![](/books_files/covers/thumbs_150/doktor-yad-o-tom-kto-tiho-ubival-molodyh-zhenschin-poka-vse-boyalis-dzheka-potroshitelya-251653.jpg)
Автор книги: Дин Джобб
Жанр: Документальная литература, Публицистика
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Глава 4. Матильда Кловер
Лондон, 21 октября 1891 года
Крики пронзили ночную тишину, пробравшись в сны Люси Роуз и заставив ее проснуться. Они доносились сверху – из комнаты Матильды Кловер. Роуз, горничная, вызвала хозяйку Эмму Филлипс из ее комнаты, и вместе они помчались наверх. Кловер лежала поперек кровати, корчась, крича и, как позже выразилась Роуз, «вся дергаясь». Ее карие глаза «ужасно вращались», а длинные темно-каштановые волосы превратиись в спутанное нечто. Ее тело напрягалось и тряслось в ужасающих судорогах.
«Меня отравил Фред, – выдохнула Кловер после того, как один из приступов утих. – Он дал мне какие-то таблетки». Мужчина сказал, что, приняв четыре таблетки перед сном, никто не подхватит «эту болезнь» – намек, без сомнения, на венерическое заболевание.
Роуз оставалась у постели Кловер, всеми силами пытаясь ее успокоить. Судороги накатывали волнами, затихая, пока следующий припадок с новой силой не охватывал ее тело. «В моменты облегчения, – сказала Роуз, – она была совершенно спокойной и собранной». У Кловер был двухлетний сын. «Принеси моего ребенка, – стала умолять она Роуз в какой-то момент. – Кажется, я умираю».
Хозяйка дома, Эмма Филлипс, отправилась за доктором. Она отперла входную дверь дома 27 на Ламбет-роуд, укрылась от проливного дождя под зонтом и поспешила по темным, странно изогнутым улицам. Когда она постучала в дверь врача Роберта Грэма, была половина пятого. Ей сказали, что Грэма не было дома – он ухаживал за пациентом. Вернувшись два часа спустя, Филлипс все же застала врача, уже собравшегося отправиться к роженице.
«Вам придется найти другого врача, – сказал он. – Я слишком занят». Ассистент врача, Фрэнсис Коппин, согласился прийти на дом к Кловер – на тот момент было уже около семи утра, а значит, Кловер корчилась от боли уже более трех часов.
Коппина провели в спальню. «У нее был учащенный пульс, она вся обливалась потом и дрожала», – вспоминал он. Он пробыл там около 10 минут, и этого хватило, чтобы стать свидетелем одной из конвульсий – сильного «содрогания тела». Он пообещал прислать лекарство, чтобы остановить частую рвоту, и ушел.
«Я пришел к выводу, что она страдала от эпилептических припадков из-за алкогольного отравления», – объяснил позже Коппин. Более дюжины лет работы фельдшером в Ламбете наглядно показали ему, «как употребляют алкоголь в различных его формах». «Я не сомневался, что эта женщина страдала от чрезмерного употребления спиртного».
Он был уверен в своих выводах, но они оказались неверными. Жить ей оставалось недолго: конвульсии и мучения продолжались еще два часа, после чего, в 9:15 утра 21 октября 1891 года, Матильда Кловер скончалась.
* * *
Доктор Грэм прибыл в полдень. Он лечил Кловер от симптомов алкоголизма, и в том месяце они не единожды встречались. Матильде было всего 27, но ее «ни в коем случае нельзя назвать сильной женщиной», отметил однажды Грэм, «и ее образ жизни не способствовал здоровью». Он поспешил к вернувшемуся Коппину и Филлипс, хозяйке дома. Коппин описал припадок Кловер во время краткого осмотра и озвучил предположение относительно причины смерти – алкогольное отравление. По заверениям Филлипс, Кловер была пьяна, когда ложилась спать, а Роуз рассказала, что Кловер упомянула какие-то таблетки, но ей, похоже, никто не поверил.
