Текст книги "Хозяин Амура"

Берег Илима, Железногорск. Июль 7153 (1645)

Этот город мог бы претендовать на звание самого закрытого из всех поселений первоангарцев, будь у них такая необходимость. Хотя, по сути, так оно и было – вкупе с «химгородком» Порховом случайных людей там не было. Люди Строгановых, коих уже не раз выпроваживали прочь из пределов Ангарии, например, дорого заплатили бы, чтобы побывать в обоих производственных центрах. Кстати, на следующий год химическое производство профессора Сергиенко и Мак-Гроу ввиду расширения технологической базы и номенклатуры получаемых продуктов переводились на Ангару, в Усолье. Строительство цехов и лабораторий на новом месте велось с прошлой весны. Немаловажным был и экологический фактор – поселок находился практически на берегу Байкала, а потому рисковать химикам было нельзя. На новом месте изначальным было условие обеспечения максимальной экологической безопасности работ. Это правило ставилось во главу угла.

Лето профессор Радек проводил на берегах Илима, что для него стало уже традицией. Отпустив старшего сына Мечислава на Амур, Николай Валентинович с женой Устиной и младшими детьми – Ольгой и Богданом – прибыл в Железногорск вместе с небольшой группой окончивших спецклассы ребят. Теперь им предстояла цеховая практика, по результатам которой часть из них вольется в ряды металлургов, а другая часть снова будет выбирать свой путь в жизни. Благо, имея на то желание, применить свой ум и свои руки молодым людям было совсем не сложно. Как и достичь со временем уважаемого обществом уровня мастерства.

После осмотра производственных помещений Радек заглянул в одну из комнат отдыха рабочих. Комнатой это просторное и светлое помещение называлось по привычке. Покуда здесь было тихо, лишь в дальнем углу две поварихи раскладывали на длиннющий стол поддоны с пирожками, овсяным печеньем с орехами и ягодами, ставили кувшины с компотами и кастрюли с чаем, готовясь принимать дневную смену работавших в одном из цехов мужчин. Ответив на их приветствие, Николай Валентинович вышел, не желая отвлекать женщин от работы. Сопровождавший его начальник производства металлоизделий Борис Иванович Лисицын предложил Радеку пройти в его кабинет, находившийся в левом крыле здания на втором этаже. Радек заметил, что Лисицын прячет в уголках глаз улыбку, а значит, этот старый крокодил что-то приготовил. Какой-то сюрприз, не иначе.

Поднявшись наверх, профессор толкнул дверь своего кабинета, которую последний раз прикрыл осенью прошлого года. Мельком оглядевшись, он тут же приметил до боли знакомые очертания в самом углу кабинета. Справа от висевшей позади стола карты, на которой помимо прочего были отмечены районы с доступными для добычи ресурсами, стоял высокий и узкий застекленный шкафчик с резным навершием.

– Боже мой, ходики! – воскликнул профессор. – Не может быть...

В прошлой жизни Радека, на окраине Мукачева близ замка Паланок, в его родном доме стояли практически такие же часы. И гирьки на цепочках были схожими – в форме шишек.

– Кто делал? Почему сразу не доложили? – немного волнуясь, спрашивал Лисицына Николай.

– Юрий Павлович Левашов, слесарь-инструментальщик с НИИ авиационного приборостроения, – довольным голосом отвечал начальник.

– Борис Иванович, а как же моя перепись?! – снова повысил голос Радек. – Я что, просто так затевал списки? Каждый должен был указать свои знания и умения! Черт знает сколько лет прошло, и теперь сюрприз!

– Так ведь Юра был необходим на основном производстве, – мягко парировал Лисицын. – У него золотые руки...

– Вижу, что золотые! – скорее по инерции кипятился профессор. – Это не только необходимо нам, но и отличный товар на экспорт!

– У него в подсобке есть еще несколько экземпляров, – сообщил малость сконфуженный Борис Иванович. – Доводит до ума, появилось больше свободного времени.

– Ученики у него есть? – хмуро спросил Радек.

– Да, были мальчуганы...

