Текст книги "Очерки социально-политической истории России IX-XX вв. Часть 1"

Очерк 9. Социальный бунт Смутного времени

Так называемое Смутное время начала XVII века оставила в сердцах и исторической памяти русского народа столь глубокий след, что отголоски его слышны и спустя 400 лет.[46]46
  Например, государственный праздник 4 ноября, названный днём народного единения», связанный с датой занятия войсками второго ополчения кремля в 1612 году.


[Закрыть] В многочисленных трудах отечественных историков разного политического направления Смутное время выступает как эпоха борьбы русского народа с иноземными захватчиками. Социальная же составляющая этого времени, требования различных слоёв общества к самой центральной власти российской державы (к тому времени, к началу XVII века страна всё чаще называется уже не Московией, а Россией) либо игнорируются большинством исследователей, либо считаются второстепенным вопросом. Только историки-марксисты, выдвигая классовый подход к изучению истории, периодически выводят проблемы социальных требований масс в эпоху Смутного времени на один уровень с проблемой иностранного нашествия, но при этом само социальное движение, очень многообразное в тот период, сводят только к борьбе крестьянства против крепостничества. Даже беглый взгляд на хронологию событий в Смутное время указывает на то, что официально польский король Сигизмунд III выступил против России только в 1609 году (шведы, игравшие второстепенную роль в иностранной интервенции вначале вообще выступали как союзные России наёмные войска, и начали интервенцию только тогда, когда им не заплатил жалованье царь Василий Шуйский). Что же подвигло самое восточное европейское государство того времени на путь социальной и политической катастрофы, поставив самое себя на грань исторического уничтожения?