Доктор Грэм нашел перо и составил свидетельство о смерти. «Я посещал Матильду Кловер во время ее последней болезни, – написал он. Это, конечно, было неправдой. – Насколько мне известно и насколько я верю, – добавил он, – причиной ее смерти стали, в первую очередь, белая горячка и, во-вторых, обморок». Потеря сознания и сердечная недостаточность – это симптомы алкогольной абстиненции, хотя врачу и сказали, что Кловер много пила в ночь смерти. Выводы, основанные на информации из вторых уст, оказались неверными. Возможность обнаружить и остановить убийцу была упущена.
«Мне не сказали, – позже протестовал доктор Грэм, – что эта последняя болезнь началась с криков, сильной агонии, спазмов, столбнячных судорог». Последние являются характерными признаками отравления стрихнином, и даже растущий легион поклонников Шерлока Холмса смог бы распознать их благодаря медицинскому опыту Артура Конан Дойла. Во втором романе про Холмса «Знак четырех» находят тело с конечностями, которые «вывернуты и скручены самым невероятным образом», а лицо «было искажено гримасой», и доктор Ватсон сообщает Холмсу, что жертву отравили «мощным растительным алкалоидом, каким-то веществом, похожим на стрихнин».
Доктор Грэм коротко поговорил с Люси Роуз, но не придал большого значения тому, что молодой горничной рассказала находящаяся на смертном одре девушка, а именно упоминанию о мужчине, распространяющем отравленные таблетки. Если бы он спросил, Роуз сказала бы ему еще кое-что важное: она подозревала, что человек, которого Кловер называла Фредом, посещал их дом всего за несколько часов до того, как проявились первые симптомы.
Кловер привела его в середине вечера – так Роуз сказала полиции несколько месяцев спустя. Горничная впустила их в дом, благодаря чему получила возможность рассмотреть мужчину в свете масляной лампы. Он был чуть старше 40, высокого роста, с широкими плечами и густыми усами, а также носил цилиндр и пальто с накидкой. Кловер оставила его в комнатах, которые снимала наверху, а сама вышла, чтобы купить две бутылки эля, вероятно, в пабе «Мейсонз Армз», находившемся в том же доме. Мужчина ушел незадолго до того, как часы пробили 10. Роуз слышала, как Кловер пожелала ему спокойной ночи.
![](i_008.jpg)
Матильда Кловер (Penny Illustrated Paper, 22 октября 1892 года)
Хотя Роуз никогда не видела этого человека прежде, в его визите не было ничего странного. «Кловер, – призналась она, – часто приводила к себе мужчин». Пристрастившись к алкоголю и изо всех сил стараясь в одиночку растить ребенка, она зарабатывала на жизнь проституцией. Пусть чрезмерное употребление алкоголя состарило и огрубило ее черты, а оспа изуродовала лицо, Кловер знала, как себя подать. Когда она сидела перед фотографом, шляпа с плоскими полями, как обеденная тарелка, балансировала на ее заколотых волосах, а модный жакет с высоким воротником, рукавами из кашемира и облегающим лифом подчеркивал ее фигуру в форме песочных часов. Ростом она была всего 155 сантиметров. Филлипс знала, как ее квартиросъемщица зарабатывает на арендную плату, но считала, что не должна лезть не в свое дело. «Раньше она принимала джентльменов», – сказала она, а затем заявила, что ей не доводилось хоть раз с ними сталкиваться.
Роуз нечасто виделась с мужчинами, которых Кловер приводила домой, но, как она позже призналась, она многое знала о ее последнем мужчине. Кловер рассказывала, что Фред купил ей пару дорогих ботинок и предложил платить ей 2,5 фунта в неделю, чтобы она не ходила зимой по улицам. Ранее в тот же день, ухаживая за ребенком Кловер, Роуз увидела в ее комнате открытое письмо, в котором говорилось о встрече в Кентерберийском мюзик-холле. Оно было подписано: «С уважением, Фред». Кловер, должно быть, взяла его с собой, отправившись на встречу, – когда Роуз обыскала комнату после смерти соседки, письмо исчезло.
