Текст книги "Молния"

С наступлением ночи парк приобрел еще более волшебный вид, и они трижды объехали на колесном пароходе Марка Твена вокруг острова Тома Сойера. Нежно обнявшись, они стояли у леера верхней палубы на носу.

– А знаешь, почему мы так любим это место? – спросил Дэнни. – Потому что этот маленький мир пока еще не испорчен окружающим его большим миром. Совсем как наше супружество.

Позднее, когда они уже сидели за столиком под украшенными рождественскими огнями деревьями в Павильоне гвоздик, Лора сказала, склонившись над вазочкой с клубничным мороженым:

– Пятнадцать тысяч баксов за работу, на которую ушел целый год, вряд ли можно назвать состоянием.

– Но это и не нищенская оплата труда. – Дэнни, отодвинув обе вазочки с мороженым, наклонился вперед и взял Лору за руки. – Деньги рано или поздно появятся, потому что ты невероятно талантлива, но деньги сейчас для меня не главное. Самое главное то, что у тебя есть нечто особенное, чем ты можешь поделиться с другими. Нет. Я не совсем точно выразился. У тебя не только есть нечто особенное, ты и сама особенная. Я чувствую, хотя мне и трудно выразить это словами, что ты способна поделиться с людьми радостью и надеждой, как делишься ими со мной.

Сморгнув непрошеные слезы, Лора сказала:

– Я тебя люблю.

«Иерихонские ночи» вышли в свет десять месяцев спустя, в мае 1979 года. Дэнни настоял на том, чтобы она публиковалась под девичьей фамилией, так как знал, что Лора стойко перенесла тяжелые годы в приютах Макилрой и Касвелл-Холл отчасти благодаря желанию добиться успеха в память об отце и, возможно, о матери, которой никогда не знала. Книга продавалась плохо, не имела успеха у книжных клубов, и издательство «Викинг» за скромный аванс переуступило права на нее издателю, специализирующемуся на книгах в мягкой обложке.

– Не переживай, – сказал Дэнни. – Твое время еще придет. Всему свой черед. Потому что ты – это ты.

К этому моменту Лора уже вовсю трудилась над вторым романом «Седрах». Работая по десять часов в день, шесть дней в неделю, она закончила роман в июле.

В пятницу она отправила экземпляр книги Спенсеру Кину в Нью-Йорк, а рукопись отдала Дэнни, который стал первым ее читателем. Он пораньше ушел с работы и приступил к чтению романа в час дня пятницы в кресле в гостиной, затем перебрался в спальню, поспал четыре часа и к десяти часам утра субботы снова устроился в кресле, одолев две трети книги. Но не стал ничего обсуждать с Лорой, сказав только:

– Нет, поговорим, когда я закончу. Будет нечестно, если ты начнешь реагировать на мои слова, пока я не получу полного представления о твоей задумке, это будет нечестно и по отношению ко мне тоже, потому что при обсуждении ты волей-неволей расскажешь мне о некоторых поворотах сюжета.

Лора периодически поглядывала на мужа – посмотреть, хмурится ли он, улыбается ли и реагирует ли каким-то образом на повествование, а когда он действительно реагировал, переживала, что реакция неадекватна отрывку, который он в данный момент читал. К половине одиннадцатого Лора, которая уже была не в силах оставаться дома, поехала на машине в торговый центр «Саут-Коаст плаза» побродить по книжным лавкам. Там она перекусила, хотя и не была голодна, после чего отправилась в «Вестминстер-молл» поглазеть на витрины и, съев замороженный йогурт, завернула в «Ориндж-молл», где походила по магазинам и купила сливочную помадку, незаметно умяв половину.

Припарковавшись на стоянке своего многоквартирного дома, Лора обнаружила, что автомобиля Дэнни нет на месте. Войдя в квартиру, он позвала мужа, но ответа не получила.

Рукопись нового романа «Седрах» лежала на столе.

Лора поискала записку. Записки не было.

– Боже мой! – ахнула Лора.

Значит, роман плохой. Никуда не годится. Полный отстой. Дерьмовый. Бедняге Дэнни пришлось пойти глотнуть пива и набраться мужества, чтобы сказать жене, что ей нужно срочно учиться на сантехника и, пока еще не поздно, начинать новую карьеру.

