.

Если бы я знал тогда, что скоро начну выть при одном упоминании этого имени! Но в тот момент, едва я увидел этот якорь, мне показалось, что это знак, предвестие, доброе знамение. Я сел обратно и дал себе зарок, что в следующий раз, когда позовет Граница, буду держаться и за Джориса. Между тем Хелен вся подалась вперед и глядела на руку и на клеймо в оба глаза-пуговки с яростным сосредоточенным вниманием.

– Татуировку себе кто угодно может сделать, – сказала она.

Джорис утер слезы пальцем и сказал чуть ли не с гордостью:

– Это не татуировка. Это настоящее клеймо. Его делают каленым железом.

– Отвратительно! – сказала Хелен.

Спасибо ей за это. Я же говорил, из какого мира она родом.

– Сначала делают укол, – сказал Джорис. Он явно привык успокаивать встревоженных дам. – Было совсем не больно.

Ему, может, и не было больно, но меня это испугало. Я сразу задумался о Них и о том, кто делает такое с людьми – Они и или сами люди. Но подумать как следует мне не дали: Джорису было трудно разговориться, но, разговорившись, он не знал удержу.

– Из всех рабов на рынке Констам выбрал меня, чтобы сделать своим помощником, – рассказывал он. – Он увез меня в Долину Ханов и дал мне очень хорошее образование. Я хочу сказать, что для того, чтобы стать охотником на демонов, особенно ничего не нужно, достаточно уметь читать и писать, но Констам всегда обращался со мной лучше некуда. Констам чудесный, честное слово. Он лучший охотник на демонов из ныне живущих. Понимаете, Констам чувствует демона, когда все его инструменты еще не успели зарегистрировать никаких материальных данных, правда-правда. А еще с Констамом очень хорошо. Он никогда не обращается со мной как с рабом. Он держится со мной так, что все думают, будто я его вольный помощник, такой же, как вы. Но я никогда не позволяю себе заноситься. Стараюсь предугадывать все его желания. Вот и сегодня старался, но ужасно подвел его.

Это я еще сильно сокращаю густоту Констамов. Констам шел у него через слово. Мы с Хелен уловили основную мысль задолго до того, как Джорис добрался до этого места: Констам был Верховный Бог. Десять футов роста, темноволосый, смуглый, прекрасный, сильный, умелый, добрый, заботливый – список добродетелей продолжайте сами. Всеми ими Констам был наделен сверх всякой меры. А еще он был сказочно богат: похоже, за охоту на демонов хорошо платят. По словам Джориса, Констам разъезжал на дорогом спортивном ландо и останавливался в самых лучших гостиницах и вообще следил, чтобы у него все было только самое лучшее. И щедро делился самым лучшим с Джорисом. Думаю, это означало, что Джорис был хорошим рабом: наверное, он тоже был в списке дорогих, роскошных вещей, которые требовались Констаму. Что ж, мне приходилось слышать о рабской преданности, но видел я ее впервые.

– Сколько ты стоишь как раб? – спросил я, чтобы немножко отвлечь Джориса от обожествления Констама.

– О, примерно двадцать тысяч крон, – серьезно ответил Джорис. – А если бы я прошел полный курс обучения, то стоил бы по меньшей мере вдвое больше. Но… теперь, наверное, не получится. Я ведь подвел Констама…

Хелен обожгла меня свирепым взглядом. Она всегда так делала, когда я спрашивал, что сколько стоит. Говорила, у меня коммерческая жилка.

– Расскажи про демонов, – сказала она. – Как на них охотятся?

– Демоны… – ответил Джорис. – Трудно объяснить, что такое демон, если вы его никогда не видели.

Мы не видели. Наверное, демоны – единственная напасть, которой в мире Хелен для разнообразия не было.

