Текст книги "Очень странный факультет. Отбор"

Глава 2

Внутри флигеля вполне ожидаемо обнаружился зал с длинными столами и лавками вдоль них. Один – для женской половины собравшихся, второй такой же – для мужчин.

Стараясь придерживаться действий толпы и держась рядом с Леной, я, как и остальные, не снимая верхней одежды, села на лавку и принялась чего-то ждать.

Передо мной стояла пустая деревянная тарелка с деревянной ложкой. Ни ножа, ни вилки. Кубок также был выточен из дерева и расписан красками геометрическими узорами.

Краем глаза я поглядывала за Харлингом. Похоже, он выбрал схожую с моей тактику: держаться остальных менторов, иногда даже, будто невзначай, он касался то одного, то другого плечом, явно проверяя, не вернулась ли к нему магия.

И судя по тому, что никто не вскакивал как ужаленный, во флигеле с магией было так же туго, как и в замке.

А еще с пальца Виктора исчезло фамильное кольцо – не заметить это было сложно, уж больно массивным было украшение. Скорее всего, он сам его снял и спрятал, чтобы не возникало лишних вопросов.

Лена ткнула меня локтем в бок.

– Смотри! – восторженно выдохнула она. – Сейчас будет магия! Прикинь, самая настоящая!

Она восторженно смотрела в центр пустой тарелки, пришлось поступить так же в ожидании «чуда».

Раздался тонкий звон колокольчика, и по залу пронеслись восторженные ахи. Тарелки сами по себе наполнились едой, кубки – напитками, на столах появились большие блюда с яблоками и запеченной дичью.

– Это что, скатерть-самобранка, что ли? – не сдержала удивления я.

Раз магия не работала, значит, колдовать тут никто не мог. Значит, логично было бы предположить, что дело в артефакте.

– Или домовые-эльфы! – хихикнула девчонка в очках, сидящая по другую руку от меня. – Ты что, Гарри Поттера не читала?

На ее рыжей голове были заплетены причудливые косы, сооруженные в замысловатый узор. Тонкая работа. А еще я заметила, что рыжая была одной из немногих, кто не носил платок.

– В приюте как-то не до таких книг было, я больше по учебникам, – покачала головой я. – Но я много слышала.

– Тоже сирота? – задала следующий вопрос девчонка и поправила сползшие очки, причем спросила с интонацией скорее констатирующей, нежели вопрошающей.

– Почему тоже?

– Удивительное совпадение, – ответила рыжая. – Все девушки в этом зале так или иначе одиноки. Либо сироты, либо стали такими недавно, есть даже одна молодая вдова. Ни близких подруг, ни родителей, ни мужей… Никого, кто бы стал нас оплакивать и искать после исчезновения.

Она вновь поправила сползшие на нос очки, при этом поморщившись, так как очки вновь норовили свалиться, словно были не по размеру. В отличие от многих, кто уже активно пережевывал еду, ни она, ни я к своей тарелке еще не притронулись.

– Эмма, – протянула руку я для знакомства.

– Станислава, – спокойно и сурово ответила девчонка, и мои глаза невольно расширились от удивления.

– А как же правило четырех букв?

– Пусть в задницу себе его засунут, – выругалась рыжая. – Я свое имя по глупым правилам менять не собираюсь. Либо их цесаревич запоминает, как меня зовут, либо нам не по пути.

Такая позиция заслуживала уважения, в разговор тем временем влезла Лена.

– Меньше болтайте, – одернула она с набитым ртом. – Время идет, еда скоро исчезнет. Будете голодать.

– Не исчезнет, – Станислава говорила уверенно. – Я высчитала циклы. Сегодня предположительный четверг, по четвергам обед задерживается, а твой ментор умудряется напиться сильнее обычного и скоро начнет петь. Были бы у меня часы, то я бы предположила, что до песен осталось… Три… два… один…

– Из-за острова на Стрежень, на простор речной волны… – раздался над залом протяжный тенор, я заозиралась, чтобы найти взглядом поющего.

Им оказался пожилой старик самого наиалкогольного вида, с красными щеками, носом, взглядом осоловелым, но веселым, а еще бодро затягивающим песню дальше.

