Текст книги "Дневники веб-модели"

В холодном поту проходят почти две недели, две недели переписок с Линн, прогулок с Наоми, попыток выбить себе ещё переводы и найти новых мемберов. И наконец, ночью уезжаю с подругой в Москву на заветный концерт, о котором я рассказывал Рики. Возможно, кто-то из богов меня услышал, а может просто повезло, но из военкомата не приходили.

По приезду в Москву нас встретила еще одна землячка и так втроём мы провели весь день.

Это было ужасно.

Они постоянно сидели в смартфонах, фотографировали нас и обсуждали чьи-то чужие снимки, своих общих знакомых, инстаграм, словом все столь чуждое мне, и складывалось впечатление, что люди очень сильно ограничивают жизнь этими телефонами. Серьёзно, за весь день они ни разу не выпустили их из рук. И ни разу я не получил возможности поучаствовать в дискуссии, так как мне было совсем не о чем с ними говорить.

Вечером мы дошли до Олимпийского, где столкнулись с идиотской организацией: сначала нужно найти определенную очередь, ведущую к палатке, в которой тебе соответственно билету выдают браслет, и только потом встать в очередь на вход к одному из восьми подъездов. После этих очередей, поиск гардероба, по непонятной причине устроенного на самом верхнем этаже. Оказалось, что сумку туда не сдать даже за деньги. То есть организаторы, зная, что на концерт съедутся люди со всей России, не предусмотрели того, что им будет негде оставить свои вещи. Пришлось договориться с парнем, продававшим мерч.

Тебе наверно не очень интересно читать об этой части моей истории, но после стольких концертов, это уже почти профессия, да и воспоминания столь ярки, что не могу не поделиться с тобой.

Как ни странно, дальше все пошло довольно гладко.

Стой.

Представь. Столы с футболками и холодильники с напитками, ты идёшь мимо, постепенно ускоряя шаг, быстрей, быстрей увидеть эту сцену самой масштабной концертной площадки России. Проходишь бесчисленные коридоры и ограждения, ряды охраны. Минуешь шумные толпы, кто-то уже пьян, кто-то рвется в зал сквозь очереди. Кого-то уже утаскивает охрана за неадекватное поведение, ты всё стремишься вперёд, и лучше бы не вставать никому на твоём пути. Доходишь до охраны; последняя стадия проверки твоего тела на запретные вещества и оружие, и.. арка темного коридора.

Пара шагов, отбрасываешь портьеры и вступаешь в зал.

Тысячи людей, вспышки камер, кажется, будто все смотрят на тебя, будто ты гладиатор Колизея. Только на арене помимо тебя ещё тьма людей, стоящих максимально плотно, сминающих первые ряды в порыве быть как можно ближе к своим кумирам, когда те соизволят выйти на сцену. Ты можешь представить себе, какого это, оказаться на такой площадке впервые?

Восемь часов, но рок-группы всегда опаздывают, не правда ли? Просто они ждут пока зайдут все люди, в этом дело.

Вхожу в толпу, стараюсь не прислоняться к окружающим, не ходить по ногам. Нахожу свою подругу, стою с ней и болтаю о всякой ерунде, о которой обычно болтают перед концертами. Сколько будет песен? Насколько качественный будет звук? Будет ли нас сносить толпа? Проберемся ли мы в фан-зону?

Двадцать минут, и свет гаснет. Двадцать минут – вот это я называю уважением. Это рекорд, самая короткая задержка за 5 лет концертных походов. Три массивных экрана на сцене загораются, показывая интро, посвященное армянскому геноциду 1915 года. У меня сразу возникают вопросы к самому себе: заинтересуется ли хоть кто-то из всей оравы фанатов этим? Прочтет ли кто-то дома хотя бы несколько страниц по этой теме? Насколько оправдана такая попытка напомнить людям, как чудовищно мы можем истреблять друг друга? Ладно.

Звук потрясающе чистый, голос вокалиста слышно отчётливо – редкость в наше время. Люди вежливые и адекватные, причем их так много, что во время одной песни с нашего конца зала не было видно фаер, который кто-то зажег в центре. По разным данным в тот вечер там собралось около 25 тысяч человек!

