Текст книги "Томас Дримм. Время остановится в 12:05"

12

Министерство госбезопасности, шестой отдел, камера № 50. 22:15

«Я наслаждался удовольствием, с которым ты меня пытал. Я смаковал его малейшие нюансы. Чем больше удовлетворения приносила тебе моя боль, тем сильнее я притворялся, что страдаю. Ты наелся вдоволь моими мучениями.

Задолго до нашей первой встречи ты недоумевал, дорогой Томас, почему тебя так привлекает Зло, ведь ты считал себя хорошим человеком. И только теперь понял, что это и есть твоя глубинная суть. С которой ты борешься с самого раннего детства из-за своего воспитания с его устаревшими ценностями вроде справедливости, свободы, гуманистических идеалов, привитых тебе отцом-неудачником. Но ты чувствуешь, что эти прекрасные принципы устарели, неубедительны и не решают твоих проблем. Тебе было необходимо пройти через это воспитание, чтобы выбрать Зло совершенно сознательно. Ты должен был понять, что доброта, идущая рука об руку с интеллектом, приводит только к поражению, горечи и разочарованию. И даже к предательству. Вот почему я выбрал для тебя эту семью. И вот почему я разрушаю ее сейчас: для того чтобы ты обрел собственные крылья. Когда ты поймешь, что привело сегодня ночью Робера Дримма в такое состояние, у тебя больше не будет причин держаться родительского гнезда.

Всё это прекрасно для меня, Томас. Я черпал много сил в нашем противостоянии, я использовал всю положительную энергию, которую отобрал у тебя.

И это только начало.

Ты освоил первую часть программы в той единственной реальности, которая была тебе до сих пор доступна. Теперь мне предстоит усовершенствовать твое обучение в параллельных мирах, где ты сможешь опробовать свою способность к разрушению. Ты увидишь: сила мысли, когда ею умеют пользоваться, несоизмеримо могущественнее наших поступков в обычной жизни. Именно поэтому хронограф попал в твои руки. Робер Дримм нашел его „случайно“ и передал тебе, не подозревая о его власти. Лео Пиктон привел его в действие, думая, что совершает благое дело. Наступила твоя очередь вступить в игру, Томас. Хронограф, останавливающий время, – это единственный скипетр, дающий власть. Скипетр Дьявола. Он твой. И ты уже почти понял, как им пользоваться.

Разумеется, на нынешнем этапе твоего развития ты бы решился использовать его только для „важных целей“. Например, спасти Бренду. Поэтому я и погрузил ее в кому. А теперь мы займемся серьезными вещами. Я уже в предвкушении. Ты даже не представляешь, какие бедствия ты вызовешь в жизни людей, которых любишь. Но на этот раз винить тебе придется только себя, ведь ты сам перепишешь их судьбу.

Это последний этап твоего обучения. Потому что мы являемся результатом реальности, которую создали. Ты должен испытать ненависть, Томас, ту ненависть, которой по праву будешь вдохновлять других и которую сам будешь необъяснимо испытывать, а объяснение – это я. Гены падшего ангела, которые ты носишь в себе.

Мне очень понравилась твоя версия Ноева ковчега. Очень личная, хоть ты и не дошел до конца, который подсказывала тебе интуиция. На самом деле Ной – это ты. Новый Ной. А Мастер Игры, который заменил твоего скучающего Бородача, – это я. Я изгнал религии из разума и сердца людей, чтобы подготовить твое царство, царство Абсолютного Зла. Мое Зло было довольно умеренным. Ты поместишь на свой ковчег последнюю надежду человечества и затопишь его.

Но сейчас проснись и сделай то, что собирался. Я только должен был подключиться к тебе во сне, чтобы слегка поправить твои мысли обо мне. Ты думаешь, что превратил меня в зомби без памяти, и удивляешься, что не чувствуешь угрызений совести. Но это нормально: ты просто отомстил мне за то, что я сделал с тобой.

С этих пор ты всё яснее будешь чувствовать, что тебе чего-то не хватает. Это меня тебе будет не хватать. Сначала как врага, а потом как образца для подражания. Для меня это лучший способ установить преемственность».

