Текст книги "Доктор Яд. О том, кто тихо убивал молодых женщин, пока все боялись Джека-потрошителя"

Это умение понадобилось доктору Стивенсону в 1882 году, когда Джорджа Генри Лэмсона, врача американского происхождения, практикующего в английском курортном городке Борнмут, обвинили в отравлении его шурина Перси Малкольма Джона.

Доктор Томас Стивенсон, ведущий токсиколог Великобритании, мог определять виды ядов по вкусу (авторская коллекция)

Когда доктор Лэмсон столкнулся с финансовыми проблемами, он навестил Джона – инвалида, жившего в школе-интернате в Уимблдоне. Молодой человек должен был унаследовать крупную сумму денег, но, если бы он умер, не достигнув 19-летнего возраста, 1500 фунтов перешли бы к доктору Лэмсону и его жене. Во время визита подросток проглотил капсулу, которая, как заверил его врач, была ему необходима. Джон тяжело заболел вскоре после того, как доктор Лэмсон умчался, чтобы успеть на поезд, и у мальчика начались такие сильные судороги, что одноклассникам пришлось удерживать его на кровати. Врачи не смогли помочь Джону, а потому, проведя в агонии около четырех часов, он умер. Казалось очевидным, что юношу отравили, и доктор Лэмсон стал главным подозреваемым. Его обвинили в убийстве.

Доктора Стивенсона попросили опознать яд, принятый Джоном перед смертью. Он использовал специальный метод дистилляции образцов внутренних органов жертвы, содержимого его желудка и рвотных масс, а затем попробовал полученную жидкость на вкус. Доктор Стивенсон почувствовал «покалывание и онемение» на языке, а затем для сравнения попробовал аконитин, который, как было известно, доктор Лэмсон купил всего за неделю до убийства.

Поскольку в то время не существовало химического анализа для обнаружения этого редкого яда, определение на вкус было единственным способом раскрыть убийство.

Доктор Стивенсон сообщил, что аконитин вызывал такое же ощущение жжения и онемения. Затем он ввел образец мочи жертвы под кожу мыши, и та умерла в течение получаса. Когда чистый аконитин ввели другим мышам, у животных проявлялись симптомы, аналогичные предсмертным мукам Джона, и вскоре они умирали.

Когда дело дошло до суда, адвокат, защищавший доктора Лэмсона, попытался дискредитировать выводы доктора Стивенсона. Европейские ученые недавно обнаружили в трупах алкалоиды, которые естественным образом образуются при разложении, и адвокат предположил, что именно они могли быть источником жгучего вещества, извлеченного из останков Джона. Однако доктор Стивенсон отразил атаку. По его словам, хотя он мало что знал о последних европейских исследованиях, он доверял своему языку, а потому был уверен, что нашел в теле убитого аконитин. Присяжные заседатели совещались менее часа, прежде чем вынести обвинительный вердикт. Доктор Лэмсон признался в преступлении незадолго до того, как его казнили.

Ключевая роль доктора Стивенсона в осуждении доктора Лэмсона укрепила репутацию квалифицированного токсиколога и судебного эксперта. Но весной 1892 года, более чем через 10 лет после суда над Лэмсоном, убийства Элис Марш и Эммы Шривелл, общество поставило доктора Стивенсона перед одной из величайших судебно-медицинских проблем в его карьере: кто и как травил женщин Ламбета стрихнином?

Глава 11. Странный покупатель

Май 1892 года

Когда 5 мая возобновилось расследование смерти Элис Марш и Эммы Шривелл, зал заседаний в больнице Святого Томаса был так переполнен, что входную дверь не удалось закрыть. Глядя сквозь очки, доктор Стивенсон – мужчина с густой бородой, водопадом ниспадающей на грудь, – объявил о своих выводах: обе жертвы отравились дозой стрихнина, превышающей необходимую для убийства. Он обнаружил почти семь зерен во внутренностях Марш и чуть более трех зерен в образцах, взятых из тела Шривелл.

Коронерское жюри быстро вынесло вердикт: «смерть от стрихнина», – но не было никаких доказательств того, как именно это произошло.

Вина за неспособность установить личность подозреваемого, по мнению членов коронерского жюри, лежала на Скотленд-Ярде.

