Текст книги "Уратмир. Земная пристань. Книга 1"

Хронос совсем не хотел оставлять сына-ученика одного в силу особых переживаний за него. Но он также понимал, что Ксео ‑ одно из самых безопасных мест Аквиума, а Орион уже был далеко не маленьким светленьким ребёнком с лазурными глазами. Сейчас юноша обладал ошеломительной силой даже и без энергии доспехов Кайна. Они шли на встречу с привилегированными особами по цветочному мосту. Это был единственный путь через рыбный пруд к зелёной лужайке, где в сетчатых полукреслах под тенью шелкового шатра отдыхали царствующие представительницы прекрасного первородного пола.

Хронос представил великой женщине Ориона в тот момент, когда она вместе с Лели отдыхала в саду:

‑ Здравствуй, Ламира, ‑ как-то неожиданно тепло поздоровался Хронос.

Когда Орион первый раз увидел Ламиру, то сразу понял, что Лели её дочь. Об этом свидетельствовало их удивительное внешнее сходство. Она выглядела очень молодо, а серые глаза, по сути, были самым большим признаком различия с дочерью.

‑ Здравствуй Хронос, ‑ улыбнувшись и не отводя глаз от взора черноглазого утончённого мужчины в изящном одеянии, поприветствовала его Ламира. Орион сразу же почувствовал, что между ними что-то есть. Они точно хорошо знают друг друга.

‑ А этот скромный юноша и есть великий Орион? ‑ первой же фразой Ламира заставила его смущаться.

‑ Здравствуйте, ‑ в силу своей скромности, тихо и вежливо поздоровался парень.

‑ Наслышана, наслышана, как ты начудил в день, когда умудрённые старцы решили представить тебя как их избранника.

Он опять потупил взор, чувствуя свою глубокую вину. Вообще, это жалобное движение было основным после его проступка. Ламире очень понравился вид застенчивого молодого, хорошо сложенного юноши, от которого исходила только доброта. Она, естественно, чувствовала его огромную внутреннюю энергию. Это сочетание силы, скромности и доброты души сразу же позволило сложить о нём благоприятное впечатление.

‑ Также дошли слухи о том, что во вчерашнем фейерверке был виноват не только ты. Оказывается, посильный вклад в это безобразие внесла и моя дочь.

‑ Во вчерашнем виноват только я, ‑ твёрдо ответил юноша и опять опустил взгляд.

‑ Знаешь, я никогда не видела, чтобы моя дочь брала вину на себя, даже в самой небольшой проказе. В данном случае был совершенин поступок, за который её могли сильно наказать, и не помогло бы даже жалобное личико перед Генрордом. А тут я вижу эпидемию взятия вины на себя. Ну, если длинные ресницы Ориона могут являться поводом для признания Лели, то скажите, пожалуйста, что движет тобой? ‑ с иронией в голосе, посмотрев на закипающую дочь, произнесла мать.

‑ Ламира, Орион послан сюда Генрордом, чтобы нести своё наказание.

‑ Я уже всё знаю. Пусть размещается в одной из гостевых комнат замка.

‑ Извините, Ламира, но мне велели жить вместе со стражниками, ‑ растерявшись, произнёс Орион.

‑ Да, да всё понятно. Но приходится вносить некоторые коррективы в имеющиеся условия во исполнение всех волеизъявлений Царствующих Отцов. Я не могу позволить, чтобы кто-либо нёс наказание без вины. Лели сказала мне, что не ты был виноват ‑ значит так и есть, и я ей верю. Тем более, охрана замка никогда не посещает нашу внутреннюю территорию. Как я понимаю, Генрорд приказал тебе бдительно присматривать за Лели. Поэтому мои распоряжения устроят всех.

‑ Орион, я покидаю тебя. Ситуация в галактике Туа обостряется и мне надо срочно быть там. Я обязательно вернусь к тебе через неделю, чтобы проверить твои дела, – сказал Хронос, спешно попрощался и покинул Ксео.

‑ Лели, проводи нашего охранника в его комнату. Орион, после того как ты освоишься, спускайся к ужину. Познакомимся поближе, расскажешь о своих подвигах. Не каждый вечный день получается поговорить с тем, на кого в будущем без повода престарелые отцы возлагают такие надежды.

