Текст книги "Молния"

В комнате воцарилось тяжелое молчание. Лора замерла, представив себе этот ад на земле. Даже на Криса подействовала нарисованная Штефаном картина измененного мира, ведь Крис, как истинное дитя восьмидесятых, был воспитан на фильмах, где главными злодеями были или прожорливые пришельцы, или нацисты. Свастика, эмблема СС «Мертвая голова», черная форма эсэсовцев, безумный фанатик с маленькими усиками – все это, будучи частью привычной мифологии, созданной средствами массовой информации, особенно пугало мальчика. А Лора отлично знала, что для ребенка исторические личности и события, отнесенные к категории мифов, даже более реальны, чем хлеб, который он ел.

– Итак, – продолжил Штефан, – в нашем институте мы имели возможность путешествовать лишь в будущее, что, впрочем, имело свои преимущества. Мы могли перенестись на несколько десятилетий вперед, чтобы узнать, пережила ли Германия черные дни и сумела ли обратить ход истории вспять. Оказалось, что чуда не случилось и Третий рейх потерпел поражение. Но почему бы не обратить ход истории вспять, воспользовавшись достижениями из будущего? Гитлер наверняка имел возможность спасти Рейх даже в конце сорок четвертого. Ведь мы могли доставить из будущего вещи, способные помочь нам выиграть войну…

– Например, атомную бомбу! – ахнул Крис.

– Или основные принципы ее устройства, – добавил Штефан. – Ведь к этому времени в Третьем рейхе уже была своя программа ядерных исследований, и если бы им удалось чуть раньше совершить прорыв, расщепив атом, то…

– Они бы выиграли войну, – закончил Крис.

Штефан попросил воды и выпил сразу полстакана, держа его в здоровой руке, которая так сильно тряслась, что вода пролилась на постель. Потом Штефан заговорил снова, с трудом преодолевая дрожь в голосе:

– Поскольку в ходе перемещения путешественник существует вне времени, он может перемещаться не только во временном континууме, но и в географическом пространстве. Представьте, что он неподвижно висит в атмосфере, а под ним вращается земной шар. Конечно, на самом деле все обстоит по-другому, но так легче понять общую картину, чем представлять, как он парит в другом измерении. Итак, пока он висит над земным шаром, тот продолжает вращаться, и если путешествие в будущее рассчитано правильно, то путешественник может оказаться в конкретное время в Берлине, в том самом городе, который он оставил много лет назад. Но если он захочет увеличить или уменьшить на несколько часов продолжительность своего путешествия, то, поскольку Земля за это время совершит оборот, окажется в совершенно другой точке ее поверхности. В мое время, в сорок четвертом, вычислить точное время прибытия было архисложно…

– Но в наши дни, при наличии компьютеров, это не составляет труда, – закончил за Штефана Крис.

Штефан беспокойно заворочался на подушках и, положив дрожащую руку на раненое плечо, продолжил:

– Группы немецких физиков в сопровождении сотрудников гестапо были тайно отправлены в тысяча девятьсот восемьдесят пятый год в Европу и Соединенные Штаты для получения необходимой информации о создании ядерного оружия. Материалы, за которыми они охотились, не были секретными и имелись в открытом доступе. Кое-что немецкие ученые уже выяснили в ходе собственных изысканий, а в восемьдесят пятом году всю недостающую информацию можно было легко получить из учебников и научных публикаций в любой крупной университетской библиотеке. За четыре дня до моего побега из института эти группы вернулись из восемьдесят пятого года в март сорок четвертого с материалами, позволяющими создать к осени того же года ядерный арсенал. Ученые собирались поработать несколько недель в институте над добытыми данными с целью определить, как использовать имеющуюся информацию в ядерной программе Германии, не раскрывая способов ее получения. Я понимал, что мне необходимо уничтожить институт со всем его содержимым, включая ведущих сотрудников и документацию, дабы избежать будущего, созданного по замыслу Адольфа Гитлера.

