Текст книги "Герои битвы за Крым"

«Наши войска упорно отстаивают оборонительные рубежи…»

Примерно на четыре недели на подступах к городу установилось относительное затишье, которое командование Приморской армии использовало для интенсивной работы. По приказанию Петрова все сектора обороны были подвергнуты основательной проверке, в ходе которой были выявлены и устранены значительные недочеты в организации боевой службы, связи, порядке вызова огня артиллерии, обеспечении взаимодействия с соседними частями и подразделениями.

«За это время окончательно была упорядочена система и организация обороны, – писал И. Е. Петров. – Значительное развитие получило инженерное обеспечение обороны. Достаточно сказать, что ко времени второго наступления врага были вырыты сплошные окопы и траншеи от Балаклавы до западного побережья моря – устья р. Бельбек. Общее протяжение траншей составляло около 150 км. Десятки тысяч мин были уложены перед передним краем обороны. Оборудованы были командные и наблюдательные пункты, отрыты убежища для личного состава, укрытия для артиллерии и боеприпасов. Организовано было надежное управление войсками. В пределах каждого сектора и в целом по району обороны разработан план действий на случай наступления противника»¹³⁷.

Штаб Приморской армии занимался перегруппировкой и пополнением войск из маршевых батальонов, доставляемых морем с Кавказа. Из частей первого сектора генерал Петров сформировал стрелковую дивизию, назначив ее командиром полковника П. Г. Новикова. В эту дивизию вошли части 2-й кавалерийской дивизии, сводный полк НКВД, два стрелковых и один артиллерийский полк. В состав войск СОР вошла переброшенная с Кавказа 388-я стрелковая дивизия. А в целом после первого штурма гарнизон Севастополя получил около 21 тысяч человек пополнения¹³⁸.

И все же для создания прочной и надежной обороны этого было мало. Тем более и противник серьезно готовился, накапливал силы к новому, второму наступлению. Его командование руководствовалось директивой Гитлера № 39 от 8 декабря 1941 г., в которой из-за «преждевременного наступления холодной зимы на Восточном фронте и возникшем в связи с этим затруднении в подвозе снабжения» предусматривалось «немедленно прекратить все крупные наступательные операции и перейти к обороне». Это не касалось лишь группы армий «Юг», которой приказывалось «как можно быстрее захватить Севастополь»¹³⁹.

Численность войск 11-й армии была доведена до полного штата, вспоминал И. Е. Петров. В связи с горным рельефом местности немецкое командование подтянуло горно-егерские полки, сражавшиеся ранее в горных районах Греции, и горнострелковые румынские бригады. Войска, предназначенные для захвата города, были усилены специальными инженерными и дорожно-строительными частями. Манштейн подтянул большое количество тяжелой артиллерии, в том числе и сверхтяжелое 800-мм орудие «Дора», смонтированное на железнодорожной платформе. Были подтянуты средние танки и штурмовые артиллерийские орудия. Разведывательные самолеты люфтваффе систематически облетали районы развертывания советских войск и проводили фотосъемку местности.

Разведчикам Приморской армии удалось захватить некоторые документы 24-й пехотной дивизии, среди которых был приказ, согласно которому дивизия «к исходу четвертого дня боя должна, используя все возможности, прорваться в крепость Севастополь и немедленно доложить о достижении цели». Иначе говоря, Манштейн и его штаб, готовя операцию, рассчитывали уложиться в четверо суток. К сожалению, разведке не удалось точно определить сроки и направления немецкого наступления. Н. К. Рыжи писал, что «мы затруднялись определить, где именно противник нанесет теперь главный удар… Командование армии допустило определенный просчет, не использовав всех возможностей для усиления войск на этих [северных. – Авт.] направлениях»¹⁴⁰. То, что вражеская группировка, предназначенная для наступления, выявлена не была, как не было ясности и с направлением ее наступления, подтверждает и военный историк А. В. Басов: «Расположение резервов Приморской армии говорит о том, что И. Е. Петров ожидал наступление как в I, так и в IV секторах»¹⁴¹.

