Текст книги "Лирей. Сердце волка"

Мой рот открылся, чтобы закричать, но крика не получилось.

Чудовище, еще секунду назад бывшее моим отцом, ухмыльнулось, раздалось леденящее душу рычание.

– Я иду за тобой, Эя, – глухо прорычало оно.

Я наконец смогла закричать и, закричав, проснулась.

Глава 3

Казалось, я закрыла глаза всего на миг, но стоило провалиться в темноту, как раздался голос Милы:

– Мисс Лирей… Мисс Лирей! Просыпайтесь, пожалуйста, вы проспите охоту.

– Ну какая охота, Мила, – сонно пробурчала я. – Виталина сгноит меня в этой башне… Если раньше не прилетит добрая фея и не подарит мне крыль…

Я сонно заморгала, увидев бело-розовые облака балдахина, и поняла, что нахожусь в собственных покоях.

– Охоту? Какую еще охоту? – пробормотала я. – Богиня! Андре! Это же мне не приснилось? Андре здесь!

Опомнившись, я уставилась на довольно улыбающуюся Милу.

– Точно, охота, – смущенно добавила я.

– Ваш костюм готов, – все еще улыбаясь, сказала Мила. – И Леди, должно быть, очень соскучилась.

– Леди!

Мысль о лошади так и подкинула на кровати. Как я еще ночью не отправилась на конюшню? Мама рассказывала, как меня маленькую несколько раз находили в деннике утром после того, как в замке не оставалось угла, в который бы не заглянули. Мама тогда запретила няне Пепе пугать нас сказками про оборотней, мол, каждый раз после этих россказней я сбегаю ночью на конюшню… Чудно, но я почему-то считала, что там-то волки точно меня не достанут…

Сумбурные воспоминания, планы, надежды пронеслись в голове вихрем, пока я бежала прямо босиком в ванную комнату.

Наскоро ополоснувшись, я закуталась в теплый халат, что подала мне Мила, и почистила зубы.

Натянула удобное облегающее белье – никогда не понимала сестер, предпочитающих даже на охоту надевать платья и сидеть в дамском седле – под облегающие бриджи пышные крахмальные панталоны не годятся. Мила протянула расшитую серебряной нитью рубашку, следом бриджи. Расправив складки, я застегнула камзол. На ноги надела сапоги из твердой кожи, отделанные с внутренней стороны замшей, чтобы было удобней держаться на лошади.

Волосы Мила споро собрала в низкий пучок. Черная шляпа с изумрудного цвета пером довершила образ.

Не обращая внимания на возражения, Мила накинула мне на плечи плащ.

– Вот солнце выглянет – снимите, – упрямо сказала она. – А пока будьте добры, потерпите!

* * *

Когда я спустилась во двор, герцог и его племянник со сквайрами уже ожидали нас. Был там и Андре, с сосредоточенным видом проверявший подпругу Леди.

Вороная узкокостная кобыла с вытянутой мордой запрядала острыми ушами, завидев меня, протяжно заржала и ударила копытом о землю.

У меня возникло ощущение, что только что между Эберлеем и Андре что-то произошло. Лица у обоих были покрасневшие, недовольные, и когда я подошла, возникло неловкое молчание. Только на лице Эберлея было почему-то еле заметное превосходство, Андре же хмурил брови.

В ожидании сестер обменялись привычными любезностями, душными, несмотря на свежесть утра.

– Сегодня мы точно его уделаем, – сообщил Эберлей, скалясь. – В чем, в чем, а в этом я не сомневаюсь. Будет знать, как драть коров, дьявольское племя!

Виталина и Микаэла спустились спустя четверть часа. Обе в платьях для верховой езды, Виталина в голубом, Микаэла в зеленом, и в шляпках в тон. Вид у обеих, особенно у Виталины, такой, точно ее всю ночь ногами били. Сестра не прекращая зевала, а под глазами залегли тщательно замаскированные тени.

Оказавшись в седле, я зажмурилась от удовольствия, впитывая до кончиков пальцев волшебное ощущение покачивающейся под тобой земли, ощущая теплые бока лошади. Леди время от времени коротко, радостно ржала, ее поступь напоминала готовую разжаться пружину.

Господа – то есть мы – ехали впереди, за нами тянулась процессия из ловчих, егерей, конюхов и лакеев, тех из них, что принимали участие в каждой охоте. Впереди бежали собаки, уши торчком, вид настороженный, готовы в любой момент сорваться на быстрый бег, повинуясь звуку рога или команде.