Лора чувствовала, что ее вот-вот вырвет. Она поспешила в ванную, но тошнота прошла. И Лора просто умылась холодной водой.

Да, ее роман дерьмовый.

Ну ладно, нужно просто научиться с этим жить. А ей почему-то казалось, что роман хороший, намного лучше «Иерихонских ночей». Похоже, она глубоко заблуждалась. А значит, напишет новую книгу.

Лора прошла на кухню и открыла пиво. Но не успела сделать и двух глотков, как в дом вошел Дэнни. В руках он держал, словно баскетбольный мяч, большую коробку в подарочной упаковке. Положив коробку на обеденный стол возле рукописи, Дэнни торжественно произнес:

– Это тебе.

Но Лора даже не посмотрела на подношение.

– Скажи мне.

– Сперва открой мой подарок.

– Боже мой, неужели все настолько плохо?! Неужели все так плохо, что ты решил умаслить меня подарком? Скажи мне. Я выдержу удар. Погоди! Давай-ка я лучше присяду. – Лора опустилась на стул. – А теперь бей – не жалей, здоровяк. Я переживу.

– Лора, ты слишком увлекаешься драматическими эффектами.

– Ты о чем? Хочешь сказать, что книга слишком мелодраматичная?

– Не книга. А ты. По крайней мере, в данный момент. Ради всего святого, кончай строить из себя непризнанного молодого гения и открой подарок!

– Хорошо-хорошо, если мне нужно открыть чертов подарок, чтобы ты начал говорить, то я, так и быть, его открою.

Лора положила коробку на колени – она оказалась тяжелой – и потянула за ленточку. Тем временем Дэнни, сев напротив жены, стал пристально за ней наблюдать.

Несмотря на шикарную коробку из дорогого магазина, Лора оказалась явно не готова увидеть внутри большую роскошную вазу «Лалик». Ваза была абсолютно прозрачной, с ручками из зеленого хрусталя, наполовину прозрачного, наполовину матового, каждая в виде двух скачущих жаб, которых в итоге получилось четыре.

У Лоры от удивления глаза полезли на лоб.

– Дэнни, в жизни не видела ничего подобного. Это самая красивая вещь на свете.

– Значит, тебе понравилось?

– Боже правый, сколько заплатил?!

– Три тысячи.

– Дэнни, мы не можем себе этого позволить!

– О нет, еще как можем!

– Нет, не можем. Честное слово, не можем. Только потому, что я написала паршивую книгу и тебе захотелось меня утешить…

– Твоя книга не паршивая. Твоя книга заслуживает очередной жабы. Четырех жаб по шкале от одной до четырех, где четыре – это высший балл. Мы можем позволить себе эту вазу исключительно потому, что ты написала «Седрах». Лора, твоя книга прекрасна, гораздо лучше, чем предыдущая, и она прекрасна, так как в ней вся ты. Да, в ней вся ты, и она буквально пронизана светом.

Лора в порыве восторга бросилась обнимать мужа, едва не уронив вазу за три тысячи долларов.

6

Теперь шоссе было покрыто слоем свежевыпавшего снега. Но благодаря полному приводу и цепям на шинах джипа Штефану, несмотря на погодные условия, удалось развить вполне приличную скорость.

Чего тем не менее было явно недостаточно.

По оценкам Штефана, гостиница, с парковки которой он угнал джип, находилась на расстоянии примерно одиннадцати миль от дома Пакардов, расположенного возле трассы 330, в нескольких милях от Биг-Бэра. Горные дороги были узкими, извилистыми, с резкими подъемами и спусками, снежная мгла значительно ухудшала видимость, поэтому приходилось сбрасывать скорость до сорока миль в час. Штефан не имел права брать на себя смелость ехать быстрее или более рискованно, потому что вряд ли сумеет помочь Лоре, Дэнни или Крису, если потеряет управление и слетит в обрыв, где его ждет неминуемая гибель. Однако при такой скорости он прибудет на место только через десять минут после их отъезда.