В основе задуманной штабом Э. фон Манштейна операции лежал одновременный удар охватывающих фланговых группировок, наступавших по кратчайшим направлениям. Для нанесения главного удара были выбраны направления: первое – вдоль шоссейной и железной дороги Симферополь – Севастополь, второе – с востока по долине реки Черная с выходом к Северной бухте. В случае успеха наступавшие по этим двум сходящимся направлениям немецкие части смогли бы разобщить фронт обороны, выйти к Севастополю и разгромить наши войска по частям¹⁴².

За два-три дня до начала наступления немецкое командование провело операцию по заброске на отдельных участках фронта в тыл Красной армии групп автоматчиков, переодетых в красноармейскую форму. Диверсионные группы должны были после начала немецкого наступления создать видимость того, что фронт прорван и части противника уже вышли в тыл нашим частям и окружают их, посеяв панику и дезорганизовав систему связи. Однако планам немцев сбыться было не суждено: диверсанты были вовремя раскрыты и уничтожены.

Относительное затишье было прервано на рассвете 17 декабря: немцы начали массированную авиационную и артиллерийскую подготовку, продолжавшуюся три часа, после чего в наступление перешли наземные части. На главных направлениях в первом эшелоне двинулись танки, за ними следовала пехота. Их выдвижение сопровождалось огнем тяжелой артиллерии и минометов.

Главный удар силами двух пехотных дивизий немцы наносили на фронте хутор Мекензия – гора Азис-Оба вдоль Бельбекской долины в направлении к восточной оконечности Северной бухты – здесь был стык IV и III секторов. Наступление танков и пехоты противника обороняющиеся встретили сильным артиллерийским и минометным огнем. Атакующие понесли тяжелые потери, но продолжали настойчиво продвигаться вперед. К вечеру первого дня им удалось добиться успеха как раз там, где наносился основной удар – на стыке секторов. Противнику удалось вклиниться в советскую оборону и на отдельных участках II и III секторов, где дошло даже до рукопашной.

С наступлением темноты атаки прекратились, это позволило уточнить реальную численность и положение частей. Требовалось срочно пополнить их личным составом, подвести боеприпасы. Большую помощь командарму Приморской оказал контр-адмирал Жуков, который в отсутствие находившегося на Кавказе адмирала Октябрьского исполнял в этот момент обязанности командующего СОР. Новые подразделения формировали за счет тылов главной базы флота, а внутри Приморской армии – из состава подразделений химслужбы и выздоравливающих раненых.

В следующие два дня восстановить положение в III и IV секторах не удалось, наши контратаки натолкнулись на такие же попытки атаковать со стороны противника, завязался тяжелый встречный бой при заметном численном перевесе врага. За 17 и 18 декабря потери защитников города составили около 3500 человек. Ставившаяся ранее задача – вернуть те позиции, которые наши войска занимали к началу второго наступления гитлеровцев, – была в создавшихся условиях нереальной.

В ответ на доклад начальника штаба Крылова командарм сказал:

– Продолжать контратаки ради восстановления прежнего положения пока не можем, не имеем права. Контратаковать будем только в случаях прорыва обороны, и резервы надо беречь для этого. Главное сейчас – закрепиться на нынешних рубежах¹⁴³.

Начальнику же артиллерии полковнику Рыжи командарм приказал организовать и осуществить артиллерийский удар, чтобы попытаться сорвать атаки врага или ослабить их, насколько это возможно. В мастерстве артиллеристов сомневаться не приходилось, но вот запас снарядов, увы, был ограниченным. Обещанный на 20 декабря транспорт «Чапаев» с боеприпасами еще стоял под загрузкой, как и «Абхазия». Недостаток боеприпасов был настолько острым, что выпускавшиеся на городских предприятиях мины доставлялись на боевые позиции прямо от станков.

