Текст книги "Июнь 1941. Разгром Западного фронта"

Глава 3
22 июня, день 1-й. 3-я армия

3.1. Начало боевых действий

В полосе 3-й армии (в северной части белостокского выступа) в первые часы агрессии положение складывалось следующим образом. Вследствие сравнительно эффективных действий советских средств ПВО здание штаба 3-й армии в Гродно осталось целым и невредимым, хотя над ним и прилегающими к нему районами города почти беспрерывно появлялись бомбардировщики противника. Заградительный огонь зенитной артиллерии вынуждал их уходить от целей или менять высоты. Также хорошо была организована наземная оборона штарма. Все это дало возможность армейскому управлению проработать весь день 22 июня, не покидая своего здания и города. Если в первые часы после начала войны в работе командиров штаба видны были нервозность и неслаженность, то вскоре это прошло. Генерал-майор А.В.Бондовский писал: «Я вызывался в штаб армии дважды. Первый раз – за получением задачи дивизии на оборону рубежа р. Лососно. Задачу мне ставил командарм-3 генерал-лейтенант Кузнецов Василий Иванович в своем кабинете. В это время вблизи штарма рвались авиабомбы. На всю жизнь запомнилась завидная собранность и внешнее спокойствие командарма Кузнецова, повлиявшие и на меня. Второй раз в штаб армии [я] вызывался с докладом о положении на фронте. Того нервоза, который был в штабе вначале, я уже не видел. Штаб перестроился для работы в цокольном этаже». Невредимыми остались также штабы самой 85-й дивизии и 4-го корпуса. Склад ГСМ на юго-западной окраине Гродно немцы вообще не бомбили, надеясь заполучить его после захвата города. Недалеко от него находился склад боеприпасов и взрывчатых веществ, однако Люфтваффе не тронуло его, видимо, из опасения, что при этом могут взорваться и резервуары с топливом. Но намного драматичнее развивались события на границе – там, где располагались входившие в состав 3-й армии части 4-го стрелкового корпуса и 68-го укрепленного района.

После мощнейшего артиллерийского удара по частям 56-й стрелковой дивизии генерал-майора С.П.Сахнова в ее полосе (участок границы протяженностью в 40 км) перешли в наступление три пехотные дивизии 8-го армейского корпуса вермахта [4, с. 240]. Кроме собственных огневых средств, командиру корпуса генералу В.Хейцу (находился в этой должности вплоть до своего пленения под Сталинградом) были приданы 14 дивизионов артиллерии крупного калибра. В полосе армии 8-й корпус наносил главный удар и имел задачу: прорвав позицию укрепленного района между реками Неман и Бобр, форсировать Неман и взять Гродно. Затем, не обращая внимания на фланги, продвигаться на Лиду и Новогрудок. Понесшая большие потери 56-я дивизия не выдержала натиска превосходящих сил противника, была смята, и к 10 часам утра ее остатки начали отход на восток и юго-восток. Значительно севернее Гродно, на необорудованном и слабо прикрытом стыке с Прибалтийским округом, передовые отряды из состава 161-й пехотной дивизии вермахта вышли к Неману уже к 07:30 утра. Сохранились воспоминания бывшего командира 56-й. Датированы они 20 августа 1947 г. и напоминают скорее показания, которые давали в те времена в органах МГБ лица с «подмоченной репутацией». Но как раз этим они и ценны.

