Текст книги "Молния"

В субботу, 30 марта Лора, сидевшая у себя с книгой в руках, неожиданно услышала, как соседка по комнате, плаксивая девочка по имени Фрэн Уикерт, рассказывает кому-то в коридоре о пожаре, во время которого погибли дети. Лора слушала разговор вполуха, но тем не менее уловила слово «Макилрой».

У нее внутри все похолодело, сердце замерло, руки онемели. Лора бросила книгу и выскочила в коридор, напугав девочек:

– Когда? Когда случился пожар?

– Вчера, – ответила Фрэн.

– Сколько детей п-погибло?

– Немного. Кажется, только двое. А может, и один ребенок. Но я слышала, что там чувствовался запах горелого мяса. Разве это не самая жуткая вещь…

Лора надвинулась на Фрэн:

– Как их звали?

– Эй, ты чего? А ну-ка отпусти!

– Назови их имена!

– Не знаю я никаких имен. Господи, какая муха тебя укусила?!

Лора не помнила, как отпустила Фрэн, не помнила, как оказалась за территорией приюта. Неожиданно она очутилась на Кателла-авеню, в нескольких кварталах от Касвелл-Холла. На Кателла-авеню, торговой улице района, кое-где не было тротуаров, и Лоре приходилось бежать на восток по обочине, вдоль которой с грохотом проносился транспорт. Приют Макилрой находился в пяти милях отсюда, и Лора не знала дороги, но, доверившись инстинкту, бежала, пока хватало сил, переходила на шаг, а затем снова бросалась бежать.

Конечно, самым разумным было сразу пойти к одному из воспитателей Касвелл-Холла и узнать имена погибших во время пожара детей. Однако у Лоры возникло странное чувство, будто судьба близнецов Акерсон зависит исключительно от ее готовности самостоятельно проделать пятимильный путь до Макилроя, чтобы узнать подробности происшествия, и если она попробует навести справки по телефону, то непременно услышит в ответ, что близняшки погибли. Конечно, это было чистой воды суеверием, но Лоре нужно было во что-то верить.

Тем временем на город спустились сумерки. Небо озарилось мутным красно-фиолетовым светом, рваные края облаков пламенели багрянцем. Но вот наконец вдали показался приют Макилрой, и Лора, к своему облегчению, обнаружила, что огонь пощадил фасад здания.

Несмотря на пульсирующую головную боль, Лора, насквозь пропотевшая и дрожавшая от изнеможения, увидев уцелевший особняк, не остановилась передохнуть, а, наоборот, ускорила шаг, чтобы преодолеть последний квартал. Она встретила шестерых детей в коридоре цокольного этажа, а еще троих – на лестнице. Кто-то окликнул Лору по имени, но она не стала останавливаться, чтобы спросить о пожаре. Она должна была увидеть все собственными глазами.

На верхней площадке пахло копотью. Лора уловила едкую смолистую вонь сгоревших вещей и кислый запах дыма. Открыв дверь на третий этаж, она обнаружила, что окна в обоих концах коридора распахнуты и работают электрические вентиляторы для циркуляции пропитанного дымом воздуха.

Дверь и дверная рама в комнате сестер Акерсон были новыми, неокрашенными, но стены вокруг обгорели и пестрели потеками сажи. Написанное от руки объявление предупреждало об опасности. Как и другие двери в приюте Макилрой, дверь в комнату близнецов не запиралась на замок. Поэтому Лора, наплевав на предупреждение, распахнула дверь, переступила порог и увидела то, чего больше всего опасалась увидеть: полное разорение.

Светильники в коридоре за спиной у Лоры и лиловый сумеречный свет за окном не позволяли толком разглядеть помещение, но она заметила, что испорченную мебель уже успели вынести и теперь здесь обитал лишь зловонный призрак пожара. Обуглившийся пол был вымазан сажей, но, похоже, уцелел. Зато стены сильно пострадали от пламени. Двери шкафов сгорели практически дотла, на расплавившихся петлях висели лишь несколько головешек. Оба оконных проема зияли черными дырами – стекла то ли лопнули от огня, то ли были разбиты пожарными – и были затянуты кусками прозрачной пластиковой пленки, пришпиленной к стенам. К счастью для других приютских детей, пламя не распространилось по сторонам, а пошло вверх и прожгло потолок. Над головой в полумраке чернели массивные балки чердака. Очевидно, пламя удалось вовремя сбить, не дав ему повредить крышу, поскольку неба Лора все-таки не увидела.