 
– Чтобы не было раздора
Между вольными людьми,
Волга, Волга, мать родная,
На, красавицу возьми!
Мощным взмахом поднимает
Он красавицу княжну
И за борт ее бросает
В набежавшую волну…
 

– Испанский стыд… – прошептала Лена, сползая под стол. – Вот он мне никто, я его знать не знаю. Но почему делает он, а стыдно мне?

Ответа у меня не было, но чувства почему-то я испытывала схожие. Я нашла взглядом Харлинга, который без отрыва смотрел на меня. К своей тарелке он, похоже, так же не прикасался.

– А когда можно будет поговорить с моим ментором? – спросила я у соседок.

– По утрам, когда прогулка, если ментор захочет, он сам явится в сад, где мы гуляем, и принесет дар, – отозвалась Станислава. – Обычно поначалу менторы всегда приходят. Сарафаны приносят, платки. Уверена, твой завтра принесет что-нибудь. А потом их видно все реже и реже. Своего я только на приемах пищи и вижу. Вон сидит, разожрался.

Я проследила за ее взглядом в сторону, где спиной к нам сидел мужчина в черном камзоле. Рассмотреть ни лица, ни чего-то другого, кроме одежды, было невозможно. Разве что он крайне увлеченно ел и пил. Впрочем, тут все как-то слишком много ели и пили…

Я с опаской покосилась на тарелки с едой, такой аппетитной, манящей, что желудок заурчал. Рука так и тянулась ухватиться за куриную ножку.

– Ты смотрела мультики Миядзаки? – неожиданно спросила Станислава. – Про девочку, чьи родители много ели и превратились в свиней?

После такого вопроса я отдернула руку от еды, тонко улавливая намек. А ведь рыжая права. Хоть я и не смотрела мультик и понятия не имела, о чем говорила Станислава, но параллель со свиньями имела место быть.

Все слишком много ели, будто завороженные.

– А как же тогда питаться? – спросила я шепотом.

– Фрукты, но с ними тут тяжело. Кроме яблок, иногда бывают сливы и груши. – Станислава потянулась рукой к корзине с яблоками, одно взяла, а второе ловко засунула в рукав камзола. – И можешь не шептать. Тут буквально работает «когда я ем, я глух и нем». Иногда, конечно, кто-то подслушивает… Да, Лена?

– Ась? – Соседка с другой стороны оживилась, поднимая голову от тарелки, но тут же опуская ее обратно.

– Чем дольше едят, тем больше теряются, – пояснила Станислава. – Думаю, в еду что-то подсыпают. Просто действует не сразу и на всех по-разному. Поэтому менторы к нам перестают ходить. Вначале еще как-то, а потом все реже и реже.

– Зачем ты мне все это говоришь? – спросила я. – Разве мы не конкурентки за сердце цесаревича?

Станислава фыркнула.

– Сдался он мне. А ты вроде еще не подсела на эту дрянь, чем больше таких, как я, тем больше у нас шансов отсюда выбраться.

Я опять закрутила головой по сторонам.

– Есть еще? – потому что не едящих я больше не видела.

– Ну конечно есть. Просто у всех свои методы маскировки, но нас все равно мало.

– А как ты поняла, что нам что-то подсыпают? – продолжила заваливать я вопросами.

– Я вегетарианка, – гордо вздернула нос Станислава, и очки опять съехали набекрень. – Когда сюда привезли первый раз, кроме яблок ничего есть не смогла. Так день, другой. А потом присмотрелась и все поняла. В еде явно есть лишние ингредиенты. В яблоках бы тоже наверняка было б, изобрети местные шприцы. А пока у них средневековье, хотя бы яблок можно не бояться.

Боковым зрением я увидела, как соседка Лена, не поднимая головы от тарелки, потянулась к блюду с яблоками, и несколько плодов исчезли у нее в рукаве.

Вот же лиса!

Значит, не так уж она и была околдована местной едой.

Нужно было предупредить Харлинга, только как?

Я обернулась к его столу, нашла его взглядом и одними губами прошептала: «Не ешь»!

Виктор нахмурился, явно не очень понимая этот немой язык. Тогда я изобразила жестами, указав на тарелку, и проведя себе пальцем по шее. Всячески намекая, что в еде – яд. Пусть не смертельный, но точно какая-то отрава.

Со второго раза Виктор едва заметно кивнул.

