Текст книги "Операция «Вурдалак»"

6

«Правда». ТАСС.

Новое зверское преступление родезийского режима Яна Смита. Деревенская площадь усеяна трупами, дым, сожженные хижины – таков итог одной из расправ в Африке. Ее учинили родезийские войска во время карательной экспедиции в соседний Мозамбик, где они уничтожили население приграничной деревни.

Рафаэль Борисович Кенексберг был известным на всю Москву врачом-гинекологом. Зачастую пациентки приходили к нему с болячками не только тела, но и души. Обаятельный, внимательный и крайне заботливый Рафаэль Борисович давно уже стал психотерапевтом, сексопатологом и гинекологом в одном лице.

Кенексберг снял телефонную трубку и по памяти набрал номер. Ответили сразу:

– Корнеев, слушаю.

– Здравствуйте, Валентин Семенович. Рафаэль Борисович вас беспокоит.

– Рад вас слышать, Рафаэль Борисович. Что-то давно вас не было видно. Много проблем со здоровьем советских женщин?

– С женщинами всегда проблемы, и не только с советскими.

– Вы совершенно правы, – улыбнулся Корнеев и уже серьезно спросил: – Я могу вам чем-нибудь помочь?

Теперь улыбнулся Рафаэль Борисович. Капитан, исключительно по простоте душевной, довольно прямо напоминал Кенексбергу о его должке. Что ж, Рафаэль Борисович не обижался: такая у них служба – напоминать.

– Давно мы с вами не пили кофе за одним столом, – ответил врач. – Как насчет обеда со старым другом?

– С удовольствием. Давайте через час на нашем месте.

– Вот и отличненько. До встречи, Валентин Семенович.

– До встречи, Рафаэль Борисович.

Корнеев положил трубку. Он знал, что Кенексберг не станет беспокоить его по пустякам. Значит, у врача есть интересная информация.

Дружеские встречи с Рафаэлем Борисовичем, длившиеся вот уже почти два года, всегда были очень полезны для Корнеева, ибо на заре их отношений сам Корнеев был очень полезен врачу…

…Семь лет назад Москву наводнили листовки с антисоветской пропагандой. Причем, как утверждали специалисты, писать их могла девушка от четырнадцати до восемнадцати лет.

Около месяца почти ежедневно новые листовки появлялись на стенах домов, в метро, автобусах и трамваях. Комитетчики сбились с ног, но так и не смогли поймать автораневидимку.

Прекратилось все так же внезапно, как и началось. На этом можно было бы и успокоиться, но подобная снисходительность была не в правилах Комитета. Колоссальная работа по выявлению таинственного автора длилась почти пять лет, пока наконец не был найден обладатель почерка. К этому времени девушка уже заканчивала университет и готовилась к защите диплома. Арест настолько поразил ее, что на первом же допросе она полностью призналась в содеянном, о котором сама уже давно забыла, и заверила строгих чекистов, что творила беззаконие по детскому недомыслию.

Так как автору листовок на момент их написания не было даже шестнадцати лет, закон не мог привлечь девушку к ответственности. Но он не освобождал от ответственности родителей: Рафаэля Борисовича Кенексберга – самого уважаемого гинеколога Москвы.

Старший лейтенант Корнеев вник в ситуацию. С благословения высшего руководства, чьи жены оказались тоже женщинами и посещали гинекологический кабинет, он благополучно для всех закрыл дело и досрочно получил звание капитана. Что же касается Рафаэля Борисовича, он помнил добро и всегда платил по счетам…

Обеденное время закончилось, поэтому кафе было почти пустым. Корнеев приехал раньше срока и занял столик в углу зала. Он уже знал о вкусах Кенексберга и взял на себя смелость заказать обед для двоих.

С боем курантов в зал вошел пожилой, но крепкий человек, высокого роста, с черными почти без проседи волосами. У Рафаэля Борисовича было приятное лицо. Одевался он всегда с элегантной утонченностью человека, чье чувство самоуважения было так же велико, как и уважение к окружающим.

