Текст книги "Судьба Томаса, или Наперегонки со смертью"

Глава 10

«ПроСтар+» стоял в трансформировавшемся гараже с таким видом, будто только что сожрал «Форд». Я задался вопросом: а может, я уже не относился с таким пренебрежением к фильмам об автомобилях, в которые вселился демон, вроде «Автомобиля», «Максимального ускорения» и «Влюбленной малютки»[12]12
  «Автомобиль»/«The Car» (1977) и «Максимальное ускорение»/«Maximum Overdrive» (1986) – триллеры. «Влюбленная малютка (Фольксваген-жук)»/ «The Love Bug» – первый фильм о «Фольксвагене» Херби (1968).


[Закрыть]?

Я всю жизнь сталкивался с паранормальным, поэтому невозможность того, что видели мои глаза, меня не парализовала. Я обошел восемнадцатиколесник, чтобы он оказался между мной и дверью, из которой я вышел, оставив ее открытой, прошел к тягачу. И теперь через лобовое стекло и стекло водительской дверцы мог разглядеть людей, которые спустились с лестницы, убедиться, что один из них – маскарадный ковбой. У меня оставалась возможность уложить его выстрелом из пистолета, а если бы не получилось – вдруг он появился бы в гараже, держа в руках огнемет, которым собирался сжечь детей, – я мог ретироваться за дверь, через которую вошел в гараж, спрятаться где-то в переулке и уже оттуда следить за происходящим.

Никто не спускался с лестницы, но я слышал разговор двух мужчин. Вроде бы они находились рядом со мной, но голоса словно глушились. Я не мог разобрать ни слова, как и в разговоре на повышенных тонах ковбоя и мужчины с лицом боксера – полупрозрачном и не ведающем о моем присутствии, – в подвальном машинном помещении стоянки для грузовиков.

На этот раз они не появились даже фантомами. Я только слышал их голоса, но они не позволяли определить местонахождение мужчин. А потом смолкли и голоса.

Я опасался, что они обнаружат мое присутствие, как я обнаружил их в машинном зале. Возможно, ситуация изменилась с точностью до наоборот и я стал полупрозрачным для них, а они – невидимыми для меня.

Следующие двадцать или тридцать секунд, острые, как зубья пилы, рвали мои натянутые нервы в ожидании, что я почувствую ледяной холод, вызванный прохождением одним из мужчин того места, где стоял я.

Вместо этого я услышал, как завелся двигатель, но не «ПроСтара+», а автомобиля значительно меньших размеров, пусть до меня этот звук долетал приглушенным, словно через какой-то барьер, как происходило и с голосами. Я мог только предположить, что заработал двигатель белого фургона «Форд», который теперь я не видел.

Мгновением позже меня озадачило какое-то громыхание, но я быстро сообразил, что слышу, как перекатываются по роликам поднимающиеся ворота.

Повернулся в сторону переулка, но все ворота стояли на месте, надежно перекрывая выезд.

Я же слышал, как невидимый «Форд» выезжает из гаража. Тут же раздалось уже знакомое громыхание: большие ворота опускались в исходное положение, хотя ворота перед «ПроСтаром+» и двое других и так находились в крайнем нижнем положении.

В старшей школе мир призраков частенько отвлекал меня от изучения технических наук, и мой интерес к высшей математике не превосходил моего интереса к самопожертвованию, но зато я хорошо успевал по английскому языку и литературе. Так что у меня есть способности и умение описать одновременно существующие гаражи. Но, к сожалению, недостает знаний, чтобы предложить логичную версию, объясняющую, как такое может быть… или, если на то пошло, почему огонь заставляет воду закипать.

Если эти два гаража одновременно существовали в одном месте, но в различных мирах, или измерениях, как ни назови, я в этот самый момент находился в мире/измерении/как ни назови, отличном от моего. И двое мужчин, голоса которых я слышал, вероятно, уехали на «Форде» в том мире, который я покинул.