– Пошли за ним человека, Борис, – устало проговорил Николай, усаживаясь в кресло. – И давай пока вернемся к пороху. Проблема решаема в короткие сроки?

– Вполне, – кивнул Лисицын. – Если Сергиенко по нитроглицерину и нитроцеллюлозе вышел на стабильные пятьдесят килограммов в месяц, то в потенциале сможет давать гораздо больше. У нас все готово к производству магазинок. Сто стволов в месяц дадим, проблема боеприпасов решается – подмастерья как нельзя кстати.

– Получается, как в войну – мальчишки у станка, – грустно улыбнулся профессор.

– Ну, у нас условия все же гораздо легче, – откинулся на спинку кресла Лисицын, расстегивая свой портфель. – Замечу, они сами горят желанием работать, как и те герои. Вот, – Борис Иванович протянул Радеку связанные тесемкой листы бумаги, – смотри сам. Тут общие сведения, далее я разбил по цехам.

– Угу, спасибо, – пробурчал Николай и углубился в чтение.

Через некоторое время вошел помощник Лисицына и сообщил, что пришел мастер Левашов.

– Егор, проси Юрия Павловича зайти и чайку нам организуй, пожалуйста, – негромко произнес Борис Иванович и встал, чтобы встретить Левашова.

В кабинет вошел невысокий мужчина лет пятидесяти с аккуратно подстриженной седеющей бородой в обычной для рабочих одежде из плотной ткани. Обменявшись рукопожатиями, мужчины расселись.

– Юрий Палыч, ну как это понимать? – начал Радек. – Что же я только сейчас узнаю о твоих талантах?

– А чего о них узнавать? – нахмурился Левашов. – Так, помаленьку балуюсь ходиками с кукушкой. Часами же у нас Гусев занимается!

– Ты мне зубы не заговаривай! – в свою очередь свел брови профессор. – Он хронометрами и барометрами занимается! И времени терять на излишние разговоры больше не будем. Тебе задача – организуй вместо подсобки свою мастерскую, где можно наладить производство и организовать обучение. Подбери людей, Борис Иванович тебе поможет. Но все же придется продолжать учить инструменталке молодежь в цехе! Сегодня, кстати, новая группа прибыла.

– Ясно, – натужно проговорил Левашов. – Три человека у меня есть, возьму еще...

– Не стоит, – тут же произнес Николай. – Три ученика в самый раз, кроме того, у тебя есть дети – вот их и учи.

– Юра, – улыбнулся Борис Иванович, – а неплохо же звучит – «Гусев, Левашов и сыновья, часы, хронометры и барометры»!

– У меня две дочери! – воскликнул довольный мастер. – Сыновей нет.

– И что же, ты упущение это думаешь исправлять? – Оторвавшись от бумаг, Радек поднял взгляд на слесаря.

– Шутишь? – не понял Левашов.

– Нет, – коротко ответил профессор и снова углубился в чтение. Мгновение спустя он хмыкнул и удивленно посмотрел на начальника производства: – По ванадиевой стали цифры точные?

– Точные, Николай, будь спокоен, – тоном уверенного в себе человека отвечал Лисицын.

– Так я, пожалуй, пойду. – Левашов встал с кресла и уж повернулся было, чтобы направиться к выходу.

– Юрий Павлович, погоди! – Радек встал со своего места. – Ты лишнего не думай, шутковал я. Ты мне вот что скажи... Ты, случаем, швейными машинками вкупе с часами не увлекался? Никоненко ничем помочь не сможешь?

– Нет, – развел руки слесарь. – Как-то не довелось. Но думаю, стоит глянуть, что к чему.

– Вот-вот! Ну, задерживать больше не буду. До скорого! – пожал ему руку профессор, проводив до двери.

До самого вечера Радек работал с бумагами, принимал начальников цехов, цеховых мастеров и специалистов, ведущих важные проекты или инженерные изыскания. Лисицын находился все это время рядом с профессором, помогая ему во всем. Вечером же, после ужина, товарищи наконец покинули кабинет, отправившись в цеха, где не так давно начала работу вечерняя смена. Там же были и практиканты.