13

Сон слетает с меня мгновенно. Стучат в дверь. Часы показывают, что я спал не больше десяти минут, но я чувствую бодрость, будто проспал всю ночь. Я вскакиваю, прячу под куртку белого медведя, выкрашенного в шоколаде, и бегу открывать. На пороге полицейский, больше похожий на лакея, расшаркивается и протягивает свою визитку:

– Лейтенант Федерсен, служба охраны вип-персон. Прибыл для розыска вашего телефона.

Он добавляет, что на улице льет как из ведра и лучше воспользоваться межведомственным подземным туннелем. Я иду за ним к лифту, говоря себе, что это всё-таки облегчает жизнь, когда твой отец – член правительства.

Лейтенант поднимает палец, чтобы нажать на кнопку лифта, и у меня перехватывает дыхание. Из-под рукава у него выглядывает повязка с пятнами крови. Как раз в том месте, куда я всадил ручку напавшему на меня типу в квартире Бренды. Мне приходится сделать огромное усилие, чтобы войти с ним в кабину и не выказать никаких чувств.

– Всё в порядке, мсье?

Я спокойно киваю, стараясь держаться отстраненно, как человек, привыкший к назойливому присутствию телохранителей. Эта повязка – может, просто совпадение. Но если он – один из тех воров в камуфляже, которые шли за мной до квартиры Бренды, чтобы украсть картины, то дело плохо. Тот факт, что ему поручили следить за мной, не пряча лица, подтверждает мое подозрение, что вокруг меня существует заговор.

А что, если Джек Эрмак велел ему меня убить и спрятать мой труп в каком-нибудь укромном месте туннеля? Единственный способ защиты – естественность, бдительность и эффект неожиданности. Я держу руки в карманах и смотрю в угол. Если я замечу малейший подозрительный жест, то выхвачу ручку из кармана и на этот раз всажу ее прямо ему в сердце.

Лифт останавливается на шестом подземном этаже. Лейтенант наклоняет голову к считывающему устройству. Стальная дверь отъезжает в сторону, а потом закрывается за нами. С беспечным видом он ведет меня под сводами, освещенными аквариумным светом. Мы пересекаем несколько перекрестков, на которых нет никаких указателей. Чтобы усыпить его бдительность, я говорю, что без него уже давно бы заблудился. Скучным голосом полицейский отвечает, что польщен. Проходя очередной коридор, я чувствую, как меня отпускает напряжение. Но я по-прежнему начеку. И почти уверен, что он поймал мой взгляд на своей повязке. Однако сейчас моего провожатого, кажется, заботит только одно – утаить от камеры видеонаблюдения, что он жует жвачку.

Мы приходим в музей. Лейтенант приказывает отключить сигнализацию, чтобы я мог забрать свой телефон.

– Желаете, чтобы я пошел с вами, мсье? – вяло спрашивает охранник, которого мы отвлекли от просмотра менбольного матча.

– Нет-нет, спасибо, я помню, где его забыл, и обернусь за две минуты.

Он с облегчением снова садится перед экраном, на котором игроки в менбол, вылетающие из спусковой установки, подскакивают на гигантской рулетке, перепрыгивая из сектора в сектор.

– Наша местная команда ведет со счетом шесть трупов – ноль, – поясняет он полицейскому, и тот радуется бойне с гордостью районного патриота.

Я поднимаюсь по мраморной лестнице, прохожу галерею с портретами официальных лиц – от Освальда Нарко Первого до его праправнука, рыжеволосого мальчишки с белой, как сметана, кожей, которому вживят чип тогда же, когда и мне, – в следующий понедельник. Я поворачиваю налево – туда, куда указывает стрелка «Лео Пиктон: жизнь, отданная науке», – и вхожу в выставочный зал.

– Ты не спешил, – ворчит медведь за стеклом витрины.

Я делаю вид, что наугад приподнимаю подушки всех випкресел, – меня беспокоят камеры, висящие под потолком в каждом углу.

– Они работают, только когда сигнализация включена, – нетерпеливо говорит Пиктон. – Поторопись.

Я кладу телефон в карман и осматриваю витрину.

– Здесь нет замка?

– Нет. Открывай сбоку. С другой стороны.