Изначально Штефан собирался задержать семью Лоры дома до тех пор, пока опасность не минует. Но сейчас этот план явно не работал. Снежная буря, казалось, пригнула январское небо к земле, и теперь оно нависало прямо над плотными рядами мощных хвойников по обе стороны от шоссе. Ветер раскачивал кроны деревьев и молотил по крыше автомобиля. Снег налипал на дворники, превращаясь в лед, и Штефан включил обогрев стекол и сгорбился над рулем, вглядываясь в просветы на замерзшем стекле.

В очередной раз посмотрев на часы, он обнаружил, что у него оставалось меньше пятнадцати минут. Сейчас Лора, Дэнни и Крис наверняка садятся в свой «шевроле-блейзер». А возможно, уже выезжают с подъездной дорожки.

Итак, придется перехватить их на трассе, за несколько секунд до неминуемой гибели.

Штефан попытался выжать из джипа максимальную скорость, позволяющую вписаться в поворот, чтобы не рухнуть в пропасть.

7

Через пять недель после того дня, как Дэнни подарил Лоре вазу «Лалик», 15 августа 1979 года в двенадцать часов дня, когда Лора в кухне подогревала на ланч консервированный куриный суп, ей позвонил Спенсер Кин, ее литературный агент в Нью-Йорке. Издательству «Викинг» понравился «Седрах», и они предлагали сто тысяч.

– Долларов? – переспросила Лора.

– Конечно долларов, – ответил Спенсер. – Уж точно не русских рублей. На них ты вообще ничего не купишь. Ну разве что шляпку.

– Господи! – У Лоры внезапно подкосились ноги, и ей пришлось прислониться к кухонному прилавку.

– Лора, дорогая моя, тебе, конечно, виднее, но если они не захотят, чтобы сто штук стали пороговой ставкой на торгах за права на книгу, то советую тебе отказаться от их предложения.

– Отказаться от ста тысяч долларов?! – Лора не верила своим ушам.

– Я хочу отправить роман в шесть – восемь издательств, назначить дату торгов и посмотреть, что из этого получится. Впрочем, полагаю, я знаю, что получится. Полагаю, им всем книга понравится так же, как и мне. Хотя, с другой стороны… быть может, и нет. Решение непростое, и тебе следует хорошенько все обдумать, прежде чем давать окончательный ответ.

Едва Спенсер, попрощавшись, повесил трубку, Лора сразу же позвонила Дэнни на работу, чтобы рассказать о полученном предложении.

– Если они не захотят сделать эту сумму пороговой ставкой, отказывайся.

– Но, Дэнни, разве мы можем себе это позволить? Я хочу сказать, моей машине одиннадцать лет и она разваливается прямо на ходу. А твоей почти четыре года…

– А что я тебе говорил про эту книгу? Разве я не сказал, что в ней вся ты, она отражение твоей души?

– Ты, конечно, очень милый, но…

– Лора, прекрати! И послушай меня. По-твоему, отказаться от ста штук равносильно тому, чтобы плюнуть в лицо богам удачи и вызвать ту самую молнию, о которой ты говорила. Но ты заслужила компенсацию, и на этот раз судьба тебя ее не лишит.

Лора позвонила Спенсеру Кину и сказала о своем решении.

Взволнованная, взвинченная, уже успевшая попрощаться со ста тысячами долларов, она вернулась в кабинет, села за пишущую машинку и принялась за неоконченный короткий рассказ, но, неожиданно почувствовав запах куриного супа, вспомнила, что оставила его на плите. Лора поспешила на кухню, где обнаружила, что почти весь суп выкипел, а пригоревшая лапша прилипла ко дну кастрюли.

В четырнадцать десять – в семнадцать десять по нью-йоркскому времени – Спенсер позвонил снова и сообщил, что издательство «Викинг» согласилось сделать сто тысяч долларов пороговой ставкой.

– Итак, меньшее, что ты можешь получить за «Седрах», – сто штук. Думаю, я назначу торги на двадцать шестое сентября. Лора, это будет великий день. Я чувствую.

Остаток дня Лора всячески пыталась поднять себе настроение, но так и не смогла избавиться от волнения. Новый роман «Седрах» уже стал большим успехом, независимо от того, что произойдет на торгах. Для беспокойства не было абсолютно никаких причин, однако волнение продолжало держать Лору мертвой хваткой.