Мужчины крепко пожали друг другу руки. После того как официант принес заказ и удалился, Валентин предложил:

– Давайте сразу к делу. У меня сегодня напряженный день.

– Да, конечно. – Врач на мгновение запнулся, но затем уверенно произнес: – Не исключено, что мои слова покажутся вам странными, но, поверьте, я редко ошибаюсь в диагнозе. – Он пригубил столовое вино и продолжил: – Месяц назад ко мне на прием пришла женщина с жалобами на свою интимную жизнь с мужем. Я постоянно сталкиваюсь с подобными проблемами и ничуть не удивился, хотя женщина была очень хороша собой. Обычно такие дамочки притягивают мужчин уже за километр, но с первых же минут знакомства становится ясно, что это пустышка. Из разговора с ней я понял, в чем тут дело, а вот после беседы с мужем насторожился.

Кенексберг аккуратно отрезал кусочек ветчины и положил его в рот. Глотнув вина, он внимательно посмотрел на офицера. Тот с аппетитом уминал салат, но не пропускал ни единого слова врача.

– Так вот. Жена при том, что не была обделена красотой, оказалась женщиной глуповатой, непритязательной и, в общем-то, достаточно неряшливой в семейной, а точнее, в интимной жизни. Она, например, могла лечь в кровать к мужу, не приведя себя в порядок, и требовать от него любви и ласки… Ну и так далее, сами понимаете, что значит быть неряшливой в интимной жизни.

В душе я сочувствовал ее мужу, так как понимал, что эту женщину уже невозможно перевоспитать. Но, в конечном счете, дело даже не в этом. Беседуя с ним, я вдруг странным образом почувствовал, что этот человек пытается выдавать себя, причем довольно искусно, вовсе не за того, кто он есть на самом деле. Это трудно объяснить словами, но это так.

Конечно, я вовсе не хочу сказать, что наши советские рабочие – люди серые и необразованные. У меня немало знакомых из их среды, и все они весьма и весьма культурны и интеллигентны. Но в манере поведения моего подопечного я заметил чтото… Затрудняюсь даже выразиться, что-то… Скажем так, не наше.

Корнеев наконец-то поднял голову от тарелки и с интересом посмотрел на Кенексберга. Тот удовлетворенно кашлянул и продолжил:

– Прежде чем звонить вам, я очень долго думал и анализировал малейшие штрихи, малейшие, казалось бы незначительные, детали и эпизоды из их семейной жизни, рассказанные самой женщиной. Муж при беседе со мной особо в подробности не вдавался. Наоборот, он всячески старался выглядеть простым и даже глуповатым парнем. Но старого лиса Кенексберга не проведешь: я нутром чую человека благородного происхождения. А если судить по рассказам жены, ее муж – выходец из простых крестьян русской глубинки. По всем же своим манерам, еще раз повторяю, скрытым манерам, он скорее граф, нежели холоп.

Рафаэль Борисович замолчал. Он доел ветчину и приступил к только что принесенной официантом поджарке. Корнеев тоже молчал, обдумывая услышанное.

В компетентности Кенексберга как психолога он не сомневался. Раз старый лис почувствовал неладное, значит, и Корнееву стоило присмотреться к работяге с «благородными замашками».

– Вы помогли разрешить им их интимные проблемы? – наконец спросил Валентин.

– В какой-то мере. Я дал ей несколько полезных советов.

– А как он отреагировал на то, что его жена решила обратиться к специалисту?

– Чисто внешне – положительно. Он сказал, что любит жену и не хочет, чтобы их отношения что-то омрачало. Правда, потом, в беседе со мной, женщина призналась, что муж дома отругал ее. Он сказал, что интимные вопросы нужно было обсудить сначала с ним, а затем уже идти к врачу.

– Нормальная мужская реакция.

– Совершенно с вами согласен. Но на этой неделе мне снова позвонила его жена и радостно сообщила, что у них начался медовый месяц.

– Я рад за них. Вы ей поверили?

– Нет. Хотя… Сами понимаете…

– Дети у них есть?

– Нет, они бездетны, что тоже накладывает свой отпечаток на их отношения.

– Не хотят или не могут?

– Он не может.

