Текст книги "Лхакарчун"

– Я сам себе не завидую, сэр Диккинсон, но и вам советую прислушаться к тому, что я вам рассказал. Так как получилось, что смерть Элии повлияла на ваше мнение о таинственной книге?

– Я помнил Элию с самого детства, так как хорошо знал ее родителей. Это была уважаемая и почтенная семья в городе. Элия хорошо училась в школе и отличалась примерным поведением и послушанием. Но то, что с ней случилось спустя год после окончания школы, было ужасно.

Не интересуясь чужими разговорами, я, тем не менее, слышал, что она сильно болеет и болезнь ее носит психопатический характер. Ее не раз и не два находили рядом с монастырем в плачевном состоянии. Говорят, врачи были бессильны что либо сделать для облегчения ее недуга и предлагали родителям отправить ее в психиатрическую лечебницу в Англию. Может быть, так оно и произошло бы, но неожиданно Элия скоропостижно скончалась. Вокруг ее смерти ходило много слухов и сплетен. Кто-то говорил, что она покончила сама с собой. Другие предполагали, что ее убило что-то неведомое и страшное. Но было ясно одно: смерть девушки была странной и многих напугала в св. Якове. Если ты знаешь, хоронили ее в закрытом гробу.

– Элию никто не убивал. Ее довел до самоубийства слуга Дингира Морок, – озадачил я бедного Бернарда новой нереальной информацией. – Через Морока Дингир руководил действиями беззащитной Элии. И когда она однажды воспротивилась и отказалась подчиняться ему, он наслал на нее безумие.

Опасливо посматривая на меня, сэр Диккинсон продолжил свой рассказ:

– Так это или нет, но сразу после похорон Элии, ко мне приходил наш священник отец Павел. Я не сразу узнал его. Отец Павел отказался отпевать Элию и поэтому, не был на кладбище. Родители Элии прокляли его и поклялись больше никогда в своей жизни не посещать христианских служб. Свой отказ отец Павел мотивировал тем, что якобы, при жизни Элия служила могущественному языческому демону. Священник настойчиво предлагал родителям провести с больной сеанс экзорцизма по изгнанию нечистого духа, но родители Элии отказались от его услуг, боясь навредить ей.

Я не знаю, что отец Павел испытал, когда встречался с больной девушкой, но он сильно изменился внешне. Он весь поседел и сгорбился за одну ночь. Он рассказывал мне, что имел опыт изгнания нечистого духа еще по своей миссионерской юности в Испании и Южной Америке. Но то, что он увидел в безумной Элии, потрясло его до глубины души.

Внимательно выслушав печальный тревожный рассказ священника, я постепенно пришел к выводу, что между книгой из старого монастыря и гибелью Элии существует какая-то связь, очевидная связь. Помню, как я чуть было не проболтался отцу Павлу о таинственной находке отца, но природная склонность к авантюризму остановила меня в последний момент. После я даже возгорелся желанием посетить злополучный монастырь, но что-то удерживало меня все время. Страх, скажешь ты, нет, не страх. Тут было что-то другое, что-то глубоко спрятанное внутри меня. Я почему-то знал, спусти я эту пружину однажды и остановки уже не будет. И вот смотри-ка, теперь уже и я оказался втянутым в водоворот роковых событий. – Закончил свой рассказ сэр Диккинсон и, поднявшись с кресла, поманил меня пальцем за собой.

Я, молча, проследовал за ним, догадываясь, куда он меня ведет. Из тесного кабинета, мы вошли в еще более тесную комнату, больше похожую на пыльный склад антиквара. Все углы в ней были завалены целыми стопами старых картин и беспорядочными грудами скрученных холстов. Посреди комнаты стоял черный прямоугольный стол из тика, на котором тесными связками лежали толстые книги в потрепанных переплетах.

Сэр Диккинсон смахнул со стола пару стопок пожелтевших журналов и водрузил на их место потрепанный морской рундучок с навесным замком английской работы. Звякнув маленьким ключиком, он бережно открыл крышку рундучка и глазами указал мне на его содержимое.

– Вот она, Стэн, книга из заброшенного бенедиктинского монастыря.