Я отодвигаю стеклянную перегородку. Медведь медленно встает, покачивается, разминает затекшие лапы. Я хватаю его одной рукой, сажаю на что-то похожее на саркофаг из увеличительного стекла, в котором находится прототип мозгового чипа, изобретенный им сорок лет назад. Потом расстегиваю молнию на куртке и вынимаю второго медведя.

– Посетителей нельзя разочаровывать… – бормочет Пик-тон. – Что это за ужас ты притащил?

– Белый медведь в молочном шоколаде.

– Считаешь, мы похожи?

– Будете похожи.

Я снимаю с Пиктона галстук-бабочку и надеваю на шею его полярного собрата.

– Томас, но это какая-то карикатура! И совершенно неправдоподобная! Его невозможно спутать со мной!

Я отвечаю сквозь зубы:

– Не преувеличивайте, Лео. С тех пор как вы покинули семью, никто не знает вас в качестве медведя.

– Это не повод, чтобы меня раздевать! Отдай обратно галстук! Мои субатомные частицы переместились в эту игрушку со всем, что в ней есть, я не позволю тебе их разбазаривать направо и налево!

Он уже начинает действовать мне на нервы, этот призрак из Академии наук. Я отвечаю:

– Если вы хотите, чтобы я вас украл, это единственное решение: я сажаю на ваше место другого медведя и надеваю на него ваши шмотки. Иначе я спалюсь, и вы вместе со мной!

– Ты должен был купить ему такой же галстук-бабочку!

– В следующий раз предупредите меня за двадцать четыре часа, чтобы я оставил время на шопинг.

С возмущенным видом Пиктон разглядывает галстук на шее своего преемника. Шевеля непослушными губами, он высовывает войлочный язык и нервно теребит плюш на шее. Постепенно к нему возвращается вся его подвижность, как это было в первые часы после смерти.

Я спрашиваю:

– Зачем вы вернулись, Лео?

– Дело не в том, что я не могу обойтись без галстука, – не унимается он. – Проблема в том, что без него страдает моя целостность. Мое сознание распространилось на все атомы этой игрушки, по-моему, это нетрудно понять! Когда ты лишаешь меня моих атомов, я должен изменять настройки… В любом случае – с бабочкой или без бабочки – охранники сразу обнаружат подмену!

– Не хотел бы вас расстраивать, но уверен, что им плевать.

– А мне нет!

– Может, хватит меня злить? Если дело обстоит так, то я посажу вас в витрину, и валяйте свою транспортировку.

– Транспортировку?

– Ну, перемещайте свое сознание. В другого медведя.

– Не мели чепухи! Я потратил уйму времени, чтобы совместить мое сознание именно с этой игрушкой!

– Вы не можете говорить потише?

– Ты единственный, кто меня слышит.

– Вот именно, и я не глухой.

– Ай! Ну конечно, вырви еще мне всю шерсть! Верни хотя бы очки!

– Вам они больше не нужны, это просто декорация.

– Это всё, что у меня осталось из прошлой жизни! Это сувенир!

– Точно. Ему – в прошлое, – говорю я, пристраивая очки на нос белому медведю в шоколаде. – А нам – в будущее.

И прячу Пиктона под куртку.

– Всё-таки половое созревание – ужасно неприятная штука. Прежний ты мне больше нравился.

– А вы мертвый – еще больший зануда, чем живой!

Я чувствую, как Пиктон напрягся под курткой.

– Это почему?

– Сами увидите.

Я закрываю витрину и иду к выходу.

– Ты на машине? – интересуется он.

– Мне тринадцать лет.

– Я имею в виду, на машине с шофером, дурачок.

– А зачем она?

– Чтобы поехать ко мне домой.

– Мы не поедем к вам. У меня есть апартаменты в министерстве.

Уткнувшись в мой живот, медведь молчит. Это хорошо. Если раньше мне очень не хватало его скрипучего голоса, то теперь он меня столь же сильно нервирует. Я оборачиваюсь, убеждаюсь, что заместитель Пиктона сидит в той же позе, и выхожу из зала.

– Дуй на двадцать семь, придурок! – доносятся крики болельщиков из телевизора.

– Он проломил себе башку, класс! Девять – ноль!

– Вы очень любезны, – говорю я охраннику, который снова включает сигнализацию, пока на экране санитары выносят с поля труп игрока.