В «Кабинке 5» «Стар Трака», в подвальном помещении машинного зала той же стоянки для грузовиков и теперь, в гараже этого производственного здания, две реальности пересекались. «Кабинка 5» Гдетоеще была не стандартной ванной комнатой, а пустой бетонной коробкой, точно так же, как в машинном зале Гдетоеще машины отсутствовали. И этот гараж Гдетоеще также напоминал бетонную коробку. Меня застрелили в душевой Гдетоеще, но я остался жив в настоящей «Кабинке 5». Теперь маскарадный ковбой припарковал свой трейлер в Гдетоеще и с каким-то своим сообщником уехал в мой мир, возможно опасаясь, что полиция будет искать «ПроСтар+», поскольку он сбросил меня с трассы… или по причине, которую я не мог себе и представить. Этот парень мог делать то, чего не видели обыкновенные люди, к примеру расстреливал невинную дыню и переходил из моей реальности в Гдетоеще, когда это его устраивало.

Череп трещал. Мозг, казалось, пинали ногами. Мне требовалась тарелка поджаренных мною сверхпышных оладий, чтобы в полной мере восстановить логическое мышление.

Ковбой мог обладать такими же паранормальными талантами, что и я, а то и в большей степени. Возможно. Но… Что ж, мне казалось, что человек со столь удивительными способностями не будет одеваться так нелепо. Нет, я не утверждаю, что каждый, кому даровано что-то сверхъестественное, должен носить джинсы и свитера с футболками или все от Ральфа Лорена. Но ковбойские сапоги из резной кожи с накладками из белой змеиной? Черный приталенный пиджак с красными лацканами и воротником в блестках, как у поклонника «Гранд Олд Опри»? Джокер, Бейн, Лекс Лутор, Зеленый Гоблин – все они вкусом превосходили этого парня.

А кроме того, в реальном мире, в отличие от мира комиксов, человек с паранормальными способностями не хотел привлекать к себе внимание. Можете мне поверить.

Оставшись наедине с восемнадцатиколесником, я решил его осмотреть. Ключи ковбой оставил в замке зажигания, в полной уверенности, что воров в Гдетоеще нет. В кабине тягача ничего интересного я не нашел, за исключением нитки с красными бусинами и вырезанными из кости черепами, которая свисала с закрепленной под крышей рации.

При более пристальном осмотре, чем в прошлый раз, я обнаружил, что длинные вертикальные рычаги на заднем борту трейлера зафиксированы специальными хомутами. Один из ключей позволил раздвинуть их и снять.

Когда я открыл высокие задние дверцы, по всей длине кузова зажглись диодные светильники. Но за дверцами путь в кузов перегораживала двустворчатая стальная решетка из вертикальных, толщиной в дюйм стержней. Эти стержни какой-то талантливый мастер по металлу соединил тремя пентаграммами, кельтским крестом, мальтийским крестом, католическим крестом, анкхом, двумя свастиками и десятком символов, определить которые я не мог. Качество работы потрясало: ни сварочных швов, ни следов пайки – казалось, все сделали зацело и сразу, хотя быть такого не могло. Эта решетка стоила многие тысячи долларов.

За решеткой три стены, пол и потолок покрывали те же символы, ярко-желтые на черном фоне. В свете диодов я ясно видел, что никакого груза в трейлере нет.

Более того, создавалось впечатление, что в этом трейлере никогда ничего не перевозили, а в этом случае оставалось только гадать, для чего он служил ковбою. Вероятно, дальнобойщиком он никогда не был, только человеком, который ездил на трейлере. На жизнь он зарабатывал каким-то другим способом, хотя я сомневался, что даже в нашем грешном веке кто-то может зарабатывать на жизнь сжиганием детей.

Замка я не видел, обе створки решетки плотно прилегали друг к другу. Я потянул их на себя, подтолкнул внутрь, но открыть не получилось.

