Текст книги "Женщина, которой я хотела стать"

В ночь, когда мы вернулись, мне позвонил Ханс Мюллер: моя мама была в тяжелом состоянии. Мне надо было срочно вылетать в Швейцарию, и я помчалась туда первым же рейсом. Следующие несколько недель были очень тяжелыми. Я провела их в психиатрическом отделении больницы, где лежала мама, и ухаживала за ней, глядя на то, как она борется со своими внутренними демонами. Вернувшись в Нью-Йорк, я поняла, что не могу жить как раньше. Я не находила себе места в своей собственной жизни, где мне все доставалось на блюдечке с голубой каемочкой. Барри заботился обо мне как мог, но я будто выбилась из колеи. Увидеть свою мать в таком тяжелом состоянии, пережить вместе с ней ужасы ее прошлого – все это сказалось на моем состоянии. Мне надо сбежать от бешеного темпа и излишеств своей жизни. Я взяла детей и улетела так далеко, как только могла: на остров Бали.

* * *

«Сделай свое дело, затем отойди назад. Это единственный путь к безмятежности», – написал китайский философ Лао Цзы в шестом веке до нашей эры. Летом 1980 года я отошла как можно дальше – в свой первый день на острове я прошла восемь километров по прекрасному умиротворяющему балийскому пляжу и встретила там рассвет. Мне надо было сбежать от Нью-Йорка, Барри, Ричарда, успеха. В то утро, около пяти часов, я случайно встретила Пауло – красивого бородатого бразильца с длинными кудрявыми волосами, который жил на пляже в доме из бамбука и не носил обувь уже десять лет. Мне казалось, что я убежала от всего далеко-далеко и моя жизнь снова приняла новый оборот. Паоло восхитительно пах – смесью из ароматов цветов плюмерии, которыми был украшен его дом, и гвоздики от сигарет «Гудам Гаранг», которые он курил. Он занимался коллекционированием и продажей тканей, говорил по-индонезийски и провез нас с детьми по всем храмам и таинственным местам острова. Все начиналось как курортный роман, как способ забыть ужасные недели, проведенные с больной матерью, – еще один побег от реальности. Но он перерос в нечто большее, и, оглядываясь назад, я понимаю, что это было ошибкой.

Я полностью и безоговорочно потеряла голову от всего, что было связано с Бали, включая Пауло. У меня не было ни мыслей, ни фантазий насчет нашего совместного будущего – меня влек манящий дух неизведанного. В Нью-Йорке меня ждал Барри. В его взгляде были любовь и печаль, когда он пытался заглянуть мне в душу, чтобы понять, что произошло. Он знал, что что-то изменилось. Я понимала, что поступаю ужасно, но здравый смысл отступил под натиском бури эмоций.

Когда Барри съехал и с нами в Нью-Йорке стал жить Пауло, дети были не в восторге. Моя мать тоже. Что я делаю? Неужели я и правда влюбилась в этого «маугли» и готова отказаться от Барри, который был от меня без ума? Никто не мог поверить в происходящее. Я стояла на своем. Я была влюблена не столько в Пауло, сколько в возможность разрушить сложившийся уклад своей жизни с помощью этой новой любви.

Первое официальное знакомство Пауло с нью-йоркским светским обществом состоялось на ужине, который я устроила в своей квартире на 5-й авеню для Дианы Вриланд по случаю выхода ее книги «Шарм». Он появился перед гостями босым, в шелковой рубашке, надетой поверх традиционного саронга из иката с острова Купанг. Это вызвало изумление на лицах собравшихся, но мне было все равно. Честно говоря, я даже получала от этого удовольствие. Моей целью была провокация, и я жаждала острых впечатлений.

А еще Пауло постоянно напоминал мне о Бали, этом магическом острове, который так вдохновил меня своей красотой, тканями, красками. Я даже создала линию декоративной косметики под названием «Богиня заката». Я воображала, будто я и есть эта богиня, и посвятила своему новому мужчине парфюм Volcan d’Amour («Вулкан любви»). Дом в Коннектикуте скоро заполнился индонезийскими тканями и побрякушками, а вдоль реки я расставила яркие флаги, которые там стоят по сей день.

