Текст книги "Лицо страха"

Глава 11

Конни долго спала и не открывала свой антикварный магазин до полудня, и хотя она обслужила всего одну посетительницу, день можно было считать удачным для бизнеса. Она продала гарнитур из шести прекрасно подобранных испанских кресел семнадцатого века. Каждая вещь была из темного дуба с гнутыми ножками и лапами. Подлокотники заканчивались тщательно вырезанными рычащими головами демонов и других фантастических животных размером с апельсин. Женщина, купившая кресла, имела апартаменты из четырнадцати комнат, которые выходили на Пятую авеню и Центральный парк. Она хотела поставить их в комнату, где иногда проводила спиритические сеансы.

Позже, оставшись в магазине одна, Конни пошла в свою комнату, находящуюся в задней части главного помещения. Она открыла банку кофе, наполнила кофеварку водой.

Большие окна в комнате шумно зазвенели. Конни выглянула из-за кофеварки, чтобы узнать, кто вошел. Там никого не было. Окна задрожали от свирепого зимнего ветра.

Она села за хорошо сохранившийся стол в стиле шератон 1780 года и набрала номер частного телефона в офисе Грэхема, минуя его секретаря. Когда он ответил, она произнесла:

– Привет, Ник!

– Привет, Нора!

– Если у тебя появился проблеск в твоей работе, позволь мне пригласить тебя на ужин вечером. Я только что продала испанские кресла и чувствую потребность отметить это.

– Боюсь, я не смогу. Я собираюсь работать до полуночи, чтобы закончить…

– Не могут твои сотрудники задержаться подольше? – спросила она.

– Они сделали свою работу. Но ты же меня знаешь. Я должен два-три раза все проверить.

– Я приду помочь.

– Ты ничем не можешь помочь.

– Тогда я посижу в углу и почитаю.

– Правда, Конни, тебе будет скучно. Иди домой и отдохни. Я приду около часа или двух утра.

– Ну уж нет. Я не сделаю по-твоему. И мне будет очень удобно читать в кресле в офисе. Норе очень нужен Ник сегодня вечером. Я принесу ужин.

– Ну хорошо. Кого я уговариваю? Я знаю, ты все равно придешь.

– Как насчет пиццы и бутылки вина?

– Звучит хорошо.

– Когда? – спросила она.

– Я засыпал над своей пишущей машинкой. Если я собираюсь сделать всю работу сегодня вечером, я лучше вздремну. Как только служащие закончат работу, я прилягу. Прочему бы тебе не принести пиццу в половине восьмого?

– Рассчитывай на это время.

– У нас намечается встреча в половине девятого.

– С кем?

– Со следователем полиции. Он хочет обсудить некоторые новые детали в деле Мясника.

– Предуцки? – спросила она.

– Нет. Один из лейтенантов Предуцки. Парень по имени Боллинджер. Он позвонил несколько минут назад. Он хотел зайти к нам домой сегодня вечером. Я сообщил ему, что мы будем работать с тобой допоздна здесь.

– Ну, в конце концов, он придет после того, как мы поедим, – сказала она. – Разговоры о Мяснике перед едой испортят мне аппетит.

– Увидимся в половине восьмого.

Когда кофеварка закипела, она налила кофе в кружку, добавила сливок, прошла в комнату и села в кресло около одного из окон, запорошенных снегом. Она могла смотреть через узорчатое стекло на открытую ветрам Десятую улицу.

Несколько человек, одетые в теплые пальто, руки в карманах, головы опущены вниз, спешили по улице.

Рассыпающиеся снежные хлопья кружились в воздухе и падали вниз.

Она отпила кофе и ощутила разливающееся внутри тепло. Это ощущение усилилось, когда она подумала о Грэхеме. Ничто не могло охладить ее, когда Грэхем занимал ее воображение. Ни ветер, ни Мясник, ни снег. Она чувствовала себя в безопасности с Грэхемом, даже когда только думала о нем. Безопасно и защищенно. Она знала, что, несмотря на страх, который вырос в нем после падения, он отдаст свою жизнь за нее, если потребуется. Так же, как и она готова отдать свою жизнь ради его спасения. Нельзя говорить с определенной вероятностью, что каждый из них может оказаться перед таким драматическим выбором, но она была убеждена, что все-таки Грэхем обретет свое мужество через недели и месяцы, обретет без помощи шока.