Зимние квартиры частей 56-й СД были расположены на большом расстоянии друг от друга: в военном городке Фолюш на окраине Гродно, в самом Гродно, в Новом Дворе, Гоже, Грандичах, Свят-Вельках. К началу войны ее подразделения оказались разбросанными по фронту протяженностью более 50 км, связь между ними и штабом осуществлялась по государственным воздушным линиям НКС, которые вскоре были выведены из строя, полностью блокировав любые попытки управлять действиями войск. Но до 7 часов утра штаб 56-й еще имел какую-то связь со штармом: в оперсводке № 2 на 08:30 начштаба армии А.К.Кондратьев докладывал: «По донесению командира 56-й стрелковой дивизии, до 7 часов на участке Горачки, Марковце перехода противником границы не установлено». Но уже к 8–9 часам утра немецкая пехота при поддержке нескольких танков прорвалась к КП 56-й дивизии, и генерал Сахнов вынужден был начать эвакуацию на 6–8 км в тыл. Но оторваться от противника не удалось. В столкновениях с полевыми частями вермахта и выброшенными в наш тыл десантниками управление было рассеяно. По словам начальника шифровальной части штадива капитана Одинцова, начальник штаба полковник И.Н.Коващук получил тяжелое ранение и был оставлен в лесном имении, где находился КП. Что с ним стало, до сих пор не известно. С командиром дивизии оказались его зам. по политчасти полковой комиссар С.Е.Ковальский, начальник артиллерии дивизии полковник Протасеня, несколько штабных командиров и комендантский взвод. К 13–14 часам дня их группа находилась уже в глубоком тылу немецких войск, которые, прорвав оборону на границе, продвигались к Неману. Участок прикрытия, который должна была занимать 56-я, перестал существовать. Лишь в нескольких местах продолжали отражать атаки ее окруженные подразделения. У деревни Красное (Красне) весь день 22 июня насмерть стоял 2-й батальон 37-го стрелкового полка [68, с. 101]. На рассвете село и палаточные лагеря подразделений полка подверглись артиллерийскому обстрелу. Вспыхнули пожары, была нарушена связь. После того как противник перешел в наступление, 37-й СП не сумел сдержать натиск, был разгромлен, и его разрозненные остатки отступили. Командир полка подполковник И.Н.Татаринов числится пропавшим без вести, хотя его видели несколько раз после описанных выше событий. Невзирая на разгром полка, командир 2-го батальона капитан Зайцев не растерялся и проявил инициативу. На возвышенностях в этой заболоченной местности стояли недостроенные доты 68-го укрепрайона; их заняли пулеметная рота и отошедшие на участок обороны батальона пограничники. Немцы атаковали позицию УРа значительными силами пехоты при поддержке танков. Они были встречены огнем стрелкового оружия и минометов, средств ПТО у советских подразделений не имелось. Подтянув артиллерию, немцы на прямой наводке открыли огонь по амбразурам дотов, вплотную к ним подошли танки; подорвать гранатами удалось только один. Через сравнительно короткое время сопротивление дотов было подавлено, но на левом фланге узла обороны продолжали держаться несколько десятков красноармейцев при поддержке двух батальонных минометов.

К вечеру у сводного отряда, державшего оборону у Красного, подошли к концу боеприпасы. Стреляли только в случае крайней необходимости, атаки отбивали штыками. Когда начало темнеть, немцы обошли остатки советского батальона, решив более не тратить на него силы. Шоссе Августов – Гродно находилось под их контролем, и можно было не обращать внимания на горстку советских военнослужащих, не имевших артиллерии. Зайцев приказал всем оставшимся в живых собраться в одном месте; на розыски штаба полка и соседей были посланы связные. Результаты оказались удручающими: не нашли никого, кроме отдельных бойцов из своего полка, топографов из 31-го топоотряда НКО и саперов, строивших укрепления. Всего набралось около 100 человек, из расспросов выяснилось, что остатки полка ушли то ли на восток, в сторону Гродно, то ли на юг, к Сокулке. Оставив небольшой заслон, маленький отряд отошел на юго-восток; прикрывать отход остались несколько бойцов с минометом, старшим был политрук минометной роты В.И.Ливенцов. Впоследствии он командовал 1-й Бобруйской партизанской бригадой, был удостоен Звезды Героя Советского Союза. После войны полковник Ливенцов написал книгу «Партизанский край», посвятив ее несколько страниц первому бою на границе. Но это было потом. А пока, на исходе дня 22 июня, горстка уцелевших защитников пограничного рубежа покидала свой обильно политый кровью участок обороны. Везде были следы жестокого неравного боя: изрытые воронками позиции, чадящие танки, разбросанное оружие и снаряжение. И множество убитых, своих и чужих.