– Должно быть, демоны – это война, в которую Они играют в моем мире, – сказал Джорис. – Демоны ненавидят людей. Они очень зловредные, честное слово. Нам приходится бороться с ними, чтобы они не размножались, потому что они либо сразу убивают людей, либо вселяются в них, и те становятся одержимыми, ну, понимаете, демоны управляют ими, как марионетками. А иногда демоны захватывают какое-то место и отравляют его, и там нельзя жить, или похищают у человека разум, и тогда человек ходит себе, а его разум в это время где-то мучается. Они еще много чего делают. Они и правда очень опасны и от природы совсем не похожи на людей. Мы – наполовину тело, наполовину душа. А демоны совсем не такие материальные, у них всегда гораздо больше духа, чем тела. Если пройти обучение, начинаешь видеть не только тело, но и дух. Дух демона видно лучше человеческого, гораздо лучше.

– А как они выглядят, эти демоны? – спросили мы.

– Трудно описать, если вы их никогда не видели, – ответил Джорис. – Понимаете, они меняют обличье. Но в целом самые материальные – самые уродливые, у них много рук и ног, просто ужас, и они красно-серо-голубые. А более духовные похожи на таких высоких тонких белых людей, но у них обычно есть дополнительная пара рук, а то и несколько.

– Как на них охотятся? – спросила Хелен.

– Ну, это дело техники, – сказал Джорис. – В целом, надо найти их логово и выманить их оттуда. А если они не выходят, зайти туда самому и истребить их. Констам умеет это делать очень храбро и хладнокровно – просто чудо. Убить демона можно разными способами, но в любом случае приходится убивать его дважды, отдельно тело, отдельно дух. Иначе они снова отращивают себе недостающее, а после обычно находят тебя, чтобы отомстить. Чтобы убить дух демона, надо, естественно, перейти в мир духов. Это всегда делает Констам. Он учил меня, как это делается, но пока еще для меня это слишком опасно. Я… я связываю для него демонов обмоткой, но… но… но сегодня я его ужасно подвел.

Тут Джорис сглотнул и прослезился. И даже не сразу смог снова заговорить. Оказалось, что в этот день его превратили в скитальца только за то, что он переусердствовал с демоном.

В то утро Джориса и Констама вызвали на далекую ферму исследовать случай демонического заражения. Ничего особенно страшного, сказали люди с фермы. На ферме нашли обескровленную овцу, а скотина стала обходить стороной старый сеновал на горке. Но сам демон не показывался и на людей не нападал, поэтому Джорис и Констам решили, что речь идет о некрупной особи. Однако Констам велел Джорису быть осторожным. Если демон затаивается и начинает сосать кровь, возможно, он вынашивает выводок демонят. Тогда он становится очень опасным.

В общем, они подошли к сеновалу, сверились с приборами – и действительно, оказалось, что демон небольшой. Тогда они принялись его выманивать. Дальше Джорис принялся сыпать непонятными терминами, но, насколько я уловил, главной его задачей было, когда демон выйдет, не дать ему удрать в мир духов, чтобы Констам успел прицелиться и убить ту его часть, которая у демонов сходит за тело, – материальную составляющую. А чтобы задержать демона, они применяли какую-то штуку, которая называется демонической обмоткой.

Тут Джорис снова умолк и дал волю своему унынию. Он все хлопал по знаку на груди и повторял:

– Но мне же не попасть в мир духов! Я ношу все снаряжение, которое мешает перейти туда. Так велел Констам. Я не понимаю, что случилось!

– Ты имеешь в виду, что этот знак не пускает тебя в мир духов? – спросила Хелен.

– Этот? Нет, это же знак «шен». Просто символ власти над демонами. Нет, я ношу всякие другие приспособления. В общем…

Короче говоря, демон выскочил из убежища – и правда совсем маленький на вид. Джорис сделал свое дело, пока Констам стоял и целился, и сделал его хорошо: накинул на демона петлю обмотки. А потом начался полный ужас. Выяснилось, что демон ловко скрывал свои подлинные размеры. Он был вовсе не маленький. Он был из тех, которые похожи на высоких белых людей, только принадлежал к самой крупной разновидности, так называемым Высшим Демонам, и вообще оказался царем демонов. Звали его Адрак, и он почти полностью состоял из духа. Телесная его часть была так мала, что первый выстрел Констама не попал в цель, а остальные тем более, поскольку демон схватил Джориса и стал мотать его туда-сюда, заслоняясь им от пуль Констама. Пули, наверное, были серебряные, сказал Джорис. Но человека можно убить любой пулей, а убивать ценного раба Констам, должно быть, не хотел. Поэтому он отшвырнул пистолет и набросился на Адрака с противодемонским клинком. Джорис сказал, что со стороны Констама это был очень храбрый поступок.

