Текст книги "Чаша гнева"

– Как вам будет угодно, святой отец, – в голосе де Лапалисса звучало удивление.

Трапеза была окончена быстро. Под строгим взглядом отца Доминика наедаться и напиваться казалось почему-то постыдным, и рыцари ограничились тем, что утолили голод.

– Как проходит ваша миссия в Лангедоке, во имя Пречистой Девы? – поинтересовался брат Андре.

– С большим трудом, видит Господь, – ответил отец Доминик. Из троих монахов он явно был главным, другие на его фоне совершенно терялись, и даже не открывали рта. – Ересь пустила крепкие корни, церкви пусты, а еретики находят приют и в лачугах черни и в замках благородных людей.

– Не может быть! – сокрушенно вздохнул брат Анри и перекрестился. – Неужели все так плохо?

– Просто ужасно, – отец Доминик покачал головой. – Замок Лавор целиком отдан еретиками, в горах гнезда ересиархов многочисленны. Людей склоняют к вере ткачей целыми селениями!

– А почему им это удается? – тихо поинтересовался брат Готье.

– Они прикрываются овечьими шкурами! – глаза монаха полыхнули ненавистью. – И ведут на первый взгляд чистую жизнь, полную только добродетели! Но скрываются за этим только жадные демоны, жаждущие совратить как можно больше агнцев из Господня стада!

– Да, осмелели еретики, – покачал головой брат Жиль.

– В том году в Монреале, неподалеку отсюда, состоялся открытый диспут между ересиархами и избранными богословами, в котором принял участие и я! – лицо отца Доминика потемнело. – Но ткачи вовсе не признали себя побежденными! В Кастельнодари они захватили половину городского собора, где проводят службы! Они позволяют себе созывать собственные соборы, делят край на диоцезы [161]161
  епархии


[Закрыть], в которые назначают епископов! – отец Доминик горячился и размахивал руками. – Говорят, что у них есть собственный папа!

– Так что же, они надеются вытеснить в этих краях Святую Церковь и заменить ее собой? – в голосе брата Эрара звучал откровенный ужас.

– Господь не попустит такого унижения! – ответил монах, и глаза его вновь вспыхнули. – С Божией помощью наступление нечестия будет отражено! Один за другим едут в Лангедок легаты римского престола, и если нужно, то христианнейшие властители, покорные воле понтифика, пришлют сюда войска!

– Вот это вряд ли, – буркнул брат Симон, но отец Доминик его не услышал.

– И как было бы прекрасно! – воскликнул он, вознося руки к потолку, – если бы в первых рядах отправившегося на битву с ересью воинства шли опытные в сражениях рыцари Ордена!

– Устав запрещает нам обращать оружие против христиан [162]162
  в Европе этот пункт устава за двести лет существования Ордена ни разу не был нарушен


[Закрыть], – мягко сказал брат Анри. – Кроме того, если мы начнем тратить силы на преследование еретиков, то кто будет сражаться с сарацинами в Святой Земле и Испании [163]163
  вклад тамплиеров в Реконкисту редко упоминают, а между тем он весьма велик


[Закрыть]?

– Вижу я с сокрушением сердечным, что погряз Орден в мирских делах, – монах заскрежетал зубами, а лицо его на мгновение сделалось злобным. – И не видит, где таится главная опасность делу Христа. Что сарацины – они враги явные, и победить их будет легко. Еретики же подтачивают древо веры изнутри, и война с ними – куда более сложна и опасна!

– Но мы уже выбрали свою, – равнодушно пожал плечами де Лапалисс. – Наш Орден предназначен для войны с неверными, а еретиками пусть занимается кто-то другой!

– О, не сомневайтесь, ими найдется кому заняться! – зловеще улыбнулся отец Доминик. – Но как бы тогда не было слишком поздно для Ордена [164]164
  в 1307 году почти весь Орден Храма был арестован по обвинению именно в ереси


[Закрыть]…

– Не стоит нас устрашать, святой отец, – поднимаясь из-за стола, заметил брат Анри. – Кто видел смерть сотни раз, не испугается ее. С вашего позволения, мы отправимся на вечернюю молитву!

– Да пошлет вам Господь мудрости! – вежливо пожелал отец Доминик, но лицо его оставалось сердитым, а в голосе все еще были заметны следы недавнего гнева.

