Текст книги "Первый тайм"

И снова помчались годы, кружа свою карусель из людей и событий. Леша стал отцом, мужем. Но спустя какое-то время снова развелся. Ира все так же была где-то далеко. Будто бы и не настоящая вовсе, а как невероятный сон, случившийся однажды. Они виделись еще пару раз. И оба этих раза их время убегало очень быстро. Так быстро, что вся их нежность казалась только сном.

И вот, Ира, прошло больше двадцати лет. И я говорю с тобой.

– Ты все еще говоришь мне эти ужасные цифры…

– Я ничего не забыл?

– Я бы добавила кое-что, но совсем не хочется этого делать. – Голос ее дрожал. – Скажи, а ты бы хотел что-то изменить в жизни?

– Даже боюсь об этом думать. Увы, я не смогу этого сделать. Зачем же расстраиваться. В жизни и так полно огорчений.

– А я часто вспоминала о тебе. И думала, что, может быть, все должно было бы быть не так.

– Знаешь, что я думаю? Я думаю, что нам кто-то выдал одно большое счастье на двоих. Пополам – половину тебе, половину мне. Но мы так и не смогли собрать две половинки в одно. Сначала не случилось, потом было страшно менять что-то. Потом было поздно это что-то менять…

– Но ведь это все неправда. Можно было все изменить в любую секунду.

– Но тогда-то казалось все иначе. В любом случае, то время, что мы провели вдвоем, – это лучшее время, хоть его было так мало.

Ирина молчала, Алексей Иванович тоже молчал. По его щеке быстро промчался тоненький ручеек, прыгая по морщинам. Вдруг он улыбнулся и сказал:

– Вот видишь, Ириша, у нас есть даже о чем помолчать.

– Ты прав, как всегда.

– Расскажи, как у тебя дела? Как здоровье? В нашем возрасте задавать такие вопросы уже прилично.

– Дела… Да какие в нашем приличном возрасте дела. Я вот в больнице лежу. Обследуют меня.

– Что стряслось? – настороженно спросил Алексей Иванович.

– Да в целом все нормально. Не хочу об этом говорить. Я хотела услышать твой голос, и мне это удалось. Мне сейчас на процедуры уже пора, так что давай будем на связи. Я позвоню еще на неделе.

– Хорошо, Ириша, ты береги себя там.

– Буду. Целую тебя нежно-нежно, мой дедушка.

– Ну начинается! А я тебя, бабушка!

Утренний чай был налит в кружку. Кот, как и всегда, вертелся у ног хозяина. На маленькой кухне ничего не изменилось за прошедшую неделю. Алексей Иванович не спеша потягивал чай.

Уже неделя прошла. А она так и не перезвонила. Уже немолодые-то совсем. Неделя уже немалый срок. Позвоню-ка я сам. Алексей Иванович подошел к холодильнику, на котором лежала потрепанная записная книжка. Он плохо владел телефоном, поэтому по старинке все важное записывал ручкой. Держа телефон в одной руке, второй он начал набирать номер. Старшая внучка всегда смеялась, когда видела, как он сосредоточенно это делает. Пошли гудки. Мужской голос ответил:

– Да, слушаю.

– Простите, я звоню Ирине Викторовне. Я правильно набрал номер?

– Да, кто ее спрашивает?

– Видите ли, это ее старый знакомый из города…

Мужчина, не дослушав, перебил его:

– Я ее сын. Она умерла пять дней назад.

Алексей Иванович безвольно опустил руку с телефоном вниз, и тот упал на пол.

– Алло. Алло, – несколько раз донеслось из лежащего на полу телефона. И он погас.

Алексей Иванович сидел на стуле, смотря перед собой. Острая боль в сердце не утихала. Чуть-чуть подождав, когда она затихнет, он аккуратно поднялся и пошел в комнату, придерживаясь за стены.

– Пойдем, пойдем, Пуся. Надо немного полежать, – обращаясь к коту, сказал старик. Кот недоуменно смотрел на хозяина.