Слем, людские конечности, пот, эмоции бьют ключом, тебя переполняет энергия и весь негатив выходит через столкновения плечами с другими фанатами.

Вижу девочку лет 15и, такую маленькую армянку, беру её на плечи, чтобы видела сцену, на одну песню. До чего красиво подпевает им!

Через два часа выхожу, покупаю себе очередную футболку, мокрый и довольный как слон, и мы бежим на поезд, который вернет нас домой. Никогда не покупай вещи на эмоциях, слышишь? У меня этих футболок, завались. А ведь эта тысяча могла бы пойти на оплату долга.

Ох, как же я люблю эти моменты. Плацкартный вагон, шум рельс, поезд слегка потряхивает. Я лежу на верхней полке: ощущение, будто меня избили, но мне понравилось. Знаешь, как после секса, когда ты лежишь в ванной, и первые 20 минут (если всё прошло как надо) ты валяешься, как кукла. Абсолютно расслабленный, полный ноль. Вода может течь по тебе, переливаться за край ванны, а тебе всё-рав-но.

Напротив меня лежит Дарина, под ней наша общая знакомая. Подо мной лежит мужик с огромным животом, я такие называю аквариум. На нём он разложил планшет, смотрит какой-то американский мультфильм. Наступает ночь, мы с разной скоростью вырубаемся; усталость в теле, оглушение и легкий свист высоких частот в ушах, и тут Дарина аж подпрыгивает от неожиданности, потому что мужик подо мной выдаёт храп, нечто среднее между мотором мотоцикла и скрипом ржавой дверной петли. Так мы под аккомпанемент хрюканья этого субъекта едем всю ночь. После таких поездок на верхней полке, явно не предназначенной для людей высокого роста, начинаешь боготворить свою кровать и тишину.

Прибыв домой, я сразу отписался Рики и Мартину о своих впечатлениях и вырубился.

Проспав полдня, я обнаружил намеченную на сегодня ночную смену. Не предусмотрительно и очень самонадеянно – сил совсем нет. Сумма задолжности каждый месяц прибавляет в весе.. Со стоном сваливаюсь с края дивана и начинаю одеваться.

Закупившись в местном гипермаркете готовыми блинчиками (их проще разогревать) я дождался свой автобус и поехал навстречу очередной ночи нервотрёпки. Настроение скверное, всё, что меня греет, произошло день назад, и я заботливо укрыл эти воспоминания в своем шкафу памяти.

На студии всё как обычно: секции забиты, на кухне несёт перегаром и тупыми анекдотами.

– Вчера шёл домой, смотрю, на помойке толстая пачка playboy лежит. Видать кто-то подключился к интернету!

Смешно.

В этот раз мне встретился мембер из Чехии, я рассказал ему про своих подруг с яблофонами и услышанный ранее анекдот, но что он ответил :

«Мой бизнес по продаже цветочных удобрений шел хорошо.. Но Эпл подали на меня в суд. У них уже был патент на продажу говна для нарциссов по завышенным ценам.»

Почему-то столь бородатый анекдот вызвал у меня подъем настроения, я даже снизил цену на приватный чат. Когда мы оказались одни, он спросил:

– Ты копишь деньги на выплату налогов? А как же ты тогда поехал на концерт?

Он рассчитывал озадачить меня таким вопросом, но я уже думал об этом ранее и ответил, как по учебнику:

– Мы живем лишь однажды. Даже если и нет, то стоит ли откладывать, пусть даже на важное дело, абсолютно все, тем самым отказывая себе в незабываемых моментах? Разве не ради этого мы живем? Возможно. Но именно благодаря таким вещам нам не стыдно вспоминать прошлое.

Стоп, я же ещё ничего не говорил про налоги.

– Ты чертовски прав. Я еще никогда не встречал столь смышленых людей в таком возрасте. Молодец, ____.

Тут я на пару секунд выпал в осадок. Откуда он знает мое настоящее имя? Даже я уже почти забыл о нем! Что если это кто-то из знакомых, здесь, в Роccии? Может преподаватель из модельного? Так и знал что он гей.

– Не переживай, это я, Мартин. Второй аккаунт.

– Зачем?