Ламира, видя неловкость первородного паренька, понимала, о чём он думал: «Я здесь для того, чтобы отбывать наказание, а не проводить время в приятных светских беседах и рассказах о том, где был и что видел».

‑ Орион, отказа не приму. Так как я сейчас являюсь твоим начальником, считай, что это приказ, и прошу в кротчайший срок прибыть к летней столовой с правой стороны дворца, вход с улицы.

Ламира указала на неё рукой, чтобы он знал, куда идти.

Орион с Лели отправились в воздушную по своей архитектуре усадьбу, нежно посматривая друг на друга.

‑ Лели, мне показалось, что Хронос хорошо знает твою мать.

‑ Да, они знают друг друга с очень давнего времени. Я не ведаю всех деталей их отношений, но мне кажется, что мама не захотела присутствовать на твоём посвящении именно из-за него, ‑ мило поведя бровями, ответила Лели.

‑ Когда мы «прыгнули» на Ксео к вашим замкам и усадьбам, Хронос был необычно встревожен, да и очень переживал при встрече с ней, ‑ размышлял вслух Орион о заинтересовавшей его ситуации, направляясь к своей комнате. Лели очень не нравились его думки. Она хотела, чтобы он думал только о ней и ни о чём другом.

‑ Всемогущий «миссия», ты слишком много размышляешь. А ведь должен сосредоточиться на другом и смотреть, чтобы я не выкинула какую-нибудь глупость. Вдруг со мной может что-то случиться в этом страшном мире.

Орион не понимал, на что намекает проворная в хитрости первопричинная.

‑ Да я просто размышляю об отношениях Хроноса и Ламиры. Знаешь, до этого он таким никогда не был, ‑ это интригует.

‑ Значит отношения твоего учителя и моей мамы важнее меня и моей безопасности. Тебе было приказано оберегать меня.

‑ Сейчас мне приказали быстро разложиться и прибыть на светский раут.

‑ Ах, так! Да ты грубиян! А если я возьму и сейчас же выпаду из окна?!

Лели была избалованной и взбалмошной девчонкой. Она вообще не хотела ничего терпеть. Ей очень нравилось быть сосредоточением всеобщего внимания. Она всегда получала то, что хотела. И теперь неистово желала получить внимание со стороны Ориона.

‑ Но ты априори не сможешь выпасть из окна! Этого никогда не произойдёт, ‑ простодушный и честный Орион никак не мог понять, чего она добивается.

‑ Да?! Априори?! Не смогу?! ‑ смотря в глаза Ориону и сжав губы в гармошку, Лели спиной начала медленно двигаться к окну. Парень совершенно недоумевал, что может выкинуть эта девчонка? А она всё также медленно и спокойно с прищуренными глазками приблизилась к огромному, открытому нараспашку окну третьего этажа. Теперь вдобавок к скрученным губкам ехидство нарисовало ямочки напряжения на её белоснежных щёчках. Покачивая головой из стороны в сторону, шевеля онемевшими губами, она повторяла:

‑ Априори?! Не смогу?! Никогда?!

Сделав ещё шаг назад, она полетела вниз. Изумлению Ориона не было предела. Таких номеров он никогда не видел. Резко переместившись к месту падения и поймав её, он всем своим существом пытался подобрать слова для оправдания или объяснения этой невероятной глупости. А Лели было всё нипочем, так как она прекрасно знала о возможностях могущественного юноши. Она вообще и не думала причинить себе какой-нибудь вред, так как очень сильно обожала себя.

‑ Да ты с ума сошла! Да ты!.. Ты!.. Что с тобой? ‑ восклицал Орион, держа Лели в крепких объятиях, пытаясь реагировать адекватно.

