Текст книги "Жена психиатра. Когда любовь становится диагнозом"

Глава 6

– Я сегодня утром увидела ваше объявление, – женщина на том конце провода замолчала, словно пытаясь подавить слезы, но потом продолжила: – Понимаете, я узнала, что моя шестнадцатилетняя дочь беременна. Она хочет отдать ребенка в другую семью. Мы готовы поддержать любое решение, но дочь говорит, что слишком молода, чтобы становиться матерью. Не подумайте, что она какая-нибудь… Джони – отличница, хороший музыкант, прекрасно рисует. Просто так получилось… Она может вам перезвонить по этому номеру, когда вернется из школы?

– Конечно. С радостью с ней поговорю.

Джони позвонила в пять минут шестого. Она говорила вежливо, грамотно и правильно. «Хорошее начало», – подумала я.

Девушка рассказала, что забеременела от своего первого парня, Томми, но он «оказался полным уродом». К тому моменту, когда она решилась признаться матери, аборт делать было уже поздно.

В выходные мы с Чарльзом приехали в гости к Джони и ее родителям. Они встретили нас очень тепло, словно родственников. Джони оказалась миловидной девушкой с красивыми светло-голубыми глазами. Мне понравилось все. Она сама, ее родители, наша беседа. Даже то, что Джони предложила созваниваться ежедневно.

Мы стали очень близки. Похоже, она доверяла мне то, что даже маме не рассказывала. Про своего бывшего парня. Про то, каково это ходить в школу беременной. Я чувствовала, что, отдавая своего ребенка, Джони делает нам бесценный подарок, и меня удивляло то, что она испытывает точно такие же чувства к нам, берущим себе ее дитя.

Параллельно я поддерживала контакт с Дженис, хотя с ней общение получалось очень формальным, между нами существовала дистанция, которую я никак не могла преодолеть. Я со страхом представляла себе, что мне придется отказать ей. Или Джони. Я начала рассматривать вариант взять сразу двоих детей, но не знала, как к этому отнесется Чарльз.

Мы подготовили детскую, которую покрасили в мягкие и спокойные пастельные цвета. Одну из стен декорировали деревянным фризом с изображением нашей маленькой фермы. Мы сидели допоздна в этой комнате и рассказывали сказки ребенку, который, как мы надеялись, скоро там появится.

Наступил ноябрь. Дженис должна была вот-вот родить. Мы договорились, что она позвонит нам сама, но женщина вдруг пропала на четыре или пять дней. Чарльз считал, что мне стоит ее набрать, но я не хотела давить. Возможно, еще и потому, что я так и не решила, что делать с двумя детьми.

10 или 11 ноября в Мэриленде прошел сильный ранний снегопад. Мир стал белым. Все дороги встали. Мы ждали.

Приблизительно в час ночи 12 ноября зазвонил телефон, по которому мы принимали звонки по вопросам усыновления ребенка. Чарльз включил громкую связь.

– Привет, это Рей. Хотел сказать, что Дженис в роддоме и у нее начались схватки. Она хочет сначала родить, а потом дать вам знать, чтобы вы приезжали. Как только у меня будут новости, я вам перезвоню.

– Хорошо. Передай Дженис наши наилучшие пожелания, – ответил Чарльз с непроницаемым выражением лица.

Я обняла его. Вид у мужа был совершенно подавленный, и я предложила: «На улице так красиво, может, оденемся и погуляем?»

Он вопросительно на меня посмотрел, потом рассмеялся и сказал: «О’кей!»

Мы надели зимнюю одежду прямо на пижамы и вышли на девственный снег. Белые холмы сияли на фоне бесконечного темного неба. Тишину нарушал лишь хруст под нашими ногами.

Обходя дом с задней стороны, мы подошли к мусорным бачкам. Чарльз снял крышки и предложил: «Давай на них прокатимся с горки».

– Суперидея! – ответила я, и мы побежали к пригорку, расположенному за пастбищем. На небе блестели звезды, и свет луны отражался от снега. Было темно и немного страшно.

– Чарльз, – сказала я, когда мы взобрались на вершину пригорка, – может быть, съедем вместе на одной крышке?