Одни изменения повлекли за собой другие: я забрала детей из нью-йоркской школы, и они стали жить в Cloudwalk постоянно. В городе меня не покидало чувство опасности. Обезумевший поклонник убил Джона Леннона на пороге его дома в декабре 1980 года, и я не могла отогнать от себя мысли об одиннадцатилетней дочери Кельвина Кляйна Марси, которую похитили и за которую требовали выкуп. К счастью, она не пострадала и ее отпустили, но моя тревога не отступала. Александру было одиннадцать, Татьяне – десять. Они уже были не в том возрасте, чтобы отводить их в школу за руку, и все же слишком юны, чтобы отдаться соблазнам городской жизни и псевдоискушенности некоторых их городских друзей. Я хотела, чтобы они обрели связь с природой, учились, не отвлекаясь на постоянные нью-йоркские заботы и дела, и развивали свой внутренний мир и воображение. К своему удивлению, я осознала, что в моих периодах детской скуки в Бельгии была своя ценность.

А еще этот переезд нужен был мне. Я потеряла интерес к образу бизнес-леди с сумасшедшим графиком и хотела проводить больше времени со своими детьми и своим мужчиной. Это был очередной порыв, но он был абсолютно искренним. Я уезжала в Нью-Йорк во вторник утром и возвращалась в Cloudwalk в четверг вечером. Пауло занимался строительством нового сарая, а дети ходили в частную школу Rumsey Hall недалеко от дома.

Моя смена имиджа коснулась и одежды. Я перестала носить собственные платья, впрочем, их дизайном в то время занимались держатели лицензий, и стала носить только саронги. Потом я сняла свои сексуальные туфли на высоких каблуках, летом сменив их на сандалии, а зимой – на ботинки. Я носила экзотические ювелирные украшения и перестала выпрямлять волосы, часто вплетая в них живые цветы. Когда появлялась возможность, мы с Пауло ездили в его бамбуковый дом на Бали и часто брали с собой детей.

Оглядываясь на свое прошлое, я нахожу забавным то, как я меняла свои предпочтения, подстраиваясь под разных мужчин в разные периоды моей жизни. Думаю, большинство женщин умышленно меняют свой характер или хотя бы немного корректируют его в отношениях с мужчинами, особенно на восхитительной стадии флирта. Они вдруг становятся футбольными фанатами, любителями парусного спорта или политики, а затем, когда отношения уже устоялись либо закончились, возвращаются к себе настоящим. И все же никто из тех, кого я знаю, не доходил до таких крайностей, как я.

Мои отношения с Пауло продлились четыре года, и ровно столько же протянул мой гардероб, полный саронгов. «Почему ты не носишь нормальные вещи?» – все время спрашивала у меня мать. Но даже она не могла представить себе, какие метаморфозы произойдут со мной дальше: я бросила Пауло, чтобы стать музой писателя в Париже.

Летом 1984-го, после того как я продала свой косметический бизнес английской фармацевтической компании Beecham, я арендовала лодку, и мы отправились в плавание по греческим островам. Дети тогда были уже подростками, и у них с Пауло были натянутые отношения, поэтому на борту царила тяжелая и неприятная атмосфера. С нами был мой близкий друг бразилец Уго Херейссати, который изначально и натолкнул меня на мысль о поездке на Бали. Я помню, как сказала Уго, когда мы загорали: «Моя жизнь скоро снова изменится». Так и произошло.

Шерстяные юбки. Свитера на пуговках. Туфли на плоской подошве. Вот что составляло основу моего гардероба на протяжении следующих пяти лет. Итальянскому писателю и журналисту Алену Элканну не нравилась соблазнительная одежда, которую я тогда только начала делать, так что в очередной раз мне пришлось изменить себе ради любви. Я вздрагивала всякий раз, когда видела в зеркале свой новый образ.

Я встретила Алена в Нью-Йорке, на празднике, который устроила Бьянка Джаггер в честь четырнадцатилетия своей дочери и моей крестницы Джейд. Татьяна и Александр вернулись домой из своих школ-пансионов – она из Англии, он из Массачусетса, и в те выходные мы все были в Нью-Йорке.