Лора с Крисом, затаив дыхание, слушали рассказ Штефана Кригера, который поведал о том, как заложил в институте взрывчатку, как ликвидировал перед побегом из Германии 1944 года Пенловского, Янушского и Волкова, как запрограммировал ворота времени, чтобы вернуться к Лоре в Америку наших дней.

Но когда Штефан уже был готов к побегу, в последнюю минуту что-то пошло не так. Вышла из строя городская система электроснабжения. Самолеты Королевских ВВС начали бомбить Берлин в январе 1944-го, а бомбардировщики США впервые провели дневной авианалет шестого марта того же года, в связи с чем электроснабжение города часто нарушалось, причем не только в результате бомбардировок, но и вследствие подрывной деятельности диверсантов. Именно из-за таких перебоев в электроснабжении ворота времени и пришлось подключить к независимому электрогенератору. В тот день, когда Штефан, подстреленный Кокошкой, заполз в ворота времени, бомбардировщиков слышно не было, следовательно, отключение электроснабжения было делом рук диверсантов.

– Часовой механизм взрывного устройства также остановился. Ворота не были уничтожены. Они по-прежнему открыты, а значит, нацисты в любой момент могут прийти за нами. И… все еще могут выиграть войну.

Лора, у которой снова начала раскалываться голова, прижала пальцы к вискам:

– Погодите-ка… Гитлер не сумел создать ядерное оружие и таким образом выиграть Вторую мировую войну, потому что мы живем в мире, где этого не произошло. Вам незачем волноваться. Несмотря на данные современных исследований, которые они перетащили через ворота в сорок четвертый год, им явно не удалось создать ядерное оружие.

– Да, – согласился Штефан. – Да, пока им не удалось этого сделать, но мы не можем сбрасывать со счетов возможность, что рано или поздно они преуспеют. Как я уже говорил, для людей в Берлине сорок четвертого года прошлое неизменно. Они не могут совершать путешествия назад во времени, чтобы изменить прошлое, но вполне могут моделировать свое будущее и наше с вами тоже. Ведь для путешественников во времени будущее – величина переменная, и нацисты попытаются на него повлиять.

– Однако их будущее – это мое прошлое, – заметила Лора. – А если прошлое неизменно, как им удастся изменить мое?

– Ага, – поддакнул Крис. – Парадокс.

– Послушайте, я живу на этом свете уже тридцать четыре года, и при мне Адольф Гитлер и его наследники явно не правили миром, – не сдавалась Лора. – Следовательно, несмотря на наличие ворот времени, Гитлер потерпел поражение.

Судя по мрачному лицу Штефана, он придерживался противоположной точки зрения.

– Если бы путешествия во времени были изобретены сейчас, в восемьдесят девятом году, то изменить прошлое, о котором вы говорите, – это Вторая мировая война и все последующие события – было бы невозможно. В вашем случае работают законы природы, не допускающие путешествий в прошлое и возникновения связанных с ними парадоксов. Однако в современной Америке ничего не слышали о путешествиях во времени. А вот в сорок четвертом году путешественники во времени из Берлина способны изменять свое будущее, изменяя при этом ваше прошлое, и никакие законы природы их не остановят. И здесь мы имеем самый большой парадокс – по каким-то причинам единственный, дозволенный природой.

– То есть вы хотите сказать, что с помощью информации, полученной в восемьдесят пятом году, они все-таки могли создать ядерное оружие и выиграть войну? – спросила Лора.

– Да. Если институт не будет разрушен.

– Ну и что тогда? Мы неожиданно обнаружим, что все вокруг нас изменилось и мы теперь живем под нацистами?

– Да. И вы даже не узнаете, что случилось, так как станете совершенно другим человеком с совершенно другим прошлым вместо нынешнего. И вы не будете помнить ничего, что произошло в этой жизни, потому что ее больше не будет существовать. Вы будете думать, что мир всегда был таким, словно мира, где Гитлер проиграл войну, никогда и не существовало.