Выехав на дорогу, ведущую к лесу, я цокнула языком, переводя лошадь в рысь.

– Мисс Лирей, – крикнул мне вслед Эберлей. – Будьте осторожны. Если встретите волка…

Чего это он раскомандовался?

Не став слушать, что еще он скажет, я пришпорила лошадь, пуская Леди в галоп.

Андре на вороном красавце коне поравнялся со мной. Наверно, улыбка у меня – глупее некуда, потому что Андре расхохотался, озорно, по-мальчишески, как когда-то в детстве.

Стоило лесу сомкнуться за нашими спинами, я снова перевела Леди в шаг, та недовольно фыркнула, но подчинилась. Постепенно нас обогнала вся охотничья процессия, а мне хотелось просто побыть наедине с лесом. И с Андре.

* * *

Лес здесь смешанный, пахнет хвоей от огромных атесинских сосен, их стволы уходят в самое небо, запрокинешь голову, чтобы посмотреть, – и главное, не упасть с лошади от головокружения. Могучие дубы рядом с ними выглядят чуть ли не пнями, а белые стволы берез кажутся и вовсе молодой порослью. Озябшие за зиму кроны тронула молодая листва, над головами бойко, по-весеннему, поют птицы, снуют рыжие и голубые белки. На глаза даже слезы навернулись.

– Эя, – позвал Андре, как всегда, уловивший мое настроение, и спросил с улыбкой: – Плачешь?

– Просто так красиво, – ответила я, чувствуя себя, пожалуй, глупее, чем леди в душещипательных романах.

– У тебя глаза сейчас точь-в-точь эта первая зелень.

Мои щеки вспыхнули, возникла неловкая пауза, и я даже обрадовалась звукам охотничьего рога.

Судя по разразившемуся вслед за протяжным гудом истошному лаю собак, мы вышли на след волка.

Я взглянула на Андре и опустила глаза, вновь покраснев под его взглядом.

– Мне показалось, или вы поругались с Эберлеем? – спросила я, чтобы сгладить неловкость.

– Не показалось, – хмуро ответил Андре. – Жених Виталины что-то слишком много себе позволяет. Я сегодня же напишу его величеству, дай только вернемся с охоты.

Он приблизился почти вплотную и, как когда-то в детстве, взял меня за руку, слегка сжав внезапно задеревеневшие пальцы. Даже сквозь кожу перчатки я ощутила тепло его руки. Сколько мы ехали так, шагом, не знаю, я думала, что стоит высвободить руку, как волшебство момента закончится, придется возвращаться в шаткий, ненадежный мир, где все решают за меня. Судя по морщине между бровями Андре, он думал, если не о том же, то о чем-то похожем.

Руки сами разжались, когда мы услышали впереди крики, лай, ржание и страшный, короткий вой.

– Волк! – воскликнула я и, пришпорив Леди, устремилась вперед.

Андре поскакал за мной.

Когда мы догнали остальных, я только увидела, как спешившийся Эберлей с зажатым в руке копьем пытается подступиться к огромному, истыканному стрелами волку.

Истекающее кровью животное крутится на месте, огрызаясь на атакующих собак.

Виталина и Микаэла, сидящие бок о бок в своих дамских седлах, закрыли глаза надушенными платочками, а я не смогла отвести взгляд.

Вот Эберлей наносит удар, и волк падает, продолжая дергаться, хрипеть, разевая красную пасть. Наконец, вывалив язык, животное затихло.

Но стоило герцогу наклониться над ним и выдернуть копье, упираясь сапогом в шкуру, как тело волка стало расползаться в разные стороны, стремительно светлея. А потом на моих глазах превратившись в тело человека. Черноволосый юноша, истыканный стрелами, весь в колотых ранах и кровоподтеках, вытаращил неподвижные глаза в небо.

Перед моим взором возник образ монстра из сна.

– Я иду за тобой, Эя, – прозвучало где-то совсем близко.

Я выпустила поводья и пронзительно завизжала.

Потом, должно быть, потеряла сознание, потому что стало темно, а когда открыла глаза, оказалось, что лежу на чем-то мягком. Надо мной склонились лица Андре, Виталины, Микаэлы. Лица хмурые, бледные, подбородок Микаэлы – я поняла, что голова моя покоится на ее коленях, – дергается, по щекам пролегли влажные дорожки. Даже у Виталины глаза на мокром месте.