Ален был очень привлекательным, и у нас было много общих знакомых, так как раньше он был женат на Маргарите Аньелли, двоюродной сестре Эгона. «Поехали со мной в Париж», – сказал мне Ален вскоре после нашего знакомства. Я решилась не раздумывая. Дети учились в пансионах вдали от дома, и я не могла вынести еще одного дня в Нью-Йорке. Точно так же, как Пауло встретился на моем пути, когда у меня был период рефлексии, связанной с маминым состоянием, я познакомилась с Аленом в 1984 году, в период моего разочарования в Нью-Йорке. Жизнь в Нью-Йорке стала полностью вертеться вокруг денег – телесериалы «Династия» и «Даллас» были хитами, – и после четырех лет, проведенных в уединении с Пауло в Cloudwalk, меня очень привлекала парижская интеллектуальная жизнь. Моя работа перестала увлекать меня. И хоть я работала над созданием нового бизнеса, мое сердце было в другом месте.

Оно было с Аленом, в Париже. Пауло сильно разозлился и вернулся жить в родную Бразилию, а я сняла прекрасную квартиру на улице Сены, с одной стороны выходившую окнами на задний дворик, а с другой – на сад. Мой друг, дизайнер интерьеров Франсуа Катру помог мне обставить ее в стиле богемного шика – с мебелью в стиле ампир и картинами прерафаэлитов из только что проданных апартаментов на 5-й авеню.

Мы с Аленом часто принимали гостей: у нас бывали писатели, художники, дизайнеры, хоть мода для меня тогда и отошла на второй план. Днем Ален работал в издательском доме Mondadori, а по вечерам писал романы. Мой любимый писатель Альберто Моравиа гостил у нас неделями. По утрам он писал, а после полудня мы шли в музеи, кино или в Café de Flore пить горячий шоколад. Мне не верилось, что мы так сдружились.

Моя новая парижская жизнь помогла мне заново открыть для себя свою давнюю страсть к литературе, и я осуществила еще одну свою мечту – устраивала литературные салоны и открыла небольшое издательство Salvy, где на французском языке публиковались такие прекрасные авторы, как Вита Сэквилл-Уэст, Грегор фон Реццори и Брет Истон Эллис.

Во время каникул и праздников мы с Аленом и нашими детьми становились дружной семьей и вели насыщенную жизнь. У них с Маргаритой Аньелли было трое детей: Джон («Джеки»), Лапо и Джиневра. Может быть, потому, что они были родней с моими детьми, мы моментально стали семьей. Все пятеро детей одновременно были с нами только на каникулах и иногда на выходных, но мы наслаждались этим временем по полной. Мы катались на горных лыжах в Гштаде, купались на острове Капри, где мы с Аленом сняли небольшие апартаменты, и плавали по Нилу, исследуя Древний Египет. В остальное время я посвящала себя Алену, став образцовой музой писателя, – слушала написанные им строки и подстраивалась под его постоянно меняющееся настроение. В стильно оформленной квартире, из которой я сделала безупречный дом семьи интеллектуалов, всегда в изобилии были еда и живые цветы. Я всегда знала, что писатели, ведущие богемный образ жизни, неравнодушны к роскоши. Я устроила себе маленький офис на чердаке и ежедневно была на связи со своими сотрудниками из нью-йоркского офиса, которых осталось совсем мало.

Как бы сильно я ни любила свою жизнь в Париже, жить с Аленом бывало непросто. Несмотря на то что я полностью разделяла его образ жизни и интересы, моих он не разделял. В 1986 году я стала одной из восьмидесяти семи иммигрантов, награжденных мэром медалью Свободы за заслуги перед городом Нью-Йорком и США. Для меня это было большой честью, и я хотела полететь в Нью-Йорк на церемонию вручения, чтобы получить награду из рук мэра Эда Коха, но Ален был против, и я не поехала. Вместо меня пошла моя мама.