Подобное предположение испугало и потрясло Лору, поскольку жизнь показалась ей еще более хрупкой штукой, а мир, в котором она жила, – призрачным сном; он в любую минуту мог неожиданно растаять, столкнув ее в черную пустоту. Лору охватил ужас.

– Но если они изменят мир, в котором я выросла, значит я могу никогда не встретить Дэнни и выйти замуж.

– А я могу никогда не появиться на свет, – добавил Крис.

Лора взяла сына за руку даже не для того, чтобы его успокоить, а скорее чтобы убедиться в его реальности.

– Я тоже могла не родиться. Наш мир, пусть даже несовершенный, существовавший после сорок четвертого года, исчезнет, как замок из песка, а на его месте возникнет новая реальность.

– Новая и худшая реальность. – Штефана явно утомили попытки объяснить, что было поставлено на карту.

– И в этом другом мире я, возможно, никогда не стала бы писательницей.

– А если бы и стали, – сказал Штефан, – то писали бы совсем не те романы, что сейчас. Абсурдные работы художника под кованым сапогом тоталитарного государства, в стальных тисках нацистской цензуры.

– Но если эти парни сумеют создать в сорок четвертом году атомную бомбу, то мы просто превратимся в ядерную пыль и исчезнем, – задумчиво произнес Крис.

– Не в прямом смысле. Но пылью вы точно станете, – согласился Штефан Кригер. – И мы бесследно исчезнем.

– Мы должны их остановить, – заявил Крис.

– Если получится, – сказал Штефан. – Но сперва мы должны постараться остаться в живых в этой реальности, что будет весьма непросто.

Штефану понадобилось облегчиться, и Лора отвела его в туалет, обращаясь с ним, точно опытная медсестра, привыкшая среди прочего помогать справлять нужду больным мужчинам. Когда Лора снова уложила Штефана, ее встревожил его вид: несмотря на крепкое телосложение, он казался вялым, обмякшим и пугающе слабым.

Лора вкратце рассказала ему о перестрелке в доме доктора Бренкшоу, о которой Штефан не знал, поскольку находился в коматозном состоянии.

– Если эти убийцы явились из прошлого, а не из будущего, как им удалось нас найти? Откуда они могли узнать в своем сорок четвертом году, что сорок пять лет спустя мы окажемся у доктора Бренкшоу?

– Для того чтобы вас найти, – начал Штефан, – им предстояло совершить два путешествия во времени. Первый раз они переместились в более отдаленное будущее, скажем, на два дня вперед, возможно – в предстоящий уик-энд, чтобы выяснить, не проявились ли вы хоть где-нибудь к этому времени. Когда этого не произошло, а этого не произошло, они начали проверять официальную информацию. Например, номера газет за предыдущие дни. Они нашли репортажи о стрельбе в вашем доме прошлой ночью и уже в этих статьях прочли, что вы отвезли раненого к доктору Бренкшоу, живущему в Сан-Бернардино. Затем они просто вернулись в сорок четвертый год и совершили второе перемещение, оказавшись ранним утром сегодняшнего дня, одиннадцатого января, у дома доктора Бренкшоу.

– Это совсем как игра в классики, – объяснил Крис Лоре. – Они могут прыгать вперед, чтобы узнать, где мы объявимся, а затем выбирают самое удобное место во временном потоке, чтобы устроить нам засаду. Типа мы ковбои, а они обладающие сверхъестественными возможностями индейцы.

– А кто такой Кокошка? – спросил Крис. – Кем был тот мужчина, который убил моего папу?

– Начальник службы безопасности института, – ответил Штефан. – Утверждает, что он дальний родственник Оскара Кокошки – известного австрийского художника-экспрессиониста. Но думаю, это неправда, так как в нашем Кокошке не было ни капли свойственной художникам чувствительности. Штандартенфюрер, по-вашему полковник, Генрих Кокошка был опытным убийцей, работавшим на гестапо.

– Гестапо! – потрясенно повторил Крис. – Ведь это тайная полиция?