Что было потом, сам Джорис описывал несколько иначе, но я думаю, что рабская преданность взяла в нем верх. Верховный Бог Констам приказал ему никогда, ни при каких обстоятельствах не отпускать демона из обмотки, вот он и не отпускал. И держал его изо всех сил. Похоже, у Констама здравого смысла было больше. Последнее, что слышал Джорис, – это как Констам кричит ему, чтобы он выпустил обмотку. Но было уже поздно. Демон уволок Джориса в иной мир.

– Что? Через Границу, что ли? – удивился я.

– Нет-нет, – ответил Джорис. – Границы мы охраняем строго-престрого, иначе демоны давно уже заполонили бы все миры. Но есть множество слабых мест, где сильный демон может прорваться в другой мир. Мы и сами иногда пользуемся слабыми местами, чтобы догнать беглых демонов.

От этого мы с Хелен прямо оторопели. Мы-то думали, что путешествовать между мирами не может никто, кроме скитальцев. А оказывается, Джорис уже успел побывать во многих мирах. Разумеется, вместе с Верховным Богом Констамом.

– Странно, что Они вам разрешают, – заметила Хелен.

Джорис поглядел на нее так, будто хотел сказать, что Констама Им не остановить, не на такого напали, но, возможно, он в этом сомневался, потому что сказал:

– Ну, я думаю, Они следят, чтобы между людьми и демонами сохранялась боевая ничья, а для этого нужно, чтобы мы могли за ними гоняться.

Случилось так, что Адрак, затащив Джориса в соседний мир, не остановился. Он (а может, и она) двинулся дальше, из мира в мир, а Джорис висел на нем, и миры так и мелькали мимо, будто окна во встречном поезде, и любой нормальный человек уже давно отцепился бы. Адрак все оборачивался и спрашивал: «Почему ты не отцепляешься?», а Джорис отвечал: «Будь я проклят, если отпущу тебя!» Адрак говорил: «Я высосу у тебя всю кровь! Я украду твой разум!» А Джорис отвечал: «Не выйдет, ты же в обмотке». Тогда Адрак сказал: «Раз так, мы сейчас нырнем в мир духов, и там я смогу делать с тобой что захочу». Понятия не имею, почему Джорис не умер от страха. Но он сказал, что страшно ему не было, по крайней мере, тогда, поскольку он точно знал, что все это Адраку сейчас не по силам. У Констама было очень хорошее снаряжение. Поэтому демон метался между мирами, а Джорис все висел и висел на нем. Он отстегнул от пояса белые защитные перчатки и показал нам, что обмотка едва не прорезала их насквозь. Сказал, у него до сих пор руки саднят.

В конце концов Адрак потерял терпение.

– В последний раз предлагаю, – сказал он. – Отпусти, или я посмотрю, что сделают с тобой Они!

А Джорис сказал:

– Нет.

Он никогда не слышал о Них и решил, что это очередная пустая угроза.

Адрак сказал:

– Ну, как хочешь!

И тут, по словам Джориса, демон свернул и ринулся совсем в другую сторону, из мира в мир, и вдруг они вломились в какое-то совсем другое место. Джорис сразу понял, что оно не похоже на миры, сквозь которые они промчались. Во-первых, когда они туда вломились, ему стало больно. Он закричал от боли, а Адрак обернулся и глумливо расхохотался. Во-вторых, хотя все здесь было гораздо плотнее, осязаемее и напряженнее, чем во всех мирах, где он бывал, Джорис почти ничего не видел. Это было какое-то просторное, тихое, полутемное пространство. Там гудели и мигали лампочками машины. И там у своих игровых столов стояли Они.

