Текст книги "Они среди нас"

Глава 6

На этот раз в отделе уже с утра никого не было, даже «влюбленной пантеры», хотя понедельники в нашем еженедельнике – самая горячая пора. Вместо нее на моем столе стоял пластиковый стаканчик с букетом незабудок – ее любимых цветов, а на стенке стакана ее любимой алой помадой было нарисовано стилизованное сердце со шкодливой рожицей верхом на букве «л». При виде столь прозрачного намека уши мои непроизвольно зарделись, и я поспешил убрать «компромат» в дальний угол, за ширму, где Леночка создала для нашей дружной компании минибар на один столик.

Однако поработать мне тоже не удалось. Едва я расположился в кресле в позе творческой задумчивости (полулежа, ноги на столе), проснулся мой мобильник.

– Привет писунам и записанцам! – Олег Ракитин был бодр и свеж до такой степени, что это немедленно передалось и мне прямо через эфир.

– Когда веселятся органы, граждане обычно плачут, – осторожно отозвался я. – Вы что там, вычислили нашего «вампира»?

– Можно сказать и так, – уклонился Олег от прямого ответа. – Ты не слишком погряз в бумагомарании?

– Не больше, чем один знакомый сыскарь…

– Тогда один знакомый сыскарь приглашает одного зажравшегося журналиста посетить адрес: улица Гоголя, дом пятнадцать, квартира три. Желательно – немедленно.

– Ну, если у горы разыгрался приступ подагры, тогда ей нужен не Магомет, а ревматолог.

– Не грубите, гражданин! Это в ваших же интересах. Десять минут на доставку хватит?

– Может быть, «да», а может быть…

– Между прочим, сей поход тебе тоже на руку, – Ракитин был неумолим и неизбежен как баллистическая ракета.

– А спрятаться нельзя?

– Если страус, то попробуй!

– Ладно, – я притворно вздохнул. – Явиться с вещами али как?

– Запасные трусы и зубную щетку разрешаю, – отпарировал Олег. – Не явишься, через двадцать минут высылаю наряд!

В трубке запиликал сигнал отбоя.

– Ну вот, началось! – сказал я своему мобильнику, сунул его в карман и рванул к выходу через три ступеньки.

У двери вышеозначенной квартиры мы с Ракитиным оказались практически одновременно. Однако за дверью нас ждал сюрприз, резко поубавивший количество эндорфинов в крови. Я даже вздохнул, глядя, как с Олега прошлогодней змеиной шкурой сползает оптимизм вкупе с радостной бодростью. В ответ на длинный звонок и сообщение типа «откройте, полиция!» перед нами возникла благообразная старушка в строгом черном платье и с абсолютно белой пушистой головой, напоминавшей перезрелый одуванчик, и, поджав тонкие сухие губы, строго осведомилась:

– Чем обязана, молодые люди?

– Капитан криминальной полиции Ракитин, – Олег предъявил свое удостоверение. – Добрый день! Гражданка Крестовская Инесса Павловна?..

– Графиня Крестовская, господин капитан, графиня! – надменно выпрямилась старушка. – До двенадцатого колена! И весьма этим горжусь!

– Прошу прощения! – Ракитин мгновенно подтянулся и слегка склонил голову. – Разрешите войти, сударыня?

– А вы кто, юноша? – графиня оценивающе разглядывала мою потертую джинсу и легкомысленные сандалии.

– Котов Дмитрий Алексеевич, репортер уголовной хроники из «Вестника», – я тоже попытался изобразить галантность и даже щелкнуть отсутствующими каблуками.

– Что ж, проходите, – великодушно разрешила хозяйка и не оглядываясь двинулась в глубь квартиры.

