Текст книги "Полный вперед"

Первый рейс

Судьба посылает нам людей, которые меняют нашу жизнь. Мы учимся у них хорошему или плохому, приобретаем полезный опыт и становимся сильней и лучше. За свою жизнь я отработал с полусотней капитанов. Но настоящих морских лидеров, за которыми пойдешь и в огонь, и в воду, можно сосчитать на пальцах одной руки. Юрий Александрович – один из них.

Когда я готовил список нашего экипажа, то обратил внимание, что у нас на судне теперь три Юрия и все трое 1961 года рождения. Я сообщил об этом совпадении капитану, но он сказал, что это нормально. Оказывается, в Советском Союзе всех мальчиков, которые родились поздней весной 1961 года называли только Юрий.

Забегая вперед, скажу, что мы подружились с Юрием Александровичем. Потом сделали еще несколько совместных рейсов и в 2003 году вместе перешли работать в немецкую судоходную компанию, в которой работаем до сих пор.

Но вернусь к нашему первому рейсу.

Юрий Александрович принял дела у предыдущего капитана в одном из украинских портов. С этого момента у меня начался рейс, подобных которому не было за всё время моей работы на флоте.

Ко мне на судно приехала Ксюша и, пока судно стояло у причала, мы вместе жили в моей каюте. Неделю ждали последний вагон с важным грузом. Потом, когда его доставили, женам моряков пришлось разъехаться по домам, а мы повезли груз в Индию.

Груз был необычным. Все наши трюмы были загружены трехсоткилограммовыми авиационными бомбами и небольшими ракетами, метра по три каждая. Раньше, при Союзе, во время холодной войны такая информация считалась секретной и тщательно скрывалась. Военные грузы прятали в трюмах, а сверху, на твиндеки, ставили сельскохозяйственные комбайны, и все думали, что судно везет только мирный груз. Но в нашем случае секретность была нулевая.

В Босфор нас сразу не пустили. Турецкие власти по несколько раз переспрашивали в радиоэфире, действительно ли мы везем 10 000 тонн опасного груза класса 1.1? Мы отвечали утвердительно. Тогда они переспрашивали, действительно ли опасный груз класса 1.1 – это оружие и боеприпасы? Мы опять подтверждали. В принципе, даже по цифрам понятно, что опасней уже некуда. Потом, очевидно, радиооператор приглашал своего начальника и тот задавал те же вопросы, чтобы лично убедиться, что это правда. И так продолжалось несколько дней подряд. Наши доклады по УКВ слышали все суда в радиусе 30 миль. Если бы кто-то захотел оставить Турцию без Стамбула, то мог бы сделать это легко.

Нас несколько дней продержали на северном рейде Босфора, а потом разрешили проход пролива. Оказалось, что для нашего прохода турки запретили любое движение в проливе. Ни единого судна, ни единого катера или парома в Босфоре не было. Я никогда такого раньше здесь не видел. Все суда ждали за пределами пролива, пока мы пройдем Босфор и выйдем в Мраморное море.

В Суэцком канале история повторилась. Теперь уже египтяне на всю округу много раз переспрашивали, действительно ли мы везем бомбы? Неделю нас продержали на самом дальнем рейде Порт-Саида и потом разрешили проход Суэцкого канала. В караване мы были последними. Красное море и Сомали прошли без проблем.

В Индии нас разгружали несколько дней.

Как-то утром я выхожу на вахту во время выгрузки и вижу, что старпом сидит возле надстройки на лавочке, нервно курит и бормочет себе что-то под нос. Странно, он же, вроде, некурящий. И на палубе нельзя курить. У нас же опасный груз на борту. Подхожу и слушаю его бормотание.

– Я же говорил, что они без детонаторов. А они мне: взорвется, взорвется…

– Что случилось? – спрашиваю я.

– Вон!

И указывает дрожащей сигаретой в строну причала. Я смотрю и не верю своим глазам. По причалу разбросаны два десятка наших ракет. Грузчиков нет, подъемные краны стоят неподвижно. По причалу бегает собака. Ракеты валяются, как попало, на бетоне. В порту ни души.

Оказывается, двадцать минут назад, один поддон с ракетами упал на причал во время выгрузки с высоты десяти метров. Все грузчики разбежались, а машины мгновенно разъехались. У меня вся жизнь пронеслась перед глазами за секунду, и в конце этого короткого фильма на месте города Бомбей зияла огромная яма, которая медленно заполнялась водами Индийского океана.

Я принял вахту и сделал обычный обход по судну. Всё было в порядке, ракеты так и валялись на причале.

Через час опять появились грузчики, съехались агент, военные и выгрузка продолжилась в обычном режиме.

Я давно мечтал попасть в Индию, и теперь у меня появилась такая возможность, поэтому после вахты поехал в город. Мне пришлось на катере пересечь залив, после чего оказался на центральной площади Бомбея возле «ворот Индии». Сама площадь окружена дворцами и пальмами, там было много людей.

Ко мне подошел старый лысый монах и сразу начал читать молитву, очевидно на языке хинди. Нас быстро обступили любопытные люди плотным кольцом, внимательно за этим наблюдая. Я сильно не волновался, так как денег с собой было немного и все распределены по разным карманам. Я был готов быть ограбленным или облапошенным. Главное, вечером добраться до судна.

Монах что-то быстро бубнил, иногда нажимал своим большим пальцем мне на лоб. Я с восторгом за ним наблюдал. «Может, он ясновидящий?» – подумал я. На площади тысячи человек, а он подошел именно ко мне. Наверное, потому, что я первый раз в Индии, и он это почувствовал.