Монахи устроились на ночлег в общем зале, а рыцари вместе с сержантами удалились в отведенную им на втором этаже комнату.

– Вы хоть знаете, с кем сегодня беседовали? – спросил брат Симон, после того как "Отче наш" был прочитан положенное число раз.

– С монахом, – с легким удивлением отозвался Робер, – каких сотни шляются по дорогам от Фландрии до Руссильона.

– Отца Доминика, который родом из знатной кастильской семьи д'Аца, – невесело улыбнулся белобрысый астуриец, – многие и по ту и по эту сторону Пиренеев считают настоящим святым! Говорят, что свиток с его доводами против ереси ткачей не сгорел, когда ересиархи бросили его в огонь!

– Клянусь Святым Отремуаном, – упрямо заявил брат Анри, – он вовсе не похож на святого, а что до остального, то пора уже спать! Сами же будете зевать на заутрене!

Глава 12

Ни меж неверных, ни меж христиан

Вассала мир отважней не видал,

Никто так не был к делу веры рьян

И так не чтил святой закон Христа…

«Песнь о Гильоме Оранжском». XII век

27 октября 1207 г.

Лангедок, окрестности селения Безьеж между Кастельнодари и Тулузой

Под копытами лошади мягко хлюпала грязь, впрочем, изрядно просохшая за последние дни. Дождь прекратился, по светлому небу неслись лохматые серые облака, но ветер, явно забравшийся в южные края с далекого севера, был холоден. От него спасал только теплый, подбитый мехом усе [165]165
  вид плаща с рукавами и капюшоном


[Закрыть]. Деревья фруктовых садов по сторонам от дороги стояли голые и страшные, точно черные скелеты неведомых чудищ.

Робер ехал одним из последних и предавался размышллениям. Ранее он не знал, чем Южная Франция отличается от Северной. Думал, что все различие заключено в языке. Весной, по дороге в Марсель, они пересекли Лангедок гораздо восточнее, двигаясь через Невер, Бургундию и Виваре. Тогда он просто не имел возможности для тщательных наблюдений.

Теперь он видел все в подробностях.

Здесь не было королей, которые могли, как Плантагенеты и Капетинги на севере, навести порядок. Богохульствующие пьяные священники, пустеющие церкви, прелаты, жиреющие на грабежах и обмане – все это было настолько ужасно, что даже ересь публикан, которыми в далекой Нормандии пугали детей, не выглядела страшной. Отец Доминик, пытающийся почти в одиночку бороться с ней, смотрелся бы смешно, если бы не его истовая, слепая вера в собственную победу…

Поговорить с ним во второй раз не удалось. Странный монах, надеющийся на силу проповеди точно так же, как и его противники, ушел до рассвета, задолго до того, как рыцари спустились вниз.

И судя по тому, что потом они его не нагнали, двинулся он вовсе не на запад.

– Во имя Господа, что здесь такое? – изумленный возглас, донесшийся от головы небольшого отряда, заставил Робера отвлечься от размышлений. Он поднял голову и сам остолбенел.

В нескольких десятках туазов впереди двигалась толпа. Шли мужчины, бородатые селяне, женщины в простых платьях вели и несли детей. Все выглядело как переселение, если не считать отсутствие пожитков и то, что одеты все были в чистое.

– Куда это они? – поинтересовался брат Анри. – Тут же вся деревня!

С верхушки холма, на котором остановился отряд, хорошо было видно лежащее внизу селение. Аккуратные домики, линии заборов, поднимающиеся из труб дымки. Но ни одного человека на улицах.

Все, как один, двигались по дороге, чтобы, не доходя десятка шагов до замерших в неподвижности всадников свернуть в негустой лес, тянущийся к юго-западу, сколько хватало глаз.

На храмовников селяне не обращали никакого внимания.

Последний из крестьян скрылся среди деревьев, а рыцари все продолжали стоять на дороге.

– Клянусь Святым Отремуаном, я должен узнать, что тут происходит! – горячо воскликнул брат Анри, спрыгивая с коня. – Брат Симон – остаетесь за старшего. Остальные рыцари – со мной. Да укрепит нас Господь!

Робер медленно слез с седла. Идти никуда не хотелось, хотелось добраться до постели и выспаться. Усталость от многодневного путешествия скопилась в теле неприятной тяжестью.