Уфимец Ф.У.Усманов был курсантом минометного взвода полковой школы 37-го полка. Школа размещалась в летнем лагере вблизи д. Новый Двор, где была также полевая площадка 122-го истребительного авиаполка. Когда курсантов разбудил грохот разрывов – немецкая авиация бомбила железнодорожную станцию Домброва и соседний с ними аэродром, – их построили и объявили, что немцы провоцируют: батальоном вторглись на нашу территорию. Быстро позавтракав и получив смехотворное количество патронов (по 15 на винтовку), личный состав ускоренным маршем направился на запад, к Домброве. В полковой школе было три стрелковых взвода, пулеметный и минометный взводы, всего 200 человек. Но из-за отсутствия снаряженных лент к пулеметам и мин к минометам воевать пошли налегке. Миновав Домброву, свернули направо и увидели пожар – горело село, слышались пулеметные очереди. Впереди шел бой. В небе показался похожий на биплан У-2 самолет. Возможно, это и был свой, но залповым огнем из винтовок самолет был сбит. В то, что действительно началась война, все еще никто не верил. Взводный приказал отстрелянные гильзы не бросать, чтобы потом сдать их на склад боепитания.

К 8 часам утра курсанты заняли какую-то высоту и начали рыть на ней окопы. Немцы открыли по высоте артминогонь, все кинулись вперед и вниз… и наткнулись на уже отрытые старые окопы. А.М.Измайлов (тоже из Уфы) вспоминал: «На линии фронта были готовые окопы, и вот когда утром распечатывал ящик с патронами, часов в 8 утра 22 июня меня ранило осколком мины, но легко…» Заняли окопы, а часов в четырнадцать привезли патроны и гранаты. Видели командира полка, а с ним – начальника школы старшего лейтенанта Синельникова и политрука Демидова. Просидели в окопах до позднего вечера, но немцы на их участок не вышли. Сейчас уже почти невозможно определить, где находилась полковая школа. От Домбровы в сторону границы идут две дороги. Одна из них через реку Бобр и м. Липск выходит на рокаду Гродно – Августов, а примерно в 5 км на северо-запад от этого перекрестка расположено село Красное, где дрался 2-й батальон полка. Вторая дорога также пересекает Бобр, идет более-менее параллельно железнодорожной ветке Домброва – Августов, за с. Ястржебна 1-я находится перекресток, от которого можно попасть и в тупик (в глубь болот), и на рокаду, и в Липск, и в Штабин. Эта густо поросшая лесом местность, низкие места и поймы рек в которой заболочены и почти непроходимы (на реке Бобр действительно живут бобры), является частью Августовской пущи.

Поскольку среди этих болот не было сплошной линии укреплений, не было и войск, способных представлять серьезную угрозу вражеским тылам (да и наступать здесь трудно и в целом бесперспективно), немцы обошли их, не ввязываясь в бои; прорвали советскую оборону в других местах и наступали в направлении на Гродно. Подразделения 37-го полка остались в их тылу. Командование решило отойти, чтобы избежать окружения. Отходили целую ночь и следующий день и к вечеру 23 июня оказались в районе города Сокулка.

Любопытны в данном контексте также воспоминания члена Совета ветеранов 56-й дивизии бывшего сержанта В.А.Короткевича. По его словам, взвод 7-й роты 184-го полка также оказался на участке, куда, по крайней мере до полудня, не вышли части вермахта. Взвод находился в полном отрыве от своего 3-го батальона и с одним цинком патронов на 45 человек имел задачу маскировать ранее построенные дзоты для противотанковых орудий и пулеметов. Командовал подразделением младший лейтенант Бабич. Соседями пехотинцев были строительный батальон и расчет зенитного орудия. Утром расположение взвода и стройбата подверглось обстрелу и бомбежке, а огонь орудия был вскоре подавлен. Ружейно-пулеметная перестрелка велась западнее их участка, а на северо-востоке, в районе Сопоцкина, стоял сплошной гул. Примерно в 8 часов с границы пришел политрук строительной (или саперной) роты, строившей там дот: в нижней рубахе и синих командирских бриджах и с сапогами… на палке за спиной. Короткевич писал: «Над нами кружил на малой высоте двухфюзеляжный диковинный самолет, вел наблюдение, сбрасывал ручные бомбы и обстреливал из крупнокалиберного пулемета. Этот тип самолета стали называть «рама»… Фашистский стервятник заметил нас, когда мы уже стали входить в дзоты. Он стал разворачиваться. И мы четко видели его лицо с защитными очками… Мы откровенно грозили ему кулаками: «Ну погоди, фашист проклятый!»… Услышали пулеметную очередь, а у наших ног взвились пыльные клубки размером с яблоко… С какой злостью и ненавистью нам хотелось дать залп по самолету. Мы бы достали его на высоте 150–200 метров… Но!.. Действовал запрет: не ввязываться в провокацию».