– А взять из детдома?

– Жена предлагала, но он отказался. Мотивировал тем, что не сможет относиться к чужому ребенку так же, как к своему. Кстати, тоже довольно распространенное явление у мужчин.

– Вы передадите мне их координаты?

Кенексберг протянул капитану листок с адресом. При первом же взгляде на ровный почерк Рафаэля Борисовича Корнеев вздрогнул, но тут же взял себя в руки, и волнение не отразилось на его лице. «Интеллигент», как уже успел окрестить про себя Корнеев своего будущего клиента, был электромонтером в том же институте, где еще неделю назад работала ныне покойная уборщица тетя Нюра, и имел допуск в секретные лаборатории профессора Никифорова. Капитан вспомнил его, вспомнил, что не насторожился при общении с ним, но, как и Кенексберг, отметил про себя врожденную интеллигентность электромонтера. Как ни старался Корнеев, но, видимо, врач уловил перемену в лице чекиста, когда тот ознакомился с содержанием листка. Кенексберг понял это по-своему и быстро проговорил:

– Надеюсь, моя фамилия фигурировать не будет?

– Конечно, Рафаэль Борисович. Спасибо за помощь. Вы даже не представляете, как мне помогли…

Благодарность капитана была совершенно искренней. Но даже если бы информация оказалась посредственной, осведомитель этого знать не должен: нельзя, чтобы он утратил ощущение своей значимости.

– Вы справедливый человек, Валентин Семенович. Поэтому я не боюсь к вам обращаться и всегда спокоен за своих клиентов.

Корнеев внимательно посмотрел в его глаза. Что заставило врача снова позвонить ему? Старый должок? Но ведь он давно уже рассчитался. Да и долг этот никто никогда особо не требовал. Он сам пришел, по своей собственной инициативе. Радеет за отчизну? Черт ее разберет – эту интеллигенцию. Порою они сами не знают, чего хотят, о чем думают и что делают.

После встречи с сексотом[9]9
  Сексот – осведомитель (спец.).


[Закрыть] Корнеев вернулся в управление. По пути в свой отдел он заглянул в ВЦ и вторично взял данные на «интеллигента». Совпадений, как и случайностей, в жизни не бывает, а посему Корнеев с еще большим энтузиазмом, нежели это было три дня назад в институте, углубился в изучение личного дела Богомолова Станислава Евгеньевича.

Личное дело подтверждало слова Кенексберга, а точнее, его пациентки. Судя по анкете, Богомолов родился в Псковской области, в глухой деревне, от которой остались лишь название на карте да несколько развалившихся домов. После службы в армии в деревню он не вернулся, а, женившись на москвичке, остался в столице, закончил ФЗУ и устроился работать в «почтовый ящик». Затем, по особым рекомендациям и после многочисленных проверок, перешел к смежникам в институт. За три года работы в институте получил четыре благодарности, не считая премий и грамот.

В общем, биография, как и у многих деревенских парней, самая обычная, с той лишь разницей, что далеко не всем везет отхватить в жены коренную москвичку, пускай даже и полную дуру, и устроиться в «закрытый институт».

Валентин прошел в кабинет своей группы. Крупи-цын и Вересов были на месте и ждали возвращения патрона.

– Как оно? – спросил Сергей и взял протянутую ему «объективку» на Богомолова.

– Ты про встречу или про дело?

– Я так понимаю, что разницы в этом уже нет.

– Мне нравится ход твоих мыслей. Давно ты не подрабатывал электриком?

– Если за «бабки», то давно.

– Не расстраивайся. Все, что ты заработаешь, пойдет на пользу Комитета.

– Ага, ты еще скажи, что Родина меня не забудет.

– Это само собой.

Вересов притворно вздохнул и уткнулся в распечатку ВЦ.

– Ты пошутил или как? – спросил он через пару минут.

– Если насчет твоей карьеры электрика, то да. Что же касается Богомолова, то с этого момента ты станешь его ушами и глазами. Вот только членом становиться не советую: баба у него хоть и глупая, но мужа своего обожает до одурения. Вопросы есть?