Все это не могло не сказаться на третий день немецкого наступления. Сильно ослабленная 8-я бригада морской пехоты не удержала занимаемый рубеж, и немцы ворвались в Аранчи. Образовался разрыв между бригадой и 40-й кавалерийской дивизией полковника Ф. Ф. Кудюрова. Петрову ничего не оставалось, как отвести части IV сектора на заранее подготовленные позиции.

К концу дня немцам удалось вклиниться в стык между III и IV секторами у станции Мекензиевы горы. Никаких резервов у Петрова к этому времени уже не осталось. Положение удалось выправить благодаря сводному батальону моряков, который в распоряжение генерала направил Г. В. Жуков. Петров поставил во главе батальона опытного командира майора-пограничника К. С. Шейкина. Начальник артиллерии сектора организовал огневую поддержку, и, не теряя ни минуты, батальон пошел в атаку. Несмотря на то что батальон был только что сформирован и не имел опыта совместного боя, результаты действий моряков превзошли все ожидания. Штурмовой отряд немцев, прокладывавший путь своей дивизии, был разгромлен. Войдя в азарт, моряки прорвались даже за линию фронта, существовавшую до начала штурма. С этого рубежа они не отходили до июня 1942-го.

Как писал И. Е. Петров, из показаний захваченных в плен немецких солдат и офицеров было видно, что дивизии противника, брошенные на Севастополь, несли значительные потери. Так, 72-я пехотная дивизия потеряла свыше половины личного состава, в отдельных подразделениях потери достигли 60–70 %, пленный офицер той же дивизии показал, что у него в роте до наступления насчитывалось 160 человек, а после двух дней боев осталось всего 16. Такие же потери понесли 170, 132, 22, 24 и 50-я пехотные дивизии и румынские бригады, как горнострелковые, так и моторизованные.

Наши войска также понесли большие потери, восполнять которые было по большому счету некем. Боеприпасы были на исходе, и приходилось ограничивать расход снарядов, определяя жесткий лимит для каждой батареи. Тяжелым калибрам артиллерии разрешалось расходовать в день не более 10–15 снарядов на батарею. 19 декабря контр-адмирал Жуков по телеграфу доложил Сталину, Кузнецову, Октябрьскому обстановку к вечеру третьего дня немецкого наступления и, отдавая должное стойкости защитников Севастополя, сообщил о крайнем недостатке живой силы и вооружения: «Наши войска, отбивая атаки, упорно отстаивают оборонительные рубежи… Большие потери материальной части, оружия, пулеметов, минометов… Войска отошли на второй рубеж. Резервы и пополнение не получены. Снарядов 107-мм корп[усной] артиллерии, 122-мм гаубиц, 82-мм минометных нет. Остальной боезапас на исходе. На 20 декабря с целью усиления частей, действующих на фронте, вводится личный состав кораблей, береговых и зенитных батарей, аэродромной службы и т. д.»¹⁴⁴. Адмирал сообщил, что если не будет оказана срочная поддержка людьми, боезапасами, если не поможет авиация, то при дальнейшем продолжении противником атак в том же темпе, что и в последние дни, гарнизон сможет продержаться не более трех дней.

Ставке было бы проще оказать помощь Севастополю, если бы в эти дни не готовилась операция по высадке десанта на Керченский полуостров, в которой были задействованы Закавказский фронт и Черноморский флот. Направить дополнительные войска в Севастополь означало ослабить войска десанта, а ведь в случае его успеха удалось бы отвлечь часть сил 11-й немецкой армии и тем существенно помочь Севастополю. Тем не менее уже в 1.40 20 декабря из Москвы в адрес командующих Закавказским фронтом и Черноморским флотом пошла следующая директива: «1. Подчинить СОР Закавказскому фронту [последним в этот момент командовал генерал-лейтенант Д. Т. Козлов. – Авт.];

2. Октябрьскому немедленно выбыть в Севастополь;

3. Командующему Закавказским фронтом немедленно направить в Севастополь крепкого общевойскового командира для руководства сухопутными операциями;

4. Перебросить в Севастополь одну стрелковую дивизию или две стрелковые бригады;

5. Выделить авиацию для нанесения ударов;

6. Немедленно направить 3000 человек маршевого пополнения и боезапасы»¹⁴⁵.