Вечером Дэнни вернулся с работы с бутылкой шампанского, букетом роз и коробкой бельгийских шоколадных конфет. Сидя на диване, они потягивали шампанское, грызли шоколад и говорили о своем блестящем будущем, однако Лора не могла избавиться от сосущего чувства под ложечкой.

В конце концов она заявила мужу:

– Я не хочу ни шампанского, ни шоколада, ни роз, ни даже ста тысяч долларов. Я хочу тебя. Отнеси меня в постель.

Они долго занимались любовью. За окнами угасло позднее летнее солнце, и не успели Лора с Дэнни в сладкой истоме неохотно разомкнуть объятия, как на дом внезапно накатилась ночь. Лежа в темноте возле Лоры, Дэнни нежно целовал ее грудь, шею, глаза и губы. Лора поняла, что волнение наконец улеглось. Причем преодолеть страх ей помог отнюдь не выход сексуальной энергии. Нет, настоящим лекарством стали духовная близость, полное растворение в другом человеке, ощущение разделенных надежд, помыслов и общей судьбы. Грандиозное, чудесное чувство семьи, возникавшее рядом с Дэнни, было тем самым волшебным талисманом, ограждавшим ее от безжалостных ударов судьбы.

В среду, 26 сентября Дэнни взял на работе выходной, чтобы, когда придут новости из Нью-Йорка, быть рядом с Лорой.

В семь тридцать утра – в половине одиннадцатого по нью-йоркскому времени – позвонил Спенсер Кин. Он сообщил, что «Рэндом хаус» сделал первое предложение, превысившее пороговую ставку:

– Сто двадцать пять тысяч долларов, и торги продолжаются.

Два часа спустя Спенсер позвонил снова:

– Все ушли на ланч, так что пока все тихо. Но прямо сейчас мы поднялись до трехсот пятидесяти тысяч, причем шесть издательств по-прежнему участвуют в торгах.

– Триста пятьдесят тысяч? – переспросила Лора.

Дэнни, мывший на кухне посуду, уронил тарелку.

Когда Лора повесила трубку и посмотрела на мужа, тот с ухмылкой сказал:

– Если не ошибаюсь, ты боялась, что книга окажется полным дерьмом, так?

Через четыре с половиной часа, когда они сидели за столом в гостиной, делая вид, будто сосредоточились на игре в джин-рамми, демонстрируя при этом абсолютную неспособность вести сколько-нибудь точные подсчеты, Спенсер Кин позвонил снова. Дэнни проследовал за женой на кухню, чтобы услышать хоть часть разговора.

– Дорогая, ты сидишь? – спросил Спенсер.

– Спенсер, я ко всему готова. И мне не нужен стул. Скажи мне.

– Торги закончились. «Саймон энд Шустер». Один миллион двести двадцать пять тысяч долларов.

Ослабевшая от потрясения, Лора дрожащим голосом еще минут десять проговорила со Спенсером, а когда положила трубку, то поняла: после того как Спенсер назвал ей окончательную сумму, она не запомнила ни слова из их разговора. Дэнни вопросительно смотрел на жену, и, сообразив, что он не в курсе произошедшего, Лора назвала покупателя и сумму гонорара.

Секунду они просто молча глядели друг на друга, а потом Лора сказала:

– Думаю, теперь мы можем позволить себе завести ребенка.

8

Штефан въехал на склон и вгляделся в участок заметенной снегом дороги длиной в полмили, на котором все и должно было случиться. Слева идущая на юг полоса была ограничена поросшим деревьями крутым горным склоном, а справа – идущая на север полоса имела обочину шириной четыре фута, которая кончалась отвесным обрывом. И никаких защитных ограждений, предупреждающих путешественников о смертельной опасности.

У подножия горы шоссе сворачивало налево, исчезая из виду. Двухполосное шоссе между поворотом у самого подножия хребта и его вершиной, куда только что добрался Штефан, было пустынным.

Если его часы показывали точное время, Лора должна была умереть через минуту. Максимум через две.

Неожиданно Штефан понял, что ему не стоило пытаться попасть к Пакардам, тем более учитывая столь драматическое отставание от графика. Ему следовало отказаться от идеи остановить Пакардов и попытаться обнаружить и остановить грузовик Робертсона еще по дороге на Эрроухед. Что вполне могло бы сработать.