Она тяжело и шумно дышала, но не от усталости после трудной дороги от Касвелл-Холла до Макилроя, а потому что паника болезненно сжимала грудь, лишая возможности нормально вдохнуть. И каждый глоток горького дымного воздуха отдавал углем, вызывая тошноту.

Впервые услышав о пожаре в приюте Макилрой, Лора тут же догадалась о его причине, хотя и гнала от себя эту мысль. Тэмми Хинсен уже однажды застукали с банкой бензина для зажигалок и спичками, с помощью которых она собиралась себя поджечь. Узнав об этой попытке самосожжения, Лора сразу поняла, что намерения Тэмми были вполне серьезными, поскольку самосожжение стало бы идеальным видом самоубийства, а именно овеществлением пожиравшего ее внутреннего огня.

Прошу Тебя, Господи, сделай так, чтобы Тэмми в этот момент была в комнате одна!

Преодолевая рвотные позывы, вызванные вонью и мерзостью пожарища, Лора развернулась и вышла в коридор.

– Лора?

Подняв глаза, она увидела Ребекку Богнер. Дыхание вырывалось из груди Лоры судорожными толчками, но она каким-то чудом сумела прохрипеть:

– Рут… Тельма?

Мрачное лицо Ребекки лишало последних надежд на то, что близнецы не пострадали, однако Лора упрямо повторяла дорогие сердцу имена с надрывными просительными нотками в голосе.

– Вон там. – Ребекка ткнула пальцем в противоположный конец коридора. – Предпоследняя комната слева.

Окрыленная внезапной вспышкой надежды, Лора бросилась к указанной комнате. Три кровати оказались пустыми, а на четвертой при свете настольной лампы лежала лицом к стене какая-то девочка.

– Рут? Тельма?

Девочка медленно встала. Одна из сестер Акерсон – целая и невредимая. На ней было грязное, сильно измятое серое платье, волосы висели неопрятными прядями, лицо опухло, глаза покраснели от слез. Шагнув к Лоре, она остановилось, словно не в силах идти дальше.

Лора бросилась к ней, крепко обняла.

Положив голову Лоре на плечо, девочка уткнулась лицом ей в шею и тусклым измученным голосом сказала:

– Шейн, на ее месте должна была быть я. Если уж одной из нас это было написано на роду, то почему не мне?

Пока девочка не открыла рот, Лора не сомневалась, что это Рут.

Отказываясь принимать ужасную действительность, Лора спросила:

– А где Рути?

– Ее больше нет. Рут больше нет. Я думала, ты знаешь, что Рут умерла.

У Лоры что-то оборвалось внутри. Оглушившее ее горе оказалось настолько сильным, что она даже не плакала, а просто оцепенело застыла.

Подруги долго стояли обнявшись. Сумерки за окном сменила ночная тьма. Они подошли к кровати и сели на край.

В дверях появились две девочки, к которым, очевидно, подселили Тельму. Лора прогнала их взмахом руки.

Не отрывая взгляда от пола, Тельма сказала:

– Я проснулась от воплей, диких воплей… и от ослепительного света, резавшего глаза. А потом я поняла, что вся комната в огне. Тэмми была в огне. Пылала, как факел. Билась на кровати, пылала и вопила… – (Лора, обняв подругу, терпеливо ждала продолжения.) – Пламя перекинулось с Тэмми – вжик! – прямо на стену, кровать пылала, огонь уже лизал пол, загорелся ковер…

Лора вспомнила, как Тэмми пела вместе с ними на Рождество и как с каждым днем становилась спокойнее, словно сумев наконец обрести мир в душе. Но теперь стало ясно, что мир этот зиждился на твердом намерении положить конец сердечным мучениям.

