Текст книги "Эхо прошлого. Книга 2. На краю пропасти"

Глава 51. Наступление англичан

3 июля 1777 года, гора Три мили, колония Нью-Йорк

Темное пятно пота между широких плеч бригадного генерала Фрэзера формой походило на очертания острова Мэн, каким он был изображен на школьной карте там, дома. Мундир лейтенанта Гринлифа пропитался потом и почернел от грязи, лишь на выцветших рукавах виднелся красный цвет. Мундир Уильяма был не такой блеклый – наоборот, огорчительно новый и яркий, однако точно так же облегал плечи и спину и отяжелел от выделяемой его телом влаги.

Генерал приказал взойти на гору. Уильям надеялся, что там будет прохладней, но усилия, потраченные на восхождение, свели на нет все преимущества высоты. Из лагеря вышли на рассвете, воздух тогда был восхитительно свеж – Уильяму даже захотелось пробежаться по лесу голым, словно индеец, поудить в озере и съесть на завтрак с десяток рыбешек, поджаренных в панировке из кукурузной муки, свежих и горячих.

Гора называлась Три мили, потому что находилась в трех милях к югу от форта Тикондерога. Бригадный генерал, командующий передовым отрядом, решил влезть повыше и оглядеться, взяв с собой Уильяма и инженера лейтенанта Гринлифа.

Уильяма приписали к отряду неделю назад. Командир ему понравился – добродушный и общительный, но совсем в ином ключе, чем генерал Бергойн. Впрочем, Уильяма мало заботил его характер. Он будет на передовой – только это имело значение.

Он нес кое-что из снаряжения инженера, а также две фляги с водой, помог установить треножник для осмотра местности и время от времени удерживал измерительную рейку. Наконец разведка была окончена, необходимые записи сделаны, и генерал, все обсудив с Гринлифом, отослал того обратно в лагерь. Разобравшись с делом, медленно прошелся туда-сюда, явно наслаждаясь ветерком, затем сел на камень, открыл фляжку и с наслаждением напился.

– Сядь, Уильям, – велел он, указав на камень рядом с собой.

Какое-то время они сидели молча, слушая лесной шум.

– Я знаю твоего отца. Полагаю, тебе многие это говорят.

– Вообще-то, да. А если не его, то дядю, – согласился Уильям.

Генерал Фрэзер рассмеялся.

– Семейная история – тяжкая ноша, – сочувственно произнес он. – Но я уверен, что ты несешь ее с достоинством.

Не зная, что сказать, Уильям издал неопределенный вежливый возглас. Генерал снова засмеялся и дал ему фляжку. Вода оказалась такой теплой, что Уильям даже не ощущал, как она течет по горлу. Но она была свежей и утолила жажду.

– Мы сражались бок о бок на равнине Авраама. Я имею в виду – твой отец и я. Он рассказывал тебе о той ночи?

– Немного, – обреченно кивнул Уильям.

– Мы спустились по реке ночью. Все буквально цепенели от страха, особенно я… – Глядя на озеро, генерал покачал головой. – Такая уж она, река Святого Лаврентия. Генерал Бергойн упоминал, что ты был в Канаде. Видел эту реку?

– Мельком, сэр. Большую часть пути до Квебека я проделал по суше и лишь потом спустился по реке Ришелье. Но отец рассказывал мне о реке Святого Лаврентия. Он назвал ее величественной.

– А он говорил, что я чуть не сломал ему руку? Он сидел рядом со мной в лодке, когда я нагнулся, чтобы окликнуть французского часового. Твой отец схватил меня за руку, не давая упасть. Я ощущал, как напряглись его мышцы, но в сложившейся ситуации не понимал, как ему больно, пока он не отпустил меня, хватая ртом воздух.

Генерал посмотрел на руки Уильяма и слегка нахмурился – не озадаченно, а будто бы пытаясь что-то вспомнить и сравнить с тем, что видит. У лорда Джона длинные, изящные кисти рук и узкая кость. Пальцы Уильяма тоже длинные, но руки большие и грубой формы, ладони широкие, а костяшки пальцев сильно выделяются.

– Он – лорд Джон, я имею в виду – мой приемный отец, – выпалил Уильям и мучительно покраснел, смущенный как самим признанием, так и тем вывертом сознания, которое заставило его признаться.

– Вот как? Ах да, разумеется, – рассеянно сказал генерал.

Решил, что Уильям признался из гордости, желая указать на древность своей собственной родословной?