– Интересно было узнать, всем ли ты говоришь одно и то же или ты выдумываешь свои истории. Если не веришь что это я: ты любишь жирные сардельки.

Не люблю, а вынужден питаться ими!

– Черт, ты меня испугал. В России еще мало людей знают об этой теме, и большинство будет меня стыдить, если узнает.

– А разве тебе не все равно?

– Может и все равно. Но сейчас я не уверен в этом, так что не называй меня по имени в общем чате, хорошо?

– Договорились.

Мартин был моим вторым ангелом-хранителем, он не просил меня раздеваться или что-то в этом духе, не докучал однообразными вопросами, мы просто беседовали на близкие нам обоим темы, а в конце месяца он перевел мне целых 400$, что меня шокировало. Почти 30 000 рублей, это уже весомая часть долга! Я схватил пачку квитанций, достал наиболее просроченные и побежал их оплачивать. Кассирша в банке ухмыльнулась, глядя на дату (накопились приличные пенни), но наличности хватило, чтобы оплатить одну четвертую от всей суммы, что не могло не радовать. Оставалось чуть больше половины.

*****

Давно я не был в кино.. Хоть в наше время оно и штампуется безо всякого интереса и уважения к зрителю, но если постараться, можно найти независимый фильм из разряда «более-менее». Сейчас уже не вспомню, что именно это было, вроде боевик. И, конечно, я позвал с собой Наоми.

Никогда не ходите в кинотеатры центра города вечером выходного дня.

Милая девушка отрывает кусочек вашего билета, и вы в потёмках ищете свои места, пробиваясь между креслами и коленями других зрителей. Зал может и не забит целиком, суть не в этом.

Только вы уселись, начинается реклама дезодоранта, машин, зубной пасты.

За ней – трейлеры. Иногда такие же дурацкие, как и реклама.

Ещё чуть-чуть.

Вот начался сам фильм. 10 минут.

– ИХИХИХИ АХАХАХА ВАХАХАХААААХ!

Мужик справа от меня взорвался смехом, на весь чёртов зал. Этот пациент уже выдул три зеленые бутылки пива и только что зубами вскрыл четвертую. Посмотри на него. И ладно бы шутка была смешная, но этого троглодита даже палец рассмешит. А если продеть палец сквозь ширинку и помахать им, он надорвет своё пузо. Даже Алану стало бы стыдно рядом с таким быдлом.

Смотрим дальше.

С самого начала на ряду перед нами два школьника что-то обсуждают, перехихикиваются, хлюпают, всасывая лимонад через трубочки, пихают друг дружку: в общем, издают все бесящие вас звуки. Я наклоняюсь к ним.

– Эй, шутники, потише.

Они недовольно оценивают мои размеры, понимают, можно огрести. Замолкают на время.

В этот момент после очередной ушлой шутки снова взрывается этот быдлан справа.

– ИХИХИХИ АХАХАХА ВАХАХАХААААХ!

Я вцепляюсь в подлокотник и сжимаю его, чтобы успокоиться. Наоми будто бы и не замечает – поглощена фильмом.

Еще 20 минут.

Откуда-то сзади начинает пищать ринтгтон мобильника.

Пацаны спереди снова начинают хлюпать стаканами.

10 секунд, а человек все не может ответить – пытается найти в сумочке; конечно женщина.

Уже 20 секунд её грёбанный телефон разрывается звоном, а она все ищет. И никто не делает ей замечания.

Справа детина зачерпывает пятерней попкорн, он не помещается у него во рту и рассыпается по пузу, сиденью, полу. Хрумканье довольно отчетливо перебивает реплики героев фильма.

Наконец-то эта дура нашла свой телефон, и угадай что?

Она начинает трещать с кем-то и даже не задумывается, сколько человек её слышат.

Из-за её трёпа, хихиканья школоты и хруста с бульканьем быдлана, я даже слова героев фильма не слышу толком.

Итак, в нашей какофонии не хватает только главного фальцета.

– Уа-аа-уа-ааа-ааб уа-а-а-аа-аа. – это чей-то малыш не любит, когда ему показывают такие паршивые фильмы. А я не люблю родителей, таскающих с собой в такие места отпрысков.

