Текст книги "Сердца под октябрьским дождём"
Автор книги: Дмитрий Ахметшин
Жанр: Жанр неизвестен
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 14 (всего у книги 43 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]
Рита открыла рот чтобы ответить – подбородок её поднялся, глаза раскрылись широко-широко, даже морщины разгладились (вот, что значит быть кому-то нужным – подумала Алёна), – когда в разговор вклинился сам Слава.
– Я не убивал её, – сказал он.
– Лжёшь, – каркнула женщина, взбешённая тем, что он попытался сорвать её звёздный час. Платье натянулось на плоской, высохшей груди, когда она сделала вдох, прежде чем продолжить. – Я видела…
Но Слава её не замечал, он отступил назад и прильнул к стене спиной.
– Мы ссорились, да, – сказал он, глядя поверх голов. Алёна, как и многие собравшиеся здесь женщины, ожидала, что он пойдёт вниз, к Марине. Сядет прямо на пол, на бурую ковровую дорожку, что стелилась по лестнице, положит на колени голову несчастной и будет её качать, как ребёнка. Ничего подобного не произошло. Взгляд Славы был направлен вверх, будто он надеялся что-то прочитать в тёмных пятнах на побелке. Юрий понимал, в чём дело. Такой же точно взгляд был у Пашки. – Она хотела уехать. Не знаю, что на неё нашло, но она вдруг заявила, что мне нужно вернуться к жене и ребёнку. Я пытался объяснить, что у нас с женой не осталось ничего общего. Я бы забрал дочь к себе. Да, она жила бы с нами здесь и была бы счастлива. Но Марина… Марина не хотела больше тратить на меня время, она хотела уехать. Выйти на трассу, поймать машину. Разве она не понимала, что разбивает мне сердце? Я знал, что это не может продолжаться вечно. Всё было уж слишком хорошо. Но почему прямо сейчас?
– Это твоих рук дело? – очень тихо спросил мистер Бабочка.
Слава вздрогнул, посмотрел на него. Продолжил:
– В Марину как бес вселился. Он сказал ей: «Беги», и она побежала. Я не толкал её, клянусь жизнью собственной дочери! Я только выскочил следом, хотел переубедить как-то, успокоить, и… увидел, как её каблук соскользнул с верхней ступеньки. Я не успел ничего сделать, понимаете? Не успел её спасти.
Он подался вперёд, заглянув прямо в глаза этой старой женщине, Рите; она вздрогнула, как от пощёчины.
– Я бы ни за что не толкнул её, ты, тупая сука, – в устах Славы эти слова звучали мягко, с почти отеческой заботой. – Она была всей моей жизнью… Я только теперь начинал жить – впервые с того момента, когда сломал ногу и не пошёл на открытие парка аттракционов на Чистых Прудах, где были все мои друзья. Впервые с того лета, когда отец с матерью сказали, что мне нужно устроиться на какую-нибудь работу вместо того, чтобы целыми днями протирать штаны в лесу за городом, кататься на лодке и жечь костры. Как будто вся моя жизнь была затянувшимся, тяжёлым сном во время болезни, а сейчас наступило пробуждение. И если ты насмотрелась по телевизору сериалов, это не значит, что в жизни всё происходит точно так же. Если ты вообразила себе, что я мог бы толкнуть любимую с лестницы вот этими вот руками, которыми я дотрагивался до её лица, кормил с ложки мороженым и помогал укладывать волосы, ты – настоящее чудовище.
Рита не могла выдавить из себя и слова. Нижняя губа её треснула от какого-то внутреннего напряжения, кровь редкими каплями падала на платье и моментально впитывалась, оставляя на крупных белых горошинах бурые пятна.
– Что конкретно вы видели? – спросил у неё мистер Бабочка.
– Как она выбежала, а потом он… – слабым голосом сказала женщина. – Я видела его сзади, его спина мне всё загородила. А затем она вскрикнула и кубарем полетела по лестнице вниз.
– То есть вы не видели, как он толкнул её?
Женщина молчала. Её щуплые ноги в сандалиях нервно наступали друг на друга, словно хотели таким образом вознести хозяйку к потолку, вернуть ей роль обвиняющей гарпии, что парит над головами, намечая себе жертву. Но это было уже невозможно.
