Текст книги "Полное собрание стихотворений"

197

 
Приземист лес, и берега пологи,
И море глухо плещет о песок…
Как этот край, и скучный, и убогий,
Мне на сердце тяжелой ношей лег!
 
 
Как будто где-то в позабытой были,
Меня теперь догнавшей сквозь века,
Уже давно обещаны мне были
И этот плеск, и этот хруст песка.
 
 
И здесь, сейчас, в глухом уединеньи,
Назначенном зачем-то наперед,
Какое-то земное преступленье
Не торопясь мой путь пересечет.
 
 
Но все мертво, все пусто, все безмолвно,
Лишь плеск воды да ветра слабый стон,
И тайный страх уже спадает, словно
Измучивший и отлетевший сон.
 
 
Но навсегда запомнится мне этот
Пологий берег, волны и песок
И то, что там осталось без ответа:
Смутивший знак, ненаступивший срок.
1957
 

198

 
Я выпросил звезду у Бога.
Но что мне дальше делать с ней?
Она, чуть вечер, за порогом
Встает над нищетой полей.
 
 
И говорит мне: Я явилась.
Прими меня и приюти!
Я, как ребенок, заблудилась
На неисхоженном пути.
 
 
Пусть кто-то вычислил примерно
Мой вес, мой цвет, мои года —
Мы оба знаем: все неверно!
Я просто нищая звезда!
 
 
Не лучше я и не прекрасней
Твоей замученной земли.
В порыве к радости напрасной
Мы с нею вместе отцвели.
 
 
Обеих нас поймали люди
В математическую сеть.
Обеих нас никто не любит,
А кто посмеет нас воспеть?
 
 
Так говорит она… сказала…
И долго слышу я в ночи,
Как ось ее скрипит устало
И осыпаются лучи.
1957
 

199

 
Я к Богу с жалобой пришел.
Докучною и неизменной:
– Мне все-таки нехорошо
На островке Твоей вселенной!
 
 
Не потому что здесь всегда
Любая боль неисцелима.
И пахнут гарью города
И пеплом – волосы любимой.
 
 
А потому что не найду
Я никогда ответа свыше:
Зачем пришел, куда иду
И почему Тебя не слышу.
 
 
На всех дорогах бытия
Исхлестанный отцовской плетью.
С Тобой уже торгуюсь я
Несчетные тысячелетья.
 
 
Но Ты молчишь. А я – устал.
И все настойчивей желанье
Навеки заградить уста
Освобождающим молчаньем.
 
 
Не спрашивать, а просто ждать,
Свои тысячелетья множа,
Покамест гнев иль благодать
Преобразит иль уничтожит.
1958
 

200

 
Моя душа! Чужою тенью
Ты посетила край земной
И, верно, только на мгновенья
Бывала счастлива со мной.
 
 
В часы отчаянья и скуки
Не ты ли – и всегда права! —
Мои удерживала руки
И стерегла мои слова?
 
 
И лишь когда стихи и море
Захлестывали сердце мне.
Ты тоже, радуясь и вторя,
Бывала счастлива вполне.
 
 
Что принесет нам наша встреча
В пустынях скудости земной?
Тебя ль мой жребий изувечит?
Меня ль очистит подвиг твой?
 
 
Иль встретимся с тобою снова
В далекой мгле грядущих дней,
Зачем-то повторить готовы
Мученья близости своей.
1958
 

201

 
Мне страшно! Мы представлены
Почти что себе самим,
И нехотя водят ангелы
Нас всех по путям земным.
 
 
О, есть среди них чудесные.
Усерднее наших пчел.
Вот мой, например, что с песнею
Меня через жизнь провел.
 
 
Но больше таких, что ленятся,
А есть – отошли совсем
И бросили душу-пленницу
В добычу всему и всем.
 
 
Конечно, с них будет спрошено,
Догонит их Божий гнев,
Да только душа, что брошена,
Сгорит на земном огне.
 
 
Сама торопя с развязкою,
Чтоб боль оборвать в груди…
Мне страшно! Мой верный, ласковый,
Мой светлый, не отходи!
1958
 

202

 
Когда умрем, поймем мы, может быть,
Зачем так много горечи на свете,
Сумеем нашу землю полюбить
И смысл в ее бессмыслице приметим.
 
 
Ну а сейчас… – сейчас она грязна,
И нам ее прикосновенье гадко.
Как далеко запрятана она,
Непоправимая ее загадка!
Как далеко! Не вспомнить, не понять.
Не разобраться в смутном сновиденьи,
И чудится, что все стремится вспять,
К началу, к хаосу, к нагроможденью.
Вот разве только смерть… Поверим ей.
Не будем рассудительны и строги!
В расселинах таких же точно дней
Она была помощницею многим.
Всех приютила, всем ответ дала
И, уходя, на некоторых лицах
Оставила легчайший луч тепла —
Стихотворенья на пустых страницах!
1956
 

203

 
После каждой безрассудной ночи
Каждого бессмысленного дня
Жизнь быстрей становится короче,
Да еще не просто, а дразня.
 
 
Шепчет мне: – а не досадно ль все же,
Что меня не удержать никак,
Что я та шагреневая кожа,
О которой рассказал Бальзак?
 
 
Всю меня, как женщину, лелея,
Разодел и разукрасил ты,
Вечность ты мне подарил на шею —
Жемчуг небывалой красоты.
 
 
Только я прикинулась твоею,
Лгу, что на тебя не надышусь.
Час придет – тебя не пожалею:
Черной, душной бездной обернусь!
 
 
И не лучшим будет ли ответом
На мою улыбчивую ложь,
Если ты тайком меня за это
Неумелой пулей оборвешь?
 
 
…Шепчет, шепчет, вкрадчиво хлопочет,
Хочет все уговорить меня —
После каждой безрассудной ночи,
Каждого бессмысленного дня.
1958
 

204

 
Мой испуг, моя земная жалость,
Песня неумелая моя —
Вот и все, что у меня осталось
От тысячелетий бытия!
 
 
Почему так мало? Для чего же,
Всеми вожделеньями горя,
Жизни я мучительные прожил,
Переплыл пустыни и моря?
 
 
Сколько мне еще и ждать и верить,
Страны, царства и века считать?
Сколько мне еще в глухие двери
Сердцем, сердцем – не рукой! – стучать?
 
 
О, медлительность земной науки,
Трудное земное ремесло!
В темноту протянутые руки,
В пустоте гребущее весло!
 
 
Где, когда, каким прикосновеньем
Приобщусь я истины твоей,
Мир мой, бред мой, смутное виденье
Сквозь туман меня томящих дней?
 
 
Или проясниться ты не можешь,
Как ни заклинай и ни моли,
И, едва раскрыв их, снова сложишь
Крылья семицветные свои?
 
 
И в обжегшем нас на миг сияньи
Мы должны, незрячие, прочесть
Всю разгадку своего скитанья,
Всех свершений огненную весть!
1958
 

205

 
Как земли уносишь горсть с собою,
Покидая родину свою,
Так в душе я знание скупое
О стране дожизненной таю.
 
 
Ах, его когда-то было много!
Но на долгом, на земном пути
Растерял его я на дорогах,
По которым мне пришлось идти.
 
 
И сейчас петлят они все так же,
Перекрестков и теперь не счесть,
С каждым днем все глуше, все бессвязней
Об ином сберегшаяся весть.
 
 
Неужели я и дальше буду
Уходить в густеющую тьму,
То, что было, навсегда забуду,
А того, что будет, – не пойму?
1956
 

206

 
Прощаться всего трудней, потому
Лучше всего умереть одному.
Чтоб были только стул да кровать.
Чтоб некого было к себе позвать.
Ничьих не увидеть последних слез.
Чтоб никакой подкроватный пес
В руку что свесилась, не лизнул,
Солнечный луч в дверь не скользнул,
Бабочка не залетела в окно…
О, только бы, только бы не весной!
О, если бы ночью! И чтобы звезда
Упала. Другая… Еще…
Тогда
Может быть легче будет уйти
По такому —
совсем пустому —
пути.
1957
 

207

 
Потому, что в этой жизни надо
Тело осторожное иметь,
Гордости докучную прохладу,
Разума мучительную клеть —
 
 
Мы живем не так, как нам велело
Огненное солнце бытия.
О земные исказив пределы
Жизнь мою, живу ли даже я?
 
 
Не бреду ли просто я, теряя
Свой же давний полустертый след,
Тусклый луч потерянного рая
Принимая за грядущий свет.
1957
 

208

 
От многих лет, от повторенья
Себя перегонявших дней
Остались странные мгновенья
Живыми в памяти моей.
 
 
Не те, что облетели розой
Иль напоили из горсти,
А те, что жесткою занозой
Остановили на пути.
 
 
Мне наслажденьем тайным стала
Их затихающая боль.
 
 
…Вот так шопеновский бемоль
Милей прозрачного хорала.
1957
 

209

 
Те города, где мы не побывали,
Те женщины, что нас не полюбили,
И те стихи, что мы не написали —
Нас мучаете до сих пор не вы ли?
 
 
Не ваши ли во сне мелькают плечи,
Белеют камни и сияют звуки?
Кто говорит, что если нету встречи —
То не бывать, конечно, и разлуке?
 
 
Вот мы не встретились… Но, замирая
В какой ревнивой и глухой обиде.
Я думаю о вас, хоть никогда я
Не целовал, не пел вас и не видел.
1957
 

210

 
В одну из тех ночей, когда,
Откинувшись, как для глотка,
Ты жаждешь неба, а звезда
Так безнадежно далека —
 
 
Не радостно ли ощутить
Плечо любимой у плеча,
Ту близость, без которой жить
Не стоит, – скажешь сгоряча.
 
 
А между тем никто нигде
Тех двух пространств не превозмог,
И путь к любимой и к звезде
Так одинаково далек!
1958
 

211

 
Мы все так делали. Мы всякий дар земли
Нетерпеливо отвергали.
Мы лучших девушек не сберегли
И лучших писем не послали.
 
 
Мы перепробовали всех отрав,
А горный ключ был скрыт от взора.
Самих себя беспечно обокрав
Мы так и не узнали вора.
 
 
Пусть он сейчас стоит передо мной —
Что пользы в этой поздней встрече?
Что с утра спрашивать, когда давно
Кругом непоправимый вечер!
1956
 

212

 
Встретились, как с многими встречались —
В тусклый день и равнодушный час,
И сперва еще не разобрались:
Началась любовь, не началась?
 
 
Но уже, как если бы в поруку,
Ты тогда мне руку отдала,
Милую, встревоженную руку.
Ту, что никогда не солгала.
 
 
Задержалась только на мгновенье,
На почти неуловимый срок,
Так что смысл того прикосновенья
Разгадать я лишь сегодня смог.
 
 
…Надо в мыслях чаще возвращаться
К отгоревшим, отшумевшим дням,
И в золе их мы найдем богатства,
Что в огне не просияли нам.
1958
 

213

 
В талом небе такие мокрые.
Акварельные облака.
…Мог ли я сомневаться, мог ли я
Не поверить, что ты близка,
 
 
Если так хорошо и весело
Ты умела ко мне прильнуть,
Медный крестик с моей повесила
На свою золотую грудь?
 
 
…В мутном небе такие влажные,
Акварельные облака.
…Важно ли, что была ты, важно ли,
Что слабела в моих руках,
 
 
Если вот вспоминаю редко я
И так нехотя о тебе,
Если ты раскаленной меткою
Не осталась в моей судьбе?
 
 
…В бледном небе совсем туманные,
Акварельные облака.
Почему меж других – не страшно ли? —
Эта путается строка?
 
 
Или ею напоминается,
Что все лучшее навсегда
Разлетается, расплетается,
Растворяется без следа.
1958
 

214

 
Нас было двое. Женщина была
Веселой, молодой и рыжеватой.
Умела лгать и изменять могла.
Не быв притом ни разу виноватой.
Теперь она… – но нет, мне легче с ней
На «ты»! – теперь ты все уже забыла:
Как целовала с каждым днем скучней,
Как мучила меня и как убила.
Нет, не сама, конечно! Кто теперь
Сам убивает? Я отлично помню,
Как ты на выстрел распахнула дверь
И кинулась ко мне, и как легко мне
Внезапно стало: я в твоих глазах
Прочел все то, во что уже не верил —
Недоумение, и боль, и страх,
И чувство горькой все-таки потери.
…О, если бы из тишины моей,
Из моего прекрасного свершенья
Вернуться снова в ужас этих дней,
Изведать снова все твое презренье,
Всю ложь прикосновенья твоего
И как последнюю земную милость
Спустить курок – все только для того,
Чтоб ты опять вот так ко мне склонилась.
1956
 

215

 
Возможно, если бы украдкой
Я снова побывал в былом,
Я разглядел бы недостатки
В далеком облике твоем:
В разрезе глаз, и в цвете кожи.
И в очертаниях груди —
Во всем, на что, когда моложе,
Мы, собственно, и не глядим,
 
 
В своем великом нетерпеньи
Влюбляясь, нужно или нет,
Уже в одно прикосновенье
Семнадцати девичьих лет,
 
 
Когда неловкая Диана,
Ступив на вешнюю траву,
Для первой неумелой раны
Стрелу вправляет в тетиву.
1958
 

216

 
Я думал до сих пор, что наша
Давно развязанная связь
Хотя была других не краше,
Но все же в сердце сбереглась.
 
 
И вот недавно, в день погожий
Бродя по улице пустой,
Как заблудившийся прохожий
Я вышел к истине простой:
 
 
Что все давным-давно забыто
И окончательно мертво,
Что сердце на могильных плитах
Не написало ничего.
 
 
Нет, не подумай, я не плачу,
Я просто на ущербе дней
Одною истиной богаче.
Одною радостью бедней.
1958
 

217

 
Ну что же, вспомним зимний полдень, дом
И на паркете отблеск розоватый,
Неву в сияньи снежном за окном,
А между рам – стаканчики и вату.
И пармские фиалки у окна,
Махровые, бледней обыкновенных.
Как я любил их! Как была нежна
Их лиловатая голубизна
На фоне бледных зорь, закатов пленных
И желтой мути петербургских зим!
Как этот фон для них неповторим!
 
 
Тот магазин, где все их покупали
В те годы, назывался Fleurs de Nice.
Я помню поручни, ступеньки вниз
(Он почему-то был в полуподвале)
И сквозь заиндевевших стекол блеск —
Нежнейших красок приглушенный всплеск.
 
 
Вот, как тогда, вхожу я в этот душный
И влажный погреб…
Почему здесь ты?
Все так же весела и равнодушна,
На грани красоты и пустоты.
Где ты теперь, мой первый неприятель
В смертельных схватках с призраком любви?
Тогда я сердце на тебя истратил,
Сегодня – ты чужая мне. В крови
Твой образ и легчайшего волненья
Не в силах вызвать. Даже те цветы,
Что я дарил тебе, чье имя – тленье,
Живее и желаннее, чем ты.
Что ж, отвернись с усмешкой, как бывало,
И отойди! Не заслоняй фиалок!
1957
 

218

 
Сколько раз я нарушал обычаи
На извечном празднике любви!
Сколько раз в моем косноязычии
Захлебнулись радости мои;
 
 
Сколько раз засматривался молча я
Там, где нужно было подойти,
Сколько раз другие хваткой волчьею
Крали женщин с моего пути.
 
 
И за это горькое незнание
Как любить быстрей и веселей —
Я казнен теперь воспоминанием,
Самой страшной казнью на земле.
1957
 

219

 
Когда бы жизнь пришлось начать сначала —
Пусть будет снова именно такой:
Доверчивой, как путник запоздалый,
Беспомощной, как стебель под рукой.
 
 
Не уклонюсь ни от единой боли,
Ни от одной из казней и обид.
Пусть снова и согнет и приневолит
И жалостью ненужной оскорбит.
 
 
Все для того, чтобы опять и снова
Изведать, задыхаясь и спеша,
Прикосновение карандаша
К трепещущему, пойманному слову.
1956
 

Уходящие паруса

Моей жене

220

 
Мы все уходим парусами
В одну далекую страну.
Ветра враждуют с облаками.
Волна клевещет на волну.
 
 
Где наша пристань? Где-то! Где-то!
Нам рано говорить о ней.
Мы знаем лишь одни приметы.
Но с каждым днем они бледней.
 
 
И лишь когда мы все осилим
И всякий одолеем срок —
Освобождающе под килем
Прибрежный зашуршит песок.
 
 
И берег назовется ясным
И чистым именем своим.
Сейчас гадать о нем напрасно
И сердца не утешить им.
 
 
Сейчас кругом чужие земли.
Буруны, вихри, облака,
Да на руле, когда мы дремлем,
Немого ангела рука.
1961
 

221

 
Не потому, что мне когда-то
О нем рассказывала мать,
Не потому, что Фра Беато
Меня учил ему внимать,
 
 
Не потому! – А просто где-то.
В той изначальной тишине.
На грани вспыхнувшего света
Он сам приблизился ко мне.
 
 
С тех пор прошли земные сроки.
Которых не произнести.
Я иссушил свои истоки
И расточил свои пути.
 
 
И только ты, воспоминанье
О той дожизненной стране.
Вернее веры, ярче знанья
Меня ведешь и светишь мне!
 
 
Я помню, помню! Этим словом
Все решено в моей судьбе!
Мой ангел, спутник мой суровый,
На всех путях, под всяким кровом
Я буду помнить о тебе!
1960
 

222

 
На италийском мраморе плиты —
Простое имя и скупая дата.
Но почему остановился ты
И вздрогнул я, смущением объятый?
 
 
Не потому ль, что вновь коснулся нас
В своем захолодевшем начертаньи
На плитах всех повторенный рассказ
О жалком человеческом незнаньи.
 
 
Смотри: сквозь надпись проступает ложь!
Лгут имена! Нас всех зовут иначе!
Нам роздали их просто как пришлось!
Где то, каким в веках я обозначен?
 
 
И даты лгут! Нам миллиарды лет!
Не эти шестьдесят, не эти тридцать!
Обратно нам уже дороги нет,
Но впереди нам не остановиться.
 
 
Уйдем отсюда! Что нам говорят
Случайно здесь разбросанные плиты?
Пройдут века – и мы придем назад.
Еще мгновенье – и они разбиты.
1960
 

223

 
Когда я перед зеркалом стою,
Меня томит щемящее желанье
В него войти, проверить жизнь мою
Какой-то новой мерой расстоянья.
 
 
Наверно, если в зеркало войти,
Очутишься в пространствах небывалых,
Где все не так, как на земном пути,
И где, быть может, легче для усталых.
 
 
Там тишина, конечно, и покой,
А если где и сбереглись рояли —
То можно, не коснувшись их рукой,
Любое вспомнить, что на них сыграли.
 
 
Мне кажется, что там всегда светло.
Все зеркала – хранилища сияний.
О, сколько в их глубинах расцвело
Земных огней и солнечных касаний!
 
 
Ты не найдешь там горестных могил
(Ведь зеркалам нет до трагедий дела!).
Но непременно ту, что ты любил —
Она так часто в них тогда гляделась!
 
 
Но как туда войти? Как отыскать
Запретный путь в такое новоселье?
Какое слово надо прошептать?
Поклясться чем? Хлебнуть какого зелья?
 
 
Вот так и смерть встает передо мной
На зеркало огромное похожей.
Такой же неподвижной и немой, —
И кто мне, кто в нее войти поможет?
 
 
Что если, дерзновеньем окрылен,
Я кинусь к ней и вдруг, в последней муке,
Лишь битого стекла услышу звон,
Увижу в кровь изрезанные руки?
 
 
А может быть, простое слово есть?
Чуть слышное… И надо лишь неспешно
Приблизиться и слово произнесть…
И вот вошел я и уже не здесь,
А там, в краю зеркальности утешной!
1961
 

224

 
Заложница несбыточной мечты!
Моя душа! Все променяла ты
На право быть невольницею этой!
Ну что же! – каменные плиты мерь,
Оглядывайся на глухую дверь,
Тянись к окну под потолком и сетуй!
И вот за это все тебе дана
Никем нетронутая тишина.
Никем не смятый луч через решетку
Ни с кем неразделенная звезда.
А в каждодневном хлебе иногда
Нездешней преломленности находка.
1959
 

225

 
Пока мой ангел на плечо
Кладет мне руку бережно.
Я знаю, что не все еще
И не совсем потеряно.
 
 
Но невозможно распознать
Его прикосновение.
Не отличить, не угадать
Чудесного мгновения.
 
 
Оно не радость, не испуг,
Не видится, не слышится,
Оно лишь в том, что сердцу вдруг
Чего-то легче дышится.
1960
 

226

 
Мы потому смотреть на небо любим,
Что поиски пространства – наш удел,
И навсегда дано в дорогу людям
Томленье душ и нетерпенье тел.
 
 
Так прежде мы на океан смотрели.
Материки предчувствуя вдали.
И бредили открытьями америк,
И в бездну вод кидали корабли.
 
 
Теперь опять томит нас жажда далей.
Их древний зов в крови еще не стих!
И чтоб они нам звезды разыскали —
Кидаем в небо посланцев своих.
 
 
И только на какой-нибудь планете.
Где светят три смарагдовых луны.
Иль по дороге к альфе или бете
Какой-то звездной золотой страны —
 
 
Поймем мы наконец, что подвиг странствий
Загадок всех еще не разрешил.
Что мы забыли об одном пространстве —
Пространстве нашей собственной души.
 
 
Что миллиарды лет скитаясь с нею.
Мы к ней самой свой потеряли след.
И до нее нам дальше и труднее.
Чем до америк и до андромед!
1960
 

227

 
Стала жизнь, что сон перед рассветом,
Этот чуткий, этот хрупкий сон.
Спишь еще, но знаешь: мягким светом
Занялся далекий небосклон.
 
 
И, тяжелых век не подымая,
Чувствуешь: он в комнату вошел,
По предметам, их не задевая.
Расстелил свой сероватый шелк.
 
 
Подождать – и неизбывным светом
Озарится узкая кровать.
И досадно только, что об этом
Не успею никому сказать.
 
 
Вот за дверью кто-то шевельнулся…
Постучат, откроют и войдут…
Но того, что я уже проснулся,
По глазам закрытым не поймут.
1960
 

228

 
Время! Спутник мой таинственный
На моих земных путях!
Враг смертельный! Друг единственный!
Наслаждение и страх!
 
 
Кто-то умный (не оспаривай!),
Но, конечно, не поэт,
Объяснил, что ты лишь марево,
Что тебя и вовсе нет.
 
 
Пусть! Но раз еще мы связаны
С нашей медленной землей —
Мы с тобой дружить обязаны
И дрожать перед тобой.
 
 
Я тебя в беспечной младости
Не берег и не ценил,
Лишь сейчас, и то без радости
Огорченно полюбил.
 
 
И слежу вперед известное:
Как, не глядя мне в лицо.
Всходишь ты чужой невестою
На соседнее крыльцо.
1961
 

229

 
Предутренняя болтовня дроздов
Вновь для меня была как избавленье.
Он заглушён, ночной томящий зов
Сомненья, горечи, недоуменья.
 
 
И в створки окон брошен мне опять
Клочок зари на возвращенном небе.
Как мало нужно нам, чтоб устоять,
Чтоб дальше жить! Всего лишь птичий щебет!
1959
 

230

 
Как в море камешек простой
И свеж, и чист, и ярок!
Но ты несешь его домой —
И блекнет твой подарок.
 
 
И ты ему уже не рад
И отшвырнул… – Послушай:
Ну он-то разве виноват,
Что ты живешь на суше!
1960
 

231

 
Звенит лазурь, и ветры вторят.
И влага пенится легко.
Но то не воздух и не море
И не сейчас и далеко.
 
 
То лишь предчувствие чего-то.
Что мне обещано потом
И прозвучало словно нота
Под неуверенным смычком.
 
 
Мираж? Мечты? А если все же.
Рассудку вопреки, оно
На то, что ждет меня, похоже
И мне взаправду суждено?
 
 
Как не принять его и даже
Не слиться в радости одной —
Ты скажешь мне: с земным миражем? —
А может, с правдой неземной?
1960
 

232

 
Мне больше ничего не надо,
Ни даже девушки влюбленной.
Но если б мягкий сумрак сада,
И чтоб туда сойти с балкона,
 
 
И где-то в глубине аллеи
Густой сирени куст высокий,
И там, от радости шалея,
Сложить наивнейшие строки!
 
 
Не те, где мне сейчас так трудно.
Где сердце мечется и молит.
А те, где юность безрассудно
Себя влюбленностью неволит.
 
 
Влюбленностью в весенний вечер,
В звезду, в страданье, в незнакомку —
В тебя, что девушкой навстречу
Ко мне торопишься в потемках.
1961
 

233

 
Есть русское слово «родная»,
Которого нету нежней.
Где этого слова не знают —
На целую радость бедней.
 
 
В душе оно свято хранимо,
На людях его не слыхать,
И даже не всякой любимой
Его ты захочешь сказать.
 
 
Когда до последнего края,
Родная, с тобою дойду,
Когда на прощанье, родная,
Последнее слово найду —
 
 
То будет им снова и снова,
На все мое счастье в ответ,
Вот это заветное слово,
Нежнее которого нет.
1960
 

234

 
Я все тебя искал. Я долго шел
По всем тропинкам, будто бы без дела.
И вот тебя я так и не нашел —
Лишь ту скамью, где ты тогда сидела.
И я увидел то же, что и ты:
Пологий холм, траву сухого цвета,
Простые, бледноватые кусты —
Обычный почерк северного лета.
Но тут я вдруг твои глаза обрел.
И я увидел ими мир окрестный —
И странно: он передо мной расцвел
Как свадебный алтарь перед невестой.
Багряным цветом вспыхнули кусты,
Трава взметнулась хризолитом пенным
Кого ждала, о чем мечтала ты,
Что стало здесь все так благословенно!
1961
 

235

 
Я умер. И часы мои
С руки похолодевшей сняли.
Они еще идут. Они
Еще дышать не перестали.
 
 
Они заканчивают бег,
Так четко связанный со мною.
А завтра кто-то их себе
Возьмет, связав с судьбой иною.
 
 
И вот, не знаю почему,
Но померещилось мне, будто
Они не захотят ему,
Как мне, одалживать минуты.
 
 
Они соскучатся по мне.
По вены близкому биенью.
Что, строчкою окаменев.
Становится стихотвореньем.
 
 
По тесной дружбе тех ночей.
Когда они со мной не спали.
С цезурой спорили моей
И мой анапест обгоняли.
 
 
И вот, чтоб как-то избежать
Непрошенного новоселья,
Они начнут спешить, бежать,
На день опережать неделю;
 
 
Соскальзывать с чужой руки,
В обивке прятаться диванной,
С собою, наконец, с тоски
Покончат, захлебнувшись в ванной.
 
 
И будет их в руках вертеть
С досадой часовщик сердитый…
Но никому не разглядеть,
Какая тайна в них сокрыта!
1960