– Большую часть, думаю, пока на снаряжение патронов следует отправить, – на ходу проговорил Лисицын, имея в виду новичков. Посмотрев на Радека и дождавшись кивка, добавил: – Для наших машинок их нужно не менее пяти десятков тысяч на каждую иметь уже сейчас.

Этот разговор велся о ставшем совершенно необходимым для ангарцев пулемете. В связи с уверенным выходом в северную Халху, а также из-за закручивающегося спиралью конфликта с империей Цин сей веский аргумент стал жизненно необходим в воинских подразделениях, пограничных укреплениях и городках Забайкалья и Маньчжурии. Ибо монгольские и маньчжурские степи, где гулял ветер да шелестели травы, для небольших отрядов сибирцев были покуда закрыты. Без надежного прикрытия из укрепленного острога малочисленным ангарцам ходу не было, нарваться на засаду или небольшой отряд противника было проще простого. А потеря даже одного человека для сибирцев была совершенно неприемлема. Что уж говорить о более серьезных столкновениях, где могли участвовать крупные конные отряды врага. Лишних жертв в них было не избежать. Лишь водные пути были абсолютно безопасны и полностью контролировались ангарцами.

Как и в случае с массовым внедрением швейной машинки, пулемет ждал своего часа. Если ранее десяток простейших машин челночного шитья вполне справлялись с работой, то сейчас требовалось значительно улучшить их работу, увеличить производительность и добавить функциональности. Над этим работал инженер Никоненко. С другой строчащей машиной – пулеметом – ситуация была несколько иная. Не сказать, что для него не было подходящих целей, однако общий уровень ведомого бойцами огня до сих пор позволял гарантированно уничтожать противника на расстоянии, не допуская с ним прямого контакта. Другое дело – столкнуться с войском, численность которого будет превышать десять тысяч воинов. А если это произойдет в неудобной для боя местности? А если это будет подготовленная засада? А если это будут тысячи конных лучников, способных выпускать тучи стрел, падающих с неба смертельным дождем?

Теперь, когда технология производства боеприпасов была налажена гораздо лучше, а частью и вовсе автоматизирована, а все стадии работ стали унифицированы, можно было задуматься и о применении пулемета. И не бояться огромного перерасхода патронов, коих машина выплевывала до пяти сотен в минуту.

Последним стал литейный цех. В наполненном металлическим лязгом и шипением пара просторном помещении Радек провел около часа, наблюдая за мастерами и подмастерьями, ловко, без лишних движений и суеты управляющимися со своей работой. Жарко...

– Выпуск! – Рабочие в спецодежде из суконки приготовились к приему расплавленного металла.

Из жерла конвертера вырывается поток пламени, проходит совсем немного времени, и из повернутой реторты в ковш, удерживаемый цепями, выливается сверкающая сталь. А следующая партия металла будет готова только через полдня. Кипит работа...

– Пошли, Борис Иванович! – махнул рукою в сторону Радек. – Взмок я уже!

Лисицын кивает и, утирая лицо тряпицей, направляется к выходу.

– Я смотрю, Дениса Рослякова в мастера перевел, – покачал головой профессор. – Молодой же...

– Молодой да ранний, – улыбнулся Борис. – К тому же, Николай, это моя епархия. За производство я отвечаю.

Раннее утро следующего дня

Посольский отряд капитана Ильи Лаврика в сопровождении отряда бурятского тайши Цэрена и казацкой полусотни, отправленный из Селенгинска в пределы Джунгарского ханства еще в апреле, до сих пор не давал о себе знать. Последний раз радист отряда выходил на связь в мае, когда сибирцы были в одном из западных кочевий алтан-хана, близ джунгарских границ. Связь была прескверной, что весьма озаботило селенгинского воеводу Петра Бекетова. С тех пор отряд на связь не выходил. Вплоть до сегодняшнего утра...

Радека разбудили под утро, только начинало светать. Неудовольствие профессора слишком ранним пробуждением мигом прошло, едва посыльный сержант, дожидавшийся его в зале, озвучил его причину. Пришло сообщение из Удинска – Лаврик вышел на связь!

– Вот текст сообщения! – Парень протянул два листа бумаги, исписанные убористым почерком, сбоку первого была приписка: «Верно, копия».