Сквозь плач, взрыв хохота, в аккомпанементе болтовни по телефону, галдежа школьников – канат моих нервов натянут до предела.

Хватит.

Резко встаю с кресла; сиденье стукается об спинку, Наоми удивляется – привыкла, к тому, что резко встает лишь часть меня. Подхожу к быдлану, поднимаю одну из его опустошенных бутылок и с треском разбиваю её об его пустую голову, он даже не успел понять, что произошло. Наоми в шоке, я возвращаюсь и незаметно тяну руки к головам школьников, которые так и не угомонились – бам – удар головы об голову, и они спят. Наоми дергает меня за пальто, пытается усадить, а я отбрасываю её руку и иду по рядам вверх, перелезая через кресла. Женщина подозревает неладное, но трубку не вешает – я сажусь на спинку кресла перед её лицом и выбиваю смартфон из руки – дешёвое стекло разбивается в сотни осколков.

– Да как ты смеешь??

Звонкая пощечина, моя. Она держится за щёку, в глазах смесь ужаса и невероятности происходящего – женщин ведь нельзя бить. Я прикладываю палец к губам, она затыкается, только скулит. Разворачиваюсь и спускаюсь к первым рядам, где сидит незадачливый папаша, не слышавший результатов моего беспредельного насилия. Подхожу и прошу его:

– Поднимитесь.

Он явно не понимает, что его ждет, встает, получает удар поддых, сгибается, получает второй в нос, и я вгоняю его назад в кресло толчком в плечо. Ребенок молчит, смотрит на меня добрыми глазами, улыбается. Наоми уже вылетела из зала.

Я возвращаюсь на свое место – теперь тишина. Детина в осколках пива, залит кровью, кажется голова пробита. Школьники вырубились. Женщина тихонько плачет. Отец ребенка сползает с кресла и в безмолвной агонии держится за пострадавшие места. Так-то лучше.

Вот такая сцена разыгрывалась в моем сознании, пока мы досматривали этот дешевый фильмец.

Выходим из зала, идем за одеждой, рассказываю Наоми свою буйную фантазию.

– Господи, какой ты жестокий! Сам же вечно говоришь, стоит быть терпеливей к окружающим.

– Стоит, но иногда даже самое железное терпение заканчивается – ловлю её непонимающий взгляд. – Что? Ну что!

На фоне последних двух походов и моих бесед с мемберами развилось увлечение биографиями знаменитых актеров. Я прочел около двадцати и понял, не ко всем слава и богатство пришли с рождения, были и люди прошедшие через бедность, зависимости и сменившие кучу профессий, прежде чем их заметили. Правда, никто из них не был веб-моделью, но один снялся в порно!

Грёзы. Смотрю различные картины, думаю, что смогу когда-нибудь стать актером, смогу играть не хуже них, только дайте возможность. Смотрю на мимику и жесты, запоминаю что-то, забираю в свой арсенал, затем использую при друзьях и камере. Иногда выходит недурно, а иногда, кажется, что я тупо кривляюсь.

Интересно, какого приходится актёрам? Ведь они в чем-то похожи на успешных веб-моделей: постоянно на камере, на публике, крупные суммы, независимость. Это, может, и звучит привлекательно, но скорее всего в душе они такие же усталые люди, жаждущие побыть в одиночестве или в окружении родных и друзей. Так хочется встать в один ряд с ними, ощутить эту славу и узнать какого это! Но цены на учёбу в ВУЗах и безнадёжный русский кинематограф не оставляют шансов и отбивают всякое желание стремиться к этому, хоть я и хожу периодически на пробы и кастинги.

*****

И оглянуться не успел, как наступил май – праздничное время в России.

Вы удивитесь, но в это время здесь начинается лето, и всё ещё лежат неуверенные кучки снега, сами не понимающие как так вышло.

Первого мая отмечается день Труда. Изначально отмечали его из-за того, что более 100 лет назад рабочие всего мира начали ратовать за 8и часовой день, и многие из них погибли в расстрелах, после чего Парижский конгресс II Интернационала (союза рабочих партий) объявил этот день днём Солидарности рабочим мира, который отмечали теми же митингами за 8 часовой рабочий день. Но со временем праздник потерял свою суть и стал днем солидарности к революционерам, затем вновь к трудящимся, и в итоге стал Днем труда. В наше время праздник утратил какое-либо политическое значение и стал очередным днем, когда народ отлынивает от работы и надирается вусмерть.