Испытывая неимоверное волнение, я подошел к столу и извлек из рундучка небольшую книжицу в желтом кожаном переплете. Руки мои тряслись, так как будто бы я сейчас держал в руках гранату с вырванной чекой или гремучую змею, готовую меня укусить.

– Смелее Стэн, ты ведь за этим шел сюда, ведь так! – усмехнулся сэр Диккинсон, искоса наблюдая, с каким трепетом, я открываю книгу черного демона Дингира.

Волнение мое стало стихать по мере того, как я перелистывал страницы таинственной книги заклинаний.

– Возможно это язык чольте, используемый древними майя в качестве лингва-франка. Не могу сказать точно, но считается что многие классические тексты и государственные кодексы, майя печатали на литературном варианте языка чольте, – показывая сэру Диккинсону на знакомые иероглифы, записанные в колонки по две, заметил я.

– Однако сколькими познаниями ты обладаешь Стэн для своего возраста. Надо же, а мы с отцом изначально считали, что книга написана на египетском, – искренне подивился моей эрудиции и знаниям владелец и директор частной школы.

– Да, иероглифика языка майя очень напоминает египетскую, но между этими языками мало общего. Вы спросите, откуда я это все знаю, да все очень просто. Моя мать известный археолог и лингвист, и я решил пойти по ее стопам. Я с детства наслышан от матери о древних месоамериканских культурах и естественно, смог запомнить много такого, чего не знают другие.

Кроме этого, год назад советский лингвист и историк Кнорозов опубликовал свою сенсационную монографию «Иероглифические рукописи майя». Моя мать подробно ознакомилась с переводом рукописей майя в его интерпретации и настоятельно советовала мне сделать тоже самое. Я просмотрел монографию, но признаюсь, не успел полностью прочитать ее. Ведь помимо этого мне в университете приходится изучать столько материала, вы и представить не можете, сэр Диккинсон. Я ведь тоже изучаю археологию и хочу пойти по стопам матери и отчима.

– Ну почему же не могу. Я тоже когда-то закончил университет, правда, с уклоном на филологию. Ну что еще ты можешь добавить к вышесказанному, Стэн? – положив руку мне на плечо, попытался улыбнуться рыжебородый Бернард.

Я поднял голову и долгим изучающим взглядом смотрел в синие умные глаза «Salty dog» в глубине которых свернулся в жалкий комок, перепуганный на смерть, человечек. Я чувствовал за его напускной бравадой лишь одно желание, чтобы я поскорее прекратил этот разговор, больше напоминающий пытку для сына покойного капитана. Не вдаваясь больше в красноречивые рассуждения и отступления, я коротко, но жестко сказал:

– Верните книгу назад, пока не случилось беда!

Сэр Диккинсон, убрал руку с моего плеча и, нагнав на лицо тучи тяжелых раздумий, повернулся ко мне спиной. Я захлопнул книгу и, положив ее в рундучок, стал ждать, что ответит мне упрямый ирландец Бернард. И вот, вновь повернувшись ко мне лицом, он решительно выдохнул:

– Хорошо, решим этот вопрос раз и навсегда! Я верну книгу в монастырь и забуду о ней, как будто бы ее и не было, так, Стэн.

– Так, Бернард, но у меня к вам еще одна просьба, – выдержав краткую паузу, добавил я.

– Слушаю тебя Стэн, – нервно поддернул щекой Бернард.

– Я прошу вас никому не говорить о нашем с вами разговоре. А еще лучше забудьте о том, что я к вам приходил. Это возможно, сэр Диккинсон?

– Да будь проклято мое имя и отсохнет мой язык, если я когда-нибудь посмею упомянуть о твоем появлении в моем доме, сэр Стинсон! – клятвенно заверил меня сын покойного морского волка и для большей убедительности с силой ударил себя в грудь кулаком.

…Покинув гостеприимную чету Диккинсонов, мы с Евой прямиком направились в «Nuclear sub». Маркус любезно пригласил нас на очередной концерт своей молодой сборной группы «Dream Africa band». Сегодня он обещал побаловать наш слух лучшими хитами из арсенала «The Abyssinians», «Burning spear», «Bob Marley», «Layrel Aitken» и «Gudje Dread».