– Что-то долго сегодня, – тем временем продолжала Станислава. – По моим расчетам тарелки должны были опустеть уже пару минут как. Ну-ка, проверим теорию. Эмма, скушай ложечку, потом выплюнешь.

– Нет! – воспротивилась я. – Ты же сама сказала, нельзя.

– Говорю же, выплюнешь, – шикнула рыжая. – Если я права, еда после этого сразу пропадет.

Пришлось с неохотой черпануть суп деревянной ложкой и поднести к губам. Как назло, вкус был божественным, хотелось тут же проглотить и есть, есть дальше.

С огромным усилием я остановила себя. И стоило отложить ложку в сторону, как прогнозы Станиславы сбылись.

Скатерть-самобранка самоубралась. Тарелки опустели, напитки исчезли.

– Выплюнешь, как будем уходить, – поднимаясь с лавки, шепнула мне рыжая. – Ногами притопчешь.

Пока шли к выходу, я только и могла, что думать о том, в какую «задницу» заволок Мишель девчонок. Пусть только попробует сказать, что не знает о том, что тут происходит. Душу из мальчишки вытрясу.

Оказавшись на улице, я тут же выплюнула «бурду» себе под ноги и затоптала. На выходе из флигеля создалась небольшая пробка, две толпы, девушек и менторов, ненадолго смешались в этой суматохе, но так же быстро и начали разделяться.

Лишь мимолетными штрихами я успела заметить, что некоторые менторы успели что-то шепнуть избранным девчонкам.

Значит, не все так безнадежно, как обрисовалось изначально. Я попыталась найти взглядом Харлинга, но безуспешно.

Неожиданно к спине кто-то притерся, гораздо ближе, чем позволяли приличия или случайность.

– Тут за всеми следят, – едва услышала я, и по моей ладони ободряюще скользнула его ладонь. – Вот, возьми. На всякий случай.

В карман куртки упало что-то тяжелое, и я не сразу поняла что. Да и разбираться было поздно. Виктор отошел, толпа завертела его и меня дальше, разводя по разным сторонам.

Лишь на подходе к башне я решилась и засунула руку в куртку, нащупывая складной нож. Откуда только он оказался у Харлинга?

«Ну спасибо, Виктор. С ножом в кармане все становится гораздо более спокойным».

Глава 3

Стоило оказаться в комнате, как за нами тут же провернулся ключ.

Лена подошла к столу и вытряхнула из рукава яблоки.

– И как это понимать? – скрестив на груди руки, спросила я.

– Что именно? – заломив брови, ответила она, делая вид, что искренне удивлена.

– Яблоки и то, что говорила Станислава. Уверена, ты все слышала, пока ела. И ведь меня еще склоняла.

Лена пожала плечами.

– Ну-у-у, да… – протянула она, поднимая руки. – Ладно-ладно, поймала. Просто мы все тут конкурентки, на моем месте ты бы поступила точно так же.

– Ты не была на моем месте, чтобы так говорить, – огрызнулась я, – и тебе бы на моем месте вряд ли понравилось.

– Ой, все! – закатила глаза к потолку соседка. – Ты не купилась, послушала нашу «принципиальную». Молодец! Впрочем, не надо меня демонизировать, я же сразу намекнула тебе на яблоки. Дала, так сказать, шанс, так что моя совесть чиста. И вообще, проехали.

– Нет, не проехали! – отрезала я. – Рассказывай, ты же сама сказала, что ты тут одна из первых, значит, и знаешь больше всех. На тебя явно еда не действует! Иначе ты бы так не наворачивала эту похлебку из тарелки!

Лена села на край своей кровати, принялась снимать валенки, платок и кафтан, пока не осталась в одном сарафане.

– Ладно, уговорила. Давай начистоту. Да, в еду что-то подмешивают, но действует это недолго. Либо иммунитет вырабатывается со временем. Меня где-то неделю назад начало «отпускать», а до этого все будто в тумане.

– Жуть какая, – меня и в самом деле немного передергивало от подобной картины, – как в дешевом криминальном триллере. Вначале нас похищают, потом опаивают… Зачем?

Лена пожала плечами.

