Текст книги "Комната шепотов"

33

Шерифу Лютеру Тиллмену никогда не требовалось – да и не хватало терпения переносить – того, что другие называли полноценным ночным сном. Он довольствовался четырьмя-пятью часами, изредка – шестью. Да, сон давал ему отдых, но также имел привкус смерти: ты просыпаешься и понимаешь, что мир в течение нескольких часов прекрасно обходился без тебя, а потом будет обходиться без тебя вечно. При необходимости Лютер мог не спать целую ночь без всяких неприятных последствий. В тот день ему и предстояло сделать как раз это.

В 1:10 пятницы, вернувшись с пепелища дома Коры Гандерсан, он заварил кофе, поставил на кухонный стол коробочку со сдобным печеньем и снова взялся за прозу учительницы. Чтение не только развлекало его, но и давало представление о сложности ума Коры и щедрости ее сердца. Лютер считал, что хорошо знал ее, но теперь обнаружил, что не знал почти совсем, – словно он вошел по колено в спокойный пруд и обнаружил там неизмеримые глубины, кишащие жизнью.

Но ничто из прочитанного не объясняло поступка Коры – даже напротив, красивая проза затрудняла понимание этого уродливого деяния. Поэтому примерно в половине пятого утра шериф вернулся к дневниковым записям, где Кора с трудом выдавила из себя четыре предложения о пауке, ползающем в ее мозгу.

Когда Лютер и Робби Стассен размышляли над этими словами, сидя на кухне Коры, они лишь бегло проглядывали повторы, которые благодаря четкой скорописи образовывали ровную, убаюкивающую взгляд гладь, резко нарушавшуюся с появлением новой фразы. Теперь он просматривал страницы внимательнее, изучая строку за строкой в поисках неизвестно чего.

На сей раз он получил в награду слово «доменная» там, где должно было стоять слово «внутри»: «доменная моего мозга ползает паук»…

Он мог бы счесть это ничего не значащей опиской, но двадцатью строками ниже, в том же месте, это слово повторилось, а потом возникло совсем в другой фразе – «он говорит со мной, говорит доменная шепотом». «Доменная» вместо «злым».

Хороший коп, проводя расследование, ищет закономерности и отсутствие закономерностей там, где они должны быть, и нередко, как в данном случае, находит красноречивые улики.

Отыскав двадцать случаев неуместного употребления слова «доменная» и его производных, Лютер нашел слово «печь», употребленное один раз вместо «шепотом», а другой раз – вместо «мозга». Девятнадцать раз встречалось слово «топка». Потом обнаружилось третье слово, внедренное, будто код, в тысячекратные повторы. «На несколько дней» превратилось в «на несколько озер». Эта замена попадалась в двадцати двух местах на одиннадцати страницах. Лютер просмотрел строка за строкой все страницы, но больше ничего интересного не появилось.

«Доменная Печь Озеро».

Попытка Коры выразить странный страх перед пауком, захватывающим ее мозг, выглядела изумлением женщины, понявшей, что у нее быстро развивается паранойя. Возможно, ее угнетало происходящее – не только страх перед воображаемым пауком, но и собственная вера в его существование, которую здоровая часть мозга считала иррациональной.

Вставка географического названия в повторяющийся текст казалась чем-то совсем другим, словно Кора сознательно пыталась сообщить о пауке, но из темных глубин подсознания всплыло название места, которое она либо забыла, либо не хотела вспоминать.

Лютер не знал, что это может означать и означает ли вообще что-нибудь. Кроме того, было непонятно, что за связь существовала между параноидальным страхом Коры и атакой на отель. В любом случае такое расследование не имело смысла. Женщина, неожиданно оказавшаяся преступницей, была мертва и не могла защищать себя, ссылаясь на невменяемость. Никакой подготовки к процессу не требовалось.

Но Лютер не мог оставить все как есть. Не мог из-за небрежного осмотра дома Коры агентами ФБР, вмешательства чиновника из Министерства юстиции, приказавшего им прекратить работу и оставить дом, и, конечно же, из-за того, что неизвестный человек поджег дом, уничтожил все, что в нем находилось, и попытался выдать это за месть одного из местных жителей.

Лютер пошел работать в полицию, потому что верил в верховенство закона. Цивилизованное общество не может существовать без этого. Когда верховенство закона расшатывается, слабые становятся жертвами сильных. Если оно исчезнет, начнется эпоха варварства, по улицам потекут такие реки крови, что апокалипсические бедствия и киношные катастрофы покажутся детскими игрушками. Лютер уже давно с озабоченностью наблюдал за теми, кто, будучи коррумпирован, все более нагло воровал и рвался к власти, видел, как коррупция поражает институты, прежде считавшиеся здоровыми.