– Никак нет, – отчеканил старлей и чуть слышно добавил: – Ни за что теперь не отпущу свою Светку к Гинекологу![10]10
  В данном случае профессия Кенексберга стала его агентским псевдонимом, хотя кураторы обычно стараются присваивать своим осведомителям нейтральные клички.


[Закрыть] Сам осматривать буду.

7

«Правда». С телетайпной ленты.

Большим авторитетом пользуются в республике Мали советские врачи. Они работают не только в малийской столице, но и в госпиталях городов Каес, Сегу, Мопти, выезжают в самые отдаленные уголки страны.

«Правда». С телетайпной ленты.

Окружная больница, полностью оборудованная медицинской аппаратурой, переданной в дар Правительством СССР народу Республики Гвинея-Бисау, открылась в Табу – одном из крупнейших центров республики.

«Правда». С телетайпной ленты.

Установили дипломатические отношения Народная Республика Ангола и Эфиопия. Об этом говорится в опубликованном заявлении МИД НРА.

К району выброски подошли ночью.

Восемнадцать человек и грузовой контейнер благополучно и скученно достигли земли. У старшего лейтенанта Панова парашют не раскрылся, что на практике случается раз в тридцать лет. И надо же было этому случиться именно сейчас! Плохая примета.

Когда товарищи подбежали к Панову, тот лежал без сознания, но еще живой. Судя по излому позвоночника, лейтенант был обречен. Все отошли в сторону, оставив командира наедине с умирающим.

Лейтенант был самым молодым в группе. Группа находилась на территории противника, в жестком поиске и вызвать «скорую помощь» не представлялось возможным, равно как и тащить лейтенанта на себе. Да и вряд ли он вынесет подобный переход. Лучше ему умереть сейчас, пока он без сознания.

Самойлов медленно, словно каждое движение причиняло ему острую боль, вытащил из кобуры пистолет и снял с предохранителя…

Вместе с парашютами и грузовым контейнером закопали и тело Панова, обрызгав захоронение специальными химикатами для отпугивания хищников. Пока готовились к дальнейшим действиям, подошел проводник – невысокий щуплый негр. Он довольно сносно говорил по-русски и по-английски и объяснил Самойлову, что нужно торопиться, так как вчера вечером группа родезийских карателей, а точнее, американских морских пехотинцев напала на партизанский отряд, почти всех уничтожила и, судя по всему, забрала интересующий русских груз. Теперь, чтобы нагнать американцев, надо было идти им наперерез через саванну.

Группа Самойлова состояла из офицеров. Каждый не единожды участвовал в боевых операциях на территории других государств. Пройдя марш-броском гряду холмов, спецназовцы спустились в саванну. К полудню солнце настолько раскалило землю и воздух, что сосредоточенность сменилась усталостью.

Как показывала фотосъемка со спутников-шпионов, в квадрате встречались элементы современной цивилизации. В этом группа Самойлова убедилась очень скоро, когда пришлось обходить стороной поселки и прятаться от небольших частных самолетов. Один раз невдалеке пролетела двойка военных вертолетов «ирокез».

Привал устроили на берегу небольшой речки.

– Головин, Стасов – в охранение. Остальным – обедать, – скомандовал подполковник.

– Интересно, а мухи цеце тут тоже водятся? – спросил капитан Липов, вспомнив, сколько проблем принесли эти твари их группе в прошлом году в джунглях Анголы.

– Здесь цеце нет, – ответил Самойлов. – Она во влажных экваториальных лесах обитает.

Липов облегченно вздохнул:

– Ну, тогда пойду подумаю. А то уж я запереживал, что без защитной сетки не присядешь.

– А ты стоя, – посоветовал Фонкин.

Капитан махнул рукой и удалился за кусты. Внезапно раздалась его смачная ругань, и, держась одной рукой за ногу чуть ниже правой ягодицы, Липов выскочил к месту привала.

– Вот падла! Мужики, меня змея ужалила.

Выглядел он забавно, но никто даже не улыбнулся. Фонкин бросился к другу. Тут же вкололи сыворотку, но уже через несколько минут Липов начал покрываться фиолетовыми пятнами и потерял сознание.