И только закрывая дверцы трейлера, я заподозрил, что он совсем и не пустой, как мне показалось. Сквозь стальную филигрань до меня добрался странный запах, сладкий, как благовоние, но и предполагающий разложение, не похожий ни на какой другой. Возможно, этот запах оставался от прежнего груза, но ранее я его не чувствовал. А вместе с запахом пришел и холод, на меня словно кто-то дунул льдом, и его мельчайшие частички впились в лицо.

Убежденный, что ковбой не стал бы перевозить электронику или мебель, я закрыл дверцы. Повернул вертикальные рычаги, заперев их, поставил хомуты, зафиксировал на рычагах.

Не знаю, как это объяснить, но после контакта с запахом и холодом мне захотелось провести два часа в ванне, заполненной дезинфицирующим гелем «Пурель», несколько раз прокрутиться на поворотном диске микроволновки в человеческий рост, час вдыхать пар от кипящей воды из святого источника в Лурде, попросить, чтобы через левую руку из меня выпустили всю кровь, очистили в машине для диализа и закачали обратно в правую руку. После этого я бы с удовольствием пососал леденец.

Я обнаружил, что пячусь от трейлера, а сердце опять стучит как паровой молот: оно так уже стучало, когда я увидел дренажную решетку с зигзагом молнии.

Внезапно черно-красный восемнадцатиколесник с серебряными полосками показался мне ярмарочным трейлером, чем вызвал у меня самые неприятные ассоциации. Я знаю, большинство карни, людей, которые работают на ярмарках, не имеют ничего общего с их сценическими ролями. Обычно они хорошие люди, которые не нашли другого места в жизни, и у них сложная, зачаровывающая социальная структура. Я читал эту книгу, «Сумеречный взгляд»[13]13
  Роман «Сумеречный взгляд»/«Twilight Eyes» Дина Кунца на языке оригинала опубликован в 1985 г. (расширенная версия в 1987 г.). Первое издание на русском языке – в 1995 г.


[Закрыть], в которой рассказывается о них. Но однажды у меня произошла неприятная встреча с двумя карни, парнями из ярмарочного каравана.

Один парень, которого звали Пекер[14]14
  Английское слово Pecker имеет несколько значений, в том числе «половой член», «хулиган», «дятел».


[Закрыть]… и я не думаю, что это имя ему дали при крещении… работал в павильоне, где желающие набрасывали кольца на штыри. Его густые, курчавые волосы ни цветом, ни фактурой не отличались от окладистой бороды, так что его голова напоминала головы двух сиамских близнецов, сросшихся темечками. Он и его дружок Бакет, продававший снежную вату и рожки с ледяной крошкой и сахарным сиропом, решили устроить себе развлечение после окончания рабочего дня и одним летним утром, около трех часов, собрались засунуть мне в рот кляп и привязать к дереву вместо мишени, с намерением поупражняться в точности метания топоров. Я им действительно сильно насолил. К счастью, бегаю я быстро, парень более крепкий, чем выгляжу со стороны (без этого мне никак), да и компанию мне составляла дружественная душа, которая, рассердившись, учинила показательный полтергейст, забросав бедолаг сотней бейсбольных шаров, сложенных пирамидой рядом с соседним павильоном.

В любом случае, заглянув в трейлер, к чему давно стремился, убедившись, что ковбой уехал в белом «Форде», я решил покинуть этот гараж в Гдетоеще. Направился к той двери, через которую вошел, с надеждой, что выйду в свой мир таким же чудесным образом, как и покинул его.

Однако, приближаясь к двери, впервые заметил, что свет дают только лампы, висящие под потолком, а через грязные окна над воротами он не просачивается. За стеклами царила темнота. Я входил в гараж светлым днем, через час-полтора после полудня, и пробыл в нем не больше пяти минут. Надвигающийся грозовой фронт не мог подойти так быстро, и, даже если бы тяжелые облака и накрыли эту часть города, никакая гроза не могла «сожрать» весь солнечный свет. У двери я остановился с пистолетом в правой руке, взявшись левой за ручку.