– Если ты намекаешь на всякую запрещенку, то непохоже. Никакой эйфории или чего-то подобного. Скорее наоборот, мне весь первый месяц кошмары снились о том, что я тону и умираю. И так раз за разом. Потом сны поменялись, и мне, наоборот, казалось, что я не наяву хожу, а сплю. Что это тело не мое, а какое-то чужое. Что волосы у меня были другие и прическа. Что ногти с рисунками… Представляешь, чушь какая? Внутри все переворачивалось, кричать до ужаса хотелось, но сразу отпускало. Спокойствие и только спокойствие.

– Угу… – мрачно отозвалась я, но кое-что все же начало проясняться. – Чушь полная.

Мне стало понятно: девчонок поили чем-то дурманящим разум и успокаивающим. Чтобы не психовали лишний раз, а то вдруг у буйствующей переселенки все же прорвутся силы. Местные перестраховывались, добавляя «узбагоин». Вдобавок я поняла еще кое-что: Лена так же замечала нестыковки в своем новом теле, но разум уже принял эти изменения под действием того, что подсыпали в еду.

Вопрос оставался в другом: что думают такие, как Станислава. Если их не получилось напоить и одурачить?

– А еще какие-нибудь странности бывают? – спросила я. – Хотя тут все странное…

Лена задумалась. Покачала головой, а после будто передумала и ответила:

– Мне кажется, что некоторые из девочек пропали… – тихо прошептала она. – Но я не уверена, потому что так кажется только мне. Иногда я думаю, что они мне тоже приснились. Может, и не было их тут никогда. Кира и Маша… Про них никто, кроме меня, не помнит…

Я сглотнула.

В горле как-то неприятно пересохло.

– Наверное, приснилось… – согласилась я.

– Наверное… – согласилась Лена и зачем-то осмотрелась по сторонам. – Так что не бери в голову! Но на всякий случай знаешь, если вдруг пропаду я…

Она встала с кровати и отодвинула подушку, обнажая изголовье, где на деревяшке было выцарапаны четыре буквы ее имени.

– Мало ли… Вдруг тебе тоже покажется, что я была сном.

Вот это было совсем нехорошо. При всей своей веселости и наигранности Лена явно боялась растаять как дым в чужих воспоминаниях. При этом уговаривала саму себя, что все вокруг ерунда – и гадость, которую подсыпали в еду, и запертая комната, в которой нас держали, и сам «отбор невест» в целом.

Ночью, когда Лена уснула, я тихо выцарапывала на изголовье своей кровати ножом имена.

Свое, Виктора, Седвига, Лысяша, Мишеля, Зелени, Гранта, Шериллы… всех, кого могла вспомнить.

Не знаю зачем, но на всякий случай.

А утром, после завтрака, где я давилась яблоками и притворно съела ложку каши (чтобы потом выплюнуть), нас отвели в сад – на прогулку.

Даже заключенным полезно дышать свежим воздухом.

Зимний сад с узкими тропами в сугробах был похож на бесконечный лабиринт. Казалось, девчонки разбрелись кто куда, но на деле я постоянно ощущала на себе их взгляды. То одна, то другая попадались на моем пути, смотрели, чего-то ждали. Наверное, когда появится мой ментор, который должен по всем привычным раскладам выдать мне дары.

Вот только Харлинг задерживался.

Я начинала нервничать, тем более что другие менторы так же прогуливались по саду, только старались держаться подальше и от меня, и от остальных. Даже от «своих».

Временами я замечала, как то одна, то другая девица предпринимали попытки подойти к одному из мужчин, заговорить. Те демонстративно отворачивались, уходя в глубины зимних дорожек.

Некоторые все же расщедривались на несколько фраз, обрывки которых до меня долетали:

– У меня для тебя ничего нет. И сказать тебе нечего. Уходи!

– Вы нас бросили! Совсем?!

– Уйди, я тебе сказал. Иначе не поздоровится! Сгинь!

Самым общительным на этом фоне казался алкоголик Лены. Тот никуда не ходил, не бороздил просторы снежного лабиринта, а, привалившись к спинке одной из множества лавочек, счастливо смотрел в небо, напевая что-то под нос в пьяном угаре.

– С утра выпил – день свободен, – пробормотала я, проходя мимо и невольно вдыхая спиртовое амбре.

Пьяница скосил на меня взгляд, прозрачный и равнодушный.