– Тьфу, как глупо. – Фонкин сжал кулаки и склонился над другом.

Самойлов мрачно выругался. Он с самого начала чувствовал, что это гиблое задание. Не успели сделать ни единого выстрела, а потеряли уже двоих.

– Построиться! – жестко скомандовал подполковник и, встав перед бойцами, медленно обвел всех тяжелым взглядом: – Я бздунами из детского садика командую или боевыми офицерами? Если от африканского солнца вы забыли, чему вас учили, то хотя бы помните о тех, кто остался ждать вас дома. Как я вашим женам в глаза смотреть буду? Что я им скажу? Пошел пи-пи и умер? Еще раз предупреждаю – внимание и осторожность, осторожность и внимание!

Самойлов понимал, что его люди не нуждаются в нравоучениях и указаниях. Все они были прекрасно тренированными офицерами и четко знали свои обязанности.

– Командир, – обратился Фонкин к Самойлову, когда тот закончил речь. – Разреши мне остаться с Липовым. К завтрашнему утру он должен оклематься, и мы присоединимся к вам.

Отряд становился все меньше, да и разделяться подобным образом инструкция запрещала. Но тащить на себе Липова было нереально: либо упустят карателей, либо сами засветятся. Если бы капитан находился в сознании, можно было бы его спрятать на сутки, а когда оклемается, встретиться с ним в контрольной точке.

– Хорошо. – Самойлов раскрыл перед Фонкиным карту и показал точку встречи. – Если мы уже пройдем этот квадрат, то оставим вам знак – знаешь какой. Если знака нет – ждете нас ровно сутки, а потом выбираетесь сами.

– Понял. Спасибо.

Попрощавшись, группа пошла дальше.

Им предстояло перейти реку, кишащую крокодилами. По чуть заметной тропинке, змейкой пробегающей среди зарослей тростника, проводник вывел отряд к броду, где в самом мелком месте было по пояс.

Тучи насекомых, преследовавших отряд в зарослях тростника, на берегу оставили их в покое. Проводник сказал Самойлову, что лежащие невдалеке крокодилы могут подплыть к броду примерно за десять секунд. Для одного человека времени хватало, чтобы форсировать реку, но не для группы: брод позволял передвигаться только гуськом. В мутной воде крокодилы могли подплыть вплотную, и тогда даже автоматы не помогут.

– Ну что, ребята, в нашем распоряжении десять секунд. Успеем перейти? – криво усмехнувшись, спросил командир.

– Они заставят, – в тон ему ответили офицеры. – А, может, из РПГ[11]11
  РПГ – ручной противотанковый гранатомет.


[Закрыть] трахнем?

– Каратели должны быть близко, шум поднимать нельзя, а на РПГ не повесишь ПБС[12]12
  ПБС – прибор бесшумной стрельбы.


[Закрыть], – еще раз напомнил подполковник, – да и хищники вконец озвереют. Но есть один вариант – подкормить гадов. Сытые крокодилы не станут нападать, даже если перед самым их носом будет гулять потенциальная добыча.

– За тростниками паслись антилопы. Надо парочку подстрелить, – предложил капитан Кириллов.

– Бери Блина и – вперед.

Подкормив крокодилов, группа Самойлова вошла в воду. Дно реки оказалось ровным, а течение медленным. Тем не менее на подходе к берегу в нескольких метрах от них всплыл один зубастый монстр, показав на миг спину.

Когда вышли на берег, все дружно перекрестились. Проводник, став из черного фиолетово-синим, все это время что-то шептал: то ли молитву, то ли заклинание от злых духов воды. Судя по всему, именно заклинание и сработало.

Через час пути вошли в зону непроходимого кустарника, что крайне ограничивало группу в маневренности. Да и для засады лучшего места не придумаешь. Впрочем, проводник хорошо знал свое дело: он уверенно вел людей узкими звериными тропами.

Садальский вытащил из кармана пиджака слегка потертый, старинной работы, бархатный с позолотой футляр для колец и открыл его. Внутри лежало маленькое, тоже старинное, золотое колечко с тремя бриллиантами.