Николай Валентинович включил лампу под абажуром – тусклый свет растекся по просторному помещению. Поблагодарив посыльного, профессор присел на край кресла, после чего придвинул листы к лампе и погрузился в чтение.

Как и ожидалось, посольство на земле джунгар было встречено довольно враждебно – небольшое войско одного из ойратских князей народа хошоутов Торубайху окружило полуторасотенный отряд Ильи Лаврика. Лишь ценой неимоверных дипломатических усилий тайши Цэрена столкновения между бурятами и ойратами удалось избежать. Лишь после того, как Лаврику с помощью Цэрена удалось убедить князя Торубайху в своих благих намерениях, хошоут позволил посольскому обозу двигаться дальше. Но он, что естественно, прикрепил к сибирцам небольшой отряд всадников под командой своего старшего сына, а к хану Джунгарии Эрдени Батур-Хунтайджи немедленно отправил гонцов.

Лаврик попал на аудиенцию к хану только спустя полтора месяца тоскливого ожидания в лагере на берегу реки Улунгур. Хан с видимым трудом поддерживал разговор, говорил с прохладцей, будто ленясь. К тому же он постоянно отвлекался, покрикивая на своих людей, и даже пару раз выходил из огромной походной юрты, отвлеченный кем-то. Цэрен предположил, что дело в отсутствии богатых даров у сибирцев, а Эрдени, вероятно, до конца не понял, зачем ему докучают незваные гости. Однако вышло по-иному: хан знал, с кем он имеет дело, и даже напомнил о былом походе войска алтан-хана против одного из ойратских тайшей, где участвовали и ангарцы. Желая поскорее закончить разговор, хан резко предостерег князя Начина, то есть Сокола, от дальнейшего проникновения в земли Халхи, а также от союза с алтан-ханом, его жалким данником. После чего Эрдени, не пожелав выслушать Лаврика, приказал тому уходить прочь.

По словам Ильи, на обратном пути до границ Джунгарии и даже в землях алтан-хана его отряд сопровождало не менее чем тысячное войско джунгар, причем несколько раз кочевники пытались завязать конфликт с бурятами. К счастью, все кончилось вскоре после того, как забелели на горизонте горы монгольского Алтая. В одну из ночей джунгары просто ушли обратно, посчитав сопровождение достаточным.

– Вот такие дела, Борис, – произнес Николай Валентинович, после того как уже ближе к полудню обсудил этот неудачный поход с Лисицыным.

– Да, неважнецкие дела, – согласился тот, сохраняя озабоченное выражение лица. – Надо обсудить с товарищами. Еще один враг нам точно не нужен. Зачем нам с ними вообще конфликтовать? Пусть забирает себе этого алтан-хана!

– Ага, а потом они с маньчжурами будут по Забайкалью друг за дружкой гоняться! – воскликнул профессор. – Нет уж! А сегодня я уже с Петренко поговорил. Он сразу же предложил единственный выход в нашей ситуации.

– Что он предложил? – проговорил Лисицын.

– Нужны подрессоренные повозки, с десяток, а лучше два, – начал было Николай.

– Тачанки! – воскликнул Борис Иванович. – Верно! Будут повозки! Дай только срок!

Глава 10

Сунгари. Конец июля 7153 (1645)

Лунная дорожка блестела на темной и спокойной водной глади Сунгари, словно показывая дорогу рулевому. Ночь была светла от сияния полной луны и на удивление прохладна – над головами бойцов корейского полка, перевозимых на палубе канонерки и на барже, которую она тянула, облачками клубился выдыхаемый пар. Речной корабль шел по реке на малых оборотах, постепенно приближаясь к конечному пункту своего пути. Уже была видна чернота скальной громадины, на которой располагалась застава. Горели на причале далекие огоньки зажженных заранее фонарей, «Солон» замедлял ход, готовясь к причаливанию.