– Государственная тайная полиция, – уточнил Штефан. – Широко известная, но работающая тайно. Когда Кокошка появился на той горной дороге в восемьдесят восьмом году, я удивился не меньше вас. Ведь я не видел молнии. Должно быть, он прибыл в место, расположенное далеко от нас, милях в пятнадцати-двадцати, в какую-нибудь другую долину Сан-Бернардино. Потому-то мы и не заметили молнии. – (Штефан объяснил, что молния, связанная с путешествиями во времени, – очень локализованный феномен.) – После появления Кокошки в горах Сан-Бернардино я полагал, что в институте уже в курсе моего предательства. Но когда я туда вернулся, на меня вообще никто не обратил внимания. Я был в полном замешательстве. Ну а затем, убив Пенловского и двух других, я отправился в главную лабораторию, чтобы окончательно перебраться в будущее. Но неожиданно ворвавшийся в лабораторию Кокошка меня подстрелил. Он не умер! Оказывается, он не умер на том шоссе в восемьдесят восьмом году. И тут до меня дошло, что Кокошка узнал о моем предательстве, лишь обнаружив убитых мною людей. То есть он совершил путешествие в восемьдесят восьмой год, чтобы уничтожить меня и вас всех заодно, гораздо позже, но для того, чтобы он мог это сделать, ворота должны были оставаться открытыми, а значит, мне не удалось их уничтожить. По крайней мере, тогда.

– Боже, моя бедная голова! – застонала Лора.

Однако Крис, похоже, без труда разобрался в хитросплетениях путешествий во времени.

– Итак, после того как вы переместились в наш дом прошлой ночью, Кокошка совершил путешествие в восемьдесят восьмой год и убил моего папу, – сказал он. – Ух ты! Мистер Кригер, выходит, вы пришили Кокошку через сорок три года, после того, как он подстрелил вас в лаборатории… и все же вы замочили его до того, как он пристрелил вас. Очуметь можно! Правда, мамочка? Разве не здорово?

– Да уж, – согласилась Лора. – А каким образом Кокошка узнал, что вы будете на той горной дороге?

– После того как я, убив Пенловского, сбежал через ворота времени, Кокошка, вероятно, нашел на чердаке и в подвале взрывчатку. После чего проверил все записи автоматической регистрации использования ворот. Отслеживание этих данных входило в мои обязанности, потому-то никто до сих пор и не обнаружил моего вмешательства в вашу жизнь, Лора. Но, так или иначе, Кокошке наверняка пришлось самому совершить ряд путешествий в будущее, чтобы проверить, куда я направлялся, и втайне наблюдать за тем, как я наблюдал за вами с целью изменить вашу жизнь к лучшему. Хотя я ни разу его не видел, должно быть, он следил за мной на кладбище во время похорон вашего отца, а также возле дома Шинера, которого я избил. Проанализировав все случаи моего вмешательства в вашу жизнь и мои путешествия во времени, чтобы просто понаблюдать за вами, он выбрал место, где сможет разом покончить со всеми нами. Лично меня он хотел убить, потому что я был предателем, ну а вас и вашу семью – лишь потому, что… понимал, насколько вы важны для меня.

«Почему? – подумала Лора. – Почему я так важна для вас, Штефан Кригер? Почему вы вмешались в мою судьбу, пытаясь обеспечить мне лучшую жизнь?»

Она задала бы ему этот вопрос, но сначала он должен рассказать о Кокошке. Штефан слабел буквально на глазах, ему трудно было сохранять логическую нить повествования. Поэтому Лоре не хотелось перебивать и нарушать ход его мыслей.

– На основании таймера и индикаторов на панели управления воротами времени Кокошка мог определить время и конечный пункт моего назначения: прошлая ночь, ваш дом. Но на самом деле я, как и обещал, собирался вернуться к вам в ту ночь, когда умер Дэнни, но в результате вернулся на год позже из-за сделанной мною досадной ошибки при вводе данных вычислений. И когда, уже тяжело раненный, я ускользнул через ворота времени, Кокошка, наверное, нашел мои вычисления. Обнаружив мою ошибку в расчетах, он, вероятно, узнал, где меня искать не только прошлой ночью, но и в ту ночь, когда погиб Дэнни. В каком-то смысле, прибыв сюда год назад, чтобы спасти вас от потерявшего управление грузовика, я привел за собой убийцу Дэнни. И теперь на мне лежит груз вины, хотя Дэнни все равно погиб бы, но только в результате транспортной аварии. Однако вы с Крисом живы. Пока.