Неожиданно ветер ударил в окно. Он ревел, стонал, наносил снег, похожий на пятна пены и слюны, на холодное стекло.

Глава 12

Комната была длинной и узкой, с коричневым кафельным полом, бежевыми стенами, высоким потолком и люминесцентным освещением. На двух металлических столах у двери стояли пишущие машинки, подносы с письмами, вазы с искусственными цветами и другие предметы. Две хорошо одетые женщины за столами были приветливы, несмотря на скучную атмосферу учреждения. Пять столиков кафетерия были расставлены в одну линию так, что кто бы ни сел за них – он всегда будет находиться боком к столам. Десять металлических стульев вытянулись в ряд на той же стороне. Из-за такого расположения столиков и двух больших столов помещение напоминало школьный класс, комнату для занятий под наблюдением двух учительниц.

Фрэнк Боллинджер представился как Бен Фрэнк и сказал, что является сотрудником главной нью-йоркской архитектурной фирмы. Он попросил полную документацию по зданию Бовертон, снял пальто и сел за первый столик.

Как он и предполагал, обе женщины оказались квалифицированными работниками, быстро принесли ему материалы по Бовертону из смежной комнаты-хранилища; подлинные светокопии, дополнения к ним, сметы стоимости, заявления для множества пропусков в здание, оценочные листы, планы реконструкции, фотографии, письма… Все, что было связано с высотным Бовертоном, что проходило официально через городское бюро или департамент, находилось в этом досье. Это была внушительная гора бумаги, и каждый листок был тщательно помечен и последовательно пронумерован.

Сорокадвухэтажный Бовертон, стоявший в оживленном квартале на Лексингтон-авеню, был сооружен в 1929 году и с тех пор существенно не изменился. Это был один из архитектурных шедевров Манхэттена. Он имел более совершенную конструкцию, чем «Чанин билдинг», справедливо провозглашенный архитектурным украшением и находившийся в нескольких кварталах отсюда. Больше года назад группа заинтересованных граждан начала кампанию за объявление здания памятником архитектуры, чтобы сохранить его от изменения во время спорадических вспышек «модернизации». Но наиболее важным фактором, заинтересовавшим Боллинджера, было то, что офис Грэхема Харриса располагался на сороковом этаже «Бовертон билдинг».

Полтора часа Боллинджер изучал схему здания, главные и служебные входы, аварийные выходы, размещение и работу шестнадцати лифтов, расположение двух лестниц, электронную систему безопасности, представленную в основном скрытыми телевизионными камерами слежения, установленными в 1969 году. Он просматривал бумаги до тех пор, пока не убедился в том, что не упустил ни одной детали. Без четверти пять он встал, зевнул, потянулся. Улыбаясь и напевая себе что-то под нос, он надел свое пальто.

Через два квартала он зашел в телефонную будку и позвонил Билли.

– Я все выяснил.

– Бовертон?

– Да.

– Что ты думаешь? – нетерпеливо спросил Билли.

– Это можно сделать.

– Боже мой, ты уверен?

– Да.

– Может быть, мне следует помочь тебе. Я мог бы…

– Нет, – заявил Боллинджер. – Если что-то пойдет не так, я могу показать свой значок и сказать, что я был направлен для расследования жалобы, затем я могу быстро исчезнуть. Но если мы будем там вместе, то как сможем объяснить, что мы там делали?

– Полагаю, что ты прав.

– Будем придерживаться разработанного плана.

– Хорошо.

– Будь в том переулке в десять часов.

Билли произнес:

– Если ты выяснишь, что он не работает? Я не хочу долго ждать.

– Я позвоню тебе задолго до десяти. Но если звонка не последует, будь в том переулке.

