Текст книги "Уратмир. Земная пристань. Книга 1"

Каждый предмет от шести доспехов первородных соединялся с одним куском лат Циаксара. Сделав из этих двух вещей кольца для своего «сегмента мыслеобразного отражения пустоты» и сути одного из шести первородных, заточая туда их доступ к мгле. После сотворения шести колец ‑ цилиндрических прообразов силы – он надел их на пальцы. Сумрак стал его дверью к прочтению безумной истины. Он вкушал саморождение Вселенной, осознавая изюминку сути «чёрной жизни». В этот момент плиамец превратился в существо, которого ещё никогда не было. Это было первое и предпоследнее явление, которое по своему рождению было «белым», но стало «чернее чёрного». Произошло рождение чего-то нового. До этого ни одно злое создание тёмного мира не могло даже помыслить о том, что чувствовал Дэмо. Он мог даровать вседозволеность…

Вселенная как категоричный дуальный мир прекратила своё существование. Объемлющее знание, которое породило «белое» и «чёрное», вдохнуло материю, явило бесконечность, время, вечность, законы, все сущее тканевой субстанции космического пространства ‑ перестало быть чудом. Система разума, создавшая «Вселенского дракона» как саму сущность тёмной необъяснимой материи, творящей элементы нового в невынужденном мире, где условия не могли заставить, а технология существования была индивидуальным выбором, теперь, касаясь этого явного мира, становилась своеобразным обходным путём любого правила. Она была во всех проявлениях пустоты «проявленного мира» и пронизывала всё сотворённое, давая её обладателю понимание самого естества Инродверга, позволяя её владельцу управлять противоположностью субстанции ‑ быть вне закона, вне разума, взяв в свои перста ключи к пониманию анти-материи, открыв возможность смотреть на вселенский мир глазами его создателя.

По большому счёту эту исключительность нельзя отнести к творящему доступу «явного мира», её вообще нельзя относить к «явному миру», сотворенному Великим Разумом. Интегративная атрибуция проявлялась только через драконоподобного проводника, который существовал везде и нигде. Он был сотворён для охраны химерных врат и позволял черпнуть суть погружения за ту сторону творца. Но даже все эти ингредиенты не могли синтезировать подобие «великого разума». Компоненты представляли лишь творческую путаницу взаимодействия бесчисленных частей этого запланированного образа.

Дэмо породил собой ошибку Вселенной. Незапланированный элемент внезапно стал предвидеть себя. В спонтанном нарушении симметрии обнажилась частичка Апокалипсиса, которая сразу проявилась во «всей» сущей модели, во «всём», что сотворил «Великий Разум». Неподвластность «всем» явным творящим сосудам и тёмной материи была обусловлена непредусмотренностью этого явления при сотворении «всего». Вирусный характер частицы позволял полностью поработить и уничтожить «всё», что имеет определённое значение. Эта эпидемия имела возможность стать «тем», кто обо «всём» подумал. Она могла стать контр-подсознанием Инродверга и погрузить «всё» во «всё». Но это означало бы стать «тем», кто увидел свет раньше, чем свет увидел «его», погрузив «всё» в бесконечный хаос, в котором есть «всё» и нет ничего.