– Эя! Эя! – пробормотала Микаэла. – Хвала Богине! Как ты нас напугала!

– Оборотень, – прошептала я. – Это был оборотень.

Сестры закивали, и Виталина взяла меня за руку.

Я перевела взгляд на Андре.

Тот нахмурил брови, между ними вновь пролегла глубокая складка.

– Ты говорил, они не дойдут сюда?

Андре нахмурился еще больше. Обернулся, крикнул:

– Да уберите же, наконец, тело! С нами леди!

Сестры благодарно закивали, всхлипывая.

– Женщины, – раздался снисходительный голос Эберлея. – Зачем быть такими впечатлительными? Зверь повержен, это главное! Мисс Лирей, вам лучше?

– Да, благодарю, – поднимаясь, ответила я таким тоном, словно он за завтраком спросил, хорошо ли мне спалось.

Виталина, серьезная, нахмуренная, отчего стала немного похожа на маму, отряхнула мой плащ.

– Как ты меня напугала, сестренка, – пробормотала она.

– Больше, чем оборотень? – слабым голосом спросила я, и мы обе робко улыбнулись, а затем несмело рассмеялись. Смех постепенно перерос в немного истеричный хохот.

Внезапно Виталина шагнула навстречу и порывисто прижала меня к себе. Спустя секунду к нам присоединилась и Микаэла, обняв нас обеих за шеи.

В груди защемило, а в горле встал ком. Я почти забыла, как это – не знать, а чувствовать, что у меня есть дом, есть семья.

– Виталина, прости меня, – прошептала я еле слышно, обнимая сестру. На этот раз совершенно искренне.

– Эя, малышка, – так же тихо ответили губы Виталины.

Сентиментальная Микаэла только шмыгнула носом.

– Дамские нежности, – проворчал Эберлей. – Будет вам, леди. Я думаю, лучшего момента, чем миг моего триумфа, для сообщения такой важной новости и не придумать!

Я ощутила, как Виталина вздрогнула и отчего-то прижала меня сильнее, а из груди Микаэлы вырвался тихий, еле слышный стон.

– Ну-ка, Виталина, иди сюда, – позвал Эберлей.

Я даже не успела удивиться его командному тону, просто вдруг захотелось, чтобы сестра никуда не уходила. Да, мы никогда не ладили, но я все же скучала по ней. Именно сейчас я поняла, как скучала. И объятия сестер такие теплые, такие искренние…

Виталина медленно, но решительно отстранилась.

Сестра пристально посмотрела мне в глаза, и в ее взгляде я прочла какую-то беспокойную, невысказанную мысль. Подбородок Виталины дрогнул, а я ощутила, как колени наливаются тяжестью. Я беспомощно оглянулась на Андре – тот смотрел на Эберлея нахмурившись, скрестив на груди руки.

Эберлей по-прежнему стоял возле тела, хвала Богине, накрытого рогожей. На камзоле герцога виднелись бурые пятна.

Он как раз закончил вытирать лезвие меча, когда Виталина приблизилась к нему медленным шагом, словно нарочно тянула время.

– Итак, дамы и господа, лучшего момента, чтобы сообщить вам это известие, и не придумать. Позвольте представить: герцогиня Виталина Эберлей Эрсийская, моя супруга.

Я, ахнув, уставилась на Виталину, стоявшую рядом с герцогом, но сестра избегала встречаться со мной глазами. Тогда я обернулась к Андре, но он пристально разглядывал Эберлея, словно надеялся прожечь в нем дыру.

Эберлей продолжал:

– Венчание состоялось в присутствии свидетелей этим утром.

– Этим утром вы, кажется, находились во дворе замка, – сказал Андре. – У северных ворот. Значит, вы венчались ночью?

– Венчание состоялось в предрассветный час, – самодовольно сообщил Эберлей.

– Тайное венчание? – тоном, не предвещающим ничего хорошего, уточнил Андре.

– Венчание действительно прошло в кругу самых близких, но не было тайным. Было закрытым, а это большая разница. Свидетелем выступила Сецилия Франте с письменного, нотариально заверенного разрешения опекуна Виталины, Джордана Франте.

– Похоже, для мисс Лирей это новость, – сказал Андре. – Как и для меня. С каких это пор сестра и кузен не входят в близкий круг?