Лена удивленно посмотрела на Александра: они были знакомы всего второй день, а он уже делает такие подарки.

Сан Саныч понял ее взгляд.

– Это кольцо переходит женщинам моего рода из поколения в поколение, – нежно и взволнованно проговорил он. – Мы, Садальские, долго не влюбляемся, но когда встречаем свою половину, то понимаем это в первый же день знакомства и храним в своем сердце любовь всю оставшуюся жизнь. Позавчера, на юбилее, я понял, что ты и есть моя половинка. Я полюбил тебя с первого взгляда, а потому это кольцо теперь принадлежит тебе. Возьми его.

Садальский протянул колечко, но Лена остановила его:

– Поверь мне, я очень тронута, но не могу принять такой дорогой подарок. Ведь мы практически не знаем друг друга. А если я все-таки не твоя половинка? Это колечко накладывает на меня определенные обязательства. Для этого я должна быть уверена в тебе, и прежде всего в себе. Ты понимаешь меня?

– Конечно. Но верю, что когда ты узнаешь меня лучше, ты полюбишь меня.

– Буду рада этому. Мне кажется, я уже тебя люблю.

Кроме них в ложе никого не было. Садальский нежно и властно обнял Лену за талию и поцеловал в губы.

– Боже, что ты со мной делаешь!.. – прошептала она.

8

«Правда». С телетайпной ленты.

Патриоты Зимбабве расширяют боевые действия против незаконного режима Смита в Родезии. В результатенаступления в районе Квекве партизаны разгромили подразделения регулярной родезийской армии.

Ликвидированы также несколько агентов, собиравших сведения для расистской охранки.

Как признают представители родезийского военного командования, впервые борцы за свободу Зимбабве стали развертывать боевые операции в Юго-Западном районе страны.

«Правда». С телетайпной ленты.

Подготовка к третьему съезду Африканской партии независимости Гвинеи и Островов Зеленого Мыса (ПАИГК) ведется в Республике Гвинея-Бисау.

На повестке дня вопросы демократического централизма, коллективного руководства, революционной демократии, критики и самокритики.

В наушниках что-то затрещало, зашипело и резануло по ушам.

-Тьфу ты, дьявол! Чертова аппаратура! – в сердцах выпалил Корнеев, сорвал наушники и повернулся к сидящему за аппаратурой Вересову: – С помощью луча можно будет подслушать?

Вересов склонился над окуляром:

– Нет. У него все окна плотными шторами занавешены. Если только на стекло ретранслятор прикрепить.

– Понятно, – вздохнул Валентин. – Что такое не везет и как с этим бороться. Придется навестить профессора в его отсутствие.

– Слушай, Валь а тебе не кажется странным, что Никифоров каждый день после работы едет не домой к красавице жене, а на дачу? Причем один. Я бы еще понял, имей он любовницу.

– Похоже, он с женой не в очень хороших отношениях.

– Похоже. Может быть, истинная причина его плохого самочувствия в последнее время кроется вовсе не в работе?

– Тут, может быть, все одно к одному. Сам знаешь, беда не приходит одна.

Выйдя из салона «рафика», Корнеев пересел в кабину водителя и взял трубку рации:

– Крупицына оставим здесь, а сами махнем к «третьему». «Второй», я «первый». Продолжайте наблюдение. Мы возвращаемся в город. – Он кивнул водителю «рафика»: – Поехали.

Вернувшись в город-спутник и войдя в зону уверенного действия рации, Корнеев снова взялся за трубку:

– «Третий», я «первый», доложите обстановку.

– «Первый», я «третий», докладываю. Объект наблюдения находится в квартире вместе с неизвестным объектом мужского пола. Они там порются.

– «Третий», что за неуставные выражения в эфире!

– Извините, «первый», вырвалось. Объект А совокупляется с объектом В.

Водитель «рафика» и Вересов прыснули от смеха. Корнеев кашлянул:

– Вот так-то лучше. Продолжайте наблюдение. Не обходимо выяснить все об объекте В.

– Понял вас, «первый».

– Конец связи.

