Текст книги "Фантастические создания (сборник)"

Е. Лили Ю
Осы-картографы и пчелы-анархисты
^{Пер. М. Тогобецкой}

Я держу пчел.

Ну, во всяком случае, в моем саду семь ульев с пчелами (да, мед великолепен, и да, меня жалят, но не очень часто).

Самое удивительное в этом рассказе то, что изложенная в нем история отношений пчел и ос вполне достоверна (Е. Лили Ю знает своих пчел) – и при этом сверхъестественна. Лили получила премию Джона Кэмпбелла в номинации «Лучший молодой автор». Кроме того, она поет в лифтах.

В этом рассказе мы встретим ос Йивея, делающих карты, и колонию пчел, которых осы считают своими рабами.

* * *

С давних времен – таких давних, что уже и не упомнит никто, – по всей деревеньке Йивей, в орхидеях и под карнизами, висели бумажные шары цвета глины, в которых гудели и жужжали осы. Много лет жители деревни поддерживали неустойчивый мир в этом соседстве, упражняясь в несравненном такте и бдительности. Но этому пришел конец в тот день, когда один мальчик, копаясь в прибрежном песке, нашел камень, который показался ему очень подходящим. С таким камнем, думал он, вполне можно рассчитывать на успех в битве с воробьем. Воробьев вокруг было не видно, но неподалеку призывно и низко висел бумажный шар. Мальчик подумал с минуту, склонив голову, а потом прицелился и швырнул камень.

Немного позже, натерев сына мазями и утешив его, мать поливала упавшее гнездо кипятком до тех пор, пока все ошпаренные осы не погибли. Тогда и обнаружилось, что если осиное гнездо опустить в горячую воду, то оно развернется в превосходной точности карту далеких и близких областей, нарисованных растительными красителями и подписанных на чистом китайском языке (в чем можно было убедиться, вооружившись микроскопом).

Последовавшее за этим открытием нашествие на осиные гнезда людей в защитных масках и с чайниками, полными кипящей воды, вскоре сократило процветающую популяцию ос до жалкой горсточки. Под предводительством последней Осы-основательницы выжившие особи вылепили новое гнездо в форме бумажной лодки, нагрузили его падалицами абрикосов и прессованной пыльцой и спустили на реку. Коровы и человеческие дети провожали их, когда они сплавлялись вниз по течению, тоненько и воинственно жужжа морские песни.

Наконец в сорока милях к югу их судно напоролось на торчащий сук и потонуло. Но из отважных путешественников лишь один погиб при эвакуации – остатки абрикоса оказались слишком тяжелыми, и он не смог выбраться из-под них.

Остальные собрались на пне и огляделись.

– Это хорошее место для лагеря, – сказала Основательница своим мягким сопрано, изучая первые грубые карты, принесенные разведчиками. – Здесь множество гусениц, дубов для изготовления чернил, плодоносной ежевики – и никаких признаков других ос. А на раздваивающемся дереве в двух милях отсюда расположен улей диких пчел. Когда мы устроимся, то, конечно, отправим делегацию собрать дань.

– Мы не повторим прежних ошибок! – продолжила она вдохновенно. – Мы раса исследователей и ученых, картографов и философов, а отдых и безделье – это смерть. Когда мы устроимся здесь, то начнем расширяться!

Постройка бумажных яслей заняла две недели, еще месяц ушел на реконструкцию Великой библиотеки и восстановление картотеки – в нее заносилось то, что старейшие картографы могли вспомнить из своих утраченных карт.

Разумеется, их деятельность не могла остаться незамеченной.

Посол пчелиного роя прибыл с ультиматумом – и был незамедлительно казнен: его крылья стали витражным окном в зале совещаний, а его жало было возвращено в улей в бумажном конверте. Следующий посол никаких ультиматумов не приносил, а прибыл с предложением поделить пчелиное королевство между двумя правительствами, сохраняя за пчелами права на пыльцу и воду. «Как признание заведомых прав свободных особей на природные ресурсы общественной территории», – неуверенно прожужжал он.

Осы из совета были снисходительны – они лишили его только кончика жала. И он прожил как раз достаточно, чтобы доставить в улей свое сообщение.

Третий посол прибыл с шариком воска на кончике жала и был принят куда дружелюбнее.

– Вы же понимаете, что мы не беженцы, желающие признания формального земельного правления, – сказала Оса-основательница, пока слуги подавали им нектар в бумажных рожках, – а также не ведем с вами переговоры на равных. Это ваши предшественники так думали – и они ошибались.