Я чувствовал, что открывать эту дверь так же глупо, как зажигать в темном подвале спичку, чтобы найти место утечки бытового газа.

Интуиция – высшая форма знания. То, что мы узнаем от других, может быть ошибочным. Есть люди, которые только прикидываются, будто они много знают, есть и такие, кто сознательно проталкивает ложные идеи. А с интуицией мы рождаемся, она включает в себя законы природы, чувство правильного и неправильного. Множество людей, постоянно отрицающих законы природы, способствуют атрофии не только этой части интуиции, но ее всей. Они зажигают спичку, открывают дверь, отдают деньги консультанту по инвестициям по фамилии Скользкий и верят, что, если к бандиту с ножом отнестись по-доброму, он точно так же отнесется и к ним.

А с тем, что поджидало за стенами этого гаража в Гдетоеще, едва ли удалось бы разобраться так же легко, как с вооруженным ножом психопатом.

Я попятился от двери, еще раз посмотрел в окна, надеясь, что темнота уступит место сумрачному свету, каким он бывает под обложенным тяжелыми облаками небом. С тем же успехом я мог надеяться на мир во всем мире.

Чтобы выглянуть через окно в переулок, требовалось лишь забраться на трейлер, что не составляло особого труда. Но запах и холод, которые донеслись до меня через орнаментную решетку, еще не забылись, и я чувствовал – возможно, иррациональный – страх, что в крыше трейлера у меня под ногами раскроется люк-ловушка и, упав в него, я попаду в передрягу, из которой мне уже не выбраться.

Но выглянуть в переулок все-таки хотелось, и я вернулся к открытой двери на лестницу. Там царила глубокая тишина, какая бывает, наверное, только в вакууме. Если кто-то и поджидал меня на верхнем этаже, так только мертвый или сама Смерть.

Ранее левую стену облицевали желтыми древесноволокнистыми плитами, а справа оставили кирпич. Теперь я видел, что обе они бетонные, и резину к ступенькам никто не удосужился приклеить. Когда я первый раз поднимался по лестнице, чтобы торопливо ретироваться, услышав голоса, она принадлежала моему миру. Теперь находилась в параллельной реальности.

Бывают дни, когда я задаюсь вопросом, а что у меня с психическим здоровьем. Хороший чизбургер обычно позволяет восстановить уверенность в себе. Если не срабатывает, я смотрю эпизод из телевизионного реалити-шоу, вроде «Настоящие домохозяйки Откуда-то»[15]15
  На американском телевидении несколько таких реалити-шоу о домохозяйках: округа Орандж, штата Джерси, Нью-Йорка…


[Закрыть], и, сравнивая себя со звездами программы, чувствую, что психика у меня крепкая, как наковальня кузнеца.

Лестница выглядела неестественно чистой. В неподвижном воздухе и под холодным светом ни одна пылинка не плавала над ступенями, ни в одном углу не висела паутина, а на бетоне ступеней не валялись ни дохлые мухи, ни пушинки одуванчиков или тополя.

И на стенах я не видел трещин или следов от протечек. Переступив порог, уже на площадке перед лестницей, я почувствовал, что попал в безвременье, единственное живое существо в месте, куда не решались сунуться даже души мертвых, задержавшиеся в мире живых.

Настороженно, готовый к любым неожиданностям, я начал подниматься по лестнице.

Глава 11

На полпути к первой лестничной площадке, расположенной между этажами, меня вновь сокрушило ощущение, что эти бетонные стены на самом деле не бетон, а лишь идея бетона. Мысль эта уже приходила мне в голову в «Стар Траке», когда «Кабинка 5» реального мира внезапно превратилась в «Кабинку 5» Гдетоеще. Я не знал, что я тогда под этим подразумевал, но мои подозрения усиливала неизменность цвета и текстуры: одинаковая серость, без единого пятнышка или трещинки, без единой щепки от опалубки, в которую заливался бетон, никаких поверхностных раковин или выступов.