Две другие проститутки из Ламбета также знали мужчину в цилиндре и пальто. Элизабет Мастерс и Элизабет Мэй жили за углом от Кловер в Ориент-Билдингс, многоквартирном доме на Геркулес-роуд. За несколько дней до смерти Кловер Мастерс встретилась с ним на Ладгейт-Серкус, оживленном перекрестке недалеко от собора Святого Павла. Он купил ей бокал вина в пабе «Король Луд», из которого открывался вид на кольцевую развязку, и она отвела его обратно в Ламбет, в свою трехкомнатную квартиру. После этого они отправились в мюзик-холл Чаринг-Кросс, расположенный в нескольких минутах ходьбы от отеля на Вестминстер-Бридж-роуд, где Мастерс договорилась встретиться со своей подругой Элизабет Мэй. «Я заметила, что он странно на меня смотрит, – сказала Мастерс. – У него было косоглазие».
![](i_009.jpg)
Крим повел проститутку из Ламбета Элизабет Мастерс в паб «Король Луд» на Ладгейт-Серкус (Библиотека изображений науки и общества, Лондон, изображение 10436065)
Несколько дней спустя этот человек отправил Мастерс письмо, в котором просил о новой встрече. Когда наступил назначенный день, Мастерс и Мэй устроились у своих окон на втором этаже и принялись смотреть на Геркулес-роуд, ожидая его прибытия. Мимо прошла женщина, которую они видели по соседству, с корзиной в руках и в белом фартуке поверх серого платья – Матильда Кловер. Скорее всего, она шла с рынка. Мастерс и Мэй видели, как она обернулась и улыбнулась мужчине в цилиндре, шедшему позади нее – тому самому, с которым они договорились встретиться. Мастерс и Мэй схватили свои шляпки и последовали за парой в переулок. Кловер вошла в дом 27 по Ламбет-роуд, и мужчина проследовал за ней.
* * *
Кловер похоронили 27 октября, через шесть дней после ее внезапной смерти. Приходской совет оплатил похороны на кладбище Тутинг, в 10 километрах к юго-западу от Ламбета. На крышке ее гроба была металлическая табличка с надписью «М. Кловер, 27 лет»; вместе с 14 другими гробами ее закопали в «Могиле № 2215H». Ее короткая жизнь и мучительная смерть вскоре забылись. Позже одна лондонская газета назвала ее «жалким уличным изгоем, чья жизнь ни для кого не представляла особой ценности».
Свидетельство доктора Грэма о том, что смерть Кловер наступила из-за сердечной недостаточности, а не из-за преступления, избавила от необходимости уведомлять местного коронера или полицию о ее кончине. Расследование не проводили. Люси Роуз не сразу рассказала полиции о последнем посетителе Кловер, а Элизабет Мастерс и Элизабет Мэй, услышав разговоры о смерти Кловер вскоре после их невинной слежки, больше не думали о человеке, который бросил их и последовал за умершей женщиной в ее квартиру.
Глава 5. Человек-волк
Лондонский кошмар начался в последний день августа 1888 года, когда на улице в районе Уайтчепел нашли тело Мэри Энн Николс. Нападавший, вооруженный большим ножом, перерезал ей горло и вспорол живот. Следующей жертвой стала Энни Чэпмен, найденная с похожими ранами неделю спустя на заднем дворе. Прошло три недели, прежде чем в одну ночь убили еще двух женщин, Элизабет Страйд и Кэтрин Эддоус, и убийца страшно изуродовал тело последней.
Ужас охватил один из беднейших районов города. «Уайтчепел, – сообщал Observer, – в данный момент фактически находится во власти человека-волка».
За несколько дней до убийства Страйд и Эддоус лондонское информационное агентство получило письмо, написанное красными чернилами и адресованное «дорогому начальнику». Автор высмеял Скотленд-Ярд и добавил предупреждение: «Я терпеть не могу шлюх и буду продолжать их потрошить»[5]5
Это классическое послание для «миссионера». Они считают себя санитарами этого мира и видят свою миссию в очищении его от проституток, геев и т. п.