Следом за нами в паб пришли Тибетец и «Панцер», сопровождаемые смуглыми красотками Милой и Джесси. Нашу горячую радостную встречу мы обмыли бодрящими экзотическими коктейлями мохито с ромом и уже полюбившимся всеми нами, «Pale Ale» из Бертона.

Весь вечер мы с Евой обнявшись, качались под звуки расслабляющего ритмичного roots reggae и казалось наша романтическая идиллия продлится вечно. Все переживания дня остались позади, а приятный вечер постепенно перешел в жаркую ночь любовных признаний и ласк. Теплый ночной пляж стал молчаливым свидетелем нашей необузданной страсти, в которой тлели наши сердца, согревая нас до самого рассвета. И утомившись к утру от бесконечных сумасшедших слияний и сладких поцелуев, мы поклялись друг другу в вечной любви, наивно полагая, что лишь от нас зависят наши судьбы и желания.

В очередной раз, я недооценил коварство и подлость черного Дингира, глупо надеясь, что все плохое решится само собой. Молодость-время наивных милых мечт. Они помогают нам не разбиться о камни суровой реальности, поддерживая на хрупких легких крыльях заблуждений.

Но обязательно приходит то время, когда эти крылья ломает свежий ветер перемен и мы падаем на камни, на которых нам предстоит прожить остаток своей жизни, со скрытой надеждой на возвращение в покинутые небеса юности.

…Беда пришла в пятницу двадцатого августа, через день после нашего посещения четы Диккинсонов. В обед мне позвонила Ева и взволнованным голосом предложила срочно встретиться. Она сама вскоре подъехала за мной на их семейном автомобиле марки Rover SD 1, и громко посигналив, стала ждать пока я выйду из дома. Предупредив отца и Сару о своем уходе, я спешно накинул куртку и торопливо выскочил из дома.

Когда я сел в автомобиль и попытался обнять Еву, она, молча, отстранила меня рукой и без объяснений, сразу повела автомобиль в сторону северо-западной Hight street.

– Что-то случилось, котенок? – недоуменно посмотрев на любимую девушку, спросил я. Но ответом мне была лишь тишина.

– Почему ты молчишь, Ева, ну что произошло, говори? – попытался я еще раз растормошить насупившуюся девушку. Но Ева, сурово сжав губы, продолжала молча вести автомобиль вперед.

– Ну, хорошо, хорошо, я подожду. – Обижено буркнул я и, скрестив на груди руки, отвернулся в другую сторону.

Пока мы ехали, я всю дорогу лихорадочно размышлял над неизвестной причиной плохого настроения Евы. Что могло случиться за минувшие сутки, что так настроило против меня любимую девушку?

К моему удивлению Ева привезла нас на кладбище Rue de Longis. Когда автомобиль, громко скрипя тормозами, остановился у знакомой кладбищенской изгороди, Ева, наконец, заговорила:

– Приехали. Выходи из машины Стэн.

– Для чего мы сюда приехали, котенок? – настороженно выглянул я из открытого окна автомобиля. Не ответив на мой вопрос, Ева вышла из трехдверного зеленого авто и быстрыми шагами направилась к закрытым воротам кладбища. Широко распахнув скрипящие створки ворот, она резко обернулась ко мне и посмотрела на меня долгим странным взглядом.

– Иди за мной, Стэн! – услышал я ее напряженный холодный голос.

Я уже понял, что произошло что-то очень нехорошее, и что мне лучше подчиниться своей строгой спутнице. Но вспомнив свой первый и последний приезд к месту успокоения усопших, мне стало вдруг не по себе. Я еще не забыл «чертовщину» с гранитным памятником на могиле Элии. Неужели Ева хочет, чтобы мы снова пошли туда. На это я был не готов, даже после «беспощадной закалки» в ночь воскрешения черного Дингира. Но, все же видя как Ева, не дожидаясь меня, в одиночку вошла на кладбище, я, скрепив сердце, послушно поплелся за ней.

Да, так и есть, целью нашей поездки оказалось очередное посещение могилы бывшей подруги моего детства. Минуя ряды громоздких могильных памятников, Ева остановилась напротив распластанной в полете гранитной птицы.