Конец XVI века в России впервые вывел на повестку дня подведение некоторых исторических итогов развития страны. Решение основной политической задачи – ликвидация ига Золотой Орды и постепенное завоевание Москвой её государственных осколков (причём с молчаливого согласия московских властей кочевым народам Восточной Европы и Западной Азии московское царство преподносилось как один из государственных осколков самой Орды, претендующий на объединение всех остальных) поставило перед элитой образовавшейся России новую задачу – куда идти дальше как во внешней, так и во внутренней политике. Проигрыш Ливонской войны, лишь слегка сдобренный завоеванием Сибири отрядом Ермака, привёл к неутешительным выводам. Стало ясно, пожалуй, впервые, что для успешного сопротивления европейским армиям, да и все ещё сильной орде Крымского хана нужно иметь более дееспособное государство и более сильную военную машину. Первым это понял талантливый администратор Борис Годунов, которого посещавшие Россию на рубеже XVI–XVII вв. англичане называли «лорд – канцлер». Эта «ришельевская» должность выпала на долю самого Бориса Годунова в результате борьбы в так называемом «опекунском совете», который образовался после смерти Ивана Грозного из знатных бояр и члены которого уничтожили друг друга в междоусобной борьбе. Российский «лордканцлер» происходил из рода крещёных татар. Его семья была в родственных отношениях с дядей царя Фёдора Ивановича Никитой Романовичем Юрьевым. Сестра Бориса Годунова – Ирина, была замужем за царевичем Фёдором, ещё когда тот был только младшим сыном Ивана Грозного. Сам Борис Годунов был женат на сестре известного опричного палача Малюты Скуратова и быстро сделал придворную карьеру. Появление Годунова на небосклоне российской политики было делом достаточно случайным, но именно необходимость наличия в управлении страной просто грамотного человека, с достаточно большим интеллектуальным кругозором стало необходимым для самого хода времени. Действительно, при «премьер-министерстве» Годунова – сам царь Фёдор слабый, запуганный отцовским террором человеком, главным занятием которого были беседы с монахами и чтение священных книг, политика Московского двора стала, хотя бы слегка, напоминать модернизацию. Появились печатные книги, также в Москве были созданы прототипы мануфактур – Литейный и Пушечные дворы, давшие российской истории такие шедевры ремесленного искусства как Царь-пушка и Царь-колокол. Также в Москве узнали в 1584 году, что открыта Америка, и что можно ездить учиться за границу (при Борисе Годунове были отправлены на учёбу за рубеж 11 первых русских студентов, из которых на родину вернулся один). Необходимо отметить, что сам Борис Годунов оказался достаточно толковым правителем, при котором к России окончательно была присоединена Западная Сибирь и разбит сибирский хан Кучум, удалось отвоевать у Швеции несколько городов в Прибалтике, появилась первая русская географическая карта, в 1589 году в России было введено патриаршество. Но сам Борис Годунов не захотел оставаться «лорд – канцлером». Европейская историческая традиция знает много случаев успешного сотрудничества слабого монарха и сильного первого министра. Первая половина XVII века дала такие примеры, в первую очередь в лице знаменитого кардинал Ришелье во Франции, и мене знаменитых – премьер-министра Оливареса в Испании и канцлера Оксеншерны в Швеции. Но московская политическая традиция того не знала. Перспектива быть дядей – министром у царя – племянника, буде тот родится от монаха – монарха Фёдора (последнего силой приходилось вводить в опочивальню к супруге, и царь Фёдор всю ночь молился на икону, дабы не соблазнится законной женой), явно не прельстила прошедшего опричную школу государственного выживания Бориса Годунова. После смерти 7 января 1598 года царя Фёдора, по истечению 40 – дневного траура, наступила пора избирать нового царя, поскольку у Фёдора не было наследников. Здесь впервые столкнулись две социальных линии в российской истории: Боярская дума требовала избрания царя из рода рюриковичей (потомков Владимира Мономаха или Всеволода Большое Гнездо), широкие слои дворянства и посадского населения городов впервые открыто заявили о необходимости выборности царя из числа дворянских кандидатов. Третейский суд патриарха автокефальной русской православной церкви решил с этой целью собрать в Москве Земский собор. Депутаты – дворяне на соборе и примкнувшие к ним другие социальный группы российского населения (городские посадские люди, черносошные крестьяне) организовали, во главе с патриархом шествие к вдовствующей царице Ирине (постриглась в монахине под именем Александра), с просьбой, назвать имя нового царя. Царская вдова произнесла имя своего брата – Бориса Годунова. Боярская «фракция» не сумела организовать достойную массовую оппозицию, да и между собой не сошлась на кандидатуре единого кандидата. Сам Борис Годунов, удалившийся в Новодевичий монастырь, «выдержал» в нём многомесячные «уговоры» принять царствование и 3 сентября 1598 года короновался в Успенском Соборе в Москве. Надо отметить, что в данном случае были соблюдены все процедурные нормы того времени и выбор царя, хоть и «безродного» являлся абсолютно законным актом. После коронации служилое дворянство за свою верность получило царскую милость – тройное годовое жалованье. Кое-что перепало и городскому посадскому населению.

Правление Бориса Годунова (1598–1605), уже единоличное, ознаменовалось рядом централизаторских актов, направленных на укрепление государства. Многие иностранцы, прибывавшие в Москву, говорили об политической устойчивости режима. Так, французский наёмник, Жан Маржерет, потерявший после окончания религиозных войн во Франции работу и отправившийся искать счастье ландскнехта в далёкую Россию, в своих «записках о Московии» (кстати первыё из иностранцев, назвавший московское царство империей), писал, что Московия при Борисе Годунове жила как нельзя лучше. [47]47
  См.: Геллер М.Я. История российской империи. В трёх тт. – М., 1997. Т.1. – С. 268


[Закрыть] Какие же причины побудили страну к такому явлению как Смутное время?

В первую очередь, на взгляд автора этих строк, следует к причинам, скажем так, являющихся общим фоном для создания настроений, направленных к социальным беспорядкам, отнести общее морально – психологическое настроение в российском обществе, недавно находящегося ещё в состоянии тяжкого удара после опричного террора. Далее следуют уже причины социально-экономического порядка.