Оглядываясь назад, я вижу, скольким пожертвовала ради отношений с Аленом. Он хотел, чтобы я отказалась от своей индивидуальности и своего успеха, и я охотно это сделала. Никто меня раньше об этом не просил. Я променяла свою страсть к независимости на то, чтобы стать чьей-то женщиной. Мои дети были поражены. «Мамочка, ты такая бесхарактерная», – говорили они, а я улыбалась. Глубоко в душе я знала, что это не совсем так, но меня прельщала роль преданной музы, и я старательно в нее вживалась.

Скорее всего, все так бы и продолжалось, если бы я не узнала, что Ален завел роман с моей близкой подругой и музой Ива Сен-Лорана, Лулу де ла Фалез. У Лулу было все, от чего я отказалась, – роскошь, работа, успех. Поначалу меня это повергло в шок, я была очень расстроена и обижена, но потом начала все больше осознавать, что в каком-то смысле была виновата в этом сама. Изменив себя, я потеряла те качества, которые изначально привлекли во мне Алена. Я превратилась в тихую, покорную женщину, в которой, как мне казалось, он нуждался, только ради того, чтобы в итоге он завел роман на стороне с такой женщиной, какой я была раньше. Я не из тех, кто готов смириться с унижением: вместо этого предательство вызвало у меня стремление победить. Когда я сказала им, что мне известно об их романе, я вела себя невозмутимо и полагала, что мое спокойное поведение уменьшит соблазн «запретного плода» и в конечном счете разрушит его привлекательность. Я была права. Их роман вскоре закончился, а мы с Аленом пробыли вместе еще немного, но я знала, что скоро для меня настанет время двигаться дальше.

Рассуждая об этом сейчас, могу сказать, что ни на что на свете не променяла бы годы, проведенные с Аленом в Париже, или те, что мы с Пауло провели между Бали и Америкой. Никто не может прожить всю жизнь с одним-единственным, неменяющимся набором личных качеств. Наша природа гораздо сложнее, и на разных этапах жизненного пути наши потребности и желания склонны меняться. Благодаря своему труду я очень рано добилась финансовой независимости, поэтому у меня были недоступная большинству роскошь потакать своим прихотям, а также возможность отказываться от них, когда приходило время.

Паоло подарил мне безмятежность, которая мне была нужна, чтобы восстановиться после маминого срыва, и спасительное убежище от бешеного ритма жизни в Нью-Йорке. Ален подарил мне шанс вернуться в Европу и окунуться в мир культуры и идей, которые мне были так необходимы после отшельничества в Cloudwalk. А еще Ален подарил мне двух чудесных пасынков и падчерицу, которых я очень люблю и с которыми мы остались близки. Джеки теперь уважаемый Джон Элканн, управляющий компанией «Фиат» и ее филиалами, Лапо – очень успешный дизайнер и гениальный маркетолог, а Джиневра – принцесса, мать троих детей, кинопродюсер и директор музея «Пинакотека Джованни и Мареллы Аньелли». Все трое – как родные для Алекса и Татьяны и часть нашей семьи.

Я часто задаюсь вопросом, какой бы женщиной я стала, не экспериментируя с такими совершенно разными стилями жизни, какие были у меня с Пауло и Аленом. Смогла бы я быть с Барри все эти годы? В глубине души мне жаль, что этого не произошло: вместо этого я причиняла ему боль и потеряла годы жизни, которые мы могли бы провести вместе. Но, с другой стороны, я рада. Возможно, именно этот опыт сделал меня лучшей женой и спутницей жизни для Барри. Мне надо было примерить разные версии себя, чтобы узнать, какая мне подходит больше. И на Алене примерка не закончилась.

В 1989 году, когда я уехала из Парижа и вернулась в Нью-Йорк, моя личная жизнь находилась в подвешенном состоянии. Как обычно, Барри был рядом, готовый выслушать и поддержать меня, но в какой-то степени мы потеряли друг друга, и я не хотела снова делать ему больно. Сначала мне надо было обрести себя настоящую, и это было непросто. Я жила между домом Cloudwalk, отелем Carlyle в Нью-Йорке, где сняла апартаменты, и островом Харбор на Багамах, где я помогала своей матери обустроиться в ее маленьком белом домике с голубыми ставнями на пляже с розовым песком.