После того как Дэмо испытал колоссальную боль и массу всевозможных, рвущих на части переживаний, во все, даже в самые глубокие уголки его большого сердца, закралось понимание мира «зла». «Зло» подменило добрые качества на злые, добродетель стала ненавистью, жалось ‑ злобой, отвага ‑ местью. Именно в этот момент произошла ошибка. Что-то, называемое нами частичкой Апокалипсиса, увидело в добре «зло», а во «зле» ‑ добро. «Того», чего не может быть, нашло место «там», где абсурд имел возможность. Стало очевидно: «при убийстве ребёнка происходит «зло», но ребенок мог вырасти и убить ещё больше детей…». В любой благодетели стала видна зависть тех, кому блага не достались. Появилась вечность противоречий. Вирус дал возможность обмана «себя» и предложил «правде» ложь. Становилось очевидным, что у образующихся новых сознательных существ во всерасширяющейся Вселенной теперь не будет чёткой «пранаправленности», злой или доброй истины. Новые миры станут почвой для взращивания «жизни ошибки». Все вехи существования Вселенной, весь её сложный, многогранный мир, всё, что двигалось и насыщало её, стало пространством для распространения заражения. Сотворённые немоментальным желанием совершенного «Я» Инродверга: Вселенная, время, законы, энергии, материи, частицы, явный мир, который должен был творить что-то новое в пределах рамок своего рождения, стали вместилищем безнадёжно замкнутой агонии Апокалипсиса в поисках своей природы. «Частицы бессмыслицы» истолковали творения явного мира в виде ростков свободы, которые не могут действовать с позиции совершенства «великого разума». Это позволило прийти к неминуемой «ошибке». Каждое несовершенное существо совершает «ошибку». Несовершенные существа в нашем мире – это те, кто сотворены не мыслью того, кто абсолютен и не может совершить «ошибку» в силу того, что любая «ошибка» будет его творением и, следовательно, не будет «ошибкой». Мир, которому не хватало шага, ступеньки, одного маленького пустого кусочка до совершенства, которому не был дан полный «абсолют» при удачном стечении обретений самой сути совершенного создателя, мог стать ещё одним создателем. Эта маленькая ступенька, шажок, небольшая пустота позволили произойти чуду, имя которому Апокалипсис. «Ошибка» смогла произойти только из-за этой небольшой пустоты, созданной для недопущения явного мира в мир совершенства творения, в мир Инродверга. Она породила сама себя в сотворённом совершенством несовершенном мире, на стыке энергий, сотворённых первородным добром и злом. Эта «ошибка» поставила между ними знак равенства и обрекла добро на зло, а зло на добро.

Дэмо чувствовал огромную силу самого творения в его бездонных сосудах артефактов. Пульсируя от нетерпения, билась неудержимая энергия всех шести первородных «праэтносов». Окружающий мир стал крошечным. Неукрощённому плиамцу будто бы не хватало пространства, но замки были сорваны, печати поставлены, книга читалась между строк. К парню приходило осознание того, что за ним началась охота как со стороны провозгласивших себя «богами чёрных», так и со стороны надменных «чистоплотных белых». И для одних, и для других он был чужим, так как без выбора изменил свою сущность. Юношу обуревали страшные желания уничтожить всех, кто разрушил его светлую жизнью, кто в зародыше задушил его грёзы. Приобретённая мудрость, помноженная на хитрость «чёрной стороны», давала ему грандиозно-бесчисленное количество планов применения своего всевластия.

Надвигалась буря, в которой ему предстояло выжить или же умереть в третий раз. В открытом бою не было шансов устоять против собирающихся в один могучий кулак чёрных орд «зла». Нужен был стратегический план дальнейших действий…. По возможности скрываться и прятаться в разных уголках Вселенной, тратя свою невообразимую природу на бегство, он не собирался. Трусливый вариант по духу, пусть и «чёрному сердцем» плиамцу, был омерзителен. Дэмо решил дать энергии выплеснуться и с дополнительным гневом обрушиться на всё то, что было ему так ненавистно, на разрушение тех, кого он больше всего ненавидел. Приобретённые «чёрные» инстинктивные желания давали ему возможность понять намерения несметных полчищ бесцеремонно уничтоживших светлый Рио-мир. Для тёмных Плиам был слабой планетой и кроме угрозы дальнейшего развития не представлял больше никакого интереса. С каждой минутой Дэмо углублялся в бездну тьмы, переставая ценить других. Главной задачей игры становилось только собственное выживание, а яростное уничтожение тех, чья сила и мощь была в нём, должна была способствовать его самосохранению.

Дэмо ощущал преимущество своего нахождения на Плиаме. У него по-прежнему оставался осколок от могучей силы любви белой стороны. Но спасительная половинка, подаренная Ликой, находилась в очень хрупком состоянии и была на грани разрушения. По сути, его испепелённая планета должна была стать общей могилой для огромного количества братского первородного «зла». Иное ощущение процессов пространства позволяло новообретённому заглядывать на «Тот свет», где были видны оттенки любимых, заставляющие становится влажными его насыщенные гневом тёмно-сиреневые глаза. Мгновеньями ему казалось, что потустороннюю грань можно подчинить себе либо одним движением стереть туманную линию, которая казалась последним рубежом между ними. Мерещилось, что можно ступить на ту загробную почву, чтобы вырвать близких в проявленный мир. Дурман потерянного счастья сводил его с ума, помешательство давало надежду на воскрешение родных. Обезумевшему новому сверхсуществу думалось, что он сможет даже время развернуть вспять. Этот замысел быстро овладел им и превратился в главную цель выживания.