Она же именно этого и добивалась – внимания юноши. Её совершенно не интересовала задумчивость избранного. Она нежно прижалась к нему, но в тот же миг решительно оттолкнула парня. Встав на ноги, тут же отошла от него, резко отряхнулась со свойственной ей обиженностью и обвинительной интонацией сказала: «Понял! Никогда не говори “никогда”!» – фыркнув, подметила Лели. Быстро повернувшись к нему спиной и уходя спешным шагом, добавила: «Странно, что ты вообще поймал меня. Мне уже казалось, что ты положился на мой дар бессмертия: помучилась бы немного. Ну и что! Да Орион?! У тебя полчаса! Ты уже знаешь, где твоя комната! Располагайся!» – сухо и резко произнесла Лели.

Орион продолжал удивляться таким перепадам. В его мыслях были одни противоречия: «Да кто она такая?! Как она вообще себя ведёт? Это хамство! Избалованная девчонка! Я её спас, а она ещё и обвиняет меня! Да я ей сейчас! Как она смеет так со мной разговаривать?! Я Орион! Да как это так?!». Пребывая в состоянии фрустрации, Орион совершал движения руками: брал себя за голову, сжимал кулаки, проворачивался вокруг себя. Но после этого относительно-минутного бешенства он вмиг осознал, что очень сильно её любит.

Усевшись на мягкий приусадебный газон, он понял, что счастлив. Ему нравилась эта эксцентричность первородного характера Лели, её понимание самой себя. Она была породной принцессой великого рода и эти хитрые штуки с капризными акцентами уже просто смешили его. Он ещё никогда не встречал такую. Она была единственной и это давало ей право на всё. С этим чувством он еще полчаса провалялся на траве, после чего с хорошим настроением отправился на ужин в летнюю столовую. Там он снова увидел любимую, которая в свою очередь не поняла озорного и радостного взора. От этого улыбка улетучилась с её лица. Естественно, она рассчитывала немного на другую реакцию юноши. С её точки зрения, он должен был терзаться мыслями, что она не замечает его величия. Орион же, напротив, светился счастьем, а не раздражённостью. Это погрузило первородную «рисоваку» в глубокие раздумья.

‑ Орион, я вижу, тебе у нас нравится?! – спросила Ламира.

‑ Да, мне здесь очень комфортно. Ваши дворцовые просторы насыщены удивительными и неожиданными вещами, а я очень люблю неожиданности…

‑ Я как хозяйка рада, что тебе у нас уютно.

Она пригласила всех к столу. Ужин затянулся. Ламира и Орион мило беседовали, постоянно находя общие темы для великосветских разговоров. Сначала расплывающийся в улыбке избранный рассказывал о том, как он добывал доспехи Кайна, как это было захватывающе, как он много раз был на краю гибели, как Хронос сопровождал его в некоторых походах и учил постоянной чопорной осторожности. Ламира знала, что для Хроноса это свойственно ‑ осторожность у него всегда была на первом месте. Их долгая и оживлённая беседа всё больше раздражала Лели, которая и сама не совсем понимала, от чего злится. Она сидела молча, обнявшись с подушкой, словно наблюдая из засады. Каждая положительная эмоция Ориона раздражала её пуще прежней. После нескольких часов этой сентиментальной беседы, обворожительная егоза-позёрша не выдержала:

‑ Мам, я к себе! Очень устала, пойду, отдохну.

И со свойственной ей эксцентричностью, резко хмыкнув и зыркнув прищуром на Ориона, девушка удалилась. Ламира хорошо знала и понимала дочь. Она уже знала, что та влюбилась в этого юношу. Но пока женщина ещё не совсем понимала отношение со стороны спокойного, очаровывающего тактом, новоизбранного, взаимны ли их чувства. Тем временем, придя в комнату, Лели бросилась на диван. Её чувства были взбудоражены: «Он что думает! Он один такой?! Сидит там, улыбается! Пьёт нектар. Если бы не я! Сейчас бы на Вею рудники копал! На меня даже ни разу не посмотрел. Я ‑ то! Я ‑ это! Я ‑ так, я – этак… отрубил голову дракону! Противно слушать… Да еще этот игривый взгляд… Прямо непобедимый воин… Сам за собой смотреть не может!».