В полдень взвод двинулся на соединение с полком, надеясь пройти к Неману по короткой дороге, через Сопоцкин. Обогнавший их грузовик вскоре вернулся, а сидевшие в нем рассказали, что в городке уже хозяйничают немцы. Тогда пошли на Гродно, и к вечеру Августовская пуща осталась за их спинами.

Очень похоже запомнился первый день войны Ж.А.Акчурину, уже не пехотинцу, а артиллерийскому разведчику из 681-го артполка 7-й противотанковой бригады (в/ч 3274): «…22 июня по тревоге нас подняли в 2 часа ночи, команда была занять оборону возле части, где стоял наш полк. Артиллерию 76-мм пришлось вывезти на себе до опушки леса, а машины-полуторки стояли на стоянке без заправки, не было бензина. 18 июня во время занятий в нашу часть приезжал командующий Западным округом генерал армии Павлов, говорил: давай-давай, изучайте военное дело, скоро будем воевать. Вот так с начала войны мы заняли оборону до вечера, вечером дали команду – артиллерии оставить позиции, отступить на 4 км. С этого часа как начали, так каждый день была команда продолжать отступать…» [76, письмо]. Ружанысток, где стояли противотанкисты, находится недалеко от Домбровы, то есть примерно в тех же местах, где находились подразделения 56-й СД, о которых я писал ранее.

Гораздо более организованный и стойкий отпор немцы получили на Августовском канале – там, где держали оборону 213-й стрелковый полк (командир – майор Т.Я.Яковлев) 56-й дивизии и 9-й отдельный батальон 68-го УРа. Генерал Хейц вспоминал: «Русские силы очень упорно удерживали укрепления и населенные пункты. Мы смогли их занять только после планомерного наступления, стоившего больших потерь». Бывший командир 9-го артпульбата майор П.В.Жила – он был тяжело ранен в 1943 г. под Новороссийском и лишился ноги – писал, что позиция батальона проходила южнее Сопоцкина. 1-я рота (командир – лейтенант Паниклеев) занимала доты у канала, левее д. Новоселки находилась 2-я рота (командир – лейтенант Ф.Т.Суетов), на левом фланге у д. Новики – учебная рота (командир – лейтенант Кобылкин). Когда после часовой артподготовки противник перешел в наступление, выяснилось, что отсутствует связь со штабом. Учебная рота открыла огонь самовольно, остальные подразделения – по команде комбата, взявшего ответственность на себя. Атаку отбили без особого труда, а когда восстановилась связь, позвонил майор Яковлев. Он сообщил, что немцы продолжают атаковать из-за канала со стороны д. Соничи, и просил поддержать его артогнем дотов правофланговой роты. Во время третьей атаки противнику удалось прорваться на стыке с 10-м батальоном и отрезать роту Кобылкина. Визуально позиция роты не просматривалась (мешал лес), но, судя по ожесточенной стрельбе за Новиками, доты продолжали оказывать сопротивление врагу. К полудню неприятелю удалось привести к молчанию часть дотов и прорвать оборону укрепрайона на липском участке, занять сам Липск и перерезать дорогу Сопоцкин – Гродно. Оба уровских батальона оказались в почти полном окружении, незанятой оставалась полоса земли вдоль канала до Немана – там дрался 213-й полк. П.В.Жила связался с комендантом и просил его помочь в деблокировании батальонов, но полковник Н.П.Иванов отказал, сославшись на отсутствие подвижных резервов.