– За мисс Лирей была послана служанка, – охотно, даже более чем следовало, пояснил Эберлей. – Служанка не нашла мисс в ее покоях. Как и вас не было в покоях, дорогой кузен. Но теперь, когда я не просто жених, а законный супруг леди Виталины и опекун мисс Лирей, я точно обещаю, что подобных оказий больше не повторится. Как-никак репутация мисс теперь на моей совести.

Я опустила глаза и увидела, как кулаки Андре сжались.

– Опекуна мисс Лирей может назначить только его величество!

– Именно об этом и будет моя следующая новость, – торжественно произнес Эберлей, и у меня почему-то вновь потемнело в глазах.

Я протянула руку, опираясь на сосну, опасаясь вновь упасть в обморок. Герцог Эберлей тем временем продолжал:

– По случаю нашего венчания, конечно закрытого, поскольку не выдержан срок траура по леди Иоланте, мы чтим традиции, сегодня вечером в замке Ньюэйгрин будет не бал, но небольшой прием в нашу честь. Приглашены все соседи. Да, дорогой кузен, мы, как законопослушные граждане, написали ко двору, где я лично ходатайствую, чтобы меня, как супруга леди Виталины, назначили опекуном ее сестер.

Глава 4

От обилия людей в общем зале у меня закружилась голова. Громкие возгласы, перешептывания, смех, поздравления новобрачных, запахи духов, приторные, сладкие, горькие, свежие, шуршание кринолинов, скрип фижм и взгляды, взгляды, взгляды… Все смешалось в единую завесу, оглушающую, выбивающую мраморный пол из-под ног, сдавливающую грудь. Я с изумлением поняла, что даже соскучилась по башне. Я слишком отвыкла от людей.

Подхватила с подноса слуги высокий бокал и принялась жадно глотать. Лишь когда бокал оказался пуст, поняла, что залпом выпила шампанское. А ведь думала, что пью нарзан!

Пузырьки ударили в нос, а в голове зашумело. Такое ощущение, что воздух раскалился докрасна.

Улыбаясь направо и налево, проскользнула среди танцующих пар, вежливо кивая на комплименты и очередные поздравления со свадьбой сестры, прошла по широкому коридору, оказавшись на террасе. С этой стороны замка терраса огромна, чуть не целый сад с благоухающими растениями в кадках.

Мимолетом заглянула в овальное зеркало в треть стены и застыла как вкопанная. Днем оно расширяет пространство, образуя бесконечный цветущий коридор, залитый светом. Сейчас же зеркало отразило хрупкую фигурку в изумрудном платье, верх отделан узорчатой парчой, нежное кружево рукавов струится до самых пальцев, сжимающих ручку веера. Юбка светло-зеленая, поверх покрыта нежным воздушным шелком. А за моей спиной – зияющая черная пасть туннеля и коридор круглых, как огненные шарики, лун. Кажущийся бесконечным коридор тревожит и манит одновременно, и я не сразу смогла оторвать от зеркала взгляд.

Я затрясла головой, отгоняя наваждение, развернулась и прошла вперед, на балкон, где, хвала Богине, в небе сияет одна-единственная луна. Как завороженная я смотрела на круглый диск, пока его не скрыли облака. Я облокотилась локтями о мраморный парапет и опустила голову.

Чья-то рука легла на талию, и я взвизгнула, отскочила в сторону. Ну, сестрица, кто бы из вас это ни был, зачем так пугать-то?

Оглянувшись, я часто заморгала.

Передо мной стоял Оуэн Рьвьер собственной персоной. Одет в нежно-голубой камзол, белое трико, на ногах голубые туфли с бантами. Волосы зачесаны назад и собраны в низкий хвост. Судя по приподнятым бровям, не похоже, чтобы он сильно сожалел о том, что напугал меня.

Наоборот, Оуэн Рьвьер широко улыбнулся и выдохнул:

– Приветствую, мисс Лирей! Что же вы лишаете нас своего милого общества?

Я вспомнила, как властно, даже нагло его рука легла на мою талию, и мне стало не по себе. Кажется, он забывается!

– Мне стало душно, – сухо ответила я. – Я вышла подышать свежим воздухом и отдохнуть от общества.