«Что же она здесь забыла»? – с тоской подумал я, невольно любуясь миниатюрной стройной фигуркой своей возлюбленной, неподвижно застывшей у могильной плиты. Склонив на бок красивую головку, она о чем-то задумалась. Глубокая тень грусти легла на ее нежное лицо, придавая ей налет фатальной прелести и очарования.

Я медленно приблизился к Еве и зарылся носом в ее распущенные белые волосы. Затем обхватив ее руками за тонкий пояс, я томно прошептал любимой в ухо:

– Твои волосы пахнут полевыми цветами и летним дождем… Зачем ты привела меня сюда, Ева?

Не сопротивляясь моим ласкам, Ева, вздрогнув всем телом, тихо выдохнула:

– Что ты скрываешь от меня, Стэн?

Я провел горячим языком по пульсирующей синей жилке на обнаженной шее любимой и стал осторожно протискивать пальцы за пояс ее джинсов. Но Ева вдруг забилась в моих руках и, вцепившись в мои пальцы длинными ногтями, нервно вскрикнула:

– Ты знаешь, что сегодня утром в бухте нашли мертвого сэра Бернарда Диккинсона?

От услышанного в моих глазах все потемнело, а в голове стал быстро нарастать шум. Безвольно опустив руки, я машинально стал пятиться назад от Евы.

– Этого не может быть, этого просто не может быть! – бессвязно забормотал я, не сводя глаз с гранитной птицы, летящей над могилой самоубийцы Элии.

– Что, что ты скрываешь от меня? – придушенно всхлипнула Ева и протянула ко мне дрожащую руку. Закрыв левой ладонью рот, она, глазами полными слез, смотрела на меня, с невыносимым укором и тоской.

– Я, я не виноват, не виноват, Ева. Это все он, все он! – тыкая пальцем в надломленную в полете гранитную птицу, покачал я головой.

– Кто, кто он, Стэн? Скажи мне Стэн, кто он? – схватив меня рукой за рукав куртки, закричала Ева.

– Я не могу, не могу сказать тебе об этом. Не обижайся на меня, котенок, – падая на колени, навзрыд заплакал я.

– Почему, ну почему, Стэн? Давай пойдем в полицию, и ты там все расскажешь. Ведь если ты не виноват, то тебе ничего не грозит! – обняв меня руками за голову, заикаясь от слез, предложила Ева.

– Нет, нет котенок, полиция нам не поможет. Будет только еще хуже. – Отрицательно помотал я головой и, прижавшись к мягкому теплому животу Евы, зарыдал еще сильнее.

– Почему ты так считаешь, Стэн? Неужели тебя так запугали, милый, ну скажи, что с тобой произошло? – настойчиво вопрошала ко мне Ева, нежно гладя меня по взъерошенным волосам.

– Послушай меня котенок, тебе лучше не знать моего врага. Он способен на все, понимаешь на все. Если мы попытаемся уничтожить его, то он первый убьет нас! – глядя неподвижными стеклянными глазами перед собой, загадочно прошептал я.

Ева выпустила мою голову из рук и, указав пальцем на могилу, неуверенно спросила меня:

– Все началось после нашей поездки на кладбище, ведь так?

– Так, – уронив на грудь голову, понуро отозвался я.

– Я так и думала, так и думала Стэн, что все началось именно отсюда! – облегченно выдохнула Ева и неожиданно для меня громко рассмеялась.

Мне стало не по себе от ее зловещего смеха, не к месту нарушавшего скорбную тишину кладбища.

– Что с тобой, Ева? Почему ты смеешься? – поднимаясь с колен на ноги, с затаенным страхом, воскликнул я.

Но она, не обращая на меня никакого внимания, продолжала громко хохотать и размахивать руками. Я сделал решительный шаг в сторону Евы и коротко замахнувшись, ударил ее ладонью по щеке. От хлесткого удара, голова Евы откинулась назад, а из носа тонкой струйкой брызнула кровь. Наступило минутное молчание в течение, которого я и Ева изумленно и настороженно смотрели друг на друга. Струя рубиновой крови сбежала по губам и подбородку Евы и закапала на ее джинсовую блузку, расшитую бутонами ярких цветов. Ева медленно провела пальцами по губам и, отняв их от лица, растерянно посмотрела на них.