– Кровать Тэмми находилась ближе всех к двери, дверь пылала, поэтому я разбила окно возле своей кровати. Я позвала Рут. Она сказала… она сказала, что идет, но там было столько дыма, я ничего не видела, а потом Хизер Доуминг, которая пришла на твое место, подбежала к окну, я помогла ей выбраться, и дым потянуло в окно, так что в комнате стало чуть светлее, и тогда я увидела, как Рут пытается накинуть на Тэмми свое одеяло, чтобы с-сбить пламя, но одеяло тоже з-загорелось, и я увидела, что Рут… Рут… вся в огне…

За окном последние пурпурные лучи света растаяли в темноте.

В углах спальни сгустились тени.

Висевший в воздухе запах пожарища, казалось, стал сильнее.

– …и мне следовало броситься к ней, следовало, но тут пламя буквально разбушевалось, огонь был повсюду, а дым был таким черным и густым, что я больше не видела Рут, да и вообще ничего не видела… А потом я услышала вой сирен, очень близко, очень громко, и пыталась уговорить себя, что пожарные прибудут вовремя и успеют спасти Рут, но то была ложь, сладкая ложь, в которую я хотела поверить, и, Шейн, я… оставила ее там. Господи, я вылезла из окна и оставила Рут гореть…

– Ты больше ничего не могла сделать, – заверила подругу Лора.

– Я оставила Рут гореть.

– Ты ничем не могла ей помочь.

– Я оставила Рути.

– Тогда бы вы обе погибли. Какой в этом смысл?

– Я оставила Рут гореть.

В мае, когда Тельме исполнилось тринадцать лет, ее перевели в Касвелл-Холл, поселив в одной комнате с Лорой. Социальным работникам пришлось на это пойти, поскольку Тельма находилась в депрессии, не поддававшейся терапии. Оставалось надеяться лишь на то, что девочке поможет общение с Лорой.

В течение нескольких месяцев Лора отчаянно пыталась вывести Тельму из подавленного состояния. По ночам Тельму мучили кошмары, а днем она занималась самобичеванием. Но время, как известно, лечит, и Тельма пошла на поправку, хотя душевные раны так до конца и не затянулись. К Тельме постепенно вернулось чувство юмора и острота ума, но в то же время в ее характере появилась прежде несвойственная ей меланхолия.

Подруги целых пять лет делили комнату в Касвелл-Холле, после чего вышли из-под опеки штата и стали сами себе хозяйками. За эти пять лет у них было много веселых моментов. Жизнь снова наладилась, но уже не была такой, как до пожара.

11

В главной лаборатории института центральным объектом были ворота, через которые человек мог попадать в другие временны́е периоды. Ворота представляли собой гигантский цилиндр длиной двенадцать футов и диаметром восемь футов, обшитый полированной сталью снаружи и полированной медью изнутри. Вся конструкция покоилась на медных блоках высотой восемнадцать дюймов. От ворот отходили толстые электрические кабели, а внутри цилиндра блуждающие токи заставляли воздух светиться, словно воду, дрожащим неровным светом.

Кокошка, пройдя сквозь пространственно-временной континуум, вернулся в ворота и материализовался внутри огромного цилиндра. В этот день он совершил несколько перемещений, следуя тенью за Штефаном в будущие времена и далекие места. Человек со шрамом наконец-то понял, почему этот предатель так одержимо пытался изменить линию жизни Лоры Шейн. Кокошка поспешил к выходу из ворот, оказавшись в лаборатории, где его уже ждали двое ученых и трое подручных.

– Девчонка не имеет никакого отношения к антиправительственным планам этого ублюдка и к попыткам уничтожить проект путешествий во времени, – заявил Кокошка. – Это совершенно отдельная тема, его личный крестовый поход.

– Теперь, когда нам известно все, что он сделал и почему, – сказал один из ученых, – пора его ликвидировать.

– Да. – Кокошка подошел к главной панели управления. – Мы раскрыли секреты предателя и можем его убить.