«Полиция не приложила достаточных усилий» в поисках автора письма, найденного в женском туалете, объявил один из присяжных. Однако следователи отдела L проинформировали коронера Уайатта о своих усилиях по розыску человека, известного как Фред или Клифтон, и тот встал на их защиту. Хотя Уайатт не хотел предавать огласке подробности, он заверил присяжных, что «было проведено исчерпывающее расследование». Главный присяжный выразил недоверие к процессу расследования; в прессе также прозвучало недовольство. В сообщении Reynolds’s Newspaper, например, напоминалось о том, что убийство Донворт все еще оставалось нераскрытым, и полицию порицали за то, что она вновь оказалась в тупике. «Очевидно, к и без того ужасно длинному списку нераскрытых убийств в Лондоне добавятся еще два». Отдел L, который получил результаты анализов от доктора Стивенсона за неделю до представления обществу, уже искал источник яда. В конце апреля суперинтендант Джеймс Брэннан распространил уведомление, в котором просил подразделения столичной полиции по всему городу опросить оптовых торговцев лекарствами, розничных аптекарей, врачей и хирургов, которые могли продавать удлиненные таблетки, содержащие соединение стрихнина, кому-то, подходящему под описание Фреда. Расспросы ничего не дали.

Полицию в Чатеме – городе, в котором предположительно проживал Джордж Клифтон, – попросили провести аналогичные расследования, но они также ни к чему не привели.

Новая зацепка появилась, когда вперед выступил исполнитель одной из постановок Ламбета. Чарльз Бердетт разговаривал с Элис Марш незадолго до ее смерти, и она сказала ему, что некий мужчина – «морской капитан», по ее словам, – попросил ее жить с ним, «поскольку такой прекрасной девушке, как она, стыдно продавать себя на улице». Однажды, когда они гуляли, Марш указала на мужчину, который соответствовал описанию Фреда, данному Шривелл и констеблем Комли. Бердетт добавил и еще несколько деталей: у Фреда была тяжелая золотая цепочка для часов и трость, а лицо казалось обветренным; он выглядел как человек, «который проводил много времени на улице».

Это открыло новую линию расследования. Офицер или стюард судна мог иметь доступ к лекарствам, содержащим стрихнин, или приобрести яд, находясь за границей. К тому же перемещения моряка на судне могли бы объяснить шестимесячный промежуток между убийством Донворт и отравлениями Марш и Шривелл. Полиция предприняла усилия, чтобы определить, какие суда были пришвартованы в Лондоне в октябре, когда умерла Донворт, и находилось ли какое-либо из них в порту 12 апреля. На это масштабное расследование ушли недели. Полицию Ливерпуля попросили провести аналогичную проверку, но она ничем не смогла помочь. Как сообщили в отделе L, с октября в порт приехало около 3000 судов, а потому проверить, был ли среди экипажей человек, соответствующий описанию Фреда, было невозможно.

Затем, после двух недель разочарований и бесплодных поисков, произошел прорыв. Сержант отдела L Альфред Уорд – один из многих офицеров, ходивших от дома к дому в Ламбете в поисках проституток, которые могли столкнуться с Фредом или убитыми женщинами, – постучал в дверь дома 88 на Ламбет-роуд. Хозяйка дома, миссис Робертсон, сказала, что ее горничная Люси Роуз, возможно, сможет помочь – она работала в доме 27, что находился неподалеку, когда прошлой осенью там умерла женщина. Роуз допросили на следующий день, 27 апреля, и женщина рассказала Уорду и инспектору Джорджу Харви о внезапной смерти Матильды Кловер в октябре 1891 года, после того как от нее ушел посетитель – широкоплечий мужчина лет 40 с усами, одетый в цилиндр и пальто. Человек по имени Фред.

Новость пронеслась по всему городу. «Нам стало известно о другом случае, имеющем непосредственное отношение к нашему расследованию», – сообщили на следующий день своему начальству ведущие следователи, старший инспектор Джон Малвани и инспектор Харви. Тридцатого апреля Министерство внутренних дел санкционировало эксгумацию тела Кловер и наняло доктора Стивенсона для проверки ее останков на наличие стрихнина. Еще до того, как стали известны результаты, офицер, руководящий отделом L, был убежден, что ее тоже отравили стрихнином. «Без сомнения, – сказал суперинтендант Брэннан коллеге, – всех четырех женщин убил один человек».

* * *

Где-то после 19 часов констебль Джордж Комли остановился на Вестминстер-Бридж-роуд и оглядел толпу у Кентерберийского мюзик-холла. Стоял теплый майский вечер 1892 года, и после ночных прогулок по Стрэнду в штатском в поисках подозреваемого в убийстве, известного как Фред, Комли вернулся в Ламбет.