Хорошо хоть, его лицо – как и лицо генерала – покраснело после восхождения на гору и румянец незаметен… Словно уловив его мысли, генерал снял мундир, расстегнул жилет и распахнул его полы, кивком разрешив Уильяму сделать то же самое. Уильям послушался и вздохнул от облегчения.

Разговор естественным образом перешел на другие битвы: те, в которых участвовал генерал, и те, о которых Уильям лишь слышал. Очевидно, генерал его прощупывал, изучал опыт и послужной список. Последний, по мнению Уильяма, был постыдным. Знал ли генерал Фрэзер о том, что случилось во время битвы при Лонг-Айленде? Слухи расходятся быстро.

Постепенно разговор сошел на нет, и они молча сидели, слушая шелест листьев. Уильям хотел сказать что-нибудь в свою защиту, однако понятия не имел, как вернуться к этой теме. Но если он не объяснит, что тогда случилось… Впрочем, достойного оправдания все равно не было. Он вел себя как болван, вот и все.

– Генерал Хау хвалил твой ум и храбрость, – сказал генерал Фрэзер, словно продолжая начатый ранее разговор. – Хотя у тебя еще не было возможности показать свой талант командира.

– Э-э, верно, сэр, – потея, ответил Уильям.

Генерал улыбнулся.

– Что ж, пора исправить это недоразумение, правда? – Он встал, со стоном потянулся и надел мундир. – Позже пообедаешь со мной. Поговорим с сэром Фрэнсисом.

Глава 52. Пламя войны

1 июля 1777 года, форт Тикондерога

Вернулся Уиткомб и, судя по слухам, принес несколько скальпов англичан. Увидев Бенджамина Уиткомба и нескольких из «неутомимых охотников», я была готова в это поверить. Они умели культурно говорить и не отличались от иных мужчин из форта, одетых в грубо выделанную кожу и поношенную одежду из домотканой материи, или на других, у кого кожа плотно обтянула кости. Но лишь у них был звериный взгляд.

На следующий день Джейми позвали к коменданту, где он пробыл до темноты. У костра, недалеко от дома Сент-Клера, пел мужчина. Сидя на перевернутом бочонке из-под солонины, я слушала его и вдруг заметила, как с другой стороны костра прошел Джейми, направляясь к казарме. Я тут же поднялась и нагнала его.

– Идем, – тихо сказал он и повел меня к саду коменданта.

Здесь ничто не напоминало о том, что мы делали недавно, но тело Джейми было напряжено, а сердце билось часто. Наверное, из-за дурных вестей.

– Что случилось? – понизив голос, спросила я.

– Уиткомб поймал и привел сюда английского солдата. Конечно, тот ничего не сказал, но Сент-Клер посадил в его камеру Энди Трейси, якобы обвиняемого в шпионаже.

– Умно, – одобрила я.

Лейтенант Эндрю Ходжес Трейси был ирландцем, обаятельным прирожденным лжецом. Если бы я хотела вытянуть из кого-нибудь информацию без применения грубой силы, я бы первым делом подумала о Трейси.

– И он что-то узнал?

– Да. А еще у нас есть три немца-дезертира из английской армии. Сент-Клер хотел, чтобы я с ними поговорил.

Что Джейми и сделал. Полученные от них сведения могли оказаться неправдой, но они совпадали с тем, что рассказал пленный англичанин. Важная информация, которую Сент-Клер ждал последние три недели.

Генерал Карлтон остался в Канаде с малой частью войска, а к форту и в самом деле направлялся генерал Бергойн с огромной армией. К нему присоединился генерал Ридизель с семью Брансуикскими полками, батальоном легкой пехоты и четырьмя ротами драгун. И его передовой отряд был всего в четырех днях ходьбы от форта.

– Плохо дело, – тяжело вздохнув, заключила я.

– Да уж. Что еще хуже, у Бергойна в бригадных генералах Саймон Фрэзер. Он командует передовым отрядом.

– Твой родственник? – Риторический вопрос. Человек с такой фамилией?..

Джейми слабо улыбнулся.

– Да. Скорее всего, троюродный брат. И отличный боец.

– Что ж, почему бы ему не быть хорошим бойцом? Это последняя из плохих новостей?

Он покачал головой.

– Не-а. Дезертиры сообщили, что в армии Бергойна не хватает провианта. Драгуны идут пешком, потому что негде взять свежих лошадей. Хотя я не знаю, съели они их или нет.

Ночь была жаркой и влажной, но у меня от внезапного озноба волоски на руках встали дыбом. Я коснулась запястья Джейми – волосы на его руках тоже встопорщились. Внезапно подумалось, что сегодня ночью ему приснится битва при Каллодене.