Главной политической силой, поддержавшей Бориса Годунова, было русское дворянство. Его экономическое благосостояние зависело от количества прикреплённых к их землям крестьян. Уже после Ливонской войны, с самого начала административной деятельности Бориса Годунова, правительственные инстанции российского государства начали процесс переписи населения страны для обеспечения корректировки налоговой политики. Временной промежуток, когда проводились эти действия центральной администрации, были объявлены в России «заповедными летами», то есть запрещался переход крестьян к другому помещику в Юрьев день. Хотя сам юридический приказ об объявлении крепостничества и не был издан, именно эти времена стали для отечественной историографии периодом окончательного наступления крепостничества в социальных отношениях государства с русским крестьянством. Крестьяне ответили массовым бегством. Тем более, что с открывшимися для этого движения просторами Среднего и Низшего Поволжья, а затем и Западной Сибири у крестьян появились масса перспектив для бегства от помещиков. Сами же владельцы поместий увеличивали размер крестьянских податей и повинностей. Но из-за бегства земледельческого населения в центральных уездах Московского царства стало не хватать рабочих рук. Обострилось экономическое положение.

Помимо психологического фона лицезрения бесконечных убийств и казней, опричнина, как политическое явление, расшатала старые московские устои государственной жизни и не дала позитивных образцов нового государственного устройства. В борьбе с нарождающимся в России гражданским обществом Иван Грозный опирался на маргинальные элементы, включая их в опричное войско. В массе своей, этот человеческий материал не был способен к созидательной работе.

Также следует отметить и моральную деградацию самого русского общества. В период опричнины утвердилась возможность безнаказанно не уважать ни жизнь, ни честь, ни имущество государственных подданных. Православная церковь лишилась авторитетных и благочестивых пастырей, таких как Филипп Колычев. В самом православном клире укрепились угодники и карьеристы, меньше всего думавшие об укреплении народной нравственности. Кризис социальный дополнился, таким образом, кризисом религиозным. Также следует отметить сам факт пресечения династии Ивана Калиты, по мнению народной молвы явившейся божьей карой. Царская власть, в значительной степени утрачивала в глазах населения страны ореол святости и богоизбранности.

Последняя причина, по мнению зарубежных исследователей истории России, является основной. Английский исследователь истории России Джеффри Хоскинг писал по поводу причин Смутного времени: «Царь являлся «помазанником Божьим», государство было тесно связано с личностью правителя. Этот укоренившийся в сознании населения принцип, а также отсутствие промежуточных институтов власти и корпоративных организаций приводили к тому, что оппозиция могла утвердиться лишь за счёт дискредитации личности монарха. Вот почему она подчёркивала, что на троне царь «незаконный», «ненастоящий», и его должен заменить восстановленный в правах «истинный царь». Борис в данной ситуации находился в особенно невыгодном и крайне уязвимом положении».[48]48
  Хоскинг Джеффри. Россия и русские. – М., 2003. Книга I. – С.164.


[Закрыть] Здесь следует отметить именно отсутствие в России на рубеже XVI–XVII вв. каких-либо действительно промежуточных социальных слоёв и систем, типа провинциальных парламентов, городского самоуправления, форм самоорганизации элиты. Этот факт российской социальной истории отмечает и ряд отечественных историков, обращая внимание на то, что азиатский способ производства (как утвердившийся в России по марксистской терминологии – Д. К.) характерен тем, что «…в нём власть стремится опереться непосредственно на силу локальных миров (в данном случае крестьянские общины – Д. К.), где средний слой (дворянство – Д.К.) некоторая система технической связи верха и низа, а не самоценность».[49]49
  Ахиезер А. С. Россия: критика исторического опыта(социокультурная динамика России). – Новосибирск, 1997. Т.1. – С.129.


[Закрыть]

Оппозиция режиму Бориса Годунова созрела в боярских верхах. Опричнина ослабила, но не покончила с политическим влиянием княжеской знати. Конфликт нового царя с боярами Шуйскими (рюриковичами, а значит «природными» претендентами на царский престол), с одной стороны, и борами Романовыми, новыми родственниками царской династии и дальними родственниками самого царя Бориса, с другой стороны – породил своеобразную боярскую «фронду» против Годунова. Неясные до настоящего времени обстоятельства убийства младшего сына Ивана Грозного – царевича Дмитрия в 1591 году в городе Угличе, способствовали (через боярскую агентуру в народных низах) разного рода сплетням и слухам о чудесном спасении царевича Дмитрия, который вскоре придёт добывать себе престол предков. К довершению всего, в 1601–1602 гг. страну постиг страшный неурожай, приведший к голоду и появлению на дорогах шаек многочисленных разбойников. В народных массах всё это представлялось наказанием за грехи, за избрание «ненастоящего царя». Необходимо отметить, что в этом случае чувство политического благоразумия явно изменило царю Борису. Он окружил себя шпионами, поощрял добровольное доносительство. По воспоминаниям современников «…Доносили друг на друга попы. Чернецы, пономари, просвирни; жёны доносили на мужей, дети на отцов; от такого ужаса мужья от жён таились, многие от пытки померли, других казнили, иных по тюрьмам разослали со всеми домами разорили».[50]50
  Цит. по: Геллер М.Я. История российской империи. В трёх тт. – М., 1997. Т.1. – С. 270.