Лейтенант Федерсен ведет меня через туннель обратно в министерство. От того, что ко мне под куртку вернулся старый союзник, мои страхи улетучиваются, как дым.

– У вас серьезная травма, лейтенант? – спрашиваю я, коснувшись его повязки, скрытой под рукавом.

У него сжимаются челюсти. Я играю с огнем, даже если застал его врасплох. Никак не изменившись в лице, он благодарит меня и уверяет, что это всего лишь воспалившийся комариный укус.

– Я недавно говорил с вашим министром.

Полицейский молчит, не выказывая никакой реакции. Я продолжаю самым естественным тоном:

– Воры не понесут наказания при условии, если вернут мне картины Бренды.

– Забудь ты об этом, – раздается голос Пиктона.

– Картины сгорели, мсье, – равнодушно отзывается лейтенант. – Бренда Логан была террористкой, с которой член правительства и его сын не могут иметь ничего общего. Я выполнил приказ министра госбезопасности с целью вашей защиты. Еще что-нибудь?

Я не настаиваю. К горлу подкатывает тошнота. Это был мой последний шанс как-то вступиться за Бренду в этом мире.

Теперь меня здесь ничто не держит.

Перед лифтом, ведущим в частные апартаменты, Федерсен со мной прощается и с безмятежной иронией желает приятных снов, как человек, уверенный в своей неуязвимости. Олух несчастный! Надеюсь, чернила из ручки-хронографа уже отравили твою кровь. А ты, даже не подозревая об этом, помог вернуть того, кто один может сделать из моего импровизированного оружия ключ к другой реальности.

Как только мы оказываемся в розовой комнате, я усаживаю Пиктона перед стопкой почтовой бумаги с цветочным узором и красивой подписью «Айрис Вигор», устраиваюсь напротив и вынимаю ручку.

– Ну? Как привести ее в действие?

Ученый закидывает лапу на лапу и с недоумением смотрит на меня своими пластмассовыми глазами.

– Привести в действие? Для чего?

– Чтобы вернуться на пляж в тот день, когда я вас убил. В воскресенье, 30 июня, в 12:05.

– Зачем?

– Чтобы не убивать вас.

С минуту он молчит с отвисшей челюстью и вдруг взвизгивает:

– Но я хочу остаться мертвым! У меня там куча разных задач ждет решения!

– Что? Как это?… Вы же сказали: «Выкради меня». Чтобы научить пользоваться хронографом!

Его лапы удивленно застывают в воздухе.

– Вы же вернулись на землю, чтобы мне помочь, верно?

– Да, – говорит он мягко, – но всё зависит от того, что ты имеешь в виду.

– Вы же сказали, что эта ручка останавливает время и я могу переписать свою историю заново!

– Я так сказал?

– Это же вы ее настроили! Вы сами говорили: «Всё дело в том, чтобы найти важную развилку в своей жизни и сменить направление».

– А когда я это говорил?

– Вы написали это рукой Бренды, когда мы ночевали у вас в доме, перед тем как отправиться в Заветный лес, где она впала в кому!

– Неужели? Совершенно не помню ничего подобного.

Я вздыхаю и откладываю ручку в сторону. Мертвец, страдающий Альцгеймером[1]1
  Болезнь Альцгеймера – заболевание головного мозга, характеризующееся прогрессирующим снижением интеллекта, нарушением памяти и изменением личности. – Здесь и далее – примеч. пер.


[Закрыть]. Только этого не хватало. А может, он блокирует свои воспоминания? Заявит, что ничего не помнит по моей вине и без галстука-бабочки и очков ему никак не вернуть себе прежнюю форму.

– Кто такая Бренда?

Не веря своим ушам, я вглядываюсь в его пластмассовые глазенки. Но, похоже, он говорит совершенно искренне.

– Да что с вами, Лео? Это же та потрясающая девушка, которая помогла нам разрушить Аннигиляционный экран!

– Всё это было сто лет назад, – ворчит он.

– Как сто лет? Даже месяца не прошло!

– Как же ты меня нервируешь! У нас время течет по-разному, недоумок! Пока меня не было в этом медведе, я прожил двенадцать миллионов жизней, пронес тонну знаний сквозь галактики, прошел через скопление черных дыр, чтобы укрепить равновесие Солнечной системы, которая, должен заметить, вот-вот распадется! Через какие-нибудь пятнадцать миллиардов лет – проблема насущнейшая! А меня возвращают в эту нелепую игрушку ради какой-то смехотворной в масштабе космических энергий истории…

Мой кулак обрушивается на стол, и его плюшевый зад подскакивает.