А сама вспомнила, сколько Микаэла слез пролила, требуя, чтобы служанки подогнали неготовое голубое платье по фигуре за полчаса. Бедная Мика пошла на бал вся в булавках, лишь бы их с графом наряды сочетались!

Наверно, неприязнь отразилась на моем лице, потому что Рьвьер шутливо махнул рукой.

– Бросьте, мисс, вы так прекрасны! И так долго не показывались в свете! Это, право, грешно! Вы очаровательны, и мир должен слепнуть от вашей красоты! Ваши волосы, ваша кожа…

Взгляд жениха сестры устремился мне в декольте, а лицо обдало волной дыхания, щедро сдобренного алкоголем.

– Вы пьяны, – сухо сказала я.

– Я пьян от вас, – ответил нахал.

– И тем не менее уйдите, вы мешаете мне думать.

– Так давайте подумаем вместе?

Он сделал шаг в мою сторону, и я вынуждена была отступить.

– Стойте, где стоите, или я закричу. Меня услышат.

– Какая вы бука, юная леди. Совершенно не умеете развлекаться. Это из-за завещания вашего батюшки, да?

– Какого завещания, я понятия не имею, о чем вы!

– Как это какого? В котором черным по белому написано, что от вашего имени заключен родовой брак. Что же, вы спешите его осуществить? Напрасно. В ваших же интересах и в интересах королевства мой дядя, который теперь вам зять, позаботился о том, чтобы этого никогда не произошло.

– Что вы несете? Какой еще родовой брак? Чтобы что не произошло? Вы, должно быть, настолько пьяны, что путаете меня с кем-то!

– Ну как я могу спутать леди Ньюэйгрин! Неужели и вправду не знали, ха-ха-ха, что ваш покойный батюшка еще в младенчестве отдал вас зверю? Ха-ха-ха, от вашего имени заключен брак с этим монстром!

– Вы в своем уме?!

Он продолжал смеяться. Потом схватил меня за запястья неожиданно сильными пальцами. Никогда бы не подумала, что человек, который с трудом на ногах стоит, обладает такой силой. Рьвьер рванул меня к себе, и я оказалась прижата к его груди.

Я чуть не упала, но он удержал меня.

От резкого запаха одеколона, смешанного с запахами спиртного, чеснока, жареного мяса, к горлу подкатил ком.

– А что же, мисс Лирей, как думаете, если зверь придет за вами и обнаружит брюхатой? Возьмет ли волк самку, которую оприходовал другой самец? А мы узнаем!

Его слюнявые губы накрыли мои. К горлу подступило выпитое шампанское, тело скрючило спазмом. Я дернулась, вырываясь, но Оуэн держал крепко.

– Оуэн? Лирей? – раздался испуганный голос.

Воспользовавшись тем, что его хватка ослабла, я отскочила назад и обернулась. Под аркой, ведущей на балкон, вытаращив глаза, стояла Микаэла.

Губа закушена, руки прижаты к груди, в глазах отчаяние. Сестра замотала головой, словно не веря своим глазам.

Меня снова схватили за руку, на этот раз не сильно, просто чтобы не упасть. На лице Оуэна расплылась пьяная улыбка.

– Мика, детка, – промычал он.

Микаэла развернулась и, подобрав подол платья, бросилась прочь.

Хватка Оуэна ослабла, и я сумела вырвать руку. В тот же миг впилась ногтями в его пухлые щеки и прошипела:

– За Микаэлу ты мне еще ответишь!

Оуэн схватился за лицо и, ойкая, отступил, промычал что-то типа «было бы сказано».

А я подобрала подол и бросилась вслед за Микаэлой.

Вон ее голубое платье мелькнуло среди разноцветной толпы.

Прямо бегом я бросилась за ней, расталкивая танцующих.

– Ох уж эта молодежь! Вечно они что-нибудь затевают! – неслось мне вслед.

Микаэла взбежала по лестнице, я взлетела следом.

Голубое платье мелькнуло за поворотом, хлопнула дверь – сестра скрылась в своих покоях. Когда я подбежала к двери, услышала лишь лязганье засова.

– Мика, – позвала я и хлопнула ладонью по двери. Тяжелый дуб поглотил удар. – Мика, да открой же, я все объясню!

– Убирайся!

Из-за двери раздались сдавленные рыдания.

– Микаэла, пожалуйста, открой! Я ни в чем не виновата!

– Чудовище! – раздался вопль из-за двери. – Правильно про тебя говорят – ты чудовище! Когда он уже заберет тебя!