Дом этот был неимоверно стар не только снаружи, но и изнутри. Слабо разбираясь в особенностях архитектурных стилей и времен, я рискнул приписать его постройку к середине девятнадцатого века и, видимо, не слишком промахнулся. Вдобавок и большинство предметов обстановки в трех просторных (и непроходных!) комнатах были окутаны паутиной времени. И вместе с тем квартира содержалась в исключительном порядке и чистоте. Первым контрастом веков оказался супермодный цифровой телевизор «Забава» с плоским метровым экраном, удобно устроившийся в просторной гостиной между старинным массивным сервантом, заставленным хрустальными вазами, салатницами и комплектами для распивания напитков различной крепости, и таким же древним секретером, увенчанным встроенными в него часами с боем каждую четверть часа. Вторым – тот самый «навороченный» телефонный монстр от фирмы «Мещера», собиравший заказы для неуловимой и кровожадной гетеры, и скромно стоявший на каком-то реликтовом до черноты комоде во второй комнате. Но самой виновницы нашего вторжения в этот музей так и не обнаружилось.

– Итак, – повернулась к нам графиня, – я вас слушаю, господин… ваше имя-отчество?

– Олег Владимирович, мадам, – он явно старался произвести на хозяйку впечатление, и, похоже, преуспел, потому как обращалась она с этого момента беседы только к Олегу, видимо, посчитав меня его бесплатным приложением.

– Сударыня, соблаговолите ответить на весьма деликатный вопрос, вы проживаете в этой квартире одна? – Ракитин явно решил поупражняться в светском этикете.

– Постоянно – да! – Крестовская, казалось, не удивилась вопросу, спокойно подошла к секретеру, открыла боковое отделение, вынула оттуда коробку дорогущих папирос «Орлофф», зажигалку «Онега» и хрустальную пепельницу в виде распустившегося цветка водяной лилии и расставила все это на огромном круглом обеденном столе посреди гостиной. – Прошу вас, господа, можете курить!

– Постоянно?.. – Олег тут же сделал профессиональную стойку. – А временно?

– Ко мне иногда приезжает внучатая племянница, Марина Корсакова, – графиня достала из коробки длинную тонкую коричневую папиросу и замерла в ожидании.

Ракитин тут же схватил «Онегу» и учтиво поднес ей огоньку, а я вытащил свои дежурные «Монте-Карло» питерского производства.

– Могу ли я узнать, где сейчас находится ваша племянница? – продолжал расшаркиваться наш бравый капитан, и я пожалел, что не захватил с собой диктофона.

– Она здесь, в городе, сдает сессию на юридическом факультете университета, а живет у меня, во второй комнате, – Крестовской явно импонировала манера общения Ракитина, и она отвечала все более охотно и подробно.

– Извините за любопытство, Инесса Павловна, а часто ли ваша племянница не приходит ночевать?

Я замер: сейчас она нас выгонит и будет права! Господи, не обессудь!.. Но графиня уже целиком находилась во власти очарования учтивым капитаном и даже бровки не нахмурила.

– Ну, господин Ракитин, кто же из нас не влюблялся в двадцать лет и не гулял теплыми летними ночами!.. А Мариночка очень увлечена одним молодым человеком, к сожалению, не помню, как его зовут! Он тоже будущий юрист, и весьма одаренный!.. Ах, юность!.. – старушка не прочь была удариться в мемуары, но Олег вовремя пресек опасное направление беседы.

– Пардон, сударыня! А телефонный аппарат в комнате вашей племянницы – единственный в квартире? Вы им тоже пользуетесь?

– Телефон?.. Конечно, один. Мариночка привезла его из Петербурга. Он такой сложный! Я его просто боюсь!.. – Крестовская передернула острыми плечиками.

– Но ведь вы куда-нибудь звоните по нему? – гнул в нужную сторону Ракитин.

– Нет, что вы! Мне, в общем-то, некуда звонить. А если возникает такая нужда, то у меня прекрасная соседка, Ольга Борисовна Мещерякова, тоже потомственная графиня. У нее аппарат самый обычный, «Русь-2010» – графиня рассеянно затушила папиросу. – Не хотите ли чаю, господа?

– Не обременяйте себя, Инесса Павловна, – взмахнул руками Олег. – Мы уже уходим – служба! Последний вопрос, у вас найдется фото мадемуазель Корсаковой?