Люди толпились около «Кентербери», чтобы в 20:15 посмотреть на выступление местных звезд Уилла Эванса и Ады Лаксмор, «Музыкальных эксцентриков». Хорошо одетый мужчина в очках кругами ходил около входа, оглядывая толпу.

«Мужчина, – вспоминал Комли, – пристально смотрел на женщин, особенно на тех, кто казался проститутками. Мне показалось это подозрительным». И в этот момент констебль понял, что видел этого человека раньше.

Была почти полночь, когда Комли объединился с одним из своих сотрудников, Альфредом Уордом, чтобы проследить за подозрительным мужчиной. Комли был уверен, что это тот самый человек, которого он видел выходящим из дома на Стэмфорд-стрит в прошлом месяце, как раз перед тем, как отравили Элис Марш и Эмму Шривелл. Полицейские следили за мужчиной, когда он сопровождал женщину из «Кентербери» до ее квартиры, дежурили до тех пор, пока он не вышел из ее дома, а затем проследовали за ним до дома 103 по Ламбет-Пэлас-роуд, где мужчина достал ключ и открыл дверь.

Уорд навестил женщину через день или два, чтобы расспросить о ее спутнике. Судя по тому, что рассказал ей подозреваемый, он недавно приехал из Америки и «жил исключительно для того, чтобы развлекаться с женщинами». Уорду и двум констеблям поручили держать этого человека под наблюдением.

«Важно следить за передвижениями этого человека и узнать о его прошлом, – написал суперинтендант отдела L Брэннан во внутреннем отчете, говоря о возможном долгожданном прорыве. – Для этого проводится тщательное расследование».

Пять ночей спустя, 17 мая, когда полицейские наблюдали за происходящим издалека, мужчина зашел в квартиру другой проститутки из Ламбета, Вайолет Беверли. Он пробыл там три часа и, как вежливо выразилась полиция, имел с ней «связь». Уорд последовал за ней, чтобы выяснить, что она знала об этом человеке. По словам Беверли, он утверждал, что является агентом американской фармацевтической компании, и показал ей кожаный футляр, наполненный пробирками с образцами ярко окрашенных таблеток. Он также смешал для нее что-то, что назвал «американским напитком», но она благоразумно отказалась его пробовать. Уорд, понимая, что жизнь женщины может быть в опасности, объяснил, почему полиция следит за мужчиной. Следующая встреча Беверли с подозреваемым уже была назначена, а потому она пообещала передать все, что еще ей удастся о нем узнать.

У полиции вскоре появилось имя: ссылка на «доктора Нила» (Neal) впервые фигурировала в отчете от 19 мая 1892 года. Вскоре имя исправили на Neill, но прошли недели, прежде чем полиция узнала полное имя Крима.

Был ли он отравителем, которого они искали? У отдела L имелись некоторые сомнения на этот счет. Он был врачом и, по-видимому, совершенно законно занимался распространением лекарств. Следователи отметили, что футляр с образцами таблеток, который он показал Беверли, был «именно тем, что должен иметь при себе человек, путешествующий по торговым делам». И хотя он общался с проститутками из Ламбета, это не делало его убийцей. «Он чрезвычайно развратный человек, – заключили старший инспектор Малвани и инспектор Харви, – но он не прилагает никаких усилий, чтобы скрыть свою личность, и мы придерживаемся мнения, что он не тот человек, которого мы ищем». Тем не менее Нил был «странным клиентом», как отмечал суперинтендант, и казался человеком, достойным «любого оказанного ему внимания полиции».

У Крима был кожаный футляр с образцами лекарств, которые он привез из Америки, включая флакон со стрихнином (Библиотека изображений науки и общества, Лондон, изображение 10658282)

Тайная операция по наблюдению за Кримом вскоре была раскрыта. Одна из женщин, с которыми разговаривал Уорд, предупредила Крима о полицейском расследовании. Малвани и Харви пришли в негодование. «Я по опыту знаю, насколько ненадежны эти женщины, – заметил суперинтендант Брэннан. – Получить доказательства будет очень трудно».