[Закрыть]. Письмо было подписано «Джек-потрошитель». У убийцы из Уайтчепела – полиция и общественность предполагали, что убийства должны быть делом рук одного нападавшего, – появилось имя. Лондонская пресса поспешила указать, что Джек-потрошитель нацелился на «женщин из несчастного класса», которые вели «аморальный» или «невоздержанный, беспорядочный и порочный» образ жизни. Все они были бедны и с трудом зарабатывали на жизнь, но британский социальный историк Халли Рубенхолд привела убедительные доводы в пользу того, что, вопреки распространенному мнению[6]6
Это довольно распространенная история среди «миссионеров». Они убивают женщин, которых лично они считают проститутками. Женщина может просто поздно возвращаться с рабочей смены или после визита к родителям. Но для миссионера значение имеют лишь его собственные критерии «порядочной женщины» и «шлюхи». Порядочные женщины, по мнению многих из них, сидят дома, не ходят поздно по улицам, не употребляют алкоголь и т. п.
[Закрыть] тогда и сейчас, не все они были проститутками: три из пяти жертв, по ее заключению, не имели никакого отношения к секс-индустрии.
Каждая женщина в Уайтчепеле, как сообщила прессе одна из местных жительниц в октябре 1888 года, жила в страхе. «После наступления темноты многие боятся отойти от двери даже на дюжину метров».
Началась масштабная полицейская операция, призванная остановить кровопролитие. Десятки детективов из Скотленд-Ярда работали по 14 часов в сутки, чтобы установить личность убийцы. Места, где находили тела, оцепляли для сохранения улик – новая для того времени практика, – и тогда же полицейские делали некоторые из самых ранних фотографий мест преступления. Полиция, как и пресса, предполагала, что каждая жертва должна быть проституткой, что привело к тому, что один начальник Скотленд-Ярда пожаловался на трудности[7]7
Тут в целом и обозначена причина, по которой им было трудно защищать этих женщин, – полиция считала их отбросами, принуждала бесплатно обслуживать полицейских и при случае не спешила расследовать преступления против этих женщин. Разумеется, доверия такой полиции у женщин не было и они предпочитали избегать общения с полицейскими.
[Закрыть] защиты женщин, которые стали легкой добычей. «Все жертвы без исключения принадлежали к самым низким отбросам человечества, – сказал Мелвилл Макнотен, – которые избегают полиции и проявляют чудеса изобретательности, чтобы оставаться в темнейших уголках самых заброшенных переулков».
Страх и разочарование превратились в гнев. Punch опубликовал карикатуру, изображающую полицейского с завязанными глазами, бредущего по Уайтчепелу и не видящего толп сомнительных личностей вокруг. В The Times of London напечатали статью в защиту полиции, но оно мало утешило лондонцев, опасавшихся за свою жизнь. Автор утверждал, что Скотленд-Ярд не может найти Джека-потрошителя, потому что они столкнулись с «непревзойденным мастером своего дела», который слишком умен, чтобы оставлять улики. Нападки американской прессы тоже были полны язвительных комментариев. Джек-потрошитель мог убивать снова и снова благодаря тому, что полиция «не знает элементарных методов поиска преступника», – возмущались в The New York Tribune. Томас Бирнс, начальник детективного бюро нью-йоркской полиции, хвастался, что смог бы арестовать преступника в течение 48 часов. И каким же был его план? Завербовать 50 женщин, отправить их на улицы и ждать, когда убийца нанесет новый удар. «Даже если кто-то и станет жертвой, – рассуждал он, нисколько не заботясь о безопасности женщин, используемых в качестве приманки, – я поймаю убийцу».