Но все, поезд ушел.

У Штефана не было времени возвращаться назад, но он также не мог рисковать и ехать дальше на север навстречу Пакардам, поскольку точно не знал, когда именно должны умереть Пакарды, по крайней мере с точностью до секунды, но катастрофа стремительно надвигалась. Если он попытается проехать хотя бы еще полмили, чтобы попробовать остановить Пакардов до смертельного участка трассы, то велика вероятность разминуться с ними после спуска на повороте у подножия горы, и тогда ему не удастся развернуться и перехватить их автомобиль до лобового столкновения с грузовиком Робертсона.

Штефан притормозил и осторожно свернул на встречную полосу, остановившись на широкой обочине на середине склона совсем близко к обрыву, тем самым лишив себя возможности выйти через водительскую дверь. С неистово бьющимся сердцем он припарковал джип, поставил его на ручной тормоз, заглушил мотор и, проскользнув по сиденью, вышел наружу через правую дверь.

Колючий ледяной воздух со снегом обжигал лицо, ветер на склонах гор свистел и завывал на разные голоса, словно три сестры, богини судьбы Мойры из греческой мифологии смеялись над отчаянной попыткой Штефана помешать тому, что предопределено.

9

Получив предложения редактора, Лора внесла незначительные исправления в роман «Седрах». Таким образом, окончательный вариант книги был готов в середине декабря 1979 года, и издательство «Саймон энд Шустер» включило ее в план сентября 1980 года.

Для Лоры с Дэнни год выдался настолько напряженным, что некоторые важные события, например кризис с заложниками в Иране и президентская предвыборная кампания, прошли мимо них, так же как и бесчисленные пожары, авиакатастрофы, загрязнения токсичными веществами, массовые убийства, наводнения, землетрясения и другие бедствия, о которых говорилось в новостях. В тот год Лора забеременела. В тот год они с Дэнни купили свой первый дом: расположенный в Ориндж-Парк-Эйкерсе дом в испанском стиле с четырьмя спальнями, двумя ванными комнатами и еще одним туалетом, после чего сразу переехали туда из квартиры в Тастине. Лора принялась за третий роман – «Золотой клинок». Когда в один прекрасный день Дэнни поинтересовался, как идут дела, она ответила: «Дерьмово», на что он обрадованно сказал: «Здорово!» Первого сентября Лора получила от «Метро-Голдвин-Майер» внушительный чек за права на экранизацию «Седраха», и Дэнни оставил работу на бирже, занявшись исключительно управлением финансами жены. В воскресенье, 12 сентября, через три недели после поступления в книжные магазины, «Седрах» занял двенадцатое место в списке бестселлеров, публикуемом «Нью-Йорк таймс». Ну а 5 октября 1980 года, когда Лора родила Кристофера Робина Пакарда, был выпущен третий тираж «Седраха», который укрепился уже на восьмом месте в списке бестселлеров «Таймс» и получил, по словам Спенсера Кина, ошеломительно хорошую рецензию на пятой полосе книжного обозрения того же издания.

Малыш появился на свет в 14:23 при обильном кровотечении, несколько более сильном, чем то, что сопровождает появление детей из внутриутробного мрака. Лоре, измученной болью и кровопотерей, в течение дня пришлось перелить три пинты крови. Ночь, вопреки ожиданиям, прошла относительно спокойно, и утром она проснулась больной и совсем обессилевшей, но вне опасности.

На следующий день молодую мать и новорожденного навестила в приемные часы Тельма Акерсон. Она по-прежнему одевалась как панк и явно шла впереди своего времени: волосы слева были длинными, с белой прядью, как у невесты Франкенштейна, а справа – короткими, но однотонными. Тельма вихрем ворвалась в отдельную палату Лоры, с порога направившись прямо к Дэнни, крепко обняла его со словами:

– Боже, какой ты огромный! Ты точно мутант. Признайся, Пакард, твоя мать, может, и родилась человеком, но отец наверняка был гризли. – Тельма подошла к кровати, где, откинувшись на подушки, лежала Лора, и поцеловала ее сперва в лоб, а затем в щеку. – По дороге сюда я уже успела заглянуть в отделение для новорожденных, чтобы посмотреть на Кристофера Робина через стекло. Он прелесть. Правда, боюсь, тебе понадобятся все твои миллионы от продажи книг, подруга, так как малыш явно пошел в папашу, а значит, на еду у тебя будет уходить не меньше тридцати штук в месяц. И пока твой сынишка будет жить дома, он успеет вас объесть.