Я вновь сблизилась со старыми друзьями, пережила несколько коротких увлечений, но была далеко не в восторге от самой себя. Как бы я ни любила проводить время с Барри – мы везде ходили вместе, – я все еще не была готова связать себя обязательствами. Одной из причин тому была моя тайная связь с красивым загадочным талантливым мужчиной, единственным, кто в итоге бросил меня.

Я не собиралась влюбляться в Марка Пепло, как и он в меня, я уверена. Мы с Марком долгое время были друзьями, сценарий к фильму «Последний император», режиссером которого был Бернардо Бертолуччи, он написал в гостевой спальне нашей с Аленом парижской квартиры (фильм получил девять премий «Оскар» в 1988 году, включая награду за лучший адаптированный сценарий). Кроме того, Марк был несвободен – он жил в Лондоне с женщиной, с которой я была знакома, и их двенадцатилетней дочерью. Мне никогда не приходило в голову заводить с ним роман, но однажды он позвонил мне в Нью-Йорк после моего возвращения из Парижа – и вспыхнула страсть.

Все происходило как в кино, в буквальном смысле слова. В детстве я писала стихи и короткие рассказы о любви, и мне всегда казалось, что самое романтичное и увлекательное в отношениях – это встречи украдкой, невысказанные мысли, незаданные вопросы и тайна. Наш роман полностью подходил под это описание. У нас с Марком были прекрасные отношения. Я уважала его интеллект, он был одним из самых красивых мужчин из всех, кого я встречала, и с ним было здорово путешествовать. Вскоре после начала нашего романа он позвал меня приехать к нему на Шри-Ланку, где он занимался поиском локаций для фильма «Победа», который должен был режиссировать. Я только примерно представляла, где находится Шри-Ланка и что это новое название острова Цейлон. Я тут же купила билет на самолет.

Я никогда не забуду наше с Марком путешествие по волшебному острову Серендип[3]3
  Древнее название острова Шри-Ланка (прим. пер.).


[Закрыть], который подарил нам слово «серендипность»[4]4
  Термин, происходящий из английского языка и обозначающий способность, делая глубокие выводы из случайных наблюдений, находить то, чего не искал намеренно (прим. пер.).


[Закрыть]. Мы ездили на чайные и каучуковые плантации, к статуе лежащего Будды, в дом писателя Пола Боулза и гуляли по улицам Коломбо. Мы были так далеко от всего. Я была без ума от этого красивого элегантного мужчины, который столько всего знал… мы разговаривали днями напролет. Наши беседы продолжались в самых разных местах – на улицах и в кафе Парижа, римских тратториях, на улицах Лиссабона, на базарах и в помещении гарема дворца Топкапы в Стамбуле, в византийских пещерах Каппадокии, в суфийской мечети в Конье, национальном парке Вермиллен Клифс в штате Юта и когда мы любовались живописью Мантенья в итальянской Мантуе. Где бы мы ни находились, мы говорили и говорили обо всем на свете. Когда мы путешествовали на машине, я читала вслух путевые заметки польского журналиста Рышарда Капущинского или полные страсти новеллы австрийского писателя Стефана Цвейга. Это были наши драгоценные мгновения – время, с трудом выкроенное ради встреч в неизвестных отелях, аэропортах и арендованных машинах.

Барри знал о Марке, а Марк знал о Барри, хоть я и избегала разговоров об одном с другим. Сейчас я понимаю, что уже тогда Барри как будто был моим мужем, а Марк – тайным любовником. Я не могла пожертвовать одним ради другого. Должно быть, я была жестока по отношению к ним обоим, но тогда я этого не осознавала. Барри был спокоен и терпеливо ждал, зная, чем все закончится. Что было на уме у Марка, я так и не узнала. Мне нравилась недосказанность наших отношений, и я хотела, чтобы они продолжались, но этого не случилось.