В этот день я досиживал утреннюю смену, на улице светило солнце, было тепло, хоть и ветрено, и так как наша студия была в центре города, все, кто работал в ту смену, ждали ежегодный парад, который должен пройти прямо под нашими окнами. Мемберам тоже было любопытно, но мы не могли вытащить камеры за окно, это противоречило правилу: в кадре – только модель.

Я уселся на подоконник, Кейт и кто-то из ребят вышли на балкон, и мы начали смотреть на партии людей, заворачивающие с Лиговского проспекта, марширующие под торжественную музыку и крики людей на Невский. Левые, правые радикалы и, представьте себе, вегетарианцы пополам с экологами. Что? Теперь они тоже политическая партия? Дальше – хуже. Украинцы. На фоне революции на Украине того года они и так были на слуху, но сюда то зачем? И последние по порядку, но не значимости – ЛГБТ сообщество. Дружные ряды девочек держащихся за руки (иногда виднелись и мальчишки). Какое отношение все эти люди имеют к лозунгу «Мир! Труд! Май!»?

Я обсудил это со своими закамерными представителями ЛГБТ, но они не поняли меня, и решили, что я что-то имею против них, разворчались и покинули чат, оставив меня одного.

Я смотрел на камеру, а камера смотрела на меня.

Этот месяц будто прорвало на одиозных. Будто бы все фанаты Чака Паланика попали на рассылку моего адреса.

Если до этого самым необычным для меня было спать перед камерой или приказывать кому-то всякую ерунду, то сейчас они меня действительно удивили. Первым отметился некто orzon17, попросивший меня состригать волосы на камеру. Оказалось он обращается с такой просьбой ко всем моделям, но до меня никто не додумался отрезать волоски с кисточки или щётки и, настроив свет, проявить ловкость рук. Следующим был iamyourbitch, умолявший, чтобы я орал на него матом, при том по-русски. Я ещё никогда не слышал, чтобы мои коллеги, а именно Алан (который один за четверых сойдёт), Дэни, Джейсон и ещё кто-то, не знакомый мне, хохотали так громко, что с потолка штукатурка посыпалась. Бетси, спустившаяся со своего этажа на обед, попросила нас успокоиться.

Меня спрашивали, не инвалид ли я – Абасиофилия (тяга к парализованным)

Не голоден ли я – Гинофагия (влечение к пожиранию женщин)

Мне предлагали деньги, за то чтоб я тр@хнул чью-то жену перед её мужем, причём эта пара была готова брать билеты и лететь ко мне сразу же после моего согласия. Предлагали лежать в одной позе каждый день по десять минут, чтобы меня можно было нарисовать, и, продав картину, поделиться деньгами. Просили отлить в стакан. Плевать в монитор. Посылать соседей. Предложить администратору секс в душе.

Это ещё не всё. У меня появилась безумная (или безумный) поклонница – lovepho. Она приходит ко мне, сначала на один сайт, потом на два параллельно. Каждый день спрашивает одно и то же, каждый день. Как я сегодня? Как буду завтра? Люблю ли я её? Она назойлива до ужаса. Типует мне всякую мелочь, даже долларов десяти не наберётся. После таких визитов, я чувствую себя барменом, которому небрежно бросили пару монет на стойку, вместо чаевых.

Так продолжалось около месяца, пока я не психанул и не забанил её к чертям. И угадайте, что она сделала? Она стала зависать в чате одного из моих коллег, с которым я общался чуть ли не каждую смену.

Карл – приезжий студент, отчисленный, но не желающий возвращаться. В отличие от меня, он знал, куда шёл, устраиваясь сюда. Он практически жил на студии, и каждый раз пересекаясь, мы заводили разговоры о том, о сём. Карл был пауэрлифтером, на два года старше меня, на голову ниже, в полтора раза шире, и с минимальной жировой прослойкой тела. Блондин, в отличной форме, часто улыбался, громко хохотал, что наводило меня на мысли о его одиночестве. Ах, и жрал за троих. У него была особенность – он не верил в возможность встретить среди всех зрителей сайтов кого-то адекватного или незаинтересованного в мастурбации. И также не верил ни в золотые горы, которые ему сулили администраторы, ни в переводы, которые можно провести мимо студии. Он думал, что мы кормим его небылицами, а пауэрлифтеры не любят, когда их неправильно кормят.