Чуть больше чем через месяц после двойного убийства Страйд и Эддоус преступник нанес новый удар. Это нападение было самым ужасным и жестоким из всех. Мэри Джейн Келли нашли в ее комнате с почти отрубленной головой, а также изрезанным и выпотрошенным телом. Через 10 недель после того, как все началось, буйство закончилось. Полиция арестовала и допросила десятки подозреваемых и свидетелей – от неуравновешенного персонажа, известного как Кожаный Фартук, до любого, кто соответствовал описаниям мужчин, замеченным с погибшими женщинами, – но никому так и не предъявили обвинение.
* * *
Почему Скотленд-Ярд не смог поймать сумасшедшего, терроризировавшего Уайтчепел? Личность убийцы, как правило, очевидна: супруг, брошенный любовник, родственник – кто-то, кого жертва знала и кому доверяла. И мотив обычно столь же очевиден: жадность, ревность, ненависть, месть. «Все методы расследования убийств основаны на определенных негласных предположениях», – заметили в The Times of London через несколько недель после последнего убийства Джека-потрошителя, когда паника и возмущение улеглись. Общество верило в то, что «убийства не будут совершаться без какого-либо мотива». Хотя бессмысленные, «совершенно ненормальные» убийства в Уайтчепеле и поколебали доверие общественности к Скотленд-Ярду, неспособность полиции арестовать убийцу, утверждали в статье, не должна отразиться на вере в мастерство и компетентность лондонских детективов. «Время от времени преступления будут совершаться с необычайным мастерством и смелостью, чему поспособствует необычайная удача, и это поставит в тупик наши лучшие детективные кадры».
Столичная полиция почти не предлагала своим новобранцам – будущим детективам – никакой формальной подготовки.
«Молодого полицейского ждали несколько недель муштры, а затем его бросали в пекло, чтобы он по мере сил осваивал азы своего ремесла», – вспоминал Фредерик Уэнсли, инспектор, начинавший свою карьеру в Ламбете. Чтобы понять преступников и их методы, он часто посещал пабы и забегаловки, где собирались сомнительные личности. Он пил с ними, ел с ними, завоевывал их доверие, вербовал осведомителей. «Детектив должен изучать человеческую природу, – согласился Уильям Гоф, который поступил на службу в полицию в 1890-х годах и дослужился до звания инспектора, – и чем лучше он это понимает, тем выше вероятность его продвижения по службе». Одним из обрядов посвящения было посещение «Черного музея» в штаб-квартире полиции – комнаты, где демонстрировалось оружие и другие улики из печально известных дел, чтобы дать новобранцам представление о мышлении преступников. Офицеры составляли подробные, написанные от руки отчеты о своих расследованиях, но хранились они совершенно беспорядочно. До переезда в новое здание с видом на Темзу в 1890 году, как вспоминал один детектив, папки с нераскрытыми делами валялись «на лестничных площадках и в пыльных шкафах». В отделе осужденных Скотленд-Ярда хранились фотографии преступников, но многие сыщики все еще предпочитали пользоваться воспоминаниями и письменными описаниями при поиске подозреваемых.
Детективы конца XIX века полагались на навыки раскрытия преступлений, которые требовали времени и терпения, – слежку и наблюдение. За подозрительными людьми следили, чтобы выяснить, связаны ли они с известными преступниками. Если детектив был терпелив и удачлив, он мог поймать грабителя, вломившегося в дом, или вора, продающего краденое. Офицеры работали группами по три или более человека, каждый из которых выполнял свои функции. «Среднестатистический преступник постоянно настороже, и одна и та же фигура, постоянно находящаяся в пределах видимости примерно на одинаковом расстоянии, вскоре вызовет у него подозрения, – объяснил Гоф. – Выслеживающие постоянно меняют свои позиции: сначала один берет на себя инициативу, затем другой». Для того чтобы следить за улицей или зданием в надежде увидеть подозреваемого или его сообщника, требовалась выдержка. Офицеры оставались на позициях на протяжении долгих часов, не обращая внимания на холод, голод и опасность. Однажды Уэнсли отсиживался в кишащем крысами подвале, чтобы поймать банду грабителей, и наблюдал за мошенниками с железнодорожного виадука, когда поезда со свистом проносились в нескольких сантиметрах от него.