– Конечно. Что еще? Но мне бы не хотелось ждать дольше половины одиннадцатого. Я не могу ждать дольше этого времени.

– Мы должны уложиться.

Билли вздохнул с облегчением:

– Мы поставим этот город на уши?

– Никто не будет спать завтра ночью.

– Ты уже решил, какие строки напишешь на стене?

Боллинджер подождал, пока городской автобус проедет мимо будки. Его выбор цитат был умным, и ему хотелось, чтобы Билли оценил это.

– Я выбрал одну цитату из Ницше: «Я хочу показать людям смысл их существования, которым является сверхчеловек, молния, выходящая из темного облака человеческого рода».

– О, это превосходно, – сказал Билли, – я бы не смог сделать лучший выбор.

– Спасибо.

– А Блейк?

– Только фрагмент из повторяющейся седьмой ночи в «Четырех зонах» – «Сердца лежали, открытые свету…»

Билли рассмеялся.

– Я знал, что тебе это понравится.

– Полагаю, ты постараешься, чтобы их сердца остались лежать открытыми?

– Естественно, – ответил Боллинджер. – Их сердца и все остальное от горла до промежности.

Глава 13

Ровно в шесть часов в дверь позвонили.

Сара Пайпер открыла. Ее профессиональная улыбка исчезла, когда она увидела, кто стоит у входа.

– Что вы здесь делаете? – удивленно спросила она.

– Можно мне войти?

– Но…

– Вы так прекрасно выглядите сегодня. Совершенно обворожительно.

На ней был плотно облегающий ярко-оранжевый костюм из тонкой ткани с глубоким вырезом, который очень сильно открывал ее смуглые груди. Смутившись, она положила руку на грудь.

– Извините, но я не могу пригласить вас войти, я жду одного человека.

– Вы ждете меня, – сказал он. – Билли Джеймса Пловера.

– Что? Но это не ваше имя.

– Это действительно мое. Это имя, с которым я родился. Я изменил его спустя много лет.

– Почему вы не сказали мне ваше настоящее имя по телефону?

– Я должен беречь свою репутацию.

Все еще сконфуженная, она отступила назад, чтобы позволить ему войти. Она закрыла за ним дверь. Понимая, что это может показаться невоспитанным, но и не имея сил сдержать себя, она открыто и прямо посмотрела на него. Она не находила, что сказать.

– Ты кажешься шокированной, Сара?

– Да, – ответила она. – Догадываюсь, что именно так. Дело в том, что вы не похожи на тот тип мужчин, которые могут приходить к женщине, такой, как я.

Он улыбался с того самого момента, как она открыла дверь. Сейчас его лицо расплылось в широкой ухмылке.

– А что такого плохого с такими, как ты? Ты великолепна.

«Это сумасшествие», – подумала она, произнеся:

– Ваш голос…

– Южный акцент?

– Да.

– Это тоже часть моей юности, как и имя. Ты бы предпочла, чтобы я перестал говорить с акцентом?

– Да. Такая манера разговора. Это неправильно. От нее бросает в дрожь.

Она крепко прижала руки к груди.

– В дрожь? Я думаю, что тебе понравится. И когда я – Билли… Я не знаю… Я хотел пошутить над этим… Возможность ощутить себя кем-то новым, – он в упор посмотрел на нее. – Что-то не так? У нас получается неправильно? Может быть, даже хуже? Действительно хуже? Если ты не хочешь ложиться со мной в постель, так и скажи. Я пойму. Может, что-то во мне отталкивает тебя? У меня не всегда все успешно получалось с женщинами. Мне не везло много раз. Один Бог знает. Ты только скажи мне. Я уйду. Не надо напрягаться.

У нее вновь на губах появилась профессиональная улыбка, и она покачала головой. Ее густые светлые волосы кокетливо качнулись.

– Извините, вам нет нужды уходить. Я была удивлена, только и всего.

– Ты уверена?

– Да.

