Текст книги "Барабаны осени. Книга 2. Загадки прошлого"

Обернувшись, он увидел табличку на доме через дорогу. «ВЕСТНИК УИЛМИНГТОНА». Значит, редакция. Одна из немногих в колонии Северной Каролины. Даже одной предостаточно, считал Роджер. Поборов желание швырнуть камень в витрину, он поправил платок на голове, приведя себя в приличный вид, насколько это было возможно, и повернул к «Синему быку».

Она была там, сидела у очага; в волосах, забранных в хвост, играли отблески огня. Брианна беседовала с молодым человеком, улыбку которого Роджеру захотелось немедленно стереть. Однако он с грохотом захлопнул за собой дверь и подошел к ней. Брианна испуганно обернулась и уставилась на бородатого незнакомца. Потом в глазах мелькнуло узнавание, и широкая радостная улыбка озарила ее лицо.

– О боже… это ты.

И тут она все осознала. Раздался крик, громкий, дикий крик, и каждый, кто был в таверне, вздрогнул и обернулся.

– Черт возьми! – Роджер наклонился через стол и схватил ее за руку. – Чего ты орешь?

Ее лицо стало мертвенно белым, глаза округлились и потемнели. Брианна отпрянула, пытаясь освободиться.

– Пусти!

– Как же! Пойдешь со мной!

Он боком обошел вокруг стола, схватил ее за вторую руку, поднял и подтолкнул к двери.

– Маккензи!

Да что ж такое! Его узнал один из моряков с грузовой баржи. Роджер сердито посмотрел на него, желая послать куда подальше. Тот взглянул на приятелей, приободрился и шагнул к Роджеру, вскинув подбородок.

– Ты что творишь, Маккензи? А ну, оставь ее!

Среди толпы поднялся переполох, люди, оставив свои напитки, повернулись, глядя на разыгравшуюся сцену. Следовало убираться.

– Скажи им, что ты меня знаешь! – прошептал он на ухо Брианне.

– Все в порядке. – Голос Брианны прозвучал хрипло, но достаточно громко, чтобы ее услышали среди всеобщего гула. – Все в порядке. Мы… мы знакомы.

Моряк неуверенно отступил назад. Подошла худенькая молодая девушка, прежде сидевшая у огня. Она выглядела перепуганной до смерти, но мужественно сжала в руке каменную кружку с элем и всерьез собиралась пристукнуть Роджера, если понадобится. Ее звонкий голосок перекрыл растревоженный гул, стоящий в таверне:

– Мисс Бри! Вы никуда не пойдете с этим бандитом!

Брианна истерически захихикала. Затем она больно впилась ногтями в его ладонь и выдернула руку.

– Все нормально, – твердо заверила она всех присутствующих. – Я его знаю.

Она махнула девушке.

– Лиззи, иди в постель. Я буду… я вернусь позже.

Она развернулась и быстро пошла к выходу. Роджер окинул пивную грозным взглядом, чтобы никто не посмел вмешаться, и последовал за ней.

Брианна ждала за дверью.

– Что ты здесь делаешь?

– Не здесь, – отрезал Роджер.

Он взял ее за руку и отвел подальше, под сень большого каштана. Небо догорало в лучах заката, но под ветвями дерева, спускавшимися почти до земли, было достаточно темно, чтобы скрыть беседующих от любопытных взглядов.

Брианна развернулась к нему в тот же миг, как они оказались в тени.

– Что ты здесь делаешь?!

– А как ты думаешь? Пришел за тобой, конечно! И что, ради всего святого, ты сама тут делаешь? Еще и одета черт-те во что! – Он окинул беглым взглядом ее штаны и рубашку.

В их время такая одежда показалась бы мешковатой, почти бесполой. Но несколько месяцев подряд Роджер видел женщин исключительно в длинных юбках и накидках, так что само созерцание ног Брианны возмутило его до такой степени, что потянуло завернуть ее в простыню.

– Чертова баба! Ты бы еще голая прошлась!

– Не глупи, Роджер! Что ты здесь делаешь?

– Сказал же, пришел за тобой.

Он взял ее за плечи и страстно поцеловал. Страх, гнев и облегчение от того, что все же нашел ее, слились в невероятную жажду обладать ею здесь и сейчас. Его сотрясала дрожь. Как и Брианну.

– Все в порядке, – прошептал Роджер, губами прикасаясь к ее волосам. – Все в порядке, я здесь, я с тобой. Теперь все будет хорошо.