Перестав злиться и погрузившись в томление, Лели думала уже совершенно по-другому: «И этот игривый взгляд! Он такой на самом деле беспомощный! А он ведь спас меня. Да, таких как он ‑ просто нет». Будто в замедленном темпе у неё крутилась бело-розовая картинка образа соблазнительного Ориона. Он уже мило улыбался и был смешным и сильным, так геройски отрубал головы монстрам, был смелым и мужественным. В этот момент она поняла, что любит его. Тут же слетев с дивана, она отправилась назад.

‑ Лели, ты что уже отдохнула? – спросила Ламира.

‑ Да мам, мне уже лучше. Вам налить ещё нектара?

Превратившись из злой и угрюмой буки в самую послушную и заботливую девушку, Лели налила им нектар.

‑ Орион, мне надо ненадолго отлучиться, подожди меня здесь, я очень хочу дослушать рассказ, каким ты видел «Сад Богов». Лели пока расскажет тебе об этой планете.

Ламира спешно удалилась. Молодые люди остались наедине. Они вели себя так, будто бы только что встретились. Буйство захлёстывающих эмоций сошло на нет. Осталась только чистая любовь, вымытая всевозможными потоками своей природы. Они сидели и смотрели друг на друга, не отводя взгляд.

‑ Я сильно испугался за тебя сегодня, ‑ тихим, бархатным голосом, не отводя взора, произнёс Орион.

‑ Я знаю, ‑ также шёпотом, не отводя своих прекрасных изумрудных глаз, ответила влюблённая до умопомрачения Лели.

‑ Ты мне очень дорога, ‑ всё тише для мира, но громче для неё говорил несравненный Орион.

‑ Я знаю.

В этот момент их сердца начали биться в один такт. Одномоментно этот миг остановил их. Он отпечатался в зерцалах их душ. Они были немногословны потому, что не понимали происходящего? Что же это? Как это? Почему сердце пытается стучать сильнее, а жизненная плазма? Плазма воспламенялась и выдавала их через искры глаз. Сжигающий стыд их зримых прикосновений творил ту связующую сущность любви предназначенных друг для друга. Они пристально смотрели в глаза уже без всякой гордости. Что это за сила такая, которая тянула всю их первородную сущность? Это было то самое всеобъемлющее сияние сердец, которое творило танец любви. Сама Вселенная связала лёгкий узелок из трепета их жизней.

‑ Если бы с тобой что-то случилось, я бы не смог жить без тебя, ‑ с нежностью в глазах прошептал юноша.

‑ Я знаю, – ответила Лели.

‑ Ты для меня всё, ‑ коснувшись этой застенчивой хитрушки, совершенно наполненный любовью Орион хотел говорить и шептать ей всё, что происходило с ним. Остановившаяся косвенная у-секунда не давала им дышать.

‑ Я знаю, ‑ дрожавшим голосом и с бурлящим сердцем отвечала Лели.

‑ Я люблю тебя, – произнес Орион.

‑ И я тебя, – ответила Лели.

Эти слова стали венцом открытости и честности их чувств. После того как их губы потеряли чувства друг в друге, поцелуй стал коротким, как вечность. Лели долго не могла открыть глаза. Ей хотелось, чтобы этот момент счастья, губами срывающий с небес облака, ещё немного задержался в их сердцах. Она стремилась запечатлеть это мгновение во всех красках. Орион, будто тёплый морской ветер, нежно прикоснулся к щеке Лели. Они сидели и молчали… Слушая тишину, наслаждались вспыхнувшим чувством родства и родившейся любви, которая играла в сердцах одну мелодию и только для них. Это был единственный эгоизм, дарующий жизнь новому.

Ламира долго не задержалась, но уже застала их в абсолютной тишине, нежно улыбающимися друг другу. Она поняла, что за время её отсутствия между ними зародилось чувство той искренней, чистой, изначальной, искромётной, как Вселенная, величайшей любви первородных созданий. Такая любовь порождала галактики, планеты, новую жизнь. Ламира подошла и села на тот же стул, где и пребывала ранее. Только после этого они её заметили. Обмануть её было невозможно, так же как и скрыть что-либо, поэтому Орион и Лели даже не пытались скрывать своих чувств.

‑ Дети мои, идите спать каждый в свою комнату. Утро вечера мудренее – сказала Ламира. ‑ Я понимаю, что вам этого совсем не хочется…

Это немного разрядило обстановку.