Я уже ушла дальше по тропинке, как в спину донеслось:

– О, белочка! Ты пришла.

Невольно обернулась, чтобы увидеть, как пьяница говорит с кем-то невидимым и достает из кармана какие-то крошки, оставшиеся с завтрака.

– Иди сюда… Я тебе принес…

– Все понятно… – буркнула я. – И в самом деле… белочка…

Почему-то этого мужчину было жалко, и в то же время что-то смущало в этом чересчур правдивом «сумасшествии». Лена ведь упомянула: ее ментор постоянно твердил, что они все умерли и попали в рай. В чем-то он был прав.

Мы умерли, но до «рая» тут было далеко. Жизнь продолжалась.

– Вероника! – окликнул меня знакомый голос, и я подпрыгнула от радости.

– Виктор! – Я бросилась на зов, пролетая десятки разделявших нас метров буквально за несколько секунд.

Харлинг стоял передо мной такой знакомый и почти родной, даже несмотря на сменившуюся одежду. Ему уже выдали и кафтан, и шапку.

– Ты смешной во всем этом, – заметила я. – Только бороду не отпускай.

– Почему? – удивился он едва слышно, пока я оглядывалась по сторонам, примечая притаившихся за соседним кустом, греющих уши барышень. Видел их и он, поэтому куда громче добавил: – Ну здравствуй! Я к тебе с подарками!

– Спасибо, – прокричала я, поворачиваясь к шпионящим спиной, чтобы не видели, и прошептала: – Что ты выяснил?

– Пока явно то же, что и ты. Еда отравлена, кроме фруктов и вина, ничего не безопасно есть. Мой сосед вообще не просыхает.

– Тебя поселили с ментором Лены? – округлила я глаза, сразу понимая, о ком речь.

– Я не знаю, чей он, но тот, который вчера пел, – ответил Харлинг, беря меня за руку и уводя куда-то вперед по дорожкам. – Любопытный артефактец, знаешь ли, у них на раздаче одежды. Пойдем.

– Что там?

– Сама увидишь. Но судя по всему, пользоваться им могут только мужчины, потому менторы и нужны. Многие артефакты заточены исключительно на мужские руки. Все, что на мне видишь, я сегодня вытащил из этого сундука. Мне объяснили, как им пользоваться. Вроде как выдает одежду по потребностям и внутреннему мироощущению.

Виктор вел меня куда-то в глубь сада, дорожки расступались, пока мы не оказались в центре около замерзшего фонтана, украшенного статуей русалки. Она сидела на камне, будто живая, и расчесывала волосы. Летом с них струилась вода, а сейчас все это великолепие превратилось в искристый лед.

Возле фонтана, словно по четырем сторонам света, стояли вмурованные в камень сундуки.

– Думаю, они завязаны на времена года. Этот открывается только зимой, тот весной, дальше лето и осень, – пояснил Харлинг. – Менторам про это не говорят, но моих знаний хватает понять, что к чему. И восхититься – очень любопытная задумка, кто бы ни создал фонтан, он весьма талантлив и как скульптор, и как артефактор.

– Я рада, что тебе нравится, – саркастично отозвалась я. – Но меня больше волнует тот артефакт, который лишает всех магии. Ты еще не нашел его? Я бы с удовольствием отсюда смоталась.

Харлинг покачал головой.

– Не в артефакте дело. Весь город стоит на месте, схожем с вулканом на острове Таль. Только куда более сильном. Вот, – он вновь коснулся моей руки своими голыми пальцами. – Вероника, ты чувствуешь?

Виктор провел большим пальцем по моей ладони, остановился у запястий, замер на пульсе, словно прислушиваясь к нему.

– Чувствуешь? – повторил он.

Мое сердце забилось чаще, а щеки заалели. Я чувствовала только смущение, но не признаваться же в нем.

– И что я должна чувствовать? – буркнула я грубее, чем следовало.

– Ничего! – восторженно выдал Виктор. – Ничего! Понимаешь, я могу тебя коснуться, не боясь убить.

– Ты и раньше это мог делать, – напомнила я, не разделяя радости, но понимая, почему он счастлив.

– Это было другое. Хаотичное. Я не знал, могу коснуться или нет. Это неконтролируемо. А в этом месте я могу жить как обычный человек, не боясь за окружающих. Мой дар безопасен!