– Мика, о ком, о чем ты говоришь?

В ответ раздался только надрывный плач.

– Микаэла, поверь, я не виновата! А граф… просто сильно пьян! Он сам не понимал, что говорит! Говорил, что папа отдал меня какому-то зверю и что он заберет меня, а потом набросился и поцеловал! Он просто напился, Мика! Микаэла!

Мика не отвечала, я слышала только, как она всхлипывает, все реже и реже.

Постучав еще раз, я развернулась спиной и, оперевшись о дверь, сползла, уселась прямо на пол.

– Мика, ты тоже сказала, что кто-то должен забрать меня? Значит, Оуэн был прав? Это правда про завещание отца? Я не верю, что меня отдали. Микаэла, скажи, что это неправда, что ты не ненавидишь меня?

Тишина.

Если бы только Оуэн сказал это, я бы списала все на пьяный бред, мало ли что привиделось этому подлецу…

Впрочем, опьянел он не в одну секунду, вполне возможно, что до этого задурил голову моей сестре.

Я нахмурилась, вспоминая тяжелое время, обрушившееся на Ньюэйгрин, когда папы не стало. Кажется, мама ничего не говорила о том, что отец оставил завещание… И тем более не говорила о том, что меня отдали замуж. Родовой брак… На родовой брак не требуется даже согласия его величества, зато никто и ничто не сможет его разрушить. Отец никогда не поступил бы так со мной. Нет! Не верю! Да и Виталина ничего такого не говорила. А она разбирала старые бумаги…

Неплохо бы и мне убедиться, что все это плод больной фантазии Рьвьера!

Я встала и решительно направилась в кабинет отца, за библиотекой.

Просто здорово, что все заняты внизу. Если правда, что отец оставил завещание, где ему быть, как не в тайном кабинете? Если я переворошу старые бумаги, может, найду что-то… об отце?

Если попытаться достать с верхней полки тяжелый том в кожаном переплете, с надписью: «Мосхе Минтень. “Опыты”», нижний ярус отъедет в сторону, и окажешься в папином кабинете. Там, отгороженному ото всех и вся не только толстыми стенами библиотеки, но и стеллажами с книгами, ему спокойно работалось…

Я подвинула стремянку, взобралась на самый верх и решительно потянула на себя кожаный корешок.

Заскрипело, заскрежетало, и внизу образовался проход.

Прежде чем зайти в кабинет, я сложила стремянку и оттащила ее туда, где она стояла. Изнутри кабинет закрывается и открывается легче.

Отгородившись стеллажом с книгами, я подула на спящего мотылька, и тот дал ровный желтоватый свет, освещая небольшой кабинет с высоким потолком. Когда я была тут в последний раз, книги, бумаги, рукописи, свитки были в идеальном порядке.

Сейчас же ощущение, словно тут домовые воевали.

Стоило мне подойти к черному, покрытому неровным слоем пыли и усыпанному бумагами столу, как из-за стеллажа раздался звук открываемой двери. Я взволнованно махнула на мотылька, приглушая свет.

Перегородка тонкая, слышно каждый звук. В библиотеку вошли двое. Раздалось сопение и шмыганье носом, как мне показалось, обиженное.

Стоило двери закрыться, как вошедшие продолжили начатый разговор.

– Ты с ума сошел! Она никогда не станет твоей женой, племянник, – недовольно, чеканя каждое слово, произнес голос моего зятя, герцога Эберлея.

В ответ раздалось сопение. Спустя секунд десять Рьвьер заговорил. Голос его уже не казался пьяным, но дрожал и был немного визгливым – видимо, Рьвьер выпил настой горькой йыни. Я видела, Пепа им однажды спасла пьяного конюха от хозяйского гнева. Тот тоже мигом протрезвел, но голос очень похоже дрожал.

– Потому что обещана Зверю, дядя? Вы ведь уничтожили документ.

Тяжелый вздох.

– Она не достанется ни тебе, ни кому-либо другому.

– Чтобы денежки оставались в твоих руках, да?

– Да пойми же, болван! – рассердился Эберлей. – Я, как никто, хочу видеть тебя своим зятем!

– И в чем же дело?

– С самого начала ты должен был обхаживать Микаэлу. Что сейчас-то не так? – спросил Эберлей устало.