Вот у него lovepho и прописалась. Она много раз просила передать мне её извинения и просьбу о разбане, но я был непримирим. Наконец, сам Карл стал просить меня выгнать её, на что я отвечал: «Прости, теперь это твоя головная боль.» Он втыкал наушники и продолжал пялиться в монитор, смиряясь с этим. Даже не знаю, ушла ли она в итоге от него.

Ещё на студии прописался новый придурошный – nine2five. Немец-безумец, зависающий в комнатах всех наших моделей. Его интересует лишь одно – наши ступни. Да, фут-фетиш. Он пяточный наркоман. Изначально сбежав из рабства Алана, он прошелся по всем, уговаривая дать ему контакты. Настоящий подарок для афериста вроде меня – жалел денег на сайты и предпочитал отправлять напрямую. Когда он столкнулся со мной, возникла проблема – он принципиально не пользовался Western Union, а я до сих пор не обзавёлся paypal, и ни один из нас не соглашался на компромисс. Я думал вылечить его, перевести из разряда «PayPal», в «pen pal» (друзья по переписке), но безуспешно. Потому он отправлял мне деньги за просмотр моей пятки на счёт Алана, любезно согласившегося выводить их и отдавать мне. Сначала я относился к нему с недоверием, но первые два перевода дошли до моего кармана, и сомнения пропали.

Когда я утомился от всего этого балагана скабрезных фетишистов, я на время решил сбежать на третий, неизведанный ранее, сайт. Он был очень тихим, малопосещаемым и скорее всего не приносящим прибыли. Ну и чёрт с ним. Хочу расслабиться. В то утро я захватил пустующую секцию Алана, видимо он решил взять выходной.

Том перекинулся приветами с парой гостей, и вдруг оказался в привате. Ну, здравствуйте.

– Привет?

– Привет, Том.

<2$>

– За что?

<5$>

– Потому что я могу. Ты откуда родом, сынок?

Странно, обычно уже на этом моменте от тебя требуют взорваться пина-коладой.

– Из Санкт-Петербурга.

– Да? Я был там. Много раз. Красиво у вас. А ты наверняка в Нью-Йорке не был.

– А где именно ты был?

– За окном твоей комнатушки.

Как он мог знать? Стекло секции 4.3 было залеплено скотчем!

– Откуда ты знаешь, где я?

– А ты думаешь, ты первый в этой комнате? Ну вот.

Да, сколько же парней до меня спускали на этот диван свою ДНК.

– Ты приезжал к моему предшественнику?

– Прилетал. Он рассказывал про студию, про условия, в которых вы работаете. Много сайтов у тебя одновременно с этим запущено?

– Я сейчас переписываюсь только с тобой, если ты об этом.

– Да ну, вы все сидите минимум на трёх, кому ты заливаешь?

Заливаю? Я продемонстрировал ему экран, повернув камеру.

– Значит, честный? Редкость.

– Ага. Хочешь взглянуть на места, где ты бывал? – Том потянулся к окну. – Камера, правда, не далеко тянется, но..

– Да, конечно.

Том открыл окно, и куча света, которую оно придерживало, провалилась внутрь. Прохладный ветер донес до нас газ выхлопов, влажности, улиц и спешки людей. Пыль, шум, майское солнце. Первый живой месяц в этом году. Том очень надеялся на то, что администрация сайта не влепит ему пенальти за такую дерзость. Всё равно ведь лиц людей не видно!

– Неплохо. Да, да, узнаю, Невский проспект, недалеко от метро. – отпечатал он. – А теперь моя очередь.