– И бесполезен, – грустно вздохнула я, решив, что тему лучше сменить. – Давай уже открывать сундук. Наверняка все ждут и наблюдают. Те кусты как-то странно шевелятся, пока ты мне руки гладишь!

Счастливая улыбка исчезла с губ Виктора, и он мгновенно стал серьезен.

– Мне все равно будет нужна твоя рука, – ответил он. – Иначе размер не совпадает. Менторы выступают проводниками между тобой и артефактом.

– И будут мне валенки и тулуп, – отозвалась я. – Давай уже феячь, проводник!

– Одежда индивидуальна, как я понял. Все-таки не все девушки одеты одинаково. Если обратишь внимание, у кого-то и сапоги на каблуке, а шапки вместо платков. Артефакт уж больно хитрый.

– Мне и моя крутка нравится, – продолжала бурчать я, когда Виктор подвел меня к сундуку и коснулся его правой рукой.

Легкое свечение объяло пруд, что-то заскрипело, заискрило. Внутри сундука провернулись неведомые механизмы, крышка с хлопком открылась.

Я с любопытством заглянула внутрь и с ужасом отшатнулась.

Мое лицо наверняка стало бледным, потому что я всем телом ощутила, как кровь отливает от него, а голова идет кругом.

– Это невозможно… – прошептала я.

– Что-то не так? – не понял Харлинг.

– Да, – ответила я, вытаскивая из нутра сундука свою «старую», уже знакомую шубу, которую Виктор мне же и дарил. Еще на острове. А следом платье, то самое «свадебное», которое шили для Эммы. – Здесь два варианта: либо этот сундук с очень специфическим чувством юмора, либо он не материализует одежду, а ворует ее. И тогда это не дары, а наши старые вещи, принадлежащие нашим же телам. Поэтому размеры подходят.

– У меня никогда не было такой одежды, – не согласился Виктор, глядя на свой кафтан странным новым взглядом.

– Значит, у кого-то все же был, но его он не досчитается. Артефакт ворует подходящие вещи, вот и весь секрет!

Я вытащила наружу шубу, ненавистное платье, понимая, что ходить в нем по двору будет очень странно. А вот сапоги и шапка из меха были не мои, и даже у Эммы я таких не могла припомнить. Видимо, тут сундук пошел неведомой мне дорогой и спер их где-то еще.

– Так не пойдет, – произнесла я. – Виктор, давай еще раз. Я не могу в этом ходить. Или еще хуже, представь, что будет, когда где-то маман Эммы обнаружит пропажу платья! Я уверена, Сириусу тут же об этом доложат. От платья точно надо избавиться. Открывай сундук!

– Больше не получится, – покачал головой он. – Он одноразовый.

– Приехали, – прорычала я.

– Ты неправильно реагируешь, – напомнил Харлинг. – Ты должна радоваться, достав такое платье. Оно вон вышитое, с камушками, красивенькое… – Виктор нелепо подбирал характеристики для платья, с чисто мужской позиции и взгляда. – Сделай хотя бы вид, что ты счастлива. Реагируй так, как должны была бы реагировать, увидь ты его впервые!

– Счастлива до смерти! – Я растянула губы в подобие улыбки, а может, оскала.

Виктор был прав. Я должна была радоваться, была обязана – но не могла.

– И тебе придется все это носить, – настаивал он.

– Нет!

– Да, – отрезал он умопомрачительно собранным и спокойным голосом. – Не выделяйся, хотя бы пока мы не разберемся, что к чему.

Он рассуждал здраво, внутри меня же все кипело, протестовало. Хоть я миллион раз рассудительная и вначале думаю, а потом делаю, но…

Харлинг резко притянул меня к себе, так что от неожиданности дыхание застряло в груди, и я даже не успела воскликнуть, вопростивиться и уткнуться в его грудь руками, чтобы отпустил. Одежда мешала.

Он же гладил меня по волосам и плечам…

– Ты что творишь? – прошипела я… – На нас же смотрят.

– Утешаю свою подопечную, – донесся шепот на ухо, такой теплый и обжигающий. – Для остальных это будет выглядеть так.

– Отпусти.

– Нет, – все так же спокойно ответил мужчина. – Может, мне нравится с тобой так стоять.

Я гневно засопела.