Я взял любимую девушку за кисть руки и, глядя ей прямо в глаза, осторожно слизал кровь с ее пальцев.

– Ты мне сделал больно, Стэн. Я этого не заслужила, – жалобно всхлипнула Ева, растирая кровь со слезами по лицу.

– Прости меня, котенок, я не хотел, – привлекая к себе плачущую Еву, смущенно извинился я.

– Стэн? – подняла на меня мокрые глаза Ева.

– Да, любимая, – неловко улыбнулся я ей.

– Я знаю, кто нам поможет, – быстро прошептала Ева.

– Кто нам поможет? – эхом отозвался я.

– Отец Павел. Нам поможет отец Павел. Говорят, он когда-то практиковался в изгнании нечистой силы в Испании и Португалии, – продолжала горячо шептать Ева, лихорадочно сверкая голубыми глазами.

– А ты слышала, о том, что он пережил после общения с покойной Элией? – кивнул я головой на могильную плиту, под которой покоилось истлевшее тело моей подруги детства.

– Да, отец Павел сильно изменился за последнее время, но кто еще кроме него сможет помочь нам на Saligia, Стэн? – Умоляюще посмотрела на меня Ева, еще не зная о смертельной мощи моего инфернального врага. Но, даже не зная моего врага, она уже была готова пострадать за меня, совершенно не задумываясь о дальнейших последствиях.

Тронутый ее любовью и верностью, я взял ее лицо в свои ладони и стал трепетно целовать ее в печальные глаза и губы.

– Ева, моя милая и нежная Ева! Я очень люблю тебя и поэтому, не хотел подставлять под удар. Но видит бог, что это невозможно и то, что должно произойти, рано или поздно все равно произойдет, – страстно целуя любимую, ронял я скорбные слова.

– Если тебе было суждено встретить меня в такое время, значит, мы должны быть вместе не только в радости, но и в печали. – Отвечая на мои поцелуи, стонала раненой птицей в моих объятьях Ева.

– Я знаю, к кому мы поедем, Ева. Мы поедем к Тибетцу! – вдруг осенила меня новая мысль, и она почему-то показалась мне спасительной. Генри был старше нас и имел больше опыта в жизненных делах. Тем более, он неплохо разбирался в восточной религии и возможно, мог помочь нам найти выход из опасного положения.

– К Тибетцу, а почему бы и нет? – озадаченно наморщила острый носик Ева. – Генри постоянно читает столько мистической чуши, что кому как не ему, знать об этом больше.

Я смахнул кончиками пальцев слезы с глаз Евы и, взяв ее за теплую ладонь, повлек за собой:

– Пойдем отсюда быстрее. Возможно, Генри сегодня не на яхте и мы застанем его дома.

…По дороге к дому Тибетца, я подробно расспросил Еву обо всех обстоятельствах гибели сэра Бернарда Диккинсона. Его нашли утром в бухте Лок двое старых портовых рабочих. Безвольное тело директора частной школы лежало лицом вниз в воде около стенки каменного мола. После того как «Salty dog» вынули из воды, на место трагедии прибыла полиция и врач. В растерзанном мертвеце не сразу признали сэра Диккинсона. На это потребовалось не меньше часа. Его узнал один полицейский по имени Тедди по татуировке на левом плече, изображающую оскаленную голову пса на фоне двух скрещенных якорей с надписью «Salty dog». Они однажды рыбачили вместе, и он случайно запомнил отличительный характерный знак на плече частного учителя и заядлого яхтсмена. Новость о нелепой смерти уважаемого директора школы и бизнесмена с быстротой молнии распространилась не только по Saligia, но и по всем Нормандским островам.

В частности, сам генеральный атторней (прокурор) острова Гернси поставил на особый контроль это дело и попросил как можно быстрее разобраться в случившейся трагедии.