Генерал Петров, хорошо понимая, какое воодушевляющее значение будет иметь для войск любое известие о помощи, тут же отдал приказ:

«Командирам дивизий, бригад и полков.

Принять к сведению: решением Ставки ВГК гарнизону Севастополя направлена крупная поддержка свежими войсками – пехотой, авиацией. Помимо этого направлено много пополнения, боеприпасов. Первые эшелоны ожидаются в течение 24 часов. Задача войск – ни шагу назад, до последней возможности защищать свои рубежи, дабы обеспечить возможность развертывания прибывающих частей. Это сообщение довести до командиров и военкомов батальонов, вселить в войска уверенность и стойкость… Особо на это обращаю внимание III сектора»¹⁴⁶.

На рассвете 21 декабря в Севастополь прорвались крейсеры «Красный Кавказ» (под флагом командующего флотом) и «Красный Крым», лидер «Харьков», эсминцы «Бодрый» и «Незаможник». У причалов Сухарной балки была быстро произведена выгрузка 79-й стрелковой бригады полковника А. С. Потапова, которую Петров с разрешения Октябрьского бросил на восстановление утраченных позиций из района станции Мекензиевы горы в направлении Камышлы. На рассвете 22 декабря после короткой артиллерийской подготовки 79-я бригада и ее соседи справа и слева пошли вперед. Советским частям удалось опрокинуть противника и почти полностью восстановить утраченные ранее позиции. К сожалению, успех сопутствовал Красной армии не везде: так, несмотря на яростные контратаки, не удалось вернуть плацдарм севернее реки Бельбек. Недавно прибывшая 388-я стрелковая дивизия не отличалась боеспособностью и существенного влияния на улучшение обороны не оказала.

Командование СОР запросило у Ставки и генерала Д. Т. Козлова еще две дивизии маршевого пополнения, но Москва решила силы, намеченные в десант, не ослаблять и начать высадку у Керчи 23 декабря, а у Феодосии – 26 декабря. Начало Керченско-Феодосийской десантной операции сразу заставило немецкое командование ослабить натиск на Севастополь. Тем не менее Э. фон Манштейн предпринял отчаянную попытку взять город штурмом до того, как советские войска высадятся на Керченском полуострове. Это ему не удалось. И лучшее свидетельство этого – запись-признание начальника Генерального штаба сухопутных войск вермахта Ф. Гальдера, появившаяся в его дневнике 31 декабря: «…Очень тяжелый день! Наступление 22-й пехотной дивизии у Севастополя успеха не имело. В связи с этим необходимо приостановить наступление, чтобы высвободить силы для переброски в Феодосию…»¹⁴⁷

«Шестнадцать суток – с 17 декабря 1941 г. по 1 января 1942 г. – под Севастополем шли непрерывные кровопролитные бои, – позднее резюмировал события второго наступления вермахта на Севастополь генерал армии И. Е. Петров. – Несмотря на тяжелые потери, немецко-фашистское командование не оставляло попыток захватить город и спешно подтягивало войска с других направлений…

Наибольшего напряжения бои достигли к концу декабря… К исходу 30 декабря противник, сосредоточив на фронте в три км 132-ю и 24-ю дивизии, вышел в район 30-й батареи и занял ст[анцию] Мекензиевы горы. С занятого рубежа отчетливо просматривалась и простреливалась вся Северная бухта. Учитывая тяжелые последствия в связи с возможным выходом противника к Северной бухте, командование армии решило, рискуя крайне ограниченными запасами снарядов, провести на рассвете 31 декабря по району ст. Мекензиевы горы мощную артиллерийскую контрподготовку, после чего предпринять контратаку».