– А чего так?

– Не знаю… Просто темно, и я боюсь, – я стала бросать в мужа снежки, и у нас завязалась снежная баталия.

Смеясь, я и Чарльз пять раз вместе съехали с горки. Это помогло снять напряжение. Домой мы вернулись продрогшие. Я сделала горячий шоколад, Чарльз зажег камин, и мы уснули обнявшись.

В восемь часов утра нас разбудил звонок. Это был Элиот с сообщением о том, что Ани родила девочку. Чарльз поздравил его, но ни словом не обмолвился, что сегодня, возможно, и у нас родится малыш.

Муж вышел погулять с собаками и, вернувшись, принялся готовить завтрак. В нашем уютном и теплом доме запахло кофе и жареным беконом, и поэтому, когда около десяти утра раздался громкий телефонный звонок, он показался не таким резким и тревожным.

– Поздравляю! У вас сын! – произнес Рей.

– Сын? – удивилась я. – Но Дженис была уверена, что родит девочку… Она не передумает?

– Конечно, нет. Вы уже выбрали имя? Нам нужно сообщить его для записи в свидетельстве о рождении. Когда вы сможете приехать?

Мы решили назвать мальчика Джонатан Адам. Тут же заказали авиабилеты на самолет до Чикаго во второй половине дня. Там мы арендовали машину и за три часа добрались до роддома.

По пути я думала, что впервые не позвонила Джони. Не удивлюсь, если она сидела возле телефона и ждала звонка.

Рей встречал нас в лобби больницы, в его руках был воздушный шар с надписью: «Это мальчик!»

– Как Дженис себя чувствует? – спросила я.

– Нормально. Ей сейчас непросто, но она знает, что Джонатан попадет в хороший дом. Мы оба этому очень рады. Вот только мать постоянно отговаривает ее.

От этих слов я вся напряглась.

Когда мы вошли в палату к Дженис, она улыбнулась, встала и раскрыла объятия. Вид у женщины был усталый, а веснушки, казалось, стали еще заметнее, чем когда мы виделись в прошлый раз.

– Хотите на него посмотреть?

– Конечно, – ответили мы с Чарльзом хором. Дженис наклонилась над стоявшей около кровати люлькой.

Мое сердце затрепетало, как листочек на ветру, когда я увидела, что женщина вынула из люльки завернутого в желтое одеяло новорожденного. Дженис прижала малыша к груди, поцеловала в лоб и передала мне.

– Берегите его, – с нежностью произнесла она.

– Обязательно. Спасибо, – ответила я и прикоснулась носом к маленькой шее, вдыхая сладкий запах новорожденного. Джонатан спал. Я посмотрела на людей в палате. Дженис, Рей и Чарльз плакали. Я передала новорожденного Чарльзу, и по лицу мужа было видно, что он обрадовался и ощущает торжественность момента. Не знаю, как долго мы передавали младенца друг другу, упиваясь его красотой. Потом я заметила, что Дженис выглядит изможденной. Она аккуратно положила малыша в люльку, и мы договорились о том, что вернемся на следующий день и Дженис подпишет все документы на передачу нам своего сына при выписке из роддома.

Мы с Чарльзом поехали в ближайший мотель.

– Ну, что ты скажешь? – спросил меня муж, как только мы разместились в номере.

– Мне кажется, Дженис сомневается. Она хочет отдать нам ребенка, потому что этого хочет Рей. Ты заметил, как изменилось выражение ее лица, когда ей позвонила мать? Я даже не знаю, кто в этой ситуации окажется сильнее. А мальчик просто прекрасный.

– Если завтра утром все пройдет нормально, то мы сможем поехать с ним домой.

Все так и случилось. Дженис передала нам малыша, и Чарльз устроил его в детское автокресло на заднем сиденье. Рей передал нам пакет, в котором были банки с детской смесью и подгузники на ближайшие пару дней. Мы выехали с парковки, и я все оборачивалась, не спуская с Дженис глаз до тех пор, пока ее было видно. В какую-то секунду мне вдруг показалось, что женщина сейчас рванет за нашим автомобилем.