Кокошка сел за пульт управления, собираясь запрограммировать ворота так, чтобы отправиться в другое время, где можно будет застать предателя врасплох, но внезапно решил убить заодно и Лору. Эту легкую работу он сможет сделать собственноручно, поскольку тут ему сыграет на руку элемент неожиданности. В любом случае Кокошка предпочитал при возможности работать в одиночку. Он не любил делить с кем-то удовольствие. Лора Шейн не представляла опасности для правительства с его планами изменить будущее мира, но Кокошка собирался убить ее первой, прямо на глазах у Штефана, чтобы разбить предателю сердце, прежде чем он, Кокошка, всадит туда пулю. А кроме того, Кокошке нравилось убивать.

Глава 3
Свет в темноте

1

Двенадцатого января 1977 года на свой двадцать второй день рождения Лора Шейн получила в подарок жабу, которую прислали по почте. На упаковочной коробке не было обратного адреса, впрочем, так же как и записки. Лора открыла коробочку возле окна гостиной своей квартиры, и очаровательная фигурка заиграла в ярком солнечном свете непривычно теплого зимнего дня. Керамическая жаба высотой два дюйма, в цилиндре и с тросточкой, сидела на подставке в виде керамической лилии.

Две недели назад университетский литературный журнал опубликовал первое произведение Лоры: «Историю земноводного» – короткий рассказ о девочке, чей отец рассказывал ей сказки о сэре Томми Жабе из Англии. При этом только Лора знала, что эта история не совсем вымысел, а основана на реальных фактах, но кто-то, чисто интуитивно поняв, насколько это важно для Лоры, с величайшей тщательностью упаковал ухмыляющуюся жабу в цилиндре. Фигурка была с любовью завернута в мягкую хлопковую тряпочку, перевязанную красной ленточкой, затем – в папиросную бумагу, после чего помещена в простую белую коробочку на слой ватных шариков, а та, в свою очередь, – в коробку побольше, заполненную нарезанной газетной бумагой. Вложить столько трудов в упаковку дешевой пятидолларовой статуэтки можно было исключительно из желания подчеркнуть, что отправитель понимает всю глубину переживаний автора, связанных с описанными в рассказе событиями.

Для экономии арендной платы Лора снимала квартиру в Ирвайне за пределами университетского кампуса вместе с двумя первокурсницами, Мег Фалкоун и Джулией Ишиминой, и поначалу Лора решила, что жабу ей подарил кто-то из соседок. Хотя это вряд ли, поскольку Лора не успела с ними особо сблизиться. Соседки были заняты учебой и собственными делами, да и съехались они с Лорой лишь в сентябре прошлого года. Соседки клялись, что слыхом не слыхивали о жабе, и, кажется, вполне искренне.

Тогда Лора решила, что, возможно, жабу ей прислал доктор Матлин, научный руководитель литературного журнала Калифорнийского университета в Ирвайне. Лора со второго курса посещала лекции доктора Матлина по писательскому мастерству, и он советовал ей развивать свой литературный дар и оттачивать мастерство. Доктору Матлину очень понравился рассказ «История земноводного», так что, вероятно, именно он и прислал жабу, как бы желая сказать: «Хорошая работа». Но тогда почему без обратного адреса, без карточки? Зачем такая секретность? Нет, это было отнюдь не характерно для Харри Матлина.

Лора поддерживала приятельские отношения с парочкой студентов университета, но на серьезную дружбу у нее не хватало ни времени, ни сил. Учеба, подработка и писательство занимали у нее все свободное время, оставляя лишь несколько часов на сон и еду. И как Лора ни ломала голову, но так и не смогла представить, кто мог бы, изменив себе, купить керамическую жабу, упаковать ее и анонимно послать по почте.

Загадка.

На следующий день занятия в университете начинались в восемь утра, а последняя лекция – в два часа дня. Лора вернулась за своим стареньким, девятилетним «шевроле», оставленным на университетской парковке, без четверти четыре, открыла дверь, села за руль и с удивлением обнаружила на приборной доске еще одну жабу.

Изумрудно-зеленая керамическая жаба высотой два дюйма и длиной четыре лежала, подперев рукой голову, и мечтательно улыбалась.