– Жизнь Бренды – это не смешно! Она в коме, потому что я убил вас, и единственный шанс ее спасти есть только в параллельном мире, где вы останетесь живы! Это так или нет? Вы говорили это?

– У меня такое ощущение, что я вернулся в детский сад, – вздыхает он. – Да, конечно, когда мы принимаем какие-то решения, возникают временные окна и новые вселенные[2]2
  Одна из интерпретаций квантовой механики, многомировая, предполагает, что во Вселенной постоянно создаются различные реальности.


[Закрыть], но это же азы!

– Ну и ладно, я хочу знать эти азы! До сих пор мне это ничего не дало, я не смог изменить прошлое. Но я прочистил мозги Оливье Ноксу, чтобы иметь полную свободу действий.

Пиктон морщит лоб.

– А это здесь при чем?

– Черт, сосредоточьтесь хоть немного! Честное слово, космос не пошел вам на пользу. Вы хотя бы помните, кто такой Оливье Нокс?

– Смутно.

– Злодей, присвоивший ваши изобретения, чтобы использовать их для своих целей! Чтобы превращать людей в зомби, а мертвых – в источник энергии! И это он подстроил падение моего воздушного змея вам на голову. Помните? Он наблюдал за нашей встречей на пляже. Вспоминаете? Таким образом, он тоже видел вашу смерть, и поэтому я не мог ее отменить.

Медведь молча смотрит на меня, болтая лапами. То ли он изумлен, то ли считает меня непроходимым тупицей. По его глазам-пуговицам трудно понять.

– Откуда ты это знаешь, Томас?

Из осторожности я скромно молчу.

– Это главный принцип квантовой физики! – провозглашает Пиктон, и шерсть на его загривке вздыбливается. – Я был избран в Академию наук благодаря этому открытию: что явление существует лишь тогда, когда его кто-то наблюдает.

– Вот именно! – подхватываю я и торжествующе даю ему пять. – И благодаря мне этого наблюдателя больше нет.

В ответ он складывает лапы на животе.

– Ты меня озадачил, мой бедный Томас. Даже если твой свидетель умер, это ничего не меняет. Событие, которое он наблюдал, произошло в действительности, изменить его невозможно. Тем более ты знаешь, что за тобой следили.

Ручка выпадает у меня из пальцев.

– Но что же мне делать?

Кончиком лапы он пододвигает ее обратно ко мне.

– В котором часу, говоришь, я умер?

– В пять минут первого.

– Встречайся со мной в три минуты первого, когда я был еще жив. Пока ничего бесповоротного не произошло, у тебя есть пространство для маневра. Но соблюдай целостность момента Т.

– Что это?

– Избегай анахронизмов. Ты не должен знать своего будущего. В двенадцать ноль три ты еще не знаешь, что я умру. И я тоже этого не знаю. Если твоей целью будет помешать случиться событию в двенадцать ноль пять, твое сознание спроецирует его в реальность и сделает неизбежным.

Я смотрю на ручку, на ее блестящий рог, увенчанный моими инициалами.

– Так что же делать?

– Ничего не жди. Вернись в то состояние, к тем мыслям, которые занимали тебя в двенадцать ноль три. В момент нашей встречи с твоим воздушным змеем всё в порядке и нет никаких причин о нём беспокоиться. В противном случае ты нарушишь исходную ситуацию, и временной коридор, открывшись, закроется.

– Но если мне удастся создать параллельную реальность… В мире, который существует сейчас, меня уже не будет?

– Не знаю. То, что я тебе излагаю, лишь гипотеза. Я никогда не ставил таких опытов. Так что вперед!

Медведь спрыгивает со стола. Неуклюже приземлившись, встает и идет к выходу.

– Едем ко мне.

Я хватаю его за лапу и подношу к лицу.

– Почему к вам?