Для меня стало сильным ударом то, что Марк ушел от меня к другой женщине, причем не к матери своего ребенка. Мне казалось, он получал такое же удовольствие от нашего тайного романа, как и я, но, возможно, ему хотелось более серьезных отношений, которые не нужно скрывать. Он ничего мне не объяснил, а я не задавала вопросов.

Глядя на свое прошлое с высоты прожитых лет, я понимаю, что причиной, по которой я была не готова полностью отдаться отношениям с Марком, Аленом и Пауло, была в Барри и моих чувствах к нему. После того как мы с Марком расстались, Барри стал занимать все больше места в моей жизни, моей постели и моем сердце, и в наши отношения вернулась гармония.

Выйдя в открытое море, мы сумели создать сценарий нашей совместной жизни. Барри был без ума от яхт с тех самых пор, как побывал со мной на «Атлантис», великолепном судне Ставроса Ниахроса-старшего. Дети были еще маленькими и проводили лето с Эгоном. Мы проплыли от побережья Амальфи до самой Греции. Для Барри это стало открытием, положившим начало мечте однажды построить свою собственную яхту. С тех пор у нас было множество чудесных путешествий на арендованных яхтах по Средиземному, Карибскому, Ионическому морям. Мне в поездках всегда были важны приключения, а ему нужны были роскошь и возможность быть на связи с офисом. Морские путешествия позволяли нам сочетать и то и другое: дни мы проводили на суше – гуляли, исследовали маленькие деревеньки, а вечером возвращались на борт, к комфорту и средствам связи.

На протяжении всей жизни мы постоянно обсуждали наше будущее и оба знали, что в итоге будем вместе. Я любила Барри и знала, что он единственный, за кого я могла бы выйти замуж, но сама идея брака меня отталкивала. Люди часто употребляют слово «остепениться» по отношению к браку, но, на мой взгляд, от него веет скукой. «Остепениться» звучит как отказаться от спонтанности и независимости, а это было совсем не про меня и, раз уж на то пошло, не про Барри.

Я стала смягчаться, когда он заговорил о браке с точки зрения заботы о детях. Он сказал, что хочет, чтобы у него была возможность обеспечивать их, а в браке это сделать гораздо проще. Когда в 1995 году Александр женился на Александре Миллер (так они стали Алекс и Алекс), в качестве свадебного подарка Барри преподнес им банку с землей – она символизировала сумму первоначального взноса на покупку дома. Я была очень тронута искренностью, с которой он проявлял заботу о моих детях.

Мои дневники 1999 года хранят записи о различных семейных вехах. Одной из важнейших, конечно же, было появление на свет моей первой внучки Талиты. Еще одной была беременность Татьяны. Она так сильно хотела ребенка, что, когда мы с ней пришли навестить новорожденную Талиту, она не смогла сдержать слез и вышла на улицу. Запершись в телефонной будке, она плакала от страха, что у нее никогда не будет детей. Буквально на следующий день она познакомилась с Расселом Стайнбергом – жизнерадостным комедийным актером с любящим сердцем. Антония Стайнберг родилась спустя год и 22 дня после рождения Талиты – у Татьяны и Александра точно такая же разница в возрасте. В моем дневнике упоминается еще одно важное событие: я наконец-то выплатила ипотеку за поместье Cloudwalk. Последняя запись была о еще не свершившемся событии. «Мы с Барри обсуждаем свадьбу», – записала я.

Она не случилась ни в 1999-м, ни в 2000 году, но Барри не терял надежды. «Сегодня, на мой день рождения, Барри подарил мне жемчужное кольцо, принадлежавшее Мари Бонапарт, и открытку с предложением выйти за него», – написала я в дневнике. Следующая запись была печальной. «Лили неважно себя чувствует» – эту строчку я написала в период, когда мамино здоровье стало угасать. Александр был в Австралии, но все остальные члены семьи, включая моего брата Филиппа, собрались на Пасху у нее дома на острове Харбор. Удивительно, но ей удалось найти в себе стойкость и собрать все оставшиеся силы, чтобы полететь вместе со мной в Лос-Анджелес к Татьяне и побыть с ней рядом во время появления на свет малышки Антонии. В самолете я рассказала ей, что раздумываю над тем, чтобы выйти замуж за Барри, на что она ответила блестящей фразой: «Он тебя заслуживает».

