Текст книги "Николай II. Психологическое расследование"

3.3. Охота

Не менее интенсивно выраженной привычкой Николая Александровича была охота. Причем болезненная страсть Николая Александровича к убийству животных переходит какую-то разумную грань. Все попытки оправдать его поведение такими доводами, что охота была одним из главных занятий мужчин в царской семье, а его отец и дед были страстными охотниками, не выдерживают критики. Охотничьи интересы царя имели какую-то извращенную направленность и были обращены не только на традиционных для забав царских особ медведей, оленей, зубров и перепелов, а на животных (кошек и собак), которых люди считают «братьями нашими меньшими». В качестве оправдания болезненной страсти Николая Александровича приводятся многочисленные доводы о том, что убивал он исключительно «вредных» собак, кошек и ворон, а живущих во дворце не трогал. Якобы старался убить их быстро, чтобы они не мучились. Все это выглядит неубедительно и по-детски наивно, особенно когда приводятся поразительные цифры этих страшных трофеев: «…Только за шесть лет (1896, 1899, 1900, 1902, 1908, 1911 гг.) царь застрелил 3786 «бродячих» собак, 6176 «бродячих» кошек и 20 547 ворон[99]99
  Придворная охота. М., 2002.


[Закрыть]… Любой, кто читал дневники Николая, может наглядно убедиться в этих цифрах.

Психологическое объяснение подобной страсти к убийству животных можно также строить с опорой на работы З. Фрейда. Основатель психоанализа не без оснований считал, что стремление к жизни (выраженное в любви и созидании) и стремление к смерти (агрессия, убийство) являются важными движущими силами человеческого бессознательного. Николай Александрович, как и любой другой человек, обладал и агрессивными тенденциями, однако выход для агрессивности был блокирован внешней кротостью. Таким образом, навязчивое убийство животных могло быть бессознательным выходом для деструктивных проявлений далеко не миролюбивой натуры последнего российского императора.

К вопросу об агрессивности Николая Александровича мы еще вернемся в следующих главах нашей книги.

3.4. Чтение

Традиционно в качестве конструктивной привычки отмечается большая любовь Николая Александровича к чтению. Слово «читал» встречается почти в каждой дневниковой записи императора. Отметим, что библиотека Николая Александровича насчитывала более 15 тысяч экземпляров разнообразных книг. Таким образом, последний российский император посвящал этому занятию большое количество личного времени. Но главный вопрос заключается в том, что читал Николай Александрович, поскольку ответ на этот вопрос может быть ключом к пониманию его скрытых мотивов и предпочтений.

Безусловно, большую часть книг, которые читал Николай и его семья, можно отнести к жанру «легкой» развлекательной литературы. Чтение подобных книг просто заполняло время в эпоху, когда еще не существовало телевидения.

А вот так называемые «любимые» книги императора представляют больший интерес для исследователя. Однако сам Николай чрезвычайно редко записывал в дневнике названия книг, которые он любил читать, поэтому информация о книжных предпочтениях взята из других источников (дневника жены и свидетельств современников).

Любимой книгой Николая Александровича была трилогия «Христос и Антихрист» религиозного мистика Д.С. Мережковского. И это не случайно, так как среди героев третьей части «Антихрист. Петр и Алексей» Антихристом представлен Петр I, а царевич Алексей, которого Николай особенно почитал, представлен воплощением Христа. О более глубоком анализе причин предпочтения императором этой книги мы подробно поговорим во второй части нашего повествования.

Еще одна любимая книга монарха «История Византийской империи» Ф. И. Успенского, была созвучна агрессивным взглядам об имперском величии России, которые Николаю Александровичу пытались внушить некоторые придворные группировки. Идеи завоевания Константинополя с проливами Босфор и Дарданеллы сопровождали практически все царствование монарха, особенно после поражения в Русско-японской войне.

Любил Николай и романы обожаемого им Н. С. Лескова, хотя среди них были только те, которые были допущены цензурой. Интересен отзыв о писателе министра Д. П. Святополк-Мирского[100]100
  Д. П. Святополк-Мирский (1857–1914) – министр внутренних дел Российской империи с 26 августа 1904 по 18 января 1905 г.