Он взглянул на ее гостиную через арку фойе, дотронулся до старинного зонтика за дверью.

– У тебя уютное гнездышко.

– Спасибо, – она открыла шкаф в прихожей, достала вешалку. – Позвольте мне ваше пальто.

Он снял его и подал ей.

Повесив пальто в шкаф, она сказала:

– Ваши перчатки тоже, я их положу в карманы пальто.

– Я останусь в перчатках, – сказал он.

Когда она снова повернулась к нему, он стоял между ней и дверью, держа в правой руке страшный нож с тонким лезвием.

Она произнесла:

– Убери это.

– Что ты сказала?

– Убери это.

Он захохотал.

– Я серьезно, – повторила она.

– Ты самая хладнокровная сучка, какую я когда-нибудь встречал.

– Положи этот нож в карман. Убери его – и сам убирайся.

Размахивая перед ней ножом, он говорил:

– Когда до них доходило, что я собираюсь разрезать их, они говорили примерно то же. Но я не верил ни одной, никогда не думал серьезно, что женщина может говорить со мной так. До встречи с тобой. Так хладнокровно.

Она рванулась прочь от него. Выскочила из прихожей в гостиную. Ее сердце стучало, она дрожала. Но она старалась не поддаваться страху. Она держала пистолет в верхнем ящике ночного столика. Если бы добраться до спальни, закрыть и запереть дверь перед ним, тогда она сможет задержать его настолько, чтобы взять пистолет.

В несколько шагов он догнал ее и схватил за плечо.

Она попыталась освободиться. Он был сильнее, чем казался. Его пальцы впились, как когти. Он повернул ее, толкнул назад. Потеряв равновесие, она наткнулась на кофейный столик, упала на него. Она ударилась боком об одну из тяжелых деревянных ножек. Боль, как раскаленный шар, обожгла ее бедро.

Он стоял над ней с ножом, продолжая ухмыляться.

– Сволочь, – сказала она.

– Есть два способа, какими ты можешь умереть, Сара. Ты можешь пытаться убежать и сопротивляться. И вынудить меня убить тебя сейчас – медленно и жестоко. Или ты можешь пойти в спальню, позволить мне доставить тебе удовольствие. Тогда я обещаю, что ты умрешь быстро и безболезненно.

«Никакой паники – сказала она себе. – Ты – Сара Пайпер. Ты вышла из ничтожества. Ты сама сделала из себя что-то. Тебя сбрасывали вниз много раз до этого. Сбрасывали вниз фигурально и буквально. И ты всегда поднималась, ты выкарабкаешься и в этот раз. Ты выживешь, выживешь, черт возьми, выживешь!»

– О’кей, – сказала она, поднимаясь.

– Умница. – Он держал нож сбоку. Он расстегнул корсаж ее костюма и скользнул свободной рукой под тонкий материал. – Чудесно, – произнес он.

Она закрыла глаза, как только он придвинулся ближе.

– Я сделаю это приятным для тебя, – сказал он.

Она ударила коленом ему между ног. Хотя удар не был достаточно сильным, он откинулся назад.

Она схватила настольную лампу и бросила ее. Даже не оглянувшись, попала ли она, она бросилась в спальню и захлопнула дверь. Он навалился на дверь и приоткрыл ее на 5–7 см, прежде чем она успела запереть ее. Она изо всех сил старалась захлопнуть дверь снова, чтобы запереть, но он оказался сильнее ее. Она понимала, что не сможет выстоять против него больше одной-двух минут. И поэтому, когда он сильнее надавил на дверь, она отпустила ее и бросилась к ночному столику.

Удивленный, он ворвался в комнату и едва не упал.

Она открыла ящик столика и достала пистолет. Он выбил его из ее рук. Пистолет ударился об стенку и отскочил далеко на пол.

«Почему ты не кричишь? – спрашивала она саму себя. – Почему ты не звала на помощь, пока могла держать дверь закрытой? Ведь кто-то мог услышать тебя в этом доме, где слышен каждый звук. Ведь стоило бы попытаться, пока у тебя была возможность».