Брианна вырвалась из его рук.

– Все в порядке? – вскричала она. – Да как у тебя язык поворачивается? Ради всего святого, ты же здесь!

Без сомнения, в ее голосе звучал ужас. Он схватил ее за руку.

– А где, черт возьми, мне быть, если ты исчезла, не говоря ни слова, и отправилась неведомо куда! Да за каким чертом тебя вообще сюда понесло?!

– Я ищу своих родителей. Зачем же еще?

– Да знаю я! Но почему ты ничего не сказала мне?

Она высвободила руку и яростно пихнула его в грудь.

– А потому, что ты бы меня не пустил, вот почему! Ты попытался бы остановить меня, и…

– Господи, да я бы запер тебя в комнате и связал по рукам и ногам! Что за мозги куриные…

Она зарядила ему пощечину.

– Умолкни сейчас же!

– Чертова баба! Ты ожидала, что я отпущу тебя в… в никуда, а сам буду сидеть дома, пока ты раздвигаешь ноги на рыночной площади? Ты думаешь, я такой, да?

Он почувствовал, а не увидел ее движение, и схватил за запястье, прежде чем она ударила его снова.

– Я жутко зол, девочка! Только попробуй меня ударить, клянусь, я дам сдачи!

Брианна стиснула кулак и быстро двинула его в живот другой рукой.

Роджер замахнулся, но вместо удара сгреб ее волосы, обернув вокруг кулака, и впился ей в губы.

Она извивалась и пыталась вырваться, издавая сдавленные крики, но он не сдавался. И Брианна ответила на поцелуй. Они вместе опустились на колени. Она обвила руками его шею, и Роджер уложил ее на ковер из опавших листьев, которыми была усыпана земля под деревом. Она плакала в его объятиях, задыхаясь, всхлипывая и хватая ртом воздух, слезы ручьем текли по лицу.

– Зачем? – рыдала Брианна. – Зачем ты пошел за мной? Разве ты не понимаешь? Что нам теперь делать?

– Что делать? Ты о чем? – Роджер не знал, отчего рыдает Брианна – от злости или от страха.

Она смотрела на него сквозь пряди спутанных волос.

– Как мы вернемся! Чтобы вернуться, надо, чтобы в том времени был человек, которого любишь больше всего на свете! К кому хочешь вернуться, о ком волнуешься! Ты единственный человек, которого я люблю… любила в том времени! Как я вернусь, если ты здесь? И как вернешься ты, если я здесь?

Роджер замер, позабыв страх и гнев.

– Так вот почему?.. Поэтому ты не сказала мне? Потому что любишь меня? Боже правый!

Он лег на нее, затем схватил лицо Брианны обеими руками и снова попытался поцеловать. Она обхватила его ногами и стиснула так, что у Роджера затрещали кости.

Он перевернулся на спину и увлек ее за собой, ухватив за волосы. Перекатившись, Брианна оказалась сверху.

– Стоп, – сказал Роджер. – Это что, борцовский поединок?

– Отпусти волосы. – Брианна покачала головой, пытаясь освободиться. – Терпеть не могу, когда их треплют.

Он отпустил волосы и обхватил ее шею, пальцы обернулись вокруг горла, большой замер на пульсе. Ее сердце стучало, как молоток.

– Душить любишь?

– Не очень.

– Мне тоже не нравится. Пусти меня.

Она медленно соскользнула вниз. Роджер не мог восстановить дыхание, но не потому, что она была тяжелой. Он так и не отвел руку от шеи Брианны. Не потому, что боялся, что она исчезнет, просто ему хотелось касаться ее. Он и так ждал слишком долго.

– Правда? – прошептал Роджер. – Скажи еще раз. Я хочу слышать.

– Я… люблю… тебя… – сказала она сквозь зубы. – Понял?

– Понял. – Он нежно взял ее лицо в руки и притянул к себе. Брианна поддалась, уступая ему, и руки у нее задрожали.

– Что мы будем делать? – проронила она и снова разрыдалась.

«Мы». Она сказала «мы».

Роджер лежал в пыли на дороге, весь в синяках, грязный, голодный, рядом с рыдающей женщиной, которая в запале стучала ему по груди кулаком. Никогда в жизни он не был так счастлив.

– Тише, – прошептал он, укачивая ее на руках. – Все в порядке, есть другой способ. Мы вернемся, я знаю как. Не волнуйся, я обо всем позабочусь.