У него были две дочери и жена. Он не мог отвернуться от этого дела просто потому, что более высокие инстанции изъяли это преступление из его юрисдикции, или потому, что выяснить правду об атаке на отель не представлялось возможным. Оправдывать собственное бездействие тем, что дело безнадежное, было простой трусостью.

В своем кабинете шериф отпер красивый шкафчик красного дерева, где хранил пистолет. Из трех нижних полок для хранения патронов одна была пуста. Он положил туда дневник Коры, запер замок и сунул ключ в карман. В 5:50, когда Лютер сел за компьютер и принялся читать про Доменную Печь, штат Кентукки, появилась Ребекка, в пижаме и халате. Она подошла сзади, обняла его, поцеловала в макушку:

– Глаз не сомкнул?

– Никак не уснуть.

– Ты ничего не мог сделать. И не можешь.

– Так и должна говорить жена.

– Да, особенно когда это правда. Тебе нужно подготовиться к этому ужасному дню.

– Федералы позволят мне разве что регулировать движение.

– Ты будешь в центре внимания.

– Не вижу для этого оснований.

– Вчера из-за погоды аэропорты были закрыты, и вечером происшествие освещали только новостники города и штата. Но утром к нам заявится целая толпа журналистов. Вашингтонские ребята пригласят тебя на сцену, на тот случай, если по ходу дела им потребуется на кого-нибудь свалить вину.

Лютер выключил компьютер, встал с кресла, обнял жену и сказал:

– Что случилось с Поллианной[14]14
  Поллианна – героиня одноименного романа (1913) американской писательницы Элинор Портер, девочка, умеющая видеть во всем хорошее и живущая под девизом: всегда радуйтесь.


[Закрыть], на которой я когда-то женился? Откуда столько цинизма?

– Накапливается понемногу, – ответила она.

– Да, я тоже так думаю.

– Не позволяй им использовать тебя.

Он поцеловал ее в лоб:

– У них не выйдет.

– Выйдет, если ты им позволишь. Если они обольют тебя грязью, пытаясь обелить себя… нам ведь здесь жить.

– В этом округе знают, кто я такой. И не важно, сколько грязи выльют на меня.

– Народ Иудеи знал Иисуса, и чем все закончилось?

– Женщина, я не Иисус.

– Именно это я и говорю.

– Закрой глаза, красавица.

Лютер поцеловал ее в левое веко, потом в правое. Она прижалась головой к его груди:

– Как бы то ни было, я по-прежнему Поллианна во всем, что касается тебя.

Они стояли, обняв друг друга, а за окном свет уже пронзал серое, сгустившееся небо, извещая о наступлении нового дня.

34

Джейн увидела их, когда ехала по улице, застроенной жилыми домами, в равнинной части Беверли-Хиллз, к югу от Уилшира. Двое парней лет шестнадцати. Выцветшие, порванные и залатанные джинсы, так изящно состаренные и сидящие так плотно, что они вполне могли бы быть изделием модного дизайнера, а не починенным секонд-хендом. Винтажные рок-футболки. На одном была выцветшая черная джинсовая куртка, наброшенная на плечи, словно накидка, другой не делал уступок утренней прохладе и щеголял в серой шляпе поркпай[15]15
  Поркпай – мужская шляпа с плоским верхом и узкими полями.


[Закрыть]. Оба несли скейтборды. Оба курили, хотя в Калифорнии это не разрешалось до двадцати одного года. Ни рюкзаков, ни книг Джейн не увидела: вполне вероятно, что они ушли из дома пораньше, собираясь прогулять уроки.

Она проехала два квартала, свернула за угол, припарковалась, вернулась на улицу, по которой шагали парни, и встала, опершись о машину, припаркованную под индейским лавром, – в модном панковском парике черного цвета, с тенями на лице, темно-голубой помадой на губах и колечком в носу. Независимо от одежды, она притянет их взгляды, как магнит притягивает кусок железа, – созревшие парни и мужчины всех возрастов непременно глядели на нее, искоса либо в упор. Джейн не возмущалась. Раньше она выказывала раздражение, а порой и презрение, но потом женщина, тренер по боевым искусствам в Куантико, убедила ее, что ее внешность дает ей преимущество над другими агентами, что это очень ценно – иметь возможность становиться, по собственному выбору, приманкой или средством отвлечения внимания.