В течение ночи на 31 декабря, вспоминал Иван Ефимович, артиллерийский удар был подготовлен. В 7.10 утра в предрассветной мгле 340 орудий, в том числе и батареи 12-дюймового калибра, открыли внезапный огонь по станции. 20 минут продолжался шквал огня. Железнодорожная станция, прилегающие участки леса с находившимися там войсками противника были уничтожены полностью. Вслед за тем пехотинцы и моряки, несмотря на утомление от тяжелых многодневных боев, двинулись на врага. Уцелевшие остатки противника бежали, бросая оружие.

«В целом в течение 31 декабря 1941 г. и 1 января 1942 г. нашими войсками было почти полностью восстановлено положение, утраченное в предшествующих боях. Вторая попытка врага овладеть Севастополем была ликвидирована. Вражеские планы снова потерпели провал», – резюмировал И. Е. Петров¹⁴⁸.

Высадка войск Крымского фронта в Керчи и Феодосии принудила немецкое командование на длительное время отказаться от каких бы то ни было наступательных действий в районе Севастополя и даже перебросить часть сил на Керченское направление. Боевые действия вступили в новый период – упорной и длительной обороны.

На минуту отвлечемся от хода боевых действий, чтобы чуть пристальнее взглянуть на нашего героя – больше такой возможности не предоставит сам ход событий под Севастополем, отличавшийся на финальной стадии обороны особой динамикой и насыщенностью событиями. А сделать это поможет один из самых внимательных летописцев войны – Константин Симонов. Впервые писатель встретился с Иваном Ефимовичем Петровым под Одессой, потом пересекался с ним не раз на фронте и в дни полководческого триумфа генерала, и в пору тяжелых переживаний вследствие неудач, недовольства его действиями со стороны Сталина и, прямо скажем, интриг со стороны «злого гения» – Л. З. Мехлиса, которого дважды, словно назло, присылали Петрову в качестве члена Военного совета фронта.

«Петров, – считал К. Симонов, – был человеком во многих отношениях незаурядным. Огромный военный опыт и профессиональные знания сочетались у него с большой общей культурой, широчайшей начитанностью и преданной любовью к искусству…

Петров был по характеру человеком решительным, а в критические минуты умел быть жестоким. Однако при всей своей, если так можно, выразиться, абсолютной военности и привычке к субординации он не жаловал тех, кого приводила в раж именно эта субординационная сторона военной службы. Он любил умных и дисциплинированных и не любил вытаращенных от рвения и давал тем и другим чувствовать это…

Петров мог вспылить и, уж если это случалось, бывал резок до бешенства. Но, к его чести, надо добавить, что эти вспышки были в нем не начальнической, а человеческой чертой. Он был способен вспылить, разговаривая не только с подчиненными, но и с начальством.

Однако гораздо чаще он умел оставаться спокойным перед лицом обстоятельств. О его личном мужестве не уставали повторять все, кто с ним служил, особенно в Одессе, в Севастополе и на Кавказе, там, где для проявления этого мужества было особенно много поводов. Храбрость его была какая-то мешковатая, неторопливая, такая, какую особенно ценил Толстой.

Такой сорт храбрости обычно создается долгой и постоянной привычкой к опасностям, именно так оно и было с Петровым»¹⁴⁹.

Вот такая оценка. А наш читатель имеет возможность самостоятельно судить, насколько она соответствует облику, натуре Ивана Ефимовича.

Штурм третий, последний…

Этот период продолжался почти полгода – до конца мая 1942-го. Успешная высадка наших войск в ходе Керченско-Феодосийской десантной операции и последующее освобождение Керченского полуострова заставили Э. фон Манштейна действовать на два фронта, что сразу же снизило давление на главную базу ЧФ. Образованный в январе 1942 г. Крымский фронт оттягивал на себя значительную часть 11-й немецкой армии.