Барабаны возмездия уязвлённой «чёрной сути» уже били сбор. С особой лёгкостью, переполненный чувствами безграничной свободы, простирающейся дальше, чем локоть любого существа, напитанный изначальной возможностью ходить по безмерному простору космоса, Дэмо вслушивался в зов адских горнов, трубящих по его душу. Словно орёл, зависший над степью и ищущий свою жертву, плиамец решительно кружил над своей планетой. Чем больше Дэмо пользовался своими новыми силами, тем более стремительно и кардинально он менялся. Гордо обозначая своё присутствие, он высматривал место для боя со спешащими колесницами сметающей тёмной мощи. На его уничтожение были брошены колоссальные силы. Вторые и третьи сыны «первых богов» всех тёмных этносов спешили к Плиаму. Также туда направлялись несметные полчища под командованием второго сына Адвирга – Грога ‑ брата Циаксара.

Дэмо чувствовал их приближение, стоя на том же месте, где поверг Циаксара. Перед его взором стали появляться существа очень могучие по своей природе. Их становилось всё больше и больше. Не прошло и нескольких условных минут как на Плиам прибыли легионы Адвирга. Дэмо своей новой неограниченной волей спешно поднял остатки тел армии Циаксара и призвал себе на помощь величественных, могучих животных Вселенной. Разлив талые реки и протянув истошный зов, к нему на помощь пришли армии восставших из мира духов. Всё было готово к битве, которой еще никогда не было. «Чёрная сила» должна была столкнуться с «чёрной силой». Не медля ни условной секунды, Грог расписался о начале бойни. Свора началась.

Битва была долгой. Выдерживая чудовищные удары нападавших, парень убивал их. Со всей яростью своего существа каждый хотел растерзать противника. Зло впивалось во зло. Крылатые рычащие хищники разрывали солдат из полчища Адвирга. На планету, как из рога изобилия, выплёскивались самые гнусные отребья Вселенной. Тёмные титаны ‑ воплощения одних из великих первородных – вступали в безжалостную рубку со стаями умерших. По мере схватки плиамец обезглавливал великих первородных, что кардинально меняло ситуацию. Преимущество переходило на сторону Дэмо. Не понимая причины живучести юноши, оставшиеся три чистопородных «чёрного мира» были сильно напуганы столь лёгкой расправой над всесильными сородичами. Дэмо тоже был обессилен.

Битва подошла к своей кульминации. Слякоть от первородной плазмы и останки разных существ усеивали огромное безжизненное пространство Плиама. Смрад и душераздирающие стоны подвели вехи этого дня. Половинка статуэтки Шио тоже была разрушена. Силы были не рассчитаны, возможности исчерпаны, ему не хватало совсем чуть-чуть. Всё решалось между волей оставшихся четырёх. В глазах парня читалась гнетущая усталость. Пар при каждом выдохе указывал на жар в его груди. Картина раздавленного черепа чёрного чистопородного в руке гордого юноши усилила страх оставшихся первородных. Недолго думая, они пустились в бегство. Обессилено выдохнув, Дэмо не стал ждать. Взмыв к небесам и вытянув руку над жестокой сечью, он принялся собирать немыслимое могущество, думая, что это поможет ему повернуть время вспять и вернуть своих любимых, свою Лику…

Став «не имеющим равных среди равных», он понял суть создания мироздания Вселенной, его существо осознало невозможность бытия выше закона создателя. Дэмо впервые почувствовал и тёмную материю, и дыхание Вселенной, понял при этом, что не сможет вернуть своих почивших родных или воротить время вспять, какой бы силой он не обладал.

Ни миры белого этноса, ни миры черного, ни Вселенский Дракон не заметили в буйстве явного пространства, в котором был «смысл», данный самим Инродвергом, порождения бессмыслицы, которая всем своим существом, хотела «выбраться» из мира, в котором не видела смысла, так как не подчинялась никому и не была в системе законов, сотворённых совершенством создателя. Для «обретения смысла» частичкам Апокалипсиса было просто необходимо поглотить всё, что было сотворено «Вселенским разумом» Инродверга. Эти творения имели чёткие названия: два мира яви ‑ добро и зло, вселенная, время, законы, тёмная материя Вселенского Дракона. Тогда, включая саму себя, она – бессмыслица ‑ сможет стать разумом Инродверга, подменив его. Всё это привело бы к его своеобразной смерти, а смерть того, кто обо всём подумал и своей мыслью сотворил всё сущее, привела бы к неизбежному исчезновению того, о чём он подумал, а это наш мир во всех его проявлениях.