Он включил камеру, и Том увидел, ни дать ни взять, зомби. Бледный, старый мужчина, лет пятидесяти, лысый, с большими синяками под стёклами очков, тускло освещенный настольной лампой. Позади него – темнота, ничего не разглядеть. Он берёт камеру, видимо, установленную на ноутбуке и встаёт. Он разворачивает её к окну, и мне открывается вид на великолепный ночной Нью-Йорк из окна одной из высоток. Высоченные дома. Если не знать, как люди их строят, можно подумать что они растут из неба. Я видел лишь в фильмах подобные. Бесконечные мерцающие огни, та самая редкая красота, которая может быть в центре прогресса и интенсивной жизни мегаполиса. Мне и впрямь захотелось там побывать.

– Нравится? – он вернулся к столу.

Том лишь глубоко выдохнул.

– Почему тогда ты ещё здесь не побывал?

– Ну, я.. – Том изложил ему свою проблему – Когда разберусь со своими делами и накоплю денег..

– И как ты с этим разберешься? Посмотри на себя – сидишь тут, свесив удочку, и ждёшь, пока кто-нибудь клюнет. Слушай. Ты мне нравишься. Я вижу в твоих глазах характер.

Зомби поднял листок бумаги, на обратной стороне выведен черной ручкой его электронный адрес. Удивление сменилось быстрым движением – пара штрихов в блокноте и готово. Адрес записан.

<10$>

– Я жду письма, Том. Если это твоё настоящее имя.

– Спасибо! Возможно, это старик, ищущий наследников, готовых работать над преумножением того, что он им подарит. Возможно, он просто чудак, способный в один раз покрыть мою проблему с налогами. Или он присоединится к Мартину и Рики, и будет помогать понемногу и делиться жизненным опытом. Как бы он сейчас не выглядел, он живёт в высотке на Манхэттене и летал в Питер на приключения, значит, деньги и интересные истории у него точно есть.

Каково было моё разочарование, когда он не ответил на моё письмо. Я рассказал об этом Алану и Карлу, второй только хохотнул – как уже говорилось, он не верил в подобные вещи и щедрых богачей. Алан же прищурился:

– Кажется, я знаю, о ком ты. Лысый, в очках, того и гляди помрёт?

– Так точно.

– Из Нью-Йорка?

– Да, оттуда.

– Знаю. Джеффри был его моделью. Он прислал ему около тысячи долларов в первый же раз. Но потом Джеффри кинул его, не знаю почему, и после этого, лысый ищет себе молодого друга гея, то ли чтобы путешествовать, то ли чтобы тр@хнуть, и денег никому не высылает. Ты что, сказал ему, что ты гей?

– Нет, черт возьми, конечно нет!

– А зря. Забудь тогда про него.

Я с досадой поплёлся к себе в 4.3. Нет желания дорабатывать эту смену. Я отвернул камеру, кое-как свернулся на диване и закрыл глаза.

Чёртов Джеффри. Джеффри – самый зарабатывающий парень на этой студии, которого увольняли раз шесть. Он был в потрясающей форме. Сухое тело, покрытое черными волосами на груди и животе, восемь кубиков брюшной мышцы, выдающиеся скулы, раздвоенный подбородок, широкие плечи, ростом чуть ниже меня. Голубые глаза, легкая щетина и короткая спортивная стрижка с бритыми висками, вкупе с пухлыми губами. Джеффри, король мемберов. Он приходил и сидел полностью одетым, даже не снимая кожаной куртки, и уходил с улыбкой и соткой долларов через час. Час. Час!! Я не знал, как давно он тут работает, видел его всего пару раз – слава шла впереди него.

Когда я увидел его первый раз, то спросил совета – он посмотрел мне в лицо своими чистыми глазами, сквозь которые сочилась невиданная мной ранее энергия и произнёс спокойным голосом :

– Относись к этому, как к настоящей работе. Тут никто этого не понимает, и в этом их главная ошибка. Это самое важное, что тебе нужно знать.

Я не сразу понял, что он имел в виду, сейчас же думаю – он подразумевал, что не стоит стесняться и увиливать от раздеваний и прочего – и действительно был прав. Но я всё равно делал по-своему.

Все парни гадали, как же этот засранец умудряется столько зарабатывать, даже не раздеваясь? Бетси услышав этот вопрос, довольно заухмылялась.

– Что смешного?

– Что смешного? Том, а ты когда-нибудь искал про него что-то в сети? Поищи.