– Я надеюсь, что справлюсь лучше, – натянуто сказала пчела-дипломат. Она была старше других, и волоски на ее тельце были уже жидкими и полинявшими.

– Я тоже на это надеюсь.

– В отличие от них у меня есть официальные полномочия говорить от лица улья. У вас есть предложения к нам – это достаточно ясно. Мы готовы слушать.

– Что ж, хорошо. – Оса-основательница осушила свой рожок и взяла следующий. – Ваше сообщество древнее и обладает высокой культурой, несмотря на леность вашего правителя; впрочем, эту леность мы считаем скорее расовой, нежели персональной склонностью. У вас есть законы и народные танцы, математика и принципы, которые мы, конечно, уважаем.

– Ваши условия, пожалуйста.

Оса-основательница улыбнулась:

– Поскольку в здешних краях имеется достаточная популяция моли тусса, которую мы предпочитаем для разведения, у нас нет нужды в чем-то столь недемократичном, как рабство. Если вы воздержитесь от мятежей, то сможете сохранить собственное правление. Но мы будем забирать пятую часть ваших запасов в обычный год, десятую – в засушливый. И каждую сотую личинку.

– В качестве еды? – Антенны пчелы-посла задрожали от сдерживаемого отвращения.

– Только если еда в дефиците. А в мирное время они будут выращены среди нас, обучены нашему укладу жизни и искусству, чтобы служить чиновниками среди вас. Это в ваших же интересах, вы позже в этом убедитесь.

Пчела-посол помолчала мгновение, глядя в пространство перед собой. Потом задумчиво произнесла:

– Десятую часть в хороший год…

– Наши условия, – перебила Оса-основательница, – не подлежат обсуждению.

Стражники поменялись местами, демонстративно бренча пластинами своих доспехов и сверкая кончиками своих жал.

– У меня нет выбора, не так ли?

– Есть. Вы можете выбирать между порабощением и сотрудничеством, – сказала Оса-основательница. – Я имею в виду – ваш улей. Вы лично, конечно же, можете выбрать что-то еще, но у них десятки тысяч вам на замену.

Пчела-посол склонила голову.

– Я стара, – сказала она. – Я служила улью всю жизнь, всеми доступными мне средствами. Я предана своему улью и сделаю то, что для него будет лучше.

– Это радостно слышать.

– Я прошу вас – я умоляю вас! – подождать всего три или четыре дня, прежде чем вы начнете действовать согласно вашим намерениям. К тому времени я буду мертва и не увижу, как мои сестры становятся рабами.

Оса-основательница с щелчком свела лапки:

– У вас принято откладывать насущные дела на потом? У нас такое не приветствуется. Вы обязательно удостоитесь чести увидеть, как мы вознесем ваших сестер на такие моральные и технологические высоты, которых вы не могли и представить.

Пчела-посол вздрогнула.

– Возвращайтесь к своей Королеве, дорогая, и передайте благую весть.

Сообщение вызвало кризис конституционной монархии. В шестом районе даже разгорелся бунт, и, прежде чем он был жестоко подавлен, восставшие успели уничтожить королевские воскодельни и повалить монументы из мышиных костей. Королеву пришлось успокаивать большими дозами желе, после того как она разрыдалась на груди своего премьер-министра.

– Ваше Величество, – сказал один из министров. – Это не ваша забота, прошу вас, успокойтесь.

– Это мои дети! – возразила она, всхлипывая. – Вы бы тоже им сочувствовали, будь вы матерью!

– К счастью, я не мать, так что перейдем к делам.

– О войне не может быть и речи, – сказал другой министр. – Их силы нас намного превосходят.

– Но наше численное преимущество триста к одному!

– Они опытные воины – не менее шестидесяти наших бойцов погибнут за одного чужого. Возможно, нам удастся их прогнать, но ценой потери большей части населения улья и даже, возможно, Королевы…

Королева вновь громко разрыдалась, и ее опять пришлось умывать и успокаивать.

– Так у нас есть хоть какие-то варианты?!

Ответом на этот вопрос была тишина.

– Что ж, очень хорошо.