Бывший лейтенант войск связи М.С.Рыбас вспоминал, что находился в доте в 3 км западнее Сопоцкина. По его мнению, на их участке немцы не прошли. Боеприпасы и продовольствие со склада в Сопоцкине им подвозил на повозке старшина. Но после того, как противник захватил Сопоцкин, снабжение прекратилось. Бои шли до 24 июня; когда кончились снаряды и патроны, связались по телефону с двумя соседними дотами. Посовещавшись, решили совместно отходить. Направились на северо-восток, по пути присоединяли к себе военнослужащих из других частей. Вскоре набралось более ста бойцов и младших командиров. Когда переправились через Неман, встретили на той стороне 213-й полк и влились в него. М.С.Рыбаса комполка Яковлев назначил командиром взвода связи 2-го батальона. Пошагали вместе на восток. Что стало с ними дальше – о том особый рассказ.

Также имеется подробная информация о дотах № 37, 38, 39, 54, 55 и 59. Из гарнизона 38-го (командирского) дота уцелел один боец – курсант учебной роты И.Д.Грачев, из гарнизона 39-го дота – курсант Л.И.Ирин. Дот № 39 находился справа от дороги на погранзаставу № 3, если ехать от Сопоцкина, недалеко от Августовского канала. Когда начался артобстрел и прервалась связь, старший в доте помкомвзвода Иващенко (взводный лейтенант Я.М.Гриценко, снимавший жилье в деревне Балиненты, еще не прибыл) отправил рядового Ирина связным в 38-й дот. По дороге тот нарвался на немцев и был легко ранен в предплечье. Отстреливался из винтовки и в конце концов добрался до командирского дота. В главном каземате находились помощник командира батальона старший лейтенант Милюков, замполит батальона старший политрук Шаповалов и политрук учебной роты Воробьев. Выяснилось, что в дот № 39 уже послан связной, поэтому бойцу было приказано присоединиться к гарнизону и отрывать вместе со всеми стрелковые ячейки. До вечера 38-й дот и находившиеся снаружи бойцы вели огонь по врагу, отбивая атаку за атакой. Ночью закончили рытье окопов, разместили пулеметы, выставили дозорных. Наутро немцы возобновили атаки. Дот выстоял, но прорвавшийся к нему танк проутюжил окопы, расстрелял и раздавил тех, кто не успел скрыться за бетонными стенами. Третий день (24 июня) стал для маленького гарнизона последним. Гитлеровцы, чтобы подавить дот, выдвинули на прямую наводку несколько крупнокалиберных орудий. Сооружение сотрясалось от разрывов снарядов, внутри откалывались куски бетона, калеча защитников. Непрерывный грохот вызывал глухоту и кровотечение из ушей; от пороховых газов и духоты некоторые теряли сознание. Мучила жажда, хоть вода была рядом (в ручье за дотом), но пробраться к ней было невозможно. Несмотря на множество попаданий, огонь из дота не прекращался, продолжали действовать обе артиллерийско-пулеметные установки и станковые пулеметы в амбразурах. На земляных откосах темнели уже десятки трупов немцев, и количество их все росло. Тогда гитлеровцы ослепили 38-й дымовыми шашками и пустили в дело саперов. Они стали бросать под стены большие пакеты с взрывчаткой. Сотрясаемый взрывами, окутанный дымом, дот продолжал сражаться. Саперы-подрывники забрались на крышу, через шахту от разбитого перископа кричали: «Рус, сдавайся!» В ответ звучали выстрелы. А внутрь падали толовые шашки, химические гранаты, лился горящий бензин, от которых гарнизон все более таял. От него уже осталось трое: сержант Захаров, курсант Грачев и курсант Ирин. Захаров выпускал из поврежденного орудия последние снаряды, курсанты вели огонь из винтовок. И вот наступил финал. Л.И.Ирин вспоминал: «Вдруг ужасающей силы взрыв потряс до основания весь дот. Осело перекрытие, рухнули вниз глыбы бетона с искореженной арматурой, сорвались с петель полутонные стальные двери… Меня сильно чем-то ударило по ногам, и я потерял сознание. Когда оно снова вернулось ко мне, то обнаружил себя под трупом. В ушах звенело. Пахло зловонной гарью. Перебитые и обожженные ноги почти не подчинялись. Пополз в темноте среди трупов и кусков бетона на нижний этаж дота, кое-как протиснулся через запасный выход наружу и полной грудью глотнул свежий воздух. Вокруг никого. Тишина. По-видимому, совершив свое мерзкое дело, гитлеровцы ушли еще вечером. С трудом дополз до знакомого ручья и с жадностью стал пить прохладную воду. И тут же в кустах уснул». Несколько дней пролежал вблизи от разрушенного, но не сдавшегося, дота № 38 русский солдат Леонид Ирин. Перебитые ноги страшно опухли, в ранах завелись черви. Крестьянин Иван Сасимович и его 16-летняя дочь Янина накормили его и оказали простейшую помощь. Домой не взяли – большая семья, много детей. Но другие селяне, увидев раненого, донесли. Когда Янина с младшим братом кормили раненого, появились немцы. Детей отпустили, а солдата забрали с собой. Янина домой не пошла, ушла к дяде в Гродно, брат вернулся домой. Ночью немцы пришли к Сасимовичам. Они привели их на место, где был найден раненый уровец, и всех расстреляли. Место захоронения засыпали сухими листьями и ветками. Вскоре жители дер. Балиненты заметили неладное: на одном из деревьев сидел петух и несколько дней подряд кукарекал. Когда под деревом нашли и раскопали могилу, обнаружили там семью Сасимовичей. Все, кроме самого младшего, были убиты выстрелами в голову, малыш задохнулся заживо… После войны Леонид и Янина встретили друг друга в Сопоцкинской школе на встрече участников июньских боев. «Лёник, Лёник, у меня немцы расстреляли всю семью, будь мне братом!» От внезапного сильного потрясения оба оказались в больнице.