Берегом следом за полусотней даурских рейтар двигались пять сотен всадников, которых вел Ан Чжонхи. Этот офицер был прислан ваном Кореи своему сыну для помощи в командовании полком «Гнев». Ли Инджо безмерно доверял ему, потому Ан знал великую тайну замысла своего господина. Чжонхи ощущал на своих плечах тяжесть возложенной на него ноши, которую, по его мнению, принц до конца не осознавал. Уж слишком легкомысленно он относился к происходящему, к тому же Хеджон не горел желанием общаться с Чжонхи и тем более слушать его. Хотя, возможно, офицер был слишком требователен к принцу, который никогда не был близок к армии.

В ходе учений Матусевич лично убедился в высоких моральных качествах и тактических навыках Ана, утвердив его в звании подполковника. Полковничью должность занимал сам Ли Хо, формально командуя «гневными», а фактически он был вынужден слушать своих советников – присланного отцом Ана и ангарского майора Кима.

Наконец огни заставы стали совсем близкими, на берегу показались люди, на стене заставы был зажжен один из прожекторов, осветивший берег, и после недолгих маневров корабль причалил. Началась высадка полка.

– Причал теперь пора укреплять, – усмехнувшись, заметил Ким, глядя, как бойцы переносили на берег минометы, разобранные на три составные части, и с жалобным скрипом прогибались сосновые доски под их тяжестью.

– Верно, – кивнул серьезный Гусак и вскинул руку, отодвинув конец рукава. – Укрепляться тут самое время. Посмотрев на часы, Мирослав добавил: – Сергей, у тебя не более двадцати минут на сборы, выходишь к условленной точке у ручья. Волков ждет в перелеске, дорога ясна?

– Конечно, товарищ капитан! Уж сколько раз... Разрешите идти к своим людям?

Гусак коротко кивнул, проводив Сергея строгим взглядом, а сам в сопровождении старшего лейтенанта Линевича направился к гарнизонному радисту. Волков только что выходил на связь.

Назначенный Паскевичем на должность командира сводного подразделения разведчиков, в состав которого входили и проводники-дауры из числа лучших воинов, Иван Волков заранее выдвинулся со своими бойцами к передовой линии маньчжурских постов. При приближении основных сил разведчики, дождавшись к тому моменту подкрепления в виде шести десятков корейских воинов под началом Кима, должны были уничтожить караулы врага, чтобы обеспечить скрытность занятия полком позиций перед утренней атакой.

* * *

Наконец время пришло, и каждый воин, проверив легкий доспех и обнажив оружие, решительно проследовал за своим командиром. Передовой отряд, разбившись на четыре группы, каждой из которых была определена своя задача – один из ближних постов неприятеля, начал действовать. Группа Кима должна была уничтожить караул маньчжуров, числом около дюжины, располагавшийся на каменистом берегу шумного ручья, не слишком высоком, но, как пояснил Волков, ручей нужно будет перейти несколько выше по течению, так как фронтальная атака чревата возможной потерей фактора внезапности. Так и сделали. Намереваясь выйти к цинским стражникам с тыла, бойцы, перейдя ручей по выступающим из воды камням, скрылись в сосновом бору. Они неслышно ступали по будто пружинящему ковру из опавшей хвои, по зеленому мху, покрывавшему целиком даже крупные камни. Вдалеке послышался треск. Нога переднего даура замерла в воздухе и, словно размышляя, мягко опустилась на землю.

– Олень молодые рога чешет, – еле слышно пояснил охотник.

Тем временем рассветало, пробуждались дневные птицы, а между деревьев еще клубилась белесая дымка тумана.