Увидим ли мы свет, если всюду будет он?

Увидим ли мы тьму, если всюду будет она?

Увидим ли мы правду, если всюду будет она?

Или если она, «правда», будет повсюду…

Глава II: Превосходство предрешено

Превзойти убеждение

Часть 1. Орион

Великое множество всякого необъяснимого происходит на неограниченных просторах Вселенной. Постоянно расширяющийся космос даёт возможность для рождения чего-либо нового. Уже давольно длительный срок мироздание было сильно встревожено появлением Дэмо, который обрёл немыслимую силу «чёрного мира», его дальнейшие шаги никто не мог предугадать. Эта тревога распространялась не только на «чёрных прапервородных», но и на «белых изначальных». Затянувшееся седьмое утро от сотворения Инродвергом всего и вся.

«Свирг-дом» мира Аквиума – это одна из самых древних планет пригодной предрасположенности для жизни стихий природы и существ из плоти материального проявления. Именно здесь впервые расселились «прапервородные существа», принадлежащие к миру старейшего правителя, царствующего отца – Генрорда. Аквиамцы, жившие на этой планете, имели очень сильное могущество «первородной сути-плазмы». Данное небесное тело являлось одним из центров пяти белых «миров праэтносов». Аквиамцы были противоположны миру Адвирга.

Зал королевского двора первейшего Свирга. Между пятью Отцами белого мира идёт бурное обсуждение вопроса о том, как же всё-таки противостоять довлеющей угрозе в лице Дэмо.

‑ Градвирг, не надо нагнетать ситуацию, небольшие стычки с чёрными первородными идут по всей Вселенной. После появления Дэмо мы оказались даже в более выгодной ситуации, чем были раньше. «Чёрный прамир» лишился огромного количества своих главных детей, а Дэмо исчез, забрав их силы, и не принимает участие в боях на их стороне.

‑ Стролин, твои доводы абсолютно понятны. Но мы все, братья мои, чувствуем, как что-то необъяснимое пытается пробраться в наш мир. Сама Вселенная встревожена. Этот трепет уловим даже в самых отдалённых её уголках. Да, Дэмо сейчас непонятно где, и никоим образом нам не мешает, а даже, напротив, помогает. Но мы не знаем самого главного ‑ какая невероятно чёрная энергия сосредоточена в нём? Как распечатанные откровения влияют на его будущие планы действий? Мы все понимаем, что произошедшее с ним вообще невозможно! Но это случилось… И теперь Вселенная как никем непонятая упорядоченность случайности находится под угрозой. Уж не знаю, влияет ли на этот процесс Дэмо, но к нам идет буря, которая изменит представления о бесконечности нашего существования.

Разговоры о «вновь приобретённом» в кругу «белых первородных» возникали очень часто, но эти беседы, обычно, ни к чему не приводили. Дискуссия была оживлённой. «Белому миру» был необходим противовес как некая гарантия сохранения паритета. Внезапно в диалог вступил самый старый царствующий «первородный отец» ‑ Генрорд.

‑ Братья мои! Помните лучезарную легенду о светлых доспехах и силе Кайна, который был самым могущественным воином «белого мира»? Не остыли ещё воспоминания о том, как он отстоял наш мир в древней битве во времена «Второй вселенской ночи». Мы стояли на грани поражения, но его жертвенность спасла всех. Самое главное заключалось в том, что у него с рождения был удивительный дар объединять и концентрировать энергию разных «белых этносов». Таким даром может обладать только «белое первородное существо». Сейчас доспехи, в которых заключена огромная энергия Кайна, бережно хранятся нашим трепетным взором…

И тут в разговор вмешался Градвирг:

‑ Генрорд, чем нам могут помочь эти артефакты глубоко минувших дней? К чему ты ведёшь?!

‑ Градвирг, я хочу сказать, что в моём мире после долгих вселенских дней родился младенец, который обладает таким же даром. Если мы воспитаем его правильно, он сможет объединить в себе доспехи великого первородного. Ведь пока их никто не мог надеть, а ему доступно возвратить в своей сути великую силу, так как созвездие этого младенца зародилось вокруг звезды Кайна.