Наконец она успокоилась и замерла в его объятиях, тихонько всхлипывая; на его рубашке осталось большое мокрое пятно. Сверчки на дереве, обрадовавшись наступившей тишине, потихоньку застрекотали.

Брианна высвободилась и села, нашаривая что-то в темноте.

– Надо высморкаться, – проговорила она в нос. – Есть платок?

Он снял платок с головы и отдал ей. Она с присвистом высморкалась, и Роджер улыбнулся.

– Знаешь, такой звук получается, когда выдавливаешь из тюбика крем для бритья.

– И когда в последний раз ты это делал? – Она снова положила голову ему на грудь и дотронулась до щеки. Роджер брился два дня назад, с тех пор не было ни времени, ни возможности.

Брианна глубоко вздохнула и обвила его рукой.

– Мне очень жаль. Я не хотела, чтобы ты шел за мной. Но… Роджер, я ужасно рада, что ты здесь!

Он поцеловал ее в висок, влажный и соленый от слез и пота.

– Я тоже. – Теперь все испытания и опасности, пережитые за последние два месяца, казались незначительными. Все, кроме одного. – Давно ты это задумала? – спросил Роджер. Впрочем, он мог бы сказать наверняка, день в день. Именно тогда изменился тон ее писем.

– Наверно, полгода назад, – сказала она, подтвердив его догадку. – Когда ездила на Ямайку на пасхальные каникулы.

– Ясно. – На Ямайку вместо Шотландии. Она предложила ему поехать вместе, но он отказался из-за глупой обиды, что Брианна не захотела приехать к нему.

Она глубоко вздохнула, промокнув шею рубашкой.

– Мне снились сны об отце. Об отцах… О них обоих.

Обрывки сновидений кружились в ее голове: вспышками являлось лицо Фрэнка Рэндалла, более длинными эпизодами – образ матери. А еще она постоянно видела высокого рыжеволосого человека, о котором знала только, что это – ее родной отец.

– Был один сон…

Во сне дело происходило ночью, в тропиках – поле, поросшее какими-то высокими зелеными стеблями, наверное, сахарным тростником, и зарево пожара вдалеке.

– Били барабаны, и я знала, что в тростнике прячется что-то ужасное. Мама тоже была там, пила чай с крокодилом.

Роджер хмыкнул, и Брианна рассердилась:

– Это было во сне, ясно?.. Тогда он вышел из тростника. Я не могла разобрать лица в темноте, но он был рыжий. Он повернул голову, и в волосах мелькнули медные отблески, когда…

– Он – то страшное, что скрывалось в тростнике? – спросил Роджер.

– Нет. – Брианна покачала головой.

Уже совсем стемнело, и она превратилась в приятную тяжесть на груди и тихий голос, доносящийся из мрака.

– Он стоял между мамой и той самой ужасной вещью. Я не видела, но знала, что это страшное, оно затаилось там и поджидало. – Брианна невольно содрогнулась, и Роджер крепче сжал ее в объятиях. – Я поняла, что мама собирается встать и пойти к нему. Я пытался остановить ее, но она меня не слышала. И я позвала его, сказала, чтобы пошел с ней и спас. И он увидел меня!.. Увидел и услышал. А потом я проснулась.

– Ага, – хмыкнул Роджер, – и поэтому ты поехала на Ямайку.

– Я стала думать об этом, – резко сказала Брианна. – Ты ведь искал их в Шотландии, однако не нашел ни единого упоминания после 1766-го. Их не было и в списках пассажиров, уехавших в колонии. Ты сказал тогда, что не стоит больше искать, вряд ли мы что-то узнаем.

Роджер был рад, что темнота скрыла румянец, вспыхнувший на щеках от осознания собственной вины.

– А я подумала, что место, где я их видела во сне, где-то в тропиках. Что, если они поехали в Вест-Индию?

– Я проверил пассажирские списки каждого судна, которые вышли из Эдинбурга или из Лондона в конце 1760-х и начале 1770-х, куда бы они ни направлялись. Я же тебе говорил, – укоризненно сказал Роджер.

– Знаю, – кивнула Брианна. – Но что, если они не были пассажирами? Зачем люди ехали в Вест-Индию? Ну, в старое время?

– В основном по торговым делам.

– Правильно. Так вот, что, если они поплыли на грузовом корабле? Тогда их бы не внесли в списки.