Немного не дойдя до дивана, старик почувствовал, будто бы к сердцу притронулись чем-то очень холодным. Ноги перестали слушаться, и он упал на пол. В голове все закружилось волчком. В ушах сильно шумело. Вдруг наступила тишина. Но ничего не было видно. Потихоньку темнота отошла, и Алексей Иванович увидел аллею. Ту самую Аллею, по которой когда-то давно он гулял с Ириной. Она стояла полубоком, улыбаясь. Такая же молодая и красивая, как тогда. Он сделал несколько шагов к ней. Ирина протянула ему руку, Алексей протянул свою в ответ. Постояв немного и глядя друг другу в глаза, они двинулись вперед. Такие же молодые, как много лет назад. И у аллеи не было видно конца. Вдруг он остановился и сказал ей:

– Вот видишь, Ира, у нас все с тобой пополам. – Голос его звучал с легким эхом.

– Нет, Леша, теперь у нас все на двоих…

История одного кота

Посвящается памяти самого преданного и верного друга —

Гизмы Дмитриевича Ангельева, ушедшего от поликистоза почек

2 апреля 2019 года.

Мир был такой непонятный и большой, что котенок никак не мог его обойти на своих дрожащих лапках. Но было очень интересно, что там, дальше, чем уютный тазик, где он с братьями и сестричкой родился на свет. Наверное, так должна начинаться моя история. История одного кота.

В тазике нам было очень уютно, и с нами была мама. Но неизведанное тянуло и манило к себе. Стоило недалеко отойти, как мама хватала за шкирку и уносила обратно в таз. А еще эти большие и странные существа, которые постоянно приходили и поднимали нас высоко-высоко. Зачем они это делали, я не знаю. Но я не кричал, как остальные. Им это не помогало, так зачем же я буду стараться. Конечно, позже я узнал, что это за великаны, и они не хотели ничего плохого, но тогда это было очень волнительно. И не скажу, что приятно.

Бежали дни, и мы все дальше могли отходить от мамы. Она уже не уносила нас обратно. Мы легко выбирались из таза и забирались в него, чтобы поспать или поесть. Самой неприятной процедурой было мытье. Никого не волновало, хотим мы мыть под хвостиком или нет. Мать строго следила за этим. Надо признаться, что и на этой процедуре я особо не пищал. Никакого смысла в этом не было. Если мыть начали, то тебя домоют, хоть кричи, хоть нет. Странно, что два моих брата и сестра не понимали этого.

Начались игры. Мои братья были очень шустрые. Они постоянно кусали друг друга и задирали сестру. А мне было все это не сильно интересно. Моя цель была посмотреть, что там за выходом из комнаты. Тогда, я, правда, не знал, что это комната и что у нее есть дверь. Я даже не догадывался, что позже научусь сам открывать ее. В то время я просто запомнил место, откуда приходили они. Большие существа. Они заходили, и за ними снова исчезал проход в неизвестное. Я всегда наблюдал за этим, сидя в стороне. Таинственно и загадочно исчезал проем. Когда они уходили, я шел в то место. Но прохода не было. Иногда я просто сидел и слушал, что там. За местом, откуда они приходят. Там все время что-то происходило. Были какие-то звуки. Но я никак не мог посмотреть, что же там такое есть. Да и братья вечно меня отвлекали. Прибегут, нападут и давай кусаться. Я, конечно, тоже их покусывал, но без особого энтузиазма. Из всех приемов моим любимым был отпихивание задними лапами. Он у меня прекрасно получался. Потом большие существа принесли нам еще один большой тазик и два маленьких. В маленькие они начали наливать что-то вкусное, а в большой усаживали, когда кто-то делал лужу. Я сразу смекнул, что теперь можно в случае желания пописать делать это в специальный таз. Это была прекрасная альтернатива бесцеремонным маминым купаниям. Так все и шло, пока однажды к нам не пришли новые большие существа.

Сначала пришли одни, потом другие. От некоторых паршиво пахло. Я старался в этих случаях отойти куда-то в сторонку, чтобы не привлекать внимания. Эти существа были очень шумные и бесцеремонно хватали нас. Мы только начали привыкать к этим визитам, как вдруг один из больших, которых мы не знали, схватил сестру и ушел с ней в загадочный проем. Я очень тогда перепугался. Хотя немного и завидовал ей. Теперь она знает, что там. Но было страшновато, ведь ее так обратно и не принесли.