Командование СОР и Приморской армией, воспользовавшись ситуацией, не только совершенствовало систему обороны, но и на некоторых участках, предприняв контратаки, улучшило позиционное положение войск. Создавалась и укреплялась вторая линия обороны. Была увеличена сеть траншей и ходов сообщения, общая протяженность которых к маю была доведена почти до 350 км. Продолжалось усиление минно-взрывных заграждений. Переброска морем двух стрелковых дивизий и немалого маршевого пополнения позволила усилить наиболее пострадавшие во время декабрьских боев части и создать резервы.

Без флота сухопутные войска свою задачу не выполнили бы. Ведь основное снабжение шло морем, притом что перевозки производились в условиях активных действий авиации и торпедных катеров противника. Начиная с марта противник активизировал действия люфтваффе по осуществлению блокады города с моря: все советские суда в радиусе 70–100 миль от берега подвергались их атакам.

Тем не менее Октябрьский, Петров и другие руководители обороны сохраняли оптимизм. Ведь командующий Крымским фронтом генерал Козлов, в чье подчинение был передан СОР, постоянно ориентировал его руководство на активную поддержку наступления, в которое вот-вот должен был перейти фронт. И даже начавшееся 8 мая немецкое наступление поначалу не сильно тревожило: ведь Крымский фронт по всем показателям, за исключением самолетов, превосходил противостоявшие ему дивизии 11-й армии. Поэтому известие о сокрушительном поражении фронта и решении командования эвакуировать его остатки на Таманский полуостров, поступившее всего через неделю, 15 мая прямо во время совещания у адмирала Октябрьского, как вспоминал генерал П. А. Моргунов, потрясло всех присутствующих. Все они, а там был и генерал Петров, отчетливо понимали: через непродолжительное время войска Манштейна, у которого руки теперь будут развязаны, обрушатся на Севастополь. И действительно, воздушная разведка все чаще доносила о предпринимаемых противником мерах по сосредоточению войск под Севастополем. По всем дорогам с севера и востока началось движение крупных колонн танков, мотопехоты, артиллерии. 10 дней, с 15 по 25 мая, противник вел интенсивную артиллерийскую пристрелку всех участков и объектов города и тыла. Авиация вела разведку и фотографирование. Всё говорило о том, что немцы готовятся к крупному наступлению.

К началу третьего приступа противник имел 10 пехотных дивизий и большое количество артиллерии. Так, LIV армейский корпус (132, 22, 50 и 24-я пехотные дивизии), наносивший с севера главный удар, поддерживали 120 артиллерийских батарей, в том числе 65 тяжелой и сверхмощной артиллерии калибром от 190 до 420 мм. Кроме того, осаждавшие имели в своем распоряжении одну батарею (два орудия) сверхтяжелых 615-мм мортир и одно 800-мм орудие. По собственной оценке Э. фон Манштейна, «в целом во Второй мировой войне немцы никогда не достигали такого массированного применения артиллерии, как в наступлении на Севастополь»¹⁵⁰. Всего же для третьего штурма противник сосредоточил около 204 тысяч солдат и офицеров, 670 орудий, 655 противотанковых пушек, 720 минометов, 450 танков и 600 самолетов¹⁵¹.

Германскому командованию удалось добиться полного господства в воздухе и установить воздушную блокаду Севастополя. Этому способствовало не только десятикратное преимущество в количестве самолетов, но и то, что немецкие аэродромы располагались поблизости от объектов бомбардировок и обстрелов, и эксперты люфтваффе могли совершать до четырех-пяти вылетов в день. Для блокады с моря немцами была создана специальная бомбардировочная и минно-торпедная авиационная группа в составе 150 самолетов Ju. 87, Ju. 88, He. 111, 20 торпедных катеров и нескольких подводных лодок. Подвоз к Севастополю морем всего необходимого для нужд обороны, в первую очередь боеприпасов, а также эвакуация раненых превратились в весьма сложную операцию.