– Тогда почему Кокошка не последовал за вами в восемьдесят девятый год, а точнее, в наш дом ночь назад? Ведь он знал, что вы тяжело ранены, а значит, являетесь для него легкой добычей?

– Он знал, что я ждал встречи с ним – хорошо вооруженный и в полной боевой готовности. Поэтому он отправился в восемьдесят восьмой год, чтобы застать меня врасплох и воспользоваться элементом неожиданности. Кроме того, Кокошка, вероятно, прикинул, что если он последует за мной в восемьдесят восьмой год и сумеет меня там убить, то я никогда не вернусь с того горного шоссе в институт и не смогу убить Пенловского. Он наверняка считал, будто сумеет, обманув время, отменить эти убийства и спасти таким образом руководителя проекта. Однако Кокошка, конечно, не мог этого сделать, поскольку тем самым он бы изменил собственное прошлое, что невозможно. Пенловский и двое других к тому времени уже были мертвы и ни при каких условиях не могли ожить. Если бы Кокошка лучше разбирался в законах путешествий во времени, то знал бы, что я убью его в восемьдесят восьмом году на горном шоссе, поскольку к тому моменту, как он перенесся туда, чтобы отомстить за Пенловского, я уже вернулся в институт, целый и невредимый!

– Мама, с тобой все в порядке?

– Интересно, а бывают таблетки от головной боли весом в один фунт? – спросила Лора.

– Понимаю, вам сейчас нужно переварить слишком большой объем информации, – сказал Штефан. – Но я просто хотел объяснить, что за человек Генрих Кокошка. А точнее, каким он был. Он вынул заложенную мной взрывчатку. Из-за него, а также из-за столь некстати случившегося отключения электричества, остановившего часовой механизм взрывного устройства, институт по-прежнему стоит на месте, ворота по-прежнему открыты, а агенты гестапо пытаются выследить нас здесь, уже в наше время, и уничтожить.

– Но почему? – удивилась Лора.

– Чтобы отомстить, – объяснил Крис.

– Выходит, они перенеслись вперед на сорок пять лет лишь для того, чтобы убить нас ради мести? – удивилась Лора.

– Так оно и есть, – согласился Штефан. – Они хотят нас убить, поскольку, по их мнению, мы единственные, кто способен найти способ закрыть ворота, помешав им выиграть войну и изменить свое будущее. И они в чем-то правы.

– Но как?! – воскликнула Лора. – Как мы можем уничтожить институт, существовавший сорок пять лет назад?

– Еще не знаю, – признался Штефан. – Но обязательно найду способ.

Лора собралась было задать новые вопросы, однако Штефан покачал головой. Утомленный длинным разговором, он снова погрузился в сон.

С помощью одноразовых столовых приборов из супермаркета Крис приготовил поздний ланч – сэндвичи с арахисовым маслом. Но у Лоры не было аппетита.

Пока Штефан спал, она приняла душ. И сразу почувствовала себя лучше даже в мятой одежде.

Дневные телепрограммы убивали своим идиотизмом: мыльные оперы, телеигры, снова мыльные оперы, повтор «Острова фантазий», сериал «Дерзкие и красивые», ну и конечно, непременный Фил Донахью, бегающий туда-сюда по студии в попытке пробудить сознательность гостей и убедить их проявить сострадание к паре дантистов-трансвеститов, оказавшихся в сложной жизненной ситуации.

Лора пополнила магазин «узи» патронами, купленными утром в оружейном магазине.