Изначально рассматривались две версии происшедшего: жестокое убийство и самоубийство. О том, что опытный физически крепкий морской спортсмен мог по чистой случайности свалиться со скалы в воду, никто не верил. Все кто знал сэра Бернарда Диккинсона при жизни, утверждали, что помимо выдающихся качеств яхтсмена, он неплохо разбирался в скалолазном деле. В студенческие годы сэр Бернард не раз бывал в Швейцарских Альпах, где брал уроки у профессиональных альпинистов и скалолазов.

Но кому могла быть выгодна смерть приветливого и всеми уважаемого джентельмена, этого никто не мог понять? И также никто не верил в версию его самоубийства, так как причин для этого у жизнелюбивого сэра Бернарда просто не могло быть. У него как у бизнесмена никогда не было особых финансовых затруднений и судебных тяжб с банкирами. Его частная школа расширялась и цветочный бизнес, налаженный совместно с женой-красавицей приносил неплохие стабильные барыши. Сэр Бернард был из той редкостной породы благородных людей, которые будучи достаточно гордыми и знающими себе цену, тем не менее, не наживали себе врагов. Может не все понимали его за некоторые экстравагантные выходки и поступки, но откровенного зла ему никто не желал. Тем более не малый авторитет Диккинсону-сыну создал при жизни покойный Диккинсон-старший, освободитель острова Saligia от немецко-фашистских оккупантов.

Выходило, чем безупречнее была репутация в обществе у сэра Бернарда Диккинсона, тем сложнее местной полиции было найти причину смерти покойного.

Дом Тибетца, выгодно для его работы, находился перед самым заездом в порт. Это был небольшой одноэтажный дом из красного кирпича с большими окнами и покатой черепичной крышей. Вот уже пять лет как Тибетец снимал его у одного из крупных владельцев недвижимостью на Saligia. Помимо его дома здесь стояло еще с десяток однотипных жилых строений, образующих короткую улицу La marette. Здесь в основном проживали семьи моряков и портовых рабочих. Я до этого не был в гостях у Генри и поэтому, мне было любопытно увидеть его в бытовых условиях.

Пока Ева припарковывала машину на стоянке магазина быстрого обслуживания, я пересек пустынную улицу и позвонил в дверь под номером 13. Несмотря на мой настойчивый повторный звонок, дверь открылась только после того, как подоспела Ева и позвонила в дверь в третий раз.

– Отдыхает от трудов и увеселений праведных, мужчина. – Коротко усмехнулась Ева, прислушиваясь к приближающимся шаркающим шагам за дверью.

К нашему удивлению, когда Тибетец распахнул дверь, он не выглядел заспанным и помятым. Напротив, он был весел, бодр и гладко выбрит.

– О, какие неожиданные гости для такого времени суток. Ну, проходите, проходите, друзья. Я искренне рад вас видеть. – Сердечно улыбаясь нам, всплеснул руками Тибетец.

– Привет Генри! – быстро поцеловала его в щеку Ева. – Мы к тебе по важному делу.

– Привет! – неловко пожал я сильную руку лоцмана и философа.

Шаркая стоптанными домашними тапочками, Тибетец сразу же повел нас на кухню.

– Ух, ты, как у тебя вкусно пахнет в доме! – с аппетитом причмокнула Ева, втягивая в себя ароматные запахи, несущиеся с кухни.

– Вот, вот, вы как раз во время. Я тут пивка родного немецкого подкупил, ну и решил соединить все это дело с настоящими немецкими bockwurst! Напротив меня, если вы обратили внимание, стоит неплохой магазинчик быстрого обслуживания. Так вот его хозяин мой большой приятель и к тому же он чистокровный немец. И естественно, где на Saligia как не у него я могу разжиться настоящим крепким bockbier и свиными копчеными сардельками! – Входя на кухню, возбужденно рассказывал Тибетец, в предвкушении хорошего позднего обеда.

Кухня была немного тесная, но все же уютная. Все предметы в ней были оформлены в белых тонах, таким образом, создавая ощущение приятной пространственности и комфорта. Усадив нас за квадратный столик со стеклянной крышкой, Генри засуетился со столовыми приборами.

– Генри, Генри, давай я тебе помогу, – искренне предложила свою помощь Ева, с веселым интересом наблюдая за Тибетцем, выступающим в роли домашнего повара.