Каким же счастьем было услышать от нее эти слова! Она не сказала, что я заслуживаю его, она сказала, что он заслуживает меня. Этими тремя словами было сказано все – какого высокого она мнения о той, кем я стала, и какого высокого мнения она о нем, раз он меня заслуживает. Я никогда не забуду этого. Она не просто дала мне свое благословление выйти замуж за Барри, она дала мне понять, как сильно мной гордится. Она умерла несколько недель спустя.

Мне нужно было получить еще одно благословление – от Эгона. Я позвонила ему и сказала, что собираюсь выйти за Барри.

– Мне нужно твое благословление, – сказала я.

– Считай, что оно у тебя есть, но фамилию оставь мою, – ответил он, смеясь.

За неделю до того дня, когда Барри должно было исполниться 59 лет, я была в поисках подарка и решила, что подарю ему себя.

– Почему бы нам не пожениться в твой день рождения? – предложила я во время нашего телефонного разговора как бы между прочим.

– Я посмотрю, что можно сделать, – ответил он без промедления.

«Я посмотрю, что можно сделать» – роль, которую он взял на себя с нашей самой первой встречи… и каждый раз он выполнял свое обещание. Как и следовало ожидать, через неделю он организовал наше бракосочетание в здании мэрии.

Я позвонила детям, брату в Бельгию, а также своей подруге, всемирно известному фотографу, автору портретов Энни Лейбовиц, чтобы попросить ее приехать и сделать несколько снимков. Филипп прилетел в Нью-Йорк со своей женой Гретой и дочерьми Келли и Сарой. Татьяна прилетела из Лос-Анджелеса с Расселом и маленькой восьмимесячной Антонией, которая была в переноске у него на груди. Александр, его беременная жена Александра и их почти двухлетняя дочь Талита уже были в Нью-Йорке. Утром перед свадьбой, перед тем как ехать в здание мэрии, мы все встретились в моей дизайн-студии, бывшем каретном доме на Западной 12-й улице. Я не подумала о цветах, но за пару дней до этого случайно встретила флориста, и он предложил сделать мне букет невесты. Я выбрала ландыши, в память о своей матери. Я сшила себе платье из джерси кремового цвета. Я не ощущала себя особенно красивой в тот день, но была очень счастлива.

Когда мы уезжали из студии, девочки из DVF выкрикивали пожелания. В здании мэрии нас уже ждала Энни Лейбовиц, которая великодушно откликнулась на мою просьбу и согласилась быть нашим папарацци. Конечно, там были и настоящие папарацци, но их не пустили с нами внутрь. Мы все много смеялись – моя маленькая семья и я. Все происходящее казалось мне абсолютно естественным. Барри устроил обед в каком-то незнакомом ресторане возле мэрии. Он оказался довольно чопорным и унылым, так что мы не остались там надолго, и все же мы без остановки смеялись, хоть нам и не хватало моей матери.

Задолго до того, как мы решили пожениться, на вечер того дня у меня была запланирована большая «Вечеринка Водолеев» в студии на 12-й улице в честь моих трех любимых Водолеев – Барри, Татьяны и Алекса. Каково же было изумление и восторг сотен наших друзей, которые пришли на «Вечеринку Водолеев», а оказались на свадьбе! В подарок Барри преподнес мне 26 свадебных колец с бриллиантами.

– Почему 26? – спросила я.

– За все 26 лет, что мы не были женаты, – ответил он.

Мне понадобилось какое-то время на то, чтобы свыкнуться с мыслью, что мы женаты. На следующий день я поехала за город и заметила, что кто-то повесил на мою машину табличку с надписью «Молодожены». Я остановилась посреди дороги и перевернула ее. Во мне все еще сидел этот бунтарский дух, но, приехав в Cloudwalk, я очень обрадовалась, когда увидела Барри, который уже ждал меня там. На самом деле я только недавно стала называть Барри своим мужем, но теперь делаю это с гордостью и большой любовью. Мы обожаем быть вместе. Больше всего нам нравится проводить время вдвоем в тишине. Нет никаких сомнений в том, что мы родственные души, и я так благодарна Сью Менджерс за то, что 39 лет назад она познакомила меня с этим роскошным молодым магнатом, и за то, что мне удалось покорить его навеки.

