Текст книги "Эхо прошлого. Книга 2. На краю пропасти"

– Еще я упомянул построчное пение. Его до сих пор можно услышать по воскресеньям в церквях на Островах. К примеру, на Сторнавее. Это способ исполнения псалмов, который восходит к тем временам, когда книг было мало – или, возможно, большая часть паствы не умела читать. Поэтому регент хора пел псалом по одной строке за раз, а паства повторяла за ним. Эта книга, – он поднял псалтырь, – принадлежала моему отцу, преподобному Уэйкфилду; быть может, кто-то из вас его помнит. А прежде ею владел другой священник, преподобный Александр Кармайкл…

Роджер рассказал им о преподобном Кармайкле, который в девятнадцатом веке бродил по Шотландии и Островам и просил людей спеть их песни, рассказать про обычаи и передававшиеся устно «гимны, наговоры и заклинания». После он издал ученый труд в нескольких томах под названием «Кармина Гаделика».

Роджер принес с собой один том и, пока составленный им буклет с «песнями прачек» ходил по рукам, прочел классу заговор для жевания, заклинание от несварения желудка, стих жука и несколько куплетов из «Птичьей речи».

 
Утром Колумба на берег взошел,
Белую лебедь в камышах нашел.
Гилле, гилле,
Плакала лебедь о смерти.
Гилле, гилле,
Лебедь белая ранена, ранена,
Лебедь белая окровавлена.
Два пути у лебеди белой,
Гилле, гилле,
Две судьбы у лебеди белой,
Гилле, гилле,
Жизнь и смерть.
Гилле, гилле.
 
 
Гилле, гилле.
Откуда ты, печальная лебедь?
Колумба спросил, ее жалея.
Гилле, гилле.
Из Ирландии я приплыла,
Гилле, гилле.
От рук Фианна рана моя,
Гилле, гилле.
И смерть сулит мне она.
Гилле, гилле.
 
 
Гилле, гилле.
Ирландская белая лебедь,
Я друг для всех, кто в беде.
Христос твою рану узрит.
Гилле, гилле.
Узрит – и исцелит.
Гилле, гилле.
В милосердии и любви.
Гилле, гилле.
 
 
Гилле, гилле.
Ирландская белая лебедь,
Гилле, гилле.
Не причинит он вреда тебе,
Гилле, гилле.
Он исцелит твои раны,
Гилле, гилле.
Госпожа морской волны,
Гилле, гилле.
Госпожа скорбных песен,
Гилле, гилле.
И мелодий напевных.
 
 
Гилле, гилле.
Славься, Христос,
Гилле, гилле.
Славься, Сын Девы,
Гилле, гилле.
Величайший король,
Гилле, гилле.
Пой для Него свои песни,
Гилле, гилле.
Пой для Него.
Гилле, гилле,
Гилле, гилле!
 

Горло невыносимо болело от попыток изобразить крик лебедя – от тихого стона раненой птицы в начале до победных криков в конце. На последних строчках голос сорвался, но все равно звучал торжествующе, и слушатели зааплодировали.

От избытка чувств и боли Роджер какое-то время не мог говорить и потому лишь кланялся, улыбался и снова кланялся. Потом, принимая поздравления, молча вручил стопку книг и папок Джимми Гласкоку, чтобы тот раздал их остальным.

– Это было здорово! – произнес смутно знакомый голос.

Подняв взгляд, Роджер увидел, что руку ему пожимает Роб Кэмерон с сияющими от восторга глазами. Должно быть, удивление отразилось на лице Роджера, потому что Роб кивнул на стоявшего рядом с ним маленького мальчика. Это оказался Бобби Харэг, которого Роджер знал по хору. У мальчика, сущего дьяволенка, было чистейшее сопрано.

– Я привел малыша Бобби, – сказал Роб, крепко держа мальчика за руку. – Сестра работает и не смогла прийти. Она вдова.