Кроме Ирина, в живых остался И.Д.Грачев. С пробитым легким он также сумел выбраться из хаотического нагромождения конструкций внутри дота и, судя по всему, добрался до дота № 39. Из его воспоминаний можно предположить, что дот переходил из рук в руки. Это неудивительно: в 62-м укрепрайоне под Брестом было то же самое. Немцы прорывались к израненным бетонным крепостям и даже захватывали их, но контратаками их выбивали обратно. Командир взвода Я.М.Гриценко был в доте: сумел под огнем добраться из деревни. Две из трех пушек 39-го вышли из строя. Третья была повреждена, но с помощью молотка ее удавалось заряжать. Вели огонь, пока не кончились снаряды. Немцы подошли к доту, начали заливать в отверстия бензин. Один стал кричать в амбразуру: «Сдавайтесь!» Раненый лейтенант Гриценко выстрелил в амбразуру из пистолета, немец умолк. Когда был полностью расстрелян боекомплект, остатки гарнизона покинули дот, но с тяжелыми ранениями далеко уйти не смогли. При зачистке местности они были обнаружены и взяты в плен.

Из учебной роты 9-го пульбата уцелел еще один курсант – А.Д.Шмелев. Его воспоминания позволяют получить представление, как сражался его дот № 59 и соседний с ним № 37. Командовал дотом лейтенант В.А.Пилькевич, в ночь на 22 июня он находился дома, но по тревоге был вызван посыльным и к моменту открытия немцами огня уже находился на месте. В первый день боев дот успешно отразил все атаки противника, гарнизон потерь не имел. Только курсанты Неумытов и Шмелев получили легкие ранения и контузию (подобравшийся к доту немец сумел забросить в гильзоотводное отверстие две гранаты). Вечером подвели итоги: боеприпасы на исходе, едва хватит еще на один день, воды и продовольствия нет. За 38-м дотом протекал ручей, но днем даже не стоило думать пробраться туда. Ночью курсант Афанасьев со связкой фляжек отправился на «промысел». Вернулся с водой и ранцами, взятыми у убитых немцев; в них нашли кое-что из продовольствия и немного подкрепились. Далее в воспоминаниях Шмелева возникает нестыковка с тем, как запомнились эти события Ирину. По его словам, утром 23 июня в командирский дот № 38 был послан связной. Вернувшись, тот сообщил, что 38-й взорван, а все его защитники погибли. Но Л.И.Ирин утверждал, что их подорвали 24 июня. Правда, при таких страшных увечьях, которые он получил, нетрудно и ошибиться. Да он и сам подтверждал, что потерял счет дням. «… я услышал вскоре шум мотора подъезжающей машины с немцами. Они соскочили, вытащили меня из кустов и, бросив в машину, привезли в Марковцы, где, оставив меня у дороги, ушли. Из любопытства подошли несколько женщин, шедших из костела. Я спросил у них, какое сегодня число, так как потерял счет дням. Мне сказали, что 29-е». То, что женщины шли утром из храма, очень важно. Значит, там была отслужена утренняя Месса, то есть действительно было 29 июня, воскресенье. Но я не буду пытаться увязать воедино воспоминания мужественных красноармейцев, пусть все будет так, как есть.