Полиция приехала тихо, без сирен и мигалок. С ними явился доктор, пожилой господин в длинном чёрном плаще. Они с Петром Петровичем обменялись рукопожатиями (доктору хватило одного взгляда, чтобы понять, что можно уже никуда не спешить), после чего он, поставив у ног старомодный кожаный саквояж, приступил к осмотру.
– Она умерла мгновенно, – сообщил он через несколько минут.
Двое полицейских, ждущих на лестнице несколькими ступенями ниже, поднялись наверх. У обоих седые волосы, усталые лица. Глядя на них, Юрий подумал, что тому, что помоложе, наверное, не меньше пятидесяти. У старшего на залысинах проступают синие вены. Форма заправлена кое-как, галстуки топорщатся, словно сломанные в битвах мечи.
– Гражданин, – сказал полицейский с залысинами, обращаясь к Славе. Он говорил тихим, извиняющимся голосом. – Вам придётся ответить на несколько вопросов. Пройдёмте туда, где потише.
Только теперь Слава, кажется, в полной мере начал осознавать, что произошло. Детектив и метрдотель по указанию доктора подняли Марину и унесли в их со Славой двадцать первый номер, где, несмотря на холодную погоду, нараспашку было открыто окно, а на столе стояло несколько бутылок пива. Руки её безвольно болтались, длинные пальцы задевали одежду тех, кто столпился в коридоре, и любопытные с тихими вскриками отшатывались. Слава протянул к ней в руки, отдёрнул, снова протянул, как моряк, который слишком поздно пришёл к пирсу и вместо корабля застал только дымок на горизонте. А Юра вдруг ощутил, что Пашки, мальчика, потерявшего родителей, уже нет среди живых.
Блог на livejournal.com. 25 апреля, 18:48. Без названия.
…Просыпаюсь и хватаю ртом воздух. Кажется, я остался только один живой на всём белом свете. При ходьбе придерживаюсь за стены. Из-под крана течёт мёртвая вода, в вентиляцию кричи – не докричишься, а стены холодные, будто не лето, и даже не зима, а бесконечное космическое пространство.
Отогреваюсь чаем, но и чай не бесконечен.
Почти перестал есть. Всё, что мне надо – три ложки варёной картошки в день, да полстакана воды. Проходя мимо зеркала, кошусь в него, как больная лошадь на фермера, который, возможно, уже договорился с мясником о поставке третьесортного мяса на колбасу. Пушинки и хлопья пыли неподвижно висят в воздухе… или это просто пятна на роговице глаза?
По пути к компьютеру я обратил внимание, какой захламленной выглядит моя квартира. На полу пятна от пролитых жидкостей, у стула подломлены ножки, вещи разбросаны по округе, будто много лет назад их безуспешно пытались собрать в кучу, чтобы унести с собой, а потом просто бросили и в панике покинули помещение.
Сегодня что-то тревожно. Бездумно дёргаю за ручки дверей и окон. Может, я уже успел состариться в своём уединённом жилище среди чужих вещей? Может, я сижу в кресле-каталке где-нибудь в доме престарелых под присмотром молоденькой девчонки, которая проходит стажировку, пускаю слюни и брожу по дому внутри своей головы? Если так, то поскорее бы я умер.
Хорошо бы всё это действительно было галлюцинациями. Стук клавиш успокаивает. Не знаю о чём писать, и пишу об этом с детской прямотой. Прямо сейчас я пялюсь в монитор, смотрю на моргающий курсор. За окном закат, голова ватная. За горизонт заходит не солнце, а мой разум – мой покой.
Шатаюсь кругами, бормоча бессвязные слова, ломаю мебель. Любой предмет можно разобрать на составляющие. Сложное легко разбивается на простое. Мне нравится сидеть и рассматривать эти части, будь то кусок дерева или скол стекла, думать о том, что всё это принадлежало когда-то живой природе.
Хочу, чтобы меня стёрли, как Чипсу и полдюжины моих горшков с цветами…
4.