– Допустим, – согласился Роджер. – Не внесли. Тогда как же их разыскать?

– Реестры складов, бухгалтерские книги плантаторов, портовые декларации… Я провела весь отпуск в библиотеках и музеях. И я… я нашла.

Боже правый, она нашла объявление.

– Правда? – Роджер постарался не выдать тревоги.

Брианна рассмеялась.

– Капитан корабля «Артемис» Джеймс Фрейзер продал пять тонн гуано летучей мыши плантатору в Монтего-Бей 2 апреля 1767 года.

Роджер не удержался от ухмылки, но все же возразил:

– Капитан судна? Твоя мама говорила, что у него морская болезнь! И вообще, на свете куча Джеймсов Фрейзеров…

– А первого апреля женщина по имени Клэр Фрейзер купила раба на рынке в Кингстоне.

– Купила… раба?

– Не знаю, зачем, – твердо сказала Брианна. – Наверняка у нее были на то причины.

– И все же…

– В бумагах было написано, что раба звали Темрейр, и у него одна рука. Неплохая примета, верно? Во всяком случае, я начала искать в подшивках старых газет, не только из Вест-Индии, а из всех южных колоний. Мама не стала бы держать раба, и если она его купила, значит, хотела освободить, а подобные сообщения иногда печатали в местных газетах. Я думала, может, там напишут, где раб был освобожден.

– И что?

– Ничего. – Брианна помолчала. – Зато я нашла кое-что другое. Заметку о том, что они погибли… Мои родители…

Роджер подозревал, что она нашла объявление, но все же был потрясен. Он крепко прижал ее к себе, обвив руками.

– Где? И как?

Роджер вполуха слушал ее объяснения, а в глубине души проклинал себя. Он должен был знать, что она слишком упряма, чтобы поддаться на уговоры. Своим грубым вмешательством он добился лишь того, что она начала действовать втайне.

– Мы вовремя. Сейчас 1776-й, у нас есть время, чтобы найти их. – Брианна громко вздохнула. – Я рада, что ты здесь. Однако я так волновалась, что ты все выяснишь прежде, чем я вернусь… Не знаю, что бы ты сделал.

– То, что и делаю… – проронил он. – У меня есть друг, у него двухлетний ребенок. Он говорит, что никогда в жизни не ударит ребенка, но, черт возьми, понимает, почему некоторые не в силах сдержаться. Я теперь чувствую то же самое при мысли о том, чтобы ударить женщину.

Она затряслась от смеха у него на груди.

– Ты на что намекаешь?

Он скользнул рукой вниз по ее спине и крепко ухватился за круглую ягодицу. Под просторными бриджами не было белья.

– Намекаю, что будь я воспитан в этом времени, я бы с удовольствием прошелся ремнем по твоей заднице.

Похоже, Брианна не восприняла угрозу всерьез.

– А поскольку ты рос в другое время, то не стал бы? Или стал, но без удовольствия?

– О, с превеликим удовольствием, – заверил он. – Я бы с радостью отколотил тебя палкой.

Брианна рассмеялась.

Он вдруг гневно оттолкнул ее и сел.

– Что?!

– Я решил, что у тебя кто-то появился! Твои письма за последние несколько месяцев… А потом то письмо, самое последнее… Вот поэтому и хочется тебя отлупить, – не за то, что врала или ушла, ничего не сказав… Я ведь думал, что потерял тебя!

Ее рука вынырнула из тьмы и нежно коснулась его лица.

– Мне очень жаль, – тихо сказала она. – Я только хотела, чтобы ты ничего не узнал, пока я не уеду.

Тусклый свет, льющийся с дороги, обрисовал ее профиль.

– А как ты узнал?

– Твои коробки. Они пришли в колледж.

– Я ведь просила не отправлять их до конца мая, когда ты будешь в Шотландии!

– Я и поехал бы, только остался в последнюю минуту, меня задержала конференция. Коробки пришли за день до отъезда.

Внезапно из распахнувшейся двери таверны вывалились подвыпившие моряки. Они прошли совсем рядом. Роджер с Брианной молчали, пока голоса и шаги не стихли. С тихим звуком на ковер из опавших листьев упал с ветки каштан.

Голос Брианны странно охрип.

– Ты думал, что я кого-то нашла, и все равно пошел за мной?

Роджер вздохнул; гнев ушел так же неожиданно, как и появился.