– О, конечно! – Крестовская, как мне показалось, облегченно вздохнула и быстро извлекла из того же секретера вполне современную цветную фотографию, выполненную на обычном «Полароиде».

На нас с ехидным прищуром смотрела смазливая мордашка, никак не подходившая под описание элегантной дамы из гостиницы «Северная», данное мне портье-сутенером.

М-да, похоже, облом!

– Вы разрешите нам временно воспользоваться этой фотографией, сударыня? – вежливо попросил Ракитин. – Под мою ответственность?

– Не утруждайте себя, капитан. Мариночка обожает фотографироваться, а по сему и снимков у меня имеется достаточно, – графиня явно устала от нашего любопытства, и только врожденная тактичность, видимо, мешала ей выставить нас вон.

Переглянувшись, мы с Олегом поспешили откланяться, и уже в патрульной машине, расположившись на заднем сиденье и спокойно закурив, снова внимательно изучили фото.

– Ну, и что скажешь? – угрюмо поинтересовался Ракитин. – Какова бабуля?

– А чего ты ожидал? – у меня настроение тоже оставляло желать лучшего. – Голубая кровь да белая кость, а мы кто? Так, псы дворовые…

– Только без самоедства, Димыч! И так тошно, – отмахнулся Олег. – Давай что-нибудь конструктивное.

Я взял у него фото и еще раз внимательно рассмотрел его. «Мадемуазель» Корсакова позировала перед камерой явно где-то в своем институте: на заднем плане смутно проглядывали очертания большого помещения, наверное, учебной аудитории, и силуэты нескольких человек – и мужчин, и женщин. Но глубина резкости изображения не позволяла различить детали.

– Очевидно, девчонкой просто пользуются, – высказал я первое, что пришло в голову. – Не исключено, за деньги!

– Аренда номера?

– Вполне вероятно. У этой модели «Мещеры» есть функция переадресации входящих звонков. Надо бы с этой Корсаковой повстречаться?

– Обязательно, но без тебя! – Ракитин решительно отобрал у меня фото.

– Ай-я-яй, капитан, не стыдно? Хочешь финишную ленточку единолично порвать?

– Шашлык и пиво, – невозмутимо отозвался этот карьерист. – Ладно, на задержание, так и быть, возьму. Выметайся, мне работать надо!

– Ну и пожалуйста! Не больно-то и нужно! – я выбрался из патрульной машины и, не оглядываясь, пошел к своей «двадцатке».

Вдруг снова заверещал мой мобильник и знакомый взволнованный голосок Жанны протарахтел скороговоркой:

– Котик, рыбка в банке! Дуй скорее!

– Понял, Тутси, спасибо! – внутри у меня все подпрыгнуло от сладостного предвкушения охоты, и, не удержавшись, я повернулся к Олегу, как раз закрывавшему дверцу. – Эй, капитан, а я все-таки быстрее!

Не дожидаясь, пока до него дойдет смысл реплики, я нырнул в свою машину, включил зажигание и втопил педаль акселератора в пол, рискуя порвать автоматическую коробку передач.

В «Наядах», несмотря на ранний час, уже тусовались две-три компании молодежи в разных концах полутемного зала. Сдвинув столики и заставив их пивом, колой и тарелками с чипсами и орехами, парни и девицы что-то громко, но невнятно бубнили друг другу с набитыми ртами и хохотали, давясь и обливаясь питьем и хлопая товарищей по мокрым спинам. У стойки с бдительным Мишкой посередине на высоких табуретах сидело человек пять. Одним из них оказалась Люська-Шанель (Людмила Аскольдовна Лоран, блондинка, метр семьдесят пять, 26 лет, студентка филологического факультета университета), которая, завидев меня, притворилась, будто только что «срисовала клиента» и игривой походкой направилась прямо ко мне через зал.

Я тоже напустил на себя фривольный вид и пошел навстречу так, чтобы столкнуться с ней где-то посередине зала. Людмила подошла, взяла меня под руку и, улыбаясь во весь рот, быстро проговорила:

– Вторая слева у стойки! Сучка в голубом!.. – И уже громко: – Какой шикарный мальчик – и один! Не составите компанию скучающей девушке?