– Спасибо, – просипел Роджер, но Кэмерон задержался лишь для того, чтобы еще раз пожать ему руку. Потом он отошел, уступив место следующему поздравителю.

В толпе Роджер увидел незнакомую пожилую женщину.

– Я и мой муж однажды видели вас на Инвернесских состязаниях. Тогда вы, кажется, выступали под отцовским именем?

– Да, – прогудел Роджер голосом лягушки-быка – голосовые связки еще недостаточно отдохнули. – Вы… у вас есть внуки? – Он махнул рукой в сторону галдящей кучки детей, столпившихся вокруг женщины. Раскрасневшись от удовольствия, та объясняла им произношение некоторых странно выглядевших гэльских слов из книги.

– Да, – сказала собеседница Роджера и, не дав отвлечь себя, указала на шрам на его горле и спросила сочувственно: – Что с вами случилось? Это навсегда?

– Несчастный случай. Боюсь, что да.

Прикрыв от огорчения глаза, она покачала головой.

– Какая потеря. У вас был великолепный голос. Сочувствую.

– Спасибо. – Только это он и мог сказать сейчас. Женщина отошла, а Роджер остался принимать похвалы от людей, которые никогда не слышали, как он пел раньше.

Затем он поблагодарил Лайонела Мензиса – широко улыбаясь, тот стоял у выхода и наблюдал за происходящим, словно ведущий после удачного циркового представления.

– Великолепно! Даже лучше, чем я ожидал. Скажи, ты не хочешь как-нибудь повторить урок? – спросил Мензис, радушно беря его за руку.

– Еще раз? Я едва дотянул до конца!

– А! Промочишь горло, и все пройдет, – отмахнулся Мензис. – Пойдешь со мной в паб?

Он выглядел таким довольным, что Роджер просто не смог отказать. И то, что он буквально истекал потом – выступления всегда повышали температуру его тела, – а жажде его позавидовала бы пустыня Гоби, конечно же, не имело к согласию никакого отношения.

– Буквально один бокал, – улыбнулся Роджер.

Когда они пересекали парковку, поблизости остановился потрепанный синий автофургон. Из окошка высунулся Роб Кэмерон и окликнул их.

– Тебе понравилось выступление, Роб? – спросил Мензис, не переставая широко улыбаться.

– Очень! – ответил Кэмерон. Судя по всему, искренне. – Хочу спросить у тебя две вещи, Родж. Не мог бы ты показать мне кое-какие из своих старых песен? Зигфрид Маклеод показал мне те, которые ты ему записал.

Роджер был польщен.

– Конечно. Не знал, что ты мой фанат, – пошутил он.

– Мне нравится кое-что старинное, – серьезно сказал Кэмерон. – Нет, правда, я был бы тебе очень благодарен.

– Хорошо. Приходи в следующие выходные.

Роб усмехнулся и коротко отсалютовал ему.

– Погоди, ты же сказал – два вопроса? – напомнил Мензис.

– Ах да. – Кэмерон нагнулся и взял что-то с сиденья. – Вот, нашел среди тех гэльских текстов, которые ты раздавал. Не по ошибке попало?.. Пишешь книгу?

Он протянул черную тетрадь – «Справочник путешествующих автостопом», и у Роджера перехватило горло, словно ему на шею накинули гарроту. Он взял тетрадь и молча кивнул.

– Дашь почитать, когда допишешь? – спросил Роб, заводя машину. – Обожаю научную фантастику.

Фургон поехал, потом вдруг остановился и сдал назад. Роджер крепче вцепился в тетрадь, но Роб на нее и не глянул.

– Совсем забыл. Брианна говорила, у вас на участке есть старая каменная крепость?

Роджер кивнул.

– У меня есть знакомый археолог, – продолжал Роб. – Ты не будешь против, если он придет как-нибудь посмотреть на эту крепость?

– Нет, – прохрипел Роджер и, откашлявшись, сказал уже уверенней: – Нет, не буду. Еще раз спасибо, что вернул тетрадь.