Но не повиноваться было невозможно.

Спешенные рыцари вошли в лес. Под ногами мягко шуршали опавшие листья, шелестел ветер, обдирая бока о голые ветви. Впереди, среди частокола стволов мелькали спины крестьянской процессии.

– Сдается мне, что мы зря туда отправились, – уныло сказал брат Жиль. – Какой смысл в том, чтобы следить за тупыми вилланами, клянусь Апостолом?

– Во имя Господа, брат, выполняйте приказ, – в голосе де Лапалисса появились металлические нотки.

Рыцарь из Бордо замолчал.

Лес впереди поредел, открыв обширную поляну. На ней столпилось все население покинутой деревушки. Они стояли неподвижно, и не было слышно ни единого звука. Даже дети молчали.

Робер невольно вздрогнул, рука по привычке потянулась к оружию.

Но тут послышался голос. Слов было не разобрать, но по ритму речи и ее эмоциональной насыщенности можно было догадаться, что невидимый человек проповедует.

– Кто же это там? – удивился брат Андре. – Неужели отец Доминик сюда так быстро добрался? Не иначе как с Божьей помощью!

– Сейчас узнаем, – и брат Анри решительно двинулся к поляне.

Крестьяне вновь не обратили на рыцарей внимания, хотя те бесцеремонно проталкивались сквозь их ряды. Даже овцы возмутились бы подобным вторжением. Но Робер не услышал ни единого раздраженного окрика, ни один гневный взгляд не упал на него.

Среди людской толпы, на небольшом чистом пятачке стояли двое. Они выглядели странно бледными, были одеты в черные ризы, в руках держали книги. Один из них, расположившийся впереди, говорил, горячо жестикулируя:

– … и не клянитесь никогда, ибо любая клятва есть преступление против Духа святого!

– Ткачи, – шепнул брат Эрар, глаза его блеснули тревогой. – Лучше нам уйти, любое пребывание на их собраниях считается ересью…

– Нет, мы не уйдем! – довольно громко сказал брат Анри, проповедник сбился и недоуменно уставился на него. – Когда это воины Храма трусливо бежали перед лицом врага?

– Что вам угодно, добрые рыцари, во имя Святого Духа? – спросил проповедник. – Мы никому не враги, и мирно несем людям Слово Божие…

– Слово Диавольское! – воскликнул де Лапалисс. – Разойдитесь немедленно, а не то я, клянусь Святым Отремуаном, пущу в ход меч!

На лицах катаров не появилось страха, а вот крестьяне вокруг гневно заворчали.

– Трогать Добрых Людей [166]166
  так называли себя сами катары


[Закрыть] не позволим! – пробурчал здоровенный бородатый детина, чью шапку украшало перо цапли.

Рыцари обнажили мечи, встали полукругом, готовясь отражать нападение. Впрочем, Робер понимал, что оно вряд ли состоится. Даже самые безумные селяне не полезут на клинки с голыми руками.

– Не стоит проливать кровь! – проповедник шагнул вперед, его товарищ встал рядом. Во взглядах катаров не имелось страха и гнева, даже пламени веры, столь ярко горящего в отце Доминике, там не было. Глаза их были безмятежны и чисты. – Мы никому не навязываемся силой, и если эти люди пришли сюда, то по собственной воле!

– Разве вы не видите, во имя Господа, что это обман! – воскликнул брат Анри, потрясая мечом. – Козни Сатаны!

– Не, – сказа кто-то из толпы, – они говорят, что не надо есть мяса и сами не едят, проповедуют о том, что нельзя проливать кровь и сами ее не проливают. В чем обман? Вот наш священник, отец Пьер, все о смирении тела бормочет, а сам от окорока и в разгар поста не откажется!

– Молчите! – страшно выкрикнул брат Эрар. Он сделал шаг вперед и вскинул меч над головой проповедника. – Еще слово, и я зарублю его! Где не помогает слово, нужно применять оружие!

Катар поднял над собой книгу, словно пергамент мог защитить от острого лезвия.

– И что, добрый рыцарь, ты ударишь человека, закрывшегося Евангелием? – спросил он негромко.

– Стыдитесь, брат Эрар, во имя Пречистой Девы, – в наступившей тишине голос брата Анри прозвучал особенно отчетливо. – Меч, подобие креста Господня, вы подняли на безоружного человека! Который ничем вам не угрожал!

– Но он еретик!

– Но он считает себя христианином [167]167
  катары считали себя истинной церковью Христа, а не последователями какой-то новой веры


[Закрыть]! – резко ответил де Лапалисс. – Предоставьте епископам заниматься еретиками, нам же хватит неверных!

Зарычав от бессильного бешенства, брат Эрар опустил меч.

– Спрячьте клинки, сеньоры, – проговорил брат Анри не терпящим возражений голосом. – Мы уходим. Пусть Всевышний, – обратился он к катарам, – будет вам судьей!

Рыцари развернулись и тесной группкой направились в лес. Сквозь ткань плаща спину Робера жгли ненавидящие взгляды крестьян.

28 октября 1207 г.

Лангедок, Тулуза

Звон колоколов далеко разносился в холодном неподвижном воздухе. Небо сияло ослепительной ледяной синевой, а внизу, у подножия холма, на который только что выехали путешественники, лежала Тулуза. Она прилепилась к Гаронне точно дитя к матери, стремясь как можно крепче ухватить ее. В стороны выпирали предместья, над домами высились соборы, кресты на вершинах которых были хорошо различимы, несмотря на расстояние.

Робер видел куда более крупные селения, например, Акру, был в городах куда более древних и прославленных, как Иерусалим, но более красивого города он не встречал никогда. Тулузу словно построили специально для того, чтобы ей можно было любоваться.

– Что, впечатляет? – спросил с улыбкой брат Жиль. – Красивее моего родного Бордо ничего нет на свете, но когда я впервые увидел Тулузу, то чуть с коня не брякнулся…

– Ее называют жемчужиной Лангедока, соперницей Парижа, – вздохнул подъехавший брат Анри. – Хотя я думаю, что соперничество это не пойдет ей на пользу.

– Почему? – поинтересовался Робер.

– Париж – королевский город, а короли не любят, когда кто-либо пытается с ними соперничать! – пояснил де Лапалисс, после чего толкнул коня пятками. – Но сейчас нас ожидает город графский! Так поспешим же!

Отряд двинулся за командором. В душе Робера затеплилась робкая надежда, что здесь, в центре Лангедока, путешествие и закончится. Можно будет провести несколько месяцев на одном месте…

Спустившись с холма, храмовники миновали укрепленное предместье и лишь затем оказались у ворот собственно города. Над высокими и изящными башнями реяло графское знамя – золотой двенадцатиконечный сквозной крест в алом поле, а у распахнутых створок приезжих встречали стражники. Лица их были толстыми, указывая на то, что место тут хлебное, и сердитыми – для соответствия занимаемой должности.

– Куда следуете? – спросил старший воин караула у брата Анри.

– В город, – лаконично ответил тот, позволяя плащу распахнуться на груди. При виде белой одежды с алым крестом доблестный страж сразу потерял гонор. Связываться с Орденом Храма, весьма богатым и могущественным, ему было явно с руки.

Рыцари невозбранно въехали в город.

Здесь все оказалось вовсе не так празднично и красиво, как выглядело издалека. Горожане, пробирающиеся вдоль стен, казались мрачными, на лицах некоторых застыл испуг. Многие здания были с зубцами и башенками, некоторые походили на самые настоящие донжоны.

– Что-то здесь не так, – пробормотал брат Анри. – Все очень странно…

Посовещавшись с братом Жилем, который ранее уже бывал в Тулузе, де Лапалисс повел отряд к командорству Ордена. Они миновали центральную площадь с нависшим над ней собором и оказались перед группой огражденных зданий. Над ними вился флаг ордена с алым крестом.

– Мы вновь среди своих, сеньоры, во имя Господа! – воскликнул брат Анри. Здесь мы проведем несколько дней, прежде чем двинемся дальше!

Командор уже стучал в ворота, а Робер ощутил, как сердце тоскливо заколотилось. "Двинемся дальше" – значит опять придется мерзнуть в седле, молиться на ходу и подвергать себя дорожным опасностям…

– Кого там Бог послал? – ворота распахнулись, и в них показался привратник в одежде сержанта и с мечом на перевязи. При виде рыцарей глаза его расширились. – Въезжайте, братья, во имя Святого Сернена!

Во дворе командорства от людей и коней сразу стало тесно. Оруженосцы принялись развьючивать лошадей, кто-то побежал за командором Тулузы, и вскоре к прибывшим вышли несколько рыцарей. При виде одного из них, высокого, седоголового, с пронзительным взглядом голубых глаз, брат Анри вздрогнул и поспешно поклонился.

– Во имя Господа, брат Пон, вы ли это?

– Естественно, я, – усмехнулся седоголовый, и улыбка волшебным образом преобразила его лицо, сделала из сурового и жестокого добрым и располагающим. – Что привело вас сюда из песков Леванта?

– Приказ магистра [168]168
  титул «великий магистр» не применялся самими рыцарями, он был придуман много позже, уже историками


[Закрыть], – коротко ответил де Лапалисс. – Мы здесь задержимся на несколько дней, дадим отдых лошадям.

– Понимаю, – взгляд брата Пона, скользнул по приехавшим, и Робер ощутил себя так, точно старый рыцарь заглянул ему в голову. В нем чувствовалась та же сила, что и в Жаке де Майи, умение читать в душах людей и отдавать приказы. – Мы побеседуем с вами после ужина. А пока располагайтесь – вам отведут комнаты.

– Кто это был? – спросил Робер у брата Жиля, когда седоголовый рыцарь удалился.

– Ты не знаешь? – бордосец перекрестился. – Это Пон де Риго, магистр на Западе!

Сообщение о том, что он только что беседовал со вторым лицом в орденской иерархии, распоряжающимся всеми бальяжами [169]169
  крупными административными округами


[Закрыть] Ордена от Шотландии до Испании и Венгрии, потрясло Робера.

29 октября 1207 г.

Лангедок, Тулуза

В крошечной часовне при командорстве, где проводились службы, было до невозможности душно, и Робер, после молитвы девятого часа выбравшись на улицу, с наслаждением вдохнул свежий и чистый воздух.

Несколько дней предстояло провести на месте, но безделья это вовсе не означало. Все, что за время путешествия пришло в негодность, нужно будет заменить и починить, причем для замены придется получать разрешение своего командора, брата Анри, а о починке договариваться с местными братьями-ремесленниками, что тоже не всегда просто. У них хватает работы по обслуживанию собственных сержантов и рыцарей.

Помимо этого, оставалась еще чистка оружия и снаряжения. Это каждый рыцарь в Ордене, даже магистр, делал сам. Но Робер надеялся все же выпросить несколько часов для прогулки по Тулузе, в сопровождении брата, который хорошо знает город. Впрочем, одного его и не пустили бы.

Брата Анри он нашел в отведенном приехавшим дортуаре [170]170
  общей спальне


[Закрыть]. Свободных келий не было, и всех – рыцарей, сержантов, оруженосцев, поместили вместе. Впрочем, никто не жаловался.

Де Лапалисс выслушал просьбу с непроницаемым лицом, а потом сказал:

– Во имя Господа, брат Робер, не проси меня о таком. Я не могу выпустить тебя за стены командорства!

– Почему? – искренне удивился Робер. Он давно привык к благоволению командора, так что услышать отказ было странным.

– Вчера мы беседовали с сеньором де Риго. Он поведал, что в городе неспокойно, – пожал плечами брат Анри. – Епископ Фолькет создал из горожан так называемое "белое братство" для борьбы с катарами, а их сторонники объединились в "черное братство". Последняя стычка между ними была всего лишь несколько дней назад! Несколько человек погибло.

– И что? – недоуменно поинтересовался Робер.

– А то, что Орден не любят как катары, которые считают, что мы вскоре явимся рубить их так же, как и сарацин, так и многие верные чада Матери-Церкви, думающие, что мы там, на востоке, сами погрязли в ереси! Понял?

Робер кивнул.

– Но разве граф не хозяин в городе? И не может просто разогнать бунтовщиков?

– Тулуза – основа богатства Сен-Жиллей, – покачал головой де Лапалисс, – но город давно уже управляется сам. Горожане выбирают консулов, которые и вершат все дела. Но сейчас и консулы меж собой переругались…

– Все ясно, сир, – вздохнул Робер. – До отъезда придется сидеть в командорстве.

– Именно так, клянусь Святым Отремуаном! – брат Анри на мгновение задумался. – Впрочем, сегодня вечером брат Пон и брат Бертран, бальи Лангедока, также находящийся в Тулузе, приглашены епископом на воскресную службу в собор Святого Сернена. Магистр любезно взял меня в свиту. Я думаю, не случится ничего страшного, если ты отправишься со мной. Будь готов сразу после капитула!

– Да, сир, – Робер склонил голову, стараясь скрыть охватившую его радость.

Из командорства вышли вдесятером, и магистра и бальи сопровождали по несколько рыцарей и оруженосцев, так что на Робера никто не обратил внимания. Всем выдали новые одежды, белее первого снега, а кресты на груди и спине, казалось, были нанесены настоящей кровью.

Под коттами, тем не менее, скрывались кольчуги, а полы плащей оттопыривали мечи. Рыцари, как всегда, были готовы к бою, пусть даже находились не в Заморской Земле, а среди христиан.

Впрочем, по дороге до собора их никто не потревожил. Храм Святого Сернена возносился к темнеющим небесам рукотворной горой, а из его распахнутых дверей вырывался слабый золотистый отблеск, говорящий о том, что внутри зажжено множество свечей.

Служба еще не началась, но собор оказался полон народу. В глазах рябило от множества изображенных на коттах гербов. Преобладали ало-золотые тона – цвета графа Тулузского. Во множестве были и дамы – в роскошных нарядах, каждый из которых стоил не дешевле, чем рыцарские доспехи. Среди мирян мелькали ризы клириков.

В разношерстной толпе взгляд Робера тотчас выделил высокого смуглого мужчину с близко посаженными черными глазами. Мантель его был подбит дорогим мехом куницы, а подол котты опускался почти до щиколоток. Взгляд черноглазого был скучающим, на лице застыло надменное выражение. Рядом с ним топтался наряженный в двурогий колпак шут.

– Кто это? – спросил Робер тихонько, когда рыцари Ордена заняли место среди прочих верующих.

– Граф Раймон, – ответил брат Анри, – а вон там стоят папские легаты, прибывшие в Лангедок для борьбы с ересью.

Несколько прелатов, одетых с непомерной роскошью, глядели по сторонам с явной неприязнью. Они держались отдельно ото всех, словно находились среди прокаженных, да и к ним никто не подходил близко.

– Не знаю, кто из них кто, – пробормотал де Лапалисс, – но брат Пон поведал мне о них многое. Уже много лет здесь находятся братья Ордена Сито [171]171
  цистерианцы


[Закрыть] Райнер и Гвидон, но они вызвали к себе такую ненависть, что Апостолик вынужден был прислать новых, братьев Петра де Кастельно и Рауля, призванных из аббатства Фонфруа в Нарбонне. Но и они не справились, тогда приехал брат Арнольд, бывший аббат Сито, но и он за те три года, что провел в Лангедоке, прославился лишь жадностью.

– Помилуй нас Господь! – воскликнул Робер и перекрестился.

В тот же момент началась служба. В поле зрения появился епископ тулузский Фолькет в сопровождении чинов капитула. С хоров послышалось слитное пение. Судя по всему, здешний регент певчих свое дело знал.

Робер молился, даже не замечая, что его молитва отклоняется от канона, что он вовсе не повторяет те слова, что бормочут все вокруг. Он искренне просил Господа даровать этой земле, такой красивой и благодатной, достойных ее духовных пастырей, которые будут славны духовной силой, а не какими-либо пороками…

И как всегда во время удачной молитвы мир вокруг исчез, смолкли все звуки, Робер словно повис в озаренной божественным светом пустоте. Чувство, что Всевышний тут, рядом, за непреодолимой для человека завесой, и слышит каждое слово, заставило трепетать его сердце.

Брат Анри во время молитвы не забывал поглядывать по сторонам, и когда ему показалось, что голова Робера светится, он сначала решил, что ему показалось. Де Лапалисс мигнул, но видение не пропало. Наоборот, широкое кольцо света вокруг русой головы молодого рыцаря, который стоял неподвижно, сложив руки и закрыв глаза, сделалось ярче.

Брат Анри перекрестился.

Но кольцо, до ужаса похожее на нимб святого, не исчезло. Надеясь, что больше никто его не заметил, де Лапалисс толкнул молодого нормандца в плечо. Тот зашевелился, открыл глаза, и непонятное свечение тотчас начало тухнуть.

– Что такое? – спросил Робер, недоуменно моргая.

– Ты, никак, заснул? – Анри за гневом спрятал облегчение.

– Нет, сир, – тихо отозвался Робер. – Просто задумался.

Он вновь стал молиться, но вернуться к прежнему состоянию не удалось. Вздохнув, молодой рыцарь открыл глаза. Служба шла своим чередом, а люди вокруг занимались собственными делами. Тихо переговаривались рыцари из графской свиты, сплетничали дамы, даже легаты Святейшего Престола о чем-то шептались украдкой. Шут приплясывал на месте и смешно размахивал руками. Лицо его было дурашливо-торжественным. В тот момент, когда Робер понял, что дурак копирует движения проводящего службу епископа, его прошиб холодный пот.

Как граф допускает подобное святотатство?

Но повелитель Лангедока наблюдал за происходящим с улыбкой.

Служба меж тем завершилась. Причастившись, рыцари двинулись к выходу, но дорогу им неожиданно преградили. Невысокий рыцарь, темноволосый и голубоглазый, встал на их пути.

– Подождите, мессены, – проговорил он поспешно.

– Что вам угодно, во имя Господа? – в голосе Пона де Риго слышалось удивление.

– Мое имя Раймон де Рекальд, – последовал поклон в сторону бальи Тулузы, – и брат Бертран меня хорошо знает. Я сенешаль графства, и мессен граф Раймон послал меня к вам известить, что он желает поговорить с вами!

Рыцари остановились. Граф подошел сбоку, легкой изящной походкой. Выглядел он куда моложе своего возраста [172]172
  пятьдесят один год


[Закрыть], в теле не было массивности, а седина только чуть тронула темные волосы.

– Мессены, – проговорил он с легким поклоном, – рад видеть столь знаменитых воинов Ордена Храма в Тулузе.

Голос графа звучал любезно, но в глазах, черных, точно агат, не было тепла.

– Для нас честь беседовать со столь благородным человеком, – спокойно отозвался Пон де Риго. – Что вам угодно, граф?

– От вас, почтенный магистр – ничего, – Раймон Сен-Жилль улыбнулся. – Дела Запада мне известны не хуже ваших, а вот о Востоке я хотел бы узнать поподробнее.

Робер краем глаза заметил, как напрягся брат Анри.

– От достойных доверия людей я узнал, что в тулузском командорстве остановилось несколько братьев, прибывших из Леванта, – продолжал говорить граф, лицо его было непроницаемым. Не так ли, эн Бертран?

– Вы прекрасно осведомлены, сир, – ответил несколько удивленный, судя по тону, бальи. – Вот, брат Анри и брат Робер, достойные рыцари, недавно покинувшие Святую Землю.

– Мессены, – в ответ на поклон графа Робер тоже поклонился, – Завтра состоится посвящение в рыцари молодого Бертрана, сына Арчимбауда, виконта де Комборн, моего родича. Я хочу пригласить вас туда.

– Это большая честь, во имя Господа, – ответил де Лапалисс. – Но…

– Вот и отлично, – перебил рыцаря Раймон. – Завтра за вами заедет эн Раймон, – последовал кивок в сторону сенешаля. Всего хорошего, мессены.

И, не обращая внимания на ответные слова, граф тулузский стремительно отошел. За ним потянулась свита.

– Вам придется пойти, брат Анри, – проговорил де Риго. – Хотя это и опасно. Сен-Жилль крайне непостоянен и скор на злые шутки, но идти против его желания даже я бы не стал!

– Воистину так, сир, – мрачно согласился де Лапалисс. – Вот только чего ему от нас надо?

– Скорее всего, – пожал плечами магистр, – он желает послушать рассказы о Святой Земле. Но мы задержались, нам пора…

У дверей собора рыцарей встретили пришедшие по приказу предусмотрительного брата Бертрана слуги с факелами. Было уже темно, и ветер поднимал полы плащей, нещадно дергал пламя, заставляя тени плясать на мостовой и стенах домов.

– Почему все так опасаются графа? – спросил Робер, когда они оказались в пределах командорства.

– Все очень просто, – ответил со вздохом де Лапалисс. – Он очень непостоянный и переменчивый человек, собственное обещание или клятва для него мало чего значит, как, впрочем, и выгода. Он всегда поступает лишь под действием мимолетной прихоти и поэтому непредсказуем. А учитывая, что он самый могущественный властитель от Пиренеев и до Луары, легко представить, какие неприятности Ордену может принести его гнев, вызванный мимолетным раздражением… И откуда он только про нас узнал?

– Наверняка, у него есть лазутчики, – проговорил Робер.

– В этом даже сомневаться не приходится! – ответил ему брат Анри. – Но не среди братьев же! Впрочем, теперь нам все равно придется идти, даруй нам сил Пречистая Дева!

30 октября 1207 г.

Лангедок, Тулуза

Раймон де Рекальд постучался в ворота командорства сразу после утренней трапезы. Робер и брат Анри, наряженные в лучшие одеяния, которые только позволял устав, ждали его.

– Следуйте за мной, мессены, – проговорил сенешаль графства, – граф не хотел бы, чтобы вы опоздали.

Забравшись в седла, рыцари в сопровождении оруженосцев отправились в путь.

За северными воротами города, на широком лугу, собралась, похоже, вся знать графства. Тут были золотые на алом фоне кресты Тулузы, белые звезды Кастра и синие и золотые квадраты Лодева, башни Альби и львы Руэрга.

– Мессены, – сказал граф, сидящий на роскошном белом жеребце в окружении многочисленной свиты, – рад приветствовать вас в добром здравии!

– Во имя Господа, сир, – ответил брат Анри. Робер молча поклонился.

По лицу графа пробежала мгновенная гримаса неудовольствия, тут же впрочем исчезнувшая.

– Пора начинать, – бросил он. – Эн Арчимбауд, где твой отпрыск, не заснул?

– Никак нет, сир, – ответил толстый рыцарь с лицом красным, точно спелая земляника. Судя по всему, это был отец посвящаемого. – Уже идут!

Со стороны города показалась процессия, возглавлял которую довольно пухлый юноша, босой и в одной рубахе. Ему было, наверняка, холодно, но лицо его выражало высшую степень восторга. Вслед за посвящаемым, который ночь, по обычаю, провел на бдении в церкви, шагали несколько слуг, которым предстоит теперь сопровождать будущего рыцаря в дни войны.

– Готова ли бадья? – вопросил граф.

– Готова! – ответил кто-то. Несколько дюжих слуг, кряхтя от напряжения, выволокли в центр свободного пространства огромную деревянную бадью. Над ней поднимался пар.

– Отлично! – возликовал Раймон. – Эн Бертран, поторопитесь! А то мы все тут замерзнем!

Наследник виконта де Комборн задвигался быстрее. Оказавшись около бадьи, он скинул сорочку на руки слуг, и поспешно погрузился в теплую воду. Раздался плеск.

К бадье тотчас поспешил размахивающий кадилом священник. Загнусавил что-то, мелко крестя воду и разместившегося в ней юношу.

– Они что, заново крестят его? – тихо спросил Робер.

– Да, а у вас что, все по-другому? – отозвался брат Анри.

– Все гораздо проще, – шепотом сказал Робер. Привлекать внимание кого-либо из графской свиты ему не хотелось. – После ночной молитвы сразу следует адобер [173]173
  adouber (сев. фр.) – привешивание меча


[Закрыть]!

– Вот из-за такой простоты вас и считают некуртуазными, – усмехнулся брат Анри. – Но ради Господа, тише. На нас уже смотрят!

Заново окрещенного юношу уже извлекли из бадьи, сыгравшей роль купели, и теперь одевали. Во все новое, из самых дорогих тканей. Отцу молодого рыцаря, да и ему самому сам Господь велел быть щедрыми…

– Подойди ко мне, эн Бертран, – голос графа раскатился над поляной. Раймон уже спустился с коня и теперь стоял, держа на вытянутых руках меч в искусно украшенных ножнах.

Молодой де Комборн поспешил к сюзерену, а подойдя, замер, почтительно склонив голову и сложив руки в молитвенном жесте. Граф, который был выше, чуть наклонился и ловко привесил ножны к поясу юноши.