Был самый обычный день. Я сидел на своем любимом месте, чуть в стороне от новых тазов. Братья скакали и кусались. Все как всегда. Вдруг открылась дверь, и наши знакомые большие существа привели новое. Я занервничал, но виду не подал. Большие опять шумели, иногда издавая громкие звуки. Но так как я регулярно подслушивал возле волшебного проема, то знал, что так они выражают радость. Новое существо никого не хватало на руки. Это удивило меня, и я сидел и смотрел на него. Что же оно будет делать дальше? Братья, не обращая никакого особого внимания на происходящее, резвились возле спального таза. Вдруг новое существо подошло ко мне и присело. От неожиданности я вытаращил глаза и замер. Потом все как в тумане. Помню только, что когда меня проносили через волшебный проем, мама нервничала и кричала. А я толком ничего не разглядел. Все мельтешило кругом. Было очень страшно. Новое существо куда-то меня несло, а я боялся.

Я не запомнил, как очутился в новом месте. Там было еще одно существо, еще больше того, которое меня унесло от мамы. Я уже немного понимал в жизни и точно знал: кто больше, тот главней. Большой взял меня на руки и что-то начал говорить мне. Я ничегошеньки не понял, кроме того, что мне нечего бояться. Мне явно никто не желал зла, и это главное.

В однокомнатной квартире, называемой малосемейкой, появился новый жилец. Для маленького серого британского котенка был установлен лоток, куплены миски, а также корм, который рекомендовал заводчик. Хозяевами малыша стали молодые мужчина и женщина, которые пытались жить вместе. У них это не очень хорошо получалось, отчего было порой крайне шумно. Но коты хозяев не выбирают. Хотя…

На новом месте было неплохо. В первый же день произошел казус. Так как я был приучен к регулярному мытью, я мылся. Не так чтобы профессионально, но я еще только учился. Бывало, что мог упасть набок при мытье под хвостиком. Вдруг мне захотелось сделать лужу. Я уже понял, что для этого мне подготовили специальный тазик. Без лишних размышлений я залез в него и сделал все, как обычно. Было желание немного покопать, но только я начал… Большой внезапно подбежал, и издавая громкие звуки, подхватил меня на руки. Я очень удивился, но не сопротивлялся. Чему он так обрадовался, я так и не понял. Вообще большой оказался добрым. Когда он был дома, а как я понял, это теперь мой дом, он брал меня на руки и гладил. Та, что меня принесла, тоже хватала меня. Но как-то по-другому.

Запретная дверь была всего одна. Но мне туда не сильно хотелось. Остальные были всегда открыты. С тех пор я не любил закрытые двери. Я ходил и изучал все вокруг. Благо времени у меня было предостаточно. Каждое утро большие уходили в проем и возвращались, только когда уже было темно. Через несколько дней я почувствовал что-то неладное. Мне все время хотелось в тазик. Когда стемнело, они вернулись. Обратив внимание, что я постоянно в лотке (так они называют специальный таз), большой все время ходил за мной. Не то чтобы я стеснялся. Но было как-то неудобно. Он брал меня на руки и нес в маленькую комнату. Там он мыл мне под хвостиком. Не так, как это делала мама, конечно. Было весьма холодно, но я не сопротивлялся.

В один из этих дней я почувствовал что-то неприятное в животе. Я не был точно уверен, что это, поэтому на всякий случай залез в лоток. Вдруг меня стошнило. Прямо там, в лотке. Большой опять подлетел и, не дав мне опомниться, схватил и начал гладить. Большой и та, что меня принесла, принялись шуметь.

– Слушай, по-моему, этот котенок не жилец. Только деньги зря спустили.

– Сама ты не жилец! Ну поносит его, и что?

– Да ничего! От него какашками воняет. На руки не возьмешь! Не подноси его ко мне близко. Тошнит от вони.

– Ты вменяемая? Животинке плохо, а чем он должен пахнуть? Розами? Я и так задницу ему мою каждый раз. В хате холодно, зима, а он мокрозадый постоянно.

– Не люблю слабаков. Помрет, значит, помрет. Я к нему еще не привыкла все равно. Делай, что хочешь, только чтобы мне не воняло. На кой черт ты его на диван прешь!

– А куда мне его, на балкон вынести?!

– Фу, убери его! Смотри, у него кишочка из попы торчит, фу! Да он точно сдохнет!

Я тогда еще плохо понимал, что они кричат. У этих существ странный язык. Вообще они много издают звуков. Впоследствии я понял, что люди, а большие были ими, очень плохо чувствуют друг друга. Поэтому и много шумят. Но это было многим позже.