Роб весело усмехнулся и нажал на педаль газа.

– Не стоит благодарности, приятель.

Глава 47. Возвышенности

Знакомый археолог Роба, Майкл Каллахан, оказался добродушным мужчиной лет пятидесяти, с редеющими русыми волосами. Он сильно загорел – вернее сказать, обгорел, – и на его лице темные пятна чередовались с проплешинами розовой кожи. Издавая восхищенные возгласы, Майкл рыскал среди упавших камней старой церкви и просил у Роджера разрешение выкопать яму у одной из стен.

Брианна и дети пришли полюбоваться научным действом, однако археологические раскопки – не цирковое представление: вскоре Джем и Мэнди заскучали. Мать увела их в дом и принялась готовить обед, а Роджер и Майк продолжали копать.

– Если у тебя есть другие дела, то я и один здесь управлюсь, – посмотрев на Роджера, сказал Каллахан.

Дела, разумеется, были – все-таки это ферма, пусть и небольшая, – но Роджер покачал головой.

– Мне интересно. Если я тебе не мешаю…

– Ничуть, – весело заверил его Каллахан.

Во время работы он весело насвистывал, время от времени что-то бормотал себе под нос, однако о том, что ищет, по большей части молчал. Иногда Майкл просил Роджера помочь убрать выкопанное или придержать шатающийся камень, пока он заглядывал под него с факелом. Но в основном Роджер сидел на уцелевшей стене и слушал ветер.

На вершине холма царила тишина, свойственная дикой местности: с постоянным ощущением незаметно кипящей вокруг жизни; и Роджер внезапно подумал, что так и должно быть. Люди, по-видимому, здесь изрядно наследили – судя по глубине ямы Каллахана, который время от времени заинтересованно свистел подобно обезьянке.

Брианна принесла им бутербродов с лимонадом и села рядом с Роджером на стену.

– Роб уже уехал? – заметив, что фургона у двери нет, спросил Роджер.

– Дела – так он сказал. Роб считает, что Майк вряд ли скоро закончит с раскопками. – Брианна посмотрела на куст, за которым работал Каллахан, – из-за веток торчал его зад, обтянутый брюками.

– Может, и не закончит, – сказал Роджер и, улыбнувшись, нагнулся и легко поцеловал ее.

Она мурлыкнула и отодвинулась, на миг замерев в его руках.

– Роб спрашивал о песнях, которые ты записал для Сэнди Маклеода. Ты разрешил ему посмотреть их?

– Ох нет. Забыл. Если я к его возвращению слишком устану, то можешь сама их ему показать. Оригиналы лежат в нижнем ящике моего стола, в папке с надписью Cèolas[25]25
  Музыка (гэльск.).


[Закрыть].

Бри кивнула и ушла, ступая уверенно и бесшумно, словно олень по утоптанной тропе; ее забранные в хвост волосы были того же цвета, что оленья шкура.

Время тянулось медленно. Роджер чувствовал, что постепенно впадает в некое подобие транса: мысли текли неспешно, так же двигалось и тело, когда он помогал Каллахану, обмениваясь с ним ничего не значащими словами. Каллахан и сам выглядел вялым. Утренняя дымка сгустилась, холодные тени среди камней выцвели на свету, влажный воздух холодил кожу. Роджеру казалось, что камни вокруг вот-вот поднимутся и снова сложатся в здание.

У подножия холма, там, где стоял дом, бурлила жизнь: хлопали двери, Брианна развешивала белье для просушки, дети и двое мальчишек с соседней фермы, которые пришли с ночевкой к Джему, носились по огороду и вокруг надворных строений. Они играли во что-то вроде догонялок, и их пронзительные возгласы напоминали резкие крики охотящегося ястреба-рыболова. Подъехал грузовичок службы доставки. Должно быть, привезли насос для молочного сепаратора – водитель нес огромную коробку, ничего из-за нее не видя, и Брианна проводила его в амбар.