По мере того как день шел на убыль, небо затягивали клочковатые темные облака, не оставлявшие даже полоски голубизны. Веерная пальма возле угнанного «бьюика», казалось, плотнее сжала ветви в преддверии бури.

Лора села на стул, положила ноги на край кровати, закрыла глаза и задремала. Разбудил ее плохой сон: ей приснилось, будто она – фигура из песка, которую стремительно смывает проливной дождь. Крис мирно спал на соседнем стуле, Штефан по-прежнему тихонько похрапывал на кровати.

За окном действительно шел сильный дождь. Дождь глухо барабанил по крыше мотеля, стучал по лужам на парковке, издавая странные звуки, похожие на шипение жира на раскаленной сковородке, хотя день был прохладным. Вполне типичная для Южной Калифорнии буря с затяжным проливным дождем, но без грома и молнии. Правда, подобные пиротехнические эффекты временами случаются и здесь, но реже, чем в других местах. У Лоры были свои причины благодарить Бога за эту климатологическую особенность. Если бы дождь сопровождался громом и молнией, она не смогла бы определить, было это естественным явлением природы или сигналом прибытия агентов гестапо из другой эпохи.

Крис проснулся в четверть шестого, а Штефан Кригер – через пять минут после мальчика. И оба дружно заявили, что хотят есть. Помимо пробудившегося аппетита, Штефан демонстрировал и другие признаки того, что дело идет на поправку. Слезившиеся глаза в красных прожилках наконец прояснились. Он уже мог самостоятельно садиться, опираясь на здоровую руку, а в левой руке, онемевшей и висевшей плетью, восстановилась чувствительность. Теперь Штефан мог согнуть больную руку, пошевелить пальцами и даже сжать их в кулак.

Лоре было жаль тратить время на обед, она горела желанием получить ответы на свои вопросы. Но жизнь, среди прочего, научила ее терпению. Еще утром, заселяясь в мотель, она заметила через дорогу китайский ресторан. И хотя ей было страшно оставлять Криса и Штефана одних, Лора вышла под дождь купить еды навынос.

Револьвер она спрятала под курткой, а «узи» положила возле Штефана. Если для Криса карабин был слишком тяжелым и мощным, то Штефан вполне мог, прислонившись спиной к изголовью кровати, удержать «узи» здоровой рукой, хотя отдача от стрельбы, безусловно, вызовет неприятные ощущения в ране.

Когда Лора вернулась, насквозь промокшая под дождем, они положили картонные коробочки с едой на кровать, кроме коробки с предназначавшимся для Штефана яичным супом даньхуатан, которую Лора поставила на ночной столик. В китайском ресторане, с его аппетитными ароматами, Лоре дико захотелось есть, и она заказала слишком много еды: курицу с лимоном, говядину в апельсиновым соусе, креветки в тесте, курицу с грибами, свинину «му шу» и две коробки риса.

Пока Лора с Крисом пробовали блюда пластиковыми вилками, запивая все кока-колой, купленной в автомате мотеля, Штефан пил суп. Ему казалось, что он не сможет принимать твердую пищу, но, съев суп, решился попробовать курицу с грибами и курицу с лимоном.

Во время еды Штефан по просьбе Лоры рассказал о себе. Он родился в 1909 году в немецком городе Гиттельде в горах Гарц, а значит, сейчас ему было тридцать пять лет. («С другой стороны, если прибавить сорок пять лет, через которые вы перескочили, перепрыгнув из сорок четвертого в восемьдесят девятый год, вам сейчас восемьдесят лет! – Крис расхохотался, очень довольный собой. – Вот это да! Вы реально хорошо выглядите для восьмидесятилетнего старикана!») После окончания Первой мировой войны отец Штефана Франц Кригер перевез семью в Мюнхен. Франц Кригер стал сторонником Гитлера в 1919 году, вступив в Немецкую рабочую партию еще в те времена, когда Гитлер только начинал свою политическую деятельность. Франц Кригер даже разрабатывал вместе Гитлером и Антоном Дрекслером платформу, которая позволила их группе, по сути дискуссионному клубу, постепенно трансформироваться в настоящую политическую партию, позднее получившую название Национал-социалистической немецкой рабочей партии.