Ребенок был удивительно красивым. Он проспал всю дорогу до аэропорта, где я в местном кафе попросила кипятка, чтобы развести смесь, которую малыш полностью выпил, а потом мы с Чарльзом переодели его в комнате для кормления. В самолете он снова уснул, и я подумала, что пока все идет неплохо.

Но по мере приближения к дому, сидя на заднем сиденье с Джонатаном, я снова начала нервничать.

– Ну, так кто из нас будет вносить ребенка в дом? – спросил Чарльз, паркуя машину. Он ждал, что я захочу это сделать, но услышал ответ:

– Давай ты.

Я словно боялась привязаться к этому маленькому существу. Расслабиться и потом получить от судьбы удар.

Чарльз же буквально светился от счастья. Пока я переодевала малыша с дороги, он позвонил сначала своим родителям, потом моим и сообщил, что мы уже дома. После взялся кормить и укачивать малыша, а я с грустью подошла к телефону. Как я и предполагала, Джони, не дождавшись от меня звонка, оставила голосовое сообщение.

– Привет! Несколько дней с вами не говорила. Все в порядке? Хотелось бы снова увидеться. Скучаю. Пожалуйста, перезвоните сразу, как только получите это сообщение. Я волнуюсь.

Мое сердце разрывалось. Настал момент, который я долго откладывала: надо было ей сообщить.

– Скажи Джони, что мы поможем найти других родителей. Дадим ей номер нашего адвоката и оплатим его услуги, – для Чарльза это было просто. Он уже добился своей цели, остальное мужа не волновало. Я так и не решилась предложить ему оставить обоих детей.

Всю ночь я просидела в детской. Мы с Чарльзом договорились, что будем вставать к малышу по очереди, но я все равно не могла спать. Джонатан вел себя прекрасно, засыпал сразу после того, как выпивал молока. Но я не чувствовала никакой радости. Как будто я просто знакомая, которую попросили посидеть с ребенком какое-то время.

На следующий день Джонатан был более беспокойным, меньше спал, больше кричал. Мы с Чарльзом суетились возле него: «Когда ты его кормила?», «Может, ему жарко», «Давай попробуем укачать его на улице».

Когда вечером мальчик наконец заснул крепко и безмятежно, мы уселись в гостиной друг против друга, усталые, но счастливые. И тут раздался телефонный звонок.

– Ты позвонила Джони?

– Нет, не успела.

Чарльз поднял трубку, а я буквально окаменела от напряжения. Муж отвечал односложно: «Да», «Конечно», «Я понимаю» – и закончил разговор словами: «Хорошо, завтра в десять часов».

Выражение его лица было непроницаемым.

– Это был Рей, – сказал он через несколько секунд. – Дженис не может отдать нам сына. Ей очень плохо. Она хочет вернуть его. Они уже связались с Джимом и сообщили, что завтра утром приедут забирать малыша.

Его лицо исказилось от боли.

Мы обнялись и молча пошли в детскую. Джонатан спал как маленький ангел. «Ну вот, приятель, ты возвращаешься в Иллинойс», – прошептала я.

Мои предчувствия меня не обманули. Я удерживала себя от состояния эйфории, чтобы избежать боли. Но мне все равно было больно. Мы поплакали с Чарльзом, а потом я позвонила маме, и мы поплакали вместе с ней.

На следующее утро мы привезли Джонатана в офис нашего адвоката. Словно в магазине Macy’s, я произнесла громким голосом: «Это отдел возврата товара?» Я знала, что Дженис была где-то рядом и должна была меня слышать. Я просто не смогла сдержаться.

Глава 7

Но у нас оставалась Джони. Я благодарила Бога за то, что не успела отказаться от ее ребенка. Теперь он был нашей единственной надеждой. И, хотя Джони не обиделась за то, что мы несколько дней не выходили на связь, я все равно боялась, что и она в последний момент передумает и оставит малыша себе.

Моя близкая подруга Эллисон тоже должна была вот-вот родить. Она переживала, как все пройдет. А я переживала, получу ли в итоге ребенка или мне снова разобьют сердце.