Когда парни приблизились, она увидела, что у одного на футболке изображен скелет в котелке, символ группы «Guns’N’Roses», а у другого – машина со включенными фарами, появившаяся по случаю гастролей «ZZ Top» после выхода альбома «Eliminator». Обе футболки, довольно старые на вид, были сделаны из мягкой гладкой ткани и сильно поцарапаны. Но эти щенки вряд ли слышали музыку хоть одной из этих групп и уж точно не знали ничего об альбомах.

– Эй, ребята, вы такие плохие, какими кажетесь? – спросила Джейн.

Оба остановились, уставились на нее. Автомобиль ухмыльнулся, а Скелет смотрел на нее с тупым видом. Ни один не проронил ни слова, потому что девиз крутых ребят гласил: молчание – сила.

Джейн знала эту игру лучше их и выдержала взгляды парней с торжественным выражением на лице: жестокая богиня, ждущая, что на ее алтаре принесут в жертву ягненка и человека.

Утреннее солнце, проникавшее сквозь крону дерева, усыпало всех троих блестками света и багряной тени. И хотя город вставал рано, подчиняясь призывному зову денег, сейчас наступила тишина, достойная пшеничных полей Айовы.

Затянувшись сигаретой и выдув дым из ноздрей, так, словно происходил от дракона, Автомобиль заговорил первым – прикоснулся к шляпе, глядя на Джейн, и сказал другу, еще раз ухмыльнувшись:

– Здесь теперь шлюхи обосновались?

Посмотрев на Скелета, Джейн осведомилась:

– Зачем ты с ним ходишь? Он тебе дрочит?

Ухмылка пропала с лица Автомобиля, и он прорычал:

– Сука.

По-прежнему обращаясь к Скелету, Джейн продолжила:

– Он такой чувственный мальчик. Люблю чувственных мальчиков.

Автомобиль начал было отвечать, но Скелет прервал его:

– Помолчи, братан. Она тебя переболтает.

В любой группе из двух или более мужчин есть альфа-самец, здесь таким самцом был Скелет.

– Что тебе надо? – спросил он.

– Вы можете только уроки мотать и сигаретки курить? Или что-нибудь еще? – поинтересовалась Джейн.

Скелет явно решил, что сигарета перестала быть символом бунта и стала признаком ненужного кривляния. Он бросил ее на тротуар и растер ногой.

– Что, у тебя есть говно на продажу? Так покажи.

На плече у Джейн висела открытая сумочка. Она вытащила оттуда четыре сотенные купюры, но протягивать парням пока не стала.

– Тысячу долларов каждому. По две сотни сейчас. По две сотни, когда вы появитесь на месте работы. И по шесть, когда работа будет сделана.

– Какая работа?

Автомобиль не удержался:

– Она платит, чтобы мы ее отдрючили, старина.

На лице у Скелета появилось мучительное выражение. Джейн сказала:

– Я не покупаю фейерверки, которые взрываются еще в упаковке.

Скелет сказал своему товарищу:

– Будь вежлив с дамой. – А у Джейн спросил: – Что за работа?

Автомобиль, пытаясь вернуть себе немного самоуважения, вставил:

– Разносить людям повестки в суд.

Одарив его милой улыбкой, Джейн сказала:

– Значит, эта голова служит не только для еды.

Затем она объяснила, что и где нужно сделать:

– Этот сукин сын, которого мне надо обслужить, оказался скользким. Я не знаю точно, когда он появится, так что самая трудная часть задания – побездельничать где-нибудь с полчаса. Думаю, в этом вы настоящие спецы.

Она предложила по две сотни каждому. Автомобиль сразу схватил свои деньги. Скелет сказал, поколебавшись:

– Тысяча баков ни за что.

– Это стомиллионное дело, – солгала Джейн. – Пара сотен баков – грошовые расходы.

– А тип, которого тебе нужно обслужить… он из мафии или откуда?

– Я не подарок, – сказала она. – Иначе в моем бизнесе никак. Но я не полное дерьмо. Я не стану подставлять двух мальчишек под удар мафии. Этот тип – очкарик, дристун, фондовый менеджер с липкими пальцами, только и всего.

Пока она говорила, Скелет не сводил с нее глаз, после чего взял деньги, уверенный в том, что может прочесть ее мысли.