– Здесь негативная энергия. А там я буду в своей стихии. Мне нужны ориентиры из прошлой жизни, чтобы обновиться. Понимаешь, моя земная личность растворилась в космосе. Лео Пиктон стал крошечной частицей бесконечности, квантового синтеза с атомами всего сущего! Во мне не осталось ничего бытового, личного… И тут бац! Ты возвращаешь меня на Землю из-за своей проблемы с Брендой. Поэтому, если хочешь, чтобы я помог тебе в путешествии во времени, я должен, так сказать, перепиктониться. Так что – поехали!

Я со вздохом звоню на коммутатор.

– Это снова я, – говорю я телефонистке.

Молчание. Я уточняю:

– Сын Робера Дримма. Я уезжаю. Мне нужна машина.

– С удовольствием, господин Дримм.

И это не просто вежливость. Я слышу в голосе телефонистки подлинную радость от того, что я больше не буду ее беспокоить.

– В тебе появилась дерзость, – замечает беглый музейный экспонат, пока я снова пристраиваю его под курткой. – Это хорошо. Скоро она тебе понадобится.

14

Под плывущими облаками, за которыми то исчезает, то вновь появляется полная луна, лимузин спускается с Голубого холма. После того как мы преодолеваем три пропускных пункта правительственной резиденции, вокруг возобновляется настоящая жизнь. Разворачиваются уличные бои между болельщиками, как это всегда бывает после матчей. Ездят грузовички из Службы извлечения чипов, собирая свою жатву для повторного использования душ, пока закон о правах умерших еще не вступил в силу. Спецназовцы хватают, избивают дубинками и запихивают в школьные автобусы юных бунтовщиков младше 13 лет, не соблюдающих комендантский час.

По мере того как мы удаляемся от стадиона, становится тише и спокойнее. Только бригады по борьбе с пьяницами и курильщиками патрулируют улицы перед еще открытыми барами да мусоровозы подбирают бездомных, чтобы освободить тротуары для любителей утренней пробежки. Равнодушный к изнанке нашего общества обязательного благополучия, спрятанный под курткой медведь через двойной слой подкладки дает мне инструкции:

– Ты скажешь Эдне, что поссорился с родителями, и попросишь приютить тебя на ночь. Только не говори, что я с тобой. Иначе начнется скандал, а нам надо сосредоточиться на деле. Так что ты должен пронести меня домой тайно.

Кажется, эта мысль его очень возбуждает. Я не чувствую особого энтузиазма, но что делать – приходится ему доверять.

Машина останавливается на проспекте Президента Нарко Третьего, посреди одного из тех богатых кварталов, которые напичканы видеокамерами и где никогда ничего не происходит.

– Томас, скажи шоферу, чтобы он не уезжал.

– Почему?

– На всякий случай.

Мне не нравится эта предосторожность. Такое чувство, будто Пиктон что-то от меня скрывает.

– В каком состоянии я буду во время телепортации? Что-то вроде… комы?

– Понятия не имею. Теоретически если тебе удастся попасть в параллельный мир, то он будет сверхсветовой.

– То есть?

– В нём время будет двигаться со сверхсветовой скоростью. Остальное мне не терпится увидеть самому.

– А когда вы гуляли по космосу, как всё происходило?

– Это совсем другое – я же умер. Я не связан с телом, не считая этого чучела, который всего лишь мое временное пристанище. А вот ты наверняка воспроизведешься в двух экземплярах. Клонируешь свое астральное тело, создашь свой аватар и отправишь его в кротовую нору.

– В кротовую нору? При чём здесь кроты?

– Неуч! Так астрофизики называют деформацию пространства-времени, которая позволяет перейти из одной вселенную в другую через квантовые тоннели. Потому что время – это слоеный пирог, где прошлое, настоящее и будущее всего лишь слои, лежащие друг на друге.

– И моя ручка проделает кротовую нору в этом пироге?

– Увидим.

– Вы будете там со мной?

Он не отвечает. Я повторяю вопрос.

– Томас, ведь это ты хочешь что-то изменить. Меня всё вполне устраивает. К тому же, оставшись здесь, я буду более полезен. Смогу охранять твое тело, пока ты в отключке.

Я прошу водителя не уезжать. Тот кивает, привыкший к прихотям министерских отпрысков, которые разъезжают на казенных машинах. Наверняка он видел кое-что похуже подростка, вполголоса повторяющего школьную программу по физике, уткнувшись в собственную подмышку.