– В двадцать шестом году в возрасте семнадцати лет я одним из первых вступил в гитлерюгенд, – сказал Штефан. – А меньше чем через год – в Sturmabteilung, или СА, то есть в коричневорубашечники. Это военизированное формирование партии, в сущности, частная армия. К двадцать восьмому году я уже был членом Schutzstaffel, или СС…

– Членом СС! – воскликнул Крис со сладким ужасом в голосе, словно речь шла о вампирах или оборотнях. – Вы были членом СС? Носили черную форму с серебряной мертвой головой? И кинжал?

– Тут мне нечем гордиться, – признался Штефан Кригер. – Хотя нет. В то время я, конечно, гордился. Я был дураком. Дураком, бравшим пример с отца. Поначалу СС была небольшой группой, суперэлитной, и в нашу задачу входило охранять фюрера, даже ценой собственной жизни, если потребуется. Представьте себе парней от восемнадцати до двадцати двух лет. Молодых, невежественных, безбашенных. В свое оправдание могу сказать, что я не был настолько безбашенным и настолько преданным делу, как те, кто меня окружал. Я поступал так, как велел отец, и, каюсь, в силу своего невежества делал даже больше, чем требовалось.

Дождь с ветром стучали по стеклам, потоки воды, громко булькая, стекали по водосточной трубе на стене, рядом с которой стояла кровать.

После сна Штефан выглядел гораздо лучше, а горячий суп буквально вернул его к жизни. Но сейчас, погрузившись в воспоминания о юности, проведенной в кипящем котле ненависти и смерти, он снова побледнел, а глаза запали.

– Я так и не уволился из СС, поскольку это была карьера мечты. А кроме того, уволившись, я непременно навлек бы на себя подозрение, что утратил веру в нашего обожаемого фюрера. Но год за годом, месяц за месяцем и, наконец, день за днем мне становилось все невыносимее видеть окружавшее меня безумие, убийства и террор.

Лоре вдруг показались безвкусными и креветки в тесте, и курица с лимоном, а во рту так пересохло, что рис прилип к нёбу. Отодвинув еду в сторону, она сделала глоток кока-колы.

– Но если вы не увольнялись из СС, то как же учеба в университете и занятия наукой?

– Видите ли, – ответил Штефан, – в институте я занимался отнюдь не научной работой, так как не получил университетского образования. Ну а кроме того… два года я проходил интенсивный курс английского языка, пытаясь выработать приемлемое американское произношение. Короче, я участвовал в проекте по заброске сотен глубоко законспирированных агентов в Великобританию и Соединенные Штаты. Но так как мне не удалось избавиться от немецкого акцента, за границу меня не послали. И все же, поскольку мой отец был одним из старейших сподвижников Гитлера, я считался в высшей степени благонадежным членом общества, и они нашли мне другое применение. Я был зачислен в штат помощников фюрера, где мне поручали самую деликатную работу, в основном в качестве посредника между враждующими правительственными группировками. Что позволяло без труда получать конфиденциальную информацию, полезную для британцев, чем я и занимался начиная с тридцать восьмого года.

– Так вы были шпионом? – взволнованно спросил Крис.

– Вроде того. Я по мере сил способствовал падению Рейха, чтобы загладить свою вину за то, что в юности служил ему верой и правдой. Я должен был искупить свой грех, хотя, казалось бы, такой грех искупить невозможно. Затем осенью сорок третьего, когда Пенловский достиг определенного прогресса в разработке ворот времени, посылая животных бог знает куда и возвращая их обратно, я был приписан к институту в качестве наблюдателя, точнее, личного представителя фюрера. Ну а также подопытной морской свинки, потому что должен был стать первым человеком, отправленным вперед сквозь время. Видите ли, они уже были готовы послать человека в будущее, но не хотели рисковать Пенловским, Янушским, Гельмутом Волковым, Миттером, Шенком или любым другим ученым, смерть которого нанесет невосполнимый урон проекту. Ведь никто точно не знал, вернется ли посланный в будущее человек обратно, подобно подопытным животным, а если вернется – то останется ли он целым и невредимым.