Осиное руководство развесило вокруг улья условия взаимоотношений на маленьких бумажных табличках, вдавленных в воск и прополис. Поскольку бумага и чернила для пчел были в новинку, они терлись вокруг них, трогая и пробуя на вкус законы, пока бумага не развалилась на кусочки. Отправленные наблюдать и охранять указы осы не очень обрадовались этому – погибли несколько мирных жителей, прежде чем удалось выяснить, что пчелы не читают на языке йивей.

Тогда химикам из улья поручили смешать феромоны и создать чернила, которыми можно закодировать условия договора. Их нанесли на бумагу, чтобы оба вида могли изучить их и уразуметь отношения двух государств.

До осиного вторжения жизнь в улье была оживленной и насыщенной, все его обитатели много трудились, но были в целом довольны, а теперь пчел охватило отчаяние. Ни на что, кроме работы, времени не оставалось, ведь нужно было собирать достаточно нектара и для улья, и для осиного гнезда. Улетая все дальше и дальше от дома в поисках нектара, пчелы перестали петь. И танцевали они теперь, сообщая о своих находках, мрачно и безрадостно. Даже Королева исхудала и была измучена необходимостью увеличивать численность потомства, и некоторые министры, разбиравшиеся в подобных делах, начали кормить королевским желе самую сильную личинку – на всякий случай.

Тем временем осы отъедались и набирали силу. Целая экспедиция филологов, картографов, ботаников и солдат отправилась по реке в маленьком плавучем гнезде, законопаченном пчелиным воском и нагруженном сотами в качестве провианта, чтобы составить карты неизведанных южных земель. Вернувшиеся принесли восхитительные карты, где синими и фиолетовыми чернилами были обозначены города, а также фермы и популяции других ос. После тщательного изучения Осой-основательницей и ее генералами эти карты были аккуратно убраны в архивы Великой библиотеки – до планируемого выдвижения на юг в следующем году.

Усыновленных личинок пчел осы сначала собирались обучать клерикальным наукам, но, когда было установлено, что их можно научить грамоте, решено было использовать их в некоторых разведочных миссиях. Самые выдающиеся ученики, одаренные в тригонометрии и геометрии, обучались вместе с осиными картографами – и многие из них зарекомендовали себя ценными помощниками. Они привыкали не замечать толстых зеленых гусениц на серебряных цепях или мертвых пчел, шедших на корм осиному помету. Так было легче.

Когда умерла старая Королева, они не скорбели.

Началом катастрофы стало то, что одна из выученных на помощника картографа пчела оказалась анархистом.

Возможно, это произошло из-за слишком сильного политического давления на улей, а возможно – по чистой случайности; как бы то ни было, эта мутация оказалась жизнеспособна. Пчела-анархистка спрятала приличное количество своих яиц в пчелином воске и осиной бумаге между отделениями в библиотеке и втайне кормила личинок молоком и хлебом. Своим сыновьям, лежавшим в шелковых закрытых люльках – а они все были сыновьями! – она нашептывала принципы, которые разработала, рассчитывая траектории полетов и азимуты: что не должно быть ни Королевы, ни государства и что, как в осином гнезде, мужчины должны трудиться и приносить пользу наравне с женщинами. В своем сне и медленной трансформации они слушали ее наставления и инструкции, а потом, когда прогрызли путь наружу из своих ячеек и из осиного гнезда, они добрались до пчелиного улья.

Нанесенный осиному гнезду вред, конечно, в конце концов был обнаружен, но к тому времени пчела-анархистка уже умерла от старости. «Она выполняла свою работу безукоризненно, – вздохнул ее наставник, глядя на сделанные ею филигранные надписи на картах, – но талантливые особи часто бывают склонны к психическим отклонениям, не так ли?» Он похоронил в ворчанье и трудах ставшую для него большим несчастьем и политической помехой любовь к ученице, и никогда больше не брал из улья студентов, проявляющих хоть малейшие признаки одаренности.

Двадцать сыновей пчелы-анархистки совершенно свободно передвигались по всему улью, несмотря на то что их принадлежность к осиному гнезду была очевидна, – все решили, что они либо шпионы, либо прибыли по официальному делу. Когда из своих покоев вышла новая Королева, они незаметно присоединились к другим трутням в брачном танце. Двоим удалось совокупиться с ней. Те выжившие, которым не удалось, потом тихими голосами рассказывали о том, что было сделано во имя высокой цели. Перед смертью они взяли прополис и чернила из дубового орешка и записали на стенах улья историю о первой пчеле-анархистке и ее двадцати сыновьях, используя стенографические значки собственного изобретения.