Когда я провел левой рукой по внутренней стене, поначалу поверхность напоминала бетон, потом отшлифованную древесноволокнистую плиту, хотя для моих лгущих глаз оставалась бетоном. Когда я положил правую руку на внешнюю стену, мои пальцы заскользили и по кирпичам, и по заполненным цементным раствором швам между ними, которых я не видел, хотя мгновением позже вернулась гладкая поверхность бетона.

Я не знал, как все это объяснить, только предполагал, что моя реальность и Гдетоеще одновременно занимали одно и то же пространство. В Гдетоеще мой мир плавал под поверхностью того, что я видел. В моем мире Гдетоеще уходил вглубь и ждал. Везде так было или только в отдельных местах, я точно не знал, но подозревал, что две реальности пересекались редко, скажем, в некоторых помещениях «Стар Трака» и в этом заброшенном промышленном здании.

Где бы ни находился Гдетоеще и каким бы он ни был, я не думал, что этот мир похож на наш и населен то ли людьми, то ли совершенно другими живыми разумными существами. Ковбой-дальнобойщик парковал здесь свой трейлер, оставляя ключи в замке зажигания, потому что точно знал: в Гдетоеще трейлер останется никем не найденным и в безопасности, а это означало, что Гдетоеще – мертвая зона, в которой не живет ни кто-то, ни что-то.

На лестничной площадке между этажами окна не предусмотрели. Я постоял, чтобы прислушаться, ничего не услышал, кроме урчания в собственном желудке, который по-прежнему не получил мясного рулета в сметанном соусе, картофеля-фри и капустного салата, хотя я практически поклялся все это съесть на стоянке для грузовиков. Я продолжил подъем и уже на площадке второго этажа увидел дверь по правую руку. При этом лестница уходила на третий этаж.

Мне не требовалась самая высокая обзорная точка. Любое окно второго этажа удовлетворило бы мое любопытство, позволило бы узнать, что за абсолютная темнота со всех сторон подступила к этим стенам.

В моем мире это здание простояло лет восемьдесят, грязное и обветшалое, пустующее, если не брошенное. И в последние лет десять здесь не проводилось никакого, даже косметического ремонта. Судя по дизайну и элементам конструкции, металлическая дверь между площадкой и вторым этажом возрастом не уступала самому зданию. Ей бы быть поцарапанной и погнутой, какой она, несомненно, и была в моей реальности, но сейчас выглядела новенькой, будто ее установили в этот самый день.

Такое идеальное состояние двери представлялось не просто невероятным, но невозможным. И когда я целиком и полностью сосредоточился на этом моменте, ощупывая гладкую поверхность в поисках какого-то свидетельства износа, я практически убедил себя, что это всего лишь нарисованный образ двери, вроде талантливой картины в стиле сверхнатурализма или задника сценической декорации, который может выглядеть очень убедительно, если художник мастерски использует перспективу и свет.

Тем не менее ручка ничем не отличалась от настоящей и легко повернулась при нажатии. Петли не заскрипели, дверь плавно открылась, наводя на мысли, что все это происходит со мной во сне, а не наяву.

За дверью лежал коридор, со стенами, полом и потолком такими же серыми, как в гараже и на лестнице. Над головой висели все те же лампы накаливания под колпаками. Когда я пристально всмотрелся в ближайшую, света от нее стало заметно меньше, и не потому, что лампа потускнела. Просто она, и колпак, и цепочка с проводом, на которых она висела, вдруг уменьшились в размерах, словно им не нравилось, что их так внимательно изучают. Возможно, если бы я не отвел взгляда, они бы исчезли совсем. Но я не стал доводить эксперимент до конца, чтобы не остаться хныкающим в кромешной тьме.