[Закрыть], в котором, возможно, указана причина внимания императора к книгам этого писателя «…Лескова русские люди признают самым русским из русских писателей и который всех глубже и шире знал русский народ таким, каков он есть». Этой болезненной страсти императора ко всему русскому, подчеркнутой в отзыве Мирского, мы еще коснемся в следующих главах.

В число настольных книг Николая Александровича входила также историческая драма Н. К. Шильдера «Император Павел I». Судьбы этих двух императоров из династии Романовых странным образом перекликаются. Рассуждая в этой книге о трагедии Николая Александровича, мы еще не раз вспомним об убитом заговорщиками из ближайшего окружения императоре Павле I.

К сожалению, у нас недостаточно информации о любимых книгах Николая Александровича, однако и то, что есть, позволяет сделать предположения о мотивах его поступков. В следующих главах мы еще обратимся к объяснению такого предпочтения Николая Александровича при выборе книг для чтения.

Главное, что мы должны отметить, это то, чего не читал Николай Александрович. А не читал он серьезных трудов по управлению государством, юриспруденции, экономике, политике, философии и военному делу. Витте пишет: «…Государь никогда не открыл ни одной страницы русских законов и их кассационных толкований»[101]101
  Витте С. Ю. Воспоминания. Т. 3. Царствование Николая II (17 октября 1905 – 1911). М.: Соцэкгиз, 1960. С. 723.


[Закрыть]. И это, как мы уже знаем, не случайно.

Таким образом, в случае Николая Александровича привычка читать была еще одним способом отстраниться от непонятной реальности Российской империи, а возможно, и помечтать о той воображаемой реальности, которую безвольный и интеллектуально ограниченный император был не способен создать.

3.5. Физическая работа (рубка дров, уборка снега и т. д.)

Занятие физическим трудом – еще одна конструктивная привычка, которая так часто упоминается по отношению к Николаю Александровичу. Навыки работы пилой и топором Николай Александрович, видимо, выработал благодаря своему отцу. Император Александр III в силу природной предрасположенности, малоподвижного образа жизни и переедания стремительно полнел, что вызвало у него проблемы со здоровьем. Врачи прописали ему физический труд, и тот, как мы уже понимаем, закономерно выбрал колку и пилку дров. Цесаревич Николай, всегда находившийся рядом с отцом, вынужден был помогать ему в этой простой физической активности.

С тех пор, если судить по дневнику, пилка и колка дров стали для Николая Александровича одним из самых любимых занятий, а в зимний период к ним добавлялась еще и уборка снега.

П. Н. Милюков[102]102
  П. Н. Милюков (1859–1943), русский политический деятель, министр иностранных дел Временного правительства в 1917 году.


[Закрыть], депутат Государственной Думы, руководитель партии кадетов, так объяснял причины этой интересной привычки Николая: «…Добросовестно, но со скукой выслушивал очередные доклады министров, он с наслаждением бежал после этих заседаний на вольный воздух – рубить дрова, его любимое занятие…»[103]103
  Милюков П. Н. Воспоминания (1859–1917). Т. 1. С. 195.


[Закрыть]

Заметим, удивительную неизменность процесса рубки дров Николаем Александровичем (спилил дерево – напилил полена – разрубил – уложил в поленницу). Монотонность и простота процесса не только не угнетали монарха, но напротив, именно своей понятностью и неизменностью привлекали ненавидевшего изменения высокопоставленного любителя грубой физической работы. Николай Александрович никогда не пытался сделать из такого податливого материала, как дерево, какую-то поделку. Можно предположить, что, если бы он родился в обычной семье, из него мог бы выйти образцовый дворник.

Таким образом, и эта составляющая столь распространенного мифа об «императоре-труженике» была не чем иным, как симптомом описанной нами ранее психопатии.

3.6. Отношение к вещам

Обычно, чтобы подчеркнуть скромность Николая Александровича, указывают, что он годами носил одни и те же вещи, предпочитая латаные и штопаные, но привычные детали туалета. Кстати, эта же особенность наблюдалась и у его отца. С. Ю. Витте упоминает о штопаных штанах Александра III и клиньях, вшитых в его брюки.