Затем американец по имени Джон Хейнс, безработный корабельный инженер, явился на станцию Кеннингтон-лейн, чтобы подать жалобу. По его словам, полиция преследовала одного из его друзей, врача, с которым он познакомился около месяца назад. Офицеры Скотленд-Ярда, возможно, гордились своей способностью незаметно следить за подозреваемыми, но констеблей, следивших за передвижениями этого человека, все же заметили. Имя его друга? Доктор Томас Нил.

Хейнса направили к Малвани и Харви. Как выяснилось, Хейнс работал на британское правительство – в 1880-х он служил частным детективом, когда Скотленд-Ярд расследовал деятельность ирландско-американских экстремистов, известных как фении и причастных к серии взрывов в Лондоне. Хейнс объяснил следователям, что он знаком с Кримом около месяца – они часто обедали и выпивали вместе. В какой-то момент Хейнс понял, что они находятся под наблюдением. Когда он спросил Крима, почему полиция может следить за ним, его новый друг рассказал необычную историю об интригах и убийствах.

Сосед Крима по квартире в доме 103 на Ламбет-Пэлас-роуд, Уолтер Дж. Харпер, являлся студентом-медиком в больнице Святого Томаса и был «хорошо известен среди проституток низкого класса», как утверждал Крим, включая Марш и Шривелл. На самом деле этот студент впервые встретился с ними в Брайтоне, где от него забеременела одна из их подруг. Студентка сделала аборт, а женщина, работавшая там в отеле, умерла. Харпер признался во всем Криму, потому что Марш и Шривелл шантажировали его и он хотел «избавиться от них». Он попросил Крима купить ему немного стрихнина, но Крим отказался и заявил, что отправил анонимную записку, предупреждающую Шривелл о плане Харпера. Однако это было еще не все. Крим утверждал, что Харпер использовал стрихнин, чтобы отравить трех других женщин: Эллен Донворт, Матильду Кловер и Луизу Харви. Хейнс, потрясенный серьезностью обвинений, пообещал провести расследование.

Малвани и Харви не могли поверить в свою удачу. Они только что вернулись из офиса Джорджа Персиваля Уайатта, коронера, который расследовал смерть Донворт, Марш и Шривелл. Незадолго до того, как 5 мая завершилось следствие по делу Марш и Шривелл, Уайатт получил записку, адресованную старшине коронерского жюри:

Уважаемый господин,

я вынужден сообщить вам, что у одного из моих знакомых есть убедительные доказательства того, что Уолтер Харпер, студент-медик больницы Святого Томаса и сын доктора Харпера с Беар-стрит, Барнстапл, несет ответственность за смерть Элис Марш и Эммы Шривелл. Он отравил этих девушек стрихнином. Доказательство вы можете получить, оплатив мои услуги через Джорджа Кларка, детектива, находящегося по адресу Кокспер-стрит, дом 20, Чаринг-Кросс, которому я передам необходимые сведения, как только он передаст мне деньги.

С уважением, У. Г. Мюррей.

Уайатт проигнорировал письмо, предположив, что это дело рук человека, затаившего злобу на Харперов и хотевшего, чтобы скандальное обвинение обнародовали, тем самым поставив их в неловкое положение. Позже он понял, что должен был передать его полиции. В Лондоне существовало детективное агентство Джорджа Кларка, и Малвани и Харви обнаружили, что директор, Генри Джон Кларк, получил аналогичное письмо от Уильяма Мюррея. В случае, если Уайатт свяжется с ним, Кларк должен был заверить его, что доказательства вины Харпера будут представлены лишь при условии оплаты посредничества Кларка. Кларк не воспринял письмо всерьез, посчитав его мистификацией.

Письма вкупе с информацией, которую Хейнс почерпнул у своего нового друга, отвлекли внимание от Крима. У полиции появился новый подозреваемый, Уолтер Харпер, «который может быть виновен в деле об отравлениях в Ламбете», – отметил старший следователь в копии заявления Хейнса. В Брайтон направили офицера для расследования возможной смерти от аборта и любой связи Харпера с Марш и Шривелл. Крим, казалось, сорвался с крючка. Группу наблюдения расформировали. Заявление Крима о том, что Харпер также убил Кловер – полиция только начала расследовать ее смерть как убийство, – не вызвало удивления. «Поскольку он часто бывает в компании проституток на Вестминстер-Бридж-роуд, – рассуждали Малвани и Харви, – Крим, несомненно, слышал, как они рассказывали о деле Кловер».