Через некоторое время воины по знаку проводника замерли и опустились на колено, внимательно осматриваясь вокруг. Ким подкрался к ветвям кустарника, который охватывал широкую поляну почти со всех сторон. Даур пригнул одну из веток, и Сергей увидел красневшие поодаль угли, а дым почувствовал только теперь. Рука его сделала заученный жест – «приготовились!». Бойцы подобрались, их руки сжали оружие, кто-то надул щеки, теперь неслышно выпуская из них воздух. Поглядывая друг на друга, солдаты показывали командиру характерным взмахом свою полную готовность. Пошли! Дауры раздвинули в стороны кустарник, и корейцы ворвались на лужайку. Мгновение ушло на оценку обстановки, и тут же яростные вскрики наполнили небольшое пространство поляны. Самый отчаянный из бойцов напал на одного из двух бодрствующих противников и зарубил ближнего к нему оцепеневшего от неожиданности копейщика, не успевшего даже вскочить на ноги. Товарищ же его, не раздумывая, вонзил острие своего копья в не защищенное доспехами горло храбреца и, тут же вырвав его, бросился на ближайшего недруга, громко заорав во всю глотку. Маньчжура остановила даурская стрела, вонзившаяся ему в щеку, чуть пониже глаза. Завалившегося навзничь врага добил смертельно раненный кореец. Яростный хрип раздался из пробитой острием копья гортани, когда боец с яростью вонзил в грудь своему убийце его же собственное оружие. Оперевшись о древко, он тут же испустил дух. Бой закончился, едва начавшись, – остальные враги были изрублены и исколоты штыками в течение минуты. Но несколько воинов успели получить ранения, большей частью несерьезные.

Еще раз проверив в рассветном сумраке тела врагов, лежащие в разных позах, там, где их застигла смерть, Ким уже хотел было послать бойца на доклад. Но вдруг из кустов, отстоявших на десяток метров от опушки, где произошла схватка, неловко вывалился человек и, поддерживая руками порты, бросился в сторону маньчжурского лагеря, отчаянно вереща от страха.

– Уйдет! – яростно зашипел Сергей, резкими движениями расстегивая кобуру револьвера. – Проглядели!

Дауры вскинули луки. Первая стрела, выпущенная по улепетывающему к кромке леса подвывающему врагу, ушла в сумрак между вековых деревьев. Вторая пропала там же. Бежавший петлял между стволов, стремясь уйти от неизбежного. Еще раз хлопнула тетива. Коротко взвизгнув, маньчжур затих, – он успел миновать разящую без жалости сталь ангарских клинков, и лишь даурская стрела, третья по счету, сбила его с ног, с хрустом вонзившись в затылок.

– Василий! – окликнул легко раненного молодого даура Сергей. – Дуй к радисту с докладом. Чисто! И передай – есть отличная полянка для минометной позиции.

– Товарищ майор, – прежде чем уйти, амурец показал на свою щеку, – кровь у тебя.

– А-а, черт! – Ким отерся, и на ладони остался темный липкий след. – Ерунда! Поспешай!

Корейский полк с приданной ему минометной батареей и неполной ротой сунгарийских стрелков по следам разведотряда вошел в лес к полудню. Дауры и три десятка сунгарийцев оставались на заставе. Лошади, на которых добралась до места большая часть полка, были отогнаны коноводами на обширный луг ниже по течению, кроме двух десятков, на которых была навьючена амуниция.

Едва оказавшись на присмотренной Кимом поляне, командовавший операцией Мирослав Гусак немедля сформировал из отдохнувших бойцов два отряда по тридцать солдат для более глубокой разведки флангов маньчжурского стана. Назначив командирами лейтенантов Ивана Волкова и Ли Минсика, капитан приказал им обследовать лес вплоть до поросшей кустарником каменистой гряды, серо-зеленой щербатой стеной тянувшейся на горизонте. После этого у Гусака нашлось время на замечание Сергею по поводу потери бойца, а также он отчитал его за то, что тот без надобности влез в рукопашный бой, получив небольшое ранение.

– Не забывай, что ты у нас пока один такой – со знанием языка и письма вероятного союзника. Вот когда наши ребятки в Сунгарийске сдадут тебе экзамены по языку, тогда и лезь куда хочешь. А пока от передовой я тебя отстраняю. Смени Кангхо, его принц уже достал порядком, а Сонг парень молчаливый и угрюмый.

Вскоре капитан отправился осматривать укрепления маньчжуров на устроенную для этого площадку в окопе под высоченными соснами. С ним отправился и Ли Хо, сопровождаемый теперь Кимом.

– Сельгеи, скажи командиру, чтобы он дал мне свои увеличительные стекла! – повысив голос и с недовольством поглядывая на мельком улыбнувшегося уголками губ Сонга, попросил принц.