…После нескольких сказочных дней удивительного общения, стыдливых поцелуев, постоянных ухаживаний, бесконечных разговоров обо всём и ни о чём, ночных проникновений Ориона к Лели в спальню, чтобы пожелать спокойной ночи, огромного счастья и веселья от обоюдного присутствия, Орион сделал Лели предложение руки и сердца. Он переживал и волновался, какой ответ даст Лели, но ответ был один ‑ это был крик «Да!». После чего он напрямую признался в своих чувствах к Лели её матери и попросил благословить их. Ламира, видя такое безумное счастье двух беспечных существ, благословила их.

Это было время красивых фотографий. Каждый последующий день для них был счастливей предыдущего. Каждую у-минуту, каждую секунду, они жили друг другом....

Прошла счастливая неделя. Орион и Лели лежали в обнимку на старой лужайке за усадьбой вблизи тихого озера, под тенью старого, нахмурившегося дерева. Они разговаривали и строили планы на вечное будущее, держась за руки и утопая в нежности.

…И вот настал тот день ‑ тот самый день, когда до наступления вселенской ночи оставалось совсем немного. Это день произошедшего на Ксео, вошёл в историю первородного мира как день Апокалипсиса. Та ошибка проявила себя в мире «яви», созданном Инродвергом, в качестве существа без лица, без эмоций, без страха, без ненависти, без всего того, что было в этом мире. Это явление – «обратная сторона создания, противоположность созданного» – было за пределами всех мироплоскостей, будь то «чёрный» или «белый мир» ‑ оно постепенно поглощало их. Это отклонение находило себя в тревожном молчании безысходности выбора «всего остального». В этот день рассеянность проявила свою пародоксальность миру «яви».

В материальном мире в своем первом воплощении это было бестелесное существо вирусной энергии, которое просто поглощало все вокруг, не прилагая к этому никаких усилий. Поглощение было сутью этого вируса. Оно приобретало очертания постепенно, по мере «сжирания» миров, планет, окружающей материи. Это привило его к единственному, по его мнению, совершенно правильному виду – «существу без лица» в тёмном, похожим на дым, не имеющим постоянной формы длинном облачном балахоне смолянистого цвета. В этом безликом обличии ему было суждено зваться Апокалипсисом, ‑ тушить свет и поглощать тьму. Именно эту личину в первый раз увидел Орион.

Внезапно Лели с Орионом ощутили какой-то нетипичный для этого времени года на Ксео холодный ветер. Яркий, согревающий все вокруг свет начал необъяснимым образом тухнуть, словно его что-то засасывало. Ветер усиливался и со старого дерева начали грустно опадать листья на порябевшую гладь озера. Влюблённые почувствовали, как к ним в душу закрадывается непонятное бесчувствие. Это туманило их разум, становилось как-то не по себе, неприятное чувство безнадёжной безысходности постоянно брало верх над изначальной возможностью продуцировать жизнь. Серость тушила их первородное горение, забирала кислород у мира, которому он был жизненно необходим.

Орион вскочил на ноги и начал оглядываться. Всей своей волей, энергией и силой он старался найти источник этой беды. Ему никак не удавалось понять свойств этой рассеивающей печали, тоски и безысходности. Через мгновение всё вокруг погрузилось в темноту, бушевал сильный ветер и тут смутившийся избранный увидел Апокалипсиса. В момент его появления всё вокруг затаилось: стало ни темно ни светло, мир вокруг померк, как будто бы прекратил своё существование. Держались только влюблённые первородные, но и их естество было на пределе. Периодически оно пыталось вырваться и сбежать. Орион с трудом мог удерживать себя, а Лели было совсем плохо.

‑ Кто ты такой?! ‑ в порыве гнева выкрикнул Орион.

‑ Я не знаю, кто я, но я знаю, зачем я, – ответил Апокалипсис.

‑ Что ты здесь делаешь?

‑ Пытаюсь понять.

‑ Что понять?

‑ Зачем вы здесь! Зачем вы нужны. Кто вы?