Как я могу описать наши с Барри отношения? Выразить всю их полноту? Это настоящая любовь. У меня наворачиваются слезы от осознания того, насколько он со мной откровенен, от того, что он принимает меня такой, какая я есть, и от того, как искренне он желает нам с детьми счастья. У Барри репутация жесткого человека, но для меня он самый нежный и любящий из всех, кого я когда-либо встречала. На протяжении десятилетий мы были друг для друга любовниками, друзьями, а теперь мы муж и жена. Это правда, что, как и в случае с моим отцом, его любовь казалась мне чем-то не вызывающим сомнений. Это правда, что, как и своего отца, я иногда его отвергала. Но также правда и то, что, как и к отцу, моя любовь к нему безгранична и я всегда буду рядом, что бы ни случилось. Любовь – это жизнь. Жизнь – это любовь. Любовь – это Барри.

Как минимум три месяца в году мы проводим на «Эос» – яхте, названной в честь греческой богини зари Эос, – мечта, которую Барри все-таки осуществил. На строительство «Эос» ушло больше трех лет. Все три года Барри проводил как минимум два часа в день, проверяя все детали, общаясь с инженерами и немецкими строителями, участвуя в разработке внешнего дизайна, внутренней отделки и каждой мельчайшей детали проекта. «Эос» была закончена в 2006 году. Это самая потрясающая и комфортабельная яхта, какую только можно себе представить. На судне работает команда мечты, которая прокладывает невероятные маршруты и всегда находит лучшие места для пеших прогулок, и молодой талантливый шеф-повар Джейн Коксвелл, которого я подтолкнула к написанию книги рецептов, которую обожают все мои друзья.

Мы заказали фигуру для украшения носа лодки у нашей подруги и художницы Ан Дуонг, а она попросила меня позировать для нее. Вот она я – прямо на носу «Эос» – плыву по миру, в прямом смысле этого слова. На «Эос» мы ходили по Средиземному и Красному морям, были в Египте и Иордании. Мы путешествовали в Оман, на Мальдивы и Борнео, в Таиланд и Вьетнам. Мы провели несколько недель в Индонезии и побывали на тихоокеанских островах Вануату, Фиджи и Папуа – Новая Гвинея. Каждое утро мы плавали в новом море, а днем шли на прогулку по новому маршруту. Таким образом мы преодолели тысячи и тысячи километров и все еще продолжаем двигаться вперед, исследуя новые горизонты, с нашей собакой Шэннон. По вечерам я загружаю в компьютер сотни снимков, сделанных в течение дня. Быть на борту нашего плавучего дома по имени «Эос» – настоящее блаженство.

Ничто не дарит нам такой радости, как путешествия по миру с детьми и внуками: морские каникулы на Галапагосе или Таити, сафари в Африке, горные лыжи. Иногда мы берем только внуков. Мы забываем о том, что они наши внуки, и думаем, будто они наши дети. Прошли годы, ощущения все те же, как во время нашей первой поездки в Колорадо и на водохранилище Пауэлл.

Из всего, что у нас с Барри есть общего, самое важное заключается в том, что мы оба привыкли полагаться только на себя. Присутствие в жизни друг друга не было для нас необходимостью и вследствие этого всегда ощущалось как огромная роскошь. Щедрость Барри покорила меня с момента нашей первой встречи, и с тех пор это чувство только усиливается. Он щедр во всем, в том, как проявляет свою любовь и защиту. «Мы» для нас означает дом, полный уюта и поддержки. Наша любовь – это наш дом. Мы потихоньку превращаемся в пожилую пару, которая переходила Лексингтон-авеню, поддерживая друг друга. «Мы» – это также и наша семья: стареющие дети и взрослеющие внуки – любовь это жизнь это любовь это жизнь.