– И что?

Джейми повернул руку и переплел пальцы с моими.

– Выходит, у них недостаточно припасов для того, чтобы начать осаду. Им придется поднапрячься и захватить нас как можно быстрее. Скорее всего, им это удастся.

* * *

Через три дня на Неприступном появились первые английские разведчики.

* * *

Любой мог увидеть – и увидел, – как англичане размещают артиллерию на Неприступном. Артур Сент-Клер, смирившись с неизбежным, объявил об отступлении из форта.

Большая часть гарнизона отошла на холм Независимости, взяв необходимый провиант и вооружение. Скот предполагалось зарезать или отогнать в лес. Некоторые отряды ополчения должны были отойти до Хаббардтона и ждать там, когда к ним присоединятся остальные. Женщин, детей и раненых отправят по воде с небольшой охраной. Все, что способно плыть, приказали принести на берег после темноты. То, что невозможно взять с собой, предстояло уничтожить, дабы не оставлять врагу – так всегда делается. Но сейчас это было необходимо особенно: дезертиры сообщали, что армии Бергойна не хватает продовольствия, и, если в Тикондероге он ничем не поживится, это может его остановить – или хотя бы серьезно задержать. Ожидая припасов из Канады, его люди будут вынуждены искать еду и жить за счет фермеров.

Все это – сборы, погрузка вещей, забой скота и подготовка к отгону уцелевших животных, уничтожение того, что нельзя взять с собой, – требовалось проделать как можно незаметней для англичан, которые были уже на подступах к форту.

К вечеру над озером нередко клубились чудовищные тучи, небо чернело на мили вокруг. Иногда после полуночи разражался ливень, он хлестал по озеру, горам, дозорным, форту… вода лилась словно из бездонного ведра. А бывало, тучи проходили мимо, зловеще громыхая.

Сегодня тяжелые низкие тучи затянули все небо. В их недрах то и дело полыхало, молнии с треском вырывались наружу, словно перекликаясь. Время от времени из туч к земле выстреливали яркие бело-голубые разряды, сопровождавшиеся раскатами грома, и тогда все подпрыгивали от неожиданности.

Мне собирать было почти нечего, что и к лучшему – времени все равно не хватало. Работая в лазарете, я слышала доносящийся из казармы шум: люди перекрикивались в поисках пропавших вещей, матери звали потерявшихся детей. Снаружи доносилось взволнованное блеяние овец – их выгоняли из загонов; внезапные крики и мычание, когда испуганная корова пыталась сбежать. Неудивительно: после забоя ее товарок в воздухе висел густой запах свежей крови.

Я видела гарнизон форта во время парада и знала, сколько в нем человек. Но когда три или четыре тысячи взволнованных людей толкаются и суетятся, пытаясь в страшной спешке делать непривычное, на ум приходит сравнение с разворошенным муравейником. Я проталкивалась сквозь бурлящую толпу, прижимая к себе четыре мешка. В них лежала одежда, немногочисленные медицинские принадлежности и огромный кусок ветчины от благодарного пациента, завернутый в запасную нижнюю юбку.

Мне придется плыть на лодке и присматривать за ранеными, но я не собиралась уходить, не повидавшись с Джейми.

Не в первый раз я подумала, что быть замужем за высоким мужчиной очень удобно – в толпе его всегда хорошо видно. Вот и сейчас я сразу же заметила его у орудий на люнете. Некоторые из ополченцев стояли рядом и смотрели вниз. Я поняла, что там, внизу, отплывающих распределяют по лодкам, и воспряла духом.

Однако представшее перед моими глазами зрелище оказалось неутешительным. Берег озера у форта выглядел так, словно из плавания вернулся попавший в шторм рыболовный флот. Лодок было много. Всяких – от каноэ и шлюпок до рыбачьих плоскодонок и грубо сколоченных плотов. Некоторые лежали на берегу, иные уже отплыли – без людей на борту: вспышка молнии высветила в волнах несколько голов – мужчины и юноши плыли за лодками, пытаясь их вернуть.

Из боязни выдать отплытие, огней на берегу было мало. Но под воздействием убеждений и кулаков то и дело загорались новые факелы, а за границей их света земля будто шла рябью и шевелилась, напоминая кишащий червями труп.

Джейми пожал руку Андерсону, одному из моряков «Чирка», ставшему, de facto, его капралом.

– Храни вас Господь, – сказал он.

Андерсон кивнул и развернулся, уводя с собой нескольких ополченцев. Они прошли мимо меня, кое-кто кивнул; лица их скрывала тень от шляп.