Джони должна была рожать в конце января. Последние дни перед заветной датой я старалась заглушить эмоции, просто делала все на автомате. Заполняла дни бесконечными делами по дому и работой.

Схватки начались в субботу вечером и продолжались всю ночь. Большую часть времени с Джони была ее сестра Ребекка, медсестра по профессии. Мы с Чарльзом сменяли Ребекку, когда ей надо было отдохнуть. Дело шло к рассвету, и врачи уже начали говорить о том, что придется делать кесарево. Но вскоре у Джони начались потуги, и она родила сама.

Элли появилась на свет 31 января 1988 года. И она была прекрасна. Когда я взяла девочку на руки первый раз, то все время повторяла: «Какая ты красавица, какая ты красавица». Мне хотелось прижать малышку к себе и убежать, убежать далеко от всех, кто мог бы у меня ее забрать. Стоило огромных усилий вернуть ребенка врачам и уйти с мужем из больницы. Мы поели в ресторане, нашли мотель и легли спать.

Дочка приехала домой 2 февраля. Через неделю она все еще была нашей, и я решилась отправить родным и друзьям сделанные своими руками открытки, на которых было написано:

Бесценный подарок Господа

Весна в зимнюю пору

Элизабет Энн

31 января 1988 года

В каждом конверте с открыткой были насыпаны звездочки и конфетти для того, чтобы вся вселенная радовалась вместе с нами.

Глава 8

Мои подруги, у которых уже были дети, часто жаловались на капризы, бессонные ночи, социальную изоляцию. Элли росла спокойной, здоровой и любознательной малышкой, и у меня не было ни одной причины сетовать на свое положение молодой матери. Даже когда Чарльз улетал в командировки, я все успевала, в том числе выспаться. Если мне нужно было куда-то съездить, я просто сажала Элли в машину, захватив с собой бутылочку молока и пустышку, и ни секунды не переживала, что у меня возникнут какие-либо проблемы.

Несмотря на это, я продолжала делать ЭКО. За три года процедур я несколько раз беременела, но все заканчивалось очередным выкидышем. Однако с появлением в нашем доме Элли неудачи уже не так сильно на меня влияли. Чего нельзя было сказать о Чарльзе. Муж винил всех. Врачей, вероятнее всего, меня и даже моих беременных клиенток, которые, по его словам, забирали у меня энергию.

Однажды перед очередной попыткой доктор Гонсалес попросил нас с Чарльзом пройти в его кабинет.

– Диана, вы уже знаете, что предполагаемая причина выкидышей – это физиология вашей матки. Она имеет форму буквы Т, что затрудняет имплантацию эмбриона[13]13
  Имплантация эмбриона – это прикрепление к стенке матки оплодотворенной яйцеклетки.


[Закрыть]. Он должен появиться в той части матки, где ткань достаточно толстая. Если этого не происходит, то беременность заканчивается выкидышем.

– Доктор Гонсалес, я читала, что в наши дни это можно исправить хирургическим путем. Как вы считаете, стоит ли мне сделать подобную операцию?

– Нет, Диана, вам не стоит этого делать. Я буду говорить с вами, как я бы говорил со своей собственной сестрой. Я бы не рекомендовал операцию. Вам сделали слишком много процедур, и вы принимали слишком много гормонов. У вас с Чарльзом уже есть ребенок. Элли – замечательная девочка. Если бы вы были моей женой или сестрой, я бы посоветовал вам не ложиться под нож и прекратить ЭКО. Я знаю, что вы сейчас начинаете новый цикл процедур, и считаю, что вам его стоит провести до конца. Но пусть это будет последний раз.

Мы молчали. Чарльз сжал мою ладонь и посмотрел на меня. Его взгляд был нежным. Потом супруг перевел взгляд на доктора Гонсалеса.

– Спасибо. Спасибо вам за то, что вы разрешили нам остановиться, иначе Диана продолжала бы делать ЭКО, а я бы с этим соглашался, – сказал Чарльз.