– Тельма, я рада, что ты пришла, – сказала Лора.

– Разве я могла такое пропустить?! Возможно, если бы я выступала в каком-нибудь клубе, в котором заправляет мафия, где-нибудь в Бейонне, Нью-Джерси, и мне пришлось бы отменить половину свиданий, чтобы прилететь сюда, тогда бы я, наверное, не приехала. Если ты нарушаешь условия контракта с мафией, эти парни отрезают тебе большие пальцы, чтобы использовать их вместо ректальных свечей. Но я была к западу от Миссисипи, когда прошлой ночью получила известие о рождении малыша, и меня могли остановить только атомная война или свидание с Полом Маккартни.

Два года назад Тельме все-таки дали выступить на сцене «Импрув», и она имела грандиозный успех. Тельма обзавелась агентом и теперь получала приглашения на платные выступления сперва в задрипанных третьеразрядных, а затем и во второразрядных клубах по всей стране. Лора с Дэнни уже дважды ездили в Лос-Анджелес на ее выступления, и это было безумно смешно. Тельма сама писала тексты и произносила их в комической манере, которой обладала еще с детства, а с годами довела до совершенства. Однако в ее выступлениях имелся один необычный момент, который мог или сделать Тельму национальной знаменитостью, или обречь на полное забвение: ее шутки были пронизаны печалью, в них чувствовался весь трагизм этой удивительной и временами очень смешной жизни. В сущности, выступления Тельмы по тональности совпадали с книгами Лоры, но то, что нравилось читателям романов, вряд ли подходило публике, заплатившей за то, чтобы от души посмеяться.

Тельма перегнулась через бортик кровати, пристально посмотрев на Лору:

– Эй, у тебя что-то бледный вид. И круги под глазами…

– Тельма, дорогая, не хочется разбивать твои иллюзии, но детей приносит вовсе не аист. Мать должна вытолкнуть из утробы ребенка, а это весьма узкое место.

Тельма пристально уставилась на подругу, затем подозрительно посмотрела на Дэнни, который подошел к Лоре с другой стороны, чтобы взять за руку:

– Что происходит?

Лора вздохнула, поморщившись от боли, и повернулась к Дэнни:

– Вот видишь? Я ведь говорила, что у нее нюх, как у ищейки.

– Беременность была слишком тяжелой, да? – спросила Тельма.

– Нет, беременность была довольно легкой, – ответила Лора. – Тяжелыми оказались роды.

– Шейн, только не говори, что ты едва не умерла… или что-то вроде того.

– Нет-нет, – произнесла Лора, и Дэнни снова сжал ее руку. – Нет, ничего драматического. Мы с самого начала знали, что будет нелегко, но нам удалось найти лучшего доктора, и я постоянно была под его наблюдением… Просто… я больше не смогу иметь детей. Кристофер останется нашим единственным ребенком.

Тельма посмотрела на Дэнни, на Лору, после чего едва слышно проронила:

– Мне очень жаль.

– Все в порядке. – Лора вымученно улыбнулась. – У нас есть маленький Крис, и он прелестный.

Наступило неловкое молчание, которое нарушил Дэнни:

– Я еще не завтракал и теперь умираю от голода. Пожалуй, спущусь на полчасика в кафе.

– Он ведь не хочет есть, да? – спросила Тельма, когда Дэнни ушел. – Но понимает, что нам, девочкам, иногда нужно посекретничать.

– Он чудесный человек, – улыбнулась Лора.

– А что, если я запрыгну к тебе и посижу рядом? – Тельма откинула бортик кровати. – Шейн, я там у тебя внутри ничего не встряхну? Ты, грешным делом, не зальешь меня кровью?

– Постараюсь.

Тельма забралась на высокую больничную кровать, сжав в ладонях руку подруги:

– Послушай, я прочла «Седрах». Чертовски хорошо написано! Именно то, что пытаются сделать все писатели, но у них редко получается.