Раздался стук, словно затопали, застучали каблуками о паркет.

– Ага, хочешь сбагрить меня в захолустье, а сам жить припеваючи на денежки Лирей? Думаешь, я не понял твоего замысла?

– Ты болван, племянник. Я бы на твоем месте не злил Микаэлу. Почему ее не видно внизу? Что у вас произошло?

– Да пустяки, дядя, – промямлил Рьвьер. – Она просто увидела, как мы с Лирей целовались.

При этих словах меня замутило, я приложила ладонь ко рту.

– Что?! Болван! Ты всем нам желаешь смерти!

– Ты так боишься зверя, дядя? – спросил Рьвьер и издевательски захихикал. – Но вы ведь уничтожили документ?

– Ты придурок! И при чем тут Зверь? К тому же… Там был только один экземпляр.

– А второй?.. У него?

– Ты действительно целовался с Лирей?!

– Ну, скорее я попытался ее поцеловать…

– А она?

– Убежала. Дикая кошка, всю щеку расцарапала! Побежала за своей сестрой.

– За Микаэлой?

– А то за кем же?

– Сейчас же иди и мирись с Микой! Скажи, я не знаю, наври что-нибудь! Что это Лирей тебя соблазнила. Мол, не хочет больше сидеть в башне или просто решила отомстить, мне плевать! Плевать, что ты наврешь Микаэле, главное, чтобы она поверила! Или о нашем плане и деньгах Альбето можешь забыть, ясно?

– Ясно…

Дверь в библиотеку распахнулась, ойкнув голосом Рьвьера.

– Прошу прощения, граф, – раздался голос Андре. – Герцог, вот вы где!

Видимо, Рьвьер, не прощаясь, вышел. Его шаги стихли.

Затем мой зять заговорил.

– Вы снова искали разговора со мной, де Шеврез? – прозвучал голос герцога.

– И вы прекрасно знаете зачем, – ответил ему голос Андре.

– Знаю, – скучающе ответил мой зять. – Как и вы знаете позицию насчет вашего предложения.

– Послушайте, мне известно, что вам нужны лишь ее деньги. Я готов оставить их вам.

– А что нужно вам? Должно быть, то же, что и Церкви? Не только деньги, но и земли. Полно, о вашей набожности легенды ходят. Точнее, о вашей преданности Церкви. Тем более ваша просьба кажется непонятной.

– Это не просьба. И если угодно так называть мое предложение, то просьба будет озвучена его величеству.

– Что-то я сомневаюсь. Ни мне, как законному опекуну, ни святой Церкви невыгодно ее замужество. Поэтому мисс не покинет Ньюэйгрин. А вас, как никакого, даже родственного отношения не имеющего, я прошу завтра покинуть замок.

Я закусила палец, чтобы не закричать. Если уедет Андре, что будет со мной?

– Всего хорошего, герцог, – ледяным тоном отчеканил Андре и добавил: – Мы еще не закончили.

– Угу, – прозвучало в ответ, а потом раздался звук зевка.

Подождав, пока Андре уйдет подальше, герцог Эберлей также покинул библиотеку.

Я торопливо хлопнула в ладоши, вновь зажигая мотылька, и принялась ворошить деревянный резной ящик. Все важные бумаги папа хранил здесь.

Наконец выудила из вороха бумаг конверт с надписью: «Последняя воля герцога Анжу Альбето Ньюэйгрина».

Значит, про завещание правда! А если про завещание правда, то и про все остальное…

Конверт выпал из моих рук.

Охнув, подхватила его и трясущимися руками открыла.

Недоуменно заглянула внутрь, перевернула, потрясла над столом.

Конверт был пуст.

* * *

Протанцевав квикстеп с неповоротливым маркизом де Су, отдавившим мне все ноги, я стояла с бокалом прохладительного у стола, уставленного бокалами и закусками. Где же Андре? Надо срочно найти его!

На беду, стоило мне спуститься в зал, как налетел неуемный де Су, проорал что-то, что больше он ждать не намерен, сгреб меня в охапку и увлек за собой. Пришлось исполнять дань вежливости.

С другого конца зала раздалось:

– Здоровье молодых!

Кричал барон Логратэй.

Я кисло улыбнулась и подняла бокал, салютуя, как и все гости. К тем, у кого бокалов не оказалось, устремились слуги с подносами, самые нетерпеливые из гостей сами кинулись за вожделенными прохладительными. Пришлось уворачиваться от излишне рьяных, успевших переборщить с напитками.