– С удовольствием, лапочка, – тоже довольно громко и развязно откликнулся я, увлекая ее к бару, поближе к незнакомке, и – уже тише: – А ты не перепутала? Эта рыжая!

– А какая же еще?! – снова зашипела Шанель, не забывая обольстительно улыбаться – артистка! – Я эту курву и в темноте на ощупь опознаю!

Мы добрались до стойки, продолжая разыгрывать флиртующую пару, уселись на табуреты и заказали «пивка для рывка». Я, как бы невзначай, потянулся к зеркальной салфетнице на стойке и развернул ее так, чтобы все время видеть незнакомку не оборачиваясь. Мы сосали пиво, балагурили, тискали друг друга, а она с отсутствующим, даже сонным каким-то, видом продолжала неторопливо потягивать фруктовый коктейль из фужера и временами затягивалась сигаретой «Парламент», вставленной в мундштук из слоновой кости. На вид ей можно было дать лет 30–35, длинноногая, стройная, с высокой грудью, под облегающим блескуче-голубым платьем никаких признаков нижнего белья, роскошная грива золотисто-рыжих вьющихся волос обрамляла немного скуластое с тонкими чертами лицо, огромные миндалевые глаза под изогнутыми с надломом бровями, длинные нервные пальцы, капризные, чуть припухлые, чувственные губы – м-да! От таких самостоятельно не уходят! Классная «чапа», как говаривала одна моя давняя знакомая, но – увы! – не та.

От вдумчивого созерцания красотки меня отвлекла Людмила, вдруг довольно бесцеремонно обхватив за шею и чувствительно укусив за ухо.

– Ты что, на выставке достижений животноводства?! – зашипела она, продолжая терзать мое ухо. – Вот уж не думала, что у тебя такой извращенный вкус! Это же – корова, с годовым удоем в десять тысяч литров!

– С детства люблю молочные продукты, – огрызнулся я в ответ, тщетно пытаясь вырваться из ее цепких объятий, не привлекая постороннего внимания.

– Поздно, Джексон! – вдруг злорадно сообщила Люська. – Дояр уже объявился!

Я глянул в зеркальную салатницу и обнаружил рядом с незнакомкой худощавого джентльмена, затянутого, несмотря на жару, в полную «тройку» при галстуке с золотой булавкой. Они о чем-то уже тихо говорили и даже улыбались, потом джентльмен тоже заказал фруктовый коктейль и какой-то салат. Я успокоился – скоро не уйдут! – и постарался умилостивить свою всерьез раздраженную напарницу, заказав для нее и для себя фирменное блюдо клуба – лобстеров в ананасовом соусе. Плохое настроение Людмилы тут же улетучилось, и она принялась, похохатывая, рассказывать мне свои недавние похождения в санатории «Кедровый», куда ее пригласил очередной «жених», как она называла своих клиентов. История, действительно, оказалась забавной, а Люська-Шанель – прекрасной рассказчицей, так что я увлекся и начисто забыл поглядывать за «рыжей» со спутником. А когда наконец вспомнил, их уже не было ни за стойкой, ни в зале.

– Черт тебя подери с твоим «Кедровым»! – рявкнул я на Людмилу, в сердцах швырнув салфетку на стойку. – Где они?!

– Кто?.. Ах, эта корова с дояром? – девчонка невинно закатила глазки. – Так они только что ушли…

– Куда, дубина ты стоеросовая, куда пошли?! – я был вне себя.

– Хамите, парниша! – она все еще не понимала и пыталась шутить. – Баиньки, наверное.

– Люська, я из тебя сейчас действительно «Шанель» сделаю, балда! Быстро отвечай: на улицу или в номера? – я схватил ее за плечо и для пущей убедительности нажал на болевую точку, понимая, что так делать нельзя, но промедление было смерти подобно: упущу их, где потом искать? То, что «эта» была непохожа на «ту», еще ничего не значило. «Грим, порой, может творить чудеса, особенно в умелых руках!» – эта мысль только что ворвалась в мою бедную, распухшую от умственных упражнений голову как спасительный ветер в полный штиль. – Ну, где они?