Поскольку анархизм у пчел передается по наследству, немало дочерей новой Королевы начали подвергать сомнению идею монархии. Двоих из них осы забрали в гнездо и обучили грамоте. Однажды, находясь с визитом в улье, они обнаружили на его стене историю своих предков и, будучи превосходными учеными, быстро расшифровали значки и сделали перевод.

Они разыскали в улье своих сестер – мятежниц в душе – и шепотом делились с ними удивительными знаниями, полученными у ос: астрономией, военной стратегией, устройством мира там, куда не долетела бы ни одна пчела. Пчелы, которых до этого обучали быть только танцовщицами и архитекторами, няньками и фуражирами, были полны нового, прекрасного чувства – даже более восхитительного, чем то, что они испытали, впервые вылетев из улья и подставив свои спинки солнечным лучам.

– Правьте нами, – сказали они двум осиным воспитанницам-анархисткам, но те отказались.

– Идеальному обществу не нужны правители, – ответили они. – Знания и власть должны принадлежать всем. Чтобы создать новую жизнь, мы должны освободиться как от нашего ослабшего правительства, так и от непростительной гегемонии осиных гнезд. Прислушивайтесь ко всему, что можете услышать, и учитесь всему, чему можете научиться, пока мы остаемся здесь. Но будьте готовы.

С незапамятных времен это было первое лето без гудения ос-картографов в Йивее. В садах под деревьями нетронутыми валялись упавшие фрукты, хотя шкурки их лопались от спелости, а дети безнаказанно играли босиком.

Дочь одного из жителей деревни, которая училась в сельскохозяйственном колледже на третьем курсе, вернулась домой на каникулы в конце июля. Она с силой ударила своим единственным чемоданом по воротам, прежде чем открыть их, чтобы разогнать кур, а потом подняла щеколду и чуть повернула вбок – и в тот же момент оказалась в крепких объятиях родных.

Высвободившись и щедро одарив поцелуями брата и родителей, она выслушала новости о событиях, которые пропустила: как коровы умирали, напившись воды из ручья, отравленного пылью от работы каменотесов; как неудержимо падали цены на пшеницу, несмотря на засуху; и как ее братец, вот же маленький дурачок, швырнул камнем в осиное гнездо и поплатился за это – все лицо у него потом долго было в красных вспухших шишках. Одна из самых подробных осиных карт попала в столицу, рассказали ей, и в деревню прибыл какой-то важный чиновник на блестящей черной машине. Но из-за того, что все осы погибли, он не смог ничего выяснить и вынужден был доложить, что все это не иначе как чья-то неумная шутка, фокус или чудо. Дальнейших расследований не проводилось.

Брат с гордостью продемонстрировал ей несколько хрупких обваренных ос, которых хранил в стеклянной банке вместе с одной из маленьких карт. Девушка щекотала брата, пока тот не отказался от своих трофеев, и пообещала ему взамен целую корзину персиков. Некоторое время она напряженно размышляла, а потом, к вящей тревоге своей семьи, написала срочное письмо в Академию наук, собрала в рюкзак свои вещи, взяла и немного денег. Если удастся найти еще хотя бы одно гнездо ос, сказала она, это принесет им целое состояние, а ее имени – славу. Но только все нужно делать очень быстро.

На следующее утро, когда небо было еще фиолетовым и даже петухи не подавали никаких признаков жизни, она запрыгнула на свой старый велосипед и покатила вперед по пыльной дороге.

Пчелы не летают по ночам и не лгут друг другу, но анархисты научились у ос и тому и другому.

Теплым ясным вечером они наконец покинули улей, полетев на запад маленьким плотным облачком. Вокруг них то усиливались, то затихали голоса летних насекомых, чарующие и волнующие душу. В нескольких милях на запад от старого улья и осиного гнезда, в старом, расщепленном молнией вязе, анархисты прятали краденый мед, запакованный в воск и бумагу. Они заночевали там, в ячейках чисто-белого воска, и утром проснулись, чтобы начать строить свой город.

Главной задачей новой колонии было отложить и надежно укрыть яйца, к чему приступило множество рабочих, а также заготовить провизию на зиму. Один из анархистов принес во рту яйцо старой Королевы, из которого успешно вывели новую. Некоронованная и беззаботная, она наравне со всеми тоже клала строительный раствор и воск, жевала дерево для создания бумаги и обмахивала кладовые крыльями.