– Я бы пошел за тобой, даже если бы ты вышла замуж за короля Сиама, чертова баба.

Брианна наклонилась, подняла упавший каштан и стала подбрасывать его в воздух.

– Значит, жену будешь бить?

Роджер медлил. Сверчки снова замолчали.

– Я сказал в Инвернессе…

– Ты сказал, что я нужна тебе либо вся целиком, либо не нужна совсем. И я сказала, что поняла…

Во время борьбы рубашка у нее вылезла из бриджей и теперь слабо колыхалась на ветру. Роджер забрался под ткань и дотронулся до голой кожи, которая пошла мурашками от его прикосновений. Он притянул Брианну к себе, провел руками по спине и плечам, зарылся лицом в ее волосы, уткнулся в шею. Потом стянул с нее рубашку и отбросил в сторону. Ее грудь была белой и мягкой.

– Пожалуйста, – тихо прошептала она. Ее рука легла ему на затылок и притянула ближе. – Пожалуйста!

– Если я возьму тебя сейчас, то это навсегда, – прошептал Роджер.

Она едва дышала, но замерла, позволяя его рукам блуждать по ее телу.

– Да.

Дверь таверны вновь распахнулась, и они отпрянули друг от друга. Роджер отпустил ее и встал, протянув руку, чтобы помочь подняться. Они стояли, взявшись за руки, в ожидании, пока стихнут голоса.

– Пойдем, – сказал он и вынырнул из-под низко склоненных ветвей.

На втором этаже таверны, где располагались комнаты постоялого двора, было темно и тихо. Не доносилось ни звука, ни в одном из окон не горел свет.

– Надеюсь, что Лиззи уже легла.

Роджер понятия не имел, кто такая Лиззи, но его это не волновало. Теперь он мог ясно видеть лицо Брианны, хотя ночь и скрыла все краски. Она похожа на Арлекина, подумалось ему, – на бледных щеках лежала тень, отбрасываемая листьями, овал лица обрамляли темные волосы, глаза блестели над ярким ртом.

Он взял ее руку в свою.

– Ты знаешь, что такое обручение?

– Не совсем. Что-то вроде временного брака?

– Почти. На островах и в горной части Шотландии, где люди жили далеко от ближайшего священника, мужчина и женщина обручались. Обручение длилось ровно год и один день. По истечении этого срока они либо находили священника и женились окончательно, либо расходились, и каждый шел своей дорогой.

Ее рука сжала руку Роджера.

– Я не хочу ничего временного.

– Я тоже. Но я не уверен, что мы легко отыщем священника. Здесь еще не построили церковь, значит, ближайший священник, скорее всего, в Нью-Берне. – Роджер поднял их сплетенные руки. – Я сказал, что хочу получить тебя навсегда, но если ты возражаешь против обручения…

Она крепко сжала его руку.

– Я «за».

– Отлично.

Он сделал глубокий вдох и начал:

– Я, Роджер Иеремия, беру тебя, Брианна Эллен, в законные супруги. Отныне я вверяю тебе все, чем владею, и себя самого… – Рука Брианны дрогнула в его руке, и решимость Роджера укрепилась. Кто бы ни сочинил этот обет, он подобрал верные слова. – …в болезни и в здравии, в богатстве и в бедности, пока смерть не разлучит нас.

Брианна опустила ладонь, увлекая вниз сплетенные руки. Очень серьезно она повторила:

– Я, Брианна Эллен, беру тебя, Роджер Иеремия…

Голос звучал не громче, чем биение его сердца, однако он слышал каждое слово. Листья зашуршали от случайного ветерка.

– …пока смерть не разлучит нас.

Теперь эти слова значат для них обоих куда больше, чем несколько месяцев назад. Прохода через камни оказалось достаточно, чтобы осознать скоротечность и хрупкость жизни.

Воцарилось молчание, нарушаемое только шорохом листьев над головой и гулом голосов из пивной. Роджер поднес к губам руку Брианны и поцеловал в то место на безымянном пальце, где в один прекрасный день, даст бог, заблестит обручальное кольцо.

Постройка служила скорее сараем, нежели конюшней, хотя в углу стояли лошадь или мул. Насыщенный аромат хмеля – в «Синем быке» варили эль – забивал запах сена и навоза. Роджер опьянел, но не от эля.

В сарае было очень темно. Раздевая Брианну, он чувствовал и трепет, и восторг.