– Отпусти. Не заставляй бить тебя пятками по ногам.

– Ты не сделаешь этого, – я услышала улыбку в его голосе. – Потому что ты умная и рассудительная девочка и всегда поступаешь правильно или стараешься так делать. А сейчас правильно собраться и играть с теми картами, которые нам раздали. Тогда мы выберемся. Придумаем, как вернуться за Седвигом и Лысяшем. Понимаешь?

– Угу, – буркнула я, притихая. – В свете всего этого перспектива выйти за тебя фиктивно замуж два месяца назад уже не кажется такой дурацкой.

– Нет, – ответил он. – Ты была права, она все такая же идиотская и ничего бы не изменила. А сейчас нам пора.

Я почувствовала, как его руки размыкаются, но сама медлила отходить, хоть меня никто уже не держал.

– Ты ведь не поступишь, как остальные менторы? – задала я пугающий меня вопрос. – Не бросишь?

– Ни за что, – коснулся меня его шепот. – А сейчас нам точно пора. Эти объятия длятся длиннее, чем полагаются для утешения.

Я с усилием сделала шаг назад, смахнула с глаз несуществующие слезы, скорее для публики, чем те были на самом деле. Но, прежде чем уйти, задала еще один вопрос.

– Виктор, откуда нож?

– Успел подобрать у подъезда, – ответил он.

И сердце пропустило удар.

Харлинг отдал мне оружие, которое меня уже один раз убило…

Он ушел, а я осталась с охапкой одежды, с которой и двинулась к выходу из сада.

Изображать по пути радость все равно не выходило, мне буквально нутро выворачивало при мысли, что придется носить это платье.

Боковым зрением заметила знакомую мальчишескую фигуру.

Мишель!!!

Он шел по параллельной дорожке, всматриваясь себе под ноги, раскидывая носками сапогов снег, и явно что-то искал.

– Мишель… – прошипела я. – Мишель!

Братец вздрогнул и повернул голову. Стоило ему меня заметить, как глаза расширились.

– Ника?… Ты что тут…

– Делаю? – прошипела я, подлетая к кустам, которые нас разделяли. – Долгая история. Открыла твой портал в лесу и шагнула следом. Ты же никого не предупредил, что свалишь к вельшийцам.

– Я думал, вас схватили! – прошипел в ответ он. – Ты где была два месяца?

В этот момент он явно разглядел мои волосы, куртку из другого мира, торчащий жилет с логотипом сетевого магазина.

– Быть не может… – прошептал он. – Как вы смогли шагнуть через грань?

– Долгая история. Лучше помоги сбежать отсюда. Меня и Харлинга привлекли к этому отбору невест. Он мой ментор.

Тень осознания мелькнула по мальчишечьему лицу, брови нахмурились.

– Тебя не должно здесь быть, – утвердительно произнес Мишель.

– Да-да, ты уж поговори с этим царем Горохом. Придумай, что-нибудь.

Уголок рта у Мишеля дернулся.

– Вообще-то я и придумывал. Был уверен, что вы в плену у Сириуса. Думаешь, ради кого я в это все ввязался?

– Давай без оправданий, – попросила я, замечая что соседние кусты вновь как-то опасно затрепетали, осыпаясь снегом. – Просто вытащи нас отсюда.

– Ты сказала, тут Харлинг, а Седвиг? Он жив?

– Надеюсь. Остался в том мире с моим котом.

Соседние кусты опять тряхнуло.

– Ника, это плохое место для разговоров. Я придумаю, как с тобой связаться, все обговорим, но позже.

Мишель явно спешил от меня избавиться.

Я же не собиралась так легко его отпускать.

– Ну уж нет, ты от меня так легко не уйдешь, дрянной мальчишка! – прошипела я, и по лицу Мишеля прошла очередная волна неопознанной эмоции, то ли шока, то ли недоумения.

– Да как ты говоришь со мной?

– А как еще с тобой разговаривать? Устроил тут игру в сутенера, похищаешь девиц для неизвестных целей, а нас тут чем-то обкармливают. Нет уж. Я буду разговаривать с тобой, как ты того заслужил.

Мишель же будто перестал меня слушать, он больше рассматривал мою одежду и платье.

– Плохо… Это очень плохо, – пробормотал он себе под нос.