– Куда они? – спросила я Джейми.

– В Хаббардтон, – ответил он, по-прежнему глядя на берег озера. – Единственная возможность спастись… Жаль, поздновато. – Он указал подбородком на черный горб Неприступного, у вершины которого мерцали огни костров. – Если там не знают, что здесь происходит, то это серьезный просчет. На месте Саймона Фрэзера я бы двинулся сюда еще до рассвета.

– Ты пойдешь со своими людьми? – Во мне зародилась искра надежды.

На нас падал отраженный свет факелов на лестнице и огней внутри форта. Этого хватило, чтобы разглядеть лицо Джейми, когда он повернулся ко мне. Оно было мрачным, губы решительно сжаты.

– Нет, я собирался пойти с тобой. – Он внезапно улыбнулся, и я схватила его за руку. – Ты ведь не думала, что я оставлю тебя бродить по необжитым землям с горсткой больных недоумков? Даже если для этого мне придется сесть в лодку, – с отвращением добавил Джейми.

Я невольно рассмеялась.

– Не очень-то вежливо так говорить. Впрочем, в случае миссис Рэйвен это отчасти верно. Кстати, ты не видел ее?

Он покачал головой. Шнурок на волосах ослаб, и ветер растрепал длинные пряди волос. Джейми сунул шнурок в зубы, собрал волосы и заново перевязал их.

Кто-то внизу удивленно вскрикнул, и мы повернулись посмотреть. Холм Независимости был в огне.

* * *

– Огонь! Огонь!

Люди, и без того взволнованные и подавленные, вспугнутыми перепелками бросились из казармы наружу. Огни были уже у вершины холма Независимости, где генерал Фермо и его люди организовали заставу. Огненный язык взмывал вверх и колыхался, словно пламя свечи. Порыв ветра сгладил его, и пламя на миг приугасло, словно кто-то выключил газ, а потом полыхнуло, осветив холм. На фоне огня виднелись крошечные черные фигурки – сотни людей разбирали палатки и паковали вещи.

– Горит застава Фермо, – пробормотал стоящий рядом солдат.

– Да. И если даже мы видим их отход, то разведчики Бергойна тем более, – мрачно ответил Джейми.

С этого момента наш отход превратился в паническое бегство.

Сегодня окончательно развеялись мои сомнения в существовании телепатии. Постоянно возникавшие слухи терзали натянутые нервы, а ведь солдаты и без того были на взводе из-за выжидательной тактики Сент-Клера. Когда пламя охватило холм Независимости, все подумали, что «красные мундиры» и индейцы вот-вот на нас нападут, – и не пришлось никому ничего объяснять. Паника распростерла свои черные крылья над фортом, и суматоха на берегу буквально на наших глазах превратилась в хаос.

– Идем, – сказал Джейми.

Я побежала вниз по узким ступенькам. Несколько деревянных домов горели – их подожгли специально, чтобы военное оборудование не попало в руки врагу, – и на фоне огня разворачивались сцены из ада. Женщины тащили полуодетых детей, вопящих и цепляющихся за покрывала; мужчины выбрасывали из окон мебель.

Сверкнула молния, и в форте стало светло, как днем. Раздавшиеся со всех сторон крики поглотил раскат грома. Многие предсказуемо решили, что на нас вот-вот обрушится гнев Божий, хотя грозы, подобные этой, иной раз подолгу бушевали над фортом. Люди не столь религиозные боялись еще сильнее – потому что отход ополчения теперь был виден англичанам на Неприступном. В общем, ничего хорошего ждать не приходилось.

– Я должна сходить за своими инвалидами, а ты забери вещи из казармы, – крикнула я Джейми в ухо.

Он покачал головой. Очередная молния подсветила его раздуваемые ветром волосы, и Джейми стал похож на одного из главных демонов преисподней.

– Я тебя не оставлю, иначе могу больше никогда не найти, – сказал он и схватил меня за руку.

– Но… – начала было я. И осеклась. Тысячи людей бегут, толкаются или просто стоят на месте, растерявшись и не зная, что делать. Если мы разделимся, найти друг друга будет практически невозможно; и даже думать не хочется о том, что я в одиночестве окажусь в лесу, полном кровожадных индейцев и «красных мундиров».

– Ты прав. Тогда идем вместе.

В лазарете было спокойней, но лишь оттого, что большинство больных не могли ходить. Впрочем, волновались они едва ли не больше здоровых – то и дело кто-нибудь вбегал и делился происходящим.