Может быть, эта парочка больше не появится – взяли по две сотни, и привет, – но, вероятнее всего, они вернутся. Джейн могла читать мысли Скелета так же хорошо, как он – по его мнению – мог читать ее собственные. Она знала, что подцепила его на крючок, когда поставила на место Автомобиля замечанием о фейерверках, взрывающихся в упаковке. Как и большинство подростков в это время и в этом месте, Скелет отличался завышенной самооценкой и всячески лелеял ее, но при этом считал нужным доказывать миру собственную состоятельность. И конечно, он был вечно озабоченным, измученным игрой гормонов. С Джейн у него ничего не вышло бы, но показать ей, чего он стоит, стало жизненно важным вопросом – удрать с деньгами было бы эквивалентом преждевременного извержения.

Они опустили на тротуар скейтборды и покатили, отталкиваясь левой ногой, Скелет – впереди, Автомобиль – за ним. Доски подпрыгивали там, где попадались трещины в асфальте или древесные корни. Оба словно родились с крыльями, с досками, приклеенными к ступням для изящного полета, и возвращались на асфальт с хлопком, сохраняя идеальное равновесие.

Джейн смотрела вслед парням, пока они не исчезли за поворотом, а потом другой дорогой пошла на место работы, где собиралась встретиться с ними.

35

Лютер Тиллмен принял душ, побрился и уже надевал форму, когда в спальню вошла Ребекка и сказала, что внизу, в кабинете, его ждет Бут Хендриксон из Министерства юстиции. По словам Роба Стассена, именно этот человек увел агентов из дома Коры, не дав им закончить работу.

Независимо от того, что Лютеру было известно о человеке, он старался не судить о нем до личной встречи, чтобы дать ему возможность проявить себя. Но когда он вошел в кабинет и Хендриксон поднялся с кожаного кресла, Лютер почти сразу же почувствовал, что доверять ему не стоит.

– Шериф Тиллмен, – сказал посетитель, пожимая его руку крепче, чем требовалось, и задержав ее на мгновение дольше необходимого, – примите соболезнования в связи с потерей стольких друзей и соседей. Ужасное происшествие. Мы живем в прискорбные времена.

Пошитый на заказ черный костюм, стоимость которого, пожалуй, равнялась месячному жалованью шерифа округа, не мог скрыть того факта, что этот высокий мужчина костляв и плохо сложен. Хендриксон пытался выглядеть элегантным, но позы, жесты и выражение лица казались заученными, словно он тренировался перед зеркалом, учась быть изящным и учтивым.

– Учитель года, – сказал Хендриксон, – прекрасная репутация, никто не говорит о ней дурного слова… и вдруг такой ужас. Если не ошибаюсь, Шекспир сказал: «Хоть с виду ангел, а смотри, что скрывается внутри!»[16]16
  Перевод М. Зенкевича.


[Закрыть]

– Раз вы говорите, что это Шекспир, значит Шекспир, – ответил Лютер. – Какая бы душевная болезнь ни поразила Кору под конец, она много лет напоминала ангела, больше, чем кто-нибудь другой в этом мире.

– Да, конечно напоминала, должна была напоминать, ведь до вчерашнего дня все прекрасно отзывались о ней. Не важно, что это было, опухоль в мозгу или психическое расстройство: как жертва болезни, она, безусловно, не может в полной мере нести ответственность за случившееся. Было бы несправедливо бросать в нее камень.

У Хендриксона было удлиненное ястребиное лицо, длинные с сединой волосы, зачесанные назад, образовывали гриву – может быть, для того, чтобы подчеркнуть высокий лоб над глазами хищника.

– Прошу вас, садитесь, – сказал Лютер.

Он не стал подтаскивать второе кресло поближе к посетителю, а предпочел обойти свой стол и сесть за него. Хендриксон снова уселся в кожаное кресло, расправил складочку на левой брючине, поправил пиджак и посмотрел на Лютера с торжественным, чуть театральным выражением:

– Нам предстоит горький, нелегкий день.

Лютер пододвинул свое офисное кресло к столу и увидел на пресс-папье перед собой несколько листов с печатным текстом, схваченных скрепкой:

– Что это?

– Трагически погибли губернатор и конгрессмен, – сказал Хендриксон. – Нужно успокоить людей.

– Кроме них, погибли еще сорок четыре человека.

– Да, и это усугубляет ситуацию: они чувствовали себя в безопасности в присутствии губернатора и конгрессмена, что вполне понятно при таком количестве охраны. Но оказалось, что их безопасность – фикция. Терроризм поднимает голову во всем мире, и люди должны чувствовать, что власти постоянно и напряженно занимаются этой проблемой.

– Кора Гандерсан не была террористкой.