– А я думал, что слепцы годы напролет развивают осязание, – пробормотал он.

Она рассмеялась, и теплое дыхание защекотало его шею.

– Как в том стихотворении о слепцах и о слоне? – спросила Брианна, просунув руку ему под рубашку. – «Один сказал, что слон высок и прочен, как стена»[5]5
  «Один сказал, что слон высок и прочен, как стена» – цитата из стихотворения С. Маршака «Ученый спор», которое является переводом стихотворения английского поэта Д.Г. Сакса «Слепцы и слон».


[Закрыть], – процитировала она. Ее пальцы с любопытством изучали чувствительную плоть вокруг его соска. – Стена с волосками. Боже мой, стена с гусиной кожей.

Роджер склонил голову, отыскав ее рот с первой попытки, безошибочно, словно летучая мышь, что на лету заглатывает насекомых.

– Амфора, – прошептал он, упиваясь губами Брианны. Руки скользнули по волнующим изгибам ее бедер, гладким и крутым, обещавшим блаженство. – Ты словно греческая ваза. У тебя самая красивая задница на свете!

– Надо же!

Ее рука скользнула по его бедрам и забралась в брюки. Длинные пальцы принялись нашаривать внутри сперва робко, затем все более уверенно.

– «Другой по хоботу слона провел рукой своей»… Ой…

– Прекрати смеяться, черт побери!

– … «И заявил, что слон – одна из безопасных змей»… Да нет, скорее, удав или питон… Черт возьми, как бы это назвать?

– Один из моих приятелей звал его «мистер Счастливчик», – улыбнулся Роджер. – По-моему, чересчур эксцентрично.

Он схватил ее за руки и поцеловал снова, чтобы положить конец каким-либо дальнейшим сравнениям.

Она все еще дрожала, но уже не от смеха. Роджер обнял ее и притянул к себе. Поразительное ощущение – чувствовать ее обнаженной в своих руках, наслаждаться тем, как сложные переплетения мышц и костей превращались в сплошную чувственность. Он остановился, чтобы перевести дыхание. Наверное, так чувствуют себя альпинисты, взобравшись на вершину, – кислорода между ними почти не осталось.

– Раньше всегда приходилось наклоняться, чтобы поцеловать девушку, – прошептал Роджер, в надежде восстановить дыхание.

– Это хорошо, мы ведь не хотим, чтобы у тебя шею заклинило. – Ее голос дрожал от смеха, однако Роджер понял, что Брианна отчаянно нервничает.

– Ха-ха, – сказал он и схватил ее снова, ну его к черту, этот кислород. Ее высокая грудь была одновременно и мягкой, и упругой, он прижался к ней, сходя с ума от этого сочетания. Ее рука помедлила в его штанах, затем нерешительно отпустила.

Роджер чуть отступил, помогая Брианне стянуть с него бриджи. Они упали к его ногам, и он перешагнул через них, продолжая целовать ее, лишь тихо застонал, когда ее рука вернулась на прежнее место.

На ужин она ела лук. Слепота обостряет не только осязание, но и вкус, и обоняние. Роджер чуял и жаркое, и кислый эль, и хлеб. И еще какой-то слабый сладкий привкус, напомнивший ему о зеленых лугах и скошенной траве. Он дышал ее дыханием, их сердца бились в такт, словно стучали в одной груди.

Она сжала его сильнее, чем нужно, и он прервал поцелуй, тяжело дыша.

– Пусти немного. Мне приятно, но…

Вместо того чтобы отпустить его, Брианна опустилась на колени. Роджер испуганно шагнул назад.

– Христа ради, ты точно хочешь это сделать? – спросил он, сам не понимая, какой из ответов его обрадует. Волосы Брианны щекотали ему бедра, член подрагивал в крепком захвате ее руки.

– А ты хочешь? – Теперь ее руки поглаживали ему ягодицы.

– Очень… Но я не мылся сегодня, – сказал он, неуклюже пытаясь отстраниться.

Она медленно провела носом по его животу и ниже, глубоко вдохнув. У Роджера по всему телу побежали мурашки, он вздрогнул, но не от холода.

– Ты хорошо пахнешь, – прошептала Брианна. – Как большое сильное животное.

Он обхватил рукой ее затылок, перебирая пальцами густые волнистые волосы.

Роджер почувствовал, как волосы Брианны щекочут ему бедра… а затем вообще перестал думать – кровь отхлынула от мозга и устремилась вниз.