– Ты очень милая.

– Я несгибаемая, циничная, упрямая, шальная девчонка. Послушай, я серьезно насчет книги. Она великолепна. И я узнала Корову Боумен, а еще Тэмми. А еще Буна, детского психолога. Имена, конечно, другие, но я их узнала. Шейн, ты здорово ухватила их характеры. Господи, временами на меня накатывали воспоминания, прямо мороз по коже, мне даже приходилось откладывать книгу и выходить на солнышко. Ну а временами я хохотала как сумасшедшая.

У Лоры болело буквально все тело – все мышцы, все суставы. И не было сил приподняться, чтобы обнять подругу, а потому она просто сказала:

– Тельма, я люблю тебя.

– И конечно, Угря там не было.

– Я оставила его для другой книги.

– И меня тоже, черт побери! Меня не было в книге, хотя я самый яркий персонаж из всех тебе известных!

– Я оставила тебя для книги, где ты станешь главной героиней.

– Ты серьезно?

– Да. Правда, не той книги, над которой я сейчас работаю, но следующей.

– Послушай, Шейн, ты должна сделать из меня роскошную красотку, а иначе я тебя засужу. Тебе понятно?

– Понятно.

– А ты… – начала Тельма и задумчиво прикусила губу.

– Да, я вставлю и Рути в свой роман.

Они замолчали, продолжая держаться за руки.

У Лоры на глаза навернулись непрошеные слезы, но и Тельма как-то подозрительно захлюпала носом.

– Не надо. А не то размажешь весь свой панковский макияж.

Тельма подняла вверх ногу:

– А как тебе мои клевые сапоги? Черная кожа, острые носы, каблуки в заклепках. Я похожа на доминатрикс?

– Когда ты вошла в палату, у меня сразу возник вопрос: скольких мужчин ты успела отстегать хлыстом за последнее время?

Тельма вздохнула и громко высморкалась:

– Шейн, слушай сюда. И слушай внимательно. Возможно, ты даже не представляешь, насколько бесценен твой талант. Ты способна запечатлеть жизнь людей, и даже когда этих людей уже нет на свете, они остаются на страницах твоих романов, они там живут. Ты умеешь удивительно тонко передавать чувства, и любой, кто прочтет «Седрах», это поймет. Твои книги берут за душу, они напоминают нам, каково это – быть человеком в мире, зацикленном на забвении. Это талант, который большинству людей и не снился, и ради этого ты должна жить. Ну… я знаю, как сильно тебе хотелось иметь семью… троих или четверых ребятишек… ты сама говорила. Поэтому хорошо понимаю, как тебе больно. Но ведь у тебя есть Дэнни, и Кристофер, и твой невероятный талант, а это уже немало.

– Иногда… Иногда мне так страшно, – дрожащим голосом призналась Лора.

– Детка, чего ты боишься?

– Я хотела большую семью, потому что… тогда меньше вероятность всех потерять.

– С чего ты взяла, что можешь всех потерять?

– Но у меня только Дэнни и малютка Крис… только двое… и что угодно может случиться.

– Ничего не случится.

– И тогда я останусь одна.

– Ничего не случится, – повторила Тельма.

– Всегда что-то может случиться. Ведь это жизнь.

Тельма растянулась на кровати рядом с Лорой, положив голову ей на плечо:

– Когда ты сказала, что роды были тяжелыми… да и вид у тебя был такой бледный, что краше в гроб кладут, я испугалась. Конечно, у меня есть друзья в Лос-Анджелесе, но все они из шоу-бизнеса. Ты мой единственный близкий человек, хотя мы встречаемся не так уж часто, и мысль о том, что ты едва не…

– Но я же не умерла.

– Но вполне могла, – горько рассмеялась Тельма. – Черт, Шейн, если ты сирота, то это уже навсегда!

Обняв подругу, Лора погладила ее по голове.

Вскоре после рождения Криса Лора завершила работу над «Золотым клинком». Десять месяцев спустя роман был опубликован, а когда Крису исполнилось два года, впервые в писательской карьере Лоры стал номером один в списке бестселлеров «Таймс».