От постоянного мытья под хвостиком было холодно, и я дрожал. Мама мыла теплее. Но я уже начал ее забывать. Большой все время брал меня на руки и прижимал к себе. Там было тепло. Особенно тепло, когда он ложился на спину и сажал меня под свою шкуру на груди. Да, мне тогда было в диковинку, что у них разные шкуры. Под ней он был гладкий. Не такой, как я. Но теплый. Так я у него и спал. Вообще он все время меня грел и гладил. А та, что мельче, когда я к ней подходил, отодвигалась и морщилась. Но я на нее не обижался.

Через какое-то время я перестал все время бегать в лоток. Большой не стал меня мыть, и я больше не мерз. Но каждый вечер он брал меня на руки и гладил. Каждый раз он издавал один и тот же звук. Гизма. Так я начал понимать, что это мое имя. Ну а раз у меня есть имя, то и я должен как-то их звать. Хотя бы про себя. Большой хоть и вел себя как моя мама, но точно ей не был. Поэтому я решил, что буду звать его Мой. А та, другая… Я тогда ничего не придумал, как звать ее Другая. Я вполне ее терпел. Она, конечно, пыталась меня гладить, и я не сопротивлялся. Но то, что она не грела меня, когда я мерз, было обидно и запомнилось.

Бежали дни. Пока я был дома один, я очень любил смотреть в окно. Это такой проем как дверь, только через него все видно. Особенно меня интересовали эти странные существа, что туда-сюда мелькали. Мой зовет их птицами. Они то вверх, то вниз. По моим ощущениям, я их должен ловить. Но через окно не поймаешь. Иногда, когда я засыпал на окне, мне снилось, что я выпрыгиваю в окно и ловлю их. В моих снах я всегда их ловил. Ну и, конечно, приносил Моему. Показать, как я умею.

В то же время я подметил, что если положили две миски еды и две воды, то хорошего не жди. Это не к добру. После этого Мой и Другая куда-то уходили и не возвращались вечером. Не то, чтобы я был не рад поесть от пуза, просто скучно. Я как-то привык гладиться вечерами. Да и еда вроде как вкусная, но когда ее не так много. Когда ее меньше, она значительно вкусней. А особенно вкусно, когда Мой дает мне мясо. Я точно знаю, что это мясо. Мой так все время говорит, перед тем как его дать. Пытается подражать тому, как я иногда выражаю свои эмоции. Мияяяасо. У него не получается говорить, как я. Смешной такой. А мясо вкусное. Эти птицы, что в окне, точно из него. Не могу сказать, откуда эта уверенность, то прямо чувствую. Птицы – это мясо. Только очень быстрое. Да и через окно его никак не попробуешь. Вообще когда речь заходит о птицах, то я думаю про мясо. Когда думаю про мясо, хочется чего-нибудь поесть. Вот так посидишь на окне, и аппетит разыграется не на шутку.

Так вот вспоминаю, как оно было тогда. Интересно было. Все было новое. Столько открытий. А еще мне принесли мягкий тазик, как тот, в котором я маленький спал. Называется это спалка. Мой меня туда запихивал и говорил: «спалочка, ложись». Там было уютно, но жарковато. Вообще как-то стало жарковато. Хотелось все время пить. Я такое видел первый раз, но быстро привык.

Еще помню, что когда было жарковато, со мной приключилась история. Я попадал за таинственную дверь. Ту, в которую Мой и Другая, уходили по утрам. Страшно было безумно. Другая посадила меня в какую-то штуку, через которую было плохо видно. Очень болтало. Потом были чужие большие. А еще я увидел других, таких же, как я. Они тоже боялись. Потом что-то кольнуло меня в заднюю лапу, и я уснул. Проснулся уже дома. Смотрю, вроде как никуда и не носили меня. Подумал, что сон приснился плохой. Лучше бы про птиц. Но чувствовал себя очень плохо. Хотел залезть на окно, посмотреть, где там мои птицы, но упал. И под хвостиком побаливало. Было ощущение, что меня чего-то лишили. Но было это или нет, утверждать не берусь. Все как в тумане. Но осадочек остался. От этой Другой одни неприятности. В то же самое время мое имя значительно удлинилось.

Сейчас, по прошествии лет и зим, я точно могу сказать, что это было именно тогда.

– Слушай, а что в ветклинике сказали? Как долго будет он в таком состоянии?

– Пару дней. От наркоза отходит. На тебе паспорт. Я на тебя записала.

– В смысле на меня?

– Ну паспорт заводят когда прививки делают, когда операции. Вот смотри.

– Гизма Дмитриевич Ангельев???

– А что тебе не нравится? Сам же говоришь, что кот твой, что он твой сынок. Вот теперь с документами.