Они с доктором посмотрели на меня. В горле пересохло, язык прилип к гортани, ладони вспотели, кожа стала холодной. Я делала глубокие вдохи. Не знаю, сколько времени я молчала. Когда я заговорила, мой голос дрожал.

– Ну… я об этом не думала… Но, наверное, вы правы. Действительно, я бы сама вряд ли остановилась, если бы вы не сказали. – Я глубоко дышала, чувствуя одновременно и грусть, и облегчение.

Когда мы поужинали втроем с дочкой и я осталась мыть посуду, а Элли с Чарльзом отправились в детскую делать композицию из сухих листьев, я посмотрела им вслед и подумала, что я – очень счастливая женщина.

* * *

В этот раз мне подсадили четыре эмбриона. Я прогнозировала, что приживется один или два. Однако доктор увидела на экране другую картину.

– Тут у нас четыре источника сердцебиения, – заключила врач.

– Четыре? – шокированным тоном переспросил Чарльз.

– Смотрите сами, – доктор Бракен показала на экран, – в этом плодном яйце видно сердцебиение, и вот в этом, если внимательно присмотреться, видно еще два. Есть всего одна плацента. Такое ощущение, что у них свои собственные наружные оболочки. Это близнецы!

Не надеясь ничего там разглядеть, я просто спросила:

– Доктор, я что, могу родить четверых?

Она рассмеялась.

– По крайней мере, так все выглядит. Но пока еще рано что-либо утверждать с полной определенностью. Я сделаю вам распечатку.

Мы с Чарльзом только переглянулись: как всегда, нам не нужны были слова, чтобы совершенно точно понять друг друга.

Выйдя из затемненного кабинета УЗИ, я держала в руках небольшую квадратную глянцевую фотографию, на которую мы с мужем с удивлением смотрели.

– Может, настала пора подумать о расширении дома или вообще строить новый, – паническим тоном произнес Чарльз по пути домой. Я заметила, что он плотнее сжал челюсти и мускулы на его правой щеке дернулись.

Я потянулась и поцеловала его в щеку.

– Все образуется. Все будет нормально, – заверила я.

Вечером я позвонила маме.

– Привет! Сегодня мне делали УЗИ, и вполне возможно, что у вас будет много внуков. Оно показало, что у меня могут родиться близнецы.

– О боже, Ди! Неужели ты сможешь выносить двойню?

– Поживем – увидим, – весело ответила я. И услышала, как мама втягивает в себя воздух. Я уже знала, что она сейчас скажет.

– Ди, я понимаю, что ты очень рада тому, что беременна, но, пожалуйста, не расстраивайся, если ничего не получится. Будь реалистом, – мама начала кашлять. – Секунду, дорогая, сейчас выпью сироп… Ну вот, я снова тебя слушаю.

– Мам, а ты говорила с врачом по поводу своего кашля?

– Да, говорила. Тот сказал, что ничего страшного.

– Ну не знаю. Мне твой кашель не нравится. И ты кашляешь уже очень долго. И Чарльз тоже так считает.

– Не волнуйся, я этим занимаюсь.

– Хорошо. Послушай, нас пригласили на свадьбу, и через три недели мы будем в Нью-Йорке. До этого времени обязательно сходи к врачу.

– Не переживай. Я этим займусь. Мы с папой возьмем у вас на день Элли, пока вы будете в городе. Сводим ее в субботу в парк, в ресторан Nathan’s и, наверное, съездим на пляж. Вы с Чарльзом можете целый день заниматься своими делами.

– Отлично! Элли это понравится. Очень по вам скучаю. Мы приедем около девяти вечера в пятницу.

Через три недели мы с Чарльзом приехали в Нью-Йорк. Его родители не знали о моей беременности. Муж им вообще ничего не говорил о том, что я лечусь от бесплодия. Элли всю дорогу спала и проснулась, только когда мы переезжали через мост Верразано. Фонари на мосту и фары машин осветили салон нашего автомобиля.

– Статуя Свободы… Мам, пап, а где статуя Свободы?

– Отсюда ее не видно, но завтра мы ее тебе покажем, – ответил Чарльз.

– Обожаю статую Свободы. Мы уже почти приехали?