В полном молчании все спустились вниз, в фойе. Пётр Петрович принёс из кафе полный кофейник, разбудил мальчишку-сменщика, который таращился на всех, ничего не понимая и открывая рот, как лягушонок. Появились чашки, в них забурлил тёмный траурный напиток. Рядом стояло молоко и сахар, но к ним никто не притронулся. Наверху остались только врач, который, видимо, выписывал заключение о смерти, полицейские со Славой, да Рита, что убежала к себе в номер. Юра думал, что мистер Бабочка тоже останется, чтобы поделиться своими наблюдениями со стражами закона, но тот был здесь. Подойдя к Юре и Алёне, он сказал:
– Я склонен полагать, что парнишка этого не делал. Она действительно споткнулась на лестнице.
– Я тоже, – сказала Алёна, с не вполне ясным осуждением взглянув на Юру. – Слава оставил о себе вчера хорошее впечатление.
Мистер Бабочка покачал головой.
– Знали бы вы, сколько убийц и садистов в повседневном общении производят впечатление нормальных, душевных людей. У вас не будет сигаретки? Страшно хочется курить.
– Муж мои растоптал, – сказала Алёна. Юрий по глазам видел, что она не нуждалась во мнении мистера Бабочки. Вчера за поздним их ужином она нашла в грудной клетке Славы окошко и заглянула прямо ему сердце. Он действительно до смерти любил эту женщину.
Мистер Бабочка взглянул на учителя так, будто подозревал в причастности к преступлению века. Потом наморщив лоб, сказал:
– Я помню вас. Вы поделились со мной мелочью позавчера. Это было приятно. Я купил на неё дивный бутерброд на углу.
– Рад услужить, – сказал Юра, но мистер Бабочка уже шёл по направлению к выходу, спрашивая у всех подряд курево и, кажется, деньги. По его спине, упакованной в полосатый пиджак, как в старый деревянный шкаф, скользили тени.
Алёна с ногами забралась на диван. Не оставляло чувство, будто это она каким-то своим необдуманным действием, своей дерзостью пустила всё под откос.
– Они не посмеют его обвинить, – наконец сказала девушка. – Эта Рита ни черта не видела.
– Надеюсь, что так.
– Я знаю, ты на меня сердишься. Но ты тоже не сахар, если хочешь знать моё мнение.
Юрий заглянул в себя и обнаружил, что злость на жену спряталась в одном из дальних уголков выдвижного ящика шкафа, где он хранил вещи отложенные на потом – иногда навечно.
– Оставим, – сказал он. – Я рад, что с тобой ничего не случилось. Зачем тебе эта птица?
– Ты не догадываешься чьё это животное?
Конечно, он догадывался. Многое в последнее время казалось Юре граничащим с чем-то невероятным. В привычную жизнь, которая вот уже тридцать лет доказывает свою верность традициям, вторгается с неба гигантская рука и расставляет картонных человечков – героев прочитанных тобой романов. И в следующий миг с ужасом наблюдаешь, как они начинают шевелиться.
Алёна отставила пустую кружку и потёрла переносицу.
– Если мы едем домой сегодня, мне нужно собраться.
Слишком много неизвестных. Слишком много всего происходит – прямо сейчас и прямо здесь. Такого не бывает в реальной жизни. Юрий предчувствовал свою неспособность очистить голову, вдавить педаль в пол, дабы вернуться к жизни школьного учителя, к походам по барам и сложным отношениям, напоминающим игру в шахматы во время землетрясения. Что он сможет рассказать об этой поездке своим подопечным? Как сумеет оправдать её перед самим собой?
– Не сегодня, – сказал он. – Быть может, завтра.
Подошла Александра. Она была вне себя от злости – щёки полыхали, а мышцы горла без конца делали глотательные движения.
– Эта старая сука, – сказала она, присовокупив крепкое бранное слово. – Рита. Она подслушивала. Страшный грех. В этих стенах хуже этого греха нет. Бедные дети (она имела ввиду, очевидно, Марину и Славу) по сравнению с ней просто ангелы. Как смеет она после этого пенять на Господа?
– Ну, она противная, – Алёна вдруг вступилась за наушницу. – Но это не повод называть человека такими словами.
– Ты не понимаешь, милая, – Саша потёрла родинку у себя на щеке, тёмное пятно размером с лесной орех, из которого торчало несколько волосков. – В замочные скважины здесь нельзя подглядывать. Щели в дверях не предназначены для того, чтобы подслушивать. Ты лучше заботься о своей тайне, чем шпионь за другими.