Джорис сказал, что столы стояли рядами через каждые несколько ярдов и уходили во все стороны, докуда хватало глаз. Они склонились над столами. Он видел, как Они сверяются с машинами, а потом осторожно передвигают по столам какие-то мелкие предметы, а иногда бросают кости и сверяются с ними. Они играли и парами, и компаниями. Было видно, как Они сосредоточенны. Вся жуть, наверное, была в этой кошмарной сосредоточенности.

Эта крайняя сосредоточенность и само Их количество потрясли Джориса до глубины души. А еще – суть Их игры. На ближайшем столе, который он разглядел, был его родной мир. Они двигали по миру людей и демонов. Но примерно через миг после того, как возле стола с грохотом приземлился Адрак с Джорисом, на дальнем краю стола замигала синяя лампочка, и Они повернулись посмотреть.

Джорис сказал, что оцепенел от страха.

– Я думаю, это и был мир духов, несмотря на все мое снаряжение, – рассказывал он. – Уж очень необычные были ощущения. А от мира духов у меня не имелось никакой защиты, потому что этим всегда занимается Констам. Я понял, что мне конец. Их было так много, и я видел, что все Они демоны.

– Демоны?! – разом спросили мы с Хелен.

– Да, конечно. – Джорис думал, мы и так знаем. – Такой разновидности я еще не встречал, но Они точно демоны. Телесной составляющей у Них больше, чем у Адрака, и Они гораздо крупнее, и такие сильные мне раньше не попадались, но Они демоны, это несомненно. Я видел, как Их духовная часть мерцает вокруг Них. И очень испугался.

Адрак тоже заметно притих. Они с Джорисом стояли и ждали, и вот наконец Они начали поворачивать свои смутно различимые лица к незваным гостям – сначала один стол, потом другой, потом третий. Когда все Они уставились на них, далекий голос спросил:

– Что ты здесь делаешь, Адрак?

– Хочу подать жалобу, – ответил Адрак. – Вы не держите слово.

Другой из Них, поближе, сказал:

– Веди себя прилично, Адрак. Еще раз так с нами заговоришь, и мы тебя накажем.

Адрак ответил с учтивым негодованием:

– Разве это справедливо? Мы, Высшие Демоны, согласились вступить в игру, если вы дадите слово, что запретите людям истреблять нас. Вы согласились, что людям будет позволено промышлять только мелюзгу, и пообещали, что мы сможем без помех выводить потомство. Сказали, что будете держать людей на расстоянии. И вот я нахожу тихую ферму, собираюсь завести семью – и что же? Только поглядите на меня! Поглядите на это!

Трудноразличимые лица обратились к Джорису.

– Как это произошло? – спросил далекий голос Тех, кто играл за столом с миром Джориса.

Они оглядели свой стол, сверились с машиной, снова внимательно оглядели стол. Один из Них повернулся к Адраку:

– Прими извинения, Адрак. Видимо, это рандом, которого мы не заметили.

– Тогда убейте его, раз это вы виноваты, – сказал Адрак.

– Ты тоже имеешь право, – ответил один из Них.

– Но, увы, не могу, – сказал Адрак. – Взгляните на него. Этот поганец увешан всевозможной защитой. Я не могу и пальцем его тронуть, даже здесь. Придется вам самим.

Тут Они двинулись на Джориса всем скопом – высокие, серые, расплывчатые. Джорис сказал, что от ужаса выпустил из рук демоническую обмотку и плохо помнит, что произошло в следующие несколько секунд, – так ему было страшно. Только когда Они заключили его в круг и остановились, он отметил про себя, что еще жив, цел и невредим, а в руке у него противодемонский клинок.

– Не трогайте меня! – сказал он. – Я исполняю свой долг.

Кажется, Они даже не заметили, что он подал голос.

– Нехорошо, – сказал один из Них.