– Теперь все ясно, – пожал плечами Вересов. – Беда не приходит одна. Похоже, кто-то решил применить к профессору самый старый и самый верный способ.

Корнеев согласно кивнул:

– Женщин этим не сломать. Они еще до замужества приучают себя к мысли, что рано или поздно их благоверные заводят любовниц. А вот мы порою от бабских загулов с ума сходим, руки на себя накладываем, Родину предаем, ибо Родина – это дом, дом – это уют, а уют – это жена.

– Мужики – они и в Африке мужики, – неожиданно вмешался в разговор водитель «рафика». – И ничто женское нам не чуждо.

Он махнул рукой и угрюмо уставился на дорогу, в темноту за лобовым стеклом. Корнеев и Вересов переглянулись.

– Осталось выяснить, что с Богомоловым. Поехали, – приказал капитан.

Электрик проживал на другом конце города. Городок был небольшим, и пересечь его на машине можно было за десять минут, даже если стоять у каждого светофора.

Рядом с подъездом дома стоял «Москвич». Корнеев вышел из «рафика» и подошел к машине:

– Как тут у вас?

– В порядке, – ответил старший группы наружного наблюдения. – Клиент дома – готовит снасти для рыбалки. Завтра же суббота.

– Хорошо. Дежурите до утра. Завтра мы вас сменим.

– Есть.

Валентин вернулся в «рафик»:

– Ну, кажись, все. В Москву.

– Приятно слышать, – отозвался водитель и нажал на газ.

По дороге в столицу Корнеев еще раз мысленно прокручивал утренний разговор с шефом об использовании в качестве агента жены Богомолова – Веры.

То, что она была любящей женой, но при этом женщиной недалекой, сомнений не вызывало. Вопрос заключался в том, хватит ли у нее глупости доносить на собственного мужа. Конечно, без всякого сомнения, любящая женщина никогда не станет этого делать, если… Если не вбить ей в голову, что это необходимо ради ее же любимого. Может быть, ради него она и станет осведомителем, но насколько это будет целесообразно? И не откроется ли она мужу в супружеской постели?

В конце разговора офицеры пришли к выводу, что рисковать не стоит. Большого толку от Веры как от агента все одно не будет, а то, что Комитет захочет узнать – он и так узнает, с ее помощью или без. Если Богомолов на самом деле выдает себя не за того, кто он есть, значит, он достаточно умен и может раскрыть жену. Но, с другой стороны, из-под колпака Комитета ему уже так и так не выйти, а если он заметит двойную игру жены или просто почувствует интерес к своей персоне, то может либо лечь на дно, либо активизироваться и как-то выдать себя. Тут-то Комитет его и повяжет. Однако опять возникало «но». Для начала необходимо было точно уяснить, кем является Богомолов: резидентом иностранной разведки или обычным изменником Родины. А исходя из этого уже и действовать.

Товарищи подбросили Корнеева к самому дому. Они знали, что его жена находится на последнем месяце беременности, и по возможности старались каждый день отправить Валентина домой пораньше.

Корнеев был без ума от жены. Они были созданы друг для друга и плохо переносили разлуку. Но служба есть служба. Зато в редкие минуты счастья супруга забирали у жизни все до последнего.

Познакомились они в горах, во время отпуска. Романтику первой встречи они сохранили и в повседневной жизни.

Катя вышла навстречу мужу. Сейчас она была такая смешная и в тоже время очаровательная, такая беззащитная и любимая. Больше всего Корнеев боялся потерять ее. Но сейчас он боялся еще и того, что схватки могут начаться в его отсутствие, а он даже не будет об этом знать. На всякий случай он оставил жене телефон дежурного по Комитету. Если что, Корнеева обязательно найдут и сообщат.

– Привет. Как у нас дела? – Валентин поцеловал жену и положил ладонь на ее живот.

Как только он узнал, что она беременна, он стал называть ее во множественном числе. Теперь их на самом деле было двое: она и их ребенок. Хотя друзья и подначивали Валентина насчет первенца мальчика, но ему было все равно, кто родится первым. Он знал, что будет любить и девочку, и мальчика. Может быть, девочку даже еще больше, потому что она будет обязательно похожа на мать.