Но в его истории быстро появились трещины. Полиция подтвердила, что Харпер снимал квартиру в доме 103 на Ламбет-Пэлас-роуд и учился в больнице Святого Томаса с 1889 года. Но дочь хозяйки квартиры, Эмили Слиппер, заверила, что Харпер был «очень респектабельным человеком» и не соответствовал описаниям «Фреда». Следующим шагом следователей стало сравнение писем, отправленных Уайатту и Кларку, призванное выяснить, были ли они написаны одним человеком. Не все в отделе L исключили Крима из числа подозреваемых так же быстро, как Малвани и Харви. В досье добавили пометку: «Получить образец почерка доктора Нила».

Глава 12. Подозреваемый

Когда полиция вновь сконцентрировалась на Криме, отдел L завербовал американского друга доктора, Джона Хейнса, в качестве информатора. «Если на Хейнса можно положиться, – отметил суперинтендант Брэннан, – он окажет значительную помощь». Однако вскоре у следователей появился более надежный источник – тот, кто по-настоящему заслужил доверие Крима.

Сержанта Патрика Макинтайра из отдела уголовных расследований Скотленд-Ярда представили Криму в мае в пабе «Корона и подушка». Макинтайр, прослуживший в полиции 15 лет, являлся опытным следователем, который, как и Хейнс, помогал срывать планы ирландско-американских бомбардировок. Крим был в разговорчивом настроении и описал себя как «человека из больницы Святого Томаса», который изучал медицину в Эдинбурге и Дублине, прежде чем переехать в Америку. Он утверждал, что никогда не имел собственной практики – продажа лекарств для «Компании Г. Ф. Харви», по его словам, оплачивалась лучше. Позже, когда Крим пожаловался Макинтайру на слежку полицейских, они назначили встречу в другом пабе – «Фазане». Макинтайр представил Крима старшему инспектору Малвани и инспектору Харви и сказал, что они местные полицейские, которые рассмотрят его жалобу на полицию. Детективы, расследующие отравления в Ламбете, много слышали о Криме, но в первый раз встретились с ним лицом к лицу.

Крим взял с собой футляр с образцами лекарств, потертый по краям из-за частого использования, чтобы доказать, что он – агент производителя лекарств. Крим предположил, что единственной причиной, по которой им могла заинтересоваться полиция, были «несколько непристойных изображений», которые он часто носил с собой и которые, как он заверил офицеров, уже уничтожены. Крим признался, как вспоминал Макинтайр, что «много общался с женщинами», стараясь не признавать, что они были проститутками, «хоть и не считал это преступлением».

Макинтайр договорился встретиться с Кримом у него дома через несколько дней. Там Крим повторил историю, которую поведал Хейнсу, добавив новый поворот: он узнал об обвинениях против Уолтера Харпера от детектива по имени Мюррей. Мог ли это быть человек, написавший коронеру Уайатту и обвинивший студента-медика в отравлении двух из четырех жертв из Ламбета? Макинтайр понятия не имел, существовал ли этот Мюррей, но был уверен в одном: Крим знал об отравлениях слишком много.

Сержант Патрик Макинтайр из Скотленд-Ярда получил образец почерка Крима (авторская коллекция)

«Он охотно рассказывал о девушках, – вспоминал сержант, – и я заметил, что он, похоже, хорошо знаком с историей этого дела».

Крим оправдал это тем, что следил за освещением смертей в The British Medical Journal, который уже сравнивал ламбетского «отравителя проституток» с Джеком-потрошителем. «Будучи врачом, – резонно заметил Крим, – я интересуюсь вопросами такого рода». Макинтайр воспользовался возможностью, чтобы попросить образец почерка доктора. Удивительно, но Крим согласился на эту просьбу. В комнате был экземпляр медицинского журнала, и Макинтайр продиктовал отрывок, чтобы Крим записал его карандашом. Он пользовался дорогими канцелярскими принадлежностями, а потому Макинтайр обратил внимание на водяной знак «Fairfield Superfine».