– Да, скоро будем на месте. Видишь дорожный знак с надписью: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В БРУКЛИН, ЧЕТВЕРТЫЙ ПО ВЕЛИЧИНЕ ГОРОД США»? Я вырос в Бруклине.

– Я люблю Бруклин, потому что в нем живут дедушка с бабушкой.

Элли пела, а мы с Чарльзом болтали. От вида панорамы небоскребов я почувствовала знакомый прилив адреналина. Я всегда ощущала возбуждение, когда приезжала в Нью-Йорк. Я вспоминала те годы, когда здесь росла. Как гуляла вдоль океана. На меня сильно повлиял этот город.

Дочка с радостью восприняла сообщение о том, что всю субботу проведет с бабушкой и дедушкой. Мы с Чарльзом прогулялись по Центральному парку. Шли вокруг озера по дорожкам и смотрели на людей и собак, вдыхали аромат жареных каштанов и свежих булочек. Зашли в Музей современного искусства, чтобы посмотреть новую выставку. И, ужасно проголодавшись, отправились в Бруклин, в ресторан Bamonte’s.

Паркуя машину, мы смеялись и шутили о том, что у нас появятся четыре ребенка. Если это произойдет, то некоторое время нам точно не придется ходить в рестораны.

Мы заказали роллатини[14]14
  Роллатини, или rollatini di melanzane – итальянское блюдо, готовится из тонких ломтиков баклажанов, посыпанных пшеничной мукой или слегка панированных и покрытых рикоттой, а часто и другими сырами.


[Закрыть] из баклажана, запеченных моллюсков, а затем одно из коронных блюд этого ресторана – свиные отбивные со сладким перцем, маринованным в уксусе. Еда была изумительной… но потом неожиданно я почувствовала боль в животе. Я осторожно встала.

– Извини. Я на минуту.

В уборной я обнаружила небольшие пятна крови на трусиках, свидетельствовавшие о том, что моим фантазиям, вероятно, не было суждено сбыться. Чарльз ждал меня у женского туалета.

– У тебя все в порядке?

Я пожала плечами. Муж взял меня за руку и сказал: «Возможно, сегодня мы чуть перестарались».

Мускул на его щеке дергался. Мы расплатились и вышли.

– У меня небольшое кровотечение, – сказала я Чарльзу уже в машине. – Не сильное, но именно так все и начинается.

Глава 9

Алая кровь. Кровотечения продолжались. Это были не сгустки и не комки, но выделений было вполне достаточно, чтобы напомнить мне о том, что ниточки жизни являются такими тонкими и нежными, что никаких гарантий не было и быть не может. К двенадцатой неделе два зародыша исчезли. Двое оставшихся, как утверждал врач, были в порядке, но к четырнадцатой неделе не стало еще одного.

И, хотя морально я была готова ко всему, тот факт, что это наша последняя попытка, вгонял меня в отчаяние.

– Все хорошо, – заверила меня доктор Клэр, а потом посмотрела холодным сдержанным взглядом на Чарльза. – Скорее всего, кровотечения из плаценты будут продолжаться все время беременности. Вам не стоит волноваться каждый раз, когда вы видите кровь. Ваше тело выбрасывает и отвергает то, что оно не смогло впитать и утилизировать.

Во время посещений доктора Клэр я ощущала напряженную атмосферу между ней и Чарльзом. Я уже привыкла к тому, что мой муж стремится контролировать все важные вопросы в нашем браке. И чаще всего я с ним не спорила. Считала, что оно того не стоит.

Однако во время этой беременности уровень контроля со стороны Чарльза стал удушающим. Мне даже иногда казалось, что он хочет получить полную власть над моим телом, словно съесть меня целиком. Мне нужна была какая-нибудь броня, чтобы обозначить и охранять границы собственного тела. Каждый раз, когда наступало время принимать какое-либо решение, я ощущала, что вся напрягаюсь. Мне приходилось задумываться и задавать себе вопрос: «А это действительно то, чего я хочу?» Внутреннее чувство подсказывало, что мне надо настаивать на своем и не сдавать позиции.