Лора была уверена, что запирала дверь автомобиля. Впрочем, она и нашла ее запертой, вернувшись после занятий. Загадочному дарителю жаб наверняка пришлось изрядно попотеть, чтобы, открыв «шевроле» без ключа – либо нажав на кнопку блокировки двери с помощью металлического крючка, пропущенного через верхнюю часть окна, либо использовав пластмассовую отмычку, – эффектно расположить фигурку жабы.

Дома Лора поставила фигурку полулежавшей жабы на ночной столик рядом с ее приятелем в цилиндре и с тросточкой. Вечер она провела в кровати за чтением книги, но время от времени, отрывая глаза от страницы, останавливала взгляд на керамических фигурках.

На следующее утро, выходя их квартиры, Лора обнаружила маленькую коробочку на ступеньках перед входной дверью. В коробочке лежала очередная тщательно завернутая фигурка. Оловянная жаба сидела на бревне и играла на банджо.

Все чудесатее и чудесатее.

Летом Лора работала официанткой на полный рабочий день в ресторане «Гамбургер хэмлет» в Коста-Месе, но во время учебного года ей не удавалось выходить на работу чаще трех вечеров в неделю. «Хэмлет» был первоклассным рестораном, где подавали гамбургеры и вкусно кормили по умеренным ценам в уютной обстановке – балки на потолке, деревянные панели, потрясающе удобные кресла, – поэтому посетителям здесь нравилось больше, чем в других местах, где Лоре доводилось обслуживать столики. Но даже если бы обстановка была более убогой, а посетители – грубыми, она в любом случае не оставила бы эту работу, поскольку остро нуждалась в деньгах. Четыре года назад, когда Лоре исполнилось восемнадцать, она узнала, что отец учредил для нее трастовый фонд на основе средств, полученных за счет продажи после его смерти имущества, причем штат не мог использовать эти деньги для оплаты ее содержания в приютах Макилрой или Касвелл-Холл. И когда Лора смогла распоряжаться фондом, она решила потратить деньги на жилье и обучение в колледже. Отец Лоры никогда не был богатым, он оставил дочери лишь двенадцать тысяч долларов, которых даже с набежавшими за шесть лет процентами не хватало на оплату съемной квартиры, еду, одежду и обучение, поэтому девушке приходилось компенсировать нехватку средств, подрабатывая официанткой.

В воскресенье, 16 января Лора уже успела отработать половину вечерней смены, когда администратор посадил в кабинку, которую она обслуживала, пожилую пару лет шестидесяти. Они попросили принести им пива, пока изучают меню. Вернувшись через пару минут с пивом и двумя холодными кружками, Лора обнаружила на столе керамическую жабу и от удивления едва не выронила поднос. Девушка бросила взгляд на мужчину, потом на женщину. Но поскольку те продолжали сидеть, молча улыбаясь, Лора спросила:

– Так это вы дарите мне жаб? Но я вас вообще не знаю. Ведь так?

– Выходит, у вас есть и другие?

– Эта уже четвертая. Но ведь это не вы принесли? Буквально пару минут назад на столе ничего не было. Кто поставил сюда эту жабу?

Мужчина подмигнул жене, и тогда та сказала:

– Милочка, у вас есть тайный поклонник.

– Кто?

– Вон там только что сидел молодой парнишка. – Мужчина показал на столик в той части зала, которую обслуживала официантка по имени Эми Хепплман; за столиком никого не было, а помощник официанта убирал грязную посуду. – Когда вы ушли за пивом, парень подошел к нам и попросил разрешения оставить это для вас. – (Это была рождественская жаба в костюме Санта-Клауса, правда без бороды, но с мешком игрушек на плече.) – Так вы не знаете, кто он такой?

– Нет. А как он выглядит?

– Высокий, – ответил мужчина. – Высоченный здоровяк. Каштановые волосы.

– И карие глаза, – уточнила женщина. – Обходительный.

Лора взяла со стола жабу и задумчиво на нее посмотрела:

– Во всем этом есть нечто такое… нечто такое, что меня смущает.

– Смущает? – удивилась женщина. – Милочка, все просто как дважды два. Этот молодой человек явно на вас запал.