Соотношение сил и средств не в пользу обороняющихся было очевидным. К началу июня в составе Приморской армии насчитывалось чуть более 106 тысяч человек, 600 орудий и минометов и всего 38 танков. Авиация флота, базировавшаяся в районе Севастополя, имела лишь 53 исправных самолета. Совместно с ней действовала авиация, базировавшаяся на аэродромах Северного Кавказа, но деятельность ее была весьма затруднена большими расстояниями. «Таким образом, – констатировал И. Е. Петров, – немецко-фашистские войска, предназначавшиеся для наступления, превосходили наши войска, оборонявшие Севастополь, по пехоте примерно в два раза, по артиллерии – в пять раз. Что касается танков, превосходство врага было абсолютное, так как в составе наших войск танков почти не было»¹⁵².

В этот момент армия занимала следующее положение. I сектор (фронт – 7,5 км, комендант – командир 109-й стрелковой дивизии генерал П. Г. Новиков) обороняли 109-я и 388-я стрелковые дивизии. II сектор (фронт – 12 км, комендант – командир 386-й стрелковой дивизии полковник Н. Ф. Скутельник) удерживали части 386-й стрелковой дивизии, 7-я и 8-я бригады морской пехоты. III сектор (фронт – 8,5 км, комендант – командир 25-й Чапаевской стрелковой дивизии генерал-майор Т. К. Коломиец) обороняли части 25-й дивизии, 79-я морская стрелковая бригада, 3-й полк морской пехоты, 2-й Перекопский полк морской пехоты. Оборону IV сектора (фронт – 6 км, комендант – командир 95-й стрелковой дивизии полковник А. Г. Капитохин) осуществляли 95-я и 172-я стрелковые дивизии. Резерв у командующего Приморской армией имелся, но с учетом численного превосходства противника был ограниченным – 345-я стрелковая дивизия полковника Н. О. Гузя, местный стрелковый полк береговой обороны, один полк 308-й стрелковой дивизии, два отдельных танковых батальона, бронепоезд «Железняков». В каждом секторе обороны на усиление стрелковым войскам были приданы артиллерийские полки, пулеметные батальоны береговой обороны, батареи противотанковых артиллерийских полков¹⁵³.

Чтобы уточнить характер и размеры готовившегося наступления, по указанию командующего Приморской армией была предпринята разведка боем. В результате разведки удалось разгромить вражеский полковой штаб и захватить документы, из которых стало ясно, что германское командование решило нанести одновременно два удара: главный удар из района Камышлы – Бельбек в общем направлении на северо-восточную оконечность Северной бухты; вспомогательный – вдоль Ялтинского шоссе с выходом непосредственно к Севастополю. Таким образом, немцы предполагали разрезать фронт нашей обороны на три изолированные части, окружить и уничтожить оборонявшиеся войска по частям. Противник рассчитывал силами авиации в период с 27 мая по 2 июня уничтожить тылы войск в городе, то есть непосредственно разрушить Севастополь, а с 2 по 6 июня разрушить наши оборонительные сооружения и подавить войска. Начало наступления планировалось на утро 7 июня.

После того как план вражеского наступления был в основных чертах выявлен, все штабы и органы управления Приморской армии за двое суток до начала бомбардировки были переведены на запасные пункты. Были усилены инженерные работы по сооружению укрытий и запасных позиций. За сутки до начала бомбардировки боевых порядков войск вся артиллерия, минометы и пулеметы сменили огневые позиции.