– Пусти! Больно! – взвизгнула Людмила, отпрянув от меня и уставившись злыми колючими глазами. – Псих! Убирайся отсюда!.. На улицу они пошли! Катись вдогон, авось успеешь свечку им подержать!

Она спрыгнула с табурета и быстро пошла в сторону женского туалета, а я бегом бросился к выходу, швырнув, не глядя, на стойку какую-то купюру – ничего, потом с Мишкой рассчитаюсь!

Но на улице мне посчастливилось узреть лишь модерновый зад исчезающего за поворотом «феррари» да запомнить номер машины. Гоняться по городу за импортной «тачкой» на своей расхристанной «двадцатке» было совершенной безнадегой, поэтому я плюнул, доплелся до машины, сел за руль и позвонил Бересту. Телефон его почему-то не отвечал, тогда я выкурил сигарету и, окончательно успокоившись, решил с утра пораньше отправиться в управление и накрыть комиссара там.

Право же, было теперь о чем подумать нам обоим!

Ключ в замке повернулся сразу, хорошо смазанные петли не издали ни звука, и я боком протиснулся в темную прихожую. Туго набитый пакет с продуктами чуть было не вырвался у меня из рук, зацепившись за угол обувной тумбочки, и пришлось ухватить его обеими руками, а разуваться исключительно с помощью ног. Прошлепав босиком по паркету в коридор, я развернулся было в сторону кухни, и вдруг теплые сильные руки обвили меня сзади за шею, а лицо окутал знакомый, чуточку пряный запах ее духов. Я выпустил пакет прямо на пол, развернулся и подхватил Ирину на руки.

– Ах ты, чертовка! А если бы у меня сработали рефлексы? Ты забыла, что я барс?

– Ну и что? – она прильнула носом к моей шее. – Мы тоже кое-что умеем, – и нажала пальцем мне на точку возле плеча.

Правая рука мгновенно онемела, и я едва не уронил Ирину. Но она, зная результат, успела повиснуть на мне, а затем медленно соскользнула на пол.

– Ловко! – я попытался растереть руку.

Но Ирина не дала этого сделать. Она быстро несколько раз пробежалась пальцами по моей руке от кисти к плечу и обратно. Онемение тут же прошло, и теплая волна знакомо заструилась под кожей.

– Пойдем! – Ирина потянула меня за рубашку в глубь коридора.

– Погоди, а ужин?

– Потом. Сначала проведем сеанс, – она толкнула почти невидимую в темноте дверь, и мы оказались в спальне.

Все дальнейшее слилось для меня в один-единственный бесконечный вдох, наполнивший уставшее тело живительной, горячей, упругой субстанцией, всосавшейся буквально в каждую клетку, в каждый нерв, в каждый сосуд моего организма. В какой-то момент я увидел Ее, сидящую на мне верхом, и Ее руки, истекающие струйками бледно-розового огня, которые вонзались в мою грудь и живот, принося все новые и новые порции силы. А в следующий миг наверху оказался я сам, и теперь огненные потоки от кончиков Ее пальцев тянулись к моим ладоням, которые я держал над Ней.

Очнулся я один, лежа навзничь на пушистом ковре спальни и раскинув руки и ноги. Все тело буквально пылало, но постепенно жар успокоился, и пришла сладкая приятная истома.

Через полуоткрытую дверь вместе с рассеянным светом сочился вкуснейший запах поджаренного хлеба и тихий шум льющейся воды. Вставать было лень, поэтому я перевернулся на четвереньки, и в таком положении голышом отправился на кухню.

Ирина колдовала у плиты над скворчащей сковородкой, и я, бесшумно подкравшись сзади, потерся щекой о ее бедро. Она ойкнула от неожиданности и отпрянула в сторону, округлив свои и без того огромные вишневые глаза. Я уселся на корточки, громко облизнулся и голосом знаменитого кота Матроскина из Простоквашино поинтересовался:

– Не найдется ли у вас хотя бы один неправильный бутерброд, тетя Ира?