– Умывайся и садись за стол. У меня давно уже все готово.

Он нежно обнял ее за плечи. У нее всегда все было готово, когда бы он ни пришел. Она всегда ждала его.

– Я люблю тебя, – прошептал Валентин в самое ее ушко.

– Даже такую некрасивую?

– Ты прекрасна как никогда.

Она ласково улыбнулась. Каждый день она боялась за него и каждый день молилась, чтобы с ним не случилось ничего плохого.

День подходил к концу. Солнце наполовину спряталось за холмами у горизонта и теперь словно подглядывало за землей кроваво-красным глазом. По саванне заплясали тени и багряные блики, создавая неприятное ощущение одиночества и тревоги.

Фонкин сидел рядом с другом, задумавшись о своем. Через два часа после ухода группы Липов пришел в сознание, но доза змеиного яда оказалась слишком велика даже для такого великана, как капитан. Он был еще очень слаб и должен был отлежаться хотя бы до утра. Сейчас он мирно спал.

Фонкин вспомнил троих ребятишек Липова, как две капли воды похожих на отца, забавных и добрых, вспомнил жену друга, души не чаявшую в муже, и невольно вздрогнул при мысли, что Липов мог умереть. Как бы он посмотрел ей в глаза, что сказал бы ей, просившей украдкой присматривать за любимым?

Сам Фонкин после трагической гибели невесты был одинок. Семья Липова стала и его семьей, и он был благодарен друзьям за то, что они не дали ему в свое время упасть от горя на дно жизни.

Внезапно среди многочисленных звуков саванны натренированный слух Фонкина выявил чуть приметный шорох, послышавшийся сзади. Этот звук, казалось, ничем не отличался от десятка других, но выработанное в старлее за годы службы чувство опасности толкнуло его к действию. Фонкин, перекувырнувшись, за доли секунды переместился вперед и чуть в сторону. Когда он выпрямился, его автомат уже был снят с предохранителя. И тут же перед ним, словно из-под земли, выросли три фигуры. Это было тем более неожиданно, что место ночевки спецназа, как обычно, бьшо заминировано по кругу и пройти его незаметно было практически невозможно. Установленные на головах незнакомцев приборы ночного видения делали их похожими на роботов, а нацеленное на спецназовца оружие не оставляло сомнений в том, что эти «роботы» – боевые.

Раздался легкий щелчок, и маленький дротик впился в шею Фонкина. Однако он успел сделать выстрел, а затем медленно осел на землю. Перед глазами старлея все поплыло, пальцы стали ватными и уже не могли ни нажимать на спусковой крючок, ни держать в руках ставший вдруг непомерно тяжелым автомат…

…Очнулся он на земле, связанный по рукам и ногам. Ночь уже опустилась на землю, и яркая луна заливала саванну призрачным серебристым светом. Вокруг Фонкина сидели до зубов вооруженные люди и тихо переговаривались. Старлей прислушался и понял, что говорили по-немецки. Он знал, что в родезийской армии полно наемников из других стран. Но почему-то у него неожиданно возникло странное чувство, что он каким-то образом перемахнул в прошлое, в далекий 41-й, и находится в плену у эсэсовцев. Во время войны его отец тоже попал в плен, будучи контуженным, но сумел бежать и почти всю войну провел в партизанском отряде войск НКВД. Впоследствии место службы, а также то, что он героически сражался на полях войны, и спасло отца от советских лагерей. Ни его, ни его семью не постигла участь тех несчастных, кто после немецких лагерей смерти попал в сталинские лагеря. Наконец неизвестные заметили, что Фонкин очнулся, и подошли ближе. Один из них склонился над ним и на довольно хорошем русском произнес:

– Здравствуй, товарищ. Мы не сделаем ни тебе, ни твоему другу ничего плохого, если ты ответишь на все наши вопросы. А точнее, на один из них – где вы должны встретиться со своей группой?

– Кто вы такие? – спросил старлей чуть приглушенным голосом: веревки сильно сдавливали грудь и шею.