Но она знала, почему не кричала. Ведь она – Сара Пайпер. Она никогда в своей жизни не звала на помощь. Она всегда сама решала собственные проблемы. Всегда сама защищала себя. Она была стойкой и гордилась этим. Она не закричала.

Ей было страшно. Она тряслась, дрожала от страха. Но она знала, что должна умереть так же, как и жила. Если она сломается сейчас – будет хныкать и плакать, когда уже нет надежды на спасение, – она сделает ложью всю свою жизнь. Если ее жизнь хоть что-то и значила, пусть даже совсем немного, она умрет так же, как жила: решительно, гордо и стойко.

Она плюнула ему в лицо.

Глава 14

– Отдел по расследованию убийств.

– Я хочу говорить с детективом.

– Как его зовут?

– С любым детективом. Мне безразлично.

– Это срочно?

– Да.

– Откуда вы звоните?

– Не имеет значения. Мне нужен детектив.

– Я должен записать ваш адрес, номер телефона, имя…

– Заткнись! Дай мне поговорить с детективом или я повешу трубку…

– Детектив Мартин слушает.

– Я только что убил женщину.

– Откуда вы звоните?

– Из ее квартиры.

– Какой адрес?

– Она была очень красива.

– Какой адрес?

– Прелестная девочка.

– Как ее звали?

– Сара.

– Вы знали ее второе имя?

– Пайпер.

– Вы можете произнести по буквам?

– П-А-Й-П-Е-Р.

– Сара Пайпер?

– Правильно.

– Как ваше имя?

– Мясник.

– Как ваше настоящее имя?

– Я вам не собираюсь его называть.

– Ну да. Вот почему вы звоните!

– Нет. Я позвонил, чтобы сказать вам, что собираюсь убить еще несколько человек, прежде чем кончится ночь.

– Кого?

– Одна из них – женщина, которую я люблю.

– Как ее зовут?

– Я думаю, мне не следует убивать ее.

– Тогда не делайте этого. Вы…

– Но я думаю, что она догадывается.

– Почему бы нам не…

– Ницше был прав.

– Кто?

– Ницше.

– Кто он?

– Философ.

– О!

– Он был прав в отношении женщин.

– Что он сказал о женщинах?

– Они только стоят на нашем пути, тянут нас назад от совершенства. Вся та энергия, которую мы тратим на ухаживание за ними, на их ублажение, напрасно растрачена. Всю эту сексуальную энергию можно было использовать на другие дела, на размышления и учение. Если бы мы не тратили нашу энергию на женщин, то могли бы стать тем, кем нам предназначено быть.

– А кем нам предназначено быть?

– Вы пытаетесь проследить звонок?

– Нет. Нет.

– Да. Конечно, пытаетесь.

– Нет. Действительно нет.

– Я уйду отсюда через минуту. Я только хотел сказать вам, что завтра вы узнаете, кто я, кто такой Мясник. Но вам не схватить меня. Я – та молния, что разит из темного облака.

– Давайте постараемся…

– Пока, детектив Мартин.

Глава 15

В пятницу около семи вечера над Манхэттеном пошел легкий пушистый снег. Это был не просто снегопад, а настоящая метель. Снег сыпался с черного неба и покрывал темные улицы белыми сугробами.

Из окна своей гостиной Фрэнк Боллинджер смотрел на миллионы маленьких снежинок, проносящихся мимо. Снег очень нравился ему. Впереди были выходные, и сейчас, особенно после изменения погоды, было сомнительно, что кто-нибудь еще, кроме Харриса и его подруги, будет работать допоздна в «Бовертон билдинг». Он почувствовал, что его шансы застать их и выполнить весь план без заминок значительно выросли. Снег был ему на руку.

В двадцать минут восьмого он взял пальто из шкафа, надел его и застегнулся.