Иногда для раскрытия дела требовалось нечто большее, чем упорная работа и терпение. Успех расследования может зависеть также и от свидетеля, оказавшегося в нужном месте в нужное время, предмета, оброненного на месте преступления, или разговора, подслушанного в пабе.
«Два лучших детектива, – пошутил один из коллег Гофа, – это „инспектор Удача“ и „сержант Шанс“».
Джордж Дилнот, журналист, автор криминальных романов и бывший полицейский, понимал сложность поимки убийцы, который действовал без мотива[8]8
На самом деле мотив есть у любого преступника. Другое дело, что разгадать его бывает сложно именно из-за отсутствия в его действиях привычной логики. Конечно, в конце XIX века никакой классификации преступников не существовало. Поэтому многих жестоких преступников записывали в сумасшедшие, в том числе и потому, что не могли найти объяснения и мотива в его действиях.
[Закрыть]. «Когда убийца выходит за рамки правил логики, дело становится неприятным для детектива. Связь причин и следствий рушится, – отметил он в раннем исследовании методов расследования. – Детектив сталкивается с безграничным количеством вероятных исходов, и у него нет никаких догадок. Ничто ничего не значит».
Зимой 1891/92 года, через три года после кровавых преступлений Джека-потрошителя, Лондон снова оказался в лапах убийцы, который нападал на уязвимых женщин, – монстра, чьи преступления не поддавались логике.
II. «Отравитель из Ламбета»
Лондон, Квебек и штат Нью-Йорк, 1891–1892 годы
Глава 6. Луиза Харви
Лондон, конец октября 1891 года
Женщина лет 25 ждала под готическим фасадом Сент-Джеймс-холла на Риджент-стрит, недалеко от площади Пикадилли, как и было условлено. Аккуратно выщипанные брови изгибались над большими живыми глазами, а каштановые волосы обрамляли нежное лицо. Свет газовых уличных фонарей отражался в мокром тротуаре, начисто вымытом многодневными проливными дождями. Внутри зала зрители восхищались впечатляющим зрелищем: «Теперь он весь освещен, – говорилось в рекламе, – электрическим светом». В Сент-Джеймсе трижды в неделю показывали «всемирно известных» менестрелей Мура и Берджесса, но в ту сырую октябрьскую ночь женщина не проявляла никакого интереса к афише. Она работала.
Мужчина в черном пальто и цилиндре, надвинутом на лысую голову, тронул женщину за плечо. Усы смягчали резкие черты его худого лица, но серо-стальные, увеличенные толстыми линзами очков глаза выделяли его из толпы – они косили. Никто бы не назвал этого мужчину красивым, но женщина заметила блеск золотых часов, а цилиндр был признаком джентльмена, символом богатства и привилегий – большинство мужчин предпочитали менее формальный котелок даже для вечернего похода в театр. Это был человек со средствами. Лучший тип клиента.
Она познакомилась с ним в расположенном неподалеку театре варьете «Альгамбра» на Лестер-сквер – огромном здании в мавританском стиле с минаретами, который мог вместить более 4000 человек в своих галереях, залах и барах. Он был известен как место проведения музыкальных, танцевальных и комедийных шоу – «высококлассных эстрадных развлечений», по словам гида по ночной жизни города, – а выступало в нем, помимо местного оркестра, более 250 исполнителей. Однако многие мужчины в зале приходили в него не ради шоу. Скудно одетые танцовщицы возвращались за кулисы, чтобы найти записки от поклонников в ложах, некоторые из них делали то, что вежливо называли «неподобающими предложениями». Проститутки бродили в толпе и осматривали места: «Женщины с наглыми лицами, одетые в безвкусные наряды, завитые и накрашенные… Соблазняющие простаков выпить», – отметил один из посетителей, не поддавшихся их «чарам». Менеджер «Альгамбры» подсчитал, что на большинстве вечеров присутствовало до 100 женщин города, как он их называл. Пока они были чисты, хорошо одеты и сдержанны – как женщина, которая назначила свидание на Риджент-стрит, – их присутствие терпели.