– Я аильно эаю?

– Что? – Роджер очнулся, потому что Брианна отстранилась, убирая волосы с лица.

– Говорю, я правильно делаю?

– О… Да… Мне кажется…

– Тебе кажется? То есть ты не уверен? – К Брианне вернулось самообладание, в ее голосе звучали нотки сдерживаемого смеха.

– Ну да, – протянул Роджер. – Я имею в виду, у меня нет… То есть, никто не… да, по-моему, да.

Он снова притянул к себе ее голову.

Ему показалось, что в горле у нее гудит. Может, это его кровь, с шумом бегущая по венам. Еще минута, и разразится буря.

Он отстранился и, прежде чем она успела возразить, поднял на ноги, а затем потянул вниз на сено, где лежала сброшенная одежда.

Глаза привыкли к темноте, но звезды из окна светили тускло, поэтому Роджер видел только белую, как мрамор, кожу. Надо же, совсем не холодно, да, не холодно вообще.

Испытывая волнение, он решил вернуть ей долг. Ему лишь однажды приходилось это делать, тогда в нос бросился запах какого-то мыла, пахшего, как цветы в церкви его преподобия в солнечный день, – не очень-то приятное воспоминание.

Брианна пахла не мылом. Ее запах заводил настолько, что Роджер готов был наброситься на нее без всяких предварительных ласк.

Вместо этого он глубоко вдохнул и поцеловал ее прямо над темным облаком кудрей.

– Черт…

– Что такое? – Казалось, она слегка встревожена. – Я плохо пахну?

Роджер закрыл глаза и вдохнул еще раз. Голова закружилась. Он пылал страстью, а еще его разбирало от смеха.

– Нет. Просто я целый год маялся, пытаясь угадать, какого цвета у тебя здесь волосы. – Он осторожно потянул за кудри. – А теперь я смотрю прямо на них и все равно не понимаю.

Брианна хихикнула, ее живот слегка вздрогнул под его рукой.

– Подсказать?

– Не надо, утром сам посмотрю.

Он опустил голову и вернулся к своему занятию, удивляясь приятному разнообразию текстур на столь тесном пространстве – скользкая твердость, легкая шероховатость, уступчивая упругость, влажная гладкость, а еще сводящий с ума солоновато-мускусный запах.

Через несколько мгновений он почувствовал, как на голову мягко легли ее руки, будто благословляя. Брианна, похоже, не возражала, что щетина на подбородке кололась. Она издала слабый стон, и по бедрам пробежала дрожь, от которой у нее содрогнулся живот.

– Я правильно делаю? – cпросил Роджер, полушутя, поднимая голову.

– О, да. Я уверена.

Он было потянулся вниз, но, услышав последнюю фразу, резко поднял голову, глядя туда, где в темноте белело ее лицо.

– Откуда ты, черт возьми, знаешь?

Единственным ответом был глубокий грудной смех. Роджер вдруг оказался рядом с ней, не сознавая, как туда попал; зажал ртом ее рот, прижался к ее телу, чувствуя исходивший от нее жар.

Она попробовала его на вкус, а он – ее, и больше Роджер ждать не мог.

Она страстно рвалась ему навстречу, подставляя губы для поцелуя и приподнимая бедра, но ее прикосновения были слишком поспешными. Он взял ее за руки и приложил их к груди. Ладони у нее были горячими, и его соски затвердели.

– Послушай, как бьется сердце. – Собственный голос эхом отозвался у него в ушах. – Скажи мне, если оно остановится.

Роджер не шутил и слегка удивился, когда Брианна издала нервный смешок. Смех замер, как только он ее коснулся. Ее руки прижались к его груди. Затем он почувствовал, как она расслабилась и подалась ему навстречу.

– Я люблю тебя, – пробормотал он. – О, Бри, я люблю тебя.

Она не ответила, только нежно погладила его по щеке. На Роджера снова нахлынуло странное опьянение, но ни слабости, ни сонливости не было, он четко сознавал все, что происходило. Он чувствовал запах собственного пота, запах пота Брианны, слабый аромат ее страха, который примешивался к желанию. Он закрыл глаза и вдохнул. Медленно прижался к ней. Скользнул в нее. Ощутил на щеке ее слезы и до крови прикусил себе губу.

Ее ногти впились в его грудь.

– Продолжай! – прошептала она.

Один резкий толчок, и он овладел ею.