* * *

Несмотря на то что мы с Чарльзом оба тряслись над нашим еще не рожденным сыном – УЗИ показало, что будет мальчик, – муж хотел, чтобы я продолжала работать, хотя бы неполный день. Было очевидно, что, набирая кредиты, он переоценил наши возможности, но я была не против работы: она отвлекала меня от тревожных мыслей. И, хотя я довольно часто видела кровавые пятна на нижнем белье, мое физическое самочувствие было вполне нормальным. Я должна была рожать в середине августа.

Однажды в июле, в жаркий день мы с Элли отправились в бассейн. Дочь плескалась в «лягушатнике», а я стояла рядом.

– Такое ощущение, что вы родите в ближайшие двадцать четыре часа, – произнесла высокая темноволосая женщина, которая тоже караулила своего малыша.

– Очень хотелось бы, но мне придется ждать почти все лето.

– Не думаю, – с улыбкой возразила она. – Роды начнутся в ближайшие сутки.

Я не стала уточнять, по каким признакам женщина это определила, но внутри вся затрепетала от возможной скорой встречи с сыном. Мы с Элли провели в бассейне несколько часов и только в районе пяти вечера поехали домой.

После ужина мы сидели на диване. Дочка положила голову мне на живот, и я читала одну из ее любимых книг – «Лиса-подкидыш».

– Мама, я чувствую в твоем животе ребенка.

– И я тоже чувствую.

– Мама, а ты знаешь, что я пиналась в животе Джони, потому что хотела побыстрее выбраться и увидеть вас с папой?

– Правда? Занятно. Когда ты была у Джони в животике, мы с папой сгорали от нетерпения, чтобы тебя поскорее увидеть. Тот день, когда ты родилась, был самым счастливым днем нашей жизни.

Кудрявые светлые волосы Элли рассыпались у меня по животу. Она посмотрела на меня сквозь длинные ресницы и улыбнулась.

– Я люблю тебя, мама.

– И я тебя люблю, Элли.

* * *

В полночь, когда дочка и муж уже спали, я начала свой ритуал. Выпила большой стакан молока и наполнила теплой водой ванну. Зажгла свечи, выключила свет и поставила запись японской музыки кото[15]15
  Кото – японский щипковый музыкальный инструмент, длинная цитра с подвижными кобылками.


[Закрыть]. Сняла халат, погрузилась в ванну и закрыла глаза.

Через полчаса я легла в кровать рядом с Чарльзом. Его мягкое и равномерное дыхание убаюкало меня. Мне снилось, что я нахожусь на пляже и смотрю на облака.

Неожиданно я почувствовала, как меня окатила волна, и мой сон закончился. Простыни были насквозь мокрыми. Я не могла понять, что происходит, но потом до меня дошло.

– Чарльз, – затрясла я мужа за плечо. – У меня отошли воды!

– Ты уверена, что не описалась? – пробормотал он, перевернувшись на бок.

– Чарльз, у меня воды отошли! Надо звонить доктору Клэр.

– Хорошо. Встаю. Успокойся. Она, скорее всего, скажет, чтобы ты снова легла спать.

– Не думаю. Когда отходят воды, надо ехать в роддом.

Доктор Клэр настояла на госпитализации. Я позвонила своей подруге Шелли, которая жила неподалеку, и она согласилась примчаться к нам и провести ночь с Элли, пока утром мои родители не приедут из Нью-Йорка.

Мы прибыли в больницу в пять тридцать утра. Схватки к тому моменту были уже болезненными и частыми. Я не могла лежать и ходила по палате, принимая позы, в которых боль можно было терпеть. Когда днем меня отвезли в родовую палату, я орала:

– Я больше не могу! Хватит! Я хочу домой!

– Потерпите, Диана, – сказала доктор Клэр, – через пару часов вы увидите сына.

К началу потуг я уже изнемогала и мечтала, чтобы все поскорее закончилось. Поэтому тужилась даже тогда, когда врач не просила меня этого делать.

Самюэль Иан родился в семь часов вечера 17 июля 1991 года, на шесть с половиной недель раньше срока. В его теле не было ни капли жира, и сын показался мне вылитой копией своего отца.