Когда немцы начали очередную атаку, неожиданно открыл огонь дот № 37, молчавший весь день 22 июня. Его гарнизон во главе с командиром лейтенантом Чусем находился в наряде в Сопоцкине. Видимо, уцелевшие бойцы сумели добраться до своего маленького форта и приняли бой. Результаты дружного перекрестного огня не заставили себя долго ждать: лощина, которую оба дота держали под обстрелом и которую противник считал находящейся в «мертвой зоне», теперь действительно стала мертвой: ее усеяли десятки трупов. Но к вечеру дот № 37 расстрелял весь боекомплект и замолчал. Саперы подобрались к нему со стороны 38-го и взорвали. Ослабел и огонь дота № 59: запас боеприпасов таял на глазах. Заметив это, немецкие саперы попытались подтащить к нему взрывчатку, но дозорные сорвали несколько попыток. Из дота № 54 пришел связной сержант Портнов: старший лейтенант В.Г.Мачулин спрашивал Пилькевича о том, что тот намеревался делать в сложившейся обстановке. Узнали, что Гродно взят, а уровские войска отрезаны от Немана. Взводный обратился к своим подчиненным с тем же вопросом. Ответ был один: «Будем сражаться». Ночью немцы проникли к доту и залезли на его верхнее перекрытие. Через перископное отверстие предлагали сдаться. Сержант Глазов обстрелял их из ручного пулемета. Для завтрашнего боя оставалось по 5–6 выстрелов на орудие, полупустые ленты в пулеметах и немного патронов для личного оружия. К полудню боеприпасы были истрачены, саперы беспрепятственно подошли к доту и спустили в перископную шахту пакет с взрывчаткой. «Взрыв страшной силы потряс дот до основания. Рухнувшие перегородки казематов погребли под собою бойцов. Распахнувшейся, сорванной с петель стальной дверью был раздавлен лейтенант Пилькевич, воздушной волной убиты курсант Абрамов и мой помощник Неумытов. У входа с рассеченной пополам головой застыл сержант Глазов. В проходе-сквознике повсюду виднелись обезображенные тела бойцов». Из 22 человек уцелело пятеро, да и те израненные и контуженые. Они сползли на 2-й этаж, но на их стоны проверявший дот унтер выпустил несколько автоматных очередей. Теперь в живых осталось только двое: Шмелев и Петров. Они выползли из развалин через потерну (запасной выход) и нырнули в рожь. Но с крыши дота раздались выстрелы, и первая же пуля догнала Петрова. Теперь Шмелев был последним, кто остался в живых из дота № 59. Где-то в немецком (а может, и в российском) архиве лежит пожелтевший листок боевого донесения, в котором написано что-нибудь вроде: 24 июня 1941 г. в районе местечка Сопоцкин приведены к молчанию три русских дота, наши потери такие-то, захвачено в плен столько-то. Как лаконично звучит «приведены к молчанию», и как много за этим скрывается.