Взглядом она измерила степень, в которой супруги прониклись её словами, и заключила:
– Её накажут.
– Кто накажет?
– Всевышний. И этого сыщика тоже, – она бросила взгляд за окно, в холодный серый мир, кутающийся в растущие перед фасадом вязы. Мистера Бабочки не было видно, но Юрий знал, что он курит на крыльце, хлопая себя локтями по бокам и пытаясь сберечь тепло.
– Он сыщик? – спросил преподаватель, особенно не удивившись. Было в этом человеке что-то, похожее на любопытство зверя, подкрадывающегося к незнакомой крупной птице. – Тогда это его профессия: смотреть по сторонам и задавать вопросы.
– Если ты притащил к нам свою жирную задницу, будь любезен оставить мерзкие привычки дома, – отрезала Саша. – Тайны здесь не для всеобщего пользования. Рано или поздно кому-то придётся сказать ему об этом.
Юра бросил взгляд на Алёну: вот сейчас она должна выдать одно из своих фирменных завуалированных замечаний, тех, что зреют в ней, как диковинные ягоды в оранжерее. И не прогадал. Он видел движения глаз, видел, как на шее выступила одна-единственная капелька пота, как костяшки пальцев побелели, когда она сжала пряжку ремня на джинсах. Это всегда сродни выпаду рапирой, хитрому, такому, смысл которого становится понятен противнику, когда тот уже мёртв.
Конечно, она не боец в широком понимании этого слова. Её удары затрагивают сознание на такой глубине, что подчас Алёна сама не осознаёт, что нанесла смертельный удар.
– Любопытно, – сказала она. – И кто здесь режиссёр?
Александра, которая собиралась уже отбыть к подругам, остановилась, непроизвольно клацнув челюстью.
– Что? – переспросила она.
– Режиссёр, – сказала Алёна и улыбнулась. Она сидела на диване, скрестив ноги, вязаный свитер с собачками собрался на животе складками. – У замечательного сериала девяностых, «Твин Пикс», был Дэвид Линч, а кто здесь? Покажите мне его, потому как всё, что здесь происходит, укладывается в формат мистического сериала, герои которого строят глубокомысленные рожи, всячески умножают атмосферу загадочности. Хотите, я расскажу вам о Дэвиде Линче? Это великий человек, гениальность в нём шагает в ногу с безумием. Я больше чем уверена, что здесь таких нет. Что всё это просто мишура для легковерных, и ваши глупые правила – прикрытие для каких-то тёмных делишек. Это в лучшем случае. Я стараюсь не думать о том, что вы можете играть свои роли просто ради развлечения, потому что здесь больше нечем заняться. Ваша резная коробочка пуста… понимаете, о чём я говорю?
Юрий готов был аплодировать ей стоя. Лицо Александры, прежде подвижное, окаменело.
– Мы все здесь скорбим о её смерти, – сказала она. – Я знаю, что вчера вы очень душевно общались. Закройтесь в комнате, милочка, и поплачьте. Уверяю, вам сразу станет легче.
Она ушла. Юра протянул руку и сжал холодную ладонь жены. Она трепетала, как маленькая птичка.
– Мне страшно, – прошептала Алёна одними губами. – Юр, мне очень страшно.
Блог на livejournal.com. 26 апреля, 18:25. Где та прекрасная страна?
…Просто короткая запись, глоток воздуха, перед тем, как вновь уйти в морскую пучину. Всё ещё жив, способен рассуждать, хотя с каждым днём это всё труднее. Я полностью перевернул свой образ жизни: отдыхаю днём, в наиболее спокойные часы, хотя уснуть удаётся лишь в одном случае из трёх. Ночью же начинает твориться чертовщина. Я слышу её приближение издалека, как жители Иерихона слышали рёв еврейских труб, и сон слетает с меня, словно шляпа с пожилого джентльмена в ветреный день.
Однако я постепенно узнаю новые подробности о мире, в который меня затянуло. Это страшно, и… интересно одновременно.