Дэнни так осторожно и умело распоряжался доходами Лоры, что через несколько лет, несмотря на грабительские налоги, Пакарды стали не только богатыми – по всем стандартам они уже были вполне состоятельной парой, – а очень богатыми людьми. Лора не знала, что и думать по этому поводу. Она никогда не рассчитывала разбогатеть. Раздумывая над своими завидными жизненными обстоятельствами, она понимала, что, по идее, должна была испытывать волнение, а учитывая царящую кругом нищету, мучиться угрызениями совести, но, так или иначе, деньги ее мало волновали. Деньги обеспечивали уверенность в завтрашнем дне, что было приятно. Однако Пакарды пока не планировали переезжать из своего удобного дома с четырьмя спальнями, хотя вполне могли позволить себе купить целое поместье. Да, у них были деньги – ну и что с того? Лора на эту тему особо не заморачивалась. Не в деньгах счастье. Счастье – это Дэнни, Крис и в меньшей степени ее книги.

После появления в доме малыша у Лоры больше не было ни возможности, ни желания работать над текстами по шестьдесят часов в неделю. Крис говорил, ходил, играл, не проявляя при этом ни малейших признаков резкой смены настроения или бессмысленного упрямства, которые, если верить книгам по воспитанию детей, считаются нормой для малышей от двух до трех лет. Находиться рядом с этим умненьким и любознательным ребенком было одно удовольствие. Поэтому Лора проводила много времени с сыном, не рискуя его испортить.

«Несравненные сестры-близнецы Эпплби», четвертый роман Лоры, увидел свет только в октябре 1984 года, через два года после «Золотого клинка», но интерес публики отнюдь не угас, как это бывает, если писатель не выдает по книге в год. Предварительные продажи даже увеличились.

Первого октября Лора, Дэнни и Крис, сидя на диване в гостиной, смотрели по видео старые мультики «Хитрый койот и Дорожный бегун» – «Ух! Ух!» – вскрикивал Крис всякий раз, как Дорожный бегун срывался с места, – и ели попкорн, когда из Чикаго позвонила, заливаясь слезами, Тельма. Лора ответила на звонок Тельмы из кухни, но по телику в смежной комнате попавший в засаду койот попытался взорвать своих обидчиков, а вместо этого взорвался сам, поэтому Лора сказала:

– Дэнни, я, пожалуй, возьму трубку в кабинете.

За те четыре года, что прошли после рождения Криса, карьера Тельмы резко пошла в гору. Тельму даже приглашали выступать в некоторых казино в Лас-Вегасе. («Послушай, Шейн, я, наверное, реально хороша, потому что официантки там были практически голыми, и сиськи, и попки, и прочие дела, но мужская половина зрителей все-таки иногда посматривали на меня, а не на них. Хотя, с другой стороны, может, я просто импонирую педикам».) А в прошлом году она выступила на сцене отеля «Эм-Джи-Эм гранд» перед концертом Дина Мартина и даже четыре раза появлялась в телепрограмме Джонни Карсона «Сегодня вечером». Шла речь о ее участии в фильме или в телесериале, и, таким образом, Тельма была решительно нацелена на то, чтобы попасть в мир звезд в качестве комедийной актрисы.

Возможно, слишком длинная полоса удач в их жизни настораживала Лору, и теперь она запаниковала, услышав, что Тельма плачет. Лора уже давно ждала, когда небо внезапно обрушится на голову, застав Цыпленка Цыпу врасплох. Опустившись в кресло за письменным столом в кабинете, Лора схватила телефонную трубку:

– Тельма? В чем дело? Что случилось?

– Я только что прочла… твою новую книгу.

Лора решительно не могла понять, что именно в романе «Несравненные сестры-близнецы Эпплби» могло настолько потрясти Тельму, а потому невольно задалась вопросом, не обидело ли подругу описание характеров Кэрри и Сандры Эпплби. И хотя основные события романа ни в коем случае не отражали историю жизни Рути и Тельмы, прообразом сестер Эпплби, несомненно, стали близняшки Акерсон. Однако Лора с такой любовью и добрым юмором описала характеры главных героинь, что Тельме буквально не на что было обижаться. Именно это Лора и попыталась объяснить подруге.