Орион совсем не понимал, что происходит. А тем временем тишина всё громче довлела над ним. Куда бы не смотрел растерянный «миссия», везде было скомканное, бесцветное, теряющее себя пространство.

‑ Кто вы? Все вы, кто населяют эту «явь», эту Вселенную. Или как вы её называете? – уточнило существо.

‑ Мы создания Инродверга. Всё во Вселенной сотворено его Великим Разумом и мы, первородные, в том числе.

‑ Не всё и не все.

‑ Всё, что находится в нашей Вселенной, вся материя и любая энергия, находящаяся за пределами нашего понимания, была либо сотворена, либо дарована им. Нет ничего, что было бы не от его воли.

‑ Нет, нет, нет ничего! И только в этих словах я вижу смысл, ‑ этот вирус словно на ходу только учился говорить словами первородных. ‑ Великий Орион, запомни этот момент, когда ты увидел впервые и навсегда то, что не сотворил Инродверг.

Самолюбие Ориона было задето этим изречением. Он, скорее был напуган бессмыслием, отравляющим душу. Всё его естество говорило о том, что этого не может быть. Но после каждой попытки внутренней сути первородного вырваться из поглощающего плена и нестись туда, где не было этого сумасшествия, его «Я», неразрывно связанное со взором Творца, кричало ему о том, что проявляющийся Апокалипсис не имеет ничего общего с Великим Разумом, сотворившим всё вокруг и в кругу.

‑ Нет. Нет! Этого не может быть. Ты погубил бы всё, будь это так! ‑ кричал Орион, не верящий в безумие происходящего.

‑ Так не бывает! Это противоестественно сути Инродверга! Это невозможно для самого тебя! ‑ опять и несколько раз повторил молодой воин света:

‑ Что тебе нужно здесь от нас?

‑ Здесь! Что мне нужно здесь?! Хороший вопрос, если бы знать, что такое «хорошо». Всё, что есть во мне, всё, что я могу назвать собой, не имеет ничего общего со всем, что окружает меня. Я есть то, что не предусмотрено. Можно сказать, что я ‑ это настоящее, что есть в этом мире. Ваши жизни, судьбы, случаи, тела, эмоции, течения времени, переживания, радость, времена года, старость, молодость, доля, участь, жребий, мышление, суждение, размышление, обдумывание, сравнение, сопоставление, воображение, измерение ‑ это не по-настоящему, это кем-то задумано. Всё, что создано вокруг вас: от песчинки до планет, от планет до космических систем, от систем до галактик, от галактик до бесконечности, от бесконечности до вечности в песчинке, все миры, которые существуют рядом с вами, являются неотъемлемым механизмом одного целого ‑ всё это вымысел, технология вашего существования. А я, я единственная правда здесь. Радуйся Орион, ты видишь истину причины. Всё, что здесь есть, мне не нужно. Чтобы делать свой мир ‑ нужно поглотить ваш, объяв правдой. И чтобы быстрее это сделать, мне надо было найти тебя и Дэмо. Вы вляетесь единственными уникальными все-совершенными представителями двух первородных дуальных систем, на которых был сотворён этот, давящий на меня, сжимающийся мир. Ваша могучая энергия позволит мне быстрее понять и поглотить весь явный окружающий мирок. С каждым мгновением нахождения здесь я понимаю, что единственный настоящий мир для вас ‑ это Хаос. А создать Хаос могу только я – Апокалипсис. И имя мне «Погибель».

Орион был подавлен и обескуражен всем, что услышал. Времени вокруг просто не было. Задыхаясь от нехватки окружающего пространства, он не мог сделать так, чтобы сотворить его для себя и для Лели, которая держалась только посредством сильных эмоций испуга и страха. Он чувствовал, что его внутренний мир потерял цвет и свой смысл. Дух Ориона отторгался от изменений Апокалипсиса, но сломить его крепость не могла даже смерть. В глазах юноши разразилась бешеная ярость. Его мужеству не было предела: «сути-плазма» кипела сильнее тысячи солнц, сердце было храбрее тигрицы, защищающей своих детёнышей, отвага была равна пламени, которое видело перед собой бесконечные поля сухого камыша. Это был Орион ‑ избранный, за спиной которого целый мир и он должен его сохранить.