[Закрыть] При этом властями собственно прямо не объявлялось чего – же, собственно, нужно боятся из-за расширения слухов о спасшемся царевиче Дмитрии. Только хватали и допрашивали. Все эти меры не принесли ожидаемых результатов и только способствовали подрыву престижа новой династии. Здесь уместно привести слова классика французской литературы Проспера Мериме, который написал книгу о воцарении Лжедмитрия I, о состоянии умов в России накануне прихода самозванца: «Революции, как болезни, возвещают о себе неясным плохим самочувствием, значение которого становится понятным только позже».[51]51
  Merime Prosper. Les Faux Demetrius. Episuad du listoir de Russie. – Paris,1923. – P.34.


[Закрыть]

В этой нервозной обстановке в 1603 году в православных землях Литовского княжества, во владениях православного князя А. Вишневецкого, появляется беглец из России, выдавший себя за царевича Дмитрия. Польский король Сигизмунд III не обратил на это явление никакого внимания – мало ли бродяг приходят из Москвы. Не прельстилась и возможностью новой авантюры против православия и сама католическая церковь. Папа римский Климент VIII, после получения донесения о московском самозванце, написал на его полях: «Португальские штучки».[52]52
  См.: Широкорад А.Б. Давний спор славян. Россия, Польша, Литва. – М., 2008. – С. 181.


[Закрыть] Папа имел ввиду распространившихся в Европе после гибели португальского короля Себастьяна в 1578 году массы его «потомков» – претендентов на корону Португалии. Однако в дело вмешалась организация, про которую в Европе сложилось мнение, что они хотят быть большими католиками, чем папа римский – Орден Иезуитов. Эти «слуги христовы» пригрели самозванца, и его политические акции стали подниматься. Сама личность человека, вошедшего в историю под именем Лжедмитрий I, известна под именем беглого монаха Чудовского монастыря Григория Отрепьева. Этот бывший инок некоторое время служил в канцелярии патриарха московской православной церкви Иова, а после обретался на подворье у бояр Романовых, у которых служил ранее в Костроме, до того, как стал монахом.

В Речи Посполитой, среди политической элиты, не было единого мнения относительно нарождавшейся авантюры с московским самозванцем. Реалистически мыслящие политики, в виде крупного магната Яна Замойского считали вопрос о возможном претенденте на трон Московского царя внутренним делом «москалей». Однако победили интриги иезуитов, а у Григоря Отрепьева появился новый покровитель в лице Киевского воеводы Юрия Мнишека. Род Мнишеков не был этнически польским, они были по происхождению чехи и среди польской знати не пользовались авторитетом. Зато были близки с иезуитами. В ходе времяпровождения в замке Мнишеков будущий Лжедмитрий I тайно женился на дочери своего хозяина – Марине. По настоянию иезуитов польский король Сигизмунд III всё же дал аудиенцию московскому самозванцу. В ходе нескольких дней переговоров будущий Лжедмитрий I дал обещание королю, в случае успеха своего предприятия отдать Речи Посполитой Смоленск и Северские земли. Однако польский король не дал самозванцу никаких материальных форм поддержки. Польские историки характеризуют поведение своего монарха следующим образом: «Весьма вероятно, что этот необычайный договор, тотчас же спрятанный королём в шкатулку, ключ от которого хранился у него, был в глазах Сигизмунда только залогом, бумажкой, которую можно будет использовать впоследствии, как средство прижать».[53]53
  Валишевский К. Смутное время. – М., 1993. – С. 104.