Несмотря на то, что в этих словах был заложен большой смысл и все знаки Вселенной указывали на судьбоносность этого рождения, беседа не престала быть жаркой. Некоторые «Отцы» сомневались в необходимости сотворения ещё одного сверхмогущественного существа. Они также не были исполнены надеждой на возвращение «создающего знамение», который мог и не выдержать такой чистой энергии. Многие также понимали опасность нарушения баланса, что могло сплотить Дэмо с «чёрными праэтносами». Но, несмотря на все минусы, это было мудрое предложение, носившее жизненное значение для будущего развития вселенной. Тогда был вынесен вердикт ‑ воспитывать мальчика, рождённого в мире старейших волшебников, воспевающих служение удивительно славному миру, наделённому бесконечной любовью, верой и мужеством, поочерёдно.

Родители ребёнка были очень знамениты в «белом мире». Мать малыша звали Вернига ‑ чрезвычайно могучая первородная, обладающая максимальными навыками в управлении стихиями. Отче был командующим третьей армии чистоплотных магов служителей. Генрорд объявил Верниге о решении совета первоотцов и о том, что ребёнка заберут из семьи, спрятав прошлое и сведения о его родителях. Большую часть времени избранника будут воспитывать на планете Сириусс, которая для всех пяти первородных этносов является источником и базой для обучения. Там находится пять школ «белых первородных», с помощью которых, по словам Генрорда, «баловень судьбы» получит все возможные знания и овладеет максимальными умениями, слагающими идеально-индивидуальную траекторию дальнейшего жизненного мира. Единственное, что было позволено ‑ разрешить матери дать имя ребёнку. И оно прозвучало: «Орион».

В честь мальчика назвали созвездие. Там же сосредоточили его венценосные сосуды вскрытия и символизмы, определяющие индивидуальность выбора в записи грандиозного будущего, интегрированного в ткань бесконечных определений и заполнений пустоты. Воспитывать ребёнка должен был древнейший из «первородных прасуществ» Хронос. На него была возложена очень серьёзная миссия ‑ скрывать от ребёнка правду и направлять его по выбранному пути.

Орион был очень красивым светлым голубоглазым существом. Время шло, битвы не прекращались, лилось много «чистой плазмы», духовные первородные массы теряли свою связь с основной Вселенной и уходили вслед за первородными из плоти. В этой войне гибли все. Никто не мог сопротивляться закону смерти ‑ интегралу трёх причин, свойств и моментов. Ни у кого во Вселенной не было трёх мгновений жизни.

Момент всегда есть и он всегда разный. Но когда он происходит, то становится судьбой, дабы не стать пустотой, которую можно изменить новым запоминанием. У всех живущих существ было всего лишь две предпосылки, две секунды, два деления, два момента и один выбор, один случай длиною в пустоту выбора индивидуальности, которую можно понять, если у тебя есть три определяющих точки в этом судьбоносном мире. Такая данность Вселенной преподносила то малое, что становилось бесконечным для каждого: законность существования в мире, где простота имела больше силы, чем знания «всего».

Хронос прекрасно справлялся со своими обязанностями «названного отца». Орион превращался в великолепно обученного всем пяти силам праэтносов воина. Время приближалось к первому обретению и это был меч Кайна, который хранился в Токадском мире. Орион должен был совершить подвиг, подобный прошлому, и заслужить меч «Великого созерцателя славы». Планета Белдур, на которой обитали очень сильные хищники, магические скитальцы космоса, «Белые Драконы», имеющие два воплощения: форму обычных существ, немногим отличающуюся от прасозданий мира Аквиума, и непосредственно естественно-хищную – очень подходили для организации процедуры инициации.

Час Ориона пришёл именно тогда, когда начался его главный этап обретения того величайшего статуса, который был уготован правом рождения. Он справлялся со своими заданиями, словно так и должно было быть. Ему не было равных среди равных. Он был «дитя света». Его истина была, по праву, «истоком».

Потом Вселенная сложила много легенд о подвигах избранника. По мере сбора доспехов его дух крепчал, он превращался в сильного сердцем защитника «белого света». За успехами юноши наблюдали Царствующие Отцы и искренне радовались за него. Постепенно светлый мир обретал надежду на защиту от возможных посягательств «чёрного мира» в лице Дэмо.