– Кто им разрешил носить при себе столько защиты? – спросил другой.

– А ведь говорили вам, что это ошибка, – сказал Адрак тоном оскорбленной невинности.

Адрака Они тоже словно бы не услышали. Джорис сказал, что было очень странно и жутко понимать, что на Адрака, одного из Высших Демонов его мира, здесь смотрят как на пустое место.

– Как неудачно, – сказал еще кто-то из Них. – Значит, вам придется сбросить.

– В Цепях еще осталось место? – спросил другой.

Голос кого-то из Них в отдалении отозвался:

– Осталось только два места для сброса. К этому созданию и правда нельзя прикоснуться?

– Нет, нельзя! – не без раздражения ответил один из Тех, кто окружал Джориса. – Остается только сбросить!

– Ну так сбрасывайте, – сказал еще кто-то из Них вдалеке. – Вы задерживаете игру.

Тогда ближайший из Них повернулся к Джорису и сказал в точности то же самое, что когда-то Они сказали мне:

– Мы сбрасываем тебя. Ты больше не участвуешь в игре. Тебе разрешается ходить по Цепям скитальцев сколько угодно, но вступать в игру ни в каком мире тебе нельзя, это запрещено правилами. Чтобы гарантировать, что ты не нарушишь правила, тебя будут после каждого хода переносить на новое игровое поле. Кроме того, правила гласят, что ты имеешь право вернуться Домой, если сможешь. Если тебе удастся вернуться Домой, ты сможешь вступить в игру снова обычным порядком.

Адрак злобно захохотал, а Джорис обнаружил, что он теперь граничный скиталец. И угодил в самую гущу войны.

VIII

Тем временем Хелен собирала живность. Перед ней на мешке уже накопилось штук двадцать мокриц, и она выкладывала из них какой-то правильный узор, вроде кольчуги.

– Ну и ладно, – сказала она. – Зато ты больше не раб.

Джорис разрыдался:

– Вы не понимаете! Я принадлежу Констаму!

– Хватит выть, – велела Хелен, – а то не услышишь, как я расскажу, что случилось со мной. Или Джейми, когда настанет его очередь рассказывать.

– Нам не стоит, – сказал я. – Мне говорили, это против правил.

Хелен сердито вздохнула:

– Нет никаких правил. Только принципы и…

– Да знаю, знаю! – отозвался я. – Но я один раз нарушил правило.

– Не съели же Они тебя, – заметила Хелен. – Вероятно, Им наплевать. С Их точки зрения, мы просто сброшенные лишние карты, к тому же дети. Джорис, у меня от рождения есть дар…

Пока Хелен рассказывала, я задремал. Снаружи все трещали и грохотали выстрелы, но к ним быстро привыкаешь, а потом от них устаешь. Но я помню, что заметил, как Хелен умолчала, что такое на самом деле ее диковинная рука. Называла ее своим даром, и все. Потом она разбудила меня и заставила рассказать Джорису, что произошло со мной, и поквиталась со мной – заснула на мешке, прямо лицом в мокриц. После этого Джорис рассказал мне очень много всякого про божественные добродетели своего исполина Констама, и я тоже снова заснул.

Должно быть, мы все заснули и проснулись, когда в нашу железную крышу кто-то заколотил и заорал командирским голосом:

– Эй, вы, там! Потушите свет! Вот-вот объявят утреннее наступление!

Все мы повели себя по-разному – наверное, каждый в соответствии со своим складом характера. Джорис не успел толком проснуться, как уже вскочил и послушно задул фонарь. Я проснулся и рявкнул: «Есть, сэр! Виноват, сэр!», уповая на то, что мой голос похож на солдатский. Хелен не сделала ничего – только проснулась и сердито поглядела на нас.

– Чтоб такого больше не было, – сказал голос. Должно быть, это был офицер. И он ушел, не заглянув к нам. Большая удача.