– Безусловно. Будет безответственно утверждать, что мисс Гандерсан действовала как джихадистка. Тот, кто скажет такое, обнаружит полное незнакомство с обстоятельствами дела. Но слухи неизбежны. Всегда, всегда. Социальные сети кишат параноиками. Кроме того, в стране есть группировки, для которых любая трагедия такого рода – возможность поупражняться в демагогии.

Этот человек из Министерства юстиции, казалось, вел себя как патриций из Новой Англии, происходящий из семьи, представители которой на протяжении многих поколений бескорыстно служили обществу. Но что-то в нем говорило о старательно скрываемом скромном происхождении, о том, что этому карьеристу нравится жить по нормам более состоятельных слоев общества и он испытывает от этого самодовольное удовлетворение.

Неприязнь Лютера к нему тут же обострилась. Он постучал пальцем по листам, лежавшим перед ним, и повторил:

– Что это?

– Сегодня утром состоится пресс-конференция, а потом – встречи с отдельными репортерами. В таких болезненных обстоятельствах Министерство юстиции стремится к тому, чтобы власти города, штата и страны действовали согласованно ради успокоения людей.

Лютеру не понравилось, как Хендриксон произносил слово «люди» – словно говорил о ребенке с отставанием в развитии или о подонках общества. Просматривая текст, Лютер заметил:

– Я думаю иначе. Вы принесли заявление, которое я должен сделать на пресс-конференции?

– Оно звучит очень убедительно. Автор – спичрайтер генерального прокурора и вице-президента. Он вставил кое-какие популярные сегодня цитаты. Вы произведете впечатление на всю страну.

Однажды проявленное негодование невозможно подавить, поэтому Лютер сохранял спокойствие.

– К сожалению, я не могу встать перед микрофоном и прочесть это. Мои сотрудники даже не участвовали в следственных действиях.

Бут поднялся и подошел к окну – может быть, потому, что, сидя в кресле, он был на дюйм-другой ниже сидящего шерифа. Он постоял несколько секунд, глядя на улицу и, видимо, предполагая, что его молчание заставит шерифа пересмотреть свое решение. Но этого не случилось, и он снова повернулся к хозяину с видом прокурора, почти не скрывающего презрения к обвиняемому, – точно в каком-нибудь старом английском фильме, где судью играет Чарльз Лоутон[17]17
  Чарльз Лоутон (1899–1962) – английский и американский актер и режиссер.


[Закрыть].

– Если вы просто не расположены к сотрудничеству, шериф Тиллмен, то, к сожалению, на пресс-конференции для вас не найдется места.

– Хорошо. Значит, для меня не найдется места.

– Я искренне надеюсь, что вы не собираетесь созвать собственную пресс-конференцию.

– У меня нет для этого оснований, мистер Хендриксон. Знаю я мало, и мне ничего не сказали. Я не склонен выставлять себя дураком – во всяком случае, не отдавая себе в полной мере отчета в том, что я делаю.

Хендриксон подошел к столу и взял распечатку бледными гладкими пальцами с идеально наманикюренными ногтями.

– Жаль, что вы так считаете, но я полагаю, что мы пришли к компромиссу, который удовлетворяет нас обоих.

– Мы достигли взаимопонимания, – поправил его Лютер, вставая с кресла. – Позвольте вас проводить, мистер Хендриксон.

Выйдя на крыльцо, Хендриксон повернулся и посмотрел в глаза Лютеру:

– Шериф, я уверен, что ваш офис время от времени получает гранты по одной или другой программе. Вероятно, всего таких программ с полдюжины и вы зависите от них.

– И мы благодарны за это каждый день, – сказал Лютер и улыбнулся, словно бросал вызов человеку из министерства: «Улыбнись-ка мне в ответ».

Словно необычное пугало с палками и соломой, запиханными под модный костюм, Хендриксон с мрачным видом развернулся, прошел по крыльцу и спустился по ступеням, но направился не в поле – отпугивать пронзительно кричащих птиц, а на пресс-конференцию, где доверчивым гражданам насыплют зерна совсем другого рода.

– Один вопрос, – сказал Лютер.

Хендриксон остановился и повернул голову.

– Начальник пожарной службы округа определил, при помощи чего подожгли дом Коры Гандерсан?

– Бензин. Большое количество бензина.

– Так сказал начальник пожарной службы?

– Так он скажет на пресс-конференции.

– Пожар был необычным, очень интенсивным, – сказал Лютер.

– Да, – подтвердил Хендриксон. – Очень интенсивным.