Справка. По воспоминаниям родственников, лейтенант Чусь был в отпуске у родителей в Центральной России и там по радио узнал о начале войны. 37-м дотом командовал кто-то другой (гарнизон его действительно находился в наряде в Сопоцкине и Гродно). Дот этот сильно разрушен, и его тайна скрыта под толщей бетона. В мае 2004 г. археологи Гродненского госуниверситета имени Я.Купалы обследовали доты № 38 и 59; на нижних этажах были обнаружены человеческие кости. Все останки советских солдат были собраны для захоронения с надлежащими воинскими почестями.

Курсант Н.А.Тимофеев служил в гарнизоне дота № 55. Его воспоминания позволяют предположить, что сооружения, находившиеся в районе деревни Балиненты, входили в роту лейтенанта Кобылкина. 55-й находился примерно в 200 метрах от дороги, ведущей из Сопоцкина к погранзаставе № 3 (лейтенанта Усова). В ночь на 22 июня гарнизон дота был в карауле. В полночь начкар политрук роты Шишков получил по телефону распоряжение: собрать всех патрулей у 37-го дота и занять оборону вдоль дороги. Через полчаса раздался второй звонок: начальнику караула остаться у телефона, остальным разойтись по своим подразделениям. Дот № 55 был закрыт, но вскоре из деревни Балиненты прибежал взводный лейтенант Торохов, открыл дот и велел снять смазку с пушки (45-мм установка ДОТ-3) и пулеметов. Ездовой Сергеев привез патронов и 20 бронебойных выстрелов к пушке, обещал в следующий раз привезти еще и осколочных. Подъехал верхом командир роты. Взводный доложил о готовности гарнизона, в котором было 12 человек. Лейтенант Кобылкин принял рапорт и, не слезая с лошади, сказал: «Ждите проверяющих. Ведите наблюдение за дорогой к заставе. Обо всем замеченном и важном докладывать мне через связных. Я буду в 38-м. По дороге от Сопоцкино возможно прибытие к границе стрелкового полка. Сообщите мне…» И уехал. Больше его не видели.

После шквального огня по позиции роты (в том числе и по амбразурам дотов – из скорострельных пушек малого калибра) немцы перешли в наступление. Но по ним перекрестным огнем ударили пулеметы трех дотов; немецкие цепи были скошены очередями вместе с наливающейся рожью. В перерыве между атаками в дот № 38 был послан связным курсант Круглов с просьбой о подвозе осколочных выстрелов для артустановки. До цели не добрался: как потом стало известно, встретился на пути с немцами, вступил с ними в рукопашную схватку и геройски погиб. Боеприпасы так и не подвезли. Говорили, что ездовой Николай Сергеев, который вез их со склада в Сопоцкине, попал под бомбежку и взлетел в воздух вместе с повозкой.

После полудня противник усилил атаки. Но доты, поддерживая друг друга огнем, пока их успешно отбивали. Однако делать это к вечеру становилось все труднее, потому что немцы выдвигали все больше орудий на прямую наводку и били по амбразурам дотов, ослепляя их, а потом атаковали. Патроны к пулеметам быстро таяли, и лейтенант Торохов приказал их экономить. Когда стемнело, атаки прекратились. Серьезных потерь, кроме гибели связного Круглова, взвод из 55-го не понес, если не считать поврежденного пулемета и легко раненного в голову 1-го номера. Но в целом положение роты ухудшалось. Ночью в дот приполз с перевязанной головой молодой лейтенант из поступившего в субботу пополнения и принес тягостную весть: 38-й дот, где он находился, немцы блокировали и подорвали. Почти все его защитники погибли или искалечены. Командира роты среди них не было. Сопоцкин еще до полудня был занят немцами. Наша танковая дивизия, наступавшая от Гродно, не могла пробиться к границе и отступила, потеряв много танков, уничтоженных с воздуха. Поэтому надежда на скорую помощь из тыла напрасна.