– Ой ли? – усомнилась Лора.

Лора нашла Эми Хепплман у стойки с салатами в надежде получить более подробное описание дарителя жаб.

– Он заказал омлет с грибами, тост из пшеничного хлеба и кока-колу. – Эми с помощью щипцов из нержавеющей стали деловито наполняла две миски листьями салата. – Неужели ты его не заметила?

– Нет, не заметила.

– Крупный парень. В джинсах. В голубой клетчатой рубашке. Слишком коротко подстрижен, но он весьма милый, если тебе нравятся такие здоровые лоси.

– Он заплатил кредиткой?

– Нет. Налом.

– Проклятье! – расстроилась Лора.

Она отнесла жабу в наряде Санта-Клауса домой и поставила рядом с другими жабами.

На следующее утро, уже в понедельник, Лора, выходя из дому, обнаружила на ступеньках под дверью очередную простую белую коробочку. Неохотно открыла ее. Внутри лежала жаба из прозрачного стекла.

Когда в тот же день Лора вернулась из университета домой, то увидела на кухне Джулию Ишимину, которая, сидя за столом, пила кофе и читала ежедневную газету.

– Тебе тут очередной подарок. – Джулия кивнула в сторону стоявшей на прилавке коробочки. – Прислали по почте.

Лора развернула тщательно упакованную посылку. В коробке лежала не одна жаба, а целых две: солонка и перечница в виде жаб.

Девушка поставила их на ночной столик к другим фигуркам, а потом еще долго сидела на краешке кровати, задумчиво хмурясь на свою растущую коллекцию.

В пять часов вечера того же дня Лора позвонила Тельме Акерсон в Лос-Анджелес и рассказала ей о жабах.

Тельма, которой не приходилось рассчитывать на какой-либо трастовый фонд, даже не рассматривала возможности поступить в колледж, но, по ее собственному заявлению, не видела в этом никакой трагедии, поскольку академическая наука ее не интересовала. Окончив старшую школу, Тельма прямо из Касвелл-Холла отправилась в Лос-Анджелес с твердым намерением прорваться в шоу-бизнес в качестве стендап-комика.

Практически каждую ночь, с шести вечера до двух утра, Тельма торчала в комедийных клубах – «Импрув», «Камеди стор» и других, – надеясь на шестиминутное бесплатное выступление на сцене, завязывая знакомства (или рассчитывая их завязать), соревнуясь с толпами молодых комиков за возможность появиться на публике.

Днем Тельма работала, чтобы иметь возможность платить за аренду; при этом она меняла одну работу за другой, и некоторые из них были, мягко говоря, довольно своеобразными. Так, например, Тельма в костюме цыпленка обслуживала столики и пела песенки в странной «тематической» пиццерии, а еще стояла в пикетах вместо некоторых членов Гильдии писателей Америки (запад), которые должны были по требованию профсоюза участвовать в забастовках, но предпочитали платить по сто баксов в день кому-нибудь, кто будет таскать плакаты и расписываться за них в графике дежурств.

И хотя от Ирвайна до Лос-Анджелеса езды было часа полтора, не больше, Лора с Тельмой встречались всего два-три раза в год, как правило, за ланчем или за обедом, поскольку обеим приходилось вертеться как белка в колесе. Но несмотря на редкие встречи, они не чувствовали неловкости и успевали поделиться самыми сокровенными мыслями и переживаниями.

«Дружба, скрепленная годами в приютах Макилрой и Касвелл-Холл, – как-то раз сказала Тельма, – сильнее, чем кровные узы между братьями, чем мафиозные связи, сильнее, чем связь между Фредом Флинтстоуном и Барни Рабблом, а эти двое действительно очень близки».

И вот теперь, выслушав рассказ Лоры, Тельма заявила:

– Шейн, в чем твоя проблема? Похоже, в тебя по уши втрескался какой-то застенчивый здоровяк. Большинство женщин были бы на седьмом небе от счастья.

– Ты действительно так считаешь? Типа это просто невинная влюбленность?

– А что еще это может быть?

– Ну, я не знаю. Но меня… что-то смущает.