– Мишель! – одернула его я. – Ты вообще слышишь, что я тебе говорю?

– Да, – трезво ответил он, заглядывая в глаза снизу вверх, иначе рост не позволял. – Жди ночью, я устрою встречу. Поговорим обо всем.

Стоило ему договорить, как над садом раздался звон знакомого колокола. Всех собирали в замок.

Вернувшись в комнату, я бросила одежду на кровать и села рядом.

Наблюдавшая за всем Лена присвистнула.

– С чего бы такой кислый вид? Тебе явно повезло с ментором, вон какой шмот вытащил. Почему у остальных древние сарафаны, а у тебя платье, будто завтра на бал к королю?

– Вот именно! – ответила я. – Мне как в этом ходить вообще? Мало того, что я буду выбиваться из толпы, так еще и это платье… Такое даже жалко носить, а вдруг я его супом на обеде оболью?

Я принялась сочинять на ходу миллион причин, почему мне не следует носить этот наряд. И закончила последней:

– Вот представь, меня в этом увидит цесаревич. Я же сразу ему запомнюсь, а это плохо. Я вот не хочу за него замуж, поэтому лучше не высовываться.

– Ну так ходи тогда и дальше в своей одежде, – пожала плечами Лена. – Пугай всех кровавыми пятнами на куртке. В них ты совсем-совсем незаметная.

Замечание оказалось здравым. Но со стиральными принадлежностями в замке явно было туго. Нас даже на умывание водили стражи по расписанию утром и перед сном. А на мытье тела отвели целый банный день раз в неделю. И до этого торжественного события мне еще дожить следовало.

Я все больше начинала скучать по шестому холму, где спартанские условия по сравнению с текущими теперь казались царскими удобствами. Шутка ли, у меня в распоряжении была целая лачужка, собственный термальный ручей и коза-дереза.

За последнюю стало особенно обидно – ее я вообще, получается, бросила и исчезла.

Надеюсь, Грант держит свое слово и следит за ней, а иначе Зелень точно отправит ее на тушенку.

Ах, Грант… Знать бы точно, какое ты имеешь отношение ко всему этому вельшийскому балагану.

– Кстати, о цесаревиче, – неожиданно оживилась Лена. – Я его сегодня видела.

– Что?! – я подскочила с места. – Где? В саду?

– Не совсем, – улыбнулась соседка. – Но почти. Одна из частей сада примыкает к крылу для слуг, я иногда поглядываю в окошко, что делают местные девки-чернавки. О чем говорят, о чем сплетничают. Так вот, сегодня они яблочко по блюду запускали.

Я осоловело моргнула.

– Какое яблочко?

Лена пожала плечами.

– Волшебное, наверное. Либо яблочко, либо блюдо. Но я иногда вижу, как местные по тарелке яблоко прокатят, а в тарелке изображение появляется. Местный телевизор, только без звука. Так вот, сегодня служанки за принцем подсматривали.

– И что, и как? – ухватилась я за подробности, требуя больше информации.

– Красивый, зараза, – вздохнула Лена. – И ни разу не урод, как ты говорила. Разве что чуть постарше, чем изображение на портрете.

– А что он делал? Не просто же они на него смотрели, девки эти чернавки.

Лена хихикнула.

– Ну конечно не просто. Он плавал. В пруду в каком-то. Представляешь, все эти капельки воды, стекающие по могучему торсу…

Воображение тут же нарисовало Гранта, который, прокукарекав всю ночь, утром проснулся голым в лесу и пошел отмываться от грязи. И эти чертовы капельки стекали вниз.

– Все! – Я вытянула вперед руку, будто сдавалась. – Хватит! Хорош! Блюдо, надеюсь, хоть немного зацензурило все подробности цесаревича?

– Не-а, – самодовольно отозвалась Лена. – Никакой цензуры. И я тебе доложу, все там нормально у него. Так что есть за кого посоревноваться.

– Он тупой, – напомнила я.

– Зато я нет, – парировала Лена. – За каждый успешным, но тупым мужчиной стоит умная и вдохновляющая женщина с плетью.

От шутки я невольно улыбнулась. Лена убивала своим оптимизмом.

– И все же странно, – заметила я. – Никакой приватности для царской особы.

Получается, каждая девица может на голого будущего царя пялиться? Неправильно это.