По обеим сторонам коридора я видел двери, не отличающиеся от той, что выводила на лестничную площадку. Главная американская школа знаний – кино – научила нас следующему: если мы попадаем в странное и на удивление тихое место со множеством дверей, за одной из них обязательно поджидает психопатический убийца или монстр со сверхъестественными способностями или внеземного происхождения. Разумеется, будь это комедия Адама Сэндлера, за дверью притаился бы придурковатый чувак, дожидающийся наиболее неподходящего момента, чтобы отмочить шутку по части говна, мочи или гениталий. Я знал, что в данный момент не участвую в такой комедии, и меня это вполне устраивало, потому что я предпочел бы иметь дело с психопатом или монстром.

Когда я открыл первую дверь по правую руку, голову мне никто не откусил. Единственная лампа висела над серединой совершенно пустой серой комнаты.

Я подошел к окнам и, к полному изумлению, увидел окраинные районы, полностью погруженные в темноту. Не светилось ни одного окна, не горел ни один уличный фонарь. Далеко за Голливудскими холмами, на юго-западе, над Лос-Анджелесом не светилось зарево, хотя в любую ночь этот оазис цивилизации окрашивал воздух и облака оттенками желтого и коричневого. Над черной землей нависало еще более черное небо, без луны и звезд.

На приличном расстоянии от гаража я увидел три достаточно далеко отстоящих друг от друга озера огня, низкие языки пламени поблескивали и переливались красно-оранжево-синими цветами, зловещие костры диких и воинственных поселений. Они горели, не освещая окрестностей, будто ночной воздух своей тяжестью не позволял свету распространяться вверх и в стороны.

И хотя неестественный мрак заливал землю до них, рядом и за этими озерами огня, мир по ту сторону окон не был чернильно-черным. Я разглядел, что улица перед гаражом исчезла, сменившись голой землей. И внезапно до меня дошло, что окраины и сам город не просто погрузились в темноту из-за какой-то аварии в системе энергоснабжения, а перестали существовать: от них не осталось даже руин. В моей реальности это здание находилось в промышленной зоне, а в Гдетоеще высилось среди черной пустоши.

Ранее я хотел найти окно, чтобы выглянуть наружу. Теперь мечтал о тихом уголке, где я мог бы свернуться в клубок и сосать большой палец, пока не пришла бы фея, моя крестная, и не увела бы из этого враждебного, пустого мира.

В этом проклятом королевстве желания выполнялись, но так передергивались, что лучше бы их и не загадывать. В двадцати футах внизу, там, где когда-то находилась мостовая, что-то двигалось, вертикальная тень по застывшей и аморфной темноте. Сощурившись, я увидел, что это, возможно, человек, но тень эта едва выделялась в окружающей тьме, и я не мог рассмотреть его лица или определить, во что он одет. В одном сомнений быть не могло: никаких крылышек феи.

Если слабый свет в комнате проникал через стекло, он точно не добирался до фигуры внизу, но позволял четко разглядеть мой силуэт. Фигура застыла. Я почувствовал, что неведомое существо смотрит вверх, но не отошел от окна. Все равно меня уже увидели. Незнакомец мог прийти ко мне, а мог и не прийти. Мгновение спустя он направился к зданию, исчез, войдя в него.

С пистолетом в руке я вернулся в коридор второго этажа. Совсем недавно я поднялся по западной лестнице, которая начиналась в гараже, расположенном в задней части здания. Дверь в восточном конце коридора предполагала наличие другой лестницы, которая вела в переднюю часть здания и по которой, вероятно, он сейчас поднимался.

Моя обостренная интуиция, которая так часто спасала меня, шла главным образом от головы, наглядно проявляясь в покалывании на загривке, встающих дыбом волосках на обратных сторонах ладоней и – не очень пристойно, но правда – в затвердении мошонки, хотя эротичности в последней реакции не больше, чем в пункции спинного мозга. На этот раз волны холода одна за другой прокатывались по мне, а я сам, казалось, целиком состоял из туго натянутых струн, которые кто-то немилосердно проверял на прочность.