Я выхожу и захлопываю дверцу. Из дома не доносится ни звука, в окнах нет света.

– Звони! – требует профессор, высунув морду из расстегнутой молнии.

– А если мы их разбудим?

Я прикусываю язык – как же я мог ляпнуть такое! Но, может, он не обратил внимание на это «их».

– Так им и надо! – рычит он.

Я на всякий случай помалкиваю. А Лео не дурак! На открытии выставки он заметил, что его вдова и бывший коллега Уоррен Бошотт крутят шуры-муры. Я молча ему сочувствую. Он удрученно разводит лапами. Моя рука поневоле тянется к его макушке и почесывает шерсть между ушами. Это во мне проснулась мужская солидарность. Медведь снова скрывается под курткой.

– Не переживай за меня. Я научился отстраняться от таких вещей. Я стал бесплотным духом. С космическим сознанием.

Эдна Пиктон в тесном застиранном халате открывает только на третий звонок. Похоже, она действительно спала. Вид у нее не фонтан, скажем прямо. Наверное, она сейчас одна.

– Надеюсь, не помешал?

– Конечно, помешал – как обычно! Что-нибудь стряслось?

– Да, у меня дома атомная война. Родители достали.

– И ты просишь, чтобы я предоставила тебе политическое убежище, – улыбается Эдна сквозь зевоту. – Ну что ж, ты уже ночевал на нейтральной полосе.

– Где?

– В спальне моих внуков. Я оставила там твое постельное белье. Ладно, спокойной ночи, я пошла досыпать.

Закрываю дверь и поднимаюсь за ней по лестнице, ободряюще похлопывая медведя сквозь ткань куртки, чтобы он утешился по поводу неверности своей вдовы. Эдна сворачивает на площадке второго этажа и идет к себе в спальню. А я топаю дальше наверх, мимо детской спальни, и вхожу в кабинет Пиктона. Он вылезает из-под куртки, спускается по молнии, как альпинист, и, приземлившись на гору своих бумаг, ностальгически вздыхает.

– Здесь всё по-старому, – с удовлетворением отмечает он, оглядывая стопки книг и папки, громоздящиеся одна на другой. – Странно… Видишь ли, это единственное место, где…

Его голос прерывается, но он продолжает:

– …единственное место, где я на долю секунды забыл, что уже умер.

Он обхватывает себя лапами, чтобы унять дрожь волнения.

– Давай начнем, – прерывает он себя. – Как ты до сих пор работал с хронографом? Покажи.

Я усаживаюсь в его бархатное кресло и разгребаю себе небольшое пространство посреди бардака на столе. Достаю ручку из кармана и, сняв колпачок, кладу ее на бумагу.

– Я закрываю глаза, представляю себе нашу встречу на пляже и описываю ее заново.

– И всё? – спрашивает он, облокотившись на пирамиду из бумаг, которая немедленно рушится прямо на него.

Я озадаченно смотрю на медведя. Он продолжает, поднявшись:

– Твоя ручка – не волшебная палочка. Она усилитель. Она улавливает и распространяет электромагнитные сигналы твоего мозга – фотоны с информацией спутываются и со сверхсветовой скоростью летят, открывая туннель в параллельный мир. Понимаешь?

– Нет.

– Ладно, начнем сначала. Закрой глаза.

Пиктон меняет научный жаргон на тон гипнотизера и говорит низким голосом:

– Я буду считать от одного до четырех. Расслабься. Выкинь из головы всё, что ты пережил начиная с воскресенья 30 июня, куда сейчас вернешься. Еще ничего не произошло, договорились? Раз. Проверь, что ты помнишь. В памяти есть только одно: в это воскресное утро ты решил побегать по пляжу со своим змеем, несмотря на шторм. Итак, я говорю: два. Теперь, когда твоя память сосредоточилась на воскресенье 30 июня в три минуты после полудня, отпусти все свои воспоминания, преврати их в дым, как превращается в дым горящий листок бумаги. Вот так… И я говорю: три. Итак: время начало отсчет при твоем приближении к решающей развилке, на которой ты сделаешь свой выбор. Я скажу «четыре», и тебе останется только написать слова, которые сами лягут под перо твоей ручки: говорит бумага, а ты только отвечаешь. Ты готов? Сейчас воскресенье 30 июня, три минуты после полудня, мы на пляже. И я говорю: четыре.