– Ох, я и не знала, что коты разговаривать умеют! Я думала, что они только уголовную хронику пишут! – нарочито удивилась она.

– Ну, я еще и машину водить умею, и на гитаре…

– Ладно уж, иди, мой руки, котяра! – рассмеялась наконец Ирина и вернулась к плите.

Потом мы хрустели свежими тостами с сыром и чесноком, запивая душистым чаем с чабрецом, и болтали обо всем подряд.

– А чьи стихи ты прочитала мне тогда, в первый раз? – вспомнил я под конец, когда все уже было съедено и выпито, и мы вместе мыли посуду, то и дело касаясь друг друга обнаженными телами и чувствуя нарастающее вновь желание.

– Это – Ирина Павельева, моя тезка и любимая поэтесса, – она поставила на сушилку последнюю чашку, повернулась и обняла за шею, вороша мне пальцами волосы на затылке.

Я тоже обнял ее и зажмурился, млея от удовольствия.

– Хочешь, я прочитаю мое любимое стихотворение? – шепнула Ирина и легонько поцеловала меня в кончик носа.

– Хочу…

 
– Любовь – космический Закон.
К нему приборы – Меч и Лира.
Они намного старше мира,
Его подвалов и окон.
И все спирали и лучи,
Каркасы, оси и коренья —
Лишь только правила Творенья,
Любови коды и ключи.
Она до Хаоса еще
Была «Деяние» и «Слово»,
В неразорвавшемся pra ovo
Времен рождение и счет!
Лишь мы творим добро и зло,
А в Ней – ни пряников, ни розог,
И вся Вселенная – набросок:
Ожить, освоить ремесло.
И вновь над зыбями рутин
Под звон мечей цветут сакуры,
Картины пишутся с натуры,
Натура мыслится с картин!
Все ближе к истине стило,
Все ближе стрелы от мишеней,
Все совершенней, совершенней,
И так черно, и так бело!..
 

Она умолкла, спрятав лицо у меня на груди, и тогда я поднял ее на руки и отнес назад, в спальню. И вновь были волны призрачного света, и струи розового пламени текли меж разгоряченных страстью тел, и длилось это один долгий и нескончаемый миг…

Потом я сидел на софе в позе «лотоса», а Ирина, свернувшись калачиком и положив голову на мои скрещенные ноги, снова рассказывала удивительные вещи о существе по имени Человек. А я снова слушал, как в первый раз, со смешанным чувством изумления и восхищения, медленно перебирая в пальцах ее черные тяжелые локоны, и хотел лишь одного – чтобы это никогда не кончалось!

– Помнишь, я начала тебе рассказывать про матрешку?..

– Конечно! Но у меня тогда едва не случилось припадка от избытка впечатлений…

– Значит, слушай дальше…

Она немного повозилась, устраиваясь поудобнее, и знакомый низкий бархатный голос поплыл по комнате, заполняя весь объем и проникая не только в уши, но буквально в каждую клеточку тела, заставляя их едва ощутимо вибрировать в ответ, впитывая информацию.

– …Третье тело человека еще более насыщено энергией. Это так называемая ментальная оболочка, наше сознание. Именно эта оболочка осуществляет контроль за получением, переработкой и усвоением обычным человеком информации из окружающей среды.

– Почему ты говоришь «обычным»? – слово неприятно резануло слух. – Разве есть еще какие-то «необычные»? Уж не экстрасенсы ли?

– Погоди, спрячь свои коготки, – я почувствовал, что Ирина улыбается, и тут же пожалел о сказанном. – «Обычные» люди – никакие не ущербные, как тебе показалось, а вполне нормальные и живущие полноценной жизнью, но только на уровне социума. Есть такая поговорка «все болезни от головы идут». И она абсолютно правильная! Болезнь – это универсальный механизм очистки организма от всевозможных «шлаков»: химических, биологических, эмоциональных, информационных…

– По-твоему, болеть получается выгодно?! – я в который раз был откровенно озадачен. – Зачем же тогда нужна вся наша медицина?!