– О, нет, что ты Ева, как можно, вы же мои гости?! – искусно раскладывая жареные колбаски с прованской горчицей по тарелкам, воскликнул Генри, и комично нагибаясь в полупоклоне, подал их на стол. – Оʼкей, осталось только достать холодную батарею «doppelbock» и можно начинать.

Закончив сервировать стол горячим, Генри извлек из большой холодильной камеры несколько запотевших бутылок пива и водрузил их в середине стола.

– Ну что могу сказать, нет у меня на столе тибетской цампы, зато есть настоящее немецкое пиво! Let’s start, guys! – Откупоривая пробку одной из бутылок, произнес он короткий тост и звонко чокнулся стеклом со мной и Евой. Мы, молча, приступили к трапезе, запивая горячие knacker,s холодным мартовским пивом. Не смотря на веселое оживление Генри, мы с Евой пребывали в некотором напряжении, скованные неприятными событиями дня. Но Тибетец, если даже и заметил наше состояние, вида не показывал и не оставлял попыток нас развеселить. Весь обед он рассказывал нам веселые байки и анекдоты времен своей службы в западногерманском «Bundeswehr». И вскоре мы с Евой убедились, что и в немецких Marineschutzkrдfte предостаточно своих остряков и шутников.

– «Сидит морпех в парикмахерской, стрижется, – озорно посмеиваясь, рассказывал нам очередной солдатский анекдот Генри.

– Где Вы служите? – спрашивает парикмахер.

– В морской пехоте!

Парикмахер усердно работает ножницами. Через некоторое время опять спрашивает:

– Так, простите, где Вы служите?

– В морской пехоте!! – отвечает морпех.

Парикмахер опять работает. Через минуту спрашивает:

– Ну-с, пардон, где Вы все-таки служите?

– В мор-р-рской пе-хо-те!!! – четко отвечает морпех.

– Нет-нет, ну что Вы, успокойтесь ради Бога, – продолжая работать ножницами, восклицает парикмахер.

– Просто когда Вы говорите „в морской пехоте“, волосы у Вас встают дыбом и стричь их гораздо удобнее».

– Генри скажи, а ты, если не секрет, в людей стрелял? – неожиданно прервала Ева веселые воспоминания бывшего немецкого морпеха.

– Нет, не приходилось. Участвовал, правда, в серьезных учениях, но чтобы стрелять боевыми патронами в живых людей до такого не доходило. Я служил в специальном подразделении Mobile protection elements на большом ракетном крейсере. Мои основные специализации снайпер и подрывник. – Не удивившись вопросу, просто ответил Тибетец.

– А если так сложится, что нужно будет выстрелить в человека, ты выстрелишь? – не прекращала допытывать Тибетца любознательная Ева.

– Что-то я не пойму тебя, крошка, тебе что, кто-то угрожает и его нужно по быстрому грохнуть? – снисходительно посмотрел на Еву Генри. – Стэн, что это с Евой? Мне кажется, она желает чьей-то крови.

– Котенок отстань, пожалуйста, от Тибетца. Дай ему спокойно поесть, – положил я ладонь на руку любимой девушки. Она немного подрагивала от нервного возбуждения, причину, которого я прекрасно знал.

«Неужто она решила обратиться к Тибетцу за тем, чтобы он застрелил моего врага»? – горько усмехнулся я про себя.

– Если мне придется выбирать между жизнью и смертью моей или близких мне людей, то я выстрелю без колебаний. – Отодвинув от себя пустую тарелку, серьезным голосом произнес Тибетец и, достав из кармана пачку «Marlboro Gold Tuch Fine», не торопясь закурил.

– Ну и как вам мои немецкие bockwurst, не правда ли просто и со вкусом! – похвалился Тибетец знаменитыми берлинскими копчеными колбасками и, дождавшись нашей положительной реакции, удовлетворенно кивнул головой.

– А теперь расскажите мне ребята о деле, из-за которого так киснут ваши физиономии, – выдыхая клубы прозрачного дыма, резко перешел к главной цели нашего прихода Генри. – Как я уже понял, у вас случилось что-то не очень приятное, я прав?