Тишина сменяется свистом ветра.

– Пиши не открывая глаз. Пусть перо само бежит по бумаге. Видишь, как в тумане вырисовывается силуэт человека?

– Да.

– Ты поравняешься с ним через двадцать секунд. Ты ощущаешь карабин в руке, чувствуешь, как натягивается леер, как змей рвется вверх?

– Да.

– Как только человек заговорит с тобой, отпусти змея. Это всё, что тебе нужно сделать. Забудь про остальное, и пусть сцена разыграется с этой точки. Проживи ее полностью, забыв обо всём. Реагируй сразу на то, что произойдет, не тормози своих рефлексов, действуй решительно, без оглядки на прошлое… И главное, не сомневайся. Иначе временной туннель сразу закроется.

Последние слова растворяются в тумане. Шум ветра перекрывает скрип пера. Я всё отчетливее вижу старика, идущего мне навстречу.

– Нельзя запускать змея в такую погоду!

Я вздрагиваю, мои пальцы разжимаются и выпускают карабин. Я быстро поднимаю голову. Желтые и фиолетовые полосы исчезают в небе.

– Очень умно! – ворчит старик. – Так можно и убить кого-нибудь!

Я смотрю ему вслед, онемев от волнения. Громкий треск заставляет меня обернуться. Сквозь просвет в тумане я вижу, что змей застрял в ветвях большой ивы, растущей перед казино. Бегу вызволять его из плена. Мои жиры трясутся, тянут меня к земле – какое мучение быть толстым… Почти задохнувшись, я подбегаю к дереву. Пытаюсь залезть, но на гладком стволе некуда поставить ногу. Тогда я зажимаю руками несколько толстых веток, пытаясь подтянуться. Наверху трещит, ломаясь, сук и падает мне на голову. Очнувшись, я вижу, что сижу на плиточной мостовой, занесенной песком, а над головой у меня болтаются амулеты, которые игроки вешают на старое дерево, веря, что оно приносит удачу. Его так и называют – Чудо-ива.

Я встаю в полной растерянности. Леер воздушного змея запутался в ветвях, которые беспорядочно колышутся на ветру. Я не знаю, какое продолжение дать своей истории. Догнать старика? Но что я ему скажу? Попросить лестницу в казино – но какой в этом смысл? Шторм усилился. Полотнище змея хлопает на ветру, надувается, его мотает из стороны в сторону. К тому времени, когда я вернусь, он уже высвободится из веток…

Я в изнеможении прислоняюсь к стволу. Меня грызет глубокая тоска, настоящая ностальгия. От беспомощности перед жизнью, перед судьбой, которая была заранее предопределена и не оставляла никаких надежд вплоть до того дня, когда я убил Пиктона. Мне удалось уберечь его от смерти, я должен быть доволен. Но от воспоминаний об уготованном мне никчемном существовании у меня начинает ныть в животе.

Я прихожу в себя и протираю глаза. Ручка по-прежнему лежит на листе бумаги. Значит, я вернулся в настоящее. Ладно. Вообще-то меня предупреждали. А я колебался, держался за воспоминания. И испортил новое прошлое мыслями о своем старом будущем. Временной туннель закрылся. Тебя как будто вырвали из сна: просыпаешься с пересохшим горлом и бешено колотящимся сердцем, а то, что снилось, распадается на куски по мере того, как реальность вступает в свои права…

Я вздрагиваю. Медведь исчез. Меня охватывают паника и надежда одновременно. Может, всё-таки получилось? Удалось открыть кротовую нору, которая перебросила меня в другую реальность?

Я смотрю на часы. Так и есть. Я вернулся в ту же самую отправную точку – почти в то же самое время, но отменив смерть Пиктона и все последовавшие за ней события. Ура! Получилось!

Вот только… мои жиры не вернулись. Проблема. Неужели мне удалось похудеть за месяц на пятнадцать кило без помощи медведя-призрака? Верится с трудом. Впрочем, это нетрудно проверить, если действовать бесшумно. Если Лео Пиктон спит в своем человеческом теле рядом с супругой, мне останется только молча покинуть этот дом, где у меня больше нет причин оставаться.