Пистолет уже был в правом кармане пальто. Он не пользовался табельным полицейским оружием, потому что пули можно было очень легко идентифицировать. У него был «вальтер ППК» 38-го калибра, который был запрещен к ввозу в США с 1969 года. (Незначительно больший по размеру пистолет, «вальтер ППК/3», производился сейчас для продажи в США. Его не так легко было спрятать, как первую, более оригинальную, модель.) На конце ствола его пистолета был специально изготовленный фабричный глушитель, сделанный фирмой Вальтера для нескольких полицейских агентов высшего класса в Европе. Даже с прикрепленным глушителем оружие легко помещалось в глубоком кармане пальто. Боллинджер взял оружие у одного убитого, подозреваемого в причастности к торговле наркотиками. В тот момент, когда он увидел это оружие, он понял, что должен получить его, и не указал в рапорте о своей находке, как должен был сделать. Это произошло около года назад. У него еще не было случая воспользоваться им вплоть до сегодняшнего вечера.

В левом кармане у Боллинджера была коробочка с пятьюдесятью патронами. Он не думал, что ему понадобится больше, чем заряжено в магазине пистолета, но постарался быть готовым к любой неожиданности.

Он вышел из квартиры и стал быстро спускаться, перескакивая через две ступени, готовый к началу охоты.

Снаружи зернистый, кружащийся от ветра снег казался похожим на куски стекла. Ночь громко завывала меж домов, стучала ветвями деревьев.

Офис Грэхема Харриса находился в самой большой из пяти комнат, занимаемых издательством Харриса на сороковом этаже «Бовертон билдинг», и не был похож на место, где заключаются сделки и ведутся дела. Помещение было отделано темным деревом – настоящим и прочным деревом, а не фанерой, потолок был покрыт бежевым звуконепроницаемым материалом. Темно-зеленые портьеры от потолка до пола хорошо сочетались с плюшевым ковром. Стол был переделан из пианино «Стейнвей»: струны вытащены, крышка опущена и обрезана до нужных размеров. Позади стола размещались розоватые книжные полки, заполненные изданиями по лыжному спорту и альпинизму. Четыре напольные лампы со старинными керамическими канделябрами и стеклянные камины со скрытыми электрическими лампами излучали свет. На столе были еще две небольшие медные лампы. Круглый стол и четыре кресла занимали пространство перед окнами. Богато украшенная английская вешалка семнадцатого века стояла у двери в коридор. Антикварный бар из резного стекла и овальных зеркал с инкрустированным деревом разместился у двери в приемную. На стенах висели фотографии альпинистов во время восхождения; картина, написанная маслом; панорама покрытой снегом горной вершины. Комната скорее была похожа на домашний кабинет ушедшего на пенсию профессора, где читали книги, курили трубки и где спаниель лежал, свернувшись у ног своего хозяина.

Конни открыла покрытый орнаментом ящик стола. Пар поднимался от пиццы, пикантный аромат наполнил комнату.

Вино было охлажденным. В пиццерии она попросила положить бутылку в холодильник, пока упаковка с пиццей не была готова.

Проголодавшись, они пили и ели в течение нескольких минут молча.

Наконец она сказала ему:

– Ты поспал немного?

– Да.

– Долго?

– Два часа.

– Крепко спал?

– Как убитый.

– Что-то не похоже.

– На убитого?

– Ты не выглядишь отдохнувшим.

– Может быть, тебе это показалось?

– У тебя темные круги под глазами.

– Я похож на Рудольфо Валентино.

– Тебе следует пойти домой поспать.

– Чтобы завтра наборщик взял меня за горло утром?

– Но это квартальные журналы. Несколько дней раньше или позже не имеют значения.

– Ты разговариваешь с редактором.

– Разве я не знаю?

– Редактором, который любит тебя.

Она поцеловал его.

Фрэнк Боллинджер припарковал автомобиль на улице и прошел пешком оставшиеся три квартала до «Бовертон билдинг».

Слой снега не более сантиметра покрывал тротуары и улицы. За исключением нескольких такси, проскочивших довольно быстро для таких условий, на Лексингтон-авеню не было движения.