– Да, пожалуй, что ты прав Генри. Но возможно то, что ты сейчас услышишь, покажется тебе бредом сумасшедшего или выдумкой «обдолбившегося» студента. Но прошу тебя, выслушать Стэна до конца и после не делать поспешных выводов. Это очень важно Генри, крайне важно для многих людей, – произнесла горячую вступительную речь Ева, готовя бывалого немца к значительному нервному потрясению.

– Что ж, послушаем твой рассказ Стэн, а после уже будем решать, что это-бред сумасшедшего или развеселая байка молодого «травокура», – легко согласился Тибетец и приготовился внимательно слушать мой непростой рассказ.

Я рассказал Генри и Еве все без утайки. Начиная с минувших событий кошмарной ночи с десятого на одиннадцатое августа до позавчерашнего дня, когда мы с Евой посещали гостеприимную чету Диккинсонов.

Все время пока я говорил, Ева, неподвижно смотрела перед собой в одну и ту же точку, и лишь мелкое подрагивание ее губ и пальцев, выдавало в ней сильное душевное волнение.

Генри же не переставая, нервно закуривал одну за другой сигареты, но, не докурив и до половины, вминал очередной окурок в переполненную пепельницу.

Особенно трудно мне было рассказывать о событиях в заброшенном монастыре, так как это происходило уже не во сне, а в самой настоящей реальности, где я полностью отдавал отчет своим действиям. Но понимая это, я все равно старался не утаить ничего из того, что испытал или передумал за это время.

Когда я закончил говорить, Ева и Генри еще долго сохраняли молчание, потрясенные моими черными откровениями.

– М-да, и не знаю, что сказать на все это, – наконец, сломав немой барьер, подавленным голосом отозвался Тибетец. – Если бы я не знал тебя Стэн, то, наверное, послал бы подальше, а так, просто не знаю как реагировать.

– Ты не веришь Стэну, Генри? – напряженно выдавила Ева. На ее ресницах в который раз за день заблестели крупные слезы. Взяв любимую за руку, я мягким поглаживанием постарался успокоить ее. Мне было стыдно и не по себе за то, что я стал невольным виновником ее скорби. Теперь рассказав все ей и Тибетцу, я безвозвратно втянул их в свою страшную тайну и теперь вероятнее всего, черный всемогущий Дингир, узнав о моих откровениях с друзьями, попытается наказать меня за излишнюю разговорчивость.

– Мне трудно описать свои ощущения, так как я никогда не слышал ничего подобного. Ведь одно дело читать об астральных путешествиям в книгах мудрецов, а другое дело слышать это от живого человека, побывавшего в загробном мире.

Я уже понял, что вы обратились ко мне потому, что я неплохо разбираюсь в восточной религии и возможно, знаю как решить проблему Стэна. Но я спешу вас огорчить ребята – я не пророк Бога и далеко не монах, постигший состояние самадхи.

Знаете, что-то подобное я уже читал в «Бардо Тедол» и это что-то вполне напоминает мне о тяжелых испытаниях умершего на Страшном суде в Сидпа Бардо. Впрочем, если вам интересно, я могу зачитать вам кое-какие строки из этой священной книги.

Тибетец стремительно сорвался с места и суетливо, поправляя на себе помятую белую рубашку, выскочил из кухни. Вернувшись, он продемонстрировал вам толстую красную книгу с пугающим названием «Тибетская книга мертвых». Подобрав под себя ноги и усевшись на стуле в позе лотоса, Генри открыл нужную страницу книги и торжественным голосом начал читать:

– …О благороднорожденный слушай! Причина твоих страданий-твоя собственная карма; только она и ничто иное. Поэтому молись усердно Трем Сокровищам-они защитят тебя. Если ты не будешь молиться и не знаешь, как сосредоточенно размышлять о Великом Символе и о божествах хранителях, тогда явится рожденный вместе с тобой Добрый Дух Покровитель, чтобы счесть твои благие деяния с помощью белых камешков, и явится вместе с тобой Злой Дух Покровитель, чтобы счесть твои деяния с помощью черных камешков. Это очень тебя напугает и устрашит, ты ужаснешься и вострепещешь, ты попытаешься солгать, сказав: «Я не совершал никаких злодеяний».