Крис с серьезным видом кивнул:

– Да, не исключено, что путешествия во времени могли быть болезненными и приводить к умственным расстройствам или типа того. Кто знает?

«Действительно, кто знает?» – подумала Лора.

– Они хотели, чтобы отправленный в будущее человек был надежным и способным держать свою миссию в тайне, – продолжил Штефан. – Короче, я был идеальным кандидатом.

– Офицер СС, шпион и первый хрононавт. Надо же, какая захватывающая жизнь! – воскликнул Крис.

– Могу только пожелать, чтобы Господь дал тебе менее насыщенную событиями жизнь. – Штефан посмотрел на Лору в упор; у него были очень красивые ярко-голубые глаза – глаза как зеркало его измученной души. – Лора, ну и что теперь вы скажете о своем ангеле-хранителе? Увы, я не ангел, а гитлеровский пособник, убийца из СС.

– Нет, не убийца, – возразила Лора. – Ваш отец, время, в которое вы жили, ваше общество, быть может, и пытались сделать из вас убийцу, но у вас есть внутренний стержень. Только не убийца, Штефан Кригер. Никогда. Только не вы.

– И все-таки не ангел, – заметил Штефан. – Лора, далеко не ангел. Когда после смерти я предстану перед Всевышним, Он, увидев пятна на моей совести, сразу отведет мне место в аду.

Дождь, барабанящий по крыше, напоминал исчезающее время, миллионы драгоценных минут, часов, дней и годов, выливающихся с дождевой водой в водосточные трубы и дренажные канавы, утекающих прочь, втуне.

Когда Лора, собрав остатки еды, выбросила все в мусорный бак за ресепшен мотеля и взяла в автомате еще три кока-колы, по одной на каждого из них, она наконец задала ангелу-хранителю вопрос, который намеревалась задать с того самого момента, как он вышел из комы:

– Почему? Почему вы обратили внимание на меня, на мою жизнь? Почему вы мне помогаете, постоянно спасая мою задницу? И как, ради всего святого, моя судьба связана с нацистами, путешественниками во времени, судьбами мира?

Во время своего третьего путешествия в будущее, объяснил Штефан, он попал в 1984 год, в Калифорнию. Выбор пал именно на Калифорнию, так как во время предыдущих путешествий – две недели в 1954 году и две недели в 1964-м – он понял, что Калифорния, возможно, вскоре станет культурным и научным центром самой передовой нации на земле. А 1984-й был выбран потому, что ровно сорок лет отделяло этот год от 1944-го. К тому моменту Штефан уже был не единственным человеком, проходившим через ворота. Как только такие путешествия подтвердили свою безопасность, еще четверо стали пользоваться воротами. Во время третьего путешествия Штефан все еще разведывал будущее, подробно изучая изменения, произошедшие с миром в ходе войны и после ее окончания. Он также выяснял, результаты каких научных достижений последующих сорока лет можно взять с собой в Берлин 1944 года для обеспечения победы в войне, причем отнюдь не из желания помочь, а для саботажа. Исследования включали в себя чтение газет, просмотр телепрограмм, вживание в среду, чтобы проникнуться американским духом конца XX века.

Штефан откинулся на подушки, вспоминая свое третье путешествие, и в его голосе уже не было тех безрадостных ноток, с которыми он описывал свою мрачную жизнь до 1944 года.

– Вам не представить, что я испытал, когда впервые прошелся по улицам Лос-Анджелеса. Даже если бы я перескочил не на сорок лет вперед, а сразу на тысячу, то вряд ли испытал бы такой же культурный шок. Автомобили! Автомобили везде, причем в основном немецкие. Это свидетельствовало о том, что люди простили немецкому народу Вторую мировую войну и приняли обновленную Германию, чем я был несказанно тронут.