Шли годы. Время Вселенной неумолимо приближалось к «восьмой вселенской ночи», которая подразумевала собой естественную активизацию чёрной стороны. Орион после долгих и продолжительных сражений по всей Вселенной и мечтательного воспитательного процесса со стороны Хроноса по обретению великой мудрости собрал все части знаменитых доспехов предшественника. Последний артефакт величайшего познания всех пяти сторон «белого мира» был добыт в нейтральном царстве духов. Кольцо потустороннего мира, завоёванное у царя этих не знающих горизонтов земель, ознаменовало великий звёздный час молодого человека перед наступлением «восьмой вселенской ночи».

Орион был призван в святая-святых родного мира ‑ в город Артакрил, где Инродверг под великой завесой таинства сотворил Всеобъемлющих Отцов «белого мира» ‑ в зал рождения. Там должен был состояться последний этап восхождения великого юноши к немыслимой и ещё не существовавшей в светлом мире силе. Здесь каждый из пяти Отцов должен был одарить Ориона своей прапервородной частичкой ‑ духа того, кто мог вдохнуть без обстоятельств.

И вот этот момент наступил… Последний мерцающий лучик света обратился за грань разбросанных листов мозаики «вселенской яви». Пепельная ночь вот-вот собиралась заполнить собой вселенскую действительность. Все самые могущественные первородные «белого мира» были приглашены в Артакрил. Они с нетерпением ждали рождения самого великого и самого сильного доброго среди них.

Такой всплеск белого первородного естества полностью улавливал «чёрный мир». В одном из самых далёко-дальних уголков космоса полностью поражённый своей ненавистью, разрывая свою душу на части, страждущий поневоле странник чувствовал обретение могущества, равного ему. Но это никак не повлияло на самоистязание Дэмо. Тонкость вселенского мира, связывающая лоскуты индивидуальных пустот, не давала плиамцу возможности отлучиться от происходящего вокруг. Его боль была настолько велика, что ничто другое не делало его выживание хуже. Он мог только одно ‑ быть тем, кого больше никто не увидит.

Город Артакрил напоминал висящий в космическом тумане огромный кусок суши, не подчиняющийся ни одному явному закону реальной физики существования, да и любому другому. Этот тонкий в своей сути город сам был законом. Вопреки всему, святой город «белого мира» имел атмосферу.

Образующиеся в небе облака и тучи, словно живые, постоянно формировали разные узоры, отражая на светлом небосводе настроения, витающие в Артакриле. Пролетающие «ни далеко ни близко» большие и малые светила, словно перематывали времена года и контуры погоды в этом странном месте. Сбоку город напоминал глубокое блюдце, покрытое вытянутой сферо-образной, полупрозрачной крышей насыщенного вещества для «прана-дыхания». Эта прозрачность сама по себе была немного золотистого оттенка. Любая точка при нахождении в данном граде, который был дополнительным обходным пристанищем, давала абсолютно любой вектор полюса Вселенной. Все пути божественного города вели к вершине зелёного холма, верхушка которого была немного поката у краёв, напоминая большую площадку, где по центру, усыпанному зелёной травой, стоял безумно красивый «Храм Рождения». Здесь Инродверг сотворил «белый мир добра».

Направления Артакрила сливались в немного вытоптанный зелёный путь на самой вершине, переходящий в дорогу, которая образовалась из «Слёз Инродверга» в тот момент, когда бесконечное счастье от «сотворённого» обуяло его суть. Слёзы из мира, который не имел «вынужденности существования», упали на пол, обернувшись «Справедливостью» и проложили путь, дарующий Вселенной направления, длину, время, размер, величину. Это была тропа «сути навигации жизни».

Инродверг не мог касаться сотворённого им мира, дабы ничего не нарушить своим божественным прикосновением и не вогнать это творение в хаос. Пролитые, совсем не горькие слёзы были использованы им как твердь для своего я. Так появилась удивительно-сказочная по своим свойствам «Все-сотворённая тропа», на которую мог становиться «Великий Разум Вселенной». Эта слеза позволила стать нашему миру особенным, где сам создатель мог почувствовать его грани, которые позволили нам стать бесконечными в своих замыслах. Эта поверхностность была прозрачная, но цвета глубочайшего бездонного океана фантазий.