* * *

Начальство Роберта Андерсона настаивало, чтобы он произвел арест в связи с отравлениями в Ламбете. Назначенный помощником комиссара столичной полиции в связи с убийствами Джека-потрошителя, после смерти Донворт в октябре 1891 года он принялся следить за расследованием отдела L. Однако в середине мая, когда государственный секретарь Министерства внутренних дел Генри Мэтьюз – министр, ответственный за Скотленд-Ярд, – попросил предоставить обновленную информацию о расследовании, Андерсон почти ничего не смог сообщить. Он сказал министру, что проституток, которые, как полагают, встречались с Фредом, выслеживали и допрашивали, но это не принесло результатов. «Эти женщины, – как отметил один расстроенный следователь во внутреннем отчете, – крайне ненадежны». Версию, что Фред являлся моряком, не сбрасывали со счетов – отдел L все еще составлял список судов, пришвартованных в Лондоне в апреле и октябре 1891 года. Офицер, посланный в Брайтон, не смог найти никого, кто знал бы Харпера, и никаких доказательств, подтверждающих обвинения Крима против студента-медика. Другой офицер, отправившийся в правительственные офисы в Сомерсет-хаусе на центральной улице Лондона, не нашел никаких упоминаний о Луизе Харви в лондонских записях свидетельств о смерти. Доктор Томас Стивенсон представил предварительные результаты своих анализов эксгумированных останков Матильды Кловер 23 мая, что вдохнуло в расследование новую жизнь. Он нашел стрихнин. Отравитель, по-видимому, унес жизни четырех жертв – Кловер, Донворт, Марш и Шривелл – и, возможно, еще одной – Харви.

Затем Крим попал в поле зрения Андерсона. Он обратился в юридическую фирму Waters & Bryan, чтобы подать официальную жалобу на притеснения со стороны полиции. За ним следили, несколько раз допрашивали и, как утверждали его адвокаты в письме от 26 мая, угрожали арестом, если он попытается покинуть Лондон. «Поскольку наш клиент не совершал противоправных действий, он остро ощущает неудобства, которым подвергается». Продажи препаратов, которыми занимался Крим, упали. Адвокаты требовали, чтобы дальнейший контакт с полицией осуществлялся только через них.

Комиссар столичной полиции передал жалобу Андерсону, который вызвал к себе Макинтайра. Крим, объяснил сержант, обеспокоен тем, что его арестуют, если он уедет из Лондона, чтобы навестить свою невесту Лауру Саббатини, находящуюся на тот момент в Беркхамстеде. «Этого можно не опасаться», – сказал ему тогда Макинтайр, предлагая пройтись с ним до Скотленд-Ярда, чтобы убедиться в его праве на свободу передвижений. Они были на середине Вестминстерского моста, откуда видно столичное полицейское управление, когда Крим дал задний ход. Казалось, он подозревал, что Макинтайр заманивает его в ловушку. «Он не хотел идти со мной дальше, – вспоминал Макинтайр, – так как считал, что я веду себя с ним не совсем честно, и говорил, что ему посоветовали обратиться к адвокату». Сержант удивился, что инцидент вызвал официальную жалобу.

Андерсон увидел возможность обратить обвинение в притеснениях в пользу Скотленд-Ярда. Он полагал, что зашедшее в тупик расследование в Ламбете достигло критической точки. Пришло время назначить ответственным за это дело нового, более опытного офицера. Он связался с юристами Крима. «Я очень хочу, чтобы это дело тщательно изучили», – заверил он их. Ему хотелось услышать версию их клиента, а потому он направил к Криму инспектора Джона Беннета Танбриджа – одного из старших детективов, которому поручили провести расследование. Однако Крим не знал, что детектив, с которым он собирался встретиться, не интересовался тем, как с ним обошлась полиция. Он был тем, кто отныне отвечал за расследование отравлений в Ламбете.

Танбридж был восходящей звездой Скотленд-Ярда. Он поступил на службу в столичную полицию в 19 лет, за четыре года получил сержантские нашивки, и ему было немного за 20, когда его повысили до инспектора. Коллеги считали его одним из самых умных детективов в полиции. «Осторожный, как ястреб в ночи, и со взглядом острым, как игла», – написал однажды репортер, пораженный способностями Танбриджа. Джордж Дилнот, полицейский, ставший писателем, вспоминал его как методичного исследователя, «способного на блестящий прорыв даже при скудных исходных данных». Тем не менее Танбридж разделял недоверие своих коллег к инновациям в борьбе с преступностью и внедрению науки в искусство расследования. В 1888 году ему поручили рассмотреть предложение об использовании отпечатков пальцев для опознания преступников, и он пришел к выводу, что сбор и сравнение отпечатков пальцев – процесс слишком «деликатный», как он выразился, для использования в полицейской работе. Танбридж был ровесником Крима – на тот момент им было по 41, – но выглядел значительно моложе. Его тщательно расчесанные волосы, прямой пробор и загнутые вверх кончики густых усов свидетельствовали о том, что он следил за своей внешностью так же тщательно, как и за расследованиями.