Около пяти вечера подул прохладный ветер, и туман постепенно рассеялся. Это словно послужило сигналом для Каллахана, выведя его из дремотного состояния. Он выпрямился, посмотрел на что-то, затем кивнул.

– Древнее место. – С этими словами археолог вылез из ямы и со стоном принялся наклоняться в разные стороны, растягивая мышцы спины. – Правда, здание, скорее всего, было построено пару сотен лет назад, пусть и из более древних камней. Возможно, их откуда-то принесли, но могли взять и из строения, которое стояло на этом месте раньше. – Он улыбнулся Роджеру. – Горцы бережливы: недавно в Дорнохе я видел амбар, фундамент которого состоял из камней, обработанных еще пиктами.

Каллахан, прищурившись, посмотрел на восток, на утопающий в тумане дальний берег.

– Древние люди всегда выбирали возвышенности. Не важно, что они строили: крепость или святилище, они всегда поднимались к ним.

– Древние люди? Какие древние люди? – переспросил Роджер, ощущая, как волосы на затылке встали дыбом.

Каллахан рассмеялся и покачал головой.

– Не знаю. Может, пикты; все, что нам от них осталось, – руины каменных построек. А может, те, кто жил здесь до них. Порой мы находим нечто, несомненно, созданное – или помещенное сюда – человеком, но не можем отнести это ни к одной известной нам культуре. К примеру, мегалиты – стоячие камни. Неизвестно, кто поставил их, для чего.

– Так уж и неизвестно, – пробормотал Роджер. – А ты можешь сказать, что за древняя постройка была здесь раньше? То есть какого рода – для войны или молитвы?

Каллахан покачал головой.

– По тому, что осталось на поверхности, – не скажу. Вот если раскопать фундамент… Хотя, если честно, по-моему, никто за это не возьмется. На Британских островах – и в Бретани тоже – сотни подобных мест, расположенных на возвышенностях. Большинство из них построили древние кельты или те, кто жил в железном веке, а многие места еще старше.

Он поднял отломанную голову статуи какой-то святой и почти нежно погладил ее.

– Эта леди гораздо младше – примерно тринадцатый или четырнадцатый век. Вероятно, святая покровительница семьи, передававшаяся из поколение в поколение. – Он чмокнул голову и осторожно передал ее Роджеру. – Вот еще что – сразу оговорюсь, что это не научный факт, а всего лишь мои наблюдения, я видел довольно много подобных мест, – если строение было церковью, то и древнее место под ней, скорее всего, тоже являлось святилищем. Горцы не изменяют своим привычкам. Они могут строить новый сарай каждые двести-триста лет – и, скорее всего, на месте прежнего.

Роджер рассмеялся.

– Верно подмечено. Наш амбар был построен в начале тысяча семисотого года, вместе с домом, и до сих пор не перестраивался. Но когда я копал новый сток в конюшне, то обнаружил камни более древнего строения.

– Тысяча семисотый год? Значит, новая крыша вашему амбару не понадобится еще лет сто.

Туман, как порой бывает, мистическим образом исчез; выглянуло бледное солнце. Роджер провел пальцем по высеченному на лбу статуи кресту и осторожно положил голову в нишу, предназначенную, казалось, именно для нее. Раскопки закончились, но мужчины не собирались расходиться. Им было легко в компании друг друга, возникло ощущение сопричастности магии этой возвышенности.

Во дворе дома стоял потрепанный фургон Роба Кэмерона, а сам Роб сидел на ступеньках заднего крыльца в окружении Мэнди, Джема и друзей Джема. Все вглядывались в листы, которые он держал. Что он там делает, черт побери?.. Смотревший на север Каллахан внезапно обернулся и спросил:

– Кто-то поет?

Роджер тоже услышал пение. Еле слышная, но приятная мелодия, в которой Роджер узнал мотив «Кримонд».

От ревности перехватило дыхание, горло будто схватила чья-то сильная рука.