По идеально ровной «гладко-слёзной» тропе стелился тёплый туман, похожий на немного парящую, лёгкую прослойку всемогущей энергии, которая сохранилась от прикосновения Инродверга. Так оставшаяся эктодуховная абсурдная правда, словно живой дым, перемещалась по поверхности «вселенской тропы», направляясь в огромные ворота «Храма рождения». От начала «векторной действительной передачи манипуляционного случайного, реализующего структуры материала» стороны зелёного холма, где обретала свой конец «Вселенская тропа», по направлению дороги из слёз творца с обеих сторон стояли величественные статуи могущественных первородных, старцев, воинов, духов, драконов хранителей белых миров. Длинный прямоугольный, с полукруглыми выпуклостями посередине храм парил над землёй, словно невесомый. Он имел округлые формы, его стены были настолько белыми, что при первом взгляде на него резало глаза. Их величественность и цельность достигалась значимостью куска белой горы, доставленного с планеты Неровайла – «свирг-дома» хранителей светлого камня. По всему периметру были выточены такие же прямоугольные окна, только расположены они были по-вертикали. Окна не имели стёкол, их свойством был ветер, который периодически искажался, но при этом они сохраняли глубокий тёмно-зелёный тон. Врата храма имели уникальные свойства, не присущие для любых других дверей во Вселенной. Они представляли собой две цельные половины из пород волшебного дерева Реворна, растущего только на Артакриле. Деревья представляли собой могучих исполинов, имели громадные стволы тепло-бордового цвета, их макушки стремились высоко к небесному своду. У основания ствола, словно по венам, протекала необыкновенная густая энергия ‑ силы этого главного города белого мира. Деревья служили проводником энергии, которая постоянно проходила очищение и насыщение как на небе, так и на земле. Та светлая энергия, которая поднималась от земли к небу, имела бело-золотой цвет, а та энергия, которая шла сверху вниз ‑ бело-серебряного цвета. Это был цикл жизни через постоянное вдохновение всей «сути белого мира».

При первом взгляде на врата сразу бросалась их величина и форма, напоминающая сильно вытянутую кверху радугу со створками непроницаемого бордового цвета. Вблизи можно было рассмотреть выделяющиеся, словно нарезанные лоскуты, энергетические каналы: на левой стороне они были бело-золотого оттенка и плавно устремлялись к основанию путей правой бело-серебряной стороны. Это взаимодействие энергетического холотропного единства чудо-створ порождает необычный эффект целостного прохода и проникновения «Великой правды». В этом состоянии они проявляли настоящий мир «Храма рождения». В распахнутом положении там можно было увидеть только голые стены и дорогу, созданную слезами блаженства. Проход через закрытые врата открывал взору изысканные убранства храма, поистине царственные виды, заставляющие находиться в «реальной нереальности». Именно тогда и только тогда можно было войти в храм через закрытые створы чудо-врат.

Внутри храм жил собственной вседуховной жизнью. Повсюду в непроизвольном порядке на небольших островках росли плакучие от счастья деревья, огибаемые тоненькими весело бегущими ручейками, разрезающими всю территорию храма на небольшие кусочки суши. Площадки из теснённого камня грязно-морковного цвета, образованные будто бы в хаотичном и в то же время шахматном порядке по всему храмовому пространству, представляли собой островки отдыха с лавочками грёз из реворного дерева. Эти клочки каменных островков соединялись небольшими прозрачными воздушными мостиками, которые образовывал туман там, где возникала необходимость перейти ручеёк. Сладкие пения множества неведомых и дивных птиц в огромном помещении создавали удивительное эхо. В середине храма возвышалась площадка, обрамлённая изысканно-резными колоннами. Это и было то самое место ‑ место сотворения «белого мира».

Орион был сильно впечатлён такой холотропной реальностью, интегрирующей живые системы и холодные монументальные архитектурные сооружения. Пять Царствующих Отцов ждали юного избранника в центре впечатляющего храма на его главной площадке. Хронос вёл его по игривым облачным мостикам, чем ещё более удивлял Ориона.

‑ Мальчик мой! Это великий день для всего нашего Мира ‑ с гордостью в глазах произнёс Хронос. Для молодого первородного эти слова значили очень много. С рождения он жил именно для этого момента. Слова названного родителя, который с момента своего первого воспоминания вкладывал в него всё, будто бы ставили точку в том предназначенном пути.