Инспектор Джон Беннет Танбридж. «Осторожный, как ночной ястреб, и со взглядом острым, как игла» (авторская коллекция)

Танбридж взялся за свое задание без предубеждений, основываясь лишь на фактах, как это делал Шерлок Холмс из книг Артура Конан Дойла. «Теоретизировать, не имея данных, опасно, – говорит Холмс доктору Ватсону в «Скандале в Богемии», рассказе, который положил начало серии The Strand Magazine в июле прошлого года. – Незаметно для себя человек начинает подтасовывать факты, чтобы подогнать их к своей теории, вместо того чтобы обосновывать теорию фактами»[14]14
  А. Конан Дойл. Скандал в Богемии. / Пер. Ирины Гуровой // Самые знаменитые расследования Шерлока Холмса. М.: Эксмо, 2017.


[Закрыть]. Офицеры отдела L поспешили списать смерть Эллен Донворт на самоубийство, а затем резко поменяли мнение и обвинили в ее убийстве невиновного человека – все это следствие неверного подхода. Немало времени и усилий было также потрачено на поиски мореплавателей и поставщиков рыбных консервов, которые, как стало ясно позже, не имели никакого отношения к смерти Элис Марш и Эммы Шривелл. Танбридж преисполнился решимости проанализировать каждую улику и посмотреть на факты свежим взглядом, прежде чем принять решение о возможной личности убийцы, которого пресса вскоре окрестит отравителем из Ламбета.

Танбридж явился к суперинтенданту Брэннану в участок Кеннингтон-лейн во второй половине дня 26 мая. Малвани и Харви проинструктировали его, затем передали на рассмотрение увесистое следственное досье. Отдел L, как обнаружил Танбридж, все еще считал подозреваемым Уолтера Харпера, и, по мнению некоторых следователей, студент-медик с большей вероятностью являлся убийцей, нежели Крим. Однако Танбридж считал, что это ошибка. Крим, по его убеждению, состряпал историю о шантаже Харпера и использовал своего друга Хейнса, чтобы скормить ее полиции, чтобы те начали новую серию расследований и выиграли ему время.

«Если предположить, что заявление Хейнса соответствует действительности, – писал Танбридж в первичном отчете по делу, – то у нас есть Нил, который недвусмысленно обвиняет Харпера в совершенных убийствах. Зачем ему это? По-моему, это указывает на то, что Нил либо сумасшедший, либо сам является убийцей, поскольку я не считаю, что можно хоть на мгновение допустить, что мистер Харпер – отравитель». Он просмотрел описания Фреда, сделанные очевидцами. Большинство упоминали, что он был косоглазым, и «у Нила есть эта особенность». Танбридж выделил еще кое-что – Шривелл сказала, что человек, который дал ей таблетки, был врачом. «У нас есть мужчина, соответствующий описанию Нила по росту и возрасту, также носящий очки и, что самое важное, известный как доктор».

Танбридж позвонил Криму в 11 часов 29 мая под предлогом получения дополнительной информации о жалобе на посягательства со стороны полиции. Саббатини находилась с ним в его комнате. «Он очень нервничал, – вспоминал инспектор, – и заметно дрожал». Крим стал принимать больше опиума и морфия, чем прежде, и, казалось, ломался под пристальным вниманием полиции. Когда он отказался обсуждать случаи отравления, Танбридж отступил и спросил его о работе в качестве продавца. Крим предъявил свой футляр с образцами и описал некоторые лекарства. По его словам, таблетки «Компании Г. Ф. Харви» были «гораздо более приятными и удобными», чем «старомодные» жидкие лекарства. Одна бутылка привлекла внимание Танбриджа. Этикетка указывала, что каждая из крошечных таблеток внутри содержала 1/16 часть зерна стрихнина. «Опасно допускать попадание этих лекарств в руки общественности», – отметил Крим. Он поставлял их только врачам и аптекарям, «которые продавали их своим пациентам в надлежащих количествах».

Танбридж провел с Кримом около часа. Покинув его жилье и выйдя на яркий солнечный свет, Танбридж принял решение. «При всех обстоятельствах, – сказал он своему начальству, – я со всем уважением заявляю, что все в настоящее время указывает на то, что убийца – Нил».