Однако в гардеробной Николая Александровича в Александровском дворце Царского Села к 1917 г. хранилось до 1500 мундиров императора. Пошив каждого из них стоил денег, на которые можно было бы одеть всех крестьян из среднего села, а то и небольшого города тогдашней Российской империи. Так что заплаты на царской одежде имеют большее отношение к типовому симптому конституционально глупых психопатов, а именно к консервативности, чем к скромности и бережливости. Видимо, в штопаных, но привычных штанах интеллектуально и эмоционально ограниченный император чувствовал себя увереннее, чем в новом, «с иголочки» мундире.

3.7. Предпочтение атрибутов военной строевой службы

Еще одной страстью, унаследованной Николаем Александровичем от отца, была военная, подчеркнем, строевая служба. Для него намного интереснее было находиться в военном строе, чем на заседаниях и собраниях. Будучи наследником престола, Николай так описывает свое эмоциональное предпочтение: «…Очень хотелось в строй с гусарским взводом, но забыл спросить у Папа». Предпочтение атрибутов военной строевой службы стало еще одной привычкой Николая Александровича.

Основной одеждой Николая была военная форма, которую он носил с явным удовольствием. Компания гвардейских офицеров, парады и военные смотры были составляющими той среды, в которой Николай чувствовал себя комфортно. Сенатор Владимир Гурко[104]104
  В. И. Гурко (1864–1937) – генерал; автор ряда книг.


[Закрыть] писал в эмиграции: «…Общественная среда, бывшая по сердцу Николаю II, где он, по собственному признанию, отдыхал душой, была среда гвардейских офицеров, вследствие чего он так охотно принимал приглашения в офицерские собрания наиболее знакомых ему по их личному составу гвардейских полков и, случалось, просиживал на них до утра»[105]105
  Гурко В. И. Царь и царица // Николай II: Воспоминания. Дневники. СПб., 1994. С. 4.


[Закрыть].

Офицерский мундир был для Николая физической преградой, за которой он хотел скрыть свою слабость, подчеркивая им свою принадлежность к сильной и агрессивной армии. Мосолов вспоминал: «…Царь считал себя военным, первым профессиональным военным своей империи, не допуская в этом отношении никакого компромисса. Долг его был долгом всякого военнослужащего»[106]106
  Мосолов А. А. При Дворе императора. М.: Директ-Медиа, 2014. С. 90.


[Закрыть]. Однако военная форма не могла скрыть его некомпетентность и неспособность управлять не только в гражданской, но и в военной сфере.

Солдатский быт, участие в парадах и смотрах, ежедневная проба каши из солдатского котла, осмотр военных трофеев, так Николай Александрович представлял свою деятельность на посту главнокомандующего армией. Это поверхностное восприятие сущности военной службы особенно ярко проявлялось в период ведения войн. Под руководством Николая Александровича империя вступала в войны совершенно не подготовленной, тотально отсталой в техническом отношении. Прослушавший курс военной академии монарх при этом совершал одно и то же шаблонное действие, а именно провожал солдат на верную смерть и превращал свою резиденцию в склад военного обмундирования. Мосолов, описывая события начала великой войны, вспоминает: «…Зимний дворец, как и в японскую войну, превратился в громадную мастерскую для изготовления белья и санитарных принадлежностей, а затем стал огромнейшим госпиталем, обставленным по последнему слову науки, благодаря необыкновенным заботам императрицы…»[107]107
  Мосолов А. А. При Дворе императора. М.: Директ-Медиа, 2014. С. 90.


[Закрыть] Больше ничем сей «стратег» своей армии помочь не мог.

Здесь, как и во многих других аспектах жизни Николая Александровича, мы замечаем поверхностность, уплощенность и стремление до крайности следовать каким-то внешним атрибутам любимой им деятельности, например, в отношении привычки к ношению военной формы.

3.8. Распорядок дня

Кроме тех привычек, которые мы перечислили, Николай Александрович гулял, катался на велосипеде, увлекался фотографией и автомобилями, смотрел кинофильмы и часами пил чай в кругу семьи. Учитывая крайнюю религиозность Николая Александровича, нужно отметить также его практически ежедневное посещение церковной службы. Простая арифметическая операция покажет, что на государственные дела оставалось не так уж много времени. В его распорядке на это отводилось 2 часа утром, 2 часа днем и столько же вечером. Не правда ли, немного, если учесть, что рабочий день на фабрике в России начала XX века составлял 12 и даже 14 часов.