Мы сидели в темноте и слушали грохот. Да, наверху шло наступление, и еще как. Если бы нас не разбудил офицер, мы проснулись бы от шума. От него болели уши. Земля в нашей яме вся дрожала. Было такое чувство, будто все ружья снаружи палят одновременно и безостановочно. По нашей крыше то и дело топотали сапоги – вдобавок к грохоту, – а один раз вроде бы проехала та махина. Снизу казалось, что точно она. Наконец, когда в щелях между кусками мешковины проступил довольно яркий дневной свет, шум и грохот отдалились и стихли. Настал небывалый покой. Мы даже услышали птичью песню.

Хелен сказала:

– Меня тошнит от этого мира! Долго нам тут торчать?

– Прилично, – кисло отозвался я. – По ощущениям, месяца два.

– Как это? – спросил Джорис.

Я ему объяснил, что Границы зовут нас, когда кто-то из Тех, кто играет в мире, где ты находишься, делает ход, и что обычно заранее приблизительно понятно, когда это будет.

– Да, ясно, – сказал Джорис. – Так Они перемещают нас, чтобы не дать вступить в игру. Но ведь мы можем, если захотим, прямо сейчас вернуться на Границу и попробовать перейти в другой мир, где нам будет лучше.

– Что, правда? – спросил я.

Я думал, так нельзя.

– А почему бы и нет? – сказала Хелен. – Мы не обязаны следовать Их правилам.

– Нет-нет, – сказал Джорис. – Я имел в виду, что это, по-моему, вообще не правило. Они мне не говорили, что мне нельзя переходить Границу в любой момент, когда захочется. Они сказали: «Тебе разрешается ходить по Цепям скитальцев сколько угодно», так, словно я и правда могу это делать. В моем мире через Границы можно ходить когда хочешь.

– При условии, что ты следуешь вдоль Цепей, – уточнила Хелен. – Ну да, почему бы и нет? Такова природа портала.

Нет, правда, Хелен и Джорис знали о Цепях и Границах столько, что я почувствовал себя полным неучем.

– А откуда мы узнаем, где Граница, если она нас не позовет? – возразил я. – Границы обычно не размечены.

– Кстати, об этом, – сказал Джорис – он всегда так говорил перед тем, как достать что-то из-за пазухи своего белого кожаного колета. – Кстати, об этом: у меня есть инструмент, который нам все покажет.

– Может, еще белого кролика оттуда достанешь заодно?

Я собирался съязвить, но, кажется, не получилось. У меня вмиг загремело в ушах от надежды. Если это так, значит я могу попасть куда захочу. Я могу пронестись по мирам, как демон Джориса, и очутиться Дома. Сейчас. Скоро. Сегодня!

Джорис понял шутку и засмеялся. Вот в чем беда с Джорисом. Он славный. Как ни упирайся, а в конце концов его полюбишь. Даже если то и дело возникает желание схватить его и трясти, пока голова не отвалится.

Мы тут же двинулись в путь, не дожидаясь, когда война разразится снова. Когда мы вылезли из землянки, моргая от яркого света, кругом не было ничего, кроме грязи и мусора. Исчезли и кусты, и почти вся трава. Везде только колеи, свежие воронки и разбросанные ошметки. Среди разбросанных ошметков была полуоткрытая болотного цвета сумка, из которой высыпались пакеты с солдатскими сухими пайками. Я их подобрал, пока Джорис нацеливал в разные стороны свой инструмент, похожий на будильник, и искал Цепь. После этого я схватился за мешковатый белый рукав Джориса, а Хелен – за мой темно-красный. Мы не хотели потерять друг друга.

– Нашел! – воскликнул Джорис.

Стрелка его будильника встрепенулась и задрожала. Мы пошли туда, куда она указывала, – кучкой, наступая друг другу на пятки, – и очутились на грязном пятачке, ничем не отличавшемся от остального поля боя, но там стрелка принялась крутиться.

– Граница, – сказал Джорис.

Мы прошли еще шажок-другой.

Когда переходишь Границу добровольно, тебя даже не дергает. Просто оказываешься в другом мире. Большая удача, что там шел дождь. Иначе мы и не заметили бы разницы. Опять поле боя, точно такое же, грязь, колеи, ошметки и все прочее. Я подобрал там еще одну сумку с пайками, но они все промокли. Вдали стрекотали ружья.