Меня уже давно поразило, что спальня девочек выглядит какой-то… стерильной. Дети – тем более, аж три штуки! – не могли быть такими чистоплюйками. Если бы я попытался изобразить трёх обитательниц этой комнаты на листке бумаги, карандаш бы сломался, стоило дойти до лиц. В шкафах лишь безликая одежда. Ни книг, ни вышивок, ни бисера или кружев (чем ещё могли заниматься подрастающие девахи в докомпьютерную эру?). Несколько старых сломанных кукол нашлись в чулане. Можно было бы предположить что они вывезли многое, когда покидали гнездо, но не бывает такого, чтобы человек, который пробирается по снегу с тяжеленным чемоданом к ждущему его автобусу, вернулся чтобы замести следы.
Сегодня ночью, исследуя с ножом в руке силуэты кроватных спинок на предмет подозрительных звуков, коими оказались всего лишь стучащие в стекло ветки, я обнаружил потайной мир. Образы трёх девчонок наконец начали наполняться красками.
С началом моего заточения я вновь, как в детстве, стал бояться заходить в тёмные помещения. Выключатель никогда не оказывается на месте! Уверен, каждому из вас, неважно сколько вам лет, знакома эта ситуация. Шаришь по стене, а поджилки медленно, но верно приходят в движение. Пока не включишь свет, этот мир полон чудовищ. Кто бы знал, какими способами им удаётся так быстро рассасываться по углам после того, как выключатель наконец замыкает цепь?
Продвигаясь в недра тёмной комнаты в поисках заветной кнопки и стараясь, покуда это возможно, не выпускать ручку открытой двери, я вдруг подумал: «Живи я в помещении, что просматривается насквозь, будто кубик льда – где я прятал бы свои секреты?»
Разве что под кроватью.
Включив свет, я поднял и поставил на бок одну из ближайших коек. За ней пришла очередь двух остальных. Тени бросались из-под них наутёк, шурша чешуйчатыми животами по полу, но они меня больше не пугали. Я нашёл что искал. Потайной мир, в который девочки убегали среди ночи.
На фанерном дне каждой кровати были изображены диковинные пейзажи. Точнее, пейзаж был один, он как из кусочков пазла складывался из трёх элементов и перемещал тебя за много миль в росистый луг где-то на окраине болот. Я видел чёрные коряги, над которыми танцевали тучи комаров. Видел синюю кромку леса, уходящие вдаль чёрные озёра, видел пламенеющие заросли шиповника, словно какой-то фокусник зажёг их, щёлкнув пальцами, и висящую низко-низко (потому что выше нельзя: увидят серебристый свет и заглянут под кровать проверить) полную луну. По всей видимости, у девочек в распоряжении была гуашь всего четырёх цветов, которую они экономили, как могли, иногда лишь намечая то, что хотели показать.
Девочки хотели убежать. Как я. Если я создавал крошечный мирок у себя в голове, то они делили его на всех. Значит, всё было далеко не в порядке с укладом жизни в этой квартире. Чутьё меня подвело…
А может, напротив, я счёл возможным сюда переехать только потому, что почуял знакомую атмосферу? Вдруг я как тот пёс, который, получив возможность жить в тёплой будке и питаться объедками со стола хозяев и цивилизованным собачьим кормом, по-прежнему шарится по помойкам и дерётся с каждой живой душой?
Уходя, я оставил в комнате всё как есть. Может, рано или поздно эта дверь будет открыта и для меня. Может, я найду способ сбежать отсюда в тот мир по следам девочек.
Отныне главным вопросом для меня будет вопрос – что искалечило их жизнь? Мне предстоит это выяснить…
5.
Полицейские спустились вниз, когда старинные часы над стойкой пробили пять вечера. Врач уже давно уехал; двое молодых, крепких и донельзя мрачных парней помогли ему погрузить в машину тело, завёрнутое от посторонних глаз в простыню. Славы не было видно, но один из полицейских, тот, что постарше, подошёл к супругам, всё ещё погружённым головами в облако одной общей задумчивости, и сказал:
– Мальчишке сейчас нелегко. Вы уж, пожалуйста, присмотрите за ним.
– Это ведь несчастный случай? – спросила Алёна.
Старик закряхтел. Ему было жарко, и он, расстегнув на рубашке верхнюю пуговицу, ослабил галстук и оттянул пальцем воротник.