[Закрыть]

В 1604 году самозванец получил денежные средства от иезуитов – через своего тестя и начал собирать армию. Российский историк С.М. Соловьёв писал по этому поводу: «Мнишек собрал для будущего зятя 1600 человек всякого сброда в польских владениях».[54]54
  Соловьёв С.М. История России с древнейших времён// Сочинения: Кн.1–8. – М., 1989. – С. 410.


[Закрыть] В октябре 1604 года Лжедмитрий I перешёл русскую границу и началось само Смутное время. Боевые действия развернулись в Юго-Западной части московского государства и носили переменный характер. Военное счастье склонялось то на одну, то на другую сторону. У самозванца было подвижная конное войско, что позволяло быстро маневрировать, правительственные же войска брали численностью и мощной артиллерией. Но на сторону Лжедмитрия I стали переходить различные социальные слои русского населения: жители северских городов, торговавшие с Украиной и наблюдавшие там формы городского самоуправления, на основе Магдебургского права, и хотели получить такое же; служилое сословие в пограничных городах было недовольно тяжёлой службой и малым жалованьем и польстилось на «прелестные письма» самозванца, обещавшего деньги; крепостное крестьянство надеялось, что «законный» государь дарует ему свободу от крепостной зависимости; мелкопоместное дворянство наоборот хотело поучить побольше крепостных и усилить свою политическую роль в государстве; наконец, самозванца поддержали донские казаки, недовольные присылкой Борисом Годуновым воевод к себе в Войско Донское и вмешательством царского правительства в свою внутренние дела.[55]55
  О социальном феномене русской истории – казачестве смотри очерк № 11. – Прим. Автора.


[Закрыть] Поэтому, после смерти царя Бориса Годунова весной 1605 года, Лжедмитрий I сравнительно легко переманил на свою сторону большую часть российской элиты, торжественно въехал в Москву в июне 1605 года и в быстром темпе был венчан на царство.

11 месяцев (1605–1606 гг.) правления Лжедмитрия I оставили неоднозначное впечатление. Широко описано в литературе пренебрежение нового царя патриархальными московскими обычаями. Новый царь брил бороду, пил вино, не спал после обеда, носил иноземное платье, танцевал на балах с женой («Аки горный козёл пляшет перед своей бабой», шептались по кулуарам московские бояре), и, о ужас, делал совсем не царское дело – читал книги. Но ведь мене чем через сто лет именно так начинал в России процесс европеизации великий реформатор Пётр I. Для бояр, недовольных централизаторской политикой прошлого царя, поведение нового государя явилось неприятным сюрпризом. Лжедмитрий I показал себя весьма энергичным правителем. В отношениях с другими странами он принял титул императора, строил планы дипломатического оформления военной европейской коалиции против Османской империи. Сохранил хорошие отношения с Сигизмундом III и папой римским, но не спешил выполнять данные им обещания о введении католичества в России, да и вопрос о территориальных уступках Речи Посполитой не поднимался. Во внутренней политике Лжедмитрий I попытался опереться на земские круги и с этой целью инициировал созыв Земского собора на май – июнь 1606 года, формально для обсуждения будущей войны с крымским ханством и Османской империей. С целью сблизить московский царский двор с Европой новый царь стал именовать Боярскую Думу сенатом, убеждал дворян ехать учиться в европейские университеты, намеревался открыть учебные заведения в Москве. Но все эти благие намерение были сведены на нет высокомерием по отношению к москвичам и русским обычаям прибывших с Мариной Мнишек большим числом польских шляхтичей и боярскими интригами. Интриги начались как – только стало ясно, что Лжедмитрий, нужный боярам как символ, вокруг которого можно было объединить народные массы для свержения Бориса Годунова, отказывается быть марионеткой в руках бояр.

Сначала возник заговор под руководством Василия Шуйского ещё в 1605 году протии нового царя, но Лжедмитрий пощадил заговорщиков и только отправил их в ссылку. Ночью 17 мая 1606 года, когда в Москву уже стали съезжаться делегаты будущего Земского собора, заговорщики ворвались в царские палаты. Сам Лжедмитрий I оказал сопротивление, положил секирой трёх заговорщиков, выпрыгнул в окно, но неудачно, сломал ногу и был убит. Его труп, согласно легенде, выставили на всеобщее обозрение, а потом сожгли, смешали пепел с порохом и выстрелили им из пушки в сторону, откуда он пришёл.