Анархисты работали тайно, но быстро, даже трутни наравне с рабочими пчелами, потому что медный привкус осени уже ощущался в воздухе. Никто из них никогда еще не видел зимы, но генетическая память не давала им покоя, и, несмотря на теплое, пока еще летнее солнце, они чувствовали надвигающуюся тьму.

Цветы в полях постепенно увядали. Каждый день анархисты пополняли свою казну теплым золотом и поднимали белые стены выше. С каждым днем воздух и трава становились немного суше. Пчелы-анархисты пели за работой – иногда баллады из старого улья, иногда гимны своего собственного сочинения – и были по-настоящему счастливы.

Неожиданно быстро листья приобрели огненный цвет и слетели с деревьев, и тогда не стало больше цветов. Анархисты закрыли плотнее крышку последней кадки с медом и стали гадать, что будет.

В четырех милях от них, при первом прикосновении холода, осы наглухо законопатили свои бумажные двери и улеглись плотным кольцом вокруг Осы-основательницы – спать. А пчелы в обоих ульях не спали и ежились, пытаясь согреться трепетом крыльев.

Анархисты тихо жужжали, успокаивая друг друга:

– После нас будут другие. И они оставят свое потомство.

– Мы – это только начало.

– Будут следующие.

Снаружи тихо падал снег.

Снега было по щиколотку, и река замерзла, когда девушка из Йивея забралась вверх по пустым ветвям дуба и сорвала бумажный осиный замок. Осы, сонные от холода, зажужжали, но не всполошились. Солдатам в казармах снился неизведанный юг, битвы в диковинных городах среди диковинных жителей, а разведчикам снились замороженные трупы умерших от голода оленей. Картографам снились все изменения, которые зима могла внести в ландшафт, отклонившиеся от привычного устья речушки и упавшие деревья, которые нужно будет нанести на карты. Они все спали и ничего не почувствовали: ни того, как их довольно грубо сунули в плотный мешок, ни того, как хрустнули на замерзшей дороге шины велосипеда.

Она потратила недели, бродя по округе, расспрашивая пчеловодов и деревенских детей, вглядываясь в деревья и ульи, прежде чем нашла последних ос из Йивея. Потом ей пришлось дождаться зимы и холода, который вогнал ос в анабиоз. А теперь, оказавшись в тепле своей комнаты, она развернула мягкие страницы гнезда и, роясь в куче сонных сверкающих ос, наконец нашла саму Осу-основательницу, которая спросонок нетвердо стояла на ногах.

Отогревшись, она даст жизнь новым основательницам среди абрикосовых деревьев деревни.

Девушка получила письма, свидетельствовавшие о большом спросе на этих ос в столице, в особенности у армейских генералов и руководителей научных исследований. Годы спустя деревня Йивей прославится своими изящно нарисованными картами, с подписями столь мелкими, что они почти не видны, а вовсе не своими ячменем и овсом или бархатными персиками и сахарными грушами.

Проснувшись весной, старый улей обнаружил, что осы исчезли – как днем растворяется ночной кошмар. В это было трудно поверить, но, когда не удалось обнаружить даже малейшего клочка осиной бумаги, весь улей запел от радости. Даже Королева, которую с детства воспитывали в уважении к осам и к условиям ее правления и которая, возможно, испытывала к осам больше симпатии, чем должна была, прочистила горло и вывела трель или две. Если она и не пела так же громко и радостно, как остальные, то мало кто это заметил, да и зима все-таки была трудной.

Карты исчезли вместе с осами.

Их решили больше не делать. Те, кто учился среди ос, начали составлять меморандум и готовить первые независимые от Королевы и совета постановления. Чтобы защититься от будущих вторжений, было решено, что пчелиные отряды будут летать к границам земель и приносить домой доклады о том, что обнаружат.

Один из этих патрулей и обнаружил маленький улей в расщепленном вязе. Лежавшие в нем пчелы были мертвыми и хрупкими, Королеву среди них опознать не удалось. На складе не осталось ни следа меда; даже темный воск его стен был обглодан, даже ячейки с пометом были начисто вылизаны.

Но в последних нетронутых шестиугольниках разведчики нашли свернутые и запечатанные воском исписанные небрежным и не слишком разборчивым почерком страницы – это были слова революции.

Разведчики читали молча.

А потом…

– Пиши, – сказала одна пчела-разведчик другой.

И та начала писать.