Женщина и мужчина в цилиндре пешком прошли полдюжины кварталов до отеля «Париж» на Бервик-стрит в Сохо – захудалом анклаве на окраине театрального района Вест-Энд.
Он сказал, что работает врачом в больнице Святого Томаса, что находился через реку оттуда, в Ламбете. Это было не совсем правдой – он был врачом, но не имел никакого отношения к госпиталю.
Как ее звали?
«Лу Харви», – представилась она. Сокращение от имени «Луиза». Женщина сказала клиенту, что она – служанка, но они оба знали, что это ложь.
Томас Нил Крим не назвал своего имени, а она его не спросила.
Ей не нужно было этого знать.
Утром, перед тем как они покинули отель «Париж», Крим вручил ей три фунта – больше, чем некоторые проститутки зарабатывали за неделю. Она не ошиблась – он был состоятельным человеком. Крим предложил – очевидно, в шутку, – чтобы она переехала с ним в Америку. Они договорились встретиться позже в тот же день, в 19:30 на набережной Темзы, недалеко от железнодорожного вокзала Чаринг-Кросс. Он сводил бы ее на шоу. То, которое она захочет. Луиза выбрала Оксфордский мюзик-холл на Тоттенхэм-Корт-роуд – один из лучших и самых популярных в городе.
Когда они расставались, он сделал странное замечание.
«Он сказал, что у меня несколько прыщей на лбу, – вспоминала Харви. – И пообещал принести мне таблетки, чтобы избавиться от них».
![](i_010.jpg)
Луиза Харви (Penny Illustrated Paper, 16 июля 1892 года)
Когда она добралась до набережной в тот вечер, Крим уже ждал ее. Они отправились в близлежащий трактир «Нортумберлендский герб», чтобы выпить по бокалу вина. Когда мимо проходила женщина, продававшая цветы, Крим купил своей спутнице несколько роз. Они побрели обратно к реке, вдоль которого стояли шипящие газовые фонари, жутким светом укутывающие набережную. Крим сунул руку в карман жилета и вытащил комок бумаги, внутри которого лежали две продолговатые таблетки светлого цвета.
«Не раскусывай их, – посоветовал он. – Проглоти сразу».
Он вложил их в ладонь правой руки Луизы. Она поднесла руку ко рту и, казалось, проглотила таблетки, но Крим захотел убедиться наверняка.
«Покажи мне руку», – попросил он. Женщина показала правую ладонь. Она была пуста. Он попросил показать и левую руку. Та тоже была пуста.
«Планы изменились», – объявил он. У Крима была назначена встреча в больнице, но он предложил Харви пойти в мюзик-холл без него. Он пообещал встретить ее на улице, когда представление закончится, и отвести на ночь в отель «Париж», а затем дал ей пять шиллингов на кэб.
«Встретимся в 11, – сказал Крим перед тем, как пойти к Вестминстерскому мосту в направлении больницы. – До встречи».
Харви не приняла таблетки. «Мне не понравился внешний вид этих штук, – вспоминала она, – я притворилась, что кладу их в рот». В мерцающем газовом свете доктор не заметил, как она переложила их из одной руки в другую. Когда Крим на мгновение отвел взгляд, она сбросила их в реку.
Харви настороженно относилась к щедрости нового клиента. В тот вечер, прежде чем отправиться на набережную Темзы, она попросила мужчину, с которым жила, последовать за ней на встречу с врачом. Чарльз Харви – она использовала его фамилию, хотя они и не были женаты, – сидел в соседней кабинке, когда она пила вино с Кримом в пабе «Нортумберлендский герб», а затем последовал за ними к берегу реки и наблюдал из тени, как доктор вручал ей таблетки.
Несколько часов спустя, в 11 вечера, как они и договорились, Харви вышла из Оксфордского мюзик-холла. Крима нигде не было. Она прождала полчаса, но он так и не появился.
«Странно», – должно быть, подумала она. Как будто он не ожидал, что она действительно придет на их встречу.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?