Со смертью самозванца – Лжедмитрия I закончился первый период смуты в России. Главными действующими лицами этой интриги были социальные верхи московского государства, желавшие поставить на престоле своего, боярского царя. Основные массы населения страны, большей частью были наблюдателями всех политических событий. После смерти самозванца, боярство, казалось, могло праздновать победу своей политической линии. Однако запущенный механизм гражданской войны – Смуты, начал действовать.

Новым царём на Руси был «выкрикнут» (именно криком толпы на Красной площади, без соблюдения традиционных для того времени процедур) руководитель боярского заговора и потомок суздальских князей Василий Шуйский, прозванный современниками «Васька – поганец». Период его царствования – 1606–1610 гг., это время сползания страны к социальной катастрофе. Сначала, правда, Василий Шуйский тут же на месте избрания, произвёл акт целования креста, в истории называемый «крестоцеловальной грамотой». В ней боярский царь обещал править, советуясь с Боярской Думой, и не забирать у бояр имущества их имений и творить справедливый суд. Эта декларация о благих намерениях не была никогда исполнена и появилась не как результат работы сословно – представительского органа – Земского Собора, а как акт сиюминутного действия, под влиянием настроения толпы. Собственно, и в будущем эта «крестоцеловальная грамота» не стала какой-либо опорой в создании элементов правового сознания для граждан страны. Нет ни одного юридического акта, который бы опирался на содержания этого «демократического документа» в российском судопроизводстве.

Но не все социальные слои российского государства встали на сторону «законного рюриковича». О непризнании Василия Шуйского объявило часть провинциального дворянства, основу которого составляло рязанское дворянство во главе с талантливым авантюристом Прокопием Ляпуновым. Сбежавшие на Юго-Запад страны воеводы Лжедмитрия I объявили о непризнании ими «боярского царя». Впервые вышли на арену внутриполитической борьбы в России поволжские народы – мордва и черемисы, потребовавшие своего участия в управлении страной. Но наиболее мощная оппозиционная сила новому московскому режиму выросла в северских землях.

Сторонники бывшего царя Лжедмитрия I, воеводы Г. Шаховской, А. Теляветский, искали «народного вождя» чтобы поднять на борьбу с Василием Шуйским широкие народные массы. Воеводы – бояре особого доверия у крестьян, казаков, и, особенно, у дворянских отрядов не вызывали. Лидером социальных низов России стал бывший боевой холоп князя Теляветского, Иван Исаевич Болотников. До этого сам Болотников провёл бурную жизнь – бежал со службы на Дон, попал в плен к туркам и несколько лет был гребцом на галерах. Затем прослужил некоторое время в вооружённых силах Венеции, воевавшей с турками. Прослышав о беспорядках в России, вернулся туда через Польшу, познакомившись там со сторонниками Лжедмитрия I. Болотников объявился в городе Путивле, у воеводы Шаховского, сторонника свергнутого самозванца. Последний дал Болотникову отряд воинов. Вокруг нового политического вождя быстро стали собираться сторонники. В своих воззваниях, от имени «царя Дмитрия» Болотников обращался в основном к социальным низам русского общества, призывая их к истреблению знатных и богатых, обещал всем прошения и льготы в рамках старой социальной программы Лжедмитрия I. Агитация имела успех. К Болотникову стали стекаться многочисленные отряды казаков, его бывших боевых коллег, группы крестьян, мстившие своим угнетателям, а также разные деклассированные элементы, уже вкусившие прелести вольной военной жизни. Одержав ряд побед над царскими войсками, инсургенты пошли на Москву. К войскам Ивана Болотникова присоединились дворянские отряды П. Ляпунова и И. Пашкова. Этот факт говорит о том, что движение социальных масс против правительства Василия Шуйского было более пёстрым, никак не связанным с крестьянской войной в её марксистском понимании. Вряд ли Иван Болотников, будучи крестьянским вождём, стал бы раздавать своим приближённым имения от имени царя Дмитрия. Отряды войска Болотникова объявили себя противниками сложившихся в стране социальных порядков, но какой-либо социальной программы не выдвинули. Только дворянские отряды декларировали свою цель – потеснить у власти боярскую верхушку и предоставить дворянам равный голос при решении государственных дел. Таким образом, сложилась парадоксальная ситуация – полностью дискредитировавшая себя центральная власть в Москве объединила против себя социальные низы – крестьян и холопов, но также и дворян, то есть антагонистические по своему содержанию социальные группы. Как говорится, это надо было суметь сделать. Однако рязанские дворяне, вступившие в конфликт с желающими занять их место взбунтовавшимися массами боевых холопов и требовавшими ликвидации крепостничества крестьянами, отложились от Болотникова и покинули осаждаемую инсургентами Москву. Составлявшие костяк боевых сил Ивана Болотникова социальные маргиналы и крестьяне не смогли силой взять столицу. Зарубежные историки так описывают конец и последствия этого практически первого на Руси анархического бунта против власти: «Шуйскому удалось собрать достаточно сильную армию, способную не только противостоять отрядам Ивана, но и нанести им поражение. Затем Шуйский установил в государстве полицейский режим, ещё более жёсткий и строгий, чем при Годунове. Этот режим вернул хозяевам многих беглых крестьян. А ещё Василий начал регистрацию крепостных и наказывал землевладельцев, укрывавших беглецов».[56]56
  Хоскинг Джеффри. Россия и русские. – М., 2003. Книга I. – С.166