Любой ценой мне следовало избегать контакта с этой темной фигурой. Я не знал, почему должен держаться подальше от этого человека, если имел дело с человеком, и спросить было не у кого, потому что интуиция – односторонний канал связи с Богом, который никогда не склонен утолять наше любопытство, возможно, по одной простой причине: дай нам шанс, каждый из нас вел бы себя как ребенок во время семейной автомобильной поездки, постоянно спрашивающий: «Мы еще не приехали?» – или что-то в этом роде.

Я повернулся спиной к восточному концу коридора и поспешил к западному. Идти вниз представлялось глупостью, отчасти потому, что покидать здание я не собирался. Выйдя наружу, где меня ждало неизвестно что, я мог обнаружить, что вернуться назад сложно, а то и невозможно. Поэтому я исходил из того, что лучше находиться в самом здании в момент возвращения в мою реальность. Смена реальностей не могла не произойти, но когда? Через несколько минут? Часов?

Проскочив два пролета к верхней лестничной площадке, я потянул на себя дверь, которая открылась так же бесшумно, как и все предыдущие, словно трение в ручке, защелке, петлях отсутствовало напрочь. Застыл, не уходя с лестничной площадки, прислушиваясь.

Когда дверь на лестницу открылась на втором этаже, я не услышал ни звука. И не подул внезапно ветерок, предупреждая меня. Я узнал, что гость из пустоши уже на лестнице, только когда увидел опережающую его тень, которая, извиваясь (я даже подумал, не змей ли незнакомец), легла на площадку между этажами.

Я скользнул в коридор и закрыл за собой дверь, вновь ничего не услышав.

Третий этаж ничем не отличался от второго. Я сомневался, что мне хватит времени добежать до восточного конца коридора, прежде чем мой преследователь поднимется на третий этаж и увидит меня.

Кроме того, бегать по лестницам – не стратегия, такое поведение не тянуло даже на тактику. Не вызывало сомнений, что рано или поздно все бы закончилось нашим столкновением в одной из дверей, и я не уверен, что эта встреча завершилась бы для меня удачно, пусть я и держал в руке пистолет.

По собственному опыту я знаю, что у парня по другую сторону двери оружие может быть и более мощное, чем пистолет: скажем, пулемет или автоматический помповик, а может, разъяренный хорек, которого он бросит мне в лицо. Или он будет с ног до головы закован в броню и держать в руках ракету «земля – воздух», которая, пущенная горизонтально, могла превратить человека в облако обугленных ошметков. Да и мало ли какое оружие могло оказаться к него в руках, способное убить не только тебя, но и твою кошку, если ты захватил ее с собой!

Доверяя своей удаче, я пробежал половину коридора и распахнул дверь по левую руку. За ней тускло освещенная лестница вела еще к одной двери. Я практически не сомневался, что в доме три этажа. Возможно, эта лестница выходила на чердак.

Чердаки я люблю не больше подвалов.

Многие люди ничего не находят на чердаках, кроме пыли, гнили и выцветших фотографий из времен старшей школы, которые напоминают, какими многообещающими они когда-то выглядели и как мало им удалось добиться.

Мне, увы, доставались иные находки: коллекция высушенных голов, подвешенная за волосы на стропилах, или боевой сокол, пикирующий с балки, чтобы выклевать глаза незваному гостю, или сеть, падающая на нежеланного визитера, а потом только сильнее затягивающаяся от каждого его судорожного движения.

Несмотря на малоприятные впечатления от знакомства с чердаками, я переступил порог, едва, оглянувшись, заметил, как начала открываться дверь в западном конце коридора, а оказавшись на лестничной площадке, плотно закрыл за собой свою дверь.

Оказавшись на крыше, я покидал пределы здания, и бежать мне было некуда, поскольку от земли меня отделяли добрые сорок футов. Тем не менее я торопливо преодолел последний лестничный пролет, и по нескольким причинам: во-первых, если встречаешься с Неизвестным, которое представлял собой этот незнакомец из пустоши, лучше до последнего момента избегать конфронтации, во-вторых, рациональный оптимизм необходим любому, кто надеется выжить, и в-третьих, другого пути не было.