– Он, конечно, мой любимый кот, но коту отчество и фамилию мою… Я даже не знаю, что бы мне сказал на это отец или дед.

– Ой, ну прям там. Семья великих людей и литераторов. Коту дали их фамилию, стыд и позор. Кричал, что кот твой? На документы!

Прошло время. Это я точно знал, потому что стало холодно, как когда я только тут появился. А потом опять стало теплеть. И не знаю, с чем связано, но я явно стал больше. Или дом меньше. В общем, я мог допрыгнуть в любое нужное мне место. Особенно было интересно в средней комнате. Там, где стояла моя еда. Иногда там можно было найти что-то вкусное. Что-то такое, что мне не давали. Все вкусное было обязательно завернуто в шуршащее. Чем сильнее шуршит, тем вкуснее. Это я подметил сразу.

Был обычный день. Мой и Другая носились взад-вперед. Туда-обратно, туда-обратно. Как-то стало пустовато вокруг. И вдруг Мой зашел, неся штуку, похожую на ту, что из страшного сна. Я, конечно, занервничал, но знал точно – мой меня не обидит. Поэтому не стал сильно сопротивляться. Опять было плохо видно и очень болтало. Вспомнил тот случай. Сон в руку, видимо, оказался. Выходит, я еще и будущее могу предсказывать. Но было не очень страшно, потому что я знал, что проснусь дома. Но в этот раз все вышло иначе!

Я не увидел чужих больших, не было таких, как я. Сон явно перестал сбываться. Когда Мой вытащил меня из этой штуковины, все вокруг было незнакомое! Чужие запахи. На меня напала такая жуть, что я не знал, куда спрятаться. Мой взял меня на руки и все что-то говорил. А я не понимал, где я и кто тут вообще живет! Почему меня сюда принесли! Неужели Мой меня обманул и теперь мое будущее неясно?! Очень хотелось домой, было обидно. Я вообще-то верил ему. При первой возможности нашел укромный угол и спрятался. Вдруг придет кто-то чужой или меня опять куда-то потащат. Лучше спрятаться, думал я. Но добрые знаки были. Мой лоток был тут. Миски тоже. Украдкой я выходил поесть и в лоток, пока никто не видит. На всякий случай не копал в лотке. Кто знает, что у них на уме. Услышат же, как я копаю, и изловят.

Мой и Другая так же утром начали уходить в дверь. А я оставался один. Я потихоньку выходил и исследовал новое место. Оно было значительно больше, чем мой прежний дом. Нашел свою спалку. Лег, немного подремал. Она пахла мной и старым домом.

Здесь тоже были окна и подоконники. Их было намного больше. Смотреть было интереснее. В целом я начал понимать, что, видимо, теперь это мой дом. Постарался обтереть все углы, чтобы мне пахло здесь приятнее. И тут услышал знакомые звуки! Птицы! Они тоже со мной сюда пришли! Запрыгнул на окно. Вот они! Это был знак! Я все сразу понял. Раз и птиц перевезли вместе со мной, это определенно мой новый дом.

В целом все наладилось и пошло своим чередом. Меня все чаще стали звать длинным именем. Если меня звали срочно, то Мой звал коротко. Если пообниматься, то тогда длиннее. «Гизма Дмитриевич! Подойдите, пожалуйста, по процедурному вопросу». Длинная фраза, но я ее запомнил. Тем более что я уже все лучше понимал, что они говорят. А они вообще не понимали, что я говорю. Мне порой кажется, что я умнее, чем они. Даже Мой не понимает, что я говорю. Неужели так трудно было разобраться? Приходилось вечно его водить. И так скажешь, и так. Не понимает. Вынуждает вскакивать и метаться у него под ногами. Тогда он обращает внимание, а я веду, куда мне надо. Сяду у миски с водой и сижу. А он смотрит и спрашивает: «Что?» Что не понятного? Я привел тебя к мискам. Сижу возле воды. Значит, что? И так каждый раз. Тяжело обучаются эти люди. Очень тяжело. Ну что делать. Как я понимал, в нашей иерархии он самый главный. Я его слушаюсь. Кто больше, тот главней. Потом иду я. Ну или мы наравне с Другой. Тут я никак не мог определиться. Она то меня больше, но Мой однозначно любит меня больше, чем Другую. Вообще мне ощущалось, что я главней. Поэтому когда другая пыталась меня ругать или наказывать, я дрался.