Даже после того, как Николай Александрович в 1915 г. стал главнокомандующим и был обязан длительное время проводить в отдалении от его обычных резиденций, а именно в Ставке, расположенной в Могилеве, он практически не изменил свой распорядок дня.

Адмирал Бубнов[108]108
  А. Д. Бубнов (1883–1963) – русский контр-адмирал, писатель.


[Закрыть] приводит свои воспоминания о рабочем дне Николая в период его руководства армией: «…Каждое утро, в 10 часов, Государь во время своих пребываний в Ставке принимал от начальника штаба доклад о положении на фронтах, для чего регулярно приходил из губернаторского дома, где жил со своей свитой, в управление генерал-квартирмейстера. После оперативного доклада Государь возвращался к себе и в своем кабинете принимал прибывавших к нему министров, сановников и шефов иностранных миссий.

Государь не был подвержен никаким страстям и излишествам; стол у него был совсем простой, и мы в Ставке никогда не видели, чтобы он у закуски выпивал больше одной рюмки водки; из игр любил он лишь домино и триктрак. Игра в кости, а в карты не играл»[109]109
  Бубнов А. Д. В царской Ставке. Воспоминания / А. Д. Бубнов; под ред. А. М. Суриса. М. – Берлин: Директ-Медиа, 2014. С. 130.


[Закрыть].

Если добавить к этому то обстоятельство, что особенно часто в первые десять лет своего правления, потом несколько реже, Николай уезжал отдыхать на месяц и более, то времени на государственные дела оставалось еще меньше. Излюбленными местами для царского отдыха были Ливадия (Крым), Царское Село, финские шхеры при морских прогулках и некоторые другие резиденции. Чтобы понять продолжительность царских отлучек, сопровождающихся полным игнорированием им своих служебных обязанностей, приведем несколько примеров. В сентябре 1906 г. Николай Александрович провел две недели в шхерах со своей семьей, вдали от всяких государственных дел. А в августе 1910 г. монарх со всей семьей выехал в Германию и провел там два с половиной месяца в замке Фридберге, в Гессене, на родине супруги Николая. За все царствование императора это было наиболее длительное пребывание царской семьи за границей. И опять же он не обременял себя на отдыхе неприятными государственными вопросами.

Таким образом, еще одна составляющая мифа о «царе-труженике», просиживающем день и ночь за столом в рабочем кабинете, также не выдерживает никакой критики. Николай Александрович, как мы уже заметили, мог создавать лишь видимость занятости государственными делами, но по-настоящему деятелен был лишь тогда, когда вопрос затрагивал его природные нужды. Разговор о сути этих болезненных нужд Николая Александровича ожидает читателя во второй части нашей книги. Неизменный распорядок дня императора был лишь еще одной защитой от непонятного, а потому неприятного мира государственной власти.

Итак, наше пока еще поверхностное знакомство с характером Николая Александровича показало, что чрезвычайно высокие требования социального окружения, предъявляемые к императору, оказались непосильны для такого природно ограниченного человека. Многие привычки стали следствием бессознательной защиты и давали слабому и кроткому монарху возможность «продержаться» в непонятном и сложном мире придворных интриг.

Однако давление общества породило в нем некоторые силы, невротическая сущность которых сводилась к стремлению любой ценой соответствовать некому шаблонному образу императора, «хозяина земли русской», хотя это стремление Николая Александровича приводило к неизбежному внутреннему конфликту с его природными возможностями. Этот конфликт стал постоянным спутником деятельности Николая Александровича на посту монарха.

Так кто же производил это внешнее давление на Николая Александровича? Кто же становился фаворитами монарха, персонажами, которые вследствие его наивного доверия определяли политику огромной неповоротливой империи? Кто был его другом? А кто из друга превратился во врага? Впереди разговор о социальном окружении Николая Александровича.

Глава 4. Друзья

«…С присовокуплением царского поцелуя»

«Скажи мне, кто твой друг, и я скажу тебе, кто ты». Впервые эта мысль встречается у древнегреческого драматурга и поэта Еврипида (480–406 до н. э.). Ею мы и будем руководствоваться, рассматривая друзей и любимцев Николая Александровича, как своего рода поверхность зеркала, отражающего важные психологические качества последнего царя.