– Я давно уже в этой должности, милая моя, – сказал он. – Каждый случай несчастный, если он оставляет после себя шлейф из человеческого горя. Не слишком важно кто был этому виной, кто пытался спасти положение, а кто стоял в сторонке.
Он выпрямился, взглянув в глаза сначала Юре, потом Алёне.
– Поддержите его, ладно? Вижу, вы хорошие ребята.
Полицейские ушли. Юра заметил, что в заднем кармане того, что помладше, протекла ручка, но ничего не сказал. Они с Алёной глядели друг на друга, пока не заслезились глаза. 00000
Глава 8. В лучах своей звезды.
1.
Хорь остановился возле двадцать первого номера. Как споткнулся. Они с Алёной договорились дать Славе время до ночи, и сейчас, когда на улице стемнело, стало проблематично откладывать дипломатический визит. С тихим шуршанием заработали фонари; их белые шары проплывали мимо окон большими бледными лицами.
Он постучался и спросил.
– Друг, ты как там?
Тишина. Где-то животный скрежещущий звук… ах да, это же попугай! Он стал немного более общительным; резкий крик и стук клюва о прутья клетки то и дело разносился по этажу, заставляя налетевших с улицы мух замирать на белом потолке. Алёна осталась в номере. Она сидела с блокнотом и ручкой возле попугая, готовая записывать всё, что скажет попугай: Чипса, судя по записям Валентина, была довольно общительной девочкой. Юрий прислушался. Вот ещё звук, будто кто-то завёл мотоцикл, но это с улицы.
Может, никого нет дома? Может, он почувствовал необходимость в поддержке родных и укатил на своём «Порше» из города… или же просто впал в панику и бежал от правосудия? Юре не хотелось об этом думать.
Постучал ещё. В желудке неприятно, тревожно заурчало.
– Слав, я просто хочу поговорить. Ты, конечно, не убивал её, мы тебе верим. Мы с Алёной, – он подумал, что звучало всё это не очень, и от бессилия стукнул в дверь раскрытой ладонью. – Скажи хоть что-нибудь, а? Я хочу убедиться, что ты там не скончался от горя. Два трупа за вечер – это перебор, не находишь?
Да, если то, что Юра сказал сначала, звучало довольно наивно, то теперь было грубо. В стиле самого Славы, хотя на поверку он оказался совсем не тем весёлым, обходительным говнюком, которому всё по боку и всё сходит с рук, каким хотел казаться там, в баре.
И Слава ответил. Голос зазвучал так близко, что Хорь подпрыгнул. Их разделяло несколько сантиметров дверного полотна.
– Привет, Юр. Так херово… думаю, мне совсем крышка.
– Принести тебе воды?
Недолгая заминка.
– У меня здесь есть. В кувшине. Половину его Марина выплеснула мне в лицо, но половина осталась.
Юра с пробежавшим по позвоночнику холодком понял, что приятель трезв. Абсолютно. Это состояние в нынешней ситуации было опасным: по мнению молодого учителя, как если бы нефтяной танкер попытались привязать к бую ниткой.
– Может, пива? – засуетился он. – Ты только открой… дай мне только минуту, чтобы добежать до бара и вернуться, и мы…
– Юра, – дверь скрадывала эмоции, и Хорь отчасти был этому рад. – Ты никогда не задумывался о том, кто управляет нашими судьбами? Почему всё происходит так, как происходит? Думаешь, мы все как изюм и рисинки в домашнем квасе, плаваем туда и обратно, сталкиваемся и расходимся, в ожидании пока кто-то откроет крышку и вычерпает тебя ложкой? Скажи, ты веришь в Бога?
– Я не религиозен, – признался Юрий.
– Вот и я тоже. Но знаешь, тяжело оставаться между двумя огнями и держать эту дистанцию всю жизнь. В какой-то момент ты осознаёшь, что остался в полнейшей темноте. Что лучше тянуться к одной из звёзд, чем торчать здесь в одиночестве, гадая где же правда. С высокой долей вероятности никогда так и не узнаешь, правильный ли сделал выбор, но тебе будет уже плевать. Ты будешь греться в лучах своей звезды.
Он немного подумал и сказал:
– Наверное, есть и ещё звёзды. А я просто слишком глуп и неграмотен, чтобы попытаться их вообразить. Марина была умнее… она просто над этим не задумывалась. Но мне теперь не остаётся ничего иного.