– Скажи ему обождать, – коротко ответил Киму Мирослав, не отнимая глаз от бинокля.

Он внимательно оглядывал земляной вал, тянувшийся по периметру вражеского лагеря, отмечая прикрытые ветошью места на валу, где, по его мнению, следовало ожидать установленные европейскими инструкторами орудия, а также изгородь, прикрывающую возможный проход внутрь городка. Несколько наблюдательных башенок находились за валом. Внутри лагеря продолжалась стройка, ветром доносился лязг железа и крики маньчжуров, деревянный треск. Вились с десяток дымков.

– Иезуиты неплохо потрудились. В меру своих способностей, – не спеша проговорил Гусак, передавая бинокль Хеджону, который уже с десяток минут как нетерпеливо изъявлял желание впервые посмотреть на вражеский стан не из увеличительной трубы, подаренной ему Кимом, а исключительно в бинокль спецназовца.

– Воины империи Цин даром времени не теряли! – воскликнул мгновение спустя принц.

– Деревоземляное сооружение будет хорошо держать обстрел ядрами, – заметил Мирослав. – Европейцы, видимо, не захотели поверить маньчжурам в том, что их враг имеет более совершенное оружие, чем привычные иезуитам пушки.

– Которые они помогают делать теперь и маньчжурам, – ухмыльнулся Сергей, – а китайцев, стало быть, научили.

– Ага, а теперь у них войнушка в самом разгаре – остатки Минской империи дерутся с молодым и сильным тигром – империей Цин. А нам с этого какая выгода? – посмотрел на Хеджона Гусак, ожидая, пока Ким переведет его слова.

– Если Цин одолеет Мин, то они навалятся на вас еще большим войском, – пожал плечами принц. – Разве не так?

– Так, – согласился командовавший операцией Мирослав. – Именно так... Виктор! – Мгновение спустя капитан окликнул радиста, закончившего принимать передачу. – Что там?

– Лейтенант Ли Минсик обошел лагерь неприятеля с правого фланга до гряды. Чисто! – доложил молодой сержант-радист.

Капитан Гусак взглянул на стрелки наручных часов – без десяти три. Люди давно пообедали, снаряжение и оружие несколько раз проверено, каждое подразделение знало свою задачу, орудия установлены на позициях. Пора бы уже начинать. Но что-то казалось Мирославу неправильным. Точнее, маньчжуры вели себя как-то неправильно. Не по-маньчжурски... Или, наконец, научились не кидаться сломя голову на противника, едва завидя его и находя его численность меньшей числа своих воинов. А они знали, что их северный враг уже тут. Немного ранее, перед обедом, несколько неприятельских всадников приблизились к опушке леса вблизи уничтоженного передовым отрядом корейцев поста. Однако цинские кавалеристы, не спешиваясь, прождали невесть чего некоторое время и внезапно ускакали прочь. Проверили, так сказать, своих караульщиков. Уж не знал Гусак, как именно проходят смены у маньчжуров, но эти парни подвох явно учуяли, и в стане врага вскоре началось движение. Однако оно было несколько не того масштаба, который ожидал штаб Мирослава.

Между тем ветер донес раскатистые хлопки частой стрельбы с той стороны леса, где должен быть лейтенант Волков.

– Вызывай Волкова, Виктор! – хриплым голосом приказал радисту капитан. – Что за черт, засада?!

Однако вскоре выстрелы, неожиданно начавшись, так же резко стихли. А спустя минуту Иван сам вышел на связь. Лейтенант доложил, что его бойцы напоролись в зарослях орешника на расположившихся там маньчжуров и ополчение дючеров. Волков сообщил и о том, что враг после небольшого столкновения, потеряв нескольких воинов, организованно отошел. И после в атаку противник так и не кинулся, несмотря на его очевидное численное преимущество. В конце сообщения Волков информировал Гусака о наличии трех легкораненых солдат, которым оказывается помощь.

– Будет ли приказ о моих дальнейших действиях, капитан? – продублировал радист последнюю фразу лейтенанта и внимательно посмотрел на Мирослава.

– Ждать подкрепления, при атаке превосходящих сил врага ретироваться, – тут же ответил Гусак и добавил: – Странно...