Главный вход в «Бовертон билдинг» располагается в двадцати шагах от угла. Четыре вращающиеся стеклянные двери, три из них в этот час были закрыты. Большой вестибюль за дверьми, отделанный мрамором и медными украшениями, был залит мягким янтарным светом.

Боллинджер нащупал пистолет в кармане и вошел внутрь.

Вверху скрытая телевизионная камера была направлена на единственную незапертую дверь.

Боллинджер остановился, чтобы стряхнуть снег с ног и дать возможность камере изучить его. Человек за контрольным пунктом не найдет в нем ничего подозрительного – ведь он спокойно показывает лицо камере.

Охранник в униформе находился за стойкой около первой группы лифтов.

Боллинджер направился к нему. Вышел из-под контроля камеры.

– Привет, – сказал он охраннику.

Пока он шел, он достал пистолет из кармана и предъявил свой золотой знак «Полиция». Его голос глухо отразился эхом в зале с мраморными стенами и высоким потолком.

– Что-то случилось? – спросил охранник.

– Кто-нибудь работает так поздно вечером?

– Только четверо.

– Все в одном офисе?

– Нет. А что такое?

Боллинджер показал на открытую регистрационную книгу на стойке:

– Мне нужны имена всех четверых.

– Посмотрим здесь… Харрис, Дэвис, Отт и Макдональд.

– Где я могу найти Отта?

– На шестнадцатом этаже.

– Как называется его офис?

– «Импорт альпинистского снаряжения».

У охранника лицо было круглое и бледное. У него был невыразительный рот и небольшие усики. Когда на его лице появилось удивленное выражение, усики почти полностью исчезли под ноздрями.

– На каком этаже работает Макдональд?

– На том же, на шестнадцатом.

– Он работает с Оттом?

– Верно.

– Только эти четверо?

– Только эти четверо.

– Может быть, кто-то еще работает так поздно, а вы не знаете этого?

– Это невозможно. После половины шестого каждый, кто поднимается наверх, должен отметиться у меня. В шесть часов мы проходим по каждому этажу, чтобы проверить, кто задерживается допоздна. Они отмечаются у нас, когда уходят. Администрация здания ввела пять строгих правил безопасности. Это одно из них. – Он похлопал по книге записей. – Если вдруг возникнет пожар, мы точно знаем, кто в здании и где можно их найти.

– А что с обслуживающим персоналом?

– Кого вы имеете в виду?

– Уборщицы, рабочие. Кто-то работает сейчас?

– Только не в пятницу вечером.

– Вы уверены?

– Конечно, уверен. – Он был явно недоволен допросом и начинал сомневаться, следует ли ему отвечать. – Они придут на целый день завтра.

– А инженер здания?

– Шиллер? Он работает в ночную смену.

– Где Шиллер?

– На нижнем этаже.

– Что там?

– Полагаю, он осматривает один из водяных насосов.

– Он один?

– Да.

– Сколько еще охранников?

– Вы не собираетесь объяснить, в чем дело?

– Ради бога. Чрезвычайная ситуация, – сказал Боллинджер. – Сколько еще охранников, кроме вас?

– Только двое. А какая чрезвычайная ситуация?

– Угроза взрыва бомбы.

Губы охранника затряслись. Усы, казалось, совсем исчезли.

– Вы разыгрываете?

– Мне бы хотелось, чтобы это было так.

Охранник поднялся со стула и встал перед стойкой. В тот же момент Боллинджер поднял «вальтер».

Охранник побледнел:

– Что это?

– Пистолет. Не стоит бежать за помощью.

– Слышишь? Эта угроза взрыва… Я не поверил в это.

Боллинджер рассмеялся:

– Это правда. Я уверен в этом.

– Эй, этот пистолет с глушителем?

– Да.

– Но ведь полицейские не…

Боллинджер дважды выстрелил ему в грудь. Силой удара охранник был отброшен к мраморной стенке. Какое-то мгновение он стоял очень прямо, словно ждал, что кто-то измерит его рост и сделает отметку на стене. Затем он рухнул.