Роджер замер, прикрыв глаза и тяжело дыша, балансируя на пике наслаждения, острого, почти болезненного. Он смутно ощутил, что эту боль, должно быть, испытывала Брианна.

– Роджер?

– Да?

– Ты… Он правда большой? – сдавленно прошептала она.

– Ох… Обычный. – Вспышка беспокойства затмила опьянение. – Тебе очень больно?

– Н-нет. Просто… Можешь минутку не двигаться?

– Минуту, час. Всю жизнь, если захочешь. – У Роджера возникло чувство, что если он не будет двигаться, то умрет, но это будет счастливая смерть.

Руки Брианны медленно гладили его по спине, касаясь ягодиц. Он вздрогнул и опустил голову, прикрыв глаза, и осыпал ее лицо десятком мелких бессмысленных поцелуев.

– Все хорошо, – прошептала она ему на ухо.

И он начал ритмично двигаться, медленно, сдерживаясь изо всех сил. Он знал, что причиняет ей боль, и надо остановиться, однако Брианна сдавила ладонями его спину, слегка напряглась и расслабилась, напряглась и снова расслабилась. Затем, принимая его, приподнялась навстречу, и Роджер издал дикий, животный стон. Теперь остановиться, надо остановиться, надо…

Трясясь и задыхаясь, словно рыба, выброшенная на землю, он рухнул на ее мягкую грудь.

И лежал, не двигаясь, уже не опьяненный, но окутанный счастьем, смешанным с виной, и тут почувствовал, как ее руки обвились вокруг него, и рядом с ухом прошелестело теплое дыхание.

– Я люблю тебя, – хрипло прошептала Брианна. – Останься со мной.

– На всю жизнь, – сказал Роджер и обнял ее.

Они лежали мирно, все в поту, слушая дыхание друг друга. Наконец Роджер приподнялся и убрал ей волосы с лица. Руки казались одновременно и невесомыми, и тяжелыми, как свинец.

– Как ты, любовь моя? Тебе больно?

– Ничего страшного. – Рука Брианны пробежала по спине Роджера, отчего тот вздрогнул, несмотря на жару. – Все хорошо? Я все правильно сделала?

– О боже! – Он впился в нее долгим поцелуем.

– Точно все хорошо?

– О господи!

– Для сына священника ты чересчур много богохульствуешь, – укорила Брианна. – Может, те старушки из Инвернесса были правы, и в тебе бес сидит?

– Это не богохульство, – Роджер уткнулся ей в плечо, глубоко вдыхая сладкий аромат, – а слова благодарности.

Брианна рассмеялась.

– О, значит, все было хорошо, – сказала она с облегчением.

Роджер поднял голову.

– О боже, конечно! – простонал он, снова заставив ее рассмеяться. – Да как ты можешь сомневаться?

– Ну, ты ничего не сказал. Лежал молча, как будто тебя по голове шарахнули. Я решила, что тебе не понравилось.

Теперь настала его очередь смеяться, спрятав лицо в ее волосах.

– Нет. Когда мужчина обмяк, словно мешок с костями, – значит, доволен. Не очень по-джентльменски, быть может, зато честно.

– Хорошо. – Она успокоилась. – В книжке не написано, что происходит потом.

– В какой еще книжке? – Роджер осторожно отлепился от нее с таким звуком, будто отклеивалась липкая лента. – Прости, что испачкал. – Он нащупал рубашку и протянул ей.

– «Чувственность мужчины». – Брианна приняла рубашку и вытерлась ею. – Там было много всего о кубиках льда и взбитых сливках – немного экстремально, на мой взгляд, зато хорошо написано о том, как делать фелляцию и…

– Ты училась по книге? – Роджер возмутился, точно одна из прихожанок его отца.

– А ты считаешь, надо было потренироваться на парнях? – в свою очередь возмутилась Брианна.

– Выходит, теперь пишут книги, в которых рассказывают молодым женщинам, как… Какой кошмар!

– Почему? – спросила она. – Как бы еще я узнала, что делать?

Роджер провел рукой по лицу, не находя слов. Если бы его спросили за час до того, он бы решительно высказался в пользу равенства полов. Теперь же ему, как сыну пресвитерианского священника, казалось, что порядочная молодая женщина и в самом деле должна быть невеждой в первую брачную ночь.

Мужественно подавив в себе этот пережиток викторианского воспитания, Роджер погладил ее бедра и обхватил мягкую полную грудь.