«Люта, как преисподняя, ревность; стрелы ее – стрелы огненные».

Он закрыл глаза, задышал медленно и глубоко, и не без усилий вспомнил начало этой фразы: «Крепка, как смерть, любовь»[26]26
  Песнь песней, глава 8, строка 6.


[Закрыть].

Удушье отступило, и разум снова возобладал над чувствами. Разумеется, Роб Кэмерон умеет петь – ведь он же состоит в мужском хоре.

– Ты давно знаком с Робом? – спросил Роджер и обрадовался тому, что его голос звучит как обычно.

– С Робом? – Каллахан задумался. – Лет пятнадцать, наверное… Нет, вру, скорее, двадцать. Он как-то вызвался помогать мне в раскопках на Шапинсее, одном из Оркнейских островов. Ему тогда было около двадцати лет. – Каллахан остро глянул на Роджера и спросил: – А что?

Роджер пожал плечами.

– Он работает вместе с моей женой на гидроэлектростанции. Сам я с ним не знаком. Так, видел недавно на собрании в ложе.

– А! – Каллахан глянул вниз, на дом, и сказал, не глядя на Роджера: – Он был женат на француженке. Она развелась с ним пару лет назад и увезла их сына во Францию.

Это объясняло привязанность Роба к семье его овдовевшей сестры и то, что ему нравилась компания Джема и Мэнди. Роджер вздохнул полной грудью, и огонек ревности угас.

Короткий разговор словно положил конец их работе; они забрали остатки обеда, рюкзак Каллахана и молча спустились с холма.

* * *

На столе стояли два бокала.

– Что, сегодня какой-то праздник?

– Да. Во-первых, дети уже в кроватях, – сказала Бри.

– Не может быть! – Роджеру стало совестно за то, что он провел день с Каллаханом в прохладе церковных руин, а не гонял с огорода маленьких дьяволят.

– Да, и проводят там время довольно активно. – Она с подозрением посмотрела на дверь в коридор, через которую доносился приглушенный рев телевизора, стоящего в большом зале. – Надеюсь, они вымотались и не будут всю ночь прыгать на кроватях. У них там столько пиццы, что шестеро взрослых мужчин наелись бы на неделю вперед.

Роджер засмеялся – он и сам, съев чуть ли не всю большую пепперони, впадал в сытое оцепенение.

– Что еще?

– Что еще мы празднуем? – Она бросила на него довольный взгляд кошки, съевшей сливки. – Ну, что до меня…

– Так-так? – поторопил он ее.

– Мой испытательный срок закончился. Теперь им от меня не избавиться, даже если я начну пользоваться духами. – Брианна достала из ящика конверт и положила перед Роджером. – А тебя школьный комитет официально приглашает повторить в следующем месяце твою триумфальную лекцию о гэльском языке еще в пяти школах!

Роджера затопило горячей волной радости, и он с удивлением обнаружил, что щекам стало жарко.

– Правда?

– Стала бы я так шутить? – Не дожидаясь ответа, Бри налила вино, темно-багряное и душистое. Раздался тонкий звон бокалов. – За нас.

* * *

Детей отправили наверх, в спальню, и оттуда вскоре донесся шум, но появление Роджера в образе Строгого Отца положило этому конец и пижамная вечеринка сменилась приглушенным хихиканьем.

– Они рассказывают пошлые анекдоты? – спросила Бри, когда Роджер спустился.

– Скорее всего. Может, забрать оттуда Мэнди?

Бри покачала головой.

– Она, наверное, уже спит. А если и нет, то шутки, которые травят девятилетние мальчишки, вряд ли ее испортят. Она еще слишком мала, чтобы понимать, в чем соль.

– Пожалуй. – Роджер пригубил вновь наполненный бокал, и вино мягко скользнуло по языку, оставив привкус смородины и черного чая. – Сколько лет было Джему, когда он наконец научился рассказывать шутки? Помнишь, как он пытался шутить, но не понимал, в чем смысл?