В канун грозных событий командарм не стал пренебрегать возможностью побеседовать с теми, кто дневал и ночевал в окопах и блиндажах, по несколько раз на дню вступал в огневой контакт с ненавистным врагом. В каждой дивизии были проведены делегатские собрания с участием представителей от рот, батарей, отдельных команд. На этих собраниях генерал Петров или кто-то из числа членов Военного совета откровенно освещал сложившуюся обстановку и меры, принятые командованием армии по усилению обороны. Об одном из таких собраний вспоминал бывший начальник штаба армии Н. И. Крылов: «В защищенную скалами расщелину или заросший кустарником овраг выносится развернутое знамя. Перед делегатами подразделений – командование дивизии и полков, Военный совет армии. Генерал Петров немногословно и с предельной прямотой излагает складывающуюся обстановку.

Все говорится начистоту. И что гитлеровцы, готовящие генеральное наступление на Севастополь, подтягивают новые части, обеспечивая себе большой численный перевес. И что снять, вывезти отсюда нашу армию, если бы даже поступил такой приказ, практически невозможно: Севастополь не Одесса, и у флота не хватит перевозочных средств. А главное – стало еще важнее, еще необходимее сковать и перемолоть неприятельские войска, сосредоточенные сейчас в Крыму, не пустить их на Дон, на Кубань. И потому задача приморцев, севастопольцев – стоять насмерть, истреблять фашистов здесь, на этих вот рубежах…

Заканчивал командарм тем, что просил присутствующих откровенно, по-солдатски, сказать, как подготовились в подразделениях встретить врага, как настроены люди, какие остались недоделки в оборудовании позиций, в чем есть нужда и чем еще можно укрепить оборону.

И делегаты, откликаясь на этот призыв, выступали так горячо, взволнованно, что и привычные, казалось бы, слова обретали зажигающую силу. Помню, как обнимали товарищи сержанта, который, чувствовалось – от всего сердца, выкрикнул:

– Неужели ж русский, советский человек испугается немца, фашиста?! Нет, такому позору не бывать! Ручаюсь Военному совету: пока мы живы, наш взвод свою позицию не сдаст!»¹⁵⁴

Между тем враг не заставил себя ждать. С рассветом 27 мая примерно 500 немецких самолетов появились над Севастополем и нанесли массированный бомбовый удар. На город были сброшены сотни зажигательных бомб. Одновременно артиллерия открыла шквальный огонь. До глубокой ночи совершались непрерывные налеты, сопровождаемые артиллерийской бомбардировкой. Разрушение города продолжалось пять дней. 2 июня авиация и артиллерия повели систематический обстрел боевых порядков войск. За пять суток враг обрушил на защитников Севастополя 46 тысяч бомб крупного калибра и 126 тысяч тяжелых артиллерийских снарядов.

Около полудня 6 июня, вспоминал генерал И. А. Ласкин, командарм вызвал на передовой пункт управления армии командиров из III и IV секторов. Имеющиеся в штабе армии разведывательные данные, сообщил он, дают основание считать, что завтра противник начнет наступление. Авиационно-артиллерийскую подготовку он может начать с раннего утра.

– Принято решение, – продолжал командарм, – провести артиллерийскую контрподготовку по основным группировкам войск противника, сосредоточившимся в исходных районах для наступления на северном и ялтинском направлениях. Многочисленную артиллерию и танки врага мы, конечно, вывести из строя не рассчитываем: у нас для этого нет средств и боеприпасов. Главная задача контрподготовки – истребить как можно больше живой силы, изготовившейся для перехода в наступление, ослепить пункты наблюдения и нарушить управление войсками¹⁵⁵.

Около двух часов ночи наблюдатели стали докладывать о том, что на всей немецкой стороне заметно передвижение солдат, слышатся шум моторов и лязг гусениц. Было ясно, что немцы занимают исходное положение для наступления. Командарм не ошибся, назначив артиллерийскую контрподготовку на 2.55 7 июня. Как выяснилось позднее из показаний пленных, противник назначил начало своей артподготовки на три часа, а штурм – на четыре часа утра, следовательно, в своих расчетах генерал Петров упредил их всего на пять минут! Но эти пять минут сыграли очень важную роль.