– Товарищ капитан! – Ким указал на часы, имея в виду назначенный на три часа дня обстрел городка из минометов. – Время идет!

– Отставить обстрел! – отрубил Гусак. – Они что-то задумали, обождем пока. Возможно, и вовсе обойдется... Ким, роты Сонга и Хона – пятиминутная готовность к выдвижению на позиции, занимаемые разведчиками Волкова. Гренадерам получить гранаты и панцири!

Сергей тут же отправил посыльных к ротным командирам, чтобы получили необходимые инструкции.

– Кангхо, вместе с Хоном поступаешь под командование лейтенанта Ивана Волкова. Отправляйся немедленно, – приказал Ким Сонгу уже по-русски. – Ориентируйся на орешник.

– Есть, – кивнул кореец.

Вскоре две сотни стрелков-азиатов, часть из которых пополнила свой боезапас парой гранат, засунутых за пояс, исчезла среди старых сосен. Гранаты, приводимые в действие выдергиванием вытяжного шнура, очень напоминали немецкие колотушки времен Первой мировой войны. По сути, они ими и были, повторяя их простую и недорогую конструкцию. В сунгарийское войско колотушки стали поступать год назад в связи с требованиями Матусевича, бойцы которого все чаще стали вступать в схватки с дючерскими мятежниками, сидевшими за валами и частоколами своих лесных городков. А в таежные дебри артиллерию не затащить, да и развернуться ей там негде. Поэтому майор спецназа КГБ Русии инициировал создание панцирно-гренадерских взводов под командованием толковых офицеров. Они наводили страх на бунтовщиков, заставляя их бежать прочь сломя голову, едва суровые ребята с намалеванными черепами на касках появлялись вблизи мятежных поселений.

Тем временем Гусак продолжал держать связь с разведотрядом. Волков передавал, что маньчжуры ведут себя смирно и до сих пор агрессии не проявляли. Лишь около получаса спустя сунгарийцы поняли, чем было продиктовано странное поведение врага, – на валу городка отодвинулась изгородь, и в образовавшийся проем выехало с десяток всадников с развевающимися на ветру стягами. В стане неприятеля завыли трубы и забили барабаны.

– Этого я и ожидал, – процедил Мирослав, оглядывая парламентеров в бинокль. Не найдя среди них европейцев, Гусак разочарованно проговорил Киму: – Сергей, приготовь дюжину отличных стрелков.

Маньчжуры остановили коней на лугу, среди высокой травы, не доезжая до опушки пары десятков метров. На них были устремлены сотни внимательных глаз корейских стрелков, скрывавшихся в тени леса, за стволами огромных сосен, за бруствером неглубоких окопов. Люди ждали. А Мирослав Гусак не спешил с ответным выходом, поглаживая морду смирной даурской лошадки.

Тепло одетые маньчжуры в цветастых, расшитых халатах и стеганых штанах, в войлочных сапожках с задранными носками тем временем обливались потом, находясь под палящим солнцем. Тяжелая материя полотнищ лениво колыхалась на высоких древках в руках хмурых знаменосцев. Лица маньчжуров были похожи, словно маски, одинаковые в своей холодной невозмутимости и твердой уверенности. Среди цинской делегации обращали на себя внимание двое пожилых, но крепко сидящих в седле чиновников. Сунгарийцы уже умели отличать их от других по особому головному убору с заостренным верхом, на котором было закреплено навершие в виде шарика из различных камней и металлов, которые определяли положение чиновника в иерархической лестнице. Выходило, что всадник, что был левее, мог быть помощником военного коменданта ближайшего гарнизона – Нингуты, что вряд ли, или Гирина, что было вероятнее всего. Ибо нингутинские чиновники после неоднократного разгрома их гарнизона и стен крепостицы утратили всякое доверие со стороны двора империи. Второй, маньчжур с цепким, колючим взглядом из-под насупленных бровей, был представителем имперского чиновничества, и, по всей видимости, именно он и был старшим среди прочих. Чиновничья должность конечно же не отменяла его военного прошлого, что было правилом среди маньчжуров.