– Я тут не останусь, – заявила Хелен.

Мы битый час искали приличный мир, где можно было бы сесть и поесть. Почти все это время ушло на хождение по изуродованным войной полям в поисках очередной Границы, чтобы двинуться дальше. Дело в том, как объяснил мне Джорис, что раз мы не демоны, то не можем переходить прямо из одного мира в другой. Границы откроются, только если подойти к ним по Цепям. Вот нам и приходилось обходить все разоренные пейзажи, пока инструмент Джориса не говорил, что мы нащупали Цепь. Потом мы по Цепи шли к границе – и все повторялось.

Должно быть, мы попали в какую-то последовательность миров, где шла война. Их было штук восемь подряд, и во всех только что отгремела битва. Мы решили, что Те, кто в них играет, затеяли состязание, у кого война получится гнуснее. Я уже собирался присудить первый приз Тем, кто разрушил город, руины которого мы видели примерно в пятом мире. Это произошло с неделю назад, и повсюду еще валялись трупы. Но это мы еще восьмой мир не видели. Приз достался ему. Это была пустыня – пустыня по большей части из пепла и осколков кирпича, но временами попадались участки, где все сплавилось в стекловидную массу с потеками по краям. Там, похоже, ничего живого не осталось.

Как только мы туда попали, будильник Джориса громко затикал. Как будто кто-то щелкал языком – «тц-тц, тц-тц». Я подумал, что он уловил суть. Джорис при этом звуке так и подскочил и перевернул будильник. На обратной стороне дергалась другая стрелка – «дерг-дерг» на каждое «тц-тц». Джорис поспешно сравнил будильник с другими часами, которые носил на запястье.

– Мне это не нравится, – сказал он. – Здесь все пронизано демоническими лучами, а демонов нет.

Хелен убрала волосы за уши, чтобы поглядеть сначала на щелкающую стрелку, а потом – на ровный слой кирпичной крошки со стеклянными пятнами. Она знала в этом толк. Я же говорил, из какого мира она родом.

– Мы называем их «лучи смерти», – сказала она. – Или «радиация». Есть такое оружие, которое их делает. Надо поскорее уносить ноги. Излучение сильное?

– Довольно-таки, – ответил Джорис. – У нас минут пять, не больше.

Мы неуклюже завертелись хороводом на хрусткой кирпичной крошке, нащупывая Цепь. У нас ушло полминуты, но нам показалось, что несколько часов. Когда мы топали вереницей вдоль Цепи, держась друг за дружку, Джорис пропыхтел, что эти лучи, или как их там, обрекают обычных людей на медленную мучительную смерть. А поскольку мы скитальцы, мучиться нам предстояло очень долго. Я всерьез испугался.

Это был единственный мир, где Джорис не болтал про своего Констама. Но стоило нам перебраться в следующий мир, как он снова завел свое:

– Констам никогда не подпускает меня к демоническим лучам. Стоит ему их засечь, он сразу велит мне вернуться и ждать. Я и не знал, что при этом ничего не чувствуешь. Констам мне не говорил.

К этому времени я перестал слушать. Как слышал «Констам», так отключал уши. Но ответ Хелен я услышал:

– Да, ничего не чувствуешь. Они прошивают тебя насквозь. Персты Уквара считали, что мой дар из-за них.

Потом Джорис опять заговорил про Констама, и уши у меня отключились.

Я стоял себе и тайком от всех трепетал от восхищения. Мир, где мы очутились, был зеленый и совсем нетронутый. Кругом слышалось жужжание, гудение и щебет, а издалека доносился низкий гул. Перед лицом у меня пролетела белая бабочка. Воздух был не самый свежий, знавал я и почище, но я не мог им надышаться. Ведь он почти наверняка был не смертельный. И я понял, что самым худшим в этом пустынном мире была тишина. Полная мертвая тишина. Когда в мире есть хоть кто-то живой, такой тишины не добьешься.