Монах перестал бубнить, быстро засунул мне в рот конфету, повязал красный шнурок на руку и сказал по-английски:

– 100 рупий (2,5 $).

Зеваки стояли вокруг нас и ждали, что же сейчас будет? Я был уже опытным моряком и знал, что цена за такие услуги всегда завышена. Не растерявшись, говорю:

– 50 рупий!

Монах сразу согласился. Я заплатил и, довольный тем, что не дал себя обмануть, пошел бродить по Бомбею. Город мне очень понравился. Даже сейчас я бы с удовольствием туда съездил снова.

После обеда в центре города мне нужно было перейти через дорогу. Я остановился на тротуаре возле светофора. Прямо возле меня остановился местный парень, который тоже хотел перейти улицу. Мы встретились взглядами и как-то синхронно друг друга просканировали с головы до ног, а потом с ног до головы. Он был моим сверстником, моего же роста и телосложения, но индус. На его руке был точно такой красный шнурок, как и у меня. Он указал на мой шнурок и спросил:

– Сколько?

– 50 рупий, – с гордостью ответил я.

Он поднял свое запястье со шнурком и сказал:

– Одна рупия.

Мы вместе посмеялись…

Загорелся зеленый свет, и мы разошлись по своим делам.

Эта сцена длилась 5 секунд. Но даже за такое короткое время у меня сформировалось очень теплое и позитивное отношение ко всей Индии. Потом я еще десятки раз был в Бомбее, и мое первое впечатление об Индии всегда только подтверждалось и усиливалось.

После выхода из Бомбея Юрий Александрович сообщил экипажу, что это наш последний рейс и судно отправляется на свалку. Необходимо отогнать его на северо-запад Индии в село Аланг Бхавнагарского района Ахмедабадской области (я до сих пор помню эту формулировку). Там находится завод по утилизации судов. Мы должны будем с полного хода выскочить на пляж, высадиться и уехать в аэропорт. От Аланга до аэропорта Ахмедабада 8 часов на автобусе. Часть экипажа будет отправлена по домам, а часть – на другие суда.

Я воспринял эту новость радостно, как интересное приключение. Меня 6 лет учили, как аккуратно управлять судном, а тут на тебе, полный вперед и на свалку… Не каждому моряку выпадает случай поучаствовать в таком аттракционе.

Через неделю после выхода из Бомбея, когда формальности были улажены, наступил последний день нашего судна. Мы выбрасывались ранним утром, когда было еще темно. Залив Камбат – уникальное место, так как в нем уровень естественных приливов достигает восьми метров. Это много. Именно поэтому там и сделали свалку судов. Обычно, судно в высокую воду выскакивает на пляж, потом вода уходит, и сотни индусов с ацетиленовыми горелками вручную разрезают судно на маленькие куски.

Снявшись с якоря, мы направили судно к берегу. Лоцманская служба корректировала наш курс по УКВ. Судно разогналось и полным ходом шло прямо на пляж. Механики выжимали из главного двигателя всё, что могли и даже больше. Из трубы валило пламя, и искры огненными мухами летели за судном. Наше старенькое тридцатилетнее судно, которое никогда не ходило больше пятнадцати узлов, сейчас мчалось на двадцати узлах в абсолютную темноту к своей гибели. Я стоял возле одного радара, а Юрий Александрович возле другого. На экранах прямо по курсу была четкая линия берега. По мере приближения к берегу, мы уменьшали шкалу дальности радара. На трехмильной шкале берег уже был весь в зубчиках. Это отметки судов, которые выбросились еще до нас. Мы неслись в одну из свободных ячеек и теперь уже могли корректировать свой курс сами.

Через несколько минут судно плавно воткнулось в пляж именно там, где и планировал лоцман. Никакого скрежета, удара, толчка, как показывают в фильмах, не было. Всё произошло очень гладко. Когда судно остановилось, мы остановили двигатель, боцман отдал оба якоря. Начало светать. Мы быстро повыключали все приборы и побежали вниз к шлюпкам. Вещи уже были собраны, экипаж ждал только нас, боцмана и механиков. С палубы я увидел, что слева от нас метрах в двадцати стояло на пляже другое судно, а за ним еще несколько. Справа от нас в воде была только отрезанная корма с надстройкой. За надстройкой стоял еще ряд судов. Мы погрузились в шлюпки, и через 10 минут весь экипаж уже был на берегу, где нас встречали агент, автобус и сотня оборванцев. Оказалось, это рабочие, которые после того, как мы уедем, должны были демонтировать всё, что имело какую-то ценность.

Я посмотрел на наше судно в последний раз, и мне стало не по себе. За что его так? Это же конец…

Мы загрузились в автобус и поехали в аэропорт Ахмедабада. Минут 20 автобус ехал по дороге вдоль пляжа, на котором в один бесконечный ряд стояли тысячи судов, нашедших свой последний приют здесь, в Индии. Около половины названий были на русском языке. Немало судов – с клепаными корпусами, которые не выпускаются уже более пятидесяти лет. Многие были настолько ржавыми, что невозможно определить, какого цвета они были раньше. Отверстия для якорей, как маленькие черные глаза, печально смотрели на нас. А мы долго мчались мимо них и с ужасом смотрели на это страшное и огромное кладбище кораблей, которые когда-то были гордостью флота своих стран.

Вечером, когда сели в самолет, я понял, что очень устал. Пристегнул ремень, закрыл глаза, а передо мной снова и снова мелькали километры пляжа с оставленными судами. Я старался сдерживать слезы, но не получалось.