– Рад, что ты рассуждаешь о жизни, – сказал Юра, схватив себя за край майки и с силой дёрнув. Он как никогда остро осознавал собственное бессилие.
Ощущение, что тебя вот-вот хлопнут по плечу, накатило на него и не отпускало до тех пор, пока он не обернулся. Возле лестницы стоял мистер Бабочка. Его коричневое лицо, похожее на мятую подушку, выражало любопытство и что-то, что Хорь принял за тревогу и почти отеческую заботу. Он жестом подозвал Юру к себе.
– Слышите это? – шёпотом спросил он.
Юра прислушался.
– Мотоцикл? Газонокосилка? – спросил он. – На кой чёрт кому-то понадобилось косить траву среди ночи?
– Да нет же, – мистер Бабочка отмахнулся. Его карие глаза серьёзно, не мигая, смотрели на Юру, а потом скользнули к дверной ручке и вернулись обратно. – Я про то, что в его голосе. Разве вы не слышите? Шшш, умерьте тон. Не хочу, чтобы бедняга думал, что у его порога собрался консилиум.
Юра хотел сказать честно, что слышит бредни почти свихнувшегося с горя человека, но в последний момент прикусил язык и промолчал. Кто он такой, чтобы давать оценку? Сам никогда не бывавший в подобной ситуации, как он может судить? Убеждение, что люди всегда друг друга поймут, даже если один изнемогает от жары, а другой замерзает на северном полюсе по большей части не верно. Сопереживать – это запросто, но влезть в чужую шкуру и пропустить через себя все эти ощущения… Быть уверенным что тебя понимают на все сто – всё равно что рассказывать слепому о блеске алмазов и надеяться на его восторг.
Детектив внимательно изучил жирное пятно на рукаве. Потом показал пальцем на дверь.
– У него в груди настоящая духовка. Сердце горит, кровь бурлит, и если дальше так пойдёт, скоро выкипит полностью. Вы знали, что около двадцати процентов внезапных смертей ставят в ступор патологоанатомов и врачей? Просто не удаётся подогнать их под какую-либо объективную причину. Рвётся артерия у сердца или в мозгу вдруг возникает электрический разряд. Раз – и всё. Знавал я одного врача. Он рассказывал, что приходится выдумывать болезни, каких не было, и ставить диагнозы, которым до реальных как от нас до Луны, только чтобы оправдать тот факт, что женщина в расцвете сил не встала однажды утром, чтобы приготовить детям завтрак. А что случилось на самом деле? Никто не знает. Человеку пришло время умирать. Кто это решил – он сам, господь бог, тайное масонское правительство?
– А при чём тут Слава?
– Вы совсем, что ли, обесточили на сегодня свои мозги? – раздражённо спросил детектив. – Как думаете, крепкая эта дверь? У портье должен быть ключ. Пойду-ка, спрошу. Поговорите с ним, не молчите!
С неожиданным для своей комплекции и возраста проворством он исчез.
Подвинувшись ближе к лестнице, Юра крикнул, сложив руки у рта трубочкой:
– Эй! Как вас там? Господин Бабочка, захватите, пожалуйста, пива!
– Меня зовут Виль, – раздался снизу голос толстяка. – Виль Сергеевич, если вы радетель за официоз, хотя, на мой взгляд, имя и отчество мои сочетаются не лучшим образом. За то, что вы причислили меня к отряду чешуекрылых я не обижен только потому, что вы выручили меня звонкой монетой.
Чувствуя себя не в своей тарелке, Юра снова подошёл к двери и спросил:
– Так как, хочешь выпить? Только скажи, и весь бар к твоим услугам.
– Сейчас ничего не нужно, спасибо, – ответил из-за двери Слава. – Это глупо, но… по-моему, я куда-то падаю. Будто мы вдвоём с Маринкой гуляли по натянутой между крышами струне. Её больше нет, а вот теперь и я, потеряв равновесие, падаю следом.
Юрий зажмурился, лихорадочно пытаясь сообразить, что он сказал бы какому-нибудь из своих учеников. Единственная пришедшая на ум фраза не годилась даже на то, чтобы потянуть время.