Я все еще лежала на операционном столе, когда доктор Клэр сказала Чарльзу что-то про эпизиотомию[16]16
  Эпизиотомия – хирургическое рассечение промежности и задней стенки влагалища женщины во избежание произвольных разрывов и родовых черепно-мозговых травм ребенка во время сложных родов.


[Закрыть] и, когда он попытался что-то возразить, шикнула на него: «Сейчас мы сделаем так, как я считаю нужным».

Первые десять минут Сэм лежал на моей груди. Я восхищалась его красотой и чувствовала, что безмерно люблю сына. В голове ощущалась необыкновенная легкость, в теле – энергия и на душе – радость.

Так как малыш родился преждевременно, ночь он провел под наблюдением врачей. Меня перевели в послеродовую палату, а Чарльз вернулся домой. В день выписки он приехал за нами с Элли, и она впервые увидела брата. Я чувствовала, что моя жизнь – полная чаша, у меня есть все, что только может пожелать женщина.

* * *

С рождением Сэма в нашем доме на две спальни стало очень громко и тесно. Первые несколько недель Элли нравилось играть роль старшей сестры, но потом это занятие ей надоело.

– Мама, а мы можем брата отправить назад или поменять на сестру? – однажды утром спросила меня дочка. – Он слишком много плачет. Я устала от шума.

– Почему бы тебе не посмотреть «Русалочку», милая, а я укачаю Сэмми на веранде, – ответила я и подумала: «Элли, ты даже не представляешь, как от этого шума устала я».

С дочкой в свое время было гораздо проще. Она была спокойным ребенком с крепким здоровьем, к тому же я кормила ее из бутылочки, и Чарльз часто сменял меня ночью.

Но с Сэмом было все иначе. Он мало спал, мало ел и по ночам вставал каждые полтора часа. Я кормила грудью, и тут Чарльз меня заменить ну никак не мог. Иногда он после кормления укладывал сына себе на живот и гладил по спинке. Я на некоторое время забывалась сном, но уже через какой-то час-полтора все повторялось вновь.

Педиатр говорил, что у малыша колики, ничего особенного. Но на самом деле проблема оказалась не в этом. Через три месяца мы установили, что у Сэма аллергия на белки коровьего молока. Я полностью отказалась от любой молочной продукции, и жизнь стала в некотором смысле проще.

Сразу после этого Чарльз начал недвусмысленно намекать, что мне пора вернуться к работе. Одного его дохода было недостаточно, чтобы содержать семью и платить по кредитам. Мои мама и папа приезжали на выходных, чтобы я могла выкроить время для пациентов, но в воскресенье вечером они снова уезжали домой. Родители Чарльза предлагали помощь, но мы боялись оставлять с ними детей.

Однажды, когда Элли было полтора года и свекор со свекровью гостили у нас, мы всего на несколько часов оставили их с дочкой. Ей тогда нравилось перед сном принимать ванну. Я сказала свекрови:

– Дом старый, вся сантехника тоже. Перед тем как посадить Элли в ванну, обязательно потрогайте воду. Вы могли настроить одну температуру, а через две минуты она уже будет другая.

– Не волнуйся, я знаю, как купать детей.

Когда мы вернулись домой, Элли все еще не спала. Она, засунув большой палец в рот, сидела на диване и держала в руке свою любимую мягкую игрушку – собаку Аку. По лицу дочки было видно, что она минут двадцать назад ревела, а когда я приспустила ей штаны, то заметила на ногах красные пятна от горячей воды.

Чарльз считал свою мать слабой, ни на что не способной и даже бестолковой женщиной.

– Я физически не могу находиться рядом с ней больше часа, потом у меня появляется головная боль, и мне становится плохо, – говорил он.

Мне не нравилось его презрительное отношение к Марси, но я всегда искала причины его негативных чувств. Я никогда не думала, что когда-нибудь муж будет относиться так же и ко мне. Что дети, доставшиеся нам с таким трудом, превратят меня в его глазах в Марси-2 – «мать», которая просто не может быть хорошей.