– В чем разница между… э-э… пуговицей и носком? – Бри очень похоже изобразила восторг Джема. – Это… буйвол! ХА-ХА-ХА!

Роджер рассмеялся.

– Почему ты смеешься? – требовательно спросила Бри. Она прикрыла глаза, ее губы были темными от вина.

– Ты так это сказала… – Он поднял свой бокал. – Твое здоровье.

– Slàinte[27]27
  «За здоровье!» – шотландский тост.


[Закрыть].

Роджер наслаждался запахом вина не меньше, чем его вкусом. Казалось – приятный самообман, – что он ощущает жар тела Брианны, хотя она сидела в нескольких футах от него. Бри словно испускала медленные волны тепла.

– Как называется то, с помощью чего находят далекие звезды? – спросил он.

– Телескоп. Ты что, опьянел с половины бутылки вина?

– Да я не об этом. Есть какой-то специальный термин… Тепловая заметность?

Она прищурила один глаз, размышляя, затем пожала плечами.

– Может быть. А что?

– У тебя это есть.

Она скосила глаза вниз.

– У меня есть не только это.

Он не был пьян, она тоже, но почему бы не подурачиться?

– Тепловая заметность, – сказал Роджер и взял ее за руку.

Она была гораздо теплее его руки, и он мог бы поклясться, что ощущал, как ее пальцы пульсируют в такт биению сердца.

– Я нашел бы тебя в толпе даже с завязанными глазами, ты сияешь в темноте.

Брианна поставила бокал и опустилась на колени между его расставленных ног, не касаясь их. Она и правда сияла. Он увидел бы это даже с закрытыми глазами и сквозь ее белую футболку.

– Отличное вино. Откуда?

– Роб принес. Сказал, в качестве благодарности за то, что позволили ему переписать песни.

– Хороший человек, – великодушно признал Роджер. Сейчас он и в самом деле так думал.

Брианна вылила остатки вина из бутылки в бокал Роджера. Затем села на корточки и, прижав к груди пустую бутылку, посмотрела на мужа пьяным взглядом.

– Ты мой должник.

– До конца дней, – кивнул он.

– Нет, – вставая, заявила она, – ты сказал, что если я принесу домой свою каску, то ты расскажешь мне, что ты сделал с бутылкой шампанского. Я имею в виду те завывания.

Роджер на миг задумался: если он ей расскажет, то она может стукнуть его бутылкой. Но уговор дороже денег, а пышущая теплом обнаженная Бри в каске… да тут любой мужчина послал бы осторожность к черту!

– Я пытался сымитировать тот звук, который ты издаешь, когда мы занимаемся любовью… ну… нечто среднее между урчанием и низким стоном…

Рот Бри приоткрылся, глаза расширились. Кончик ее языка был темно-красным.

– Думаю, это в диапазоне от «фа» до «до» третьей октавы, – поспешно сказал Роджер.

Она удивленно прищурилась.

– Шутишь!

– Нет.

Он поднес к ее губам свой бокал, осторожно наклонил. Закрыв глаза, она принялась медленно пить. Он заправил прядь волос ей за ухо, пальцы его медленно прошлись по длинной шее, по выпуклой ключице. Он смотрел, как подрагивает ее горло, когда она глотает.

– Ты становишься теплее, – не открывая глаз, прошептала Бри. – Второй закон термодинамики.

– Что за закон? – понизив голос, поинтересовался он.

– При прохождении в изолированной системе самопроизвольных процессов энтропия системы возрастает.

– Да ну?

– М-м-м… Поэтому теплое тело отдает тепло холодному до тех пор, пока они не станут одной температуры.

Ее внезапно распахнувшиеся глаза были на расстоянии дюйма от его глаз, а дыхание, пахнущее черной смородиной, было таким же теплым, как и его щека. Бутылка с приглушенным стуком упала на ковер.

– Хочешь попробовать «ми-бемоль»?