– Жизнь ещё не закончилась, – услышал он свой упавший голос.
– Для неё закончилась, – незамедлительно отреагировали там, внутри. Надрывные нотки в голосе не вязались с прежним, ироничным, немного колким и обескураживающе-добрым Славой. – А для меня… слушай, как бы ты отреагировал, если бы остался последним человеком, который со мной говорил?
– Что ты имеешь ввиду?
Газонокосилка не смолкала, и в тон ей у Юры разболелась голова.
Слава ответил с коротким смешком (Юра услышал, как он отошёл от двери, как ходит по комнате, с шумом и как будто вслепую двигая мебель):
– Прямо сейчас я вижу здание насквозь. Вместо потолка надо мной словно кто-то целлофан натянул, пол прозрачный, на первом этаже две уборщицы курят в туалете – срань господня, это странно, Юр! Думаю, я свихнулся. Знаешь, что ещё я вижу? Почву. Умятую как следует почву под фундаментом. Сам фундамент похож на грудную клетку бронтозавра, а земля кишит червями, которые никогда не видели света. Я вижу муху, которая ползает по стеклу в кабине моего автомобиля… чёрт, я только сейчас понял, какое херовое у меня было зрение. А сейчас как очки надел. Вижу воробьиный глаз за сотню метров.
Грохот, человек внутри обо что-то споткнулся. Спустя несколько секунд Слава продолжил, как ни в чём не бывало:
– А глубоко под землёй пещеры. Целая сеть пещер, они идут уступами, иногда под наклоном, уходят так глубоко, что едва удаётся разглядеть. Там течёт подводный ручей. А в самой глубине… в самой глубине – я, из-за которого погибла лучшая женщина на свете.
Концовка была настолько неожиданной, что Хорь, собиравшийся уже что-то сказать, притих.
– Это я её убил, Юр, пусть даже не прикоснувшись к ней. Убить можно не только действием. Я убил её здесь, в этом номере, когда стал настаивать на своём. Когда допустил мысль, что она моя собственность. Когда впал в бешенство, видя как она ускользает… Теперь я буду вечно пребывать там, в глубине, среди москитов размером с ладонь и маленьких слепых зверьков. Буду вечно слушать эхо моего горя.
Вернулся Виль Сергеевич. Его лицо лоснилось от пота. Ключа не было.
– Пётр говорит, что если бы я пришёл к нему лет тридцать назад, то застал бы полный комплект. Шутник херов. Довольно долго копался в том, что осталось, но для двадцать первого ничего не нашёл.
Он склонил голову к левому плечу, прислушиваясь, а потом, не таясь, стукнул кулаком в дверь.
– Открывай, сынок, – сказал он. – Давай поговорим как мужчины.
– Кончай нести чепуху, – закричал Юра. – Ты же не кукла чревовещателя и не средневековый колдун! Это даже не смешно.
– Время уходить, – раздался голос, кажется, с противоположного конца номера. Удивительно, что они вообще его услышали. – Никто не может находиться в двух местах одновременно, а здесь быть больше невыносимо.
Виль Сергеевич ударил по двери с неожиданной силой. Потом попробовал высадить её плечом. Костюм его затрещал, нити на локтях торчали, как мышиные усы. На шум сбегались люди, дверь соседнего номера открылась и показалось встревоженное лицо Алёны.
– Что он? – спросила она.
– Плохо. Совсем плохо, – ответил Юра, отступив к перилам.
Резная дверь трещала, но не поддавалась. С громким стуком падали на пол картины. Казалось, всё здание раскачивается в момент столкновения плеча мистера Бабочки со старым упрямым деревом, как судно, попавшее в шторм. Впрочем, было ясно кто здесь победитель: детектив не собирался сдаваться. Он превратился в один гигантский кулак. И вот наконец дверь затрещала и после хорошего пинка провалилась вовнутрь, забрав с собой половину косяка.
Виль Сергеевич не удержал равновесия и, завалившись вперёд, разбил зеркало в прихожей. Юра зашёл следом и, бросив взгляд вглубь комнаты, согнулся в приступе дурноты. Скудный завтрак и алкоголь, давно улёгшиеся в желудке, душной, тягучей струёй поползли по пищеводу вверх.
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?