– Успокойся, – снова улыбнулась она и дотронулась до моей груди.

Мгновенно по всему телу кругами разлилось приятное расслабляющее тепло, растворившее лишнее напряжение, и я уже знал, что это такое. Ирина активировала мою Анахату, чакру любви, спокойствия и равновесия.

– Да, болезнь – это целесообразный процесс, – продолжала моя ласковая и строгая «учительница», – но лишь тогда, когда организм изначально находился в равновесии с Природой и самим собой. Так было на заре развития человечества. И так осталось бы, если б человек не свернул на путь технической цивилизации, постепенно подменяя заложенные Природой способности на механические костыли! – в голосе ее послышались взволнованные нотки, эта тема явно задевала в ней какие-то сокровенные мысли и переживания.

– Я понял, милая, – настала моя очередь успокаивать, и я, наклонившись вперед, приобнял Ирину за плечи. – Ты ведь имела в виду колоссальные разрешающие возможности наших органов чувств? Глаз человека, например, может различать детали объекта размером менее одной сотой миллиметра и фиксировать на сетчатке отдельные кванты света, ухо способно воспринимать звук силой всего лишь в две сотых микродецибелла – именно такой «шум» производит бегущий по земле муравей…

– Молодец! – Ирина благодарно потерлась носом о сгиб моего локтя. – Так вот, техногенная цивилизация разрушила эту совершенную систему саморегуляции и самоочищения человека, в результате болезнь из блага превратилась во зло. Контроль за этим сложнейшим процессом оказался утерянным, и «машина пошла вразнос»! Вдобавок и сам социум, как энергоинформационный организм, сформировался неполноценным, с нарушенными положительными обратными связями и механизмами очистки…

– Ясно! Ты имеешь в виду войны и всевозможные революции? – догадался я.

– Умница, котик! – Ирина перевернулась на спину, потянулась, грациозно и в то же время безо всякого кокетства, и через пару секунд продолжала как ни в чем не бывало. – И вот ментальная оболочка человека оказалась без энергетической подпитки, которую должен был ей обеспечить социум через четвертую оболочку – Логос! Это, по сути, уже не индивидуальное тонкое тело, а часть единого энергоинформационного поля планеты. Именно при активизации Логоса, то есть в состоянии инсайта, люди получают как величайшие озарения, так и тяжелейшие заболевания – сумасшествие, шизофрению…

В это время я почувствовал, что голова моя буквально распухла от обилия новой информации, и взмолился:

– Солнышко, похоже, у меня начинается «инсайт», давай продолжим завтра?

– Конечно, милый, – с готовностью откликнулась она и протянула ко мне руки. – Иди сюда…

– И все-таки, почему это с нами случилось? Ведь так не бывает, наверное? – я все же задал этот мучивший меня все время вопрос, хотя и не рассчитывал на ответ.

– А что происходит с полюсами двух магнитов или с двумя разными по заряду ионами, если они встречаются? – Ирина обвила руками меня за шею и прильнула ко мне всем телом, горячим, нежным, зовущим…

– Ты моя недостающая половинка, – прошептал я, поддаваясь этому сладкому зову.

– А ты – моя… – услышал я последнее и погрузился в знакомую, сверкающую и исходящую светом бездну счастливого спокойствия.

А утром, когда я проснулся, Ирины уже не было. Из-за приоткрытой двери доносился запах свежесваренного кофе, а на груди моей лежал листок бумаги с написанным помадой словом «люблю» и тремя восклицательными знаками.

Я втянул носом сохранившийся на бумаге аромат ее новых, подаренных мною, духов, потом сделал стойку, и так, на руках, пошел в ванную приводить себя в рабочий вид. Пора было выходить на «тропу невидимой войны», а рабочий телефон Береста почему-то так и не отвечал, и я решил дождаться комиссара в самом вероятном месте, прямо в его кабинете.