Тех, у кого была семья, родные уносили, едва дав им время взять вещи. Одинокие суетились между койками, пытаясь натянуть брюки или добраться до двери.

Капитан Стеббингс, разумеется, ничего подобного не делал. Сложив руки на груди, он с безмятежным видом лежал на кровати и с любопытством наблюдал за суматохой. Над ним на стене горел светильник.

– Миссис Фрэзер! – весело воскликнул Стеббингс. – Полагаю, скоро я стану свободным. Надеюсь, англичане принесут мне еды – на ужин от американцев вряд ли можно рассчитывать.

– Да, скоро вы освободитесь, – с улыбкой подтвердила я. – Вы ведь позаботитесь об остальных пленниках-англичанах? Генерал Сент-Клер не берет их с собой.

Он принял оскорбленный вид.

– Они – мои люди.

– Разумеется.

Гвинейский Дик, в полумраке почти неразличимый на фоне каменной стены, стоял у кровати капитана с тяжелой тростью в руках – собрался, по-видимому, отбиваться от мародеров. Ормистон сидел, бледный и взволнованный, и теребил завязки бинта на культе ноги.

– Мадам, они и в самом деле вот-вот придут? Армия англичан?

– Да. А вы должны как следует заботиться о своей ране и держать ее в чистоте. Нога хорошо заживает, но ее нельзя напрягать по меньшей мере месяц, а потом еще два месяца нужно будет выждать, прежде чем прилаживать деревянный протез. И не позволяйте английским докторам пускать вам кровь – вам сейчас нужна вся имеющаяся у вас сила.

Хотя он кивнул, я знала: как только на пороге появится доктор, Ормистон тут же попросит отворить ему кровь. Он свято верил в пользу кровопусканий и становился спокойней, когда я ставила ему на культю пиявок.

Я пожала ему руку на прощание и собралась уходить, но Ормистон задержал меня.

– Еще минутку, мадам.

Он потянулся к своей шее и что-то снял с нее, а потом вложил мне эту вещь в руку.

– Если вы вдруг увидите того мальчика, Эйбрама, передайте ему, пожалуйста, мой талисман. Скажите, что он убережет его от опасности.

Из темноты позади меня возник Джейми, источая нетерпение и волнение. С ним шли несколько больных, прижимая к себе пожитки. Откуда-то издалека донесся высокий голос миссис Рэйвен. Мне показалось, она звала меня. Я повесила на шею талисман Ормистона.

– Я скажу ему, мистер Ормистон. Спасибо.

* * *

Кто-то поджег замечательный мост Йедутена Болдуина. Черные, словно черти, фигуры носились туда-сюда вдоль моста с топориками и ломами, отдирали доски и сбрасывали их в воду.

Джейми прокладывал путь через толпу, я шла за ним, а ко мне, вскрикивая от волнения, выводком гусят жались наши спутники – женщины, дети и несколько моих пациентов.

– Фрэзер! Полковник Фрэзер!

Обернувшись на крик, я увидела бегущего по берегу Иону – то есть Билла – Марсдена.

– Я иду с вами, вам ведь нужен тот, кто умеет управлять лодкой, – выпалил он, задыхаясь.

Секунду поколебавшись, Джейми кивнул в сторону берега.

– Хорошо, беги. Я постараюсь привести всех поскорее.

Марсден растворился в темноте.

– А остальные твои люди? – Случайно вдохнув дым, я закашлялась.

Джейми – темная фигура на фоне мерцающей темной воды – пожал плечами.

– Они ушли.

Через лес и по берегу, словно пожар, понеслись крики о том, что идут англичане. Всех охватила паника. Она была такой сильной, что даже я ощутила зарождающийся в горле крик. Я подавила его, и на смену пришла досада – сначала на себя, а потом на глупцов, что стояли позади и вопили. Они разбежались бы, будь у них такая возможность. Но мы уже почти подошли к берегу, а там было столько людей, что некоторые лодки, беспорядочно нагруженные вещами, переворачивались.

Слава богу, Марсден реквизировал большое каноэ и отвел его в сторону. Мы усадили в каноэ всех своих спутников – их оказалось восемнадцать, включая Уэллманов и миссис Рэйвен, бледную и изумленную, словно Офелия.

Джейми быстро глянул на форт – через открытые главные ворота виднелся свет костров – и перевел взгляд на люнет.

– Четыре человека стоят у пушки, наведенной на мост. Добровольцы. Англичане – по крайней мере некоторые из них – обязательно пойдут по мосту и погибнут при обстреле, а наши добровольцы скроются. Если смогут.

Он отвернулся и принялся грести.