‑ Ты ничего общего не имеешь с нашей Вселенной, поэтому этот день и этот час будут для тебя последними. О тебе никто никогда не узнает. Твоё существование, и правда, бессмысленно и не нужно. Ты отправишься в Хаос, о котором так мечтаешь…

Орион кинулся в бой с чистым сердцем. Он двигался быстрее ветра, его перемещения были тише безмолвия водных глубин.

…Он жёг огнём, морозил льдом, ‑

Всё это было нипочём.

На помощь молнии призвав

и электричеством стегав,

в великой битве проиграв.

Вся планета содрогалась от усилий молодого светлого воина. Совсем обессиленный, он стоял на одном колене, с совершенно разбросанными мыслями, смутно понимая, что происходит, но отчётливо слыша только громкий, пронизывавший до пят, смех «безликого».

‑ Орион, как ты не можешь понять: ни ты и никто другой не сможет уничтожить то, что не было сотворено вашим любимым Инродвергом. Даже сейчас он не может ничего сделать, хотя знает, что скоро я доберусь и до него. Хотел бы я видеть этого умельца-творца…

Апокалипсис приблизился к Ориону на расстояние своего внетворённого дыхания, желая поглотить избранного и осознать все грани «белого мира». Но в это время с правой стороны от обессиленного избранного в ярком свечении появился Хронос, который сильными всплесками чистой первородной энергии вступил в бой. Держа одной рукой энергетический щит, он отогнал вирус и уберег Ориона от сотни неистовых попыток Апокалипсиса прорваться к всепоглощению. Одним из древнейших заклинаний Хронос создал огромных и яростных псов войны, которые бросились на всепоглощающего агрессора. Тем временем он и Лели успешно подбежали к Ориону.

‑ Ты слышишь меня? ‑ спросил учитель своего названного сына.

Молодой воин «белого мира» был словно оглушён, но утвердительно покачал головой.

‑ Уходите, я открою портал в Артакрил. Там собрался военный совет! Ламира уже там, бегите! – приказал Хронос.

Учитель ловким движением открыл портал в святая-святых «белого мира». Девушка, поспешая и поддерживая Ориона, ввалилась в проход, после чего Хронос быстро закрыл его.

1998

Часть 2. Вселенский Дракон

Холодный ветер одной большой ошибки, словно сквозняк из открывшейся двери, протянулся по всей Вселенной. Этот «ветер» нёс в себе запах больших перемен. Чтобы избежать этих судьбоносных изменений, всем живущим во Вселенной существам нужно было просто закрыть дверь, из которой дул этот стремительный «ветер» изменений. Но его порывы были уже настолько велики, что к этой двери можно было подобраться лишь совершив невероятный подвиг всех без исключения существ Вселенной Инродверга.

Как только проявился Апокалипсис, он сразу принялся поглощать всё сущее. Простое пожирание миров не давало ему той сути Инродверга этого мира, которая была ему нужна для развития своего вирусного организма. Постоянное пожирание пресных, пустых, тоскливых пространств могло быть бесконечным из-за вечного и великого расширения необъятной Вселенной, что привело бы к его естественной гибели. Апокалипсис мог заблудиться в этой пустоте, которая неконтролируемым образом могла стать его сутью. Он это прекрасно осознавал. Его бесцельная паразитирующая сущность могла столкнуться с шуткой абстракции, насмешкой вселенского «Я». Чтобы запустить свою неотвратимую сущность в фазу невозврата во все стороны объёма и анти-объёма грандиозной Вселенной, предстояло осуществить точечное заражение. Этому поглощению должны были подвергнуться самые могущественные и сильные существа вместе с мирами, наделёнными первородной праэнергией самого «сиг-сотворяющего» и «миг-ведающего».

Обессиленный Орион с Лели ввалились в один из углов зала собраний, который был наполнен напуганными существами всех пяти белых этносов. Шло бурное, оживлённое обсуждение происходящего. В зале стоял галдёж. Царствующие Отцы были растеряны не меньше остальных. Они также не понимали природу событий, стремительно произошедших за одни земные сутки.