Я огляделся. В этом мире стоял славный теплый денек, небо было нежно-голубое, и в нем проплывали пушистые белые облачка. Мы очутились в просторном поле, где там и сям красовались огородики. Во всех огородиках рос один и тот же набор, только в разном порядке, – куда ни посмотри, увидишь ряды крупной голубоватой капусты, шеренги палочек, покрытых ярко-красными цветками фасоли, и грядки светло-зеленого салата. У каждого огородика стояла неряшливая лачужка. Сначала я подумал, что это, наверное, совсем нищий мир, раз здешние жители ютятся в таких лачужках, но, присмотревшись, я понял, что все лачужки пусты. Возле огородов, похоже, не было ни души.

– Давайте сядем и перекусим, – предложил я. При этом я перебил Джориса, который как раз говорил что-то про Констама, но если его не перебьешь, он не даст и слова вставить. К этому времени мы с Хелен уже привыкли перебивать Джориса.

– Хочу салата, – сказала Хелен.

– Ага, а вон видна редиска, – сказал я.

Наверное, мы не очень красиво поступили. Но мы с Хелен уже тогда поняли, что, поскольку Джорис раб, он решит, что его долг – пойти и нарвать нам чужих овощей. Так он и сделал. Мы с Хелен сидели на лужайке возле одной из лачужек, отбирали все, что годилось в пищу, из моих болотно-зеленых сумок, а размокшие или растоптанные пайки откладывали в сторону и глядели, как Джорис, чистенький, беленький, старательный, рыщет по вскопанным грядкам и прилежно дергает редиску.

– А ведь он, наверное, в конце концов заметит, что он больше не раб, – сказал я.

– Такими темпами – лет через сто, не раньше, – отозвалась Хелен. – Если он еще раз заговорит про своего гиганта Констама, я его укушу. Не смогу сдержаться.

– Дело не только в разговорах, – сказал я. – Меня раздражает, какой этот Констам весь из себя непогрешимый. Так не бывает. Не может быть, чтобы человек был такой высокий, такой храбрый, такой сильный, такой заботливый и все прочее сразу!

При этих словах у меня в памяти всплыла картина: тот, что прикован к скале. А ведь он и вправду был огромного роста, и, вообще-то, я приписывал ему все остальные достоинства, которыми Джорис наделял Констама. Я сразу пожалел, что подумал про него. Каждый раз расстраивался.

– Ну, видишь ли, Констам – он же Верховный Бог, – сказала Хелен.

– Я один раз… – начал я.

Но тут к нам заторопился исполнительный Джорис с таким видом, что, будь у него хвост, он бы им вилял. Он принес большой нарядный кочан салата, пучок зеленого лука, редиску и несколько маленьких розоватых морковок. Поэтому я опять не рассказал Хелен про того, кто прикован к скале. Большая удача, что не рассказал.

– Красота! – сказал я Джорису.

Прямо чувствовалась, что ему нужна похвала – как собаке. Когда я это сказал, Джорис просиял, и я от злости добавил вредным голосом:

– Все самое лучшее для молодых господ!

Лицо у Джориса сразу стало оскорбленное, бледное, в темных веснушках. Он бережно положил овощи рядом с сухими пайками и процедил:

– Я вам не раб. Я принадлежу Констаму.

– Да знаю я, дурачок! – Мне стало тошно. – Неужели ты не можешь уразуметь, что ты больше ничей, даже не Констама?!

– Я это понимаю, – сказал Джорис.

– Тогда…

– Но я дал себе зарок никогда не забывать, что Констам сделал для меня, – договорил Джорис.

Что тут скажешь? Пока мы ели, я, чтобы возместить ущерб, не стал отключать уши, а слушал, что Джорис рассказывает про Констама. Хотя бы так извинюсь перед ним, думал я. Хелен закрылась волосами и собирала гусениц. По-моему, она его не слушала. На этот раз Джорис рассказывал про семейство Констама – про Ханов.