Николаю Александровичу в силу его государственного статуса приходилось общаться с большим количеством людей. Причем в силу разных причин отбор людей, контактировавших с императором, чаще всего не зависел от его личных предпочтений. Значительную часть окружения составляли представители Романовых, часть министров ему достались в наследство от отца, некоторые персонажи оказались рядом случайно или вследствие дворцовых интриг. Таким образом, круг приближенных к императору был достаточно пестр и включал в себя, помимо родственников, министров и членов государственного совета, также высших чинов полиции, руководителей армии и флота, губернаторов и общественных деятелей. Однако в этой главе мы будем говорить только о тех лицах, которых Николай Александрович однозначно относил к кругу своих преданных друзей и помощников.

Кто эти люди, которые вызывали у равнодушного и нечувствительного Николая Александровича позитивное эмоциональное предпочтение, длившееся порой годами? Что привлекало в этих таких разных персонажах подозрительного до крайности и недалекого императора? Очевидно, одной из подсказок при ответе на этот вопрос будет цитата из статьи Александра Солженицына «Размышление над Февральской революцией». В ней великий русский писатель дает оценку доверенных лиц, входивших в близкий круг Николая незадолго до краха империи. Особенно контрастно эта оценка прозвучит в связи с тем, что в этот кризисный период Николай Александрович почти «самостоятельно» расставил на ключевые посты самых преданных своих «друзей».

Итак, подсказка Александра Солженицына: «До нынешних лет в русской эмиграции сохранена и даже развита легитимистская аргументация, что наш благочестивый император в те дни был обставлен ничтожными людьми и изменниками. Да, так. Но: и не его ли это главная вина? Кто ж эти все ничтожества избрал и назначил, если не он сам? На что ж употребил он 22 года своей безраздельной власти? Как же можно было с такой поразительно последовательной слепотой – на все государственные и военные посты изыскивать только худших и только ненадежных? Именно этих всех изменников – избрать и возвысить? Совместная серия таких назначений не может быть случайностью. За крушение корабля – кто отвечает больше капитана? Откуда эта невообразимая растерянность и непригодность всех министров и всех высших военачальников? Почему в эти испытательные недели России назначен премьер-министром – силком, против разума и воли – отрекающийся от власти неумелый вялый князь Голицын? А военным министром – канцелярский грызун Беляев? (Потому что оба очаровали императрицу помощью по дамским комитетам.) Почему главная площадка власти – Министерство внутренних дел – отдана психопатическому болтуну, лгуну, истерику и трусу Протопопову, обезумевшему от этой власти? На петроградский гарнизон, и без того уродливый, бессмысленный, – откуда и зачем вытащили генерала Хабалова, полудремлющее бревно, бездарного, безвольного, глупого? Почему при остром напряжении с хлебом в столице – его распределение поручено безликому безответственному Вейсу? А столичная полиция – новичку из Варшавы? Сказать, что только с петроградским военачальником ошиблись, – так и в Москву был назначен такой же ничтожный Мрозовский. И по другим местам Империи были не лучше того командующие округами (Сандецкий, Куропаткин) и губернаторы. Но и штабом Верховного и всеми фронтами командовали и не самые талантливые и даже не самые преданные своему монарху. (Только на флоты незадолго стали блистательные Колчак и Непенин, два самых молодых адмирала Европы, – но и то оказался второй упоен освобожденческими идеями.) И надо же иметь особый противодар выбора людей, чтобы генералом для решающих действий в решающие дни послать Иудовича Иванова, за десятки императорских обедов не разглядев его негодности. Противодар – притягивать к себе ничтожества и держаться за них. (Как и к началу страшной Мировой войны царь застигнут был со своими избранцами – легковесным Сазоновым, пустоголовым Сухомлиновым, которые и вогнали Россию в войну.)»[110]110
  Солженицын А. Размышления над Февральской революцией // Москва: журнал. М., 1995. № 2. С. 146–162.


[Закрыть].

В этой главе мы сделаем попытку объяснить намеки Солженицына и дать ответ, как эти и многие другие субъекты оказались любимцами императора. Конечно, у нас нет возможности охарактеризовать всех персонажей, вызывавших в той или иной степени симпатию императора за весь долгий срок его правления. Как и в случае с любимыми книгами Николая Александровича мы лишь будем выделять наиболее яркие примеры любимцев царя, а также попытаемся объединить их в несколько типовых групп.