Кто-то дернул меня за локоть, я отступила на шаг, обернулась и увидела Андре. Наконец-то!

Не говоря ни слова, мы вышли на веранду и по ступеням спустились в сад.

Вдоль дорожек на невысоких, мне по колено, круглых столбиках, вздрагивают резными, в крапинку крыльями голубые мотыльки, парочка расшалилась и кружится над кустами жасмина и черемухи. Завидев нас, мотыльки чинно вернулись на свои места, осыпав искрами светящейся пыльцы травинки.

Андре молчал, лишь уверенно вел меня за руку куда-то в дальнюю часть сада. Я поняла, что мы направляемся к нашей любимой беседке. Она не такая большая и совсем не новая, как другие, из которых раздаются хихиканье и звуки возни, но там нам не помешают.

Я оказалась права. Мы приблизились к пустующей беседке, состоящей только из частых тонких колонн и купола крыши.

Андре щелкнул пальцами, подзывая парочку мотыльков, и они расположились под куполом, даря неяркий, приятный свет.

– Нам нужно поговорить, Эя, – сказал наконец Андре.

Я грустно посмотрела на складку между его бровями, вздохнула.

– Я знаю, Андре.

– Знаешь?

– Я слышала… Я подслушала ваш разговор с моим новоиспеченным зятем.

– Ты слышала?

– Увы. Я знаю, что тебе нужно уехать завтра. Не волнуйся за меня. Виталина не посмеет что-то мне сделать. Я справлюсь.

Я улыбнулась ему, силясь не разрыдаться.

Андре нахмурился.

– Ты слышала наш разговор в библиотеке, Эя?

Я пожала плечами.

– Да, а что?

Я начала было говорить, когда палец герцога лег мне на губы, призывая к молчанию. Этот такой знакомый с детства жест отчего-то вызвал дрожь в коленях, а голова пошла кругом.

– У меня нет и не может быть от тебя тайн, Эя, – тихо сказал он. – Да, мы говорили еще. Но прежде чем рассказать тебе, я хочу спросить, что ты знаешь о герцогстве Делла-Ров?

Я вздрогнула.

– О твоих землях?

Он кивнул.

– Только то, что ты сам рассказывал. Помнишь, когда мы были… То есть когда я была ребенком. Оно… оно небольшое. Твой замок стоит на скалах, и волны бьются о его подножие круглый год. Раньше ты привозил мне хурму и мандарины. И еще цукаты! Там много фруктов… Ты говорил, южные леса зеленее, цветы более яркие и пышные, у вас раньше наступает весна. Запах соли от моря и крики чаек… Они кружат над твоим замком, и сами собой придумываются истории, что это неупокоенные души русалок, которые влюбились в погибших моряков. Ты так рассказывал, что я сама словно много раз бывала там. В моем представлении это самое чудесное место на свете!

Когда я начала говорить, по губам Андре поползла легкая усмешка, а когда закончила, его лицо преобразилось и выглядело абсолютно счастливым.

– И ничего, что оно маленькое? Меньше Ньюэйгрина? И что мой род, хоть и древний, но далекий от короны, намного дальше, чем фамилия Альбето?

– Ты шутишь? Мне уже почти ненавистна моя фамилия! Из-за нее одни беды. Родная сестра готова держать меня в башне всю жизнь, другая ненавидит из-за жениха, зять не отправляет в монастырь только из страха, что Церкви достанутся мои деньги.

– Ты сейчас серьезно, Эя?

– Да, а что?

– Эя, ты знаешь, я хотел принять сан.

– Я помню, – пробормотала я. – Тебе не позволил твой зять, его величество.

Андре коротко рассмеялся, и мне показалось, смех вышел каким-то невеселым.

– Эя, малышка…

Андре отступил на шаг, опустился на одно колено и взял меня за руку.

В груди затрепетало, я еле выдавила из себя:

– Что ты делаешь?

Андре что-то протягивал мне, прямо в раскрытой ладони, но мне не было видно… В глазах отчего-то защипало, пришлось часто моргать.

– Это кольцо моей мамы, Эя, – тихо произнес Андре. – До нее оно принадлежало бабушке.

Я покачнулась, чудом устояв на месте.

– Андре? – донесся словно откуда-то издалека мой тихий, слабый голос.