‑ Лели! Орион! Вы живы! Слава Инродвергу! Что произошло? ‑ громкий крик Ламиры поверг в тишину большой зал и акцентировал внимание всех на полуживом избранном.

Встревоженная мать быстро подбежала к ним с группой охранников, которые подхватили Ориона под руки. Вид полуживого молодого избранного война, который никак не мог прийти в себя, проник холодным ужасом в сердце каждого, кто присутствовал в зале, в том числе и первородных Праотцов. Великого Ориона подвели к Праотцам, которые поспешили ему навстречу.

‑ Что произошло? Что ты видел? ‑ первым задал вопрос Стролин. Все ждали ответа.

‑ Апокалипсис!.. Там остался Хронос. Мне нужно вернуться, ‑ смутно понимая, что происходит вокруг, теряя сознание, вымолвил разбитый отрок.

‑ Что? Что ты сказал? Какой Апокалипсис?!

Градвирг не мог понять, о чём сказал лучший воитель «светлого мира».

‑ Тише, всем тихо, ему нужна реанимационная помощь. Сейчас не тот момент, когда нужно задавать вопросы. Исцелить его организм незамедлительно. Всех, кроме членов совета, прошу покинуть зал. Мы созываем экстренный военный «Зов»!

Генрорду хотелось больше расспросить Ориона, но он понимал, что сейчас юноше нужен покой и отдых. В данный момент сложившаяся ситуация с исчезновением за одни артакрильские сутки нескольких «белых миров», энергия и первородная суть которых принадлежали этносу Генрорда, а также потеря десятка связующих планет, к которым относилась и Ксео, не давала ему права поддаваться эмоциям и терять время. Его мысли искали решение: «И слава Инродвергу, что они остались живы! Но куда подевался Хронос? Как я понял из неразборчивых слов парня, что в момент происшествия событий он находился на Ксео».

Сводя воедино все имеющиеся факты, старейшие думали о том, что же делать? Совет был созван в считанные у-минуты. Все полководцы с разных концов Вселенной, даже те, которые находились в передовых ударных армиях, пренебрегая всеми правилами перемещения, прибыли в Артакрил. Участники совета были возмущены, напуганы и не понимали, что происходит. Они ждали разъяснений от Царствующих Отцов, которые, в свою очередь, тоже не владели ни ситуацией, ни информацией.

Вдруг в зале засияла такая же вспышка света, как и при появлении спасающейся влюблённой пары. Через это свечение, весь дымясь, с полыхающими белым светом глазами, появился Хронос. Все снова замолчали.

‑ Отче! Отче! ‑ промолвил великий воспитатель, проходя быстрым шагом ближе к правящим старцам. Упав на одно колено и опустив глаза и голову в пол, он продолжил:

‑ Беда пришла в «явный мир»! Наш мир!..

‑ Какая беда? Откуда пришла?! Хронос, прошу, объяснись! – грозно нахмурив светлые густые брови, требуя ответа, произнёс коричневокожый Руевит.

‑ Трагедия немыслимая! Имя ей – Апокалипсис!..

Хронос постарался поведать всем окружающим об этом бесцеремонном вирусе, которым движет лишь одно ‑ поглотить всё вокруг в «яви» и вне её.

Бурное обсуждение Совета по вопросу о том, что же делать дальше, прервалось ещё одним ураганным известием: «Армия третьего сына Генрорда, находившаяся вблизи с Ксео, полностью уничтожена вместе с Грагоном». Царствующий Отец был подавлен. Зал опять погрузился в тишину, все скорбно молчали. Трагические события мощной лавиной поглотили всех присутствующих. Это были сильнейшие удары по «миру белой правды». Новости долетали быстрее, чем свет звёзд распространялся по космосу.

Вбежавший посланник разведки сообщил об исчезновении огромной армии «чёрного мира». Это говорило о том, что первичный соперник смутно понимал суть происходящего. Дальнейшее обсуждение ситуации и постоянное ухудшение обстановки на всех направлениях привело Совет к неожиданному решению: встретиться со своими извечными врагами ‑ главными первородными богами «чёрного мира».