– И что я найду?

– Прибор, сантиметров на тридцать, не меньше. Я думала, все знают.

Еще неделя, а у меня бессонница, красные глаза, сутулая спина и низкие доходы. Всё что держит меня на плаву, так это осознание того, что всегда может быть ещё хуже и того, что в других местах, я точно столько не заработаю. И у меня есть личная свобода. Или лишняя свобода, я ещё не разобрался.

Как бы это смешно ни было, но помогали тренировки. Я подтягивался, смотрел в своё отражение на блестящей перекладине. Кто в нём? Ты, только сильнее. Ты подтянулся десять раз, а в начале осени даже трёх не мог. Значит, сможешь упорством и остальные проблемы решить. Или пойдешь дальше подтягиваться в армию.

Стоит сказать, что, несмотря на все эти тренировки, тело моё по-прежнему оставляло желать лучшего. У меня были прямые, здоровые сильные ноги, слабый пресс, плохо развитые грудные мышцы и худые, но жилистые руки. И тем не менее я не оставлял затеи и продолжал тренироваться. Интересно, что ещё в январе, я казался здоровым, изъянов не было заметно – а после четырёх месяцев работы на камеру, я будто иссох. Да и сидячий образ жизни меня подтачивал. Сидеть на работе, сидеть дома, ночью спать. Я вставал только по пути на работу и в течении тренировки, от того жирок на животе и боках никуда не пропадал, как бы я ни качался и что бы я ни ел. В общем, не доволен собой.

Наоми от меня ушла, ей видимо надоел мой нейтралитет и вечная занятость мемберами, и я её лишь изредка видел. Да и ладно, всё равно мне не до отношений. Зато, по идее, это должно было означать, что мой финансовый конь должен вернуться, и, возможно я доеду до своей цели. И всё ещё присутствовал флирт с Линн.

В свободное время я всё чаще ловил себя на том, что сижу и смотрю в стену. Думаю. Знаешь что?

Мне всего 19 лет, а масштабы идиотизма, происходящего вокруг, не перестают меня удивлять. Мне вспомнилась фраза одного школьного учителя математики:

«Вам скоро идти во взрослую жизнь. Вы будете жить или по честным законам логики и математики, или по общественному закону курятника. А кто знает закон курятника? Он прост: Толкни ближнего, насри на нижнего и лезь наверх.»

Вот именно это я и созерцал. Среди обычных людей, начинающих соперничать от таких мелочей, как место в транспорте и заканчивая местами на карьерной лестнице. Кто-то нагло разбрасывает всех на пути наверх, кто-то занимает свою ступеньку посередине, но готов убить за неё, а кто-то смирился с подножьем лестницы.

Среди веб-моделей эта нотка животного идиотизма тоже присутствовала, они отбивали друг у друга мемберов, подобно распутным девкам, забыв о каких-либо принципах морали, ведь зеленая гора была так неумолима и желанна и влекла их корабли жадности, подобно маяку.

Так прошел весь май. Я абсолютно перестал работать ночами, так как однажды вечером мама сказала мне, что я орал во сне. Просто орал. Я подумал, может, я схожу с ума или заболел? Не мудрено, с такой то работой. Была и ещё одна мысль.

Что если все существующие болезни, сама возможность заразиться чем-либо, дана природой, предназначена для нас, но не как средство истребления? Что если это напоминание о том, как мало мы живём, и как много способов умереть существует? Ведь только в первые дни выздоровления, мы ценим наше здоровье, радуемся ему. Всё это – ВИЧ, СПИД, предостерегает тебя от идиотов, потому как умный человек не будет рисковать жизнью ради перепихона, верно? И есть ещё масса примеров.

После перехода на утренние и вечерние смены, я снова начал видеть солнце, лучше спать. Вновь обрел свободное время в течение дня и даже возобновил общение с кем-то из реальных людей. Наступило лето, а за мной все не приходили из военкомата, что одновременно настораживало и радовало. Между тем я уже выплатил половину задолжности, и стал чуть меньше волноваться. В целом, я ощущал себя всё так же размыто, но дойдя до середины пути, я был обязан идти дальше. Несмотря ни на что.