– Смущает? Эти жабы – чудесные маленькие фиговины. Разве нет? Среди них есть хоть одна злобная жаба? С окровавленным мясницким ножом? Или с маленькой керамической бензопилой?

– Нет.

– Он же не присылал тебе обезглавленных жаб?

– Нет, но…

– Шейн, последние несколько лет ты прожила относительно спокойно, хотя жизнь у тебя была достаточно бурной. Ты наверняка считаешь этого парня родным братом Чарльза Мэнсона, что вполне понятно. Но, спорим, он именно тот, кем кажется, – парень, который восхищается тобой издалека, быть может, немного застенчивый, но зато страшно романтичный. Кстати, как там твоя сексуальная жизнь?

– У меня ее нет, – ответила Лора.

– А почему? Ты же не девственница. В прошлом году у тебя же был бойфренд…

– Ну, ты же знаешь, что ничего не получилось.

– И что, с тех пор никого?

– Я что, по-твоему, легкодоступная женщина?!

– Тс! Детка, тебе двадцать два года – и за все это время только два любовника! Да тебя даже сам папа римский вряд ли назовет легкодоступной. Не будь такой зажатой. Расслабься. Кончай волноваться по пустякам. Плыви по течению, а там видно будет. Быть может, этот парень окажется прекрасным принцем.

– Ну… возможно, я так и сделаю. Похоже, ты права.

– Но, Шейн?

– Да?

– Так, на всякий случай. Советую тебе впредь всегда носить с собой «магнум» триста пятьдесят седьмого калибра.

– Очень смешно!

– Смех – это мое ремесло.

В течение следующих трех дней Лора получила еще двух жаб, и к утру воскресенья, 22 января уже пребывала в полном смятении. Она была одновременно смущена, сердита и напугана. Нет, ни один тайный поклонник не станет так затягивать подобные игры. Каждая новая жаба смахивала скорее на издевку, чем на знак внимания. В настойчивости дарителя жаб уже чувствовалась некая одержимость.

Вечер пятницы Лора провела, сидя в полной темноте в кресле возле большого окна гостиной. Через неплотно задернутые шторы она видела крытую террасу многоквартирного дома напротив и лужайку перед собственной входной дверью. Если таинственный даритель заявится ночью, то Лора застукает его прямо на месте преступления. Но когда к половине четвертого утра он так и не появился, она, не выдержав, задремала. А проснувшись на следующее утро, заметила на ступеньках пакет.

Приняв душ и перекусив на скорую руку, Лора спустилась по черной лестнице и, обогнув дом, прошла к парковке, где держала под навесом свой старенький автомобиль. Она собиралась поехать в библиотеку, чтобы заняться кое-какими изысканиями, а сегодня был как раз подходящий день для того, чтобы провести его в помещении. Над землей низко нависли свинцовые зимние небеса, сгустившийся в преддверии непогоды воздух наполнял душу странными предчувствиями, еще больше усилившимися, когда Лора, обнаружив очередную коробочку на приборной доске запертого «шевроле», едва сдержала крик отчаяния.

Взяв себя в руки, она села за руль и распаковала подарок. Если предыдущие фигурки стоили баксов десять – пятнадцать каждая, а некоторые – вообще не больше трех, то цена последней жабы, сделанной из тончайшего фарфора, составляла определенно не меньше пятидесяти долларов. Однако в данный момент Лору интересовала не жаба, а упаковочная коробочка с названием магазина подарков – «Коллекционные изделия», – расположенного в торговом центре «Саут-Коаст плаза».

Лора отправилась прямиком в торговый центр и, приехав за пятнадцать минут до открытия магазина подарков, присела на скамеечку на набережной, чтобы, как только откроются двери, первой войти внутрь. Хозяйкой магазинчика была миниатюрная седовласая женщина, которую звали Евгения Фарвор.

– Да, мы торгуем подобным товаром, – выслушав краткое объяснение Лоры и внимательно рассмотрев фарфоровую жабу, ответила миссис Фарвор. – И я как раз вчера продала именно эту фигурку молодому человеку.

– А вам известна его фамилия?

– К сожалению, нет.

– А как он выглядел?

– Я хорошо его запомнила. Приметный молодой человек. Очень высокий. Примерно шесть футов пять дюймов. Очень широкоплечий. Отлично одет. Серый костюм в полоску, галстук в синюю и серую полоску. Если честно, я похвалила костюм. В ответ молодой человек сказал, что ему крайне сложно найти нужный размер одежды.

– Он заплатил налом?

– Погодите-ка… Нет, кажется, кредитной картой.

– А у вас остался слип-чек?

– О да, конечно. Мы собираем чеки за день или два, а потом сдаем их в банк. – Миссис Фарвор повела Лору мимо стеклянных витрин, уставленных хрусталем «Лалик» и «Уотерфорд», фарфоровыми тарелками «Веджвуд», статуэтками «Хаммел» и другими дорогостоящими интерьерными вещицами, в тесный кабинет в задней части магазина, но неожиданно остановилась, усомнившись в своем праве раскрывать личность покупателя. – Если его намерения благородны, если он просто ваш поклонник – и, честно говоря, мне он показался вполне безобидным, – тогда я испорчу всю интригу. Он явно собирается открыться вам, следуя собственному плану.

Лора приложила максимум усилий, чтобы очаровать хозяйку магазина, завоевав ее симпатию. Хотя излагать свои эмоции на бумаге Лоре всегда было гораздо легче, чем их озвучивать, она постаралась говорить с непривычным для себя красноречием и в высшей степени проникновенно. Она даже вполне искренне пустила слезу, удивившись при этом даже больше, чем Евгения Фарвор.

По слип-чеку «Мастеркард» Лоре удалось узнать фамилию молодого человека – Дэниел Пакард – и номер его телефона. После чего она отправилась к ближайшему телефону-автомату в торговом центре и нашла в телефонном справочнике его адрес. В справочнике были два Дэниела Пакарда, и тот, чей номер телефона значился в слип-чеке, жил в Тастине, на Ньюпорт-авеню.

Когда она возвращалась на парковку торгового центра, стал накрапывать холодный дождь. Пришлось поднять воротник пальто, так как ни шляпы, ни зонтика у нее не было. До автомобиля Лора добралась продрогшая, с мокрой головой и всю дорогу от Коста-Месы до Северного Тастина дрожала как осиновый лист.

По ее расчетам, Пакард должен был быть дома. Если он учился в колледже, то по субботам занятий не было, а если работал в офисе с девяти до пяти, то, скорее всего, не сегодня. Более того, погодные условия наверняка заставили местных любителей прогулок на свежем воздухе внести коррективы в планы на отдых.

Его квартира находилась в жилом комплексе из восьми двухэтажных домов в испанском стиле в парковой зоне. В поисках нужной квартиры Лора несколько минут блуждала по извилистым дорожкам между домами под струйками дождя, стекающими с листьев пальм и коралловых деревьев. К тому времени, как она нашла нужный номер – на первом этаже в торце самого дальнего от улицы здания, – Лора успела окончательно промокнуть и еще сильнее замерзнуть, что несколько притупило страх, но зато распалило гнев. И она без колебаний нажала на кнопку звонка.

Хозяин квартиры, похоже, не удосужился посмотреть в глазок, так как явно опешил, открыв дверь и увидев Лору. Он оказался лет на пять старше ее и действительно очень крупным: ростом не меньше шести футов пяти дюймов, весом – двести сорок фунтов, очень мускулистым. На нем были джинсы и бледно-голубая футболка в жирных пятнах, заляпанная какой-то маслянистой жидкостью. Хорошо развитые руки выглядели устрашающе. Подбородок покрыт отросшей щетиной, лицо измазано жиром, ладони черные.

Лора, стараясь держаться на безопасном расстоянии, односложно спросила:

– Почему?

– Потому что… – Он неловко переминался с ноги на ногу, его крупная фигура с трудом помещалась в дверном проеме. – Потому что.

– Я жду ответа.

Парень погладил жирной рукой короткий ежик волос и, не замечая нанесенного урона, смущенно перевел взгляд на мокрый от дождя двор.