[Закрыть]

Такие формы реализации «крестоцеловальной грамоты» царём Василием Шуйским вызвали новый всплеск социального недовольства. В стране появилось множества самозванцев разного разлива. Ещё к Ивану Болотникову примкнул некий «царевич Пётр», приведший с собой отряд терских казаков. Впоследствии выяснилось, что это был житель Мурома Илья, бывший бурлак на Волге, незаконный сын «посадской жёнки». Одновременно с ним появились: «царевич Август» в Астрахани и 8 «сыновей» убитого в 16 – летнем возрасте сына Бориса Годунова, царя Фёдора в окраинных городах. Можно сказать, что российская провинция поднималась против центра, против центральной власти, не выполнявшей своих социальных обязательств и обещаний. Обилие самозванцев являлась просто формой поиска «избавителя», как считают некоторое отечественные историки.[57]57
  Геллер М. Я. История российской империи. В трёх тт. – М., 1997. Т.1. – С. 301.


[Закрыть] Именно таким «избавителем» предстал вскоре Лжедмитрий II, очередной самозванец, по имени Богданка, бывший учитель из местечка Шклов в православных землях Литвы, крещёный еврей.

Здесь надо отметить, что настоящее происхождение нового политического проходимца мало интересовало современников. Одних – потому что он был независимо от имени их непримиримым врагом, других – потому, что им было в принципе всё равно под чьим именем продолжать в стране социальные беспорядки. К Лжедмитрию II присоединились не только сторонники свергнутого предшественника: польские шляхтичи – наёмники, отряды «разбойных» казаков, в массе своей состоявшие из бывших боевых холопов – социальная группа, ставшая главным очагом вооружённой смуты в государстве; персонально Марина Мнишек, после получасовой беседы «тет-а-тет» признавшая в Лжедмитрии II своего мужа. Все, кто был недоволен центральной властью, в лице боярского царя «Васьки-поганца» – присоединились к новому самозванцу. Любопытно, что в его лагерь под Москвой, в деревню Тушино, куда прибыли войска Лжедмитрия II после первых успехов над правительственными войсками, начали массой стекаться бояре. Некоторые из бояр по восемь раз перебегали от «Тушинского вора» и обратно в Москву, клянча новых привилегий и вотчин у противоборствующих сторон. Особый интерес вызывает факт присутствия в Тушинском лагере бывшего боярина Фёдора Романова, который был насильно пострижен в монахи при Борисе Годунове и ставшего потом митрополитом Ростовским… «Тушинский вор» пожаловал